Текст книги "Лабиринт Данимиры (СИ)"
Автор книги: Агата Бариста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 48 страниц)
Кайлеан некоторое время сосредоточенно разглядывал «Джимми Чу», потом заявил:
– Хорошо. Но перед испепелением покажете, как в этом ходят. У меня самого воображения не достаёт. Я вначале подумал, это пыточное приспособление типа «испанского сапога».
Я встала, и комната вновь покачнулась. Кайлеан крепко ухватил меня под локоть, и так, с его помощью, я двинулась на кухню. Каждый шаг в человеческом теле был труден, но доставлял мне неизъяснимое удовольствие.
В коридоре Кайлеан вдруг остановился и спросил:
– Данимира Андреевна, как вы сейчас себя чувствуете?
Я прислушалась к организму и сказала:
– Да вроде ничего. Голова немного кружится, но это с непривычки, потому что пол слишком далеко. А так вообще нормально.
– Тогда вы выдержите несколько вопросов, – сказал Кайлеан и подвёл меня к зеркалу. – Это важно.
Из зеркала на меня глянула тощая бледная немочь с синяками под круглыми совиными глазами и со спутанной копной волос, напоминающей взрыв на фабрике макаронных завитушек. Широкая футболка свисала с меня как с вешалки, тренировочные штаны обтягивали тощие ноги, из-за чего казалось, что я стою на ходулях, зато на коленках подлые штаны жизнерадостно пузырились.
– Ой, ужас какой, – я страдальчески сморщилась и отвернулась. – Нет-нет, я ещё слишком слаба, чтобы вынести это страшное зрелище. На самом деле я не такая, я немного симпатичнее… честное слово. Уведите меня прочь.
Кайлеан неразборчиво хмыкнул и отмахнулся.
– Оставьте кокетство, Данимира Андреевна, повернитесь. Мне нужно ваше отражение.
Я превозмогла себя и вновь взглянула в зеркало, мимоходом отметив, что красная нить на запястье в зеркале не отражается.
Нет, всё-таки ужас-ужас, опустите мне веки.
– Мне надо кое-что выяснить, – продолжал Кайлеан, – и я намерен истратить часть драгоценной магии на необходимые иллюзии, так что отвечайте правдиво… без этих ваших штучек. Знакома ли вам такая женщина: она очень похожа на вас, только глаза у неё… м-м-м… не серебристые… а зелёные… – он провёл рукой по лицу моего отражения и цвет глаз переменился. – Волосы у неё прямые и тоже другого цвета – почти белые… – Он снова провёл рукой вдоль зеркала, и волосы у зеркального изображения заструились светлым шёлком. – Кожа без этих ваших… – Кайлеан в затруднении пошевелил пальцами, – крапинок…
– Без веснушек, – пролепетала я, глядя, как под плавными взмахами кайлеановской руки отражение превращается в портрет моей матери.
– Брови, пожалуй, темнее и шире… и она явно старше, хотя выглядит молодо.
Он ещё раз провёл рукой, и мама уставилась на меня расширенными глазами из-за зеркального стекла.
Я стояла в остолбенении.
– Ну? Что вы затихли? Вы знаете её? Я же вижу – узнали! Кто это?
После долгого молчания я прошептала:
– Это мама.
Кайлеан взял меня за плечи и развернул к себе лицом.
– Чья мама? Выражайтесь яснее, – бросил он в нетерпении.
– Это. Моя. Мама. Что вам неясно?
– Ваша мать?!.. Что за… А кто она, ваша мать?
Я приподняла брови от умственного напряжения.
– … Ну, как сказать «кто»… Мама ведьма, все говорят – сильная, работает библиотекарем. Что ещё… Она очень хорошая. Добрая, красивая, умная. – Подумав, я добавила: – Мы все – мама, папа, я – живём в Оленегорске. Это небольшой рабочий посёлок на севере моей страны. Я из простолюдинов, Ваше Высочество.
Вообще-то не стоило рассказывать про Оленегорск, где находился цех по производству магического оружия, лицу адской национальности, но рядом с зачарованной долиной для камуфляжа был построен ещё один посёлок Оленегорск, там тоже были промышленные предприятия, и он существовал вполне официально, будучи отмеченным на всех картах Кольского полуострова. Я подумала, что если не вдаваться в подробности, то сойдёт.
