Текст книги "Лабиринт Данимиры (СИ)"
Автор книги: Агата Бариста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 48 страниц)
– Принц есть принц, – поучительно заметила Дрю, – по нему положено сохнуть. К тому же внешне он ничего такой, интересный. И, главное, не жадный.
Я вспомнила, как мы с Кайлеаном танцевали, и его смеющиеся глаза напротив, и мне снова не захотелось обсуждать наши отношения.
– А расскажи-ка мне лучше, Дрю, как получилось, что королева Эрмитании – мать Кайлеана, а не Химериана? Мать Химериана, она что, тоже умерла?
– Ну да. А вы не знали?
– Откуда. Я вообще ничего не знаю, я же иностранка.
– Тогда слушайте.
Я забралась под одеяло и села, обхватив колени руками, Дрю опустилась на постель и приняла такую же позу.
– Только это неофициально, – предупредила она.
– Но народ в курсе, – кивнула я.
– Да! – обрадовалась Дрю моей понятливости. – Когда первая королева Линор преставилась в родах, король Георгиан вручил наследника Леара нянькам и воспитателям, а сам не женился долго, хотя в дамах сердца недостатка не испытывал. Вы только не вскакивайте и не вопите, но тогда-то он договор этот и придумал, про забывание.
Я промолчала.
Убедившись, что с моей стороны ничего не последует, Дрю продолжила нараспев:
– Как-то раз в одном из южных королевств увидал он Шайну, черноволосую черноглазую чародейку, красоты необыкновенной, сошёлся с ней и привёз её в Эрмитанию. И так прикипел душой к южанке, что зачал с ней сына и вознамерился жениться, хоть происхождения Шайна была невысокого.
Я пожала плечами.
– Ну, молодец, в принципе. Поступил как нормальный человек.
– Но тут из северных земель прибыл с дружеским визитом старый союзник короля, и дочь с собой привёз – принцессу Елену, тоже чародейку не последнюю. Пригляделась Елена и увидела, что опутан Его Величество чарами дурманными, прикручен к Шайне любовной проволокой колючей. А как сняла Елена приворотные чары, так сразу и прозрел король и ужасно разгневался, что покусились на его свободную мужскую волю. В общем, заточил король Георгиан коварную чародейку в далёком монастыре на острове, в озёрном краю, а сам вскоре женился на принцессе Елене. Едва бастард Шайны появился на свет, как отняли его у матери и забрали во дворец, чтобы воспитывать как королевского сына. Елена приняла Химериана, как до этого стала матерью Леару.
– Даже и не знаю… – задумалась я. – С одной стороны, правильно, чего ребёнку в тюрьме расти, во дворце, наверное, лучше, с другой стороны – мать есть мать, без неё никак… Жуть какая!
– Это ещё не самая жуть, – радостно сообщила Дрю. – Слушайте дальше. Через год и королева Елена родила сына, принца Кайлеана Третьего. Его Величество Георгиан Второй был счастлив без меры, и вся страна ликовала и праздновала это событие десять дней. Слухи об том дошли до озёрного края. Шайне удалось обольстить стражника, с его помощью она бежала из заточения. В столице чародейка хитростью пробралась во дворец, в детскую младенца Кайлеана и начала читать над ним заклинание зловредное. Внезапно вошедшая Елена увидела это, набросилась на Шайну и помешала ей закончить ворожбу. Сцепились две чародейки не на жизнь, а насмерть… Ну вот, победила Елена, жена короля.
– А Шайна?
– А Шайне пришёл конец.
Я похлопала глазами.
– То есть ты хочешь сказать, что мать Кайлеана убила мать Химериана?
– Ну да, именно так всё и было.
– Ужас какой, – прошептала я. – А Химериан знает?
– Конечно, знает.
– Точно, – вспомнила я. – Кайлеан говорил про чувство вины… о-о-о… теперь понимаю…
– Это дело известное. Наша королева принца Химериана всегда баловала. Гораздо больше чем собственного сына.
– Ещё бы… В какой сложной ситуации она оказалась… На её месте я бы, наверное, так же себя вела… Знаешь, Дрю, при первой встрече мне королева не очень понравилась… ну, не то что бы совсем не понравилась, но как-то так… – я пошевелила пальцами, – показалась надменной и неприветливой, поэтому я решила, что она всегда такая. А теперь думаю, что была к ней несправедлива. Жизнь у неё сложная. Как говорится, богатые тоже плачут.
