Текст книги "Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)"
Автор книги: Волосинка на губе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Пощёчина была внезапной. Как молния, хлестнувшая по коже.
Драко видел только то, как разжал руку и как аккуратно птицу забрали женские руки. Ему оставалось только сделать пару шагов назад, схватившись за выступ лестницы, и осесть на ступень, чтобы отдышаться и придти в себя. Обжечь глаза раскалёнными пальцами, растирая их. Господи…
– Ты чуть не убил его!
Её голос стал привычным.
– Господи, ты сломал ему крыло! – Грейнджер усыпила птицу магией, чтобы ещё сильнее не навредить ей. – Ты с ума сошёл?
Давно и с грохотом.
Шорох шагов по мокрой траве и снова тишина. Драко поднял голову и заметил, что Грейнджер отдалялась к хижине Хагрида. Наверняка отдаст сыча ему, чтобы вылечить.
Сигарета гнила в дрожащих пальцах, тлела, сгорала, ни разу не тронутая. Ему не хотелось. Впервые не хотелось дышать никотином. Сейчас дым вонял как мокрая псина. Как же хреново. Как же хреново, господи…
Жизни в себе он чувствовал всё меньше и меньше. Она утекала сквозь огромные трещины разбитых рёбер. И ничем эти дыры не залатать. Он навеки прогнил изнутри. Занавес. Аплодировать никто не станет…
***
Он пропустил занятия, запершись в спальне и оглушив её.
Вышагивая туда-сюда, схватившись за голову, как в бреду, он умолял себя успокоиться.
Выходило так себе.
Вообще не выходило.
Он только распалялся в желании уничтожить всё вокруг.
Перед глазами её облик. Она стоит и молчит. Просто ждёт. Так всегда делала. Выжидала, словно загоняла свою жертву в тупик, а потом разделывалась с ней. Драко уже был в углу. Чёрт возьми, как было плохо. Малфой ругался вслух, как психопат, разговаривая сам с собой. Он остановился только тогда, когда начало жечь предплечье. Он задрал рукав, разглядывая нить обета, которая светилась на коже.
– Сдохни! Умри! – выплевывал он гнев на белую нить.
Разряд раскалённой боли прошиб позвоночник, заставляя его выгнуться назад и упасть на колени. Малфой кричал, срывая глотку в мокрый хрип. Слёзы просачивались через сжатые веки, обрывались из уголков, скатываясь по щекам.
Боль.
Он рыдал, вгрызаясь зубами в запястную кость.
Боль. Дикая. Адская. Беспощадная.
«Пожалуйста. Хватит!»
«Мне больно! Пожалуйста…!»
Он не знал, кого умолял о пощаде. Он просто молился. Кому угодно, лишь бы отпустило. Лишь бы не выкручивало наизнанку, не ломало рёбра.
И в голове, во всей черноте происходящего, во внутреннем пекле, всплыли мягкие слова, такие неожиданные, что Драко расслабил на секунду плечи от отпустившей агонии. Словно эти слова – спасение. Как толика надежды…
«Я помогу тебе избавиться от непреложного обета».
Грейнджер…
И чуть громче.
– Грейнджер…
Дверь позади открылась, и Блейз, увидя друга на полу, в поту, подорвался к нему.
– Драко? Чёрт возьми, что с тобой случилось?
Случилось.
Грейнджер случилась.
– Где она? – Малфой приподнялся на локтях, грубо откидывая от себя протянутую руку Блейза. – Где Грейнджер?
Забини отошёл на шаг, всё ещё не понимая, что происходит. Он уставился на него вопросительным, взволнованным взглядом.
– Где, блять, Грейнджер? – вырвался рык из сухой глотки.
– Мерлин! Да что с тобой? – Забини поймал гневный взгляд и добавил: – Последними были зелья. Она задержалась у Слизнорта… вроде как…
Малфой сдался. Просто потому что не мог убить себя. Просто потому что попытаться избавиться от обета – это лучше, чем испытывать ежедневную боль. Просто потому что…
Грейнджер сказала, что поможет…
Чёрт, она ведь нашла разгадки с крестражами, дьявол, у неё ведь должно получиться?
Боль.
Драко застонал, чуть не падая, когда наступил на ногу, в которую тут же стрельнуло болью. Блядство. Он шёл сквозь взгляды, с опаской смотревшие на взъерошенного парня, у которого в глазах закипала ярость.