– А отец?
– Папа на заводе работает. Там же, в Оленегорске.
Кайлеан шарил глазами по моему лицу.
– Да нет, – сказал он, отстраняясь. – Всё это полный бред… А может быть, ваша мать часто отсутствует? Длительные командировки, частые посещения родственников?
Мама иногда ездила на семинары по сейду. Я пожала плечами.
– Бывает, но я бы не назвала бы это частыми и длительными отлучками. Примерно раз в полгода… уезжает дня на три по магическим делам… иногда выходит чуть дольше, но не больше недели. Мама вообще не может отлучаться надолго, в нашей библиотеке книги со сложным характером, без мамы они начинают хиреть и капризничать.
– Нет, это не то… А ваша мать когда-нибудь говорила что-нибудь о Свободной Конфедерации?
– Специально – нет, никогда. Мама вообще не любит разговоров о политике.
Кайлеан метнул в меня острый взгляд.
– То есть, ваша мать избегала разговоров о Конфедерации?
– Знаете что? Когда очень хочется, то всё можно интерпретировать в нужном свете безо всяких наводящих вопросов. Если вы сейчас начнёте рассказывать, что мама – глубоко законспирированный агент Ада, то я вам не поверю. Мама вообще очень домашний человек – у нас дом всегда сверкает, на обед первое, второе, третье и компот, бельё свежепостирано, цветы политы. И всё такое прочее. А в чём дело-то?
Кайлеан впал в задумчивость и рассеяно проговорил:
– Я не привык делиться неподтверждёнными домыслами. Мне пока самому ничего не понятно. Пойдёмте, Данимира Андреевна, я вас накормлю. Потом мы будем пить кофе, и вы расскажете мне подробнее о себе, о своих родителях и о том, как вы здесь очутились. И пожалуйста, без этих ваших…
– … без штучек, я в курсе. А всё-таки, в чём дело?
– Я уже говорил, домыслами не делюсь.
И эти люди учат меня не скрывать информацию, сердито подумала я.
… Но ещё он назвал мои глаза серебристыми, за это кое-что можно было простить.
Завтрак тоже оказался не таким прекрасным, как я представляла. Мне была выдана тарелка овсянки. Очень скромной овсянки – на воде, без масла, соли и сахара.
– Так надо, – сурово сказал Кайлеан в ответ на разочарованные стоны. – Я не для того вытаскивал вас из кошачьей шкуры, чтобы вы в первый же день умерли от обжорства.
– А кофе? Вы обещали!
– Покончите с овсянкой – будет вам кофе.
Я героически съела овсянку. По правде, особого героизма не потребовалось. Я и забыла, как приятно съесть что-то горячее. Подавив желание вылизать тарелку, я выжидающе уставилась на Кайлеана.
Он подал мне чашку светло-коричневой, исходящей паром жидкости со слабым запахом кофе.
– Крепкого кофе вам пока нельзя, – пояснил Кайлеан.
– Ладно, для первого раза сойдёт. Но мне предстоит вспоминать не очень приятные события. Неужели я не заслуживаю крошечного вознаграждения в виде маленького пирожного? Я сладости раньше не очень любила, а сейчас так хочется, просто сил нет…
Кайлеан нехотя согласился.
– Хорошо. Немного углеводов не помешает. Но только маленькое пирожное, очень маленькое.
– Малипусенькое! – радостно воскликнула я. – С миндальным кремом и вишенкой на верхушке взбитых сливок… или нет, крем пусть будет шоколадным, а вместо вишенки – апельсиновый цукат… или нет…
– Выбирайте сами. Довести вас до холодильника?
– Я сама.
Я мелкими осторожными шажками приблизилась к холодильнику, попыталась представить себе то, что хотелось бы, открыла дверцу и вздрогнула.
– Что там? – встрепенулся бдительный Кайлеан.
– А-а… это… нет-нет, ничего.
В два шага Кайлеан оказался возле холодильника и распахнул его.
– Данимира Андреевна! Это что? – вскипел он. – Это называется «малипусенькое»?
В холодильник был впихнут трёхъярусный торт, из тех, что подают на свадьбе – белоснежный, украшенный розочками и марципановой парочкой молодожёнов, вальсирующих на верхушке торта.
