Текст книги "Последний праведник"

Автор книги: А. й. Казински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

10

Темнота

Странный капающий звук, вдалеке или совсем рядом, – какая разница? Какое странное спокойствие, темнота точно защищает его, как одеяло, которое можно отбросить, если захочется. Но ему не хочется, в темноте так хорошо лежать.

Голоса. Чей-то крик, плач, вопль. В нос бьет запах бензина, запах алкоголя, джина. Вкус крови во рту. Он хочет избавиться от этого, хочет, чтобы все это снова исчезло, но кто-то стягивает с него одеяло. На него смотрят незнакомые глаза.

– Вы живы? – Голос дрожит, Нильс почти не может разобрать слов.

– Шлагбаум не опустился…

– Я вызвал «скорую».

Нильс пошевелил губами. Или нет?

– Я не знаю, – сказал мужчина, плача.

– Что?

– Девочки? Или вы не об этом спросили?

Темнота.

На сей раз на целую вечность. Или только на пару секунд? Он был под водой, он уплывал, нырял глубже и глубже в темноту. Хотел исчезнуть, дать себя поглотить. Исчезнуть. Нет. Ему нужно уехать. Найти катер. Он подумал о треске к рождественскому столу.

Снова голоса, на этот раз глубокий голос. Почему они просто не оставят его в покое?

– Лежите и не двигайтесь. Не пытайтесь ничего говорить.

К кому этот голос обращается? К нему?

– Старайтесь только спокойно дышать. Медленно и спокойно. Обо всем остальном мы позаботимся.

Другой голос, высокий и чистый.

– Они выслали вертолет?

Ответа он не расслышал, но услышал собственный голос:

– Нет… я не хочу. Я не хочу…

– Лежите-лежите, мы вам поможем.

Он не чувствовал никакой боли и вообще не чувствовал своего тела. Что случилось? У него перед глазами стояла Ханна. И море. Широкие замерзшие пляжи. И две маленькие девочки в шапках, с пакетами конфет. Две маленькие…

– Девочки? – снова его голос, он как будто жил теперь собственной жизнью.

– Да?

Звук вращающихся лопастей. Или это ему снится?

– Там были две девочки.

Вмешался новый мужской голос:

– Нам нужно его перенести.

– Девочки.

Кто-то его поднял, как во сне из самого раннего детства мама поднимала его и прикладывала к груди. Катрине. Перед глазами теперь стояла Катрине, она вышла из темноты, прижалась к нему и прошептала:

– Нильс. Ты разве не должен быть сейчас в аэропорту?

– Раз, два, три.

Кто это кричит? Он сам?

– Морфин, сейчас же, – сказал далекий голос. Да, морфин. И сесть в катер. Койка в каюте. И прочь из Копенгагена, к английскому берегу, подумал он. Или даже еще дальше.

– Я надеваю на вас кислородную маску. – Голос теперь пробирал до костей, его неприятная высота чувствовалась почти физически. – Ваши легкие…

Он услышал, как кто-то говорит: «Легкие разорваны». Горячо. Он повернул голову.

– Нужно разрезать рубашку.

Звук рвущейся материи.

– Ханна? – Она лежала рядом, с закрытыми глазами, в кислородной маске и под капельницей.

Это выглядело смешно. Он даже собирался рассмеяться и спросить:

– Почему ты тут лежишь?

Вместо этого в его голове раздался какой-то звук, который мог значить только, что мир вокруг рушится, после чего последовала зловещая тишина.

– Вы меня слышите?

Новый голос.

– Я врач.

– Ханна…

– Ваша жена без сознания. Мы сейчас отвезем вас на вертолете в Орхус, в больницу Скайбю, там вы… – Его перебили, кто-то его поправил, короткий спор: – Ожог на спине!

Врач продолжил:

– Мы отвезем вас на вертолете в Королевскую больницу, это всего на пару минут дальше. Там самое большое ожоговое отделение в стране.

– Королевская больница…

– В Копенгагене. Вы меня понимаете? Вы меня слышите? У вас, похоже, серьезный ожог на спине.

– Королевская больница…

Врач шепотом советовался с остальными, голоса исчезали и появлялись снова.

– В машине был пожар?

– Нет, кажется, нет.

– Тогда я не понимаю.

Лицо приближается к его лицу. Серые и полные серьезности глаза.

– Он без сознания.

Другой голос:

– Он умирает?

– Он пришел в себя.

