Текст книги "Лабиринт Данимиры (СИ)"
Автор книги: Агата Бариста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц)
Однажды я стояла на тумбе, пододвинутой к книжному шкафу, и пыталась извлечь толстую книгу из заднего ряда верхней полки, как вдруг почувствовала то же самое жжение, которое я всегда испытывала от чересчур пристального взгляда Кайлеана. Я чётко ощущала, как взгляд этот медленно ползёт по ногам вверх… задерживается на моей пятой точке… снова ползёт вверх, а потом возвращается к ногам… и снова к пятой точке… и надолго замирает именно на этом месте… тут я уже не выдержала и обернулась в негодовании.
Их Высочество были очень, очень заняты. Они, можно сказать, по уши зарылись в бумаги. Потом Кайлеан оторвался от бумаг и невинным голосом спросил:
– Что?
– Любуюсь, – сказала я. – Просто любо-дорого на вас посмотреть, Ваше Высочество, такой вы труженик. Одна только печаль – работаете вы сидя. Вы не могли бы делать всё то же самое, но стоя, дабы мне открылся вид ещё более чарующий?
– Нет, сидя мне удобнее, – сказал Кайлеан и снова опустил голову, но я успела заметить тень промелькнувшей улыбки.
Ну, допустим, с Кайлеаном Георгиевичем всё было понятно. Он, в конце концов, был молодым мужчиной, лишённым какого-либо другого женского общества, и разглядывать мои стати ему сам бог велел… но вот почему-то у меня возникла идея, что Кайлеану я нравлюсь, так сказать, целиком, вместе с богатым внутренним миром.
Это была неправильная и крайне вредная идея. Потому что когда один из двоих непробиваемо практичен, а у другого голова набита романтическими фантазиями, не трудно догадаться, кто в итоге останется с разбитым сердцем.
Я противодействовала некстати возникшему притяжению изо всех сил.
Это пройдёт, уговаривала я себя.
Надо только дотянуть до нашего окончательного расставания и не оказаться такой дурищей, чтобы по-настоящему влюбиться в заморского принца. А там – с глаз долой, из сердца вон. К тому же зародившаяся симпатия определённо не является преддверием настоящих чувств, размышляла я. Просто возникло что-то вроде стокгольмского синдрома. Заложник ведь может привязаться не только к тюремщику, но и к другому заложнику. Наверняка у психологов есть звучное название для такой ситуации. Синдром Монте-Кристо – Фариа… ну, не совсем то, но что-то в этом роде.
Я очень надеялась, что когда мы окажемся в Эрмитании, интерес Кайлеана спадёт сам по себе. Наверняка кроме балов и охоты дома его ждала встреча с прекрасным в лице давней пассии. Или двух.
Но всё-таки, в идеале, лучше бы их оказалось десять.
Мне почему-то казалось, что десять кайлеановских любовниц будет легче пережить, чем одну.
* * *
… День, когда было объявлено, что всё готово и утром следующего дня мы покинем «карман бога», я посчитала днём двойного избавления – и от заточения, и от чрезмерной близости к Его Высочеству. Меня переполняли смешанные чувства: завтра мы перелистнём эту страницу, и она будет закрыта навсегда… Свобода, счастье, встреча с близкими… но здесь мы прожили почти год, и столько в этом месте пережито чудного и странного… и временами забавного…
Ещё мне было чуть грустно оттого, что Кайлеан печали не выказывал совсем. Он был бодр, деловит и прервал мои лирические размышления приглашением:
– Данимира Андреевна, пожалуйте на инструктаж.
Взглянув на его оживлённую физиономию, я подумала, что, возможно, обладаю чересчур развитым воображением. Накрутила себе всякого, любительница сказочек. Может, нет и не было никакого такого особенного интереса кроме корневого инстинктивного, возникающего у мужчин автоматически, без какого-либо участия головного мозга. Вспомнилась карикатура, увиденная в Интернете: пожилая дама, лежащая на кушетке психотерапевта, говорит: «Ах, доктор, с тех пор как вы доказали, что никакие таинственные незнакомцы меня не преследуют, жизнь стала такой скучной…»
Я невольно улыбнулась своим мыслям.
Кайлеан это заметил.