– Ну, вы с королевой не очень-то расслабляйтесь, – посоветовала Дрю. – Всё-таки вы её единственного родного сыночка с пути истинного сбиваете.
– Я её сыночка с пути сбиваю?! – изумилась я. – Это её сыночек меня сбивает! Со своими поцелуями! Я, если хочешь знать, даже пару раз думала, не пожить ли нам во грехе, пока невесты подходящей на горизонте нет… А ведь знаю, что дурость всё это, и закончится скверно…
Дрю взмыла вверх, описала несколько кругов, снова приземлилась у меня в ногах и выпалила:
– Я сейчас такое скажу… А вдруг он на вас жениться хочет? Это, конечно, невероятно… но принц Кайлеан странный… и упёртый.
– Ага. На мне только странный и упёртый человек захочет жениться. Спасибо, Дрю.
– Я про то, что уж если принц чего захочет, его никто не остановит. Ни король, ни королева, ни вообще никто на свете.
– Сам себя он остановит, – мрачно сказала я. – Иначе, представь. Вот поженимся мы, а лет через пять очнётся он в Муроме…
– Где?
– В Муроме. Есть такой старинный город в моей стране. Не очень большой, но красоты необыкновенной. Там при историко-краеведческом музее библиотека есть, в ней и обычный фонд интересный, много редких рукописей, а магический спецхран вообще мечта библиотекаря. Главная хранительница магического отдела – мамина знакомая. Ольга Олеговна маме говорила, что может похлопотать и взять меня к себе после того, как я институт закончу. Я б почла за счастье. Так вот… смотрит, значит, по сторонам Кайлеан Георгиевич – а кругом Муром белокаменный, небо синее, деревья столетние шумят… И тут навстречу я иду, с реки Оки. Коса на грудь перекинута, на плече коромысло… а за юбку пятеро детей держатся, один другого меньше…
– За пять лет – пятеро детей?
– Думаешь, мало? Хорошо, добавим двойняшек – семеро за юбку держатся. И все семеро деревянными ложками машут – дети-то у нас сызмалу ложки вырезать будут, на продажу, для туристов, – семья большая, как же без приработка. И вот, машут они ложками и кричат – «Папа, папа, мы есть хотим!». И Кайлеан Георгиевич потерянно так – брови домиком – спрашивает: «Жена моя, где мои мечты, где моё королевство?» А я ему показываю на детей и отвечаю: «Вот твоё королевство, муж мой!..»
Выслушав меня, Дрю вдруг сказала:
– Господи, хорошо-то как!
Я скривила губы и горько проговорила:
– Чего хорошего, Дрю! Ну сама подумай, что Его Высочество Кайлеан Карагиллейн Третий будет делать в Муроме? На печи лежать? Да он со скуки всё кругом по кирпичику разнесёт, а ведь эти кирпичики – наше национальное достояние. На это я пойти никак не могу.
Дрю фыркнула.
– Плохо вы, леди Данимира, знаете нашего принца. Он нигде не пропадёт. Хотя, – она махнула рукой, – насчёт своих кирпичиков можете вообще не волноваться, никто в ваш Муром не поедет. Это вы в Эрмитании останетесь.
Я закатила глаза к потолку.
– Не останусь. Не хочу шипеть и выгибать спину при виде каждой незамужней королевишны. Давай не будем переливать из пустого в порожнее. Давай спать лучше.
– Спите, кто вам не даёт, – буркнула Дрю. – А я в шкаф пойду о вечном думать.
… Закутавшись в одеяло, я уже почти заснула, но что-то мешало окунуться в благодатный сон и удерживало на краю. Какие-то слабые звуки царапали сознание и не давали заснуть.
Я подняла голову с подушки и прислушалась. Звуки доносились из шкафа.
На цыпочках я прокралась туда и осторожно приоткрыла дверь. Полупрозрачная Дрю сидела в углу на обувных коробках и придушенно всхлипывала.
Присев на корточки, я полушёпотом спросила:
– Дрюшечка, ты чего?
– Семеро детей! А у меня ни одного не будет!