– Это не моё, это мне подбросили, – быстро сказала я с интонациями опытного уголовника.
– Вот как? И кто же?
– Враги.
– Какие?
– Всякие. Большие и маленькие. Толстые и тонкие. Умные и… – Я с силой захлопнула дверцу холодильника, пока Кайлеан не успел разглядеть то, что успела увидеть я: парочка на вершине торта подозрительно напоминала нас самих.
Это просто типаж такой, сказала я себе. Высокий темноволосый жених и златокудрая невеста. Только у марципанового жениха был намёк на закрученные по-бараньи рога, а у невесты из-под платья торчал кончик чёрного хвоста.
При этом я совершенно точно знала, что ничего подобного не воображала. Может быть, свадебный торт и промелькнул в моём подсознании как символ чего-то большого, роскошного и очень вкусного, но нереальная парочка могла мне привидеться только в горячечном помрачении рассудка.
– Ну-ка, ну-ка, дайте я ещё раз взгляну, – нахмурясь, сказал Кайлеан.
Я упиралась, но он легко отодвинул меня в сторону.
Сейчас Их Высочество увидит эту сладкую фантазию и подумает обо мне бог весть что. И не докажешь ведь. Я зажмурилась от стыда.
– Другое дело. Можете же, если захотите, – произнёс Кайлеан одобрительным голосом.
Я раскрыла глаза и тоже заглянула в холодильник.
На маленьком блюдечке стояла маленькая песочная корзиночка с фисташковым кремом. В крем был вдавлен одинокий зелёный орешек.
Я с облегчением выдохнула.
– Честное слово, не знаю, как это получилось в первый раз.
– Не стоило позволять вам вставать, состояние ещё должно стабилизироваться. Сейчас мы пойдём обратно, кофе вы выпьете в постели, а потом расскажете мне обо всём без вранья.
* * *
… Я сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, закутавшись в плед как индейская скво. Надо сказать, Кайлеан умел слушать. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что его интересовала каждая мелочь. Воодушевлённая таким вниманием, я изложила свою грустную историю более чем подробно, даже в красках описала, как глупо вертелась перед Мартином и ведьмами, примеряя наряды, как наивно воображала, что смогла произвести на Мартина впечатление роковой красотки.
– И ведь я сама пригласила их зайти в дом, представляете? Они же, как желающие причинить мне зло, не смогли бы войти, так я сама их впустила, слабоумная, – восклицала я в припадке самобичевания. – Мне даже в голову не пришло задуматься, почему вся компания дружно захотела покурить – они заговорённый порог не могли переступить.
– Не вините себя слишком, Данимира Андреевна, – довольно мягко произнёс Кайлеан, выслушав мои причитания. – Вы слишком молоды и слишком неопытны. У вас было мало шансов избежать печальной участи, поскольку совершенно ясно, что на вас шла целенаправленная охота. Само собой, были применены заклинания, оказывающие затуманивающее воздействие на разум жертвы, чтобы ослабить способность здраво мыслить и критически оценивать действия охотников. Это видно хотя бы по тому, что в вашем изложении главный злодей выглядит плоской картинкой из женского чтива.
– Разве? – удивилась я. – А по-моему, нет. Я же вам его описала. Мартин был весь такой яркий… Не просто красивый, а лучезарный, сияющий… да ему все девчонки вслед оборачивались. От него действительно лучи исходили… мне, дурочке, казалось, что это лучи добра…
Кайлеан усмехнулся.
– Вот я и говорю – глянцевая картинка, никаких признаков реального человека. Смотрите сами. Например, вы говорили, что этот ваш Мартин явился издалека, из какой-то приморской местности…
– Из Прибалтики он явился. Так в моей стране называется область на побережье Балтийского моря.
– Область? Из какой конкретно страны он прибыл? Из какого города?
Я пошарила в нужном уголке памяти и призадумалась – там было пусто, потом недоумённо захлопала ресницами.
– Не знаю… Я слышала, что он, вроде, из Прибалтики, и похоже было – акцент, внешность, манеры. Мне казалось почему-то, что он рижанин… даже не знаю почему… он точно не говорил, а я ведь не спрашивала… Это на меня совсем не похоже. Не то, чтобы я страдаю излишним любопытством, но мы много общались, и вроде дружили, было бы совершенно естественно поинтересоваться… но я ни разу не спросила… как странно…
– Он вам рассказывал что-то про свою семью, друзей, про университет, в котором учился?