– Ну, наконец-то. Повеселели. А то я уж начал подозревать, что вам хочется здесь остаться.
– Нет, не хочется. Но всё равно немного грустно – мы столько здесь пережили и никогда больше не увидим этого странного места… Вы совсем-совсем ничего такого не испытываете?
– Если мне захочется ностальгировать, я предпочту делать это перед камином в своей башне, – невозмутимо ответил Кайлеан, устанавливая стул и кресло друг напротив друга. – А сейчас ещё рано. Садитесь. – Он указал мне на кресло, сам сел на стул.
Я повиновалась.
– Выступаем на рассвете, – значительно произнёс Кайлеан, и от этих слов мурашки паникующей толпой пробежали по спине. Я сглотнула слюну, чувствуя себя новобранцем, перед которым произносит речь прославленный маршал. – Без вас я вряд ли достиг бы нынешнего успеха, но теперь во имя безопасности всё буду делать я один. Ваше дело, Данимира Андреевна, чётко следовать правилам. Невыполнение этих правил может привести к катастрофе. Повторите.
– Выступаем на рассвете… – робко начала я.
Кайлеан нетерпеливо тряхнул головой, и я поспешно отчеканила:
– Невыполнение этих правил может привести к катастрофе.
– Так. – Он кивнул. – Перед тем как вступить в портал, я возьму вас за руку. Мы будем пересекать множество миров. Эти миры – побочные явления, отблеск нашей магии… поэтому кое-что может походить на сон… Вы только помните, что это не сон. Некоторые из этих миров необычны, многие необычны и опасны. Правило первое: не отпускайте мою руку ни при каких обстоятельствах. Что бы ни случилось. До самого конца. Отпустите только по моему приказу. Это понятно?
– Понятно. Не отпускать вашу руку, отпустить только по приказу.
Он снова удовлетворённо кивнул.
– Правило второе. Не произносить ни слова. Не отвлекать. Мне нужно будет полное сосредоточение. Что бы ни происходило, говорить буду я один.
– Мечты сбываются, да? – бормотнула я под нос.
Кайлеан подчёркнуто не обратил внимания на мою реплику и с нажимом повторил:
– Говорить можно только, если я дам разрешение. Понятно?
– Понятно. Молчать как рыба об лёд.
Он помедлил, затем осведомился:
– Речь идёт о той рыбе, что тонет в камне?
– Нет, это другая рыба. У нас их много. Некоторые не рыбы даже вовсе. Я поняла, Кайлеан Георгиевич. Молчать и говорить только по вашему приказу. А вы не могли бы пояснить, как всё будет? Ну, как-то более подробно.
– Подробностей я и сам не знаю. Переход через миры вслепую – всегда импровизация, а уж наш… Главное, что вам нужно знать: отпустите мою руку – навсегда затеряетесь в параллельностях. Заговорите некстати – пропадём оба… и ещё… скорей всего, иногда вам будет страшно. Это нормально, стесняться тут нечего. Бойтесь на здоровье, только держитесь за руку и молчите. Одного можете не опасаться – подземного огня. Это моя стихия. Вам просто надо будет мне довериться.
– Ваша стихия – подземный огонь? – с живостью переспросила я. – Это многое объясняет… в вашем характере, я имею в виду.
На это Кайлеан коротко ответил «да», и зрачки его словно в подтверждение на миг из чёрных стали красными. Но я отметила, что это уже не произвело на меня столь сильного впечатления, как раньше. У многих есть дурные привычки. Некоторые, например, ногти грызут, к этому, признаться, мне было бы сложнее привыкнуть.
– Теперь об одежде.
– Форма одежды – парадная?
– Параднее не бывает. Наденете то, что я вам подобрал тогда, сразу же после воплощения.
Мой крик «Не-е-ет!» наверняка был слышен во всех тех мирах, через которые мы собирались проходить.
– У нас что, пижамная вечеринка будет? – возмутилась я.
– Так надо. Эта одежда удобна и не стесняет движений. Мне не нужно, чтобы в самый неподходящий момент на вас лопнули брюки или произошло ещё что-нибудь в том же роде. Пледа на этот раз под рукой не окажется. Волосы подберите гладко, чтоб ничего не торчало. На ноги наденете…
– Валенки, – подсказала я в раздражении. – Чтоб поддержать ансамбль. Или, может быть, кирзовые сапоги сорок последнего размера? Я видела, они у нас есть.