– Только не Короле… больни… Не…

До Нильса дошло, что он не в состоянии ворочать языком. Он говорил, не издавая ни единого звука. Потом кто-то снова накрыл его одеялом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Книга Авраама

Исаак сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?

Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой.

И шли далее оба вместе.

(Быт 22)

1

Королевская больница, Копенгаген

Нильс был без сознания, однако приди он в себя, он увидел бы, как вертолет садится на площадке на крыше Королевской больницы, как врачи и санитары вынимают его, перекладывают на каталку и бегом спешат по маленькому коридору, ведущему к лифту.

* * *

Его везли рядом с Ханной. Он, наверное, очнулся, по крайней мере мог слышать глухие голоса, обрывки фраз, отдельные слова:

– Попали под поезд… Нет, сбиты машиной на переезде… Почему не в Скайбю… Плохие погодные условия… ожоговый центр… Отделение травматологии…

Одну фразу он услышал ясно и целиком:

– Пульс не прощупывается.

Кто-то ответил, кажется, даже завязался спор, хотя Нильс не был в этом до конца уверен. Он увидел, как он сам протягивает ей руку, услышал, как сам шепчет:

– Ханна.

– Почти на месте.

– Ханна.

– Она уходит. Нам придется начать…

Нильсу показалось, что они остановились, но потом сквозь морфиновый туман он увидел, что остановилась только Ханна, его самого везут дальше, и это было самым ужасным моментом за все последнее время, хуже самой аварии, хуже той секунды, когда в него врезалась машина. Нильсу показалось, что его разрывают на две части, и краем глаза он увидел – или это только его воображение? – что врачи стоят, склонившись над ней, и…

Он снова потерял сознание.

Все равно. Теперь все кончено. Все хорошо. Это длилось только одно мгновение. Через мгновение…

23 декабря, среда

…свет пришел ему навстречу. Нильс подумал: ну, вот и все. Он не чувствовал никакого страха, только покорное приятие света, который приближался в конце темноты, только медленное угасание жизни, только склонившееся над ним лицо красивой женщины, возможно, ангела, который…

– Он очнулся?

Ангел заговорил с ним.

– Да, он приходит в себя.

Две медсестры стояли у кровати, рассматривая его. Младшая – ангел – с искренним любопытством, другая просто равнодушно отмечая факт.

– Ханна, – прошептал он.

– Я позову врача.

Нильс не мог разобрать, кто именно из них это сказал. Ему было сложно отделить их слова от собственных мыслей. Он повернул голову и глянул в окно, на подсвеченную никогда не гаснущими больничными огнями метель. Попробовал вспомнить, сложить крупицы памяти в картину случившегося.

– Нильс Бентцон?

Он повернул голову и подавил не подобающую случаю улыбку, вызванную, очевидно, банальной радостью от того, что он помнит собственное имя.

– Вы пришли в себя, это не может не радовать. Я Асгер Гаммельтофт, старший врач, присутствовал при вашей операции. Мы оперировали почти восемь часов.

– Ханна? – Нильс не слышал своего голоса. – И дети?

– Вы не можете говорить громче? – переспросил врач, наклоняясь к Нильсу.

– С ними все в порядке?

– Вы имеете в виду – с детьми? – Врач выпрямился, шепотом заговорщицки перебросился несколькими фразами с медсестрами и снова повернулся к Нильсу:

– Дети в порядке, в полном порядке. Вы их спасли. – Он поправил очки. Вежливый, но слегка заносчивый взгляд человека, который искренне старается быть участливым, хотя голова его занята совсем другим. – Я не стану скрывать, что вы получили множество повреждений, ряд из которых типичен для людей, попавших в серьезную аварию: травмы бедер и спины, повреждения брюшной полости, переломы ребер и шейных позвонков, гематомы в легких. Я не хочу пока грузить вас деталями, сейчас самое важное, что вы выкарабкались. – Он вытер пот со лба и вернул носовой платок на место. – В начале операции мы не были уверены в том, что вы выживете. – Он вздохнул и посмотрел на Нильса. – Хотите пить?

Прежде чем Нильс успел ответить, рядом оказалась медсестра, которая сунула ему в рот трубочку.

– Пейте. Это разведенный сироп. Вам нужно пить много жидкости.

Клубника и малина. Какая-то сладкая чепуха. Трубочка во рту на несколько секунд пробудила давно забытое воспоминание: детство, заросли ревеня за футбольным полем, помидорные кусты с мохнатыми ветками, похожими на ногу паука.