Он чуть ли не с ноги выбил дверь кабинета, привлекая внимание двоих. Чёрт возьми, в голове всплыло долбанное замечание Нотта.
Гермиона сидела за партой вместе с Тео, выписывая в тетрадь что-то из книги.
– Я прерву вашу прелюдию, – чуть ли не засмеявшись от собственной шутки, сказал он. – Грейнджер, надо поговорить.
Гермиона издевалась. Отвернув лицо обратно к тетради, она продолжала списывать из учебника. Тео, как дебил, смотрел то на неё, то на него. Совсем не вовремя.
– Грейнджер!
– Ты сам сказал, что не хочешь, – не отрываясь от письма, процедила она. – Передумал?
Резкий рывок, и его пальцы сжали её предплечье и дёрнули наверх.
– Драко! – Тео кинулся к нему, чтобы скинуть руку. Но он застыл, потому что Гермиона вскинула ладонь, останавливая его.
– Всё в порядке, – успокоила она Нотта. – Я сейчас вернусь.
Малфой даже не удосужился отпустить её. Он потянул её за собой, за дверь. И когда они оказались в коридоре, он толкнул её к стене и сделал несколько шагов назад. Просто чтобы не стиснуть руки на её шее – за эту дерзость, когда он лично пришёл к ней в миг своей уязвимости.
Драко пытался отдышаться. Сглотнув ком в горле, он смотрел на то, как Грейнджер ногтем ковыряла палец.
Она нервничала не меньше.
Долбанный абсурд.
– Сегодня, – сказал он. – Начнём сегодня.
Теперь она не издевалась. Он поймал в её выражении какое-то сопротивление, но оно было мимолетным. Драко мгновенно забыл о нём, потому что теперь Гермиона, ломая брови, сделала крошечный шаг вперёд.
– Тебе больно? – вопрос аккуратный, лишённый насмешки.
– Пиздецки, Грейнджер…
Она думала. Слишком громко думала. Пробежала взглядом по его лицу, будто искала ответы. Увы, он не способен рассказать обо всём.
«Просто помоги».
– Вечером, там же, – коротко ответила Гермиона, отталкиваясь от стены. И прежде, чем зайти в кабинет, уронила на него полный сочувствия взгляд. – Просто потерпи ещё немного…
***
У неё тряслась челюсть. Зубы стучали друг о друга. Это не от холода. Это от какого-то животного страха. Гермиона даже не чувствовала ветра, который кусал кожу, проникая сквозь расстёгнутую куртку. Это нечто большее.
Она шла, нет, бежала к иве со всех ног. В бархатной сумочке – отвар чернил и перо ворона, которое она купила сразу же, когда посетила догадка с татуировкой.
Её не покидало ощущение, что она должна помочь ему, и не только потому, что обещала, а потому что хотела избавить от мучений. И потому что тянуло. Чёрт возьми, тянуло.
Во всех мелких стычках с Малфоем нутром она чувствовала облегчение. Будто он был необходимой дозой, после которой наступало забвение. Освобождение от мыслей. Она списывала всё на родственные души, закреплённые заклинанием Anima mate, произнесённое несколько лет назад. Всё из-за этого. Не более. Ведь нужно быть конченным человеком, чтобы в ярости, выплёвываемой в лицо, искать наслаждение. Она никогда не была мазохисткой.
Никогда.
Но как же тянуло.
Она много думала об этом, жертвуя сном. Лежала в кровати с полностью зашторенным пологом, освещая пространство лишь тусклым люмосом, чтобы вновь и вновь читать выгравированные на предплечье слова.
Они так и не пропали, как бы Гермиона этого ни желала. Слова вычерчивались на руке и ни на тон не побледнели. Она знала правила игры. Но почему даже после её чёткого желания стереть надпись это не происходило? Она хотела этого.
Или нет?
Или же Грейнджер настолько привыкла к вызовам судьбы, что это казалось ей очередным препятствием, которое нужно решить.
Как же было сложно.
Гермиона поднялась из подвала наверх, отряхивая куртку от дождя. Каждая ступенька давалась очень сложно, будто она несла за спиной огромный вес. В гостиной тихо, но свечи, расставленные по углам, уже тускло мерцали. Драко сидел в кресле и читал книгу. Её книгу. Дурацкий роман, который прислала Джинни в одну из недель.
