Текст книги "Последний праведник"

Автор книги: А. й. Казински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

28

Эльсинор

Впереди одиноко и покинуто простирались скованные морозом поля. Деревья на горизонте напоминали скелеты. Взрыв серого. Красивое зрелище для меланхоликов. И ужасно тоскливое для остальных – им остается только сбежать отсюда, как, например, сделала Катрине.

Дорога была свободна, никто не мешал, и Нильс ехал быстро. Свернул с шоссе на гравиевую дорожку, припарковался на этот раз у самого дома и вышел из машины, прихватив коробку.

Он сразу же увидел Ханну на мостках. Она стояла на том же месте, что и в прошлый раз. Он подошел к ней, но она не обернулась, хотя не могла не слышать его шагов.

– Вы же собирались уезжать?

– Я отложил поездку. Поймали что-то?

– В этом озере нет рыбы, – она обернулась и взглянула на него. – Хотя и утверждается, что ее здесь полно.

– Но она не клюет?

Она покачала головой.

– Наверняка ее отпугивает запах. – Ханна подняла руку с сигаретой. – Но рыбалка – просто одно из звеньев общего плана.

– Какого плана?

– Заниматься только тем, чего я никогда не делала, пока мой сын был жив.

Никаких слез в голосе. Ее лицо совсем не изменилось, когда она произносила эти слова, и это его напугало. Он знал, что когда такие холодные и сдержанные люди все же взрываются, это заканчивается плохо. Часто они пытаются увлечь за собой в бездну кого-нибудь еще – это было ему знакомо не понаслышке.

* * *

– Я знаю, здесь холодно, – сказала она, поворачивая ручку термостата. – Это были едва ли не последние слова Густава перед отъездом в Канаду: «Мы должны, в конце концов, разобраться с отоплением». Сказал – и уехал.

В рассказе не было никакой горечи, сообщила, и все.

– Так что, вы привезли мне кучу убийств?

– Да.

– Не слишком крепкий?

– Кофе? Нет.

– Я всегда пью такой, как смола.

Нильс открыл коробку и осторожно выложил на стол все до единой страницы.

– Это все из Венеции?

– Да, от Томмасо Ди Барбара. Полицейского, с которым вы разговаривали. Он прислал это сегодня утром, – Нильс уселся за стол.

– Вы уже читали?

– Проглядывал. Это скрупулезная подборка всех известных фактов о жертвах. Их жизнь, их поведение, их поступки. Ну и, конечно, их смерть: время, место, обстоятельства. Здесь… – Нильс бросил взгляд на последнюю страницу, – двести двенадцать страниц жизни и смерти. Что-то переведено с итальянского на английский гугловским переводчиком, но не все.

– Отлично, – она усмехнулась.

– Но сначала посмотрите вот на это. – Нильс вытащил из кипы бумаг фотографию спины жертвы и положил ее перед Ханной.

– Что это?

– Спина Владимира Жиркова. У всех жертв есть отметина на спине. Татуировка или какой-то знак.

– Один и тот же знак?

– Мне кажется, да. Томмасо сказал, что это цифры, но нет, цифр там нет.

Ханна сощурилась – может быть, скептически, может быть, просто удивленно – и отыскала в одном из ящиков очки из магазина «Все по 10 крон». «+ 1,5» – сообщающая об этом этикетка по-прежнему была приклеена к оправе. Поднесла к глазам фотографию.

– Вы уверены, что такая метка есть абсолютно у всех?

– Да. Вот другой пример – спина Марии Сайвы из Перу. Убита 29 мая этого года.

Он положил фотографию Марии Сайвы на стол, рядом с фотографией Владимира Жиркова. Несмотря на то, что снимки были темные и грязные, рисунок просматривался четко.

Ханна держала в руках лупу, появившуюся из того же ящика, что и очки, – вместе с запахом марихуаны, который сложно с чем-то спутать.

Нильс рассматривал Ханну, пока она изучала фотографию. Линия носа, маленькие, почти невидимые волоски на шее. Взгляд Нильса блуждал, и Ханна провела свободной рукой по горлу, как будто заметила, что он на нее смотрит. Проходили секунды, может быть, даже минуты. Нильс нетерпеливо поерзал на стуле. С озера доносилось гоготание лебедей.

