Текст книги "Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)"

Автор книги: Волосинка на губе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

– Ты изменилась, – наконец сделала она вывод. – Остра на язык, уверена. Я почти подумала, что ты из Слизерина.

– Не переживай, до твоего уровня я не дотягиваю, – ответила взаимностью Гермиона и также улыбнулась.

– И какой же мой уровень?

Грейнджер подняла руку над головой, показывая, насколько Пенси «выше». Паркинсон же в свою очередь удивилась и чуть склонила голову в благодарности. Они сидели молча, теперь взаимно осматривая друг друга. И Гермионе почему-то казалось, что это молчание не напрягало.

Ей не хотелось с ней ругаться, не хотелось смотреть предвзято. Она даже подумала, что сегодня не услышит ни одной колкости от слизеринки. Наверное так ощущался возраст. Ощущались перемены в принятии новой жизни. Она ни за что не подумала бы, что девушке напротив было во время войны легко. Они все, все столкнулись с этим жирным, тяжёлым надломом, после которого жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов.

Так и случилось. Девушки начали разговор издалека, с домашнего задания по травологии. Они проверяли друг друга, удивляясь (совсем незаметно), что их ответы совпадали. Грейнджер была права. У Паркинсон тот же синдром отличницы. До этого дня она никогда не замечала стараний Пенси на уроках, а ведь она была одной из лучших учениц Слизерина.

– Тогда тебе останется сдать только практику по З.О.Т.И и закрыть табель на отлично, – сказала Гермиона, листая «Пророк» и не замечая, что ответа не последовало. Она посмотрела на Паркинсон, которая, отвернувшись к окну, явно была недовольна. – Что такое?

Пенси хмыкнула. Надменно так, разбивая их идиллию, которая только что наладилась.

– Практику, говоришь? – она достала палочку, направляя её прямо в лицо Гермионы. – Петрификус тоталус!

Грейнджер мгновенно метнулась в сторону, пытаясь защититься хоть как-то от такой неожиданности, и чуть не упала со стула. Но в ту же секунду поняла, что из древка Пенси не было выстрела.

– Они лишили нас практически всех заклинаний! – зло выплюнула Паркинсон. – За что? За то, что я дочь пожирателей смерти? Гадство! Я даже не разделяла их интересы! И теперь из этой палки, – она кинула её на стол, – я могу выстрелить только люмосом. Ну или залить тебя агуэменти. Выбирай!

Слизеринка поставила локти на стол и зарыла пальцы в волосы, немного почесывая голову. И покачала ею из стороны в сторону, будто извиняясь за свой неприкрытый психоз.

Гермионе стало не по себе. Вот она, расплата. Вот о чём она предполагала, когда думала, что война не пощадила никого. Все расплачивались по-своему. Каждый сейчас смотрел на мир разбитыми глазами. Сквозь трещины – щурясь, без возможности разглядеть это дурацкое «у меня всё хорошо»…

– Прости, – сорвалось с губ Грейнджер, привлекая внимание Пенси. Та подняла голову, вскинув бровь.

– Извиняешься? – ухмыльнулась она. – За что? Это мои родители были на «той» стороне, и ты здесь ни при чём.

Гермиона повела плечом.

– Родителей не выбирают. Выбирают сторону, а ты была…

Пенси не дала ей закончить, оборвав:

– Я была нигде. Ни на той стороне, и ни на вашей, – слова больные. Как и её взгляд. Как и эта её секундами ранее идеальная причёска, которая сейчас была взлохмачена. И на идеальном лице совсем не идеальные эмоции…

– Пенси, – осторожно начала Грейнджер, – у тебя не было выбора. Ты не могла пойти против родителей. Что ты могла сделать? Выйти на поле и стрелять авадой в собственных мать и отца? Или перейти на «ту», как ты говоришь, сторону и смотреть, как убивают твоих сокурсников? У тебя не было чёртового выбора…

Когда-то они обсуждали это с Гарри, сидя в спальне у Джинни. Дети пожирателей были связаны по рукам и ногам, без собственного выбора. Их заперли в подвале школы, оставили слушать то, что происходило наверху. Как же им наверное было страшно – расслышать крики собственных родителей и друзей с других факультетов. И как же страшно, если эти крики пересекались. Кто кого убивал? Друзья родителей или родители друзей? Отвратительные обстоятельства. Ужасная гнилая война отобрала слишком много, чёрт возьми. Даже выбор…

Они вновь погрузились в молчание. Гермиона задумалась. А ведь и вправду. Задание, что дала мадам Майнд, помогло им понять друг друга. Немного. Всего каплю. Но всё же…

«Что мне нужно сделать, чтобы понять тебя?»

