Текст книги "Последний праведник"

Автор книги: А. й. Казински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

2

Где-то на острове Зеландия

Катрине любила говорить, что бывает два вида людей: те, кого визит к врачу успокаивает, и те, кого он, наоборот, приводит в ужас. Нильс принадлежал к последним. Он делал все возможное, чтобы избегать врачей, где бы они ни служили: в медпунктах, больницах или частных клиниках. Он откладывал встречу с ними до самого последнего момента. Шесть лет назад это едва не закончилось печально: обычное воспаление легких, которое можно было бы победить за пару дней мягким антибиотиком, чуть не стоило ему жизни. Пока он бездействовал, инфекция распространилась на плевральную полость и ткани легких, так что, когда Нильс наконец-то согласился лечь в больницу, он был настолько ослаблен, что врачи считали, что имеют дело с агрессивным раком легких. Катрине была в ярости: «Почему ты не пошел к врачу раньше?» – «Я просто не из тех, кто сразу бежит к врачу».

* * *

Рука на секунду неуверенно замерла, затем он прицельно разбил локтем стекло. Тут же завопила сигнализация, хриплый звук, громкий и пронзительный. Из руки шла кровь. Он ненадолго остановился в нерешительности, после чего принялся перерывать шкафы и ящики, пытаясь разбирать в темноте этикетки. Преднизолон, бувентол, ацетилсалициловая кислота, тербасмин. Как называют морфин? Он просматривал аннотации: снотворное, слабительное, успокоительное, противоаллергенное. Большая часть отправлялась на пол, но все то, что обещало хотя бы минимальный анестезирующий эффект, он складывал в карман. Сколько прошло времени? Полиция вряд ли приедет раньше, чем через десять минут, а то и еще позже, такие взломы никогда не рассматриваются как приоритет. Нильс прекрасно знал, что происходит в участке после того, как туда поступает сигнал о сработавшей сигнализации. «Проклятые наркоманы!» И никто не сдвинется с места прежде, чем допьет свой кофе. Потому что какой смысл, и какому полицейскому хочется возиться с неуравновешенным, больным СПИДом наркоманом в темноте и метели? Постоянно находится новый несчастный, готовый заглотить пригоршню таблеток – все равно каких – в надежде на то, что это приглушит абстиненцию. Гидрокортизол, баклофен, бромгексин, что-то на пол, что-то в карман. Наконец-то он нашел парочку подходящих: конталгин, малфин.

– Ты что это здесь делаешь?

Зажегся свет. Режущий неприветливый свет, который на мгновение ослепил Нильса.

– Я спрашиваю: ты что, черт тебя побери, тут делаешь?

Мужчина был младше Нильса – зато высокий, крепкий и разъяренный.

Нильс не мог выговорить ни слова. Так часто бывало при задержаниях. Задержанный молчал, и было принято считать, что он в шоке. Но шок часто ни при чем: порой задержанные молчали просто потому, что им нечего было сказать.

– Стой на месте. Я позвонил в полицию.

Мужчина стоял в дверях. Нильс осмотрелся вокруг.

Никак иначе отсюда не выйти, придется пройти мимо него. Сейчас же. Нильс подошел чуть ближе.

– Стой, где стоишь!

Но Нильс был уже рядом с ним. Внезапно мужчина потянулся к Нильсу, и тот инстинктивно отмахнулся от его руки. Это разъярило противника, и он попытался ударить Нильса, но только задел его по касательной. Нильс не хотел драться, ему просто нужно было выйти, так что он предпринял попытку протиснуться в дверь. Мужчина схватил его, и несколько малоприятных секунд они топтались на месте, как два боксера-любителя. Мужчина был сильнее Нильса, но его не подстегивало отчаяние. Нильс с ревом отбросил его от себя, но тот потащил Нильса за собой на одиноко стоящий стеллаж. На мгновение – или это Нильсу показалось? – сигнализация смолкла, уступая место грохоту переворачиваемого шкафа. Потом сигнализация заработала снова.

Нильс первым поднялся на ноги, оттолкнул от себя противника, заметив, что из щеки под глазом у того торчал осколок стекла. Кровь на лице, кровь в волосах.