Я снова похлопала ресницами.
– Нет.
– Где он жил в вашем городе?
– Не знаю.
– Сколько ему лет?
– Не знаю.
– Вы хоть знали, к какому роду он принадлежит? Его фамилию знали? Отчество? Это же в традициях вашей страны – добавлять имя отца к личному имени.
Я уже молчала. Кайлеан был полностью прав. Несколько месяцев я общалась с призраком по имени Мартин, заворожённая его внешним блеском… Господи, да я вообще ничего о нём не знала, но ни о чём не спрашивала!..
Кайлеан продолжил дознание.
– Вы также говорили, что после прогулки по музею долго бродили по городу и разговаривали… о чём?
Я снова напрягла память и снова наткнулась на пустоту.
– Да так, ни о чём… Пустяки какие-то… Он шутил, анекдоты рассказывал… стихи читал… чередовал – то анекдоты, то стихи… то смешно, то красиво… то смешно, то красиво…
– Какие стихи? Про что?
– Какие-то… Не помню… про что-то красивое… Не помню ни единого слова… но было необыкновенно хорошо, вот ощущение хорошо помню.
– Это были не стихи, Данимира Андреевна, а заклинания… – просветил меня Кайлеан. – Вас заговаривали, чтобы склонить к… э-э-э… близости.
– Да не надо было меня склонять, – промямлила я, опуская взгляд и разглядывая сцепленные в замок руки. – Я и сама склонялась – я ведь была в него влюблена… Вы, Ваше Высочество, наверное, видите мою ауру насквозь… но я девственница не потому, что холодна или чересчур высокоморальна. Просто как-то всё нескладно выходило… ещё со школы… невезучая я в этом плане. Ведьма-неудачница.
– С этого момента можете считать свою неудачу самой большой удачей в жизни.
Это было сказано таким голосом, что я подняла взгляд на Кайлеана. Кайлеан выглядел довольным, как кот, наевшийся сметаны. Почему-то мои неудачи в личной жизни согрели сердце Их Высочества.
Я нахмурилась. Он был, конечно, прав, но меня покоробило выражение довольства при обсуждении трагического для меня вопроса.
– Почему это?
Кайлеан уже согнал довольство с лица и буднично сказал:
– Ну, были бы сейчас пятой в свите этого вашего призрачного Мартина… Вы что, этого хотели бы?
Я выпростала руку из-под пледа, и помахала ею, отгоняя отвратительное видение.
– Господь с вами, нет, конечно… – Тут я вспомнила, – кстати, этот Мартин вовсе не мой. Он скорее ваш. Мне тут недавно подумалось, что он из вашего измерения.
– Безусловно. Кроме прочих признаков, сцена в музее ясно это доказывает. Управлять порождением древнеегипетской магии мёртвых – задача, которая вряд ли по силам кому-либо из вашей отсталой Империи. Но вы-то как догадались?
– Кайлеан Георгиевич! А вам не кажется, что без конца обзывать чью-то родину отсталой не очень хорошо?
Кайлеан Георгиевич царственно проигнорировал мой вопрос. Он ожидал ответа на свой.
– Тогда, после музея, когда Мартину не удалось меня поцеловать, он начал ругаться на том же языке, что и вы. «Хатшепсутом» ругался. Ещё он тогда много раз произнёс «хнуф», и что-то вроде «ш-ш-шес-с-сему», и…
– Достаточно, – остановил меня Кайлеан. – Имейте в виду: девушкам такое лучше не произносить. Разве что в экстренном случае, – с сомнением добавил он. – А заклинали вас тогда, видимо, предвидя некие сложности… э-э-э… в обольщении.
– Это да, сложности случились, – печально усмехнулась я. – Билась током, как заправский электрошокер. Тогда меня это спасло, но теперь я боюсь, что так будет всегда. Наверное, мне лучше уйти в монастырь, чтобы никого не травмировать. А мне хотелось, чтобы было как у всех нормальных людей – муж, дети, дом, полный собак, кошек и хомячков…
Я пригорюнилась, но Кайлеан не обратил на это особого внимания.
