Текст книги "Последний праведник"

Автор книги: А. й. Казински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Нильс взглянул на телефон, на экране светилось сообщение: Ида Хансен, акушерка, родильное отделение.

– Нет, ну вы подумайте, она пошла и заявила в полицию. Просто невероятно! Так что, мне нужно позаботиться об адвокате?

Нильс покачал головой.

– Нет, не стоит. Спасибо, что уделили мне время.

Нильс поспешил прочь, предоставив врачу Петеру Винтеру самому разбираться со своим отчаянием и порушенными отношениями.

* * *

– Рассказывай, Ханна, – бросил Нильс на бегу.

– Она акушерка, но сейчас обедает. Столовая у них на первом этаже.

Он с силой вдавил кнопку лифта.

– Может, вы как-то будете подбирать их по географическому принципу?

– В смысле?

– Ну, чтобы я говорил с ними по мере того, как иду из одного крыла в другое, а не бегал каждый раз из одного конца больницы в другой.

Ханна молчала, лифт все не приезжал. Нильс выглянул в окно. Солнце даже не было красным, несмотря на то, что быстро садилось. Он слышал в трубке дыхание Ханны. Смотрел на стрелку, указывающую в сторону родильного отделения. Усталая мать толкала тележку со своим новорожденным мальчиком, с каким-то отсутствующим, но напряженным выражением лица жуя плитку шоколада. Мальчик, как и Нильс, смотрел на солнце – кто знает, о чем он при этом думал. Со стороны все выглядело так, как будто деревья в парке несли солнце на своих плечах, так что зрелище походило на похоронную процессию. Умирающее солнце уносили на запад.

Лифт сообщил о своем прибытии звуком, который услышал бы даже глухой.

– Я в лифте, спускаюсь.

– Хорошо. Ида Хансен, сорок восемь лет, акушерка. Быстрее.

Нильс нажал на отбой.

68

Каннареджо, Венеция

Самое подходящее определение для цвета резиновых сапог сестры Магдалины было «кислотно-розовый». Томмасо улыбнулся, глядя, как она шагает от церкви Мадонна деллʼОрто. Северная часть города находилась чуть ниже уровня остальных районов, поэтому быстрее заполнялась водой.

Он окликнул ее:

– Сестра! Вы должны были мне что-то передать. Что-то, что сказала моя мама.

Звук сирены заглушил его голос, и сестра Магдалина исчезла в хосписе, не обернувшись. Перед Томмасо стоял выбор: идти через мост у деллʼОрто и промочить ноги до колен – или вернуться обратно, чтобы дойти до самой северной набережной, которую редко затопляло. Он взглянул на часы. Путь до набережной Фондаменте Нове займет как минимум на пятнадцать минут дольше. До захода солнца оставался час, если не меньше. Координаты, присланные ему датчанкой, были 45.26′30 и 12.19′15. Он не очень-то разбирался в этой системе, но его мобильный телефон мог определять долготу и широту. В данный момент он находился на 45.26′45 и 12.19′56. Томмасо совершенно не представлял, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до предполагаемого места преступления, где бы оно ни находилось, так что отправляться в путь стоило уже сейчас. Наводнение продержит город в своих мокрых тисках еще как минимум пару часов, и вряд ли сестра Магдалина денется куда-то за это время. Да и потом, что такого важного она может ему рассказать?

Носки уже промокли. Он припустил бежать на юг, вдоль набережной Фондамента деи Мори. Ботинки шлепали по воде. Кроме него на улице не было ни души. Здесь? Он остановился перед домом Тинторетто, художника, которым всегда восхищался, не столько даже из-за его грандиозной картины погребения евангелиста Марка, сколько из-за того, что Тинторетто никогда, по большому счету, не покидал Венеции. Один-единственный раз он выехал за пределы лагуны и, говорят, на протяжении всей поездки чувствовал себя ужасно. Сам Томмасо тоже никогда не уезжал далеко от лагуны. Навигатор вдруг истерично запутался в постоянно сменяющихся цифрах: в лабиринте маленьких венецианских улочек сложно поймать сигнал.