Нильс убежал.

Он добежал до машины, чуть не потеряв по дороге равновесие на скользком заснеженном тротуаре. Ханна уже открыла дверцу. Вдалеке слышались полицейские сирены.

– Нильс, что за черт!

Он завел машину.

– Что случилось, Нильс?

И помчался прочь из городка Где-то.

* * *

Они съехали на обочину. Снег прекратился, но судя по всему, только для того, чтобы передохнуть и вернуться с новыми силами. В целом мире не было ни звука.

Нильс смотрел в темноту сквозь лобовое стекло. Часы в машине показывали начало четвертого. Половина ночи пройдена.

– Я никогда раньше ничего такого не делал, – сказал он.

– Если ты продолжишь в том же духе, может быть, тебе удастся избежать пятницы.

– В смысле? – спросил Нильс, поворачивая к ней голову.

– Может быть, ты должен делать именно что-то такое. Что-то плохое. Тогда ты перестанешь быть хорошим человеком.

Нильс не ответил, он рылся в карманах и читал аннотации к украденным лекарствам.

– Кажется, я все взял.

– Зачем тебе это?

– Шприцы, спирт, морфин – запасов хватит на то, чтобы усыпить слона.

Он чувствовал, что слова просто отлетали у него от зубов, она их не слышала, но это не могло его остановить:

– У нас есть неделя. Чуть меньше недели. Потом… – Он запнулся.

– Что потом, Нильс?

– Я приму морфин, спрячусь на катере и уплыву отсюда.

– Уплывешь?

– Да.

– Куда?

Он пожал плечами.

– Куда ты хочешь уплыть, Нильс?

– В Аргентину, наверное.

– Аргентину? – Кажется, она улыбалась. – Не ближний свет.

– В Буэнос-Айрес.

Ханна не отвечала.

– У меня там есть подруга, она рассказывала о зеленых озерах в Патагонии. Зеленых, как изумруды.

– Что это за подруга?

Он запнулся:

– Не знаю. Я никогда ее не видел, – он повернул голову и взглянул на Ханну. Она была красивой, довольной, испуганной, печальной. Кажется, из уголка ее глаза вот-вот выкатится слеза. – Нет, Ханна, я поеду вместе с тобой.

– Ты не можешь путешествовать.

– Может быть, у меня получится. Если я буду достаточно глубоко спать.

– Ты не понимаешь, Нильс. Ты правда ничего не понимаешь, – это действительно была слеза, теперь он ее увидел. Ханна поспешила ее смахнуть. – Физическим законам нет дела до того, спишь ты или нет.

3

Большой Бельт

Нильс помнил, как в 1998 году был открыт мост через пролив Большой Бельт. Катрине сидела, завистливо прилипнув к экрану, под глубоким впечатлением от этого восемнадцатикилометрового висячего монстра, который простирался едва ли не за горизонт. Она знала все параметры: семьдесят метров над поверхностью моря. Больше полутора километров между двумя пилонами, которые взметнулись на двести пятьдесят метров в небо. Девятнадцать опор весом шесть тысяч тонн каждая. Нильс не понимал ее восторгов и считал, что строительство моста – пустая трата денег. И что еще хуже – исчезновение паромов. А вместе с ними – исчезновение возможности познакомиться с новыми людьми, разговориться с шофером грузовика, или политиком, или вообще самыми разными типажами со всех концов страны. Катрине мечтала когда-нибудь сама спроектировать мост, она могла провести целый вечер, разглядывая Золотые ворота, Понте Веккьо, Карлов мост, Акаси-Кайкё и мост Конгресс-Авеню в Остине, откуда каждый вечер в сумерках вылетают искать себе пропитание полтора миллиона летучих мышей. Она сказала, что он неправ насчет моста через Большой Бельт, наоборот, он соединит людей и заставит их разговаривать друг с другом.

Нильс взглянул на мост, на ползущие мимо его въездных платежных терминалов потоки машин. Никто ни с кем не заговаривал, люди молниеносно проскальзывали мимо друг друга. Солнце собиралось вставать над морем.