«Поговорить», – подумала Грейнджер.

Они вышли из библиотеки вместе. Плечом к плечу. И уже на лестнице, прежде, чем разойтись, Пенси вдруг спросила:

– Что у Поттера с руками? Почему они так дрожат?

И этот вопрос – искренний. Гермиона видела, что Паркинсон действительно интересно. Не для издёвки, а банальный вопрос, чтобы утолить любопытство.

– Последствия… – только и могла выдавить Грейнджер, – войны…

Их лестницы разъехались в разные стороны, но Пенси всё ещё смотрела на неё, пока ехала вниз. И через секунду она выкрикнула:

– И не думай, что мы теперь друзья, Грейнджер!

Гермиона облокотилась о каменные перила и посмотрела вниз не скрывая улыбки.

– Ещё чего, Паркинсон!

«У меня всё хорошо», – она повторила фразу Рона, просто убедиться, так ли это…

***

Гермиона плотнее закуталась в пальто и сильнее натянула шапку на уши. На трибунах квиддичного поля было ветрено. Невилл, сидящий рядом, нервно притоптывал ногой, глядя на трибуну напротив, где на самых верхних скамейках расположились Полумна и Блейз, что-то радостно обсуждавшие.

– Ты только посмотри! – зашипел Долгопупс.

И Гермиона посмотрела. Смотрела на то, как Забини трансформировал свой шарф в зелёный плед и передал его Лавгуд. Грейнджер даже по губам не нужно было уметь читать, чтобы увидеть, как широко открылись глаза Полумны, и она, забирая плед из рук слизеринца, сказала «спасибо».

– Они просто делают задание, Невилл. Они просто партнёры по заданию, – пыталась убедить друга Гермиона. Но, кажется, у неё плохо получалось, потому что Долгопупс достал из кармана бинокль и направил его на «партнёров».

Боже.

Это чистая, неприкрытая ревность.

Со стороны Гермионе казалось это забавным – наблюдать за Невиллом, за тем, как он всеми способами пытался ещё сильнее себя разозлить. Полумна не ответила на его признание взаимностью, но пообещала подумать. Слишком добрая душа, чтобы оборвать на корню все попытки Долгопупса.

– Мерлин! – ругнулся он. – С ума схожу! Почему к ней приставили его! Он же бабник! Он, он…

– Невилл, – Гермиона положила ладонь на его плечо. – Это просто задание.

Но он вскочил, вдавливая бинокль в глазницы, и хрипло вскрикнул.

– Вот гад! Он сел ближе к ней! Годрик! Чёртов Забини сел ближе!

Гермиона подавила улыбку и прикусила губу, лишь бы не расхохотаться. Мазнув взглядом вперёд, она попыталась рассмотреть, что же там такого неприличного увидел Невилл. Но её взгляд прошёл дальше, и она уловила вдалеке, на высокой поляне, белую макушку, которая подошла к иве…

Господи. Опять…

Теперь и Грейнджер встала на ноги, с силой выдернула бинокль из рук Невилла и посмотрела на эту чертову иву, игнорируя голос друга.

– Видишь, что он подсел к ней ближе? Ты видишь?

– Да…

Она лгала. Ей плевать на Забини. Ей хотелось убедиться, что не показалось.

Драко остановился у дерева за несколько метров до размашистых ветвей, которые, почувствовав вторжение, начали бить по земле.

Пальцы вжались в металл бинокля. Она стала совершенно дикой в своём желании увидеть – что же будет дальше. Как он пройдёт в лаз, если на его палочке лежал запрет на заклинание, даже такое простейшее, чтобы остановить гремучую иву?

Ей просто необходимо убедиться в отрезке воспоминания, когда она отлетала назад от удара неизвестной силы. Как он мог её отшвырнуть от себя без произнесения заклинания, и, чёрт возьми, без палочки в руках?