– Ох… прости, я не знала, что при тебе о детях нельзя…
Про себя я подумала, что Дрю – сложный случай. Когда она была живой, то мечтала о магии. Когда стала привидением – начала мечтать о детях. Если бы Дрю мечтала о детях, когда была человеком, возможно сейчас не рыдала бы в шкафу, а нянчила младенца, живая и здоровая. Но ведь и я была ничем не лучше. Что б там не произносилось вслух, в глубине души я тоже мечтала о несбыточном.
– Прости меня, Дрю, – снова сказала я.
Дрю смахнула призрачные слёзы и хмуро сказала:
– Ладно, не извиняйтесь. По большому счёту, при мне вообще ни про что нельзя. У меня ведь ничего больше не будет. Но я уже привыкла. Просто вы такую романтическую картину нарисовали… белый город, семеро детей, вы в коромысле… Кстати, почему оно на плече? Сползло?
– Что сползло? Коромысло? А что это, по-твоему?
– Головной убор такой, – Дрю изобразила что-то вроде кокошника. – Разве нет?
– Нет. Это палка изогнутая такая, специальная, чтобы вёдра с водой носить. Или пакеты из супермаркета.
– А-а. Уже не так романтично. Но всё равно – семеро детей…
Я заметила, что Дрю снова приготовилась горевать и поспешно сказала:
– Послушай, ты ночью всё равно не спишь… зачем тебе сидеть в шкафу? Не хочешь развлечься? Полетать над городом? По-моему, это будет гораздо романтичней коромысла и гипотетических семерых детей. И немножко похоже на магию – представь, ты летишь как птица… ночное небо, звёзды, внизу город как на ладони, река серебрится… Ты же раньше так не могла, а теперь – сколько угодно…
Дрю взглянула на меня сердито.
– Вы что, издеваетесь? Я б полетала, если могла! Но никто из привидений не может покинуть Башню. Принц все стены заколдовал, все окна, все двери. Мы тут пленники навечно. И вы, кстати, тоже. Как принцесса Даннемора из сказки.
– Почему как она?
– Тоже сидела в башне. То есть, вначале она сидела во дворце. К ней сватался король из соседнего королевства. Король был жесток и безобразен, Даннемора ему отказала. Тогда он захватил королевство Даннеморы, разрушил дворец и отрубил головы её родителям. А Даннеморе удалось бежать. Долго она скиталась по лесам и горам, пока не увидел её дракон, пролетавший мимо. Он сцапал принцессу и утащил к себе. Даннемора жила на вершине высокой башни, а дракон, обвив подножие башни, охранял её днём и ночью. То есть, днём он охранял принцессу у подножия башни, а ночью… ну, в общем, не у подножия он её охранял. Безобразный король узнал, где скрывается принцесса и пришёл с войском. Тогда дракон спалил войско и сожрал короля… но Даннемору всё равно не отпустил. Так ему понравилось её охранять. В общем, так она и осталась жить на вершине башни.
Я оторопело выслушала изложение Дрю.
– Однако. Сказки у вас какие-то… не детские… Ты уверена, что ничего не добавила?
– Это не наша сказка. Это аннморийская легенда. В ней вроде как рассказывается о происхождении королевского рода Аннмории. Потому что аннморийские короли считают себя потомками дракона. Ну, и принцессы Даннеморы тоже.
– Не хочу даже задумываться, как принцесса и дракон умудрились основать чей-то род. А Кайлеан меня не цапал и не утаскивал. Я сама с ним утащилась. И, кстати, скоро он вернёт меня домой.
– Скоро он щёлкнет пальцами, и вы всё забудете, кроме него. И будете жить на вершине башни вечно.
– Угу. А когда я ему надоем, он переселит меня в подвал. Буду там цепями греметь. – Я помолчала, потом сказала: – Дрю, я не виновата в том, что с тобой случилось. Ты ведь нарочно меня пугаешь, да?
– Может, и нарочно… – отвернувшись, призналась Дрю. – Думаете, меня просто так Злюкой прозвали? Я, если честно, и при жизни немножко вредная была, а сейчас «немножко» отпало… А всё потому что! Зачем вы начали про полёты? Как ножом по сердцу. Привидение Башню покинуть не может, это проверено.
Я подумала и решилась.
– Дрю, я сейчас произведу эксперимент. Если у меня получится – всё должно остаться тайной. Обещай, что никому ничего не расскажешь и меня расспрашивать не будешь.
– О чём?
– Ты поймёшь о чём. Дай мне что-нибудь на плечи накинуть. – Дрю непонимающе смотрела на меня. – А то я сто лет тут искать буду.