Томмасо бежал дальше, по направлению к казино и Большому каналу, в надежде, что там сигнал лучше. Мысли его по-прежнему были заняты Тинторетто. Хотя нет, все-таки не Тинторетто, а святым Марком. Может быть, потому, что думать о мертвом евангелисте было легче, чем о только что умершей матери. Он вспомнил о теле покойного Марка, о первой картине, которую видит в своей жизни любой венецианский ребенок. Ведь Марк как-никак святой покровитель города, его именем названа площадь Сан-Марко. Двое венецианских купцов выкрали его тело в Александрии – тело, но не голову. Голова, если верить жителям Александрии, до сих пор находится в Египте.

Видение обезглавленного трупа, маминой съежившейся руки и краски смерти преследовали Томмасо на пути к вокзалу Страда Нова. Сигнал снова сбился. Взгляд Томмасо упал на садящееся в канал солнце. Нет, так у него никогда ничего не получится, Венеция не приспособлена для машин, а значит, и для навигаторов тоже. Нет, ему нужен компьютер.

* * *

Коридор оказался полностью залит водой. Мамины черные туфли, реклама и собачий корм плавали в море поднявшейся воды, на поверхности которой, притворяясь радугой, лежала тонкая бензиновая пленка от лодочных моторов. Свет отключился сразу же, как только Томмасо попробовал его включить, щиток вышел из строя. На ноутбуке должен оставаться заряд, напомнил он себе, перепрыгивая через три ступеньки по лестнице. Он покачал головой: этот дом простоял четыреста лет, ежемесячно переживая наводнения, а в IBMʼовском ноутбуке, которому всего полгода, уже почти умерла батарея. Так, Google Earth.Он судорожно искал окошко, в которое можно было подставить координаты, но нигде его не видел. Критический уровень заряда батареи. Томмасо нашел на глобусе лагуну, нетерпеливо нажал на нее, увеличил масштаб и вывел на экран Венецию. Курсор скользил по городу, миновал его дом и гетто, дальше на запад. Вот-вот, почти. Критический уровень заряда батареи. Сохраните открытые документы. Томмасо сверился с цифрами в телефоне и передвинул курсор немного дальше на север. Вот оно, точное соответствие.

Он откинулся на спинку стула, разглядывая полученный результат. В ту же минуту экран погас.

69

Бухгалтерия Королевской больницы, 14.56

Ханна узнавала в Каспере себя: шестеренки у него в голове были хорошо смазаны, и их было много. Целый легион самой разнообразной информации мог одновременно пройти через его голову, подвергнувшись при этом обработке, оценке и категоризации. Тор не мог похвастаться тем же, он предпочитал решать задачи по одной.

– Вот, нашел! – воскликнул Каспер. – Думаю, она сейчас на работе.

– Думаете? Я позвоню дежурным.

Ханна села рядом с Каспером.

– Послушайте: все остальные убитые…

– Да, нам нужны еще какие-то общие знаменатели, или на это уйдут часы – нет, даже дни. А их у нас нет, – сказал Каспер.

– Вот именно.

– Вы заметили что-то еще, кроме возраста и детей?

– Все они делали что-то, что привлекало внимание. Один из них попал в тюрьму за высказывания против Путина, другой сидел в израильской военной тюрьме. Одна канадка выписала лекарство, не прошедшее сертификацию, и была уволена.

– Вы хотите сказать, что все они так или иначе были на виду у общественности? – уточнил Каспер.

– Да. Каждый по-своему, но все они были заметны.

– Если ты в Дании находишься на виду у общественности, твое имя обязательно можно найти поисковиком, потому что здесь все регистрируется, даже самая незначительная заметка из районной газеты. И если ты хоть час проработал волонтером в какой-то благотворительной организации, твое имя окажется в списке – а список, в свою очередь, будет выложен на сайт. Даже любая твоя подработка в кооперативном объединении тоже будет видна.

– Именно это я и хотела сказать.

– Тогда давайте искать… – Он взглянул на Ханну, и она закончила предложение за него:

– Именно таких кандидатов.

– Да, точно. На то, чтобы проверить, всплывает ли имя в поисковиках, уходит две секунды. Мы проверим всех кандидатов и выделим наиболее вероятных.

Тор положил трубку.

– По крайней мере она не отметила свой уход.

– Имя, Тор, назовите первое имя, которое вам приходит в голову, быстро! – сказал Каспер.

– Мария Делеран.

Тор начал произносить ее фамилию по буквам, но прежде чем он закончил, Каспер уже ее нашел. Мария Делеран.