– Ну что, вы что-то видите?

– Это просто невероятно, – сказала она, не глядя на него, и закурила – явно машинально.

– Что?

– Кто это сделал? – спросил она, выпуская дым. – Убийца?

Нильс придвинулся поближе.

– А в чем дело?

Она проигнорировала вопрос. Очевидно, ответ нужно было заслужить. Нильс собирался его повторить, но тут она забормотала вслух:

– Иврит, арабо-индийский, урду, деванагари…

Нильс уставился на нее, пока она продолжала монотонно шептать:

– Месопотамский, двадцатиричная система, кельтские цифры, иероглифы, иератические цифры, вавилонские цифры…

– Ханна, – Нильс повысил голос, – что происходит?

– Это просто цифры. Цифры, цифры и цифры.

– Где?

– Он прав. Тот, с кем я разговаривала.

– Томмасо?

– Это число. Число 31. Владимир Жирков.

– 31?

– Это число 31, написанное в разных системах исчислений! Крошечные цифры. Похожи на маленькие кровоизлияния под кожей. Как будто кровеносные сосуды образовали число 31.

– Как это возможно?

Она пожала плечами.

– Я же не дерматолог. Но… – Она тут же передумала и запнулась.

– Что – но?.. – нетерпеливо спросил Нильс.

– Я знаю, что поверхность всех кровеносных сосудов сливается в так называемый однослойный эпителий. Он называется эндотелий.

– Есть вообще что-то, чего вы не знаете? Простите. Давайте дальше.

– Ну, опять же, я, конечно, не эксперт, но если эндотелий повреждается, кровь вступает в контакт с другими клетками и тканями и… – Она снова запнулась. – Нет, я не могу сказать ничего определенного, я и так толком не знаю, о чем говорю. Я не представляю, как могли образоваться эти цифры.

– И вы уверены, что там написано 31?

– Абсолютно. Я знаю некоторые из этих систем исчислений.

– И это одно и то же число? 31?

Она не отвечала, снова изучая фотографию.

– Ханна?

Наконец она кивнула.

– 31. Только 31.

– Хорошо, а другая? – спросил Нильс. – Из Перу. Мария.

Ханна внимательно изучила спину Марии Сайвы.

– Здесь 6. Цифра 6, написанная в сотнях разных систем исчислений. Тех, которые используются в наши дни, и тех, которыми пользовались в дальних уголках земного шара в древности или на заре времен. Снимки не очень четкие, так что бывает нелегко разобрать, но вот здесь, например, – она достала из коробки еще одну фотографию, – написано число 16 в бесконечном количестве вариантов. Я узнаю иератическую систему.

Нильс взглянул на фотографию и пролистал бумаги:

– Джонатан Миллер. Американский исследователь, найден на станции Мак-Мёрдо в Антарктиде 7 августа этого года. Но… – Нильс отложил спину Джонатана Миллера в сторону, не зная, что сказать. – Сколько вообще существует систем исчислений?

– Во все времена и во всех культурах у людей существовала потребность в подсчете. Чтобы систематизировать мир. Установить перспективу. Греки, римляне, египтяне, индийцы, арабы, китайцы. У всех них – и задолго до них – были свои системы исчисления. Множество разных вариантов. Были найдены даже кости, относящиеся к каменному веку, на которых есть маленькие царапины, изображающие цифры. Месопотамская клинопись, датированная примерно 2000 годом до нашей эры. Сначала цифры использовали только для подсчета, но потом поняли, что они являются символами.

– Являются символами? Или их превратили в символы?

– Курица или яйцо? – Она пожала плечами. – Придумываем ли мы системы исчисления, или они уже существовали до нас? И если два плюс два еще до появления человека равнялось четырем, кто создал систему? Для пифагорейцев цифры были ключом к космическому закону, символами божественного мирового порядка.

– Неплохо.