– Отлично. Завтра, наверное, сможете уже немного поесть.

Может быть, упоминание о еде заставило Нильса взглянуть на низ своего тела. Из-под одеяла торчала рука с бинтами и капельницей.

– Что со мной случилось?

– Я думаю, нам лучше продолжить разговор чуть позже.

– Нет! Я хочу знать.

Медсестра прошептала что-то на ухо врачу. Асгер Гаммельтофт кивнул.

– Нильс. Вы потеряли довольно много крови, но нам удалось стабилизировать ваше состояние, и у нас оптимистичные прогнозы, – он тут же исправился, – самые оптимистичные. Кроме того, мы обнаружили у вас на спине очень характерные гематомы. Врачи, которые работали с вами на месте аварии, думали, что имеют дело с ожогом, именно поэтому вас и перевезли сюда: в Королевской больнице находится единственный ожоговый центр в стране. Но это не ожог, – он откашлялся. – Сперва мы решили, что это старая татуировка, которая отчего-то воспалилась, однако нет, скорее это напоминает лопнувшие сосуды на коже, вернее, под кожей, или… в общем, на это взглянет дерматолог. Хотя после операций часто развивается грибок, и в этом нет ничего странного, наоборот, это значит, что иммунная система борется, – он снова откашлялся. – Пока вам нужно отдохнуть. Не исключено, что вам придется перенести еще одну операцию, но пока самое важное – полный покой. Мы здесь частенько говорим, что тело – самый лучший врач. – Асгер Гаммельтофт снова кивнул, давая тем самым понять, что разговор окончен, но Нильс попытался остановить его и прошептал:

– Ханна.

– Что? Я не слышу.

Нильс попытался собрать последние силы:

– Ханна…

Асгер Гаммельтофт по-прежнему его не слышал, ее имя в исполнении Нильса состояло из нескольких невнятных звуков и, казалось, было сплошным воздухом.

– Хан…

– Вам нужно отдохнуть. – Врач собирался уходить, но передумал и снова подошел чуть ближе.

– …на…

– Вы получили серьезные травмы и были без сознания почти трое суток. Вам нужно отдохнуть.

Трое суток? Нильс выглянул в окно. Казалось, что цифра разбудила его спящие мозги. Трое суток.

– Среда?

– Да, сегодня среда, 23 декабря. Вы были без сознания трое суток.

– Пятница.

– Что?

– В эту пятницу.

Врач посмотрел на медсестру. Между их взглядами состоялся диалог, сути которого Нильс не уловил – впрочем, ему и не было до нее дела. Нужно отсюда выбраться, нужно оказаться как можно дальше отсюда. Он взглянул в окно, обдумывая возможности. Ходить он не может – или все-таки может? Он осмотрелся вокруг. Врач уже исчез из палаты.

Молодая медсестра подошла к Нильсу.

– Дыры в памяти после серьезных травм – это совершенно обычное дело. Это вовсе не означает серьезных повреждений мозга, память постепенно к вам вернется. Вы обязательно поправитесь.

– Ханна?

Поясняющая фраза старшей медсестры. Нильс услышал ее с небольшим искажением:

– Он говорит о своей подруге.

– Ханна!

– Спокойно, постарайтесь расслабиться.

– Скажите мне.

Она смотрела куда-то ниже, на его живот. Он с усилием повернул голову и посмотрел туда же, заметив, что твердо сжимает ее запястье. Ногти впились в ее руку.

– Давайте решать вопросы по мере поступления. Самое важное сейчас, чтобы вы набрались сил…

– Скажите мне!

– Мы позовем врача, Нильс. Подождите минутку.

Пожилая медсестра исчезла. Нильс боролся с подступающим сном. Он хотел дождаться нового белого халата, который войдет через мгновение, мило с ним заговорит и даст ему что-то успокоительное. Потом медсестра возьмет Нильса за руку и пожмет ее с искренним сочувствием, а врач сообщит ему то, что он и так уже знал, прочтя это в блуждающем взгляде молодой медсестры: что Ханны больше нет.

2

Травматологическое отделение, Королевская больница

Она чувствовала себя лучше, чем когда-либо, ею овладело всепоглощающее чувство свободы, чувство, что она может думать так ясно, так безгранично. Здесь было вдоволь места для ее мыслей.