– Заводите лучше крыс, – прокомментировал воспитанник Мелиссы и продолжил: – Вашу подругу Евгению тоже устранил ковен. Она, разумеется, не подпустила бы их к вам. Поэтому ковен завладел её волей и заставил прыгнуть с крыши. Им нужно было, чтобы вы остались в одиночестве.
Как только Кайлеан произнёс эти ужасные слова, стало ясно, что это истина. Я и сама пришла бы к такому же выводу, если б у меня было время спокойно подумать.
– Но зачем она купила дурацкий телескоп? При чём здесь дурацкая комета? – закричала я, сразу же позабыв о своих горестях. – Если они и так могли заставить Женьку сделать что угодно, то к чему эти дикие детали?
Кайлеан посмотрел на меня с непонятным выражением.
– Вам сложно будет понять, – нехотя пояснил он. – Это была шутка такая, Данимира Андреевна. У кого-то из ковена такое чувство юмора.
14
Как и обещал Кайлеан, через три дня я более-менее восстановила навыки управления человеческим телом. К этому времени я привела в порядок волосы и подобрала кое-какую одежду (позорные рейтузы и растянутая футболка были понижены в статусе до пижамы).
Женской одежды в шкафах не нашлось – ни юбок, ни платьев, ничего подобного; мужские вещи были или необъятного размера, или безобразного вида, а чаще всего сочетали оба этих недостатка. Но я не сдавалась – и в кладовке, в плетёной корзине, задвинутой под нижнюю полку, обнаружила несколько вещей подросткового размера, они-то и составили основу моего нового гардероба. Там имелся серый, в мелкую клетку, мальчиковый костюмчик, возможно школьный. Я примерила, и неожиданно он подошёл лучше всего. Брюки были коротки, слегка тесноваты, зато неплохо сидели на бёдрах и не сползали, поэтому в отличие от брюк большего размера их не надо было подпоясывать какой-нибудь тесёмкой. А пиджак-френч обладал объёмными накладными карманами на груди – тоже немаловажная деталь, учитывая отсутствие некоторых сугубо женских деталей туалета.
Я свернула волосы в узел на затылке, подвернула брючины ещё короче, посмотрелась в зеркало и с удовлетворением нашла, что в этом образе есть что-то стильно-винтажное, навевающее мысли о двадцатых годах прошлого века и сельской Англии. Можно было даже вообразить фотосессию журнала «Вог», где я в этом костюмчике и в кепи позирую с двумя ватер-спаниелями на фоне велосипеда и кирпичной стены, увитой плющом.
Когда я предстала перед Кайлеаном в новом облике (питая надежду, что услышу что-нибудь одобрительное, вроде «ну вот, совсем другое дело»), он оторвался от своих чертежей, скользнул по мне взглядом и снова уткнулся в бумаги, но попутно осведомился, не боюсь ли я, что брюки лопнут в какой-нибудь неподходящий момент. Я – с некоторым разочарованием в душе – заверила, что пока на свете не перевелись джентльмены с пледами, мне нечего опасаться. Кайлеан хмыкнул и больше к этому вопросу не возвращался, его гораздо сильнее интересовали обстоятельства, приведшие меня в «карман бога».
Каждый последующий день он продолжал выпытывать новые подробности, для чего заставил меня несколько раз в деталях описать атаку ковена, и мне пришлось это сделать, хотя вспоминать о пережитом кошмаре не хотелось совершенно. Особенно привлекали внимание Кайлеана пентаграмма, начерченная на полу моей квартиры, и заклинания, использованные ковеном. Дотошными расспросами он как крючками зацеплял и вытягивал из омута моей памяти разнообразные детали, которые казались утраченными навсегда.
Однажды Кайлеан намекнул, что мог бы пошарить в моей голове, чтобы увидеть всё своими глазами, но я представила себе эту процедуру и с негодованием отвергла такую возможность, поэтому мы продолжили игру в вопросы-ответы.
Кайлеан слушал и спрашивал, слушал и спрашивал, и я замечала, что моментами его брови поднимались настолько, что лоб покрывался морщинами. Не смотря на некоторую сумбурность и расплывчатость сведений, предоставляемых мою, он явно что-то смыслил в заклинаниях Мартина и ведьм, однако своими выводами делиться не спешил, предпочитая помалкивать с загадочным видом.