Кайлеан закатил глаза и некоторое время смотрел в потолок. Его губы шевелились, кажется, он считал до ста.
Потом он вернулся и произнёс:
– Данимира Андреевна, вы красивы. Очень. Любому мужчине будет совершенно всё равно, во что вы одеты. Мне тоже. Всё? Довольны? Мы можем продолжать?
Я мысленно обругала себя за невольное легкомыслие. Кайлеан, похоже, решил, что таким образом я напрашивалась на комплимент.
– Простите, больше не буду.
Он продолжил:
– … Подготовьте ту обувь, в которой ходите дома, её надо зашнуровать. Это обязательно.
Дома я ходила в полукедах на резиновой подошве, они были найдены в той же корзине с мальчиковой одеждой. Шнурки я вытащила для удобства, но помнила, куда их положила, – на полку рядом с приветом из прошлой жизни – космическими «Джимми Чу».
– Кстати, – сообразила я. – Вы же обещали испепелить те розовые босоножки! Помните?
– Обещал – испепелю. Вечером. А вы обещали показать, как в них ходят.
Я замялась, потому что, когда обещала показать Кайлеану, как ходят в «Джимми Чу», в наших отношениях ещё не было оттенка нездорового интереса друг к другу. Я даже предполагала устроить для Кайлеана шутливое шоу в виде хождения по подиуму. Теперь же стало очевидно, что подобные шоу нам противопоказаны.
– Да чего там показывать. Ходят и ходят. Ну, покажу, конечно…
– Вечером, – сказал Кайлеан. – Когда завершу приготовления. Заодно проверю свой уровень. А пока можете собираться. Сувениров с собой не брать.
Если сувениров не брать, то чего тогда собираться?
– А-а… – сказала я. – Ну, ладно. Пойду поглажу рейтузы.
… Поздним вечером я надела любимые клетчатые брючки и розовые босоножки, вышла в коридор и встала у зеркала.
Да, эта обувь действительно была хороша… и ноги мои были хороши… и я сама… на мгновение в душе всколыхнулись позабытые приятные ощущения, когда хотелось носить невероятные наряды и поражать этими нарядами кого-то особенного… как же давно это было…
В коридор из библиотеки вышел Кайлеан, я в срочном порядке вернулась в реальность, сделав скучное лицо. Как бы ни хотелось мне поразить воображение принца Эрмитании, делать этого было нельзя ни в коем случае. Напротив, надо было ежечасно помнить, что мы ни в коем случае не мужчина и женщина, мы – товарищи по несчастью.
Чук и Гек, дельфин и русалка.
В общем, братья по оружию. А один брат по оружию не должен крутиться перед другим с тривиальной целью похвастаться ногами и прочими частями тела.
– Вот. – Я вяло потопталась на месте. – Как-то так. Ничего особенного.
– Одевайтесь, пойдём во двор. Накиньте полушубок, а эти… как их… не снимайте.
Я удивлённо воззрилась на него, но послушалась.
Мы вышли во двор.
На небе кружились звёздные водовороты, и я на миг задумалась – увижу ли я ещё когда-нибудь это сказочное зрелище?
Кайлеан, стоя на крыльце, вдруг странно сгорбился, приложил руки рупором ко рту и выдохнул. Волна колышущегося воздуха пробежала по снегу, обнажая полосу тёмного асфальта.
Полоса дошла до центра двора, и там вспыхнуло такое высокое пламя, что двенадцать месяцев, увидев этот костёр, умерли бы от зависти.
Кайлеан повернулся ко мне, его глаза опять тлели красным.
– Идите, Данимира Андреевна. Бросьте обувь в огонь, и с неприятными воспоминаниями будет покончено.
Я приоткрыла рот.
– А назад как? Может, валенки взять?
– Идите, – с нажимом сказал он.
И я пошла. После превращения Кайлеана Георгиевича в снегоуборочную машину спорить с ним совершенно не хотелось.
От асфальта поднимался пар, холодно не было. К тому же дополнительный обогрев сзади придавал взгляд Их Высочества. В результате я всё равно почувствовала себя идущей по подиуму.