Сердце ломилось в рёбра. Во рту пересохло. И Грейнджер замерла в ужасе, когда наконец он сделал это…

– Как? – прошептала она.

Невилл сбоку напрягся.

– Он трогает Полумну? Скажи мне, что он сделал?

«Он сделал невероятное».

Драко оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не видел, и поднял руку, махнув ей в сторону. Ветви ивы мгновенно затряслись и через секунду опустились на землю, а Малфой, чуть нагнувшись, прошёл в лаз, скрываясь под деревом.

Гермиону начало потряхивать. Совсем не от холода. Она отдала Невиллу бинокль и зашагала к лестницам.

Вопросы зияли в её голове уже даже без вопросительной интонации, просто как констатация факта:

Драко умел пользоваться невербальной магией…

Страх внезапно осел на плечи, обнял за шею тугой хваткой, сжимая её горло до хрипа. Ей показалось, что всё кончено. Страх заползал в лёгкие, запрещая воздуху проникать внутрь. Она чувствовала подступающую паническую атаку. Уже на последнем пролете лестницы Гермиона забралась в угол, сев на пол и прижав колени к себе.

Она дышала в сжатые ладони пытаясь вдыхать углекислый газ; забить им лёгкие, чтобы не сорваться с петель. Чтобы не полететь вниз – к истерике.

Грейнджер остро ощутила укол воспоминаний.

Ощутила боль на руке, и даже шрамированные буквы зашевелились в позорном «грязнокровка». Казалось, она услышала смех Беллатрисы. Жуткий, скрипучий смех прямо над ухом.

Её пробила дрожь. Зубы стучали друг об друга.

Вот оно, её последствие. Наказание войны. Жуткий подарок из прошлого – ощущение, что ничего не кончено. Гермиона полагала, что Драко что-то задумал.

Зачем ему ходить в визжащую хижину?

И самое главное:

Каким способом Малфой получил дар невербальной магии, той, запретной, которая давалась единицам? Как?

Пальцы в крови. Она ковыряла и ковыряла, даже не думая прекращать. Ей проще ощутить эту боль, перевести душевную в физическую. Так легче… Так легче для неё.

Она поднялась со второй попытки и быстрым шагом направилась в школу, не обращая внимания ни на кого, совершенно наплевав, что Гарри и друзья будут ждать её после тренировки по квиддичу, с которой она сбежала.

Уже в спальне Грейнджер трясущимися руками открыла чемодан и достала из него свою бисерную сумочку, молясь всем богам, чтобы найти в ней то, что было просто необходимо сейчас.

Она нырнула рукой по самое плечо, шурша и громя в сумке весь свой порядок, который там наводила. Цокнув языком, достала палочку, решив, что проще будет так.

– Акцио, подслушка!

Указательный палец на левой руке безжалостно кровил, оставляя на бусинах сумочки следы. К чёрту. Ей не до этого. На дне сумочки послышался треск – кажется, что-то разбилось – и наконец в руку влетело то самое. То необходимое.

Чёрт возьми, она благодарила Джорджа и Фреда, которые снабдили их во время поисков крестражей всеми своими улучшенными волшебными примочками.

В её руке два небольших уха. Улучшенное устройство, которое брало на большие расстояния. В прошлом они ей не понадобились, но сейчас… сейчас катастрофически необходимо знать, что задумал Малфой. И не дай Бог, если это окажется отвратительным ужасом…

Она злилась.

Очень сильно.

На себя. На Малфоя. На долбанную войну, которая сделала её параноиком. Иначе для чего ей было возвращаться на поле, просить у Невилла бинокль, прикрываясь тем, что просто хотела увидеть из окна спальни русалок, выплывающих на причал озера?

Злилась за свою ложь.

Злилась и за то, что уже битый час стояла в совятне и каждую минуту проверяла, вышел ли Малфой из-под дерева.

Злилась на то, что, быть может, ей и не стоило так переживать и раскручивать рулетку сомнений. Быть может, он просто ходил в хижину для уединения.

Чушь.

Всё разбивалось одним лишь фактом – невербальную магию нужно регистрировать. Его бы не допустили до учёбы. Его бы не вернули в Хогвартс, зная, что все запреты на его палочке бесполезны.

Драко был сыном пожирателя смерти.

А Люциус был правой рукой Волан-де-Морта.