Суббота, 19 декабря

Первые солнечные лучи раскрасили воду оранжевым цветом. Очередь машин у терминалов не двигалась уже десять минут. Ханна спала, и Нильс рассматривал ее мирное невозмутимое лицо и почти невидимое подрагивание тонких век. Наверное, ей снились сны.

Наконец наступила его очередь подъехать к окошку.

– Доброе утро, – сказал он, протягивая человеку в форме свою кредитную карточку.

– Осторожно, там может быть скользко.

– Хорошо, спасибо.

Нильс взял курс на остров Фюн.

– Нильс? – сдавленным голосом спросила Ханна спросонья.

– Спи, спи.

Он включил радио. Передавали рождественские песни, сменившиеся выпуском новостей, большая часть которого была посвящена переговорам на климатическом саммите. Правительство склонно было считать их результат большим успехом, оппозиция – сокрушительным фиаско. Китайцы оказались подлецами, в этом все были согласны. Один политик сказал, что «китайцы, похоже, считают, что живут на какой-то другой планете, иначе они просто не могли бы так равнодушно относиться к климату». Новые темы: политик, требующий налоговых реформ, его коллега, сетующий по поводу мошенничества с продуктами питания, бои на границе сектора Газа, утечка нефти недалеко от берегов Канады. Нильс хотел найти что-то другое. Совсем другое. Когда он услышал объявление о розыске, то прошло несколько секунд, прежде чем он понял, о ком идет речь. «Рост около 185 сантиметров, датская внешность, одет в джинсы и темную куртку, опасен». Особенное впечатление на него произвело последнее слово. «Опасен». За всю его жизнь Нильса как только ни называли: наивным, бесконфликтным, дипломатичным, непонятным, не от мира сего, умным, дураком, маниакально-депрессивным, – но никогда раньше «опасным».

«Опасен». Это слово не давало ему покоя, пока он ехал дальше по шоссе. Он прибавил скорость и поймал себя на том, что то и дело, как параноик, бросает взгляд в зеркало заднего вида. Мог ли кто-нибудь видеть машину, когда он выбежал из медпункта? Нильс заново прокрутил в памяти ситуацию. Поначалу он был уверен в том, что других свидетелей, кроме мужчины в медпункте, не было, а тот не мог видеть машину. Но потом все-таки засомневался. Может быть, мужчина поднялся и подбежал к окну? И у него хорошая реакция, так что он успел записать номер машины? Нильс не был в этом уверен. Он ни в чем не был уверен, кроме того, что вся эта ситуация ему физически неприятна. После, сворачивая с шоссе на одну из проселочных дорог, Нильс уже почти не сомневался в том, что мужчина стоял у окна и что он сам явственно видел его силуэт. И если свидетель записал номер, все может завертеться довольно быстро. Машину, номер которой известен полиции, находят быстро, обычно это дело нескольких часов. Особенно если в ориентировке сказано, что Нильс опасен. У него затекли ноги, срочно нужно было размяться. Да пошло оно все, решил Нильс, надо остановиться и отдохнуть. И не рассказывать пока Ханне, что их разыскивают.

Нильс остановил машину у воды, у маленького порта – может быть, у порта Кертеминне.

– Нильс? – Ханна проснулась от того, что машина остановилась. – Где мы?

– Доброе утро. Нам нужно выпить кофе – и немного подумать.

Ханна потянулась с довольно счастливым видом – он не мог понять, что именно ее так обрадовало, мысль о кофе или перспектива «подумать».

Небольшое здание портовой администрации с прилегающим к нему магазинчиком. Ханна ждала снаружи, пока Нильс покупал кофе. Продавщица смотрела на него подозрительно – или это ему просто так казалось? Обычно работникам заправок передавали всю информацию о разыскиваемых, но как насчет конкретно этого магазинчика? Лежит ли у нее под прилавком ориентировка на него? Или в маленьком ноутбуке у окна? Нильс поймал ее взгляд. Что это, она на глазок прикидывает его рост? И вес? Нильс попробовал расслабиться, последить за тем, чтобы плечи и лицо не были так напряжены. Результат был довольно предсказуемым: он стал похож на нервного робота. Выходя из магазина, он живо представлял себе, как продавщица торопливо кидается к телефону и звонит в ближайший полицейский участок. Он выбросил эту мысль из головы и пошел к Ханне.