Она принесла мне халат из розового атласа. Разумеется, халат, как и вся остальная моя одежда, был произведением искусства и в нём тоже можно было отправляться на бал. Я запахнулась и обвязалась поясом.
– Пойдём. Только тихо!
На лифте мы спустились в полутёмную гостиную, которую освещал лишь лунный свет. Я бросила взгляд на люстру-клетку – крошки спали. Затем, посмотрев на дверь, ведущую в кайлеановскую спальню, и на Дрю, я приложила палец к губам. На цыпочках прокралась к двери, ведущей на балкончик, и подёргала за ручку. Дверь не поддавалась.
– Я же говорила, – зашипела мне на ухо подлетевшая Дрю, – он тут все заколдовал!..
С колотящимся сердцем я подняла другую руку – ту, на которой была повязана красная нить, и потянула.
Балконная дверь мягко и бесшумно приоткрылась.
– Ничего себе… Как это у вас получилось?
– Это и есть та самая тайна, – прошептала я, – не могу рассказать, зато теперь ты сможешь летать по ночам. Будешь по утрам возвращаться, а я буду тебя тихонечко впускать. Но если он узнает… считай, у нас грандиозные проблемы.
Дрю выпорхнула в окно, зависла за ограждением и, подбоченясь, с тихой усмешкой сказала:
– И всем-то вы верите, леди Данимира… Вот я сейчас возьму и улечу куда подальше. И лично у меня никаких проблем не будет!
– Дрю, время идёт, – я замахала на неё рукой, – лети уже! И утром в окне не маячь, просто будь поблизости.
Она ещё какое-то время глядела на меня, потом свечкой взмыла вверх и исчезла.
Я осторожно закрыла дверь и уже собралась вернуться в постель, как вдруг заметила тусклый огонёк в люстре-клетке. Огонёк, подрагивая, приник к решётке и явно не спал. Я тяжело вздохнула. Наверняка у этой братии, что знает один – знают все. Я забралась на стул, потом на стол и специально для светлячка поднесла палец к губам.
– Помалкивай о том, что видел, – прошептала я. – Понял?
Огонёк оживился, стал ярче и начал выплясывать возле засова, на который закрывалась решётка люстры.
– Ты с ума сошёл.
Он заплясал ещё энергичнее. Более того, он начал отчётливо попискивать.
Я отрицательно помотала головой.
– Тише ты!
Писк стал громче. Не иначе, маленький паршивец надумал меня шантажировать.
Из комнаты Кайлеана донёсся какой-то звук. Моё сердце подпрыгнуло, плохо соображая что делаю, рукой с красной нитью я отодвинула засов, прошипев:
– В карман, живо!
Едва я успела закрыть клетку и оказаться на полу, дверь спальни открылась и на пороге показался Кайлеан. Он был босиком, в одних брюках и на его широкой груди сплетались в едином круге красные пентаграммы. Полуголый Кайлеан Георгиевич был слишком хорош для этого мира, во всяком случае для меня точно слишком. Во рту внезапно пересохло. Я застыла, не в силах отвести от него взгляда, Кайлеан тоже молча стоял на пороге.
– Данимира, – мягко произнёс Кайлеан спустя какое-то время, – ты что-то хочешь?
Что я хочу? Да, я безусловно чего-то хочу… Чего ж я хочу-то?
– Это… как его… а, точно! Водички попить! – хрипло сказала я. – В горле пересохло, не заснуть никак. Вот, спустилась… водички попить… а то в горле пересохло и не заснуть никак… – усилием воли я заставила себя замолчать.
Кайлеан прошёл к холодильнику и принёс запотевшую бутылку и стакан. Под его пристальным наблюдением я выпила стакан воды. В кармане что-то щекотно зашевелилось, я быстро поставила стакан на стол и пробормотала:
– Спасибо, я пошла.
Несколько нерешительно Кайлеан сказал:
– Может, ты голодная?
Иными словами, не кралась ли я как тать в ночи к холодильнику, чтобы побаловаться плюшками?
В кармане снова зашебуршилось, моё сердце снова ёкнуло.
– Нет! – Я впрыгнула в лифт. – Я только водички! Спокойной ночи!
Двери лифта закрылись, скрыв меня от прищуренных глаз Кайлеана Георгиевича. Оставалось надеяться, что он не пересчитывает своих пленников с утра пораньше.