24 декабря, четверг

Темная щель в окружающем ее океане света. Ханна отвернулась, ей было все равно – было, пока она не вспомнила о Нильсе. Теперь темнота открылась, и Ханна ничего не могла поделать, кроме как дать себя поглотить.

Со мной только что произошло нечто невероятное. Размытые, похожие на сон фигуры в белой комнате. Одна из фигур подходит поближе, наклоняется над ней, светит ей в глаза…

– Она в сознании!

– Что?

– Иди посмотри.

Вокруг нее что-то бормотали. Потрясающе. Кто-то облегченно рассмеялся. Какая выносливая женщина.

Голоса доносились четко, особенно один женский. Остальные фигуры подошли ближе, крепко прикрутили что-то к ее телу, говорили тихо и сосредоточенно, возясь с аппаратами.

– Невероятно, – сказала одна из них.

Кто-то другой сказал, что давление нужно стабилизировать. Чье – ее?

Они светили ей в глаза, тыкали иголками в руки, неумолчно слышался слабый электрический писк.

– Где…

Может быть, это прошептала сама Ханна. Никакой реакции не последовало. Она попробовала откашляться – и только теперь смогла почувствовать свое тело. Свидание с ним получилось неприятным: жгучая боль в груди и горле, гудящее ощущение в ногах. Голос постепенно набирал силу:

– Где…

Ее перебил шум вертолета. Она выглянула в окно и увидела, как он улетает. Королевская больница. Конечно.

– Она хочет что-то сказать.

Лица уставились на нее. Она лежала, собираясь с силами, чтобы свесить ноги. Ей нужно найти Нильса и предупредить его. Но нет, это невозможно, она не в силах даже пошевелиться. Особой боли она не испытывала, тело продолжало находиться под воздействием наркоза.

– Вы меня слышите?

Теперь они с ней заговорили. Беспокойный мужской голос, изо всех сил старающийся быть мягким.

– Ханна Лунд? Вы меня слышите?

– Да.

– Вы были без сознания несколько дней. Даже… хуже, чем без сознания. Вы знаете, где вы находитесь?

Королевская больница. Слова не хотели трансформироваться из мыслей в речь и остались у нее во рту.

– Вы знаете, что вы в Копенгагене, в Королевской больнице? Вы попали в тяжелую аварию в Ютландии, и вас перевезли сюда на вертолете.

Ханна не отвечала. Врач – или кому там принадлежал голос – разговаривал с ней как с ребенком.

– Вы слышите все, что я говорю?

– Да.

– Хорошо, очень важно, чтобы вы…

– Какой сегодня день?

– Четверг. 24 декабря. С Рождеством. – Лицо проступило яснее, и Ханна различила улыбку. Молодой мужчина в очках с темной оправой.

– Завтра…

– Что?

– Где Нильс?

– Это ее друг, – сказал чей-то голос. – Он тоже попал в аварию.

– Где Нильс?

Только когда штатив с капельницей перевернулся, Ханна поняла, что ей удалось свесить ноги с кровати. Голову пронзила резкая боль, кажется, она обо что-то ударилась, о пол, наверное, или о штатив для капельницы. Открылась дверь, люди в белых халатах поспешно вбегали в палату. Новые анонимные благожелательные лица. Чей-то голос сказал:

– Она в шоке. Ей нужно…

Ханна не расслышала названия того успокоительного препарата, который они хотели ей вколоть, но поразилась тому, что голос был прав: она действительно в шоке. В голове у нее царил хаос из обрывков мыслей. На мгновение она почувствовала вдруг каждую артерию и каждую вену своего тела и кровь, проносящуюся мимо сердца. Она услышала, как говорит:

– Нет, я не в шоке.

Ее уложили обратно в постель, она не могла с ними бороться. Успокаивающий плавный голос:

– Вы попали в серьезную автомобильную аварию. Вас сбила машина, ехавшая на высокой скорости.

– Завтра…

– Ханна, вам нужно отдохнуть.

– Когда солнце сядет… Нильс.

– Ханна, послушайте: ваш муж или друг тоже выжил. Теперь вам обоим нужно отдохнуть.

– Какой сегодня день?

Снова шепот:

– Мы можем побыстрее?

– Нет, не надо!

Теплое ощущение в руке.

– Какой сегодня день?

– Мы об этом уже говорили. Сейчас утро четверга. Сегодня Рождество. Вы не должны думать ни о чем, кроме того, что вам нужно отдохнуть. Вам обоим очень, очень повезло. Мы ввели вам сейчас лекарство, которое поможет расслабиться.

