Текст книги "Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)"
Автор книги: Волосинка на губе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)
Гермиона ощутила покалывания в кончиках пальцев ног. Кажется, чувствительность восстанавливалась. Но она не хотела показывать этого. Быть может, это её преимущество.
– Ну же, чего ты молчишь? – хохотнула она, стуча рукой по ноге, будто это была её лучшая шутка. – Ах да, ты под моим параличом. Обычно за это время я успевала снять лицо…
Тошнотворно хотелось кричать. Боже.
Это монстр во плоти.
Это хуже, чем дьявол.
Мортифера встала на четвереньки и подползла к ней, вытягивая к лицу указательный палец, задевая подбородок. Кожу обжёг порез.
– Обычно я ворую облик за десять секунд. Этого мне хватает, чтобы снять с человека его лицо и забрать себе, – она улыбнулась. – А знаешь, что становится с телом ещё живого, но парализованного человека, который испытал на себе жуткую боль заживо содранного лица? – она приблизилась к уху. – Он становится пеплом. Твоя мама лежит где-то на улице. Помню, какой красивый след она оставила на снегу… Так торопилась к вам. На блядский рождественский ужин.
Грейнджер с криком кинулась вперёд, но ноги ещё не до конца отошли от паралича. Мортифера тут же повалила её на пол и уселась сверху, приставляя клинок к горлу. Ударила пощечиной по лицу.
– Думаешь, я не знаю, сколько длится мой паралич? – она улыбалась. Улыбалась, и кости этим ломала. – Мой папаша хотел себе ручного допплера. Вот только у меня были совсем другие планы.
Грейнджер рыдала с закрытыми глазами. Захлебывалась. Закричав, она и голоса своего не слышала. Пыталась дышать, но правда, которую она узнала, придавила бетонной стеной. Она задыхалась. Нет. Нет. Нет. Только не мама…
– Странно, правда, – Мортифера встала на ноги и отошла к окну. – Нарцисса забрала у меня мать, я забрала твою.
Гермиона перевернулась на бок и подтянула к себе колени, свернувшись в позу эмбриона. В ней не было больше жизни. Её часть отняли.
– Я хочу наказать эту мёртвую суку, хочу, чтобы Драко чувствовал себя виновником всего, что сейчас происходит. Чтобы он возненавидел мать, – она обернулась через плечо, оглядывая Гермиону, лежащую на полу. – Он был предназначен мне обетом, так какого чёрта ты его отобрала? После свадьбы я бы получила над ним полный контроль. Смотрела бы на то, как он убивает, даже если не хочет этого. Смотрела бы, как его ломает. Уничтожила бы его жизнь! Как однажды уничтожила Нарцисса.
– Ты долбанная психопатка! – хрипло выкрикнула Гермиона даже не глядя на неё.
– Мне говорили, что это тёмная магия во мне преобладает, но звание психопатки тоже прельщает, – хмыкнула она в ответ, начиная ходить из стороны в сторону. – Он тебе сказал, что собрался умереть?
Гермиона резко подняла голову.
– Нет? – хохотнула Мортифера. – Как благородно… Наш срок – до первого дня следующего года, а после мы оба умрём от неисполнения непреложного обета.
Мортифера подошла к Грейнджер, и она дёрнулась назад, отползая к стене.
– Сначала я подумала, что мне показалось в тот день, в Косом переулке, где вы с Поттером давали автографы. Он аппарировал со мной, и почему-то именно это заставило меня сомневаться. Я поняла, что сердце Драко больше не камень. Он будто защищал тебя от общения со мной, – она села на корточки, играясь с ножом между пальцев. – Стоило мне найти мужчину в Косом переулке, который хвастался всем, какие золотые дети в Хогвартсе и как он горд вновь быть частью школы. Я забрала его личность. Так забавно было наблюдать, как пепел после него стряхивали метлой, словно какой-то мусор на дороге. Ангра Варрис… хороший мужик, кстати. Видела всю его жизнь, но что поделать? Мне нужно было попасть в Хогвартс. И как удачно я застала вас в поезде.