– Новалис считал, что Бог может проявлять себя в математике, точно так же, как и других науках. Аристотель говорил о том, что цифры не только обозначают множество, но и таят в себе определенные качества, он называл это качественными числовыми структурами. Нечетные числа он считал мужскими, четные – женскими. Другие греки говорили о духовных числах.

Кот запрыгнул на стол, но Ханна быстро столкнула его обратно на пол, продолжая при этом говорить:

– Математика полна загадок. Загадок, которые могут решить наши проблемы. Густав именно это имел в виду, произнося ту фразу, которая привела вас ко мне.

– Что мир спасет математика.

– Подумайте о том, чем сейчас занимаются в «Белла-Центре». Кривые, графики, числа. Числа и только числа. От правильного толкования чисел зависит, выживем мы или нет. Это вопрос жизни и смерти, каждый ученый это понимает. Именно поэтому Тихо Браге лишился носа на дуэли.

– Из-за чисел?

– Потому что он утверждал, что существуют так называемые комплексные числа, а его противник отказывался это признавать.

– И кто был прав?

– Тихо Браге. Но нос он все равно потерял.

Она дала ему время обдумать свои слова.

– Вы слышали об Аврааме Трахтмане? – Она не стала ждать ответа, продолжая: – Российский иммигрант в Израиль. В России он был профессором математики, но в Израиле никак не мог найти работу и в конце концов стал вышибалой. И вот, пока он пытался утихомирить распалившихся выпивших подростков, он решил одну из главных математических загадок нового времени: теорему о раскраске дорог. Вам это о чем-то говорит?

Она быстро дышала, как будто запыхалась.

– Не особо.

– Изначально она очень проста: представьте, что какой-то человек приезжает в незнакомый город, чтобы проведать друга, но при этом он не знает, где тот живет. У улиц в этом городе нет названий, но друг звонит и предлагает ему быть его телефонным проводником, командуя при этом только «налево» или «направо, «налево» или «направо». Может ли человек найти дом своего друга только по этим подсказкам, где бы этот дом ни находился?

– Ну, если ему повезет.

– Правильный ответ – да, сможет. Доказательства я, пожалуй, опущу. Вы знаете Григория Перельмана? Российского математика, который доказал так называемую гипотезу Пуанкаре?

– Ханна! – Нильс поднял вверх руки, как сдающийся ковбой.

Она вздохнула.

– Да-да. Извините.

Она отодвинула стул назад и глянула в окно на озеро, где показалась пара моторных лодок.

Нильс поднялся. Ему хотелось задать множество вопросов, но они беспорядочно толкались, мешая друг другу, так что он ничего не спросил. Молчание в конце концов прервала Ханна:

– Но почему у жертв на спинах эти числа? – Поначалу в ней говорил ученый, но потом ищейка взяла над ним верх: – И кто это сделал?

Она вздохнула, посмотрела на часы, перевела взгляд на кипу бумаг и улыбнулась.

– Вот уже почти час, как вы пришли, а мы даже не начали читать.

Дело об убийстве: Сара Джонссон

Лежащее на столе досье походило на громадный кирпич.

– И все это относится к делам об убийствах? – спросила Ханна, закуривая.

– Кажется, да. – Нильс откашлялся. – Сара Джонссон, сорок два года, Тандер-Бей.

– Это значит, что она была убита первой?

Нильс пожал плечами.

– Может быть. Не знаю. Пока это значит только то, что она первая в этом досье. Вот так она выглядела.

Нильс выложил на стол фотографию подстриженной под пажа женщины с грустными глазами.

– Смерть наступила 31 июля 2009 года. Так что нет, она не первая, перуанку убили в мае.

– Тандер-Бей? – переспросила Ханна, рассматривая карту мира.

– Это в Канаде, возле озера Верхнего. Одно из самых больших озер в мире.

Ханне потребовалось всего несколько секунд, чтобы отыскать Тандер-Бей и воткнуть булавку.

– Сара Джонссон работала врачом в больнице и жила одна. Не замужем. No kids. [46]46
  Бездетная (англ.).


[Закрыть]

– Это написано по-английски?