Голос становился мутным, Ханна слышала его, но в словах не было никакого смысла. Лекарство завоевывало ее тело. Она пыталась сопротивляться, но силы были не равны, и темнота вернулась обратно. Спасительная темнота.

3

Реанимация, Королевская больница

Каждое пробуждение ощущалось как бесконечное восстание из мертвых. Свет резал глаза. Казалось, что на тело действует притяжение царства мертвых, и оно куда сильнее притяжения Земли. Так, наверное, чувствовал себя Лазарь, когда Христос его оживил, подумал Нильс. Он прищурился. Тело проседало в матрас и ниже, на пол, на землю.

Он осмотрелся вокруг, дышать было тяжело. Больница. Вечно больница. Нильс закрыл глаза и дал себе упасть.

24 декабря, четверг

– Нильс?

Он узнал голос.

– Нильс.

Скошенная макушка, приветливые глаза, так похожие на отцовские.

– Ты меня слышишь? Это Вилли. Твой дядя.

– Вилли?

– Я заходил уже несколько раз, но ты был без сознания. Хорошо, что твоим отцу и матери не довелось увидеть тебя в таком состоянии. Они бы этого не пережили.

Нильс улыбнулся. Вилли теперь составлял чуть не всю его родню. По крайней мере, из всех живых родственников он мог выносить только его одного.

– Ты можешь мне сказать, где работает Катрине? За границей? Чтобы я мог ей позвонить.

Нильс покачал головой.

– Не нужно. Я сам позвоню, когда мне станет лучше.

– Ладно. Ладно, мальчик. Ты справишься, вон и врачи все так говорят. Ты сильный, ты всегда был сильным мальчиком. Сыном своего отца.

Нильсу захотелось вернуться обратно, к темноте и тяжести. Прочь от всего. Он слушал болтовню Вилли, падая обратно. Какие-то цветы, какой-то шоколад, что-то об умерших родственниках. Падать в темноту под аккомпанемент его голоса было приятно.

– Счастливого Рождества, – сказал кто-то. Или пропел кто-то. Или это уже ему снилось.

* * *

– Нильс Бентцон?

Новый человек в халате. Их тут, судя по всему, неиссякаемый запас. Где дядя Вилли? Приходил ли он вообще? Бестактный букет стоял на столе как подтверждение этого факта. Только Вилли мог прийти в больницу с похоронным букетом.

– Вы меня слышите? – спросил человек в халате.

– Да.

– У меня хорошие новости.

Нильс попытался сосредоточиться. Лицо было как будто закрыто пленкой, так что казалось, что он открывает глаза под водой.

– Хорошие новости?

– Ваша подруга.

– Ханна? – перебил Нильс.

– Она не умерла.

– Не умерла?

– Она выживет, Нильс, – мужчина улыбнулся. – Мы крайне редко встречаемся с тем, что человек переживает клиническую смерть дважды. Я врач и редко использую слово «чудо». Но если я когда-нибудь собственными глазами и видел чудо, то это произошло здесь пару часов назад, когда ваша подруга снова пришла в себя. Может быть, ей даже удастся избежать тяжелых последствий.

«Подруга». Это слово раздражало Нильса. Врач продолжал говорить, но он больше не слушал.

– Я хочу ее увидеть, – он выговаривал слова громко и четко.

– Да, мы обязательно это организуем. Как только это станет возможно.

– Мне нужно ее увидеть.

– Вам придется пробыть тут еще какое-то время, – врач огляделся и встретился взглядом с медсестрой. Вслух он ей ничего говорить не стал, но смысл был понятен и без всяких слов: я не могу стоять тут и препираться с пациентом, у меня есть дела поважнее. Вы должны объяснить ему, что он остается здесь.

Медсестра подошла поближе:

– К сожалению, пока это невозможно, Нильс. Вы лежите в разных отделениях. Вашу подругу увезли в отделение кардиологии, это на самом верху.

Она указала в окно. Больница имела форму несколько стилизованной буквы «Н», поэтому можно было находиться в одном и том же здании, но при этом очень далеко друг от друга. Так далеко, что в окнах напротив нельзя было различить людей.

– Каждый раз, когда пациента перевозят с места на место, риск осложнений повышается. Вам придется немного подождать, Нильс. Для вашего же блага. Мы связались с вашими родственниками.

– Но это очень важно.

– Может быть, у нас получится организовать телефонный разговор? Как вам такая идея? – Она улыбнулась и дотронулась до повязки на его голове.