Она резко всадила нож в бедро Гермионы до самой рукояти, вырывая из её лёгких сиплый крик. Просто потому что голос сел. Просто потому что в глазах потемнело от боли и было страшно пошевелиться, задеть ногу. Грейнджер потихоньку умирала. Рывок, и ножа нет. Она сложилась пополам, хватаясь дрожащими руками за бедро, из которого сочилась кровь.
– Вы же даже не потрудились закрыть шторы, пока он трахал тебя! Когда-то так он трахал и меня, – насмехалась она. – И это меня скотски раздражает.
Мортифера схватила Гермиону за волосы, оттягивая голову назад, приставляя лезвие к шее.
– Я отберу его у тебя, – она поцеловала Гермиону в мокрую от слёз щеку. Мазнула губами по скуле вниз, к губам. Гермиона замычала, пытаясь отстраниться, но крепкая хватка потянула её на себя. Мортифера оставила на её губах невесомый поцелуй. – Отберу из твоих воспоминаний его навсегда. Ведь это твой второй раз? Он сжалился над тобой тогда, в мэноре. А значит, восстановить воспоминания больше не удастся…
Нет. Нет. Нет.
Господибоже, нет!
– Лестрейндж научила меня одной хитрости, как бы я её не ненавидела. Она научила меня подменять воспоминания. Я сделаю так, что даже после его смерти ты будешь проклинать его. Будешь думать, что это он виновен во всём. В том, что произошло с тобой в мэноре. В том, что он убил твою мать. Во всём, Гермиона. Я сотру всё хорошее, что могло вас связывать. Чтобы после смерти семью Малфоев проклинали до конца времён. Ты забудешь всё, что между вами было. Я внушу тебе ненависть, поделюсь с тобой ею, и ты ощутишь это вживую… А потом, когда он это все увидит… я убью тебя.
Это соль.
Это просто соль.
Дьявольски разъедающая щёки соль.
Она сильно зажмурилась, пытаясь выжечь на внутренней стороне век всё то, что чувствовала к нему. Пытаясь вшить в сознание свою любовь к нему. Все мелкие моменты. Всё, что они пережили. Грейнджер не хотела сдаваться. Боже. Только не так. Он ни в чём не виноват. Он, господи, этого не заслуживал!
Мортифера приставила палочку к её виску, и Гермиона дёрнулась, мгновенно ощутив боль в ноге. В сердце, в её мире, который рушился. Укол ногтем, и моментальный паралич.
– Вот так-то лучше, – шепнула Мортифера, поглаживая её по волосам.
Гермиона вспомнила их первую встречу, ощущая, как в её голову проникал чужак, и назло не обращала на это внимания. Как Мортифера видела то, что Гермиона так отчаянно пыталась запомнить.
Встреча у ивы, и рывок назад. Его злющий взгляд и «держись от меня подальше».
Подальше у нее не получилось…
Всё осыпалось пеплом.
Его смех. Его забота к ней. Его губы. Его открытая нараспашку душа. Бери – не хочу, он доверял ей. Грейнджер пыталась… пыталась это запомнить. Его доброту к ней. Его заботу. Он истинный для неё. Он – её счастье на руке, что отметила метка. Ведь так! Он – её моли. Он буква «М», что означала только его. Он её мир. Он её жизнь. Он её всё… сердце…
Его:
«Не забывай меня, Гермиона. Никогда не забывай обо мне».
Буквы, сложенные в слова, посыпались вниз. Туда же, к горстке с пеплом.
«Просто… если что-то случится, никогда не забывай обо мне. Ты единственная, кто знал меня настоящего».
Пепел…
Его любовь распыляла теплоту на ресницы, губы венчали голову поцелуем. Тем самым. Последним днём назад.
Всё превращалось в пепел. Просачивалось сквозь пальцы, уплывая.
– Теперь, когда всё кончено, слушай новую историю, которая связывала вас…
Пепел…
***
Драко обошёл застывшего Джона, которого он секундами назад оглушил. Невыносимо было видеть его панику. Чувствовать её. Пропитываться ею. Он смотрел на поднос, который сейчас лежал на краю столика. Поднял его в желании убедиться. На ручке стояла проба…
Поднос был серебряным.