– Недалеко же мы уехали, – сказала она усталым голосом.

– Ты поспала? – спросил он, протягивая ей пластиковый стаканчик с кофе.

– Немножко, – ответила она и пошевелила головой, показывая, как затекла шея.

– Ты не замерзла?

– Нет.

Они оба смотрели на воду. Скоро поверхность ее превратится в маленькие ледяные кристаллы и залив замерзнет. Нильс включил свой телефон. Никаких новых сообщений.

– У меня был один коллега в институте, – сказала Ханна, наблюдая за тем, как пара рыбаков готовится выйти в море. Один из них помахал рукой, и Ханна помахала ему в ответ. – Он не умел говорить «нет», как будто в его в словарном запасе вообще не было такого слова. Когда его о чем-то просили, он всегда соглашался. – Она выдержала длинную паузу. – И это стало для него проблемой, он перестал справляться с делами, просто физически не мог успеть сделать все, на что согласился. Все эти комиссии, проекты, встречи, конференции. И в конце концов, – она посмотрела Нильсу в глаза, – в конце концов общественное мнение повернулось против него.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что хорошесть может превратиться в проблему, Нильс, вот куда я клоню. Его хорошесть стала проблемой для целого института. Мы вскоре начали проводить встречи без него – просто чтобы его поберечь, чтобы он ни нас, ни себя самого не разочаровал. Ты понимаешь?

– Нет, не думаю.

– Что значит быть хорошим, Нильс?

Нильс покачал головой и принялся рассматривать щебень под ногами.

– Философ Ханна Арендт писала о банальности зла. The banality of evil.Она считает, что большинство людей латентно злы и требуются только правильные – или, вернее, неправильные – условия для того, чтобы злое начало проявило себя. Но как тогда насчет добра? Банальность добра. Когда я думаю о том моем коллеге и о тебе, мне кажется, я не вижу у вас свободной воли. Вы не совершаете выбора. Вы просто хорошие, и всё. Но можно ли считать благом такую вот хорошесть?

– Ханна…

– Нет, подожди. Это важно. Ты же не сам это выбрал. При нашей трактовке «хорошести» и «хороших поступков» мы думаем, что в экзистенциальном смысле у нас есть выбор. Но у тебя нет выбора. Вспомни историю с Иовом! Ты просто кирпич в большой игре, в которой кто-то другой… или, вернее, что-то другое установило правила. Что парадоксально в истории Иова, так это то, что Бог ни о ком не думает больше, чем об Иове, хотя и забирает у него все подчистую. Так и с вами, так и с тобой, Нильс. Тебе тоже дана свободная воля – возможность уехать.

– Перестань сейчас же!

– Говорят, что большинство тех, кто сидит сегодня в тюрьмах, страдают гиперактивностью или аутизмом той или иной степени, то есть имеют нейропсихологические проблемы, которые мы только-только начали понимать. Что, если мы в гораздо меньшей степени являемся хозяевами в собственном доме, чем нам нравилось думать в последнее время? Что, если большинство наших поступков предопределены биологически?

– Ханна! – перебил ее Нильс, осматриваясь вокруг.

– Да.

– Очень сложно перестать об этом думать, если ты все время только о том и говоришь.

Она улыбнулась.

– Мы в отпуске, ладно?

– Ладно, – согласилась она.

– Так что поехали дальше.

Они вернулись к машине, сели на свои места и несколько секунд не двигались, наслаждаясь тем, что им удалось убежать от ледяного ветра. Нильс собирался завести мотор, но Ханна вдруг спросила, глядя куда-то мимо него:

– Кто это?

– Где?

– Вон там, за тобой? Они идут сюда.

Он обернулся. Двое полицейских. Один из них склонился и настойчиво постучал по стеклу.

4

Нюборг

Это место действительно обладает определенным потенциалом – Нильс заметил это не сразу, но теперь это было очевидно.