Вернувшись к себе, я скинула халат и вытрясла шантажиста из кармана. Он немедленно принялся радоваться свободе – начал с пронзительным писком нарезать круги вокруг моей головы.
– Благодарить будешь потом, – намекнула я. – А сейчас ночь на дворе, я спать хочу. Ну-ка, марш туда! – Я непреклонным жестом указала на любимый шкаф Дрю.
Светлячок издал удивлённый звук и начертил в воздухе угасающий вопросительный знак.
– У нас так принято, – отрезала я. – Всяк призрак, сюда попавший, на ночь отправляется в шкаф и думает о вечном. Причём думает молча и до утра.
Светлячок протестующее запищал. Ни молчать, ни думать о вечном ему явно не хотелось.
– А вот! – злорадно сказала я. – А придётся! Я спать ложусь. Услышу хоть один писк – всё! Поймаю и посажу в банку!
В ответ мне были продемонстрированы фигуры высшего пилотажа. Надо полагать, имелось в виду, что вначале мелкого паршивца надо будет изловить.
– Как тебя звать-то? – вздохнула я.
В ответ он коротко пропищал что-то непонятное.
– Как-как? «Ем»? Хм… Зловещее имя у тебя какое-то, дружок. Но это тебе не поможет. Быстро в шкаф!
Огонёк взлетел выше и оказался вне зоны досягаемости.
Я посмотрела на него и махнула рукой.
– Ничего-ничего, – бормотала я, заползая под одеяло, – вот придёт Дрю, великая и ужасная, она с тобой разберётся. Ты у неё по струнке ходить будешь.
Издав неуверенный писк, Ем двинулся в сторону шкафа. А действительно, напущу на него Дрю, думала я, засыпая. Пускай воспитывает…
9
Поутру в нашем жилище стояла тишь да гладь. Никто не пищал и не мельтешил. Неужто и впрямь задумался о вечном, удивилась я, но заглядывать в тот шкаф, куда удалился нахальный малыш, не стала. Я толком не выспалась и решила, что смогу выдержать писклявую суету только после приёма терапевтической дозы горячего крепкого кофе.
Когда я спустилась, на столе меня поджидала стопка журналов. Это маэстро Лапмль прислал выпуски светской хроники, посвящённые королевским балам. Я не желала ударять в грязь лицом и намеревалась досконально изучить местные нравы и обычаи.
За завтраком Кайлеан объявил, что посещение драконятника состоится послезавтра.
– Ой! – я просияла, сжав руки у груди, и в этот момент увидала, как за оконным стеклом промелькнул бледный женский силуэт.
Ой-й-й, повторила я про себя уже с другим выражением, радуясь, что Кайлеан сидит спиной к окну.
– Драконятник – наверное, лучшее место, чтоб провести такой день, – сказал Кайлеан. – Рядом с драконами всё видится в другом свете. Ты это почувствуешь.
– Такой день? А что с днём послезавтра? – рассеянно спросила я, наблюдая, как Дрю вновь пролетает мимо окна, изображая какие-то ослиные уши и показывая язык кайлеановской спине. (У меня возникло нехорошее предчувствие, что Дрю не будет воспитывать Ема, а напротив, стакнётся с ним, и они в кратчайшие сроки доведут меня до цугундера.)
Кайлеан помедлил, потом произнёс, пристально глядя:
– Послезавтра твой день рожденья.
Я вздрогнула, привстала с места и снова села.
… Кровь, брызжущая фонтаном, кровь на стенах, кровь на полу… и гигантские безликие фигуры, которые я сама пригласила в свой дом…
Я помотала головой.
– Нет-нет-нет. Ничего подобного. Больше никаких дней рождений. Послезавтра будет обычный день. Э-э-э… четверг, вроде?
– И четверг, и день твоего рождения. Послезавтра тебе исполнится девятнадцать лет.
– Тоже мне, событие. Вообще не понимаю, зачем ты эту чепуху запомнил.
Кайлеан повёл плечом.
– Надо было – и запомнил, – неопределённо сказал он. – Ты теперь собираешься всю жизнь делать вид, что у тебя нет дня рождения?