«Я не удержала поднос».
Салазар…
Не может быть. Просто, блять, не может Джин быть ею…
У раковины лежал клочок бумаги, уголок которого был окровавлен. Драко даже не понимал, почему не мог взять его с первого раза. Руки дрожали.
«Давай как раньше. Я прошу – ты исполняешь, а иначе кто-то умрёт. Отгадай, кем будет этот «кто-то». Возвращайся в Хогвартс. И жди моих указаний».
Записка вспыхнула в руке моментально. Малфой ударил кулаком в стену. Ещё раз, и ещё. Взорвал бы что-нибудь.
Хлопок, и его окутал холод улицы Хогсмида, где повсюду сновали люди. Счастливые, поздравляющие друг друга с Рождеством. Слышалась праздничная музыка и казалось, никто не замечал, как толпу разрезал, словно раскалённый нож, Малфой. Почти срываясь на бег к школе.
Первым желанием было сообщить в министерство. Макгонагалл. Кому угодно, чтобы привели помощь, но сердце и знание о том, какой была Мортифера, останавливали его. Она всё исполнит. Он знал это, он видел это множество раз своими глазами.
Его тошнило.
В руке две палочки. И Гермионы, и его. Он просто не мог не думать о том, что она уже мертва. Ему страшно. Дико страшно. Невыносимо страшно. В школе было пусто. Наверняка оставшиеся здесь ученики сидели в своих общежитиях и праздновали Рождество. Драко шёл не разбирая дороги. Открыв первую попавшуюся дверь, он запер её за собой.
Огромное арочное окно переливалось мозаикой от лунного света. Малфой, не чувствуя ног, повалился на пол. Что ему делать? Как он мог?
Неужели здесь, где всё началось, всё и закончится? До тошноты – символично. Драко даже не мог убить Мортиферу из-за ёбанного обета. Он закричал, срывая с себя рубашку. Посмотрел на руку, пытаясь зацепить нить, чтобы вновь попробовать её оборвать. Чтобы сразу умереть. Вместе с Мортиферой.
Кожа на предплечье была вся в его царапинах. Нить чуть светилась, и он схватился за неё в попытке вытянуть, порвать. Прикусил зубами, ощущая металлический привкус во рту. Ничего не помогало. Ничего, Боже, не помогало.
– За что? – закричал он в пустоту. – За что это с ней? Забери меня! Забери лучше меня!
Он смотрел на стену, на которой висела картина осеннего леса. Дождь вместе с листьями опадал на землю. Он ощущал себя так же. Вот только человек – это не дождь и не листья. Когда он падает, это не выглядит красиво.
А он падал.
В пропасть, которую сам же и создал.
Подверг Гермиону опасности.
Не нужно. Чёрт возьми, не нужно было с ней сближаться…
Перед глазами потемнело, а лёгкие хрипели от недостатка воздуха. Слёзы застилали глаза, катились непроизвольно, от боли в сердце.
Драко проебался.
Смертельно.
Его Грейнджер была сейчас в лапах самой беспощадной психопатки. И только Мерлин знал, что она с ней делала.
Каждая попытка вдохнуть воздух будто укорачивала жизнь. Но ему не хотелось мириться. Хотелось бороться за неё, за её жизнь. Пусть лучше сам умрёт. Всё равно немного осталось.
Нить тянулась и тянулась, но не обрывалась с его руки. Он зарычал, крепче сжимая светящийся обет.
«За что!»
Он закрыл глаза руками и тёр их до красных точек. Мыча, раскачивался из стороны в сторону. И вдруг послышался глухой звук падения какого-то предмета прямо перед ним.
Он резко выбил руку вперёд, ударной магией отпихивая от себя нечто и замечая, как какая-то книга врезалась в стену.
Её здесь не было. Чёрт возьми, не было. Драко огляделся, заклятием проверил, один ли он здесь.
Один.