– Она медсестра, – пояснил он.

Они рассматривали ее фотографию в фейсбуке: симпатичная, светловолосая, мелкие морщинки только подчеркивают красоту. Ханна подумала, что она, возможно, немного похожа на девушку, с которой сбежал Густав.

– Так. В этом направлении имеет смысл копать, – сказал Каспер, подбираясь на стуле. – Она волонтер в «ИБИС».

Каспер щелкнул по ссылке и попал на сайт «ИБИС»: волонтеры в Африке и Латинской Америке. Фотографии Марии Делеран.

– Руанда. ВИЧ/СПИД. Просвещение населения и профилактика, – прочел он.

– Она была там начальником отделения, – сказала Ханна.

– Дважды.

Каспер вошел в полицейскую базу.

– Чиста как снег. Сдала на права только с третьего раза – это единственное, что у нас на нее есть.

70

15.03

Женщина терпеливо и вежливо увещевала старика, несмотря на то, что он пытался ею командовать. Нильс даже с большого расстояния слышал, как он брюзжит:

– Нет, я еще не хочу вставать!

– Ну мы же обещали врачу, вы разве не помните?

– Плевал я на твоего врача!

Медсестра рассмеялась, похлопала старика по плечу, сняла инвалидное кресло с тормоза и покатила его обратно.

Нильс остановил ее:

– Простите, где здесь столовая для персонала?

– Вам нужно вернуться немного по коридору. А потом свернуть направо у церкви.

Старик фыркнул:

– У церкви!

– Спасибо, – ответил Нильс, – и да, кстати. Можно задать вам дурацкий вопрос? У вас есть дети?

– Есть, – удивилась медсестра. – А что?

Столовая для персонала, 15.08

Нильс чувствовал, что все это ничем хорошим не кончится. Здесь, на нижних этажах, солнца не было видно, так что пришлось взглянуть на часы: осталось минут сорок, не больше. Он распахнул дверь в столовую и пришел в отчаяние: мужчины и женщины в белых халатах, сотни мужчин и женщин. Ничего не выйдет – хотя что ему терять? Он вскарабкался на стул.

– Полиция.

Вслед за этим сообщением наступила тишина, только из кухни по-прежнему доносился машинный шум. Все взгляды были обращены на Нильса. У всех собравшихся были лица людей, привыкших к плохим новостям.

– Я ищу Иду Хансен.

Никто не отвечал, но в воздух осторожно поднялась одинокая рука. Нильс спрыгнул со стула и пошел вдоль рядов столов из ламинированного дерева. Типичная столовская еда: сегодняшнее меню состояло из курицы, картофельного пюре и вареного горошка. Все провожали его взглядами, особенно врачи с авторитетными лицами.

– Ида?

Она опустила руку. Нет, это не может быть она, слишком молодая.

– Нет. Я просто хотела сказать, что она совсем недавно ушла. Что-то случилось?

– Ушла? Куда?

Он взглянул на экран телефона. Ханна звонила уже третий раз.

– Ее вызвали на тяжелые роды, и она сразу убежала.

– Сколько времени это обычно занимает? – Нильс сам понимал, как глупо звучит этот вопрос. Ханна продолжала звонить.

– Минутку.

Он взял трубку и отступил на шаг.

– Ханна?

– Нильс. Мы подумали, как сделать поиск более систематичным. И вместо того чтобы… – Она запнулась. – Ну нет, короче говоря, у нас есть трое очень вероятных кандидатов – потом наверняка добавятся еще несколько. Но начни с Марии Делеран. Она работает в детском отделении. Была волонтером в Руанде.

Нильс расслышал голос Каспера:

– И писала статьи о недостаточной помощи Запада в борьбе со СПИДом в Африке.

– Ладно, я ее найду.

Он нажал на отбой и вернулся к молодой коллеге Иды Хансен.

– Так где она, вы говорите?

– В родильном отделении.

Нильс колебался. Он только что пришел оттуда, возвращаться назад – значит потратить еще пять минут.

– Какая она? Что вы о ней думаете?

Молодая медсестра удивленно взглянула на Нильса.

– Что я думаю об Иде Хансен? – переспросила она с обезоруживающим смешком.

– Она вам нравится? Можно ее назвать приятным человеком?

– Почему вы об этом спрашиваете? Может, вы просто подождете, пока…

Нильс перебил:

– Что вы о ней думаете?