– Часть по крайней мере. В том числе краткая справка о ней. Мне кажется, там и по-итальянски что-то есть.

– Ладно. Следующий. – Ханна стояла наготове, держа в руках следующую булавку.

– Тут есть еще информация о Саре. – Нильс просмотрел страницу. – Еще много всего. Вот это, кажется, некролог из местной газеты.

– Который раздобыл итальянец?

– Похоже. Здесь написано, что она закончила медицинский факультет Торонтского университета в 1993 году. Здесь есть еще интервью на английском.

– С Сарой Джонссон?

– Да. – Нильс полистал бумаги.

– А она красивая, – сказала Ханна, рассматривая фотографию. – Похожа на Одри Хепберн.

– Нет, интервью не с ней самой, а с кем-то, кто учился вместе с ней. С некоей Меган Райли.

– Зачем у нее брали интервью?

– Это похоже на запись. Может быть, это было радиоинтервью, в котором говорили о Саре Джонссон.

– И зачем итальянец это вам отправил?

– Хороший вопрос. Меган Райли характеризует Сару как anti-social. A bit weird. Difficult lovelife. Nice, but she never seemed to be really happy. [47]47
  Асоциальная. Немного странная. Сложная личная жизнь. Хорошая, но никогда не выглядела по-настоящему счастливой (англ.).


[Закрыть]

– Бедняжка, – сочувственно сказала Ханна.

Нильс кивнул.

– Вот, посмотрите. Он даже раздобыл детскую фотографию Сары – если это она, конечно.

Ханна взглянула на фотографию шестилетней девочки, немного неуклюже сидевшей на качелях.

– А вот это похоже на записи разных врачей и психиатров.

– Разве такие документы не конфиденциальны? Их ведь итальянец не мог раздобыть сам?

– Ну почему, – возразил Нильс. – Мог, если был достаточно упорным.

Он просмотрел выписки. Часть из них была совершенно нечитабельна.

– Судя по всему, в 2005 году с Сарой что-то случилось. Она начала выказывать симптомы психической нестабильности. Панические атаки, расстройство сна, параноические тенденции.

– Там указана какая-то причина?

Нильс покачал головой и вернулся к бумагам.

– А, вот, подождите. Я, кажется, пропустил это в некрологе. Может быть, тут есть связь: в 2005 году ее уволили с работы из-за дела, получившего освещение в местной прессе.

– Что за дело?

– Здесь ничего об этом нет. Хотя стойте… – Нильс порылся в бумагах. – Вот, теперь я кое-что нашел. Газетная вырезка… – Нильс хотел было прочитать ее на английском, но статья оказалась слишком большой, так что он передумал.

– Что там написано?

– Что Сара Джонссон уволена с немедленным отстранением от должности за то, что использовала для спасения смертельно больного мальчика лекарство, не прошедшее клинические испытания. Мальчик выжил, но поскольку речь шла о принципе и дело вызвало значительную волну критики, у руководства больницы не оставалось другого выхода, кроме как уволить врача.

– Лекарство, не прошедшее клинических испытаний?

– Так здесь написано. Насколько я знаю, на сертификацию нового лекарства может уйти до пятнадцати лет, и Сара Джонссон, по-видимому, не могла так долго ждать. Поэтому она нарушила правила и спасла мальчика.

– Это имеет какое-то отношение к паранойе?

– Где врачебные заключения? – Нильс поискал среди бумаг. – Об этом здесь ничего нет. Написано только, что паранойя становилась все ярче и ярче и что в 2006 и 2008 годах Сара лежала в психиатрической больнице в Тандер-Бей. Тамошний психиатр, некий доктор Аспет Лазарус, характеризует Сару как «периодически полностью теряющую адекватность из-за страха, что кто-то преследует ее и хочет лишить жизни».

– Лишить жизни? Кто же хотел ее смерти?

– Неизвестно. Но он своей цели достиг, потому что 31 июля того же года Сара была найдена мертвой в собственной машине возле супермаркета «Собис». Полиция will not rule out… [48]48
  Не исключает (англ.).