Дойдя до костра, я сняла босоножки и осталась босиком – асфальт оказался тёплым.
Немного постояв и легонько повздыхав, я бросила «Джимми Чу» в костёр – пламя подхватило их, несколько раз, играючи, подбросило вверх, и наконец, ещё в воздухе они почернели, потом посерели и осыпались пеплом в костёр.
Я почувствовала ощутимый укол сожаления и поспешно повернулась спиной к костру.
Кайлеан стоял на крыльце, а на освещённой стене позади него возвышался колышущийся теневой силуэт – длинноволосый и рогатый.
Кайлеан снова пригнулся и приложил руки ко рту.
Новая волна побежала от него, на этот раз асфальт был взломан изнутри, в трещинах ворочалась и выплёскивалась раскалённая лава.
Зачем он это сделал? С ума он, что ли сошёл, в отчаянии думала я и в ступоре таращилась на дышащий жаром зыбкий путь. Да лучше я по снегу пойду!
Ответ пришёл сам собой. Это же тот самый подземный огонь, кайлеановская стихия…
По уверениям Кайлеана, мне нечего было бояться.
Вам просто надо будет мне довериться, сказал он.
Просто довериться!
С доверием у меня были большие проблемы, и Кайлеан, похоже, об этом догадывался.
Я взглянула на рогатую длинноволосую тень, скрутила свой страх как могла и, судорожно вздохнув, ступила босой ногой на огненную дорожку.
Ничего не случилось. Жар и вправду не причинял вреда. Всё время, пока я индийским йогом шествовала к крыльцу, к ногам ластился невидимый сторожкий зверь с мягкой шелковистой шкурой.
Я благополучно дошла до крыльца, поднялась по ступеням.
Кайлеан встретил меня торжествующей ухмылкой.
– Теперь вы не испугаетесь, если в дороге мне придётся воспользоваться своей стихией.
– Когда-нибудь, Кайлеан Георгиевич, вас подведёт дурная привычка ставить эксперименты на ничего не подозревающих людях, – устало сказала я. – Поскольку теперь на нервной почве я не буду спать полночи, утром разбудите меня большой кружкой крепкого кофе. Я пошла к себе.
… Спала я, тем не менее, прекрасно, и проснулась немедленно, как только Кайлеан постучал в дверь.
Мы позавтракали в молчании. Кайлеан погрузился в себя, я же готовилась к расставанию с этим местом.
Всё-таки я была неисправимо сентиментальна и сейчас обводила прощальным взглядом кухню с её чёрно-белым шахматным полом, с облупившимися стенами, с перекошенной мебелью, с приткнутой в угол старой ванной…
Странное дело! Если бы кто-нибудь сейчас сказал, что мы остаёмся здесь ещё на какое-то время, я бы, наверное, умерла с горя, но одновременно мне было жаль покидать это место… я расчувствовалась так, что даже защипало в носу…
Кайлеан покосился на меня и поспешно встал.
– Нам пора.
Я тоже встала, потом просительно сказала:
– Присядем на дорожку?
– Мы только что сидели.
– Мы просто так сидели, жевали чего-то… Теперь надо сесть и спокойно подумать.
– Про что?
– Про дорожку.
Кайлеан скептически фыркнул, но сел.
– Я волнуюсь, Кайлеан Георгиевич… – пояснила я. – А вы?
Он ответил сухо:
– А мне нельзя.
Мы посидели немного, потом Кайлеан скомандовал:
– Хватит. Пора.
Мы вышли в коридор и встали перед зеркалом. Глядя на отражение Кайлеана, я заметила, как он бледен и напряжён.
Мне стало страшно заранее.
Он протянул руку, я вцепилась в неё как клещ. По-моему, теперь проще было оторвать Кайлеану конечность, чем стряхнуть меня с неё.
Глядя в зеркало, он нараспев произносил слова заклинания, одновременно рисуя на поверхности знаки перехода. Знаки какое-то время сохраняли свои очертания, а потом растворялись, как след на воде.
Кайлеан продолжал заклинать, но ничего не получалось.
Моё сердце отчаянно колотилось, меланхолия развеялась как дым. Теперь я страстно желала вырваться на свободу.