Какое-то время я мирилась с таким положением дел, но потом терпение моё иссякло. Я сочла, что выложила достаточно, и кайлеановское помалкивание является форменным безобразием.
– Ну? – спросила я как-то за завтраком, – вы же догадываетесь о чём-то. Может быть, пора и меня поставить в известность?
Он приподнял руку и неопределённо пошевелил пальцами.
– Не о чем пока говорить. Вода и туман. Всё зыбко.
– Не может быть, чтоб вам совсем нечего было сообщить, – возразила я. – Вам не кажется, что не совсем честно умалчивать о своих выводах? Это же моя жизнь.
– Да, но выводы-то мои, – безмятежно отозвался Кайлеан. – Понятие интеллектуальной собственности вам знакомо?
– А вам – понятие сострадания к ближнему?
Он снова неопределённо пошевелил пальцами в воздухе.
– Угу, – сказала я. – Понятно. Вода и туман, всё зыбко.
Я подождала, наблюдая, как он методично аккуратным ровным слоем намазывает масло на тост. Но Кайлеан замолчал, посчитав, очевидно, вопрос исчерпанным, и теперь так же раздражающе аккуратно накладывал поверх масла какую-то загадочную эрмитанскую икру фиолетового цвета.
Тогда я бросила едкое:
– Как это по-демонски эгоистично!..
Брошено было с расчётом немного расшевелить Кайлеана, которому очень не нравилось, когда его называли демоном. По каким-то неведомым причинам, принцу Эрмитании хотелось равенства и братства. Он всё время пытался привить мне мысль, что является абсолютно таким же человеком, как и я.
Да-да-да. Такой весь из себя простой-препростой. Только немножко принц и немножко колдун запредельной силы. А так – ну просто парень из соседнего двора.
Я могла бы подойти с сочувствием к этой концепции, если бы она применялась постоянно. Однако когда Их Высочеству было надо, все принципы равноправия отбрасывались без зазрения совести, поэтому относилась я к кайлеановской жажде демократии с изрядной долей иронии.
Услышав мою фразу про демонический эгоизм, Кайлеан ожидаемо напрягся и, явно скрепя сердце, уступил. Он отложил свой бутерброд в сторону и произнёс:
– Ну, хорошо… вот вам. По некоторым признакам можно предположить, что были применены особые заклинания… они используются при строго определённых обстоятельствах… причём используются редко, учитывая их специфику…
– Не томите, Ваше Высочество, – взмолилась я.
Кайлеан поморщился и выдал:
– Похоже на магию единой крови.
Я поморгала.
– Не понимаю. Объясните доступно отсталой девушке, выросшей на отсталых задворках отсталой Империи.
Он пожал плечами.
– Да пожалуйста. Но помните – это только версия. Кто-то из ковена приходится вам кровной роднёй. Причём максимально близкой. Этот «кто-то» намеревался забрать вашу жизненную силу – всю, до последней капли. Наиболее успешно изъятие силы осуществляется в момент смерти донора, при этом разрушается не только его физическое тело, душа жертвы также поглощается полностью. Теперь вы понимаете, почему такие заклинания применяются редко. Если вкратце, то это всё.
С таким же успехом Кайлеан Георгиевич мог сообщить, что с детства мечтал исполнить главную женскую партию в балете «Лебединое озеро» – эффект был бы тот же.
Я потеряла дар речи.
– Не знаю, насколько вас это утешит, но тот, кто всё затеял, не получил желаемого, поскольку благодаря своевременному и весьма остроумному обмену телами, душа от него ускользнула. Ручаюсь, ваши недруги были в бешенстве, когда обнаружили, что им досталась пустая оболочка.
В любое другое время я бы подпрыгнула до небес, получив комплимент от скупого на похвалу Кайлеана. Но сейчас в его словах меня взволновало совершенно другое.
– … А «максимально близко» – это как? – спросила я, когда вновь смогла говорить.
– Дети общих родителей, в крайнем случае одного из родителей.
Перед моими глазами завертелись портреты Ксении, Ани, Люды, Гели. Ни капли внешнего сходства! Да и вообще – откуда?