– Да что она сделала?

– Отвечайте! Что вы о ней думаете? Она милая? Она хорошая? У нее тяжелый характер? Она хороший человек?

Медсестра на секунду обернулась на остальных коллег.

– Я не знаю. Ида довольно милая, но…

– Но?

Нильс не сводил с нее взгляда. В полной тишине она встала, забрала поднос с недоеденным куриным бедром и полосками салата и вышла.

71

Каннареджо, Гетто, Венеция

Накануне Томмасо нашел и опустошил солидные запасы обезболивающих в мамином шкафчике в ванной. Придя домой, он проглотил пригоршню разноцветных таблеток, не читая никаких аптечных аннотаций, и запил пилюли стаканом теплой воды. Ему вспомнился старый отцовский тест: если тебе больно смотреть вверх, значит, у тебя температура. Томмасо поднял взгляд – да, у него температура и кружится голова. Он рылся в памяти, вспоминая понедельничный брифинг в полицейском участке: начальник полиции рассказывал тогда, кто приезжает вместе с министром юстиции. Какие-то политики, имен он вспомнить не мог. Какой-то судья. Кардинал. Да кто угодно. Следующей жертвой может стать кто угодно, но этот кто угодно сидит сейчас в поезде, который прибудет на венецианский вокзал через несколько минут – в этом Томмасо не сомневался. Если только координаты верны.

Томмасо не видел солнца, лишь его отсвет за домами на Санта-Кроче. Еще немного – если датчанка права и все убийства действительно совершались на закате солнца, – и время истечет. На мгновение он пал духом. Взглянул на доску с фотографиями убитых. Это дело стало проклятием его жизни. Или благословением? Он до сих пор не понимал. Томмасо вспомнил о маме, о том, что у него в кармане так и лежат ее монеты, и о собаке, о том слегка осуждающем взгляде, который она послала ему, когда он препоручал ее неизвестной судьбе. Вспомнил – и тут же выбросил все это из головы. Ему нужно на вокзал.

В спине заломило, когда он наклонился, чтобы надеть резиновые сапоги. В самом низу лестницы он чуть не упал, поскользнувшись на гладких ступеньках, и присел ненадолго, чтобы отдышаться. Может, просто позвонить Флавио, объяснить ему все как есть, предупредить, чтобы они были начеку? Нет, слишком поздно. Он должен сделать это сам.

72

Королевская больница, 15.15

Новый коридор в предположительно бесконечной вселенной белых коридоров, закрытых дверей и людей в халатах.

– Простите, детское отделение? – спросил Нильс у медсестры.

– Направо, – сказала она.

– Спасибо, – бросил он на бегу.

Педиатрическое отделение, 15.18

Дети расселись полукругом в общем зале; двоих из них, которые были слишком больны, чтобы вставать, привезли в кроватях. Молодой человек в красной клетчатой рубашке сидел на крошечном стульчике, держа в руках книгу. Над ним висел плакат «Встреча с автором детской серии ужастиков».

– Как вы придумываете всех этих монстров? – успел спросить один из тонких голосков, прежде чем Нильс помешал собранию. Медсестра, сидевшая на полу и державшая на коленях девочку лет пяти, раздраженно взглянула на Нильса.

– Мария Делеран?

– У них у всех сейчас перерыв. А к детям пришел писатель.

– Это срочно. Я из полиции.

Все внимание детей было теперь приковано к Нильсу.

– Спросите, пожалуйста, на кухне.

Она откинулась назад и указала в конец коридора. Нильс бросил взгляд на часы. До 15.48 оставалось меньше получаса.

Он остановился, чтобы смахнуть слезы, сам не понимая толком, откуда взялось это переполнившее его вдруг чувство несправедливости. Детские личики ли были тому виной? Такие малыши не должны болеть, это какая-то ошибка в мироздании, после такого ты начинаешь требовать от Бога ответа на вопрос «за что». Или это из-за того, что он взялся за задачу, которую наверняка не сможет выполнить? Ханна права, у них ничего не выйдет. А может, – пронзила его новая мысль, – может, это просто проявление маниакально-депрессивного психоза? Может быть, он просто сейчас в маниакальной фазе? Нильс прислонился к стене, пытаясь восстановить дыхание. Может быть, Ханна действительно сумасшедшая, как думает Соммерстед? Но даже если и так, убийства все равно остаются настоящими. И необъяснимыми.