Наконец, знаки перестали исчезать, а остались на стекле в виде причудливых вмятин. И тогда зеркало замерцало, покрылось рябью, Кайлеан шагнул вперёд, потянув за собой меня. Холодная поверхность нехотя поддалась и поглотила наши тела.
Назад, в «карман бога» мы не вернулись.
* * *
… Ослепляющие ртутные переливы окружали со всех сторон, метались в хаотическом беспорядке. Сполохи были такими яркими, что я невольно прищурила глаза до щёлочек, следуя за Кайлеаном почти вслепую. Хотелось убежать от мучительного блеска как можно скорее, но передвигаться было трудно, будто окружающая среда имела плотность воды. К счастью, «зеркальный» период длился недолго.
Сумасшедшее сияние, сопротивление воздуха – всё вдруг разом исчезло, мы оказались в начале короткого коридора. Стены, пол, полукруглый потолок были покрыты чем-то серым. Бархатистое покрытие состояло из шевелящихся ворсинок, они слабо фосфоресцировали. После зеркального блеска бледный рассеянный свет казался слишком тусклым, но для глаз это была отрада.
Коридор заканчивался тупиком, глухой округлой нишей, но Кайлеан поднял свободную руку в отталкивающем жесте и двинулся вперёд быстро и уверенно. Очертания ниши начали плавиться, тупик отдалялся на глазах. Происходившее было похоже на действие тепловой пушки, проделывающей проход в слое плотного снега. Что-то похожее я видела совсем недавно…
По мягкому полу Кайлеан шагал плавно, сосредоточенно глядя вдаль, я еле за ним поспевала. Конец коридора всё отодвигался и отодвигался, мы всё шли, шли, шли в сером безмолвии без окон и дверей.
Никаких обещанных Кайлеаном опасностей не наблюдалось.
Когда скука стала ощутимой, я приступила к исполнению классической мантры путешествующих пешком.
– Куда идём мы с Пятачком – большой, большой секрет! – беззвучно выкрикивала я, стараясь шагать в ногу с Кайлеаном.
Потом приступила к следующей:
– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!
Какое-то время кричалки действовали бодряще… пока не начало казаться, что окружающее пространство уменьшилось. Вскоре пришло убеждение, что мне не кажется – потолок действительно опустился и стены придвинулись.
Я немного забежала вперёд, чтобы заглянуть Кайлеану в лицо. Оно не выражало ничего, кроме суровой сосредоточенности. Это меня немного успокоило, хотя потолок всё опускался. А вскоре начал приближаться и тупиковый конец коридора.
Когда кайлеанова макушка начала почти касаться потолка, он остановился, опустил руку и выдохнул:
– Всё. Слишком много сил отнимает. Выходим из безопасной зоны. Помните о правилах?
Я кивнула.
– Хорошо. Тогда идём.
Он повернулся и шагнул прямо в стену. Я, мысленно пискнув, последовала за ним, и – после краткого мига темноты – мы очутились на шумной городской улице.
По обеим сторонам узкой улицы возвышались небоскрёбы, отчего казалось, что мы вошли в глубокое ущелье. Был тёмный дождливый вечер, но мрак рассеивали огни фонарей и световой рекламы. Разноцветное сияние отражалось в лужах, мокрый асфальт блестел, пешеходы под зонтиками бежали мимо, не проявляя к нам интереса.
Что это за город? Нью-Йорк? – гадала я, пока не заметила, как на уровне верхних этажей проносятся невиданные мной прежде летательные аппараты.
Кайлеан, задвинув меня за спину, пошёл против людского потока. Сначала ему удавалось довольно ловко лавировать среди встречных, но постепенно их количество увеличилось, столкновений было не избежать. Если раньше никто не обращал на нас внимания, то теперь пешеходы проявляли неуклюжую, но назойливую агрессию – они, проходя мимо, толкали Кайлеана, пинали, некоторые гортанно выкрикивали что-то непонятное, но явно злое.