Перенял ли младший Малфой устои отца? Или же как Пенси – оставался в стороне?

Блядские вопросы!

Без блядских ответов, которых у неё не было!

Когда уже начало заметно темнеть, а Гермиона от холода перестала чувствовать пальцы на ногах, она сделала последнюю попытку заглянуть в бинокль. И тут же поймала эту хромую походку. Боже. Драко отошёл на приличное расстояние и вновь махнул рукой, запуская иву.

Она вела бинокль вплоть до школы, глядя на то, как он, хромая, медленно подошёл к ступеням Хогвартса и скрылся в дверях. И только после этого сделала глубокий вдох и побежала вниз. Плевать на то, что, возможно, она встала в кучу помёта. Плевать на то, какой растрёпанной сейчас выглядела. Плевать.

Гермиона оглушила гремучую иву и, нагнувшись, забралась внутрь, ощущая, как закладывало уши по мере погружения вниз. Люмос на кончике не дрожал. Она, вытянув палочку вперёд, старалась идти беззвучно, просто на случай, если в хижине кто-то окажется, и Грейнджер придётся отбиваться.

Господиблятьправый.

Ей казалось, что он до сих пор там. Ей фантомно ощущалось присутствие Волан-де-Морта, который руководил своей армией во время битвы из хижины. Гермиону затошнило. В глотке противно зачесалось и стало кисло.

– Гоменум ревелио, – шепнула она и наконец выдохнула, поняв, что в хижине никого нет…

Целых десять минут ушло на то, чтобы понять, что вообще он здесь делал. Но, к её удивлению, в доме пусто. Кроме старых стульев со сломанными ножками, ничего не было. Пустые комнаты. Лишь стены пошатывались, создавая зловещий скрип. Ни-че-го.

Внимание Гермионы привлекла пыль на полу в середине гостиной. В самом центре комнаты было натоптано и стёрто, словно здесь кто-то сидел. Наверняка Драко был только здесь, потому что таких следов в других комнатах Грейнджер не нашла.

Девушка достала из кармана ухо-подслушку и повертела головой, прикидывая, где его можно спрятать. Место нашлось у окна, под самым подоконником – в небольшой щели ухо удачно скрылось от чужих глаз. Дело сделано. Осталось дождаться, когда Малфой придёт сюда в следующий раз.

Было ли возможно, что к нему сюда кто-то приходил? Гермиона не знала, но не подавляла в себе желание выяснить это.

На ужин она опоздала. Войдя в Большой зал, машинально посмотрела влево, на слизеринский стол. Драко сидел на самом краю, слушая Блейза. Она шла прямо, но какого чёрта не сводила с него глаз? Неужели теперь так будет всегда? Осторожность и какое-то предчувствие, которое обосновалось внутри неё и уходить не желало.

Что он скрывал?

***

Парвати и Падма отвлекали Гермиону своим смехом. Сёстры делили с ней спальню и, кажется, совершенно не желали ложиться спать, обсуждая «Ведьмины сплетни», каждый раз охая, когда перелистывали страницу журнала.

Грейнджер, не выдержав, зашторила на своей кровати ткань, пропадая во мраке, и заглушила пространство. Наконец-то стало тихо, как в вакууме.

Весь вечер она не выпускала из рук это треклятое ухо, которое уже успело нагреться в её ладони. Каждый раз, когда на неё никто не смотрел, она подносила прослушку к уху и прислушивалась. Каждый раз ничего не было слышно.

Она рехнулась. Точно рехнулась на своей зацикленности, что от него стоило ждать какой-то подвох. «Господи, да что за кошмар», – проскакивало у неё в голове с периодичностью в десять секунд, не позволяя думать трезво, но и не вымещая из мыслей злость.

Почему он хромал, только когда его никто не видел.

Почему ходил в визжащую хижину.

И как он научился пользоваться невербальной магией?

Грейнджер выдохлась. Загнала себя же в ловушку и исчерпала все свои ресурсы, посадив батарейку. Она ощущала усталость, которая давила на неё сверху, придавливая к кровати. На глазах будто свинцовые пластыри, веки стали неподъёмными, и раскрывать их становилось тяжелее. Гермиона повернулась на бок, притягивая к лицу ухо и оставляя его рядом с собой на подушке. Сделав глубокий вдох, незаметно для себя она провалилась в сон.