– Нет, – сказала я. – Да нет же. Подождите, Кайлеан Георгиевич. Уверяю вас, вы заблуждаетесь. Никто из них не может быть моей роднёй, это совершенно невозможно! И потом, ритуал, по-моему, был в пользу Мартина, именно он стоял на вершине пентаграммы!
Кайлеан начал скучающе разглядывать свои ногти. В этом разглядывании я уловила нечто многозначительное.
– Да нет… Этого-то и вовсе быть не может… Потому что он же сами знаете чего хотел… – сказала я севшим голосом.
Кайлеан продолжал изучать ногти.
– Да откуда… да нет, этого не может быть… – продолжала лепетать я. – Это уж слишком… слишком отвратительно, чтобы быть правдой.
– Тому, в чью пользу совершается ритуал, действительно необязательно стоять на вершине пентаграммы, это так. Если маг достаточно искусен, то он вообще может в соседней комнате в бильярд играть, за него всё проделают марионетки. Но многое указывает на вашего несостоявшегося любовника… например, вспомните его слова, когда не вышло дело с поцелуями?
Я припомнила и содрогнулась.
– Он сказал, что у меня слишком здоровые инстинкты…
Кайлеан снова пожал плечами.
– Это укладывается в теорию, не находите?
В теорию это укладывалось, а в мою бедную голову – нет.
– Но это же извращение какое-то, – пробормотала я.
– Для искусного колдуна ничто не является извращением, – снисходительно пояснил Кайлеан. – Есть только цель и достижение цели. Тем более, что секс является неплохой и… особенно в случае с вами… – он повёл подбородком в мою сторону, – безусловно более приятной альтернативой смерти донора. Таким способом тоже можно получить многое. Не всё целиком, но многое. Может, вначале ваш Мартин попытался пойти более мягким путём.
Я, похолодев, вспоминала, как Мартин неоднократно повторял, как ему жаль, очень жаль, очень-очень жаль… Да, на первый взгляд, это тоже укладывалось в дикую теорию Кайлеана, но я не могла с этим смириться.
Нет, нет, и ещё раз нет.
– Всё-таки вы где-то ошибаетесь. Никакого отношения к моей семье никто из них не имеет. Потому что… потому что не имеет, и всё тут.
Кайлеан лениво усмехнулся.
– Данимира Андреевна, в некоторых моментах вы чересчур наивны. Допустим, до вашей матери… или, допустим, ваш отец вовсе не так моногамен, как это вам кажется… – начал было Кайлеан, но я его резко перебила: намёк на неверность отца окончательно вывел меня из себя.
– Нет. Ничего подобного мы допускать не будем. Этого не может быть, просто потому что не может быть никогда. У родителей настоящие чувства, и вообще они поженились совсем молодыми, какое там «до»? Не судите нормальных людей по вашим извращённым адским понятиям. Впрочем, вряд ли вы до конца осознаёте, о чём я вам сейчас толкую. Здесь речь идёт не о цели и средствах, а о других, более тонких материях. Где вам понять. Откуда.
На самом деле я так не думала. Но мне очень захотелось уязвить Кайлеана посильнее, чтобы он хоть на какое-то время перестал быть таким самонадеянным и таким циничным.
На щеке Кайлеана дёрнулся мускул, и я поняла, что стрела попала в цель, последние слова зацепили его сильнее обычного.
– Я не настаиваю, – холодно произнёс он. – Я ведь предупреждал, это просто одна из нескольких версий. Но ей соответствует наибольшее количество деталей. – Сквозь холодность всё-таки прорезались раздражённые нотки: – Теперь вы понимаете, почему я не хотел делиться домыслами. Чтоб раньше времени не слышать писклявые девчонские «охи» и «ахи» про мифические адские извращения.
Писклявые девчонские «охи» и «ахи»?!..
Вот как?
Нормальный у меня голос! Может, ему не достаёт чувственных низких нот, но писклявым его никак не назовёшь.
Я привычно обратилась за утешением к образу Чудовища. А вот он меня уважал и никогда бы не выразился так пренебрежительно. Положа руку на сердце, может, ему словарного запаса не хватило бы, но всё равно, таких интонаций от него я не услышала бы никогда…
Неожиданно Кайлеан заявил ещё более неприятным тоном:
– Мне надоело, что меня постоянно сравнивают с каким-то чудовищем. Чудовище то, чудовище сё… – Он передразнил: – Чудовище так бы не сделал, чудовище так не сказал бы… Кто это? Что вы от меня скрываете, Данимира Андреевна? Здесь был кто-то ещё?