– А где Блейз? – поинтересовалась она, оглядываясь по сторонам.
– В Хогсмиде, выбирает подарок, – ответил он, захлопывая роман.
Грейнджер неуверенно переступила с ноги на ногу.
Драко выглядел расслабленным, совершенно не таким, каким она видела его несколько часов назад. Там, у кабинета зелий, он пах отчаянием и смертью. В его глазах была боль, невозможно было не узнать её.
– Хорошо, – она стянула с себя куртку и положила её на подлокотник кресла. – Подождём его.
Малфой повернул голову на неё и вопросительно осмотрел.
– Зачем нам ждать Блейза?
Гермиона расчистила маленькую тумбу от пыли, достала чернильницу и перо. Осмотрела всё вокруг, будто готовясь к ритуалу.
– Ну как же, мы ведь на него будем переносить татуировку? Или ты позвал кого-то другого?
Короткий резкий смешок. Драко поднялся на ноги, обошёл кресло и сел прямо на подлокотник, расстегивая рубашку. Гермиона хотела отвернуться, но кого она обманывала. Что она там не видела?
Дьявол.
– С чего ты вообще решила, что я кого-то посвящал в то, что сейчас произойдёт? – он выдернул рубашку из-под брюк и потянулся к манжетам. – Татуировка будет на тебе, Грейнджер.
– Что?
Драко улыбнулся, склонив голову, всё ещё расстегивая пуговицы на манжетах. И когда оковы были сняты, он повернулся к ней и, глядя чуть исподлобья, вновь заговорил.
– Ты сама это предложила. Разве нет?
Он как вампир, тянул из неё кровь литр за литром, с собственным превосходством, ощущая себя победителем.
Такого уговора не было. Грейнджер думала, что татуировку они перенесут на кого-то другого, но не на неё, Мерлин!
– Не думаю, что ты вправе торговаться, Малфой, – она сглотнула.
– Теперь уже Малфой? – ухмыльнулся он, стягивая с себя рубашку и поднимаясь на ноги. При этом он не сводил с неё глаз. Господи. – Неужели ты думала, что я о своём недуге кому-то рассказывал? Мои друзья ничего об этом не знают. Лишь одна надоедливая гриффиндорка сунула свой нос куда не надо и узнала мой небольшой секрет. Сама виновата.
Она не выдержала первая. Не выдержала этого напряжения в его глазах. Слишком неожиданно. Слишком не при таких обстоятельствах…
Гермиона прокашлялась, отошла ко второму креслу и села в него. Склонившись к сумочке, она делала вид, что что-то там искала. Но нашла его туфли, которые приблизились почти вплотную к креслу. Резкий рывок головы вверх, и она смотрела на него снизу. На то, как Малфой медленно, будто заранее давая ей понять, что намерен сделать, упёрся ладонями в подлокотники, заставляя Гермиону отклониться назад, практически вжаться в спинку.
Господиблятьбоже.
Она не смотрела в глаза. Куда угодно, но не в них. И это не страх. Это простая защита. И почему-то зрение запечатлело длинные полосы шрамов на его груди и боках. Она знала их происхождение. От чего-то стало стыдно.
– Ты покраснела, – заключил он.
– Ты полуголый и навис надо мной, – стрельнула она правдой, но добавила: – Покраснела от холода, пока шла.
– Не обольщайся, ты не в моём вкусе.
Она сглотнула слюну и чуть было не оттолкнула его от себя, когда Малфой ещё сильнее наклонился, чтобы… чтобы просто взять с тумбы перо. Господи…
Он отошёл на пару шагов назад, развернулся и оглядел комнату, остановив взгляд на разбитом зеркале. Взмах руки, и комнату заполнил звон стекла, скрябающего по полу. Осколки зеркала, разбросанные вокруг, поплыли обратно, склеиваясь друг с другом, туда, где и должны находиться.
Гермиона рассматривала его спину. Поджарый торс и округлые дельты на плечах. На предплечье – метка, и ни намёка на что-то другое. Да, определённо, у него не было кодовой фразы соулмейта.
Тянуло.
Она моментально прикусила язык от мыслей, отвлекая себя. Это какая-то шутка, чёрт возьми.
– Ответь мне, – он посмотрел на неё прямо в зеркало, не оборачиваясь, – зачем ты помогаешь мне, что ты хочешь взамен?