Ей снилась мама. Такая родная и любимая. Гермиона плакала. Чувствовала сквозь сон, как мокла подушка под щекой, как щипало глаза и как закладывало нос. Но и просыпаться не хотела. Мерлин, как она скучала. Если это возможность увидеть родителей только во сне, то Грейнджер будет рада спать целыми сутками, лишь бы услышать мамино:

– Привет, милая…

И папино:

– Ты уже позавтракала?

Но сейчас, именно сейчас мама ни о чём её не спрашивала. И голоса отца она не слышала. Гермиона слышала лишь чей-то сдавленный крик. Вновь и вновь. До хрипа из глотки.

Она распахнула глаза от страшного предчувствия. Липкий страх остался на кончиках ресниц вместо слёз. В этой кромешной тьме Гермиона нашла ухо с третьей попытки и дрожащей рукой поднесла его к голове.

Она вздрогнула и отбросила его от себя. Так не мог кричать человек. С таким криком могли только умирать.

Внутри сжалось, заело и треснуло. Она вскочила на ноги и своим шорохом чуть не разбудила соседок. Руки дрожали, но она крепко держала ухо у своего, глотая и впитывая этот крик.

– Блядство, как же больно…

Господи. Только сейчас Гермиона поняла, что это был Драко. Только по голосу, почти осипшему.

Сердце билось тяжело и яростно, и внезапно спровоцированный приступ адреналина заставил Грейнджер ринуться вперёд, схватив одну лишь мантию со стула, накинуть её на голые плечи и выбежать из спальни. Рвануть вниз, не успев осознать, что делает.

На наручных часах полтретьего ночи. Маленький кожаный ремешок на кисти сдавливал кожу, пока она прижимала к своему уху прослушку и слушала крики Малфоя, спускаясь по лестницам. Даже если её застанут профессора или Филч – плевать. Драко нужна была помощь…

Она хрипела от холодного воздуха улицы, пока бежала вперёд, зажевала щеки до боли и скользила по мокрой траве, чуть было не теряя тапочки. Кожа покрылась мурашками, но Гермиона не ощущала дискомфорт. Ей было жарко, так жарко, что капли пота стекали по ложбинке позвоночника, пока она оглушила иву.

Сквозняк туннеля под землей вонзал острые иглы в оголившиеся бёдра Грейнджер, пока она семенила вперёд. Палочка была наготове. И когда она вошла в подвал хижины, то задрала голову вверх, чётко услышав очередной крик.

Голые пятки стучали по лестницам, пока она бежала вверх, перебирая в голове сюжеты, которые сейчас должна увидеть. И каждый из них был ужасным.

Шагнув в гостиную, Гермиона даже не сразу поняла, что происходит. Драко сидел на коленях в согнутом положении, полуголый, в одних брюках. Он держался за руку, на которой чернела метка. Он царапал её ногтями, скуля от боли.

– Малфой? – она сорвалась к нему. Присев на корточки, положила ладонь на его плечо и сразу убрала. Настолько его кожа была горячей.

Это была ошибка.

Фатальная.

Мощная, как и удар магии, полетевший в неё…

Грейнджер, не удержавшись, упала вниз, разбивая лицо об пол. Она почувствовала, как лопнула губа и как сильно защипало на скуле и в носу. Гермиона перевернулась на спину и даже не успела притянуть пальцы к повреждениям, как её лицо грубо схватил Драко.

Она сжала палочку в надежде выстрелить в него петрификусом, но древко вырвалось из её кулака и отлетело в сторону.

Вот теперь ей стало по-настоящему страшно.

В этой кромешной тьме, где свет луны выделял угол комнаты, бросая на них тени, Малфой выглядит жутко. Сгорбившись над ней, одной рукой он сжимал подбородок Гермионы, вторую поставив слева от её лица. Казалось, она слышала, как он скрёб ногтями по дощатому полу.

Её грудь быстро-быстро вздымалась, изо рта вырывалось горячее дыхание, которое доставало до его длинной челки, колыша её в стороны. Драко осматривал лицо Гермионы с ненавистью в глазах. Брови сведены в гримасе ярости, а пальцы всё сильнее сжимали челюсть. Он провёл рукой по её губам, размазывая кровь по скулам, и подушечкой большого пальца намеренно задел ранку на губе, вонзив в него ноготь. Гермиона не сдержалась и замычала.