[Закрыть]– Нильс просмотрел страницу до конца и перевел: – Они не исключают убийства, но никаких обвинений по этому делу выдвинуто не было. Poison.

–  Poison? Яд?

– Да.

– Больше там ничего не написано?

– Только то, что Сара Джонссон похоронена на кладбище Риверсайд в Тандер-Бей. В анонимной общей могиле.

– А как насчет метки на спине? Там что-то об этом есть?

Нильс снова опустил глаза на страницу, пролистал дальше.

– Нет, ничего. Хотя подождите. Вот выписка из протокола вскрытия. Skin eruption or bloodshot on the back. [49]49
  Кожная сыпь или кровоподтек на спине (англ.).


[Закрыть]

– Может быть, именно поэтому полиция подозревала, что ее отравили?

– Да, наверняка поэтому. Но теперь дело закрыли.

Ханна кивнула и затушила сигарету. Нильс поднялся с места, пересек комнату наискосок, остановился у глухой стены и обернулся.

– Я не понимаю, – сказал он, глядя на нее. – Зачем он собрал такое количество материалов?

– И почему он прислал все это вам?

Нильс снова уселся, плетеное кресло заскрипело в тишине.

– Ну что, продолжим? – спросил Нильс. – Вы видите во всем этом какой-то смысл?

– Давайте посмотрим на следующее дело. Открывайте свои Кумранские рукописи.

– Ладно. Вот убийство номер два согласно этой хронологии. Отправляемся на Ближний Восток.

Дело об убийстве: Людвиг Голдберг

На этот раз Нильс сел на полу и разложил вокруг материалы о Людвиге Голдберге, как рассыпанный пазл. Двенадцать текстовых кубиков, вместе составляющих картину жизни и смерти.

– Я думаю, так будет удобнее, – сказал Нильс, изучая бумаги.

– Что у нас есть? – спросила Ханна.

– Все. Судя по всему. Некрологи. Выдержки из дневника. Интервью. Что-то похожее на стихотворение. Но значительная часть этого на иврите. Он очень симпатичный, – он протянул ей фотографию Людвига Голдберга. Темные взволнованные глаза, интеллигентные очки, узкое приятное лицо.

– Что это? – спросила Ханна, указывая на размытые факсовые страницы.

– ЦАХАЛ. Армия обороны Израиля. Какие-то военные документы, кажется. Похоже, он сидел в тюрьме.

– Он не очень-то похож на солдата. Куда мне воткнуть булавку?

– Эйн Карем.

– Где это?

– Окраина Иерусалима.

Ханна подняла на него то ли удивленный, то ли уважительный взгляд.

– Вы много путешествовали?

– Порядком. В фантазиях.

Она улыбнулась, но он этого не заметил, будучи слишком занят полицейским рапортом:

– Людвиг Голдберг найден мертвым 26 июня этого года. Он лежал в… – Нильс прекратил читать и подтянулся на руках к другой части факса. – Давайте лучше начнем с некролога.

– Из газеты?

Нильс просмотрел страницу.

– Газета гимназии Шевах-Мофет в Тель-Авиве, в которой он работал учителем. Написано на довольно сомнительном английском.

– Или это просто итальянец сам занимался переводами, – предположила Ханна. – Или пользовался гуглом. Иногда получается очень забавно.

– Может быть. Он родился в 1968 году и вырос в кибуце Лахавот-Хавива, возле города Хадера. Семья украинского происхождения, его мать родилась в… – Нильс не стал даже пытаться произнести название вслух. – В общем, тут бесконечные описания того, где родились отец и мать.

– Семейные хроники очень популярны на Ближнем Востоке, – сказала Ханна и сухо прибавила: – Взять хотя бы Библию.

Нильс читал размытую часть факса, где слова местами невозможно было разобрать.

– Это действительно военные рапорты. Подозрения в гомосексуализме. – Нильс поднял взгляд. – Здесь так написано, без всяких комментариев. Судя по всему, он сидел в тюрьме за нарушение военного регламента.

– Какое именно?