– Ничего! – ответ был слишком быстрым. – Ничего не нужно, просто… просто я всегда сую нос не в свои дела, ты прав, – солгала она, просто чтобы сменить вектор разговора. – И я не хочу, чтобы ты умер.
Гермиона чувствовала, как начало щекотать в голове. Нет. Нет. Нет. Она подорвалась с места.
– Не смей проникать в мою голову!
– Тогда скажи мне правду, Грейнджер, – он развернулся и подошёл ближе, складывая губы в узкую полоску. Он раздражён. – Ничего «просто так» не бывает! Я, блять, не вчера родился!
– Мне ничего от тебя не нужно, Малфой! – она толкнула его в грудь от обиды. – Я просто пытаюсь помочь! Уж представь, что не все предлагают свою помощь в обмен на что-то!
Молчание окутывало их. Сердце стучало в висках. Она видела, как часто вздымалась его грудь. Как сильно он себя сдерживал от злости.
– Тогда раздевайся, Грейнджер.
И будто кто-то перекрыл путь к кислороду. Она подавилась от его слов. От двусмысленности, которую сама же и придумала. Чёртова метка на предплечье! Это всё она. Она тянула…
Господи.
От его взгляда стянуло в районе позвонков. Мурашки покрыли шею. Дыхание медленно возвращалось, хотелось жрать воздух большими кусками, настолько внезапно ударила одышка.
Татуировку можно перенести на другого человека. Потом перенести и на следующего. Она убеждала себя, что так и сделает. Храбрилась, не желая отступать. Никогда так не делала. Не сейчас. Не при нём.
– Отвернись, – гордо выскользнуло изо рта.
Малфой хмыкнул, оголив кромку белых зубов. Закатив глаза, он всё-таки отвернулся.
Есть выход. Есть. Вот он. Послать всё к чёрту и уйти, сломать всё то, что сама же и построила.
Но…
Грейнджер не сломала и не ушла. Отвернувшись, она потянулась пальцами к пуговицам на рубашке, которые предательски быстро подчинялись. Одна. Вторая, третья. Заколдованная метка Малфоя даст много магических чернил. Что рисовать? Что она вообще делала? Господи.
Отец однажды подшучивал над ней. Говорил, что очень ждёт её переходного возраста, пирсинга на лице и татуировок на теле… вот только его не было.
Оно наступило сейчас.
Она уронила улыбку, посмеявшись про себя, когда в спину прилетел вопрос.
– Что у тебя написано на предплечье, не могу прочитать. Не видно.
Резкий оборот головы и прижатая к груди рука, чтобы закрыть слова, которые он однажды произнёс. Малфой всё так же стоял к ней спиной, но смотрел на неё через отражение в зеркале. Боже.
Гермиона осталась полураздетой, но оставила один рукав надетым, скрывая от его глаз метку. Вторую половину рубашки она натянула на грудь.
– Что будем рисовать на тебе? – он обернулся, игнорируя её безмолвное возмущение, но не смотрел на неё, когда подошёл к тумбе, открывая чернильницу и заглядывает в неё, убеждаясь, что смесь на месте.
Как же всё быстро происходило. Ей казалось, что она спала. Это какой-то сон, не иначе. «Что будем рисовать» – это обозначение вообще с ними не вязалось.
– Не… не знаю, – тихо ответила она.
– Меня раздражает твоя неуверенность. Ты сама предложила! – он почему-то завёлся, потирая рукой висок. – У меня мало времени. Мы должны закончить быстрее, до того, как…
Она смотрела на него с ожиданием. С тем, что он продолжит мысль. Но в ответ молчание.
– Ты чувствуешь, когда у тебя будет приступ? – решилась спросить она.
– Да, Салазар! И он скоро случится. Давай быстрее закончим, и ты уйдёшь уже отсюда.
– Тебе очень больно?
– Грейнджер! – он обошёл её со спины, остановился сзади, и вытянул собственную руку с меткой вперёд. – Что будем рисовать?
Тянет…
– Моли… – ответила она резко. – Нарисуй мне цветы моли…
Ей казалось, что Малфой усмехался. Она чувствовала это даже стоя к нему спиной. Наверное, именно так на его лице это и выглядело – косо, быстро, как падающая звезда. И она не успела загадать желание, потому что проглотила рваный выдох губами, когда Драко подошёл к ней вплотную. Нос обжёг запах сигарет и дерева. Этот парфюм словно был создан для него.