Камера походила на комнату в общежитии – разве что места в ней было побольше. Тюрьму на острове Алькатрас по крайней мере все это напоминало мало: ни тебе хлопающих железных ворот, ни позвякивающих связок ключей, ни тяжелой военной поступи тюремщиков-садистов. Никаких сокамерников-психопатов с татуированными лицами, которые сидели бы за убийство четырех человек с целью ограбления и только и ждали наброситься на Нильса, когда он заснет. Никакого жалкого бормотания из коридора, когда осужденные на смерть тяжелым шагом идут к электрическому стулу. Нет, это самая обычная комната в общежитии, где пахнет рвотой. Нильс осмотрелся в камере предварительного заключения. Чисто, убрано. Однако как тщательно тут ни убиралось, от запаха рвоты нелегко избавиться. Наверное, какой-то местный пьянчуга решил оставить свою вонючую визитную карточку или мальчишник зашел слишком далеко. Камера эта как гостиница, люди заезжали сюда, регистрировались, жили пару дней и снова уезжали. Сегодня гостем оказался Нильс Бентцон.

Нильс снова осмотрелся вокруг: нары, стул, стол, шкаф, четыре голых стены. На одной из них кто-то написал маркером «Полиция сасет», именно так, с орфографической ошибкой; несмотря на настойчивые усилия, стереть надпись так и не удалось. Но камера обладает и одним явным достоинством: он взаперти. Им нужно только дать ему ящик с консервами и выкинуть ключ от двери на неделю.

Где, интересно, Ханна? В другой камере? На допросе? Может быть, они ее отпустили. Нильс вернулся в мыслях к своему аресту, удивляясь тому, что им удалось так быстро его найти. Может быть, это правда продавщица в магазине. Насколько он помнил, на мостах обычно не бывает наблюдения. Нильс оставил попытки понять, как именно им удалось на него выйти – он уже много лет не принимал участия в охоте на людей, за последние пару лет появилось столько новых технических возможностей. Может быть, подумал он, закрывая эту тему, их нашли через спутник.

В камере было холодно. То ли участок пытался сэкономить на отоплении, то ли это было частью большого плана: раз уж полиция не может портить задержанным жизнь тем, чтобы морить их голодом или избивать, всегда можно хотя бы прикрутить отопление в зимнюю половину года. Нильс знал эти штучки.

Послышался звук открывающейся двери. Вошедшая женщина представилась Лизой Ларссон, и Нильс подумал, что это подходящее имя для порномодели или шведской королевы детективов. Она коротко улыбнулась, но в голосе ее не слышалось никакой симпатии, когда она попросила его следовать за собой.

* * *

– Вы что, полицейский? – В голосе Лизы Ларссон звучало искреннее удивление. Она смотрела на него молодым, красивым, прохладным взглядом. Нильс рассматривал рождественских гномов, карабкающихся по подоконнику.

– Да. Я полицейский переговорщик в ситуациях с заложниками и при угрозе самоубийства.

– Почему же вы сразу этого не сказали? – Второй полицейский, Ханс, пожилой мужчина, напоминавший Нильсу его школьного учителя из другой жизни, удивленно листал какие-то бумаги, поглаживая короткую тщательно подстриженную бородку, призванную добавить ему того авторитета, которым забыла его наделить природа.

Нильс пожал плечами.

– Как у вас получилось так быстро меня найти?

Они проигнорировали вопрос.

– Вы работаете в Копенгагене?

– Да.

Они смотрели друг на друга; проходили неловкие секунды. Нильс не удивился бы, если бы они освободили его тут же на месте. То, что произошла какая-то ошибка, витало в воздухе. Очевидно было, что его визави пали жертвами распространенного заблуждения, что полицейские не могут нарушать закон. Им неприятно было сидеть напротив полицейского в таких обстоятельствах. Нильс читал это по взглядам, которые они друг другу посылали. Он прекрасно их понимал: они чувствовали себя идущими против корпоративной этики, почти предателями – полицию и так никто не любит, что же будет, если мы начнем арестовывать друг друга?

– В Копенгагене, – мужчина поправил очки, – у Соммерстеда?

– Да. Вы знакомы с Соммерстедом?

– Немного. Мы не то чтобы закадычные друзья, но пару раз сталкивались в разных ситуациях.

– У Соммерстеда вообще нет друзей. – Нильс попробовал улыбнуться.