– Больно? – прохрипел он. – Как и мне, когда ты трогаешь меня своими блядскими руками.

Только сейчас, сквозь весь этот пиздец, Грейнджер поняла двусмысленность их позы. Он – между её разведённых ног, прижимает к полу, когда на ней одна майка и белье. Господи. Ей стало так противно, что скопившаяся молочная кислота в мышцах заставила её дёрнуться в попытке скинуть его с себя. Но в ту же секунду тело сковало знакомым, но почти забытым ощущением. Заклинанием петрификуса.

«Он даже вслух это не произнёс…»

Драко в последний раз посмотрел ей в глаза и встал с пола, оставив её в этой замершей позе. Она видела перед собой только потолок. Слышала всё вокруг, даже собственное сердце, которое билось о внутреннюю стенку рёбер.

– Грейнджер, ты в своём репертуаре, – сказал он, и Гермиона услышала шорох ткани. Он подошёл к ней и посмотрел сверху вниз, натягивая на себя белую рубашку, пачкая её кровью с исцарапанного предплечья. – Узнала мою маленькую тайну и прибежала проверить, не натворю ли я здесь дел?

Она видела его лицо, видела, как он пытался скрыть боль. Внимание само, как рыба пастью за крюк, зацепилось за его глаза. Очень тёмные в этом полумраке, практически чёрные, злые, как у бойцовской собаки.

Он молча застёгивал манжеты, хмуря брови, и заправлял рубашку в брюки. Размяв шею, он склонил голову и присел перед ней на корточки.

Боже.

– Если ты думаешь как все… – он сделал паузу, – что я пожиратель смерти и хочу продолжить дело этого безносого ублюдка, то я тебя разочарую, Грейнджер. Я его блядски ненавижу.

Теперь его лицо стало невозмутимым. Глаза – непробиваемые, уставшие, с тёмными синяками под ними. Он осмотрел её с головы до ног и остановился на нижней части тела. Гермионе стало неловко. У неё не было ни времени, ни даже мысли потратить хоть мгновение на то, чтобы одеться, когда она решила сюда прибежать. И чем в итоге всё закончилось?

– Салазар, тебе что, десять? – он перевёл взгляд обратно на её лицо. – Трусы в сердечках?

Поднявшись, Драко развернулся, чтобы уйти. Но перед тем, как он спустился в подвал, Гермиона чётко услышала его громкую усмешку.

– Если захочешь всем рассказать обо всем, что узнала – валяй. Мне без разницы, где сдохнуть…

Первая слеза ошпарила кожу, пока она слушала, как он спускался вниз.

«Просто дура…»

Она ненавидела себя сейчас. Ненавидела свою гриффиндорскую кровь, которая принуждала помогать всем на своём пути. Малфой помощи не достоин. Не достоин внимания ни на секунду её времени. Гермиона сделала очередную ошибку, предположив, что его нужно спасти. Малфой справлялся сам, как оказалось.

Не было в этой хижине ни подтекста. Ни злых умыслов. Он приходил сюда изгонять внутренних демонов, которых у него было в переизбытке.

Как и у них всех. Просто Малфой умело это скрывал.

Скрывал в своих безжизненных пустых глазах. И душа у него за этими серыми стёклами такая же пустая и изломленная. Таким взглядом – только оставлять ожоги. От такого взгляда нужно отворачиваться, чтобы не попасть в ловушку и не сгореть с ним за компанию.

Её тело расслабилось, скинув с себя заклятие. Грейнджер облизнула губу, на которой уже появилась запекшаяся корочка крови. Ей не холодно. Ей, блять, никак. Опять…

К её удивлению, в школу она вернулась так же незамеченной. Еле-еле перебирая ногами, добралась до душевой. Боль била по всему телу не хуже долбанного взгляда Малфоя. Уже под струями горячей воды Гермиона осела на холодный кафель усталой куклой с гнущимися в разные стороны конечностями. Жёсткой мочалкой она с силой соскабливала с себя верхний слой кожи, до которого дотягивался блядский взгляд Малфоя.

Забыть.

Стереть.

И подумать обо всём завтра.