Нога ужасно болела, пока он, хромая, шёл к этому фолианту. Нагнувшись, чтобы поднять его, он почти задохнулся, когда раскрыл корочку…
«Самому отчаянно нуждающемуся…»
Что это?
Он вновь обернулся. И не поверил глазам, когда перелистывал книгу, врезаясь взглядом в строчки. Его начало трясти. Клочок бумаги, выдранный из другой книги, кто-то вклеил на пустую страницу.
Его трясло, потому что чёрным по белому было написано:
«И избавишься ты от обещания, взрастив из счастливых чувств спасение».
Малфой вчитывался. Перечитывал вновь и вновь. Текст был обвит рисунком голубой нити, и это не могло быть другим. Не могло… Это выдранный клочок из потерянного фолианта о непреложном обете. Он был в этом уверен.
Пелена сошла с глаз, а по венам ударил дикий кипящий адреналин. Наступила пара секунд глухой тишины. Он сделал пару шагов назад и упал на колени.
Сердце бешено колотилось. Вот-вот лопнет и растечётся по рёбрам.
Драко разгадал эту загадку моментально. Из счастливых чувств спасение…
Это был патронус.
Господи, патронус, которого он никогда не вызывал. Счастья в нём ни капли не было. Но сейчас… Стоило ли попробовать сейчас, когда выдался такой шанс?
Его затапливало ненавистью к Мортифере и дичайшим желанием жить. Жить, чтобы спасти Гермиону. Спасти ту, кто был ей дорог больше собственной жизни.
В голове зазвучал её смех.
Боже, как она заливисто смеялась.
В голове её:
«М» значишь ты. Для меня всегда это будет Малфоем…»
Её искреннее желание быть с ним. Её чувства. Светлые, томящиеся в нём. В голове – Гермиона, которая бесстрашно хотела спасти его. Блять. В голове все моменты, пережитые с ней.
– Экспекто…. – он растягивал нить на предплечье, покрываясь мурашками только от воспоминаний, которые окутывали его теплотой, – патронум!
В голове её «я скучала. Очень».
– Экспекто патронум!
В голове её «мы справимся вместе».
В голове он чувствовал укрытие в ней. Она та, кто склеивал его по кусочкам. Она та, кто оживил его сердце. Грейнджер та, кого он полюбил…
– Экспекто патронум!
Кожу по всему телу обжёг холод. Драко, вытянув руки вперёд, видел, как на поверхности появилось голубое свечение, выходящее прямиком из его тела. Оно приобретало форму. Острую и длинную. Из одной руки вылетело вверх полупрозрачное голубоватое крыло…
На второй же крыло удерживалось нитью, но оно тянулось вверх, натягивая её до предела, чтобы через секунду…
…чтобы через секунду порваться навсегда…
Из тела Драко Малфоя вылетел огромный дракон и, разинув пасть, полетел вверх, обжигая синим пламенем всё вокруг. Никогда он не видел столь прекрасного патронуса. Столь сильного, наполненного счастьем от Гермионы.
Драко спасён…
Чувства преобладали. Он не мог справиться с осознанием того, что случилось. Смотрел на своего патронуса, летающего у самого потолка, когда вдруг в окно влетело синее свечение. Господи… это выдра.
Она вилась вокруг Драко, а потом полетела к двери, оборачиваясь, словно ожидала, что он пойдёт следом. Он схватил рубашку и сорвался. Хромая, сорвался вперёд.
Выдра Гермионы вела его к выходу из школы. Через мост, где его окликнула…
– Драко! – это Пенси, идущая под руку с Гарри со стороны Хогсмида.
Боже, как не вовремя.
Она подбежала к нему вместе с Поттером, который уже заметил выдру. Заметил в глазах Драко тот же самый ужас, как несколько лет назад, в туалете, когда он его застал…
В кулак Гарри влетела палочка. И что делать, Драко не знал. Он не желал нарушать условия Мортиферы, подвергая Грейнджер опасности.
– Что случилось, Малфой? – Гарри завёл Пенси за спину, выставляя палочку вперёд.
– С ума сошёл? – Пенси пыталась встать между ними. – Опусти палочку!