Господибоже.
Его голая грудь касалась её спины каждый его вдох. Она чуть повернула голову, когда Драко приподнял её левую руку, согнув в локте, и прижал свою с меткой.
– Помнишь заклинание? – ударилось шёпотом в затылок.
Гермиона кивнула.
– Санкторо кверти, – произнесла она.
Заклинание для волшебных татуировок, способных шевелиться на коже.
И у Грейнджер перехватило дыхание.
Перехватило.
Дыхание.
Драко просунул правую руку с зажатым в пальцах пером так, будто обнимал её за талию, тем самым плотнее прижимая к себе, задевая предплечьем ткань топа. Он потянулся к собственной метке и оставил на волосах Гермионы слова, как шёпот:
– Санкторо кверти…
Гермиона не могла оторвать взгляда от того, как кончик пера коснулся змеи, как Драко приподнял его и вытянул чернила, больше похожие на туман. Он тянул их и тянул, а она боковым зрением заметила, как чернильница подплыла прямо к его руке, чтобы он смешал этот туман с чернилами.
Это завораживало.
Прямо как в песнях – стягивало на уровне рёбер, что-то там выкручивало, стискивало, взрывало мурашками. Она сглотнула вдох и не могла пошевелиться, словно загнанная лань перед дулом ружья охотника.
Боже.
Гермиона чувствовала жар его тела. Спиной, плечом, рукой, затылком. Всем. Казалось, он что-то говорил прямо в её ухо. А она не слышала. Не слышала, господи.
– В последний раз спрашиваю, уверена? Если нет, туман приклеится ко мне обратно… я пойму…
Она отмерла и кивнула, не понимая причину улыбки на лице. Вздохнув, только сейчас спросила:
– Мерлин. Ты рисовать вообще умеешь?
Шею защекотало дыхание. Он оценил шутку. И от этого ей почему-то стало тепло. Грейнджер думала, что эта невероятная ситуация казалась правильной.
Она там, где нужно.
Она там, где можно…
Тянет…
– Моли, значит? – слова закончились взмахом пера.
Гермиона испугалась, когда острый кончик коснулся её предплечья. Это не больно. Это не описать как… как… приятно.
Она наблюдала, как на коже появлялись уверенные штрихи, ровные, загибающиеся. Драко обмакнул перо в чернильницу и снова занёс над её рукой. Кончик чёрного пера задевал её плечо. Она пыталась. Она правда пыталась сдержать стон.
Горячий выдох в затылок:
– Грейнджер…
– Продолжай, это просто… – выдохнула она, – просто непривычно…
На чёрных стеблях появились распущенные цветы моли. По четыре лепестка на каждом бутоне. Цветов всё больше и больше, они окутывали предплечье, как букет. Она не выдержала прикрыв глаза.
– Осталось немного чернил, – тихо сказал он. – На бутон не хватит…
Грейнджер безумно хотелось сглотнуть. Сухое горло, сухой ком, сухое осознание того, что сейчас происходило. Но она не успела, потому что ощутила последнее касание, как точку. И весь волшебный миг испарился, когда она раскрыла глаза.
– Готово…
Стало холодно. Невыносимо. Жар его кожи куда-то пропал, будто он почувствовал, что нужно дать ей время рассмотреть всё, побыть одной. Гермиона склонила голову, рассматривая красивый рисунок, глядя на то, как бутоны моли, будто на ветру, мелко подрагивали.
Она повертела рукой, осматривая всё это, и подумала, что получилось красиво, до того момента, пока не нашла то, чего там не должно быть: прямо у сгиба локтя маленькая буква «М».
– Ты рехнулся? – она вынырнула из неги. – Ты оставил свою подпись?
Драко, сидя в кресле и вдыхая в себя сигаретный дым, даже не посмотрел в её сторону.
– Оставалось немного чернил, – ответил он. – Я просто подписал свою картину. Если так раздражает, можешь представить что «М» – это не Малфой, а Моли…
Гермиона хотела рявкнуть что-то в ответ, но вовремя остановилась, потому что Драко сделал то, чего она не ожидала.
Он сжал окурок прямо в кулаке, сгибаясь пополам.
Осознание происходящего наступило мгновенно. Гермиона поняла, что сейчас происходило. Драко согнулся от боли, сполз с кресла и упал прямо на колени. Она подлетела к нему, вновь обжигая ладони о его раскалённую кожу.