В конце коридора открылась дверь. Нильс заметил светловолосую женщину, которая легким шагом прошла по коридору и почти тут же исчезла из его поля зрения. Это она?

– Так, сосредоточься, – прошептал он самому себе. Дети в общем зале над чем-то смеялись, Нильс увидел в окно солнечный блик. Дети смеялись хором, их смех возвращал ему надежду. По крайней мере, он пустился бежать дальше, завернул за угол и услышал голоса медсестер, доносящиеся из кухни.

– Мария Делеран? – закричал он.

Никакого ответа, три медсестры продолжали разговор, не обращая на него внимания. Нильс достал свое полицейское удостоверение.

– Я ищу Марию Делеран.

Разговор тут же прекратился, все женщины повернулись к нему.

– Что-то случилось?

– Она на работе?

– Ее здесь нет.

Нильс разглядывал медсестер. Самая старшая из них, должно быть, знала Марию лучше всех, во всяком случае, отвечала ему именно она:

– Что-то стряслось?

– Вы уверены, что ее здесь нет?

Он сразу заметил блуждающий взгляд медсестры.

– Вы можете ей позвонить?

– Да, могу попробовать, конечно.

Она лениво поднялась. На диване из кожзаменителя остался отпечаток ее филейной части.

– Вы не могли бы поторопиться?

В ответ она сердито посмотрела на Нильса. Этакая старая матрона, явно привыкшая командовать, остальные медсестры ее заметно побаивались.

– Нам вообще-то запрещено давать кому бы то ни было номера мобильных телефонов.

– Я и не прошу мне ничего давать. Просто позвоните ей и скажите, что ее ждет полицейский, которому нужно с ней поговорить.

– Она же ушла, ее рабочий день закончился.

– Почему тогда она не отметила свой уход?

– Мы иногда об этом забываем. Что вообще случилось?

– Я все-таки попрошу вас ей позвонить. Прямо сейчас!

Надеюсь, ты не замужем, подумал Нильс, пока она набирала номер, иначе мне жаль твоего мужа. Он осмотрелся вокруг: доска для заметок, открытки, схемы, фотографии, записочки. Красивая светловолосая девушка в окружении детей стоит на фоне африканской деревни.

– Может быть, я сама могу вам чем-то помочь?

Нильс проигнорировал вопрос и снял с доски открытку.

– Это Мария?

Медсестры не отвечали, переглядываясь. «Вот мои детки. Надеюсь, у вас там все хорошо, на вашем холодном севере. Скучаю по нашим разговорам за чашкой кофе». Смайлик и подпись «Счастливо, Мария».

– Мария Делеран?

– Да.

– У нее есть дети?

– А что?

– У Марии Делеран есть дети?

Снова повисла непонятная тишина.

– Нет, – ответила наконец матрона.

– Когда она освободилась? Вы уверены, что ее здесь нет? Вон там висит куртка, – он указал на вешалку, – это не ее?

Одна из медсестер поднялась с места и вежливо улыбнулась:

– Послушайте, Мария освободилась в два часа. У нее сегодня было утреннее дежурство. Вот, можете сами проверить по графику. – Она кивнула на доску. – Может быть, она немного задержалась, но сейчас, по крайней мере, ее здесь нет. Если вы хотите ей что-то передать, я с радостью вам помогу.

Старая матрона ее перебила:

– Нет, она не берет трубку.

– Может быть, у нее есть тут подруги? – предположил Нильс. – Кто-то, с кем она встречается после работы?

– Я ее подруга.

Нильс обернулся и посмотрел на бейджик. «Тове Фанё, медсестра». Во время всего разговора она молчала.

– У нее есть здесь еще друзья, Тове? Это ведь большая больница.

– Нет, не думаю.

– Друзья, любовники, может быть, коллеги по волонтерской работе.

Тове подумала немного и покачала головой. Нильс перевел взгляд на матрону, и та сердито пожала плечами.

– Она вам нравится?

– Что?

– У вас есть дети? У всех тут есть дети?

Удивленные взгляды.

– Я задал вопрос.

Все кивнули. Все, кроме подруги Марии. Тове. Ей вполне может быть за сорок. Нильс посмотрел на нее, и тогда она убрала руки, выставляя вперед большой беременный живот.