– Да, собираюсь, – упрямо сказала я. – Я про свой день рожденья даже думать не могу. Мне теперь всегда будет мерещиться какой-нибудь подвох. Может, ты вообще меня в драконятник зазываешь, чтобы скормить своим любимым драконам. Всем известно, что невинные девы – их любимая пища. В девах, небось, повышенное количество витаминов и всяких полезных микроэлементов.
– Очень остроумно, – холодно сказал Кайлеан Георгиевич. – Если ты так беспокоишься, то один существенный момент можно легко исправить.
Я подумала и сказала:
– Но ведь останутся ещё витамины и микроэлементы.
Он потёр подбородок.
– Да, с этим сложнее. Можно уменьшить твою питательную ценность, посадив на хлеб и воду, но к четвергу больших успехов не достичь.
Я хотела продолжить в том же духе, но слова застряли у меня в горле, потому что за окном вновь появилась Дрю. На этот раз она изображала нечто вроде победной пляски папуаса, чья деревня одолела соседнюю деревню в битве за кокосовую рощу. Наверное, я застыла с приоткрытым ртом, потому что лицо Кайлеана вдруг приобрело хищное выражение, он резко обернулся. Но Дрю к тому моменту завершила своё выступление и уже исчезла из поля зрения.
Кайлеан всё же встал, подошёл к балконной двери, постоял там… и я увидела, как он медленно, будто к чему-то прислушиваясь, проводит ладонью вдоль щели между наличником и дверью.
Проверяет, не нарушена ли его защита, поняла я.
Я сидела, прилипнув к стулу, но Кайлеан вернулся успокоенным.
– Ты не могла бы смотреть на меня, когда мы разговариваем? А то мне тоже всякое мерещится.
Когда я послушно уставилась ему в глаза, он протянул руку через стол, накрыл мою ладонь и легонько сжал её.
– Данимира, год назад ты попала в беду. В серьёзную беду. Но ты выкарабкалась и жизнь продолжается. Дурные воспоминания не должны управлять твоими дальнейшими поступками. Да, дни рождения по большому счёту условность. Но откажешься от них – отдашь Мортену и его ведьмам ещё один кусочек своей жизни. Не делай этого.
Он был, конечно, кругом прав. И рука, лежавшая поверх моей, была рукой друга, а не демона, сходившего с ума по потерянному куску пентаграммы. Во всяком случае, мне очень захотелось поверить в это. Так захотелось, что даже стало страшно. Отдёрнув руку, я небрежно сказала:
– Тебе так дороги мои дни рождения… Надеюсь, ты не планировал после драконятника повести меня в ресторан и всучить там букет из девятнадцати роз и бриллиантовое колье?
Когда я увидела расширившиеся глаза Кайлеана, то поняла, что оттенок сарказма в моих словах остался незамеченным.
– Бриллиантовое колье? – переспросил он с живым интересом. – Ты хочешь именно колье или, может быть, что-то ещё?
В моём воображении к Башне быстренько подвели железнодорожную ветку, и состав из вагонеток, доверху груженных бриллиантами, уже тронулся в путь.
– Да нет же! – воскликнула я. – Наоборот! В смысле, вообще ничего не хочу!
Нехотя Кайлеан признался:
– Я действительно собираюсь сделать тебе подарок… хотя, по сути, он не может являться подарком, потому что формально он уже является кое-чем другим… но всё же это подарок… ну, если взглянуть в определённом аспекте…
– Понятно. Подарок Шредингера, дело житейское. Его вроде дарят, а вроде нет.
– Увидишь – поймёшь. Но тебе должно понравиться. А сейчас мне надо уходить… И вот что… ближайшие два дня я буду крепко занят. Придётся тебе сегодня и завтра поскучать дома.
Нельзя сказать, чтобы я сильно огорчилась. Вчерашний день выдался таким бурным, что идея поскучать дома показалась мне весьма привлекательной. Тем более, что мне было чем заняться.
Кайлеан отправился по своим загадочным делам, а я, выждав некоторое время, подошла к балкону и открыла дверь. Оживлённая Дрю скользнула откуда-то сверху и затараторила:
– Вот это ночка была! Они такие идут себе спокойненько, а я сверху такая – в-ж-ж-ж-ж! А они такие – «А-а-а-а!» А я – «Муа-ха-ха, трепещите, грешники!» а они – «Па-ма-ги-тя-а! Па-а-а-ли-и-цыя!»