Особенно меня поразила одна дама: тучная, в возрасте, она принялась маячить перед Кайлеаном и тыкать в него острой пикой сложенного зонтика, попутно пытаясь ударить объёмистым пакетом. Поскольку одновременно на Кайлеана нападала ещё пара прохожих, он еле успевал отбиваться единственной свободной рукой, не в силах миновать препятствие. Над прыжками и ужимками дамы можно было бы посмеяться, если бы не её глаза – белые, пустые, постоянно съезжающие куда-то в сторону. Она тяжело дышала, из красного накрашенного рта брызгала пенистая слюна…
Я высунулась из-за Кайлеана, ухватила безумную за рукав и с такой силой рванула на себя, что она завалилась на асфальт, угодив в лужу.
Холодная вода ли её отрезвила или боль от падения, но лицо у неё вдруг сделалось осмысленное, хотя и недоумённо-испуганное. Стало видно, что это обычная немолодая тётечка, в общем, вполне приятная глазу. Она, раскидав ноги, сидела в луже и озиралась по сторонам. Потом взгляд остановился на нас, и в нём проступила обида. Ей явно казалось, что она спокойно шла по своим делам, а невоспитанная молодёжь налетела и сбила с ног.
Поскольку в некотором роде так и было, мне стало неудобно, я хотела помочь ей подняться, и даже сделала шаг в ту сторону, но Кайлеан, отразив удар очередного прохожего, потянул меня обратно, буркнув:
– Оставьте, уходим.
Бросив на женщину прощальный извиняющийся взгляд, я подчинилась.
Он пустился наперерез прохожим (свою порцию тычков и проклятий получила и я), свернул в проулок и там остановился.
– Измерение нервничает, – сказал он и, морщась, потёр ушибленное плечо. – Не любит чужаков.
Я тоже потёрла нывшее предплечье и глазами показала: ужасно.
В ответ на это Кайлеан заметил:
– Нам-то что, мы проходили транзитом. Представьте, каково застрять там надолго. Особенно, если не помнишь, что из другого измерения. Живёшь от несчастья к несчастью и не понимаешь почему…
Не успела я обдумать такую перспективу – больше всего меня поразила возможность потери памяти, как Кайлеан двинулся по пустынному проулку.
Наверное, мы переходили или уже перешли в следующее измерение, потому что здесь всё было по-другому. Шум затих, не сверкали огни рекламы, не светили фонари, но выглянувшая луна залила всё мертвенным светом, в котором испарения, курившиеся над мокрым асфальтом, приобрели призрачный голубой оттенок. Шум улицы за спиной исчез, и наши шаги стали единственным звуком, нарушавшим тишину… пока к ним не добавились какие-то шорохи, доносящиеся сверху.
Я завертела головой и засекла какое-то движение на пожарной лестнице – сначала с одной стороны, затем с другой. Кайлеан, очевидно, тоже знал, что мы не одни, поскольку ощутимо напрягся.
Когда сверху одна за другой стали планировать юркие фигурки, это не явилось неожиданностью, но дорогу, тем не менее, нам преградили.
… Их было много, и они были похожи на прямоходящих летучих мышей, но – увы – никаких ассоциаций с красавцем Бэтменом. Невысокие – мне по плечо или ниже, большеухие, с тёмными угрюмыми личиками, с торчащими клычками и крыльями, которые выступали над плечами и в сложенном виде почти доставали до земли.
– Мы не будем драться, – сказал тот, что выступил вперёд. Голос у него был скрипучий. – Отдай нам сладкую кровь, и можешь идти, иноземец.
– Сладкая кровь нужна мне самому, – возразил Кайлеан.
Говорящий усмехнулся.
– Зачем ты лжёшь, мальчик? Ты не из наших, тебе не нужна кровь для жизни.
Я подавилась смешком… Назвать Кайлеана Георгиевича мальчиком? Ба-альшая ошибка!
Но против ожидания Кайлеан реагировал вполне спокойно.
– Не для моей жизни, но для жизни моего клана. – Он чуть повернулся в мою сторону, подмигнул и расшифровал, чтобы уж ни у кого не оставалось сомнений: – Размножаться хочу.
Тут мне стали понятны две вещи. Первая – что под «сладкой кровью» подразумевалась моя особа, а вторая – несмотря на все запреты, я сейчас тоже расшифрую свои мысли по этому поводу.
Я уже набрала воздуху в грудь, но Кайлеан очертил перед моим лицом медленно тающий овал, в котором истерически билась об лёд большая мультяшная рыбина. Я засопела, закусила губы и смолчала.