73

Бухгалтерия, Королевская больница, 15.27

Вообще-то Ханна предпочитала дням вечера и в целом больше любила время после захода солнца. Для тех, чья жизнь, как ее собственная, вдруг где-то в расцвете лет сошла с колеи, дни обычно выдаются тяжелыми. Вокруг полные энергии люди спешат на работу или с работы, в школу или детский сад. В дневные часы окружающие были заняты, на фоне их забот отчетливее виделась ее собственная жизнь: она превратилась в ничто. Ни работы, ни мужа, ни, что хуже всего, сына. Потом солнце садилось, люди исчезали и быть Ханной Лунд становилось чуть проще. Но сегодняшний день стал исключением.

Она поднялась с места, подошла к окну и взглянула на солнце, прячущееся за деревьями. От солнца осталась только тонкая бледная полоска, которая хоть и не делилась уже теплом с этой частью земного шара, но все же собиралась провисеть на своем месте еще какое-то время. В кабинетах по ту сторону коридора продолжали работать люди, в холле был включен телевизор, и Ханна не могла не заметить поднявшийся на экране испуганный переполох. На саммите что-то произошло. Кто-то упал, вокруг несчастного столпились люди в пиджаках, другие мчались к нему с водой и одеялами в руках. У Ханны перед глазами всплыл «Белла-Центр». Жуткое место, спертый воздух, слишком много народу, слишком мало времени. Кто угодно хлопнется в обморок.

– Ничего себе! – воодушевленно воскликнул Каспер, поднимая взгляд от экрана. – Я нашел еще одного ангела.

Ханна вернулась обратно к Касперу и Тору, которые, ссутулившись, сидели перед компьютерами.

– Кто у вас там? – спросила она.

– Профессор Самуель Виид из Центра медицинской паразитологии. Сорок девять лет, никаких детей – я проверял. Но самое интересное вот что, – Каспер поднял глаза на Хану, прежде чем продолжить: – Виид пятнадцать лет занимается исследованием малярии. Считается, что его работа спасла уже полмиллиона человеческих жизней в районе вокруг экватора.

– Он сейчас на работе?

– Он университетский исследователь. Похоже, у университета есть отделения, которые привязаны к больнице.

– Да, но если его нет в здании, тогда он вне опасности, – сказала Ханна, рассматривая фотографию борца с малярией.

«Александр Македонский умер от малярии, которая считается одной из трех главных проблем человечества и уносит каждый год свыше трех миллионов жизней», – успела Ханна прочесть под фотографией исследователя, прежде чем ее осенило:

– Позвоните к нему на работу, узнайте, не здесь ли он сейчас.

– Хорошо, – послушно ответил Тор, набирая номер.

Каспер продолжил поиски, бормоча себе под нос:

– Грю Либак. Тоже неплохо.

– Он сейчас в здании, – перебил Тор. – Самуель Виид. На этаже администрации, отделение 5222. Он там на встрече.

15.30

Нильс не сомневался, что Мария Делеран до сих пор была где-то в больнице, но не понимал, зачем врут ее коллеги. Он не стал отвечать на очередной звонок Ханны. Медсестры на кухне как раз начали расходиться, и Нильс, подождав, пока уйдет старая угрюмая матрона, направился за Тове, подругой Марии. Та зашла в туалет, и он с грохотом распахнул только что закрывшуюся за ней дверь.

– Что вы делаете? – зло спросила она у Нильса, притворяющего за собой дверь. – Мне закричать?

– Скажите мне, где Мария.

– Да в чем вообще дело? Почему это так важно? Почему вы не можете подождать, пока…

– Ее жизнь может быть в опасности, – перебил Нильс.

Тове задумалась на секунду.

– Почему? Мария просто ангел, никто не станет желать ей зла. Этого не может быть.

– Может, поверьте мне.

Тове замолчала, подбирая нужные слова, Нильс видел по выражению ее лица, что она вот-вот готова будет заговорить. Точно так же выглядят преступники за две минуты до признания своей вины.

– Она ушла. Мне нечего вам больше рассказать.

Тове решительно вышла из туалета. У Нильса зазвонил телефон.

– Ханна?

– Самуель Виид. Это наверху, отделение 5222. Он исследователь и вроде как идеально подходит под наш профиль. Он сейчас на встрече в дирекции.