Тщательно закрыв балконную дверь, я повернулась и увидела, что светлячки, запертые в люстре-клетке, выстроились в виде пульсирующей стрелки, и острие этой стрелки недвусмысленно указывало на засов.
– Кругом одни кровопийцы… – пробормотала я, сгребла со стола журналы и решительно повернулась к люстре-клетке спиной.
Я молча вызвала лифт. Мы поднялись на последний этаж, там я прошла к креслу у окна, уселась и раскрыла журнал, демонстративно углубившись в его содержание.
Дрю ещё какое-то время щебетала в стиле «а я такая, а они такие…», потом прервалась и недоумённо произнесла:
– Так, я не поняла, я кому рассказываю?
Я продолжала сосредоточенно читать колонку редактора. Жернова редакторской мельницы вращала мысль не новая, зато справедливая: надежды, мечты, ожидания и предвкушения, не смотря на свою безусловную эфемерность, составляют важную часть нашей жизни и зачастую оказываются более яркими, нежели непосредственно событие, к которому относятся. Поэтому их надо ценить не меньше. Порассуждав ещё в таком духе, в конце своего послания редакторша плавно вырулила к другой верной мысли – принцев, девушки, катастрофически мало. Причём, не только в Эрмитании, но и вообще. Такова суровая жизнь. На всех не хватит. Поэтому надо понимать, что надежды и мечты могут остаться несбывшимися, но они всё равно будут прекрасны, и вообще на балу следует повеселиться на полную катушку… В принципе, я с редакторшей была согласна…
– Вы что, сердитесь, что ли? – неуверенно сказала Дрю.
– Нет, радуюсь, – холодно сказала я, продолжая читать. В позапрошлом году на понимающих людей произвёл глубокое впечатление наряд леди Мармарис цвета «мардоре»…
– Чему?
– А вот этому! – Тут я не выдержала, откинула журнал, вскочила с кресла и, вихляя бёдрами, проскакала перед Дрю, попутно изображая ослиные уши над головой.
– Что это? – оторопело спросила Дрю.
– Не что, а кто. Это ты за окном, – просветила её я.
– Да ладно вам… Я была не такая.
– Конечно, не такая, ты была ещё хуже. Я чуть не поседела из-за твоего представления! Знаешь, Дрю, как это называется? Подстава, вот как!
– Подстава? – ахнула Дрю. – Да как вы можете так говорить? Он же ничего не заметил!
– А если бы заметил?
– Да не заметил бы! Я ужас какая ловкая!
– Вот именно, что ужас, – горячо начала я, но тут в шкафу кто-то кашлянул. Низким таким кашлем, ничуть не напоминающим писк.
Дрю вытаращила глаза.
– У нас что, в шкафу мужчина? – спросила она тоном мужа, вернувшегося из командировки.
В замешательстве я посмотрела на шкаф.
– Э-э-э… нет… Там малыш Ем… должен быть.
– «Малыш Ем»? Это моль?
– Нет, светлячок. Маленький совсем. Светлячочек. Я его выпустила из клетки, когда ты улетела. Из той, что над столом висит. – Дрю вытаращила глаза ещё больше, я попыталась объяснить: – Потому что так получилось… Кайлеан проснулся, Ем начал пищать… громко пищать… ну, я запаниковала и выпустила его, чтобы он замолчал. Но, честное слово, он маленький и хорошенький!
В качестве иллюстрации к моим словам из шкафа тотчас вывалился некий молодец – долговязый, усатый, носатый, смуглый – не смотря на призрачность, и одетый даже по здешним меркам старомодно. Общий вид у него был какой-то такой… дартаньянистый…
Мы с Дрю ойкнули и придвинулись друг к другу.
Молодец потянулся, зевнул, клацнув зубами, весело оглядел нас с головы до ног и хриплым наждачным голосом произнёс:
– Ну что, девчонки, давайте знакомиться. Лемуэль Пэн, благородный разбойник. Можно просто Лем.
Не Ем, Лем – вот что он мне тогда пропищал.
Дрю вдруг приосанилась, вздёрнула нос, демонстративно обозрела Лемуэля Пэна в ответ и повернулась ко мне.
– Не маленький и не хорошенький, – с презрительной гримаской констатировала она и принялась поправлять свою растрёпанную короткую стрижку, делая её ещё более растрёпанной.
Ого, подумала я, что это у нас здесь – любовь с первого взгляда?