– Хорошо.

Она ушла. Нильс снова выглянул в окно, рассматривая окна напротив. На мгновение он позволил памяти вернуться: Северное море. Товарный поезд. Магазин. Авария. «Что бы ты ни делал, Нильс, через неделю ты окажешься в Королевской больнице». Так сказала Ханна. «Закономерность».

– Нильс Бентцон?

Голос выдернул Нильса из его мыслей. Сколько времени прошло? Мужчина представился:

– Йорген Васс, дерматолог. Этот молодой человек – студент, который меня сейчас везде сопровождает.

Нильс только после этих слов заметил стоявшего рядом с врачом парня в очках.

– Меня попросили взглянуть на вашу спину.

– Сейчас?

– Сейчас, пока я здесь, – он улыбнулся. – Понимаете, я вообще-то работаю в другом месте, в Королевской больнице больше нет дерматологического отделения – но мы решили, что нет смысла возить вас из одной больницы в другую. Мы не говорим сейчас о каком-то детальном исследовании, я просто посмотрю, чтобы решить, нужно ли назначать лечение, а если да, то какое. Вы можете лечь на живот?

Дерматолог взглянул на медсестру и, не дожидаясь ответа, спросил тоном, который заставил Нильса почувствовать себя бессловесным ребенком:

– Да? Мы можем ему помочь?

Йорген Васс надел резиновые перчатки. Нильс твердо решил не стонать, когда они возьмутся за него и перевернут на живот. Медсестра задрала на нем рубаху. Дерматолог сел и долго его рассматривал. Нильсу время ожидания казалось унизительным.

– Вам нужны какие-то инструменты? – спросил студент, подходя ближе.

– Нет, спасибо. Это всего на минуту. Я надеюсь, вам не больно, – последнее было обращено к Нильсу.

Нильс молчал, пока дерматолог касался его спины.

– Она болит? Чешется?

– Нет, вроде нет.

– Когда вы ее сделали?

– Что?

– Татуировку. Или… – Дерматолог запнулся. – Это вообще татуировка?

– У меня нет татуировок, – сказал Нильс, чувствуя, что врач его не слушает.

– Вы уверены? Как насчет татуировок хной? Вы ездили куда-то в последнее время?

– Я хочу посмотреть.

– Похоже на татуировку, – тихо вмешался студент, обращаясь к врачу. – А может быть, это самонанесенное? Или монгольское пятно?

– У меня нет татуировок на спине. – Нильс пытался говорить громче, но это было нелегко в его неуклюжей позе, лежа лицом в подушку.

– И вы их не удаляли? – спросил дерматолог. – У вас были проблемы с грибком?

– Нет.

Нильс не мог разобрать, к кому именно дерматолог обращался, – к студенту, медсестре или себе самому, бормоча:

– Легкий отек эпидермиса. Следы пигментации и воспаления.

– Я хочу на нее посмотреть, – сказал Нильс, пытаясь повернуться.

– Подождите, пожалуйста.

Йорген Васс поскреб кожу чем-то острым.

– Мне нужна проба. Так больно?

– Да.

– Ну, там особо не на что смотреть. Давайте перевернем его снова на место.

– Нет! Я хочу посмотреть.

Молчание. Нильс понимал, что врач против.

– Да, но тогда нам понадобится пара зеркал.

Нильс лежал, не шевелясь, пока медсестра не внесла в палату два зеркала. Они с врачом потратили какое-то время на то, чтобы правильно их расположить.

– Это выглядит жутковато, – предупредил дерматолог. – Я надеюсь, вас это не очень шокирует. Правильное лечение, немного кортизоновой мази, и вы быстро пойдете на поправку.

Нильс взглянул на свою спину. У отметины была теперь такая же форма, как и у всех остальных. От плеча до плеча, с проступающим узором. Числа он не видел, но точно знал, что оно там есть. Три и шесть. 36.

Врач выпрямился, взглянул на студента и сказал:

– Я раньше уже видел что-то подобное.

– Где? – спросил студент.

– Что? – переспросил Нильс, глядя на врача и настойчиво пытаясь поймать его взгляд. – Вы уже видели это раньше? Где?

– Ну, это было давно. Но…

– Но?

Врач поднялся с места.

– Я займусь этим более подробно и сообщу вам потом о результате.

Он кивнул студенту, и они вышли из палаты, не сказав Нильсу больше ни слова.