– Что с Гермионой, Малфой?
И Драко просто сорвался вперёд, к улетевшей дальше выдре. Он успел только обернуться, чтобы взмахом руки обезвредить обоих. Гарри удалось поставить блок, но Паркинсон застыла на месте.
Малфой бежал, выстреливая оглушающими назад, но Поттер не сдавался. Он блокировал каждую его попытку или вовсе уклонялся.
Драко увидел на опушке у самого края леса выдру, которая остановилась, паря в воздухе рядом с…
– Гермиона! – закричал он.
Взмах, и путь Поттеру преградило огромное пламя, которое окружило троих. Мортифера стояла позади Гермионы, схватив её и приставив нож к горлу.
Как она здесь оказалась, чёрт возьми…
– Символично, правда? – засмеялась Мортифера. – Где-то здесь умерла твоя мать. И может, умрёшь ты и она… – сжала волосы Гермионы сильнее.
Драко хотелось выстрелить в неё убивающим, но боялся задеть Грейнджер. Сейчас он не знал свою силу, не знал, умрёт ли Мортифера после того, как он избавился от обета. Теперь он мог причинить ей вред? Он надеялся на это.
– Гермиона! – Поттер позади пытался проникнуть внутрь круга. Но Малфой ещё и ещё увеличивал диаметр пламени и его высоту.
– Отпусти её, и мы исполним обет, – солгал Малфой. – Просто отпусти её, она мне не нужна… Ты же не хочешь, чтобы нас потом искали за её убийство?
На секунду Мортифера прищурила глаза, но не купилась на уловку.
Грейнджер дрожала. Плакала. Смотрела по сторонам.
В его руке нагревалась палочка. Он думал воспользоваться ей, чтобы не увеличить силу авады и не задеть Гермиону.
– Гермиона! – Гарри срывал глотку. – Отпусти её!
Мортифера засмеялась и кивнула в сторону Гарри.
– Сделай что-нибудь, а то он раздражает.
Малфой застыл, слыша, как умоляла Гермиона не трогать её друга. Не сводя взгляда с Мортиферы, он раскрыл рот:
– Империо…
Гарри замолк. Но с Мортиферой ничего не произошло, хотя он посылал непростительное и в неё. Он посмотрел им под ноги. Пламя чуть отсвечивало от невидимой преграды. Они под защитным куполом…
– Выкинь палочку и подойди ближе, но не заходи за защиту! – Мортифера сильнее прижала нож к шее Гермионы. Он увидел кровь на её коже и выкинул палочку на землю.
Осторожный шаг вперёд и мычание Грейнджер. Он остановился, вытягивая руки, намекая на то, что безоружен.
– Не подходи, ублюдок!
Это больно. Это там. На дне неработающего сердца отскакивал её злющий голос. Голос Гермионы. Почему?
Он чувствовал какое-то жжение на своём предплечье. Прямо на вытянутой руке появлялись чёрные буквы, но прочитать их он не мог. В глазах предательски щипало.
– Я ненавижу тебя, слышишь? – рычала Гермиона. – Я ненавижу тебя!
– Что ты сделала? – казалось, его губы даже не шевельнулись.
Мортифера подошла к границе защитного купола вместе с заложницей и наклонила её так, чтобы лицо высунулось из преграды.
– А ты сам посмотри, – захохотала она.
И Драко посмотрел.
Влез в её голову, чтобы убиться от всего того, что увидел.
То, как он впускал мужчину в спальню в мэноре. То, как говорил ему: «насладись этой грязнокровкой». Смотрел на то, как он душил её в своём сне, а потом в коридоре говорил о том, что однажды это исполнит. Видел, как Мортифера говорила Гермионе о том, что это он попросил убить её мать, чтобы втереться в доверие, а потом убить и Грейнджер тоже. Закончить всё за Волан-де-Мортом. Освободить мир от грязнокровок. Недостойных…
Он округлил глаза.
Это конец.
Все воспоминания были ложными. Неправильным. Стёртыми…
Навсегда! Блятство! Навсегда без возможности вернуть их…
Вдох-выдох.