Нет. Некоторые шрамы не затягиваются. Не у всех. Не у тех, кто от этого избавиться не хотел. И это их проблемы. Не её. Не её, Мерлин…

***

Первые дни после случившегося ей ловко удавалось скрывать синяки на лице под толстым слоем тональника. Бадьян справился со своей задачей на сто процентов, затянув трещинку на губе, оставив после небольшой розовый шрамик.

Шрамом больше. Шрамом меньше. Какая разница? Всего лишь напоминание, что не стоило нырять с головой туда, где её не ждали.

Они с Пенси сдали эссе одними из первых, удовлетворённо согласившись друг с другом, что поняли всю суть задания. Паркинсон сдержала обещание, данное тогда на лестнице – что в их отношениях не будет перемен. И подругами они не стали. Так… знакомыми, которые теперь здоровались и изредка обращались по имени.

Гарри каждый день пропадал на поле для квиддича. Только Грейнджер знала причину, почему ему в воздухе легче. В воздухе его руки не дрожали. И когда он тянулся за снитчем, пальцы ровно ложились на золотой мяч. В воздухе Гарри чувствовал себя «нормальным».

Вторая неделя сентября оказалась на удивление тёплой. Даже профессор Стебель назвала это аномалией. Ученики предпочитали оставаться на улице подольше и нехотя возвращались в холодные стены замка.

Грейнджер так же пользовалась этой возможностью. Сидя во дворе, расстелив мантию на траве, она читала книгу, которую ей послала Джинни. Дурацкий любовный роман. Почти на каждой странице Гермиона закатывала глаза от всей несуразицы и клишированных ситуаций, в которых оказывались будущие возлюбленные.

Она не понимала логику девушки, по уши влюбленной в своего начальника – тот вообще не цеплял Гермиону. Он казался ей холодным, злым и надменным. Автор ярко выделял его образ богатого и красивого мужчины. Ей хотелось хохотать от этого. В жизни так не бывает! Но она признавалась себе, что этот роман её действительно отвлекал от ненужных мыслей, заставлял улыбаться, по-идиотски так…

Внезапно она услышала щелчок у себя над головой и посмотрела вверх, где над ней на балконе появилась рука, сжимающая сигарету. И всё оборвалось. Она запомнила каждую складочку кожи на этих длинных пальцах, пока они застёгивали манжеты на рубашке.

Гермиона потянула носом, на удивление чувствуя вишнёвый запах дыма. Она даже не знала, что сигареты бывают со вкусом. Ей больше не хотелось смотреть вверх. Не хотелось, чтобы он её заметил.

– Мария вздыхает, когда Чарли берёт её руку в свою ладонь и целует в каждый пальчик, прикусывая нежную кожу… Салазар… Грейнджер, серьёзно?

«Твою мать…»

– Что такое, Малфой? Ожидал, что Чарли толкнёт Марию, и она разобьёт себе лицо? – не обдумывая, резко ответила она.

Её окутало облако дыма. Она закатила глаза и махнула рукой, отгоняя от себя запах. Сигарета между его пальцев опять зашипела, он сделал глубокую затяжку.

– Ожидаю, что к Чарли подойдёт старуха-директриса и вышвырнет его из школы, – слишком ровным и бесцветным голосом.

Гермиона задрала голову, прищурилась. Драко, облокотившись о балкон, смотрит на неё сверху. Опять…

– Может, Марии ясно дали понять, что Чарли хочет сдохнуть, и она с удовольствием не будет ему мешать?

Малфой погасил окурок прямо о стену и оттолкнулся от перил.

– Что ж, тогда это весьма неплохая книга.

Гермиона с ним молча согласилась. Вот именно такими и должны быть романы. Без розовых соплей и облаков. Чтобы с острыми чувствами. Чтобы болело. Да, именно такими должны быть эти дурацкие романы.

Вот только Грейнджер уверена, что заканчиваться они будут далеко не «и жили они долго и счастливо и умерли в один день…»

Комментарий к Глава 2. почти не затягиваются.

Соскучились по Пенси? :)

Арт к главе от Надин: https://vk.com/photo-195288379_457239764

Мне приятно будет увидеть ваши отзывы. Благодарна каждому!