– Каков твой клан, чужеземец? – тем временем продолжил светскую беседу мохнатый вожак.
Кайлеан засмеялся как-то лениво, с оттенком полной власти над происходящим.
– А ты не узнал, тонкокрылый?
Вожак встопорщил крылья и зашипел, подавшись вперёд, – наверное, эпитет «тонкокрылый» был не слишком лестным, и вся шайка вслед за вожаком нервно зашелестела крыльями.
У меня было ощущение, что от нападения нас отделяют секунды, но Кайлеан так же лениво продолжил:
– Когда кровь Карагиллейнов разъест твою глотку, может, тогда ты догадаешься?
И тут они синхронно, как в отработанном флэш-мобе, отступили назад, а потом так же дружно повалились ниц.
– Прости нас, создатель, – не поднимая головы, пробормотал вожак. – Но вы покинули хаундов, и хаунды стали забывать…
– Пришло время вспомнить.
Среди распластанных фигур зародилось некое оживление.
– Будет охота, господин?
Кайлеан задумчиво разглядывал крылатую толпу.
– … Может и будет. Но сейчас мне нужен проход через вашу землю и немедленно.
Хаунды закопошились, неуклюже отползая, чтобы расчистить пространство.
Мы шли по пустынному городу, залитому лунным светом, и жадный шёпот витал вокруг меня: «Сладкая кровь уходит… ах-х-х… сладкая кровь… ах-х-х…»
Хаунды незримо сопровождали нас до границ измерения, кровожадный шелест не умолкал всё это время. Мурашки ползали по моей спине, но Кайлеан как локомотив целеустремлённо тащил меня за собой, и вскоре мы покинули землю маленьких вампиров.
Едва мы переступили границу следующего измерения, оказавшись на пыльной дороге среди бескрайних полей, засаженных чем-то вроде гибрида ананаса и капусты, я упёрлась и остановила Кайлеана. Когда он взглянул на меня с невинно-вопросительным выражением, я топнула ногой и несколько раз гневно подёргала его за руку.
– Что я им должен был сказать? – произнёс он с кислым видом, – что веду вас для партии в шахматы? Прадед создал хаундов бесполыми, для них размножение – чудо, и своим заявлением я поднял ваш статус до небес. Они сразу поняли, что я буду биться до конца, и порядком струхнули.
Я недоверчиво смотрела на него. По-моему, до небес он поднял наш статус заявлением о принадлежности к клану Карагиллейнов, а всё остальное было с его стороны развлечением и питьём бензина. Но изобразить это соображение пантомимой было сложновато, и я махнула рукой на кайлеановскую выходку. Тем более, что капустоананасы вдруг зашевелились и поползли в нашу сторону.
Сельскохозяйственное измерение мы прошли по дороге из лавы – Кайлеан обратился к своей стихии, когда от хищников поползли в нашу сторону змеевидные лианы.
Потом было ещё много городов, посёлков, лесов, полей и снова городов. От бесконечных переходов моё сознание стало мутиться, ноги заплетались, а руку, которой я цеплялась за Кайлеана, я порой вообще переставала чувствовать.
Несколько раз Кайлеан вступал в схватку с жителями измерений – с монстрами или просто людьми, но чаще нас не замечали.
Мне врезался в память один город в стиле закопченного средневековья.
Мы шли по булыжной мостовой. На всех перекрёстках горели костры, разрезая холодный воздух столбами чёрного дыма. Немногочисленные горожане, одетые как герои шекспировских пьес, сидели на стульях, табуретках, ящиках вокруг костров, негромко переговаривались, грели руки и смотрели в пламя.
Казалось, они проводят возле костров всю свою жизнь.
Когда мы проходили мимо, один из них вдруг встрепенулся, вскочил и направился к нам, попутно доставая из кармана какой-то предмет. Я было напряглась, но он вытащил какую-то шапку и торопливо нахлобучил её на голову. Это оказалась шапка шута, шапка арлекина – с длинными тряпичными рогами и с бубенчиками.
Человек приблизился, прыгая и кривляясь, и, несмотря на то, что его худое большеглазое лицо всё время подёргивалось, я поняла, что он молод – может быть, мой ровесник, может, ещё моложе.