– Что произошло в медпункте? – спросила Лиза, которую меньше, чем коллегу, впечатлило разоблачение Нильса.

Нильс взглянул на нее. Работает недавно, придерживается правил, во всяком случае до сих пор их помнит. Он сразу решил, что будет смотреть только на нее в течение всего разговора. Он хотел следовать правилам и не хотел болтать с Хансом.

– Что он сказал? Тот, с кем я подрался.

– Аллан… – Она просмотрела какую-то бумагу. Расторопная и способная девушка, наверняка пойдет дальше, вряд ли ей хочется увязнуть тут на Фюне, чтобы через двадцать лет дежурить у местного кабака и просить выходящих оттуда после рождественского корпоратива людей дуть в трубку. – … Сказал, что около половины второго ночи вы ворвались в медпункт, сбили его с ног и убежали. Со всем этим. – Она указала на стол, где лежали морфин, одноразовые шприцы и какие-то еще таблетки, которые Нильс с собой захватил. Все это недвусмысленно намекало на то, что перед ними сидит наркоман. Нильс не собирался выводить их из этого заблуждения, реальность была слишком сложной для объяснения – как, впрочем, почти всегда.

Молчание. Ханс поднялся с места.

– Я позвоню Соммерстеду.

Он исчез в соседнем кабинете, но почти сразу же вышел обратно и сказал, кивая на дверь:

– Ваш начальник хочет с вами поговорить.

Нильс с первой же секунды понял, что имеет дело с Соммерстедом, который изо всех сил пытается – но мало в этом преуспевает – быть мягким и понимающим. Его выдавало быстрое отрывистое дыхание.

– Бентцон?

– Да. – Нильса ужасно раздражала слабость в собственном голосе.

– Что происходит?

– Да, я знаю.

– Что ты знаешь?

– Что я задержан за взлом в медпункте.

– Нильс, что происходит? – Соммерстед отбросил последние попытки казаться понимающим и был теперь в ярости. – Какого черта тебя понесло на Фюн?

Нильс не отвечал. Ему вдруг подумалось, что молчание предпочтительнее всяких невозможных объяснений. Что он мог сказать?

– Я жду, Бентцон. – Соммерстед немного понизил тон.

– То дело об убитых хороших людях.

– Что, опять? – отчаявшийся театральный вздох.

Молчание. Нильс чувствовал, что Соммерстед пришел к какому-то выводу, и действительно:

– То есть то, что они говорят, это правда.

– Они?

– Вот зачем тебе понадобились лекарства. Для себя. Нильс, ты нездоров.

– Нет.

– Я думаю, ты нездоров.

Соммерстед размышлял, Нильс почти слышал это в трубке.

– Ты сейчас вернешься в Копенгаген. Я попрошу Рисхоя перевезти тебя через мост. Леон заберет тебя на этой стороне.

– Рисхой? – Нильс поймал улыбающийся взгляд Ханса и все понял.

– Да, именно. Вы выедете сейчас, и мы увидимся в участке через… Позвони, когда вы будете подъезжать. Встречи с судьей избежать не получится.

Нильс больше не слушал, в его голове звучало только одно предложение. Ты сейчас вернешься в Копенгаген.

– Я не вернусь в Копенгаген.

– Что? В смысле? – Голос Соммерстеда звучал угрожающе.

– Я не вернусь в Копенгаген.

Нильс нажал на отбой и постоял, осматриваясь вокруг. Местный участок, полицейский ответ «Маленькому дому в прерии». Парочка компьютеров, фотографии детей и внуков на стенах, вырезка из местной газеты, «Полиция в борьбе с ожирением». Нильс подивился названию, но читать статью ему было лень. Как, интересно, это работает? Начала ли полиция выписывать штрафы тем, кто манкирует еженедельными пробежками?

– Нам нужно ехать, – сказал Рисхой почти извиняющимся голосом.

Нильс не двигался с места.

– Нильс? Ваша жена уже ждет в машине.

– Это не моя жена.

Рисхой надел пальто.

– Рисхой? Я понимаю, что это звучит странно, но что, если я попрошу вас посадить меня за решетку до утра субботы?