– Я убью тебя… – сказал он, переводя взгляд прямо на Мортиферу. Сделал шаг вперёд и увидел, как она дёрнула Гермиону на себя, затаскивая обратно в круг.
– Это ты создала защиту? – бесцветным голосом спросил он.
Мортифера вскинула подбородок.
– Ну хоть это я умею. А теперь…
Она не успела закончить. Его больше ничего с ней не связывало. Драко завёл руку назад, нащупывая палочку Гермионы. Он подвёл раскалённое пламя совсем близко. Сжёг бы всё к чертям. Это произошло резко. Мортифера взвизгнула, пытаясь отклониться от языков пламени и упала вперёд вместе с Гермионой прямо из защитного купола, но тут же поняла свою ошибку. Она за спиной Грейнджер. Нож выбился из руки на землю. Пламя топило и снег. Кажется, Поттер что-то кричал. Империо ослаб, но в нём больше не было необходимости.
Пора…
– Малфой! Опусти палочку, чёрт возьми!
Гарри кричал, но слова не долетали до Драко, они теряли смысл и звук. Пламя, которое окружало их, ударило жаром. А затем слишком внезапно ударило ещё кое-чем. Густым, липким, как будто бы прилипающим к каждой стенке каждого сосуда – болью.
Тупой и безрукой. Мрачной и поглощающей.
Он повернул голову на девушку, которая, привстав на одной руке, пыталась в страхе закрыть лицо. На её предплечье – кровавые моли. Расцарапанные цветы, что он ей оставил. Гермиона дрожала, ей было страшно от творящегося вокруг кошмара. Вот только у него различие с ней в том, что Малфой к кошмарам привык. Они его больше не удивляли.
– Я ненавижу тебя! – хриплым стоном, на одном дыхании. Грейнджер плакала – он был уверен, что она догадывалась: это конец. Конец ёбанного мира.
И его.
И её.
Всё рушилось. Пора.
Драко, хромая, сделал пару шагов в сторону и вытянул палочку вперёд. И с издёвкой, с кривой кровавой улыбкой, произнёс:
– Авада кедавра…
Комментарий к Глава 16.2 И мы рыдаем…
…
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
“Я никогда не видел моря. А там на небе только о том и говорят какие там рассветы, какой закат…”
Камень в руке нагрелся от сильного сжатия. Он не чувствовал сил из-за подавляющих магию браслетов на кистях, но вычерчивал острием рисунок прямо на влажной стене. Аккуратный штрих, а за ним ещё один… Дневного пасмурного света едва ли хватало, чтобы рассмотреть свою работу.
Сколько прошло времени? После того, как он перестал следить за ним? Два, три месяца?
Да…
Три месяца в Азкабане.
Почти сто дней в этой камере. Сто дней дикой, жиреющей с каждым днём тоски. Он убил Мортиферу, но какой ценой.
Он всё потерял.
И в этом «всё» была его единственная. Теперь он это знал.
Теперь знал…
На голом предплечье чернели слова. Их всего три. Дьявол… появились так не вовремя, когда он оборвал обет. Три слова, произнесённые ею…
Я
Тебя
Ненавижу.
Это всё, что осталось от Грейнджер. Метка на руке, насмешливо обещающая, что именно с ней он будет счастлив. Какая ирония…
Счастлив с той, которая его не помнила. Не помнила ничего, что их связывало. Даже на очной ставке во время следствия Гермиона не смотрела ему в глаза. И её метки больше не было. Она её стерла. Конечно, ведь кроме ненависти у неё больше ничего не осталось.
Господи, как ему было жаль…
Как бы он ни хотел проникнуть ей в голову, показать всё, что было – не получалось. Зачарованные браслеты на руках блокировали его магию. Грейнджер уверяла судью о его ужасных злодеяниях, которые внушила ей Мортифера. Драко же уверял судью в обратном.
На весах были его и её воспоминания.
В его – вся их история.
В её – история с печальным концом.