– Что мне сделать?
– У-уходи… – прохрипел он, заваливаясь на бок.
Грейнджер трясло. Она нависла над ним с огромным страхом, что этот приступ окажется последним в его жизни. В голове тут же выстроился план того, что нужно сделать. Нужно позвать мадам Помфри. И чем скорее, тем лучше. Она натянула рубашку, но когда попыталась подняться, кисть обжёг крепкий захват.
– Не смей… н-не смей никого звать. Мне никто не поможет от этого блядского непреложного! Ты же сама это знаешь!
Её трясло семью баллами по шкале Рихтера от его душераздирающего крика, от его выгибающейся грудной клетки. От звука, с которым он клацал зубами, прикусывая язык. Господи.
Страшно.
Страшно что-то не сделать.
Гермиона видела, с какой силой он кусал нижнюю губу, как кожа белела, ещё чуть-чуть, и он прокусит её.
– Драко, как мне помочь? – пальцы дрожали, она оглядывала комнату, словно ища ответы. Везде, но не в его глазах.
– Ух-ходи… я сам… блять! Уходи, Грейнджер! Мне просто нужно отвлечься…
Под её пальцами горячая кожа. Жар, идущий от грудины. Белое-белое лицо с уродливой гримасой боли.
Она не могла оставить всё так.
Не могла смотреть на это и ничего не делать.
Наверное, ей стоило послушать его. Уйти, оставить Малфоя одного. Но она не уходила. Потому что чертовски любила заходить за грань. Зная, что это всё превратится в кровавый компот, разорвёт – но всё равно делала по-своему.
Грейнджер нашла своё отражение в бездне его глаз. Там холодно и страшно. И он там один, смотрел на неё вверх, отчаянно пытаясь оттолкнуть от себя, чтобы не дай Бог её не затянуло в этот ад.
Так нельзя.
Так, чёрт возьми, неправильно.
В этой комнате они одни, придавленные его проклятием. И ей не выбраться… нет…
Тянет…
Вот так по-больному всё и происходит.
В ненависти и отчаянном поступке, который совершила Грейнджер.
Она обхватила его скулы и поцеловала, как выстрел непростительного. Поцеловала, просто потому что больше не могла слышать этот крик, и этим эгоистично дала себе волю. Драко мычал, пытался мотать головой, но её руки крепче сжимали лицо.
Секунда. Две ли.
Гермиона не знала, сколько прошло.
Тянет…
И…
Его смертельные стоны, кажется, замолкли. Или же её просто выбросило на другую планету, укутанную вакуумом, где не существовало ничего. Но нет, Малфой действительно замолк. Господи, он замолк, и вдруг ответил на поцелуй со вкусом шока на губах и застывших костей в теле, как будто сам не понимал, что делал.
Тянет. Господи. Тянет.
К нему. В него. Навылет.
Она ахнула от того, что ударилась затылком, не понимая, как изменилось положение их тел. Малфой привалил её к полу настолько, насколько это возможно, обхватил её шею, длинными пальцами сжимая, как в тот раз, и поцеловал глубже, нависая сверху. И зашипел от того, когда она укусила его за губу.
Это конечная её ненормальности.
В голове проскользнуло ненормальное: плевать. Плевать. Ведь тянет. Чёрт побери, тянет. К нему. В него. Навылет, боже.
Драко будто почувствовал, как тяжело ей дышать от его удавки-пальцев, но руку не убрал, а зарычал в самые губы, укусив в ответ. Он злился.
Тянет…
И всё прекратилось.
Так же быстро, как и началось.
Облегчение и больше нет давления на тело.
Гермиона села, и кашель разорвал горло, когда она вдохнула воздух. Посмотрела по сторонам, в темноту комнаты, понимая, что не заметила, как погасли свечи. Она слышала его. Он в углу.
– Уходи… – он дышал так же часто, как она. – Убирайся! Ты не имела права это делать! Убирайся, Грейнджер, или я клянусь… я не отвечаю сейчас за себя. Что ты наделала? Что, блять, ты наделала?
Тянет.
Голова в тумане. Она не помнила, как одевалась. Не помнила, как выбиралась из-под ивы. Не помнила, как добиралась до школы.
Она помнила только его сухие горячие губы, которые дарили ей ответный, полный ненависти поцелуй.