========== Глава 3. И если ты захочешь их вылечить ==========

Гермиона неохотно шла в последнюю теплицу. Ей вообще не хотелось идти на урок травологии. Головная боль подавляла её энергию с самого утра. Грейнджер была уверена, что в душном помещении ей станет ещё хуже. Она аккуратно толкнула стеклянную дверь носком ботинка и вошла внутрь, сразу обратив внимание на повышенные тона знакомых голосов среди собравшихся рядом с длинным столом учеников.

– Я оставила учебник здесь! – Паркинсон ткнула пальцем в книгу перед глазами Гарри. – Я первая заняла это место!

– Встань рядом, в чём проблема? – Поттер отодвинул её учебник чуть левее от себя.

Пенси сжала кулаки, медленно выдохнула через нос и подвинула учебник обратно.

– Я. Первая. Сюда. Пришла! – прорычала она, толкая Гарри плечом.

«Отличное начало дня», – подумала Гермиона, так и застывшая на месте. Она сомневалась, нужна ли помощь Гарри в отвоевании этого злосчастного места. Что за детский сад?

Но вместо Грейнджер вмешался Забини, подходя к подруге и опуская руку на её плечо. Как всегда чересчур тактилен.

– Пенс, так и скажи Поттеру, что только на этот отрезок теплицы не попадает солнце, – он улыбнулся, пальцем поддев её подбородок, – и ты не хочешь, чтобы твоя кожа пострадала.

В помещении мгновенно стало темнее. Профессор Стебель вошла в теплицу, палочкой призывая жалящий плющ вырасти вверх, окутать стёкла и тем самым заблокировать лучи солнца.

– Что ж, думаю сейчас проблем с местами не останется, – весёлый голос женщины сгладил острые углы. – Прошу, садитесь.

Грейнджер встретилась взглядом с Гарри и улыбнулась в ответ. Идти вглубь теплицы бесполезно, там уже было занято. Она решила остаться за отдельной партой у входа. Ей даже нравилось, что проведёт занятие в одиночестве и под приятный сквозняк через открытую дверь.

– Опоздавшие! На этот раз прощаю, – Стебель посмотрела сквозь Гермиону на вход. – Займите место рядом с мисс Грейнджер.

Это приобретённый дар – чувствовать спиной некоего плохого, от которого хорошего не стоило ждать. Вообще не стоило. Она заблокировала дыхание, потому что в нос уже заполз знакомый запах вишнёвого дыма. Господи. Это отрава – хуже яда. На периферии взгляда, пока доставала учебник, она увидела, как Малфой сначала упёрся ладонями о стол, а потом сел, опустив голову на руки, практически ложась на парту.

Теперь смотреть на него можно было спокойно, он всё равно не увидит. Чёрт. Ей не хотелось этого. Ей правда не хотелось, но взгляд сам приклеился к белой макушке мокрых волос. Драко зачесал их назад, словно минутами ранее вышел из душа. Стебель начала урок, который Гермиона могла даже не слушать – знала наизусть. И вместо этого…

…она всё так же кренила голову в бок, глядя на соседа. Словно видела его впервые. Так близко. Точнее, близко и без последствий быть откинутой магией.

На нём не было мантии и жилета. Одна лишь белая рубашка, которая плотно обтягивала плечи и руки. Гермиона посмотрела на предплечье и округлила глаза; чуть было не сорвалась что-то сказать, но с силой прикусила язык. Она заметила проступающие сквозь рубашку капли крови. Именно там, где должна быть метка.

Грейнджер сжала зубы, пытаясь убедить себя, что ей абсолютно всё равно, пусть даже Малфой всё зальёт здесь собственной кровью. Но получалось плохо, с таким громадным трудом, что мозг вот-вот не выдержит нагрузки. Гермиона нагнулась к школьной сумке и потянулась к косметичке, быстро найдя в ней нужный бутылёк. Левой рукой она сделала то же самое, что и Гарри в начале урока – медленно отодвинула от себя зелье бадьяна в сторону Малфоя, намеренно задев его рукой.

Сердце замерло ровно в тот момент, когда Драко поднял голову, встречаясь с ней взглядом. Его зрачки были расширены до максимального предела, будто он словил наркоманский приход. Боже. Грейнджер просто не могла оторвать глаз. Он абсолютно сломлен. Малфой первый перевёл взгляд на бутылёк и вопросительно приподнял бровь.