– Подробностей я нигде не вижу. Но он просидел в военной тюрьме целый год, так что это, наверное, было что-то довольно серьезное. Здесь есть еще отрывок газетной статьи, напечатанной в «Джерузалем пост» в 1988 году, где Ариэль Шарон называет…

– Тот самый Ариэль Шарон?

– Подозреваю, что да. Ариэль Шарон называет Голдберга everything this country doesnʼt need. [50]50
  Воплощением всего того, в чем наша страна не нуждается (англ.).


[Закрыть]

– Так что можно предположить, что его преступление получило широкое освещение.

Нильс кивнул.

– Что там есть о его смерти? Протокол вскрытия?

Нильс поискал среди бумаг.

– Нет, но тут есть кое-что другое, – сказал он. – Отрывок из речи Таляля Амара, произнесенной 7 января 2004 года в Бирзейтском университете в Рамалле и напечатанной в журнале «Тайм».

– Таляль Амар? Кто он такой?

Нильс пожал плечами.

– Он говорит: In the Middle East you never know what the future will bring, but after standing next to mister Rabin and mister Arafat while they shook hands in front of The White House, Iʼm quite optimistic. In fact my hope for the future was already born back in 1988 during the Intifada when a young Israeli soldier suddenly opposed orders and released me and my brother from an Israeli detention camp and thereby saved us from years in prison. I will never forget the look in the soldierʼs eyes while he released us. Until that day all Israelis were monsters to me. But from this moment I knew they are humans just like me. [51]51
  На Ближнем Востоке никогда нельзя предугадать, что принесет будущее, но после того, как я стоял рядом с мистером Рабином и мистером Арафатом, которые пожимали друг другу руки перед Белым домом, я смотрю в будущее с оптимизмом. Вообще-то моя надежда на будущее родилась еще в 1988 году, во время первой интифады, когда молодой израильский солдат вдруг пошел наперекор приказам, освободив нас с братом из израильского лагеря военнопленных, и тем самым спас нас от многолетней тюрьмы. Я никогда не забуду его глаза в ту минуту, когда он выпускал нас на свободу. До того дня я считал всех израильтян монстрами, но в тот момент я понял, что они такие же люди, как и я (англ.).


[Закрыть]

– Рабин и Арафат, – сказала Ханна. – Он говорит 0 соглашении в Осло. Но при чем тут Голдберг?

– Или при чем тут сам Таляль Амар?

– Он-то, похоже, как раз при чем, иначе «Тайм» не стал бы брать у него интервью и он не стоял бы перед Белым домом во время подписания соглашения. Скорее всего, он был одним из палестинских переговорщиков.

– Вот, тут есть кое-что о смерти Голдберга. – Нильс сначала прочитал бумагу про себя. – Unknown source, [52]52
  Неизвестный источник (англ.).


[Закрыть] так здесь написано. Я перевожу, как могу: « Несколько дней перед смертью Голдберг провел в Эйн Кареме, где гостил у семьи художников, Сами и Леи Лехаим. Голдберг не очень хорошо себя чувствовал, жаловался на боли в спине и пояснице и, по словам Леи, вел себя как параноик, утверждая, что за ним кто-то следит. Вечером 26 июня Голдберг вышел покурить. Он долго не возвращался, так что Сами Лехаим вышел посмотреть, что с ним. Голдберг лежал на щебневой дорожке перед домом, он был мертв».

– Там есть что-то о рисунке на спине?

Нильс поискал глазами.

– Я, по крайней мере, ничего не вижу. Причина смерти не указана, но речь шла об убийстве.

– Почему?

Нильс пожал плечами:

– Может быть, у него были враги?

Она улыбнулась:

– Наверняка это Шарон его убил. За то происшествие в 1988 году.

– 1988 год… – Нильс рассуждал вслух. – Что, если молодой израильский солдат, выпустивший Таляля Амара на свободу, был…

– Людвиг Голдберг.

Нильс кивнул. Одно мгновение – кажется, впервые за сегодня, – они смотрели друг другу прямо в глаза. Ханна сказала:

– Поэтому-то итальянец и прислал отрывок из речи Амара.

Нильс промолчал.