И свою ошибку, которую так поздно поняла…
Тянет?
Комментарий к Глава 9. Возьми меня за руку и уведи
Буду благодарна вашим отзывам. Всем огромное спасибо за теплые слова
Потрясающий арт от Флёры к сцене с татуировкой:
https://vk.com/photo-195288379_457239842
========== Глава 10. Из тьмы на дневной свет. ==========
Комментарий к Глава 10. Из тьмы на дневной свет.
Все еще в поиске песни, которая будет ассоциироваться с этой работой. Принимаю варианты ;)
Вскрик вонзился в горячий воздух раскалённым молотом.
Громко.
Страшно.
Глаза заслезились. Во рту чувствовался горький привкус крови.
Горло сжимало, как высохшую резиновую трубу. Она пыталась проглотить кровавую слюну, но не получалось. Словно в горле застряла кость. Упёрлась острыми концами в слизистую… ещё одно движение, и раздерёт до мяса.
Впрочем…
Гермиона смотрела на свои голые ноги, на окровавленную руку со свежей раной в виде позорных букв.
ГРЯЗНОКРОВКА
Её трясло. То ли от холода, то ли от того, с какой силой она сжимала в руке нож.
«Как… что… происходит?»
Вдох-выдох. И снова вдох. Без рваного выдоха. Одно сплошное задержанное дыхание под чужие мокрые хрипы, которые становились всё тише… и тише… и тише…
Кто-то вошёл в комнату… и кто-то произнёс:
– Понравилось?
Гермиона открыла глаза слишком медленно. Слишком привыкла к таким снам. Они были редкими, но красочными, и всё такими же пугающими. Сил дёргаться от испуга совсем не осталось. Из неё будто выкачали жизнь.
В комнате ещё темно, она слышала, как посапывала Парвати. Движения аккуратны, чтобы не потревожить сон подруг. Босые ноги встретились с холодным дощатым полом. Гермиона взмахом палочки призвала ванные принадлежности. Маленькие наручные часы показывали половину шестого утра. Самое лучшее время для того, чтобы побыть одной и занять ванную подольше.
Ей холодно. Холодно даже под горячим душем. Холодно от того, что она смотрела вниз, растирая пену по телу, и каждый раз спотыкалась о моли, чернеющие на предплечье. Они закрылись, прячась от воды. От каждой падающей капли на стебли или закрытые лепестки, цветы качались из стороны в сторону. Одна лишь буква «М» была чёткой и замершей на коже.
М значит Малфой…
Господи…
Она сошла с ума.
Гермиона не могла понять, что чувствовала по этому поводу: волнение, стыд, сожаление, интерес… просто не понимала.
Наверное, впервые.
Она привыкла каждому своему действию давать оценку.
Но вчера её будто отключили. Выдрали из розетки и выкинули в окно за ненадобностью.
Начиная с того, что Грейнджер дала ему разрешение перенести татуировку на себя, заканчивая…
…поцелуем.
Мерлин.
Так не должно быть. Так горячо… так вынужденно… чёрт возьми, не должно было быть!
Гермиона думала, что заразилась его отчаянием. Вот только не от предчувствия смерти, а от зависимости к нему.
Вот так просто.
За короткий срок.
Это всё магия родственных душ. Не иначе.
Тянет, потому что должно тянуть.
Тянет, потому что легче.
Всё плохо. Охренеть как плохо…
Она намыливала голову, стараясь не потеряться, стараясь скомбинировать свои чувства и привести их в порядок, выстроить в одну линию с началом и концом. Логически сложить всё в столбик. Прописать в сознании, что вчерашняя ночь была простой ошибкой. Простым порывом, какие бывают в дурацких фильмах. Там, где главные герои думают не головой, а сердцем. Но какое, к чёрту, сердце?
Она и Малфой?
Всё плохо…
Гермиона помнила его лицо, перекошенное болью, она помнила его закатившиеся глаза, его отчаяние и безысходность. Вот что она помнила… а дальше…
Охренеть.
…а дальше своё желание послать всё к чертям, к тем самым, что у неё на предплечье. Потому что вытянуть его с того света ей хотелось больше всего. Именно в ту минуту, в ту секунду, когда, казалось бы, он отталкивал её, Грейнджер тянуло к нему обратно.
Как.