Вслух я сдержанно произнесла:
– Леди Данимира. Можно просто Данимира Андреевна. – Мои инстинкты, о которых Мортен высказался, что они здоровые, отсоветовали мне фамильярничать с разбойниками, пусть даже и с благородными.
Дрю передёрнула плечиком и вместо представления сказала, надменно глядя куда-то в пространство:
– Это мой шкаф. Я его первая заняла. И вообще, там вещи дорогие. Нам там моль ни к чему.
– Тебя, Данимира Андреевна, мы хорошо знаем, – сказал Лем, не сводя взгляда с Дрю, – ты всем ребятам сразу понравилась. Хотя некоторые критиковали твоё декольте.
– Какое декольте? – Я лихорадочно вспоминала, в чём выходила к трапезам. – Не было у меня никакого декольте, я всегда прилично одеваюсь!
– Вот именно. А могла бы порадовать бедных отшельников. Но всё равно, мы даже жалели, что такая классная девчонка эдакому супостату досталась. А вот фифу я до вчерашней ночи не видал.
Наши с Дрю реплики прозвучали почти одновременно.
– Почему это «супостату»?
– Почему это «фифу»?
Лемуэль Пэн снова потянулся.
– Ух, как славно выпрямиться в полный рост! Спокойно, красавицы, отвечаю по порядку. – Начать он решил с меня. – Смотри сама, Данимира Андреевна. Это место завсегда наше было. Как драконов увели всех, так мы здесь и обосновались. Жили-поживали себе… кхм… то есть, не жили и не поживали, но, в общем, обитали давным-давно, и неплохо, скажу тебе, обитали. А принц твой? Заявился, сопляк сопляком, молоко на губах не обсохло, и начал свои порядки наводить. Да не будь я привидением, я бы ему ремнём по заднице надавал… тогда, конечно. Сейчас-то он заматерел, с ремнём к нему уже не подступишься. Короче, принц твой невинных людей в клетку засадил…
– Невинных благородных разбойников, – уточнила я.
– Абсолютно невинных! Да ведь не просто засадил, а ещё и скрутил, уменьшив раз в сто, – супостат он после этого или нет?.. А каково нормальному мужику пищать мышью малою? Самому себя слышать противно, это ж дополнительное издевательство! Мы первое время даже общаться не могли. Один рот откроет, остальные вповалку от смеха лежат. Потом ничего, попривыкли, но самые гордые из нас до сих пор жестами объясняются. Но главное – за что? Ну, баловались ребята маленько, налетали на окрестных селян, так на то они и селяне, чтоб пугать их. Были б умные – не орали как оглашенные. Мы же привидения… можем только по сердцу холодом ледяным могильным пройтись да волос коснуться, инеем их раньше времени покрыть…
– Хулиганьё! – Дрю снова дёрнула плечиком.
– Хм-м-м… – сказала я. – Я, пожалуй, даже знаю, как оно было. Они – селяне – такие идут себе спокойненько, а вы сверху такие – в-ж-ж-ж-ж! А они такие – «А-а-а-а!» А вы – «Муа-ха-ха, трепещите, грешники!» а они – «Па-ма-ги-тя-а! Па-а-а-ли-и-цыя!». Похоже?
Лемуэль Пэн одобрительно кивнул.
– Ну, ты, Данимира Андреевна, прям как сама всё видела. Только полицию они не звали. Мы в город не совались, по деревням летали, какая там в деревне полиция. Но они вот что удумали: королю Георгиану – тот ещё аспид, кстати, – коллективную жалобу накатали, от всех деревень. Вот он и прислал мальчишку своего. А тот, даром что сопляк, воспользовался тем, что мы померли и он власть некромантскую над нами имеет. Дорвался, понимаешь. Всех до единого переловил и в бараний рог скрутил. И за что, спрашивается, за пустяки какие-то!..
– Действительно, преждевременно поседевшие селяне с сердечным приступом – пустяки какие. А ты как думаешь, Дрю? – ласково спросила я.
– А что вы на меня смотрите? – оскорблено вскричала Дрю. – Я ничьего сердца не трогала! Я аккуратненько!
– Аккуратненько? А чего ж тогда люди кричали «А-а-а»? У вас тут магов больше, чем обычных людей, все должны быть привычные ко всяким… – я хотела сказать «паранормальным явлениям», но подумала, что по отношению к Дрю это будет некорректным, – ко всяким чудесам.