Судья верил Грейнджер. Поттер, как бы ни хотел оставаться нейтральным и хладнокровным ко всему, поддерживал подругу. Гарри передавал ему, что Пенси и Блейз в нём ни капли не сомневались, но слово Грейнджер было самым весомым.
Десятки свидетелей того, как джин показал истинное желание Драко.
Использование непростительного империуса на Гарри.
Укрывание от министерства беспалочковой и невербальной магии.
Пособничество Мортифере.
Даже Майнд дала показания о том, как он её чуть не убил, красноречиво описывая зелёный шар авады в его ладони. И если бы не Гермиона, вовремя подоспевшая, он бы её убил.
Непрямое участие в изнасиловании Гермионы, которого не было, чёрт возьми. Были лишь его воспоминания, как он входил в спальню и видел весь тот ужас, что она сделала. Когда же в омуте памяти от Грейнджер было совершенно по-другому.
В нём Малфой смеялся над ней. Дразнил мужчину, заставляя делать все эти омерзительные вещи, пока не вложил Гермионе в руку нож, чтобы просто посмотреть, кто из них одержит победу.
Боже…
Мортифера внушила ей, что смерть её матери была его прихотью.
Господи. Всё было безумием против него.
Ещё был его отец…
Который, дабы выгородить себя, дал показания, что он мог рассказать министерству о Мортифере, о том, какая она опасная. Люциус говорил, что писал письма сыну об этом. Говорил, что умолял его прийти к аврорам, чтобы они незамедлительно начали поиски этой психопатки. Ёбаный лжец…
Десять лет.
И вряд ли он проживёт в Азкабане больше двух…
Желания бороться за жизнь просто не осталось. Он давно смирился со смертью. Его никто не ждал…
Он сжал пальцами собственные плечи, до белых пятен, до идущего во всё тело напряжения. Сжимал и сжимал собственное тело, которого не чувствовал. Просто не мог. Словно это всё сон или он просто умер…
«Гермиона! Посмотри на меня! Посмотри на меня, Салазар!» – кричал он ей в спину, пока она уходила из зала суда.
Драко сделал два шага назад, осматривая свой рисунок на стене. Моли, точно такие же, как на её предплечье. Вот только теперь к цветам прибавилось четыре белых полосы зажившего шрама от когтей Мортиферы. Она не избавилась от татуировки. Господи… не избавилась от неё. Он всё ещё с ней. На её руке. С высеченной чёрной буквой у сгиба локтя.
«М» значит Малфой…
Он думал, что это красиво.
Во всём этом ужасе красиво быть рядом и одновременно далеко.
– Драко, – послышалось из соседней камеры, – я буквально слышу, как ты думаешь, сын…
Первое, о чём он жалел, прибывая здесь – быть в паре метров от того, кого отчаянно ненавидел. И даже убить его было невозможно.
– А я говорил, что нужно было её вместе с её матерью убить.
Ноздри раздулись, как у быка, и Малфой прикрыл глаза, пытаясь не сорваться.
– Беллатриса говорила Нарциссе, что нужно избавляться от выродков и их отпрысков сразу же.
Драко на секунду замер, прожевывая всё то, что услышал.
– О ком ты говоришь? – хрипло уточнил он. – О Грейнджер?
– О Мортифере, конечно, – приглушенно хмыкнул он. – Это ведь я рассказал повелителю о местонахождении её матери.
Драко ощутил мгновенный жар, ошпаривающий всё его тело.
Это была не Нарцисса…
Это была не она. Тот, кто рассказал обо всём Лорду…
Господи.
Малфой сел на пол, прямо на тонкий матрас, зарываясь руками в волосы. Кажется, у него температура. Или же в венах вместо крови текло адское пламя. Драко слышал, как отвратительно громко стучало его сердце, билось о рёбра. И дыхание сбивалось, словно что-то пережимало на уровне кадыка и гортани.
От этого стало на грамм легче. Он никогда не сомневался в собственной матери. Вся ненависть Мортиферы должна была быть направлена не на неё. Блядство. Только не на неё.