Шут то сопровождал нас с одной стороны, то перебегал на другую, а потом под звон негромким чистым тенором завёл однообразную песню… которая мне очень не понравилась. В этой песне не только мотив был однообразным, но и слова:
– Принц ведёт себе невесту, птичку в золотую клетку… Принц ведёт себе невесту, птичку в золотую клетку… Принц ведёт себе невесту, птичку в золотую клетку…
… Я еле успела броситься на руку Кайлеана, и заряд, который должен был испепелить певца, прошёл мимо. На стене, сложенной из грубого тесаного камня, осталось большое пятно копоти.
Шут сел на мостовую и, закрывая голову руками, горько заплакал, а Кайлеан сердито выкрикнул:
– Какого дьявола, Данимира Андреевна?
Я выразительно посмотрела на него и покрутила пальцем у виска. Потом, догадавшись, что меня могут неправильно понять, потыкала в сторону плачущего и снова изобразила тот же жест.
Не знаю, что помогло больше – мои ужимки или чужие рыдания, но Кайлеан остыл быстро и, хотя ноздри его сердито раздувались, он фыркнул, отвернулся и потащил меня дальше.
Странный шут отстал, а песенка – нет.
Удивительно навязчивая мелодия…
Когда мы проходили сквозь анфиладу залов заброшенного пустынного дворца, из окон которого можно было видеть только жёлтые барханы, простиравшиеся до горизонта, в воздухе стояло негромкое, но ощутимое не то гудение, не то жужжание. Даже пол здесь был покрыт толстым слоем песка, и мне казалось, что звуки издают сами песчинки. Наверное, от звукового зуда в ушах навязчивая песенка ожила как неубиваемый зомби и принялась колобродить в сознании. Тогда я в сердцах подумала, что лучше бы Кайлеан испепелил певца-дурачка до того, как он открыл рот.
Но тут анфилада закончилась.
Кайлеан налёг плечом на тяжёлую резную дверь, она отворилась, и жужжание исчезло вместе с песенкой.
Могучий рёв ударил в уши.
Мы оказались на широком мокром гранитном выступе посреди грандиозного водопада. Гранит обрывался в пустоту, по обеим сторонам его окружали бурные пенистые воды, неудержимо несущиеся к краю пропасти; берега скрывала завеса водяной пыли, да и существовали ли они?
Кайлеан подвёл меня к краю, взмахнул рукой, очертил круг над нашими головами и щёлкнул пальцами.
Шум пропал, будто отключили ток, питающий гигантские динамики.
В звенящей тишине Кайлеан сказал:
– Конец пути, Данимира Андреевна. Последний переход. Я сосчитаю до трёх, и прыгаем вниз. Если всё будет хорошо, окажемся в Эрмитании.
Я, вытянув шею, заглянула в кипящую бездну, потом воззрилась на него с вопросительным выражением: а если всё будет плохо?
Кайлеан как всегда понял правильно.
– Водяную пыль видите?
Я на всякий случай ещё раз огляделась по сторонам и кивнула.
– При неблагоприятном исходе окажемся в том же виде. Пожалуй, ради такого случая… можете говорить, Данимира Андреевна. Вам есть что сказать?
Он с насмешливым любопытством наблюдал за мной.
О да. Мне было что сказать.
Я откашлялась и чуть хриплым от долгого молчания голосом сказала:
– А представляете, Кайлеан Георгиевич, вот возвращаемся мы, и попадаем на Землю, а там, оказывается, прошли тысячелетия, и все давным-давно улетели на Марс или ещё куда, и планета вся такая дикая, заросшая, и города разрушены, и дороги… кругом одни беспечные животные, а из людей только мы с вами вдвоём…
Кайлеан Георгиевич, видимо, слишком живо представил себе эту картину, потому что сначала замер, глядя каким-то расфокусированным взглядом, а потом вдруг наклонился и поцеловал меня в губы.
Поцелуй был краток и длился всего на долю секунды дольше, чтобы считаться целомудренным, но мне хватило и этого мгновения: сердце ухнуло вниз, ноги стали ватными, а в голове образовалась пустота.
Эта пустота помешала мне напугаться… хотя стоило бы, и помешала вовремя вспомнить, что можно говорить вслух. Я немо уставилась на Кайлеана.