– Вы что, залезали мне в голову? – ахнула я.
– Этого не понадобилось. Вы регулярно забываетесь и кое-что проговариваете на анималингве, к тому же я влил в вас столько своей магии, что теперь поневоле улавливаю обрывки мыслей. Так что это за без конца поминаемое чудовище, да ещё в сравнении со мной?
Я затихла, пытаясь сообразить, как много он услышал, но, в сущности, была готова поведать демону, в каком виде его здесь застала. Мне только хотелось умолчать о власти над красными пентаграммами. Ведь и сам Чудовище предостерегал и прямо указывал, что последнюю нить отдавать ему не стоит. Пока Кайлеан странным образом не замечал, что повязано на моём запястье, и слава богу. А про всё остальное надо было рассказать сразу, тут я, пожалуй, затянула с изложением фактов.
Я уже открыла рот, чтобы поведать Кайлеану про его звериную ипостась, но не успела – он наперерез моим словам изрёк сухо и непререкаемо:
– Отвечайте немедленно и не вздумайте врать как обычно.
Подобное обращение стерпеть было никак нельзя, поэтому я замкнулась и из принципа так же сухо ответила:
– Это моё личное дело. Интеллектуальная собственность, слыхали про такое?
Кайлеан некоторое время сидел неподвижно и рассматривал свой нетронутый бутерброд. Вдруг быстрая недобрая улыбка скользнула по его губам, и он заявил:
– Впрочем, я и сам могу узнать всё, что меня интересует. – Он встал.
Я оценила выражение его лица и вскочила с места так живо, что стул опрокинулся.
– Вы же не собираетесь шарить у меня в голове?
– Именно это я и собираюсь сделать, – сказал Кайлеан. Слова были произнесены вроде бы спокойно, но его глаза полыхнули красным. – Не беспокойтесь, меня не интересуют мелкие девичьи секреты. Я обещаю, что посмотрю только то, что касается вашего чудовища. – И он двинулся ко мне, а я двинулась от него.
– Вы не станете этого делать, – дрогнувшим голосом произнесла я.
– Ещё как стану, – упрямо сказал Кайлеан. – Смиритесь и не сопротивляйтесь. Я более не намерен терпеть враньё.
Мы медленно обходили стол.
– Это… не враньё… – пролепетала я. – Это другое… А ваше намеренье низко…
– Зато действенно, – отрезал Кайлеан, ногой отшвырнул упавший стул, лежавший на его пути, и двинулся дальше.
– Мои мысли – не ваше дело, – снова начала я, отступая, но уже стало ясно, что Кайлеан находится в последнем градусе бешенства – объяснять ему что-либо поздно, по горькой иронии судьбы он не на шутку взревновал к самому себе.
Далее всё произошло очень быстро. Каким-то текучим нечеловеческим движением он очутился рядом со мной, я попятилась, пока не упёрлась лопатками в кухонную стену. Тут Кайлеан крепко, по-хозяйски, ухватил мою голову, стиснув виски железными пальцами.
– Не смейте, – ещё успела вымолвить я, прежде чем испытала странную вялость, навалилась на стену, зажмурилась и перестала сопротивляться.
Откуда-то сверху донеслись слова:
– Не бойтесь, я посмотрю только про это чудовище…
Воля была скована, но я ясно осознавала мерзость происходящего. Разум Кайлеана проник в мозг, как проникает в рот мерзкий язык насильника. Он беспрепятственно шарил по закоулкам моей памяти, и я вместе с ним видела, как Чудовище сидит на крыльце с перевёрнутой газетой, как поочерёдно предлагает мне пиво, «Мартини» и томатный сок, как он учится говорить и исполняет радостную пляску после первых успехов, как, округлив глаза, слушает мои сказки; я снова видела, как постепенно очеловечивается звериная морда… Если бы картины недалёкого прошлого проявились сами собой, сентиментальные чувства согрели бы моё сердце, но сейчас происходящее показалось мне пыткой.