В том злом поцелуе не было чувств. Это было как простой порыв ветра, который сложил её пополам, склонил к его лицу, чтобы помочь ему избежать боли. Чтобы помочь отвлечься. Ведь этого он хотел…
Плохо.
И это удалось. Насильно заставив его переключить внимание на себя, разжечь агрессию к её поступку и выдернуть из Малфоя боль. Ей удалось.
Так же, как удалось избавить его руку от метки пожирателя.
Грейнджер облизнула губы, прикусив клыком нижнюю губу, точно так же, как делал он. Улыбнувшись, почувствовала, как внутри что-то разгоралось. Как азарт. Нет, это не влюблённость. Это простое желание обладать. Тянет не потому, что хочется, а потому что надо. Так прописана магия соулмейтов. Без какой-либо заявки на серьёзность. Простое желание удовлетворить себя в его нахождении где-то рядом. В его взгляде на себе. И чем жёстче этот взгляд, тем лучше. Так не казалось, что это правильно. Так не казалось, что он тоже это чувствовал.
Всё охренеть как плохо.
***
Хагрид помахал рукой, когда Гермиона подошла к его хижине. Лесник уже сменил плащ на меховую дублёнку, которая пропитывалась сейчас утренним дождём.
– Доброе утро, Гермиона, – он подхватил одной рукой сразу два полена. – Ты сегодня прямо спозаранку.
Она нагнулась, чтобы поднять оставшееся полено с земли, и направилась за другом в дом.
– Мне не спалось…
В лицо ударил спёртый воздух и едкий дым. Хагрид бросил поленья у камина и забрал из её рук последнее, бросив его прямо в печку.
– Как у тебя душно, – Грейнджер раскрыла окно, втягивая носом свежий воздух.
– Всё ради этой прекрасной девочки, – улыбнулся Рубеус, и Гермиона проследила за его взглядом. Прямо в корзинку, стоящую на столе. – Когда ты её принесла, она была такой испуганной и слабой, а сейчас посмотри на неё.
Девушка сделала пару шагов к столу, заглядываясь на маленького сыча, которого она выдрала из рук Малфоя. Ещё чуть-чуть, и птица бы умерла… Ей даже думать об этом не хотелось.
Два больших глаза, утопленных в пышной шапке перьев, маленький бледно-жёлтый клюв. Совершенное спокойствие птицы, когда огромная рука Хагрида погладила её голову, поразило Гермиону.
– Эта малышка быстро идёт на поправку, – по-доброму засмеялся лесник. – Хорошо, что ты её принесла сразу ко мне.
Гермиона помнила, как ворвалась к нему в хижину и придумала первое попавшееся оправдание – птица влетела в стену совятни и упала на землю. Говорить, что это сделал с ней Драко, совсем не хотелось, за что она потом себя долго упрекала.
Хагрид открыл маленькую баночку на столе и тремя пальцами загрёб несколько личинок.
– Ты моя хорошая, кушай… кушай… – он кормил её так бережно и аккуратно, что у Гермионы от этой милой сцены зачесалось под рёбрами. – Как у тебя дела?
Грейнджер села за стол, облокотившись о него, и, подперев рукой подбородок, всё ещё глядела на эту картину. Но после того, как Хагрид взглянул на неё, она поняла, что вопрос предназначался ей.
– Всё хорошо, спасибо, – заученной фразой ответила она. – Я хотела тебя кое о чём спросить…
Рубеус закончил кормить птицу и отошёл к очагу, чтобы согреть чайник, попутно что-то напевая под нос.
– Ты не знаешь, в лесу ещё остались акромантулы?
Гермиона знала, что во время битвы за Хогвартс Тёмному Лорду удалось склонить на свою сторону несколько десятков этих существ. Многие из них пали тогда, но кто-то убежал обратно в лес.
– Я их давно не видел, – спокойно ответил он. – Кентавры говорят, что выжившие акромантулы ушли дальше в лес. Вряд ли кто-то из них вернётся.
Это плохо.
– А в каком направлении они ушли? – с надеждой поинтересовалась Гермиона, тут же придав своему лицу безразличие. Ей не нужны лишние вопросы, и она сразу добавила: – Мне просто для школьного проекта.
Лесник распрямился, прихватив закипевший чайник с собой. Другой рукой взял две кружки. Одну огромную – для себя, другую маленькую – ту, что из сервиза, который подарила Хагриду миссис Уизли специально на случай гостей… человеческого размера.