* * *

Секретарша с поразительным спокойствием изучила протянутое Нильсом удостоверение. Она привыкла к тому, что мимо ее стола проходит немало авторитетов: министр здравоохранения, высокопоставленные чиновники, профессора и ученые со всей Европы. Она служила шлагбаумом перед кабинетом директора, и никто не мог попасть к нему, минуя ее.

– Профессор Виид сейчас на встрече с директором. Это не может подождать?

– Нет, не может.

– Я могу узнать, в чем суть дела?

– Мне нужно поговорить с Самуелем Виидом. Немедленно.

Она поднялась с места, но действовала с почти неприличной медлительностью. Умеют все-таки люди в этой стране заставить полицию чувствовать себя вечной помехой, подумал Нильс. Зато к своему начальнику она относилась как к дельфийскому оракулу: тихо и осторожно постучала в дверь, вошла, чуть наклонившись вперед, всем своим видом говоря, как сожалеет о том, что ей пришлось помешать. На экране телевизора за ее спиной Нильс увидел то же самое, что и Ханна. Переговоры вошли в решающую фазу, и одному из ведущих участников стало плохо. У него шла носом кровь, он хватал воздух ртом, как умирающая треска, которую только что вытащили из естественной среды обитания. Мировая пресса была тут как тут, готовая это засвидетельствовать.

Секретарша разговаривала со своим начальником. Переговорную отделяла от приемной только стеклянная стена, прозрачность которой как будто призвана была подчеркнуть, что здесь никогда не обсуждаются темные дела. Нильс смотрел сквозь стекло на сидевших в переговорной, а они, в свою очередь, на него. Он не слышал, о чем они разговаривают, тишину нарушало только тихое бормотание телевизора: «…мы не знаем, идет ли речь о простом недомогании… или о чем-то более серьезном. Возможно, с ним случился удар. В эту минуту к зданию подъезжает "скорая"».

Секретарша вернулась.

– Пожалуйста, он сейчас выйдет.

– Спасибо.

Самуель Виид подтянул брюки и откашлялся, выходя в приемную. Оставшиеся в переговорной начальники пытались скрыть свое любопытство.

– Самуель Виид?

– Чем я могу вам помочь?

– Нильс Бентцон, я из полиции.

Телефон подал сигнал о полученном сообщении. «Новый кандидат: Грю Либак», – писала Ханна.

– Что случилось? – спросил профессор, глядя на Нильса мягким и умным взглядом.

Солнце сядет через несколько минут. По ту сторону панорамных окон в переговорной Нильс видел розовое небо.

– У нас есть основания полагать, что ваша жизнь находится в опасности.

На лице Самуеля Виида не дрогнул ни один мускул.

– Так что я прошу вас покинуть здание больницы. На следующие полчаса.

– Выйти из больницы? Зачем?

– Я не могу сейчас сказать больше того, что сказал. Вам небезопасно здесь находиться.

Виид коротко покачал головой и обернулся через плечо.

– Нет, я не хочу прятаться. Это уже почти двадцатилетней давности дело.

Он снова взглянул на Нильса, и тому показалось, что он заметил скорбь в глазах профессора.

– Это только на полчаса, не больше.

– И что тогда?

– Тогда мы сможем контролировать ситуацию.

– Нет. Нет, это моя жизнь, и я должен научиться с этим жить. Я никогда не научусь, если каждый раз буду прятать голову в песок. Когда он сбежал?

Нильс, понятное дело, не знал, что на это ответить.

– Я не могу сейчас этого сказать.

– Не можете сказать? Да бросьте! Я врач, и мы иногда совершаем ошибки. Этот мужчина полжизни угрожает мне из-за дела, в котором не было моей вины. Я просто случайно оказался тем молодым врачом, который последним занимался его женой перед ее трагической смертью. Все лекарства… это был анестезиолог, такие вещи иногда случаются.

Самуель Виид снова посмотрел на собрание за стеклом. Нильс видел по нему, что он успел далеко продвинуться в переговорах и собирается реализовать преимущество. Администрация в переговорной за стеклом не в курсе дела. Уйди Виид сейчас со встречи – и их любопытство будет разбужено.

Снова сообщение от Ханны: «Брось Виида, сосредоточься на Грю Либак. Отделение С. Несколько минут».