Драко думал, что во время того, как заключённым раз в месяц позволялось выходить в коридор, он использует эту возможность, чтобы завершить её месть. Завершить свою месть. Но это будет позже…
А пока…
Он встал и подошёл к небольшому окну, заколоченному железными прутьями, и посмотрел на то, что больше всего мечтал увидеть.
Он шипел, раскидывая волны о скалы. Дементоры кружились у самого неба, рассекая воздух дырявыми мантиями. Драко смотрел вперед, ощущал солоноватый запах.
– Так вот какое ты, море…
***
Конец мая злился грозовыми тучами на горизонте.
Гермиона, присев на скамейку у озера, смотрела куда-то вдаль, ища глазами то, за что можно было зацепиться. Завтра последний экзамен, который она сдаст на отлично, а учебник в руке – просто для того, чтобы убедиться, что она всё помнила наизусть.
Вчера отец прислал цветы. Она улыбнулась, вспоминая, как бедная молодая сова влетела в зал, таща в лапах небольшой букет белых роз.
«Удачи на экзаменах, Гермиона».
Сердце сжалось. Скорбящая, ранящая боль ещё не отошла. Было тяжело. Очень. Не хотелось верить, что мамы больше нет. Они с отцом хоронили пустой гроб. И Джон изо дня в день выходил на улицу по одному и тому же маршруту. До магазина и обратно. Он всё думал. Он всё ждал, что Джин просто потерялась. Что она вот-вот выйдет из-за угла и улыбнётся ему. Чёрт возьми, ведь тела не было… лишь слова Мортиферы и сворованный облик мамы.
Грейнджер винила себя. Винила во всём, что произошло с её семьей. Отец, давая показания, описывал то, как она вместе с Малфоем вошла в их дом. Как представила его своим парнем. А затем – тот чередующийся ужас. Похищение и реакция Малфоя, который, оглушив отца, аппарировал из кухни.
На суде она убеждала всех, что Драко вошёл к ней в доверие, чтобы затем извращённо уничтожить её мир. Воспоминания красочно накладывались одно на другое. Она ненавидела себя за это. Ненавидела за то, что так слепо доверилась ему. А он просто…
За один день разрушил всё. За один день она вспомнила, что было в мэноре. Испытала на себе гнев его невесты. Испытала боль от утраты и пустоту.
Она ненавидела его за всё.
Презирала.
Жарко.
Гермиона закатала рукава рубашки и взглядом зацепила татуировку. Моли просыпались, разворачивая бутоны, почувствовав свежий воздух.
Вдалеке гремело. Наверное, скоро пойдёт дождь.
Воспоминания о том, как на руке оказались эти цветы, совсем тусклые. За них невозможно ухватиться. Но они ей нравятся. Они похожи на тюльпаны, которые обожала мама.
Хватит ли ей сил пережить всё?
– Привет…
Гарри обошёл скамейку и сел рядом. Она посмотрела на его профиль и улыбнулась, шепча ответное «привет».
– Чем будешь заниматься летом? Не надумала поехать с нами в Италию? – в его глазах тепло и осторожность.
Она пожала плечами и потянула носом воздух.
– Думаю, поедем с папой в путешествие. Меня почему-то тянет к морю…
Гермиона сама предложила отцу попытаться сделать шаг вперёд. Вместе. Попытаться жить сначала. Делить грусть на двоих. Делить безумное желание плакать.
Её тянуло к воде. Она будто всё забыла, словно никогда не видела моря. Хотелось увидеть волны и взбитую пену на них. Хотелось ощутить эту силу. Смыть с себя тоску. Поделиться ею с морем. Очень хотелось…
– Я… – он склонил голову, глядя на её тату, – я никогда у тебя не спрашивал, но что означает буква у тебя на татуировке?
Она посмотрела вниз, чуть приподнимая руку. И в голове – белый шум. Никаких воспоминаний.
Ни-че-го.
Наверное, это банально. Когда она рисовала на себе эти цветы, о чём-то думала.
Гермиона обвела пальцем «М» и сделала глубокий вдох.
Наверное…
Да…
– «М» значит моли. И ничего больше…
