Текст книги "Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)"

Автор книги: Волосинка на губе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

«Я поеду во Францию с семьей…»

Голодная головная боль накрывала её как цунами. Била волнами сбоку, внутри, по диагонали. Била и била, без права на защиту. Страдай, Гермиона, лакай эту боль…

«Езжай, я не против, Рон… Наверное, так даже лучше».

Наученная опытом, она знала, что никто, кроме неё самой, не поможет со всем справиться. Никакие слова «всё будет хорошо», никакие убеждения, только она сама. Своими силами и зубами будет выгрызать путь вперёд, пусть даже стреляют в неё непростительным – справится.

«Ты справишься, Гермиона?»

– Я справлюсь, Рон… – шепнула она в изгиб локтя, зарываясь в него лицом, пачкая мантию кровью. Пусть.

Через несколько минут Гермиона вернулась в комнату посвежевшей от холодной воды. Она умылась и немного подрумянила щёки, чтобы не выдать себя. Не выдать свою слабость и то, как ей на самом деле тяжело.

Вскоре пришёл Хагрид, и они все отужинали жирной отбивной, которую к их приезду мариновал сам Аберфорт. Они сидели за столом совсем как в старые добрые времена ордена, с весёлыми разговорами и улыбками на лицах. Вот только Гермиону совсем чуть-чуть не дотягивало до идеального состояния внутренней радости, потому что её не было. Она умерла вместе с войной.

***

Утром следующего дня Гермиона позволила себе поспать подольше, зная, что студенты прибудут в школу к полудню. Они встретились с Гарри в общей гостиной. Она не сдержала улыбку, заметив на его гладковыбритом подбородке пару кусочков туалетной бумаги.

– Доброе утро, – она села напротив и заметила в руках Гарри «Пророк».

– Поверить не могу, – зашипел он, передавая ей газету. – На аукцион Малфоев распродали все билеты за считанные часы. Падальщики есть падальщики…

Она нахмурилась и перевела взгляд на колдографию на первой странице газеты, где были представлены множество предметов и книг, а рядом, за трибуной, стоял мужчина.

«Последний лот уходит за тридцать пять тысяч галлеонов!» – гласил заголовок.

Она быстро пробежалась взглядом по строчкам и даже не заметила, что у неё скривился от отвращения рот. Гарри прав. Люди как падальщики сбежались к ещё неостывшему трупу семьи Малфоев и откусывали по кусочку, дорогому и отвратительному, растаскивая всё их имущество.

Она помнила Драко в зале суда, когда Люциуса приговорили к десяти годам Азкабана. Гермиона помнила, как ни один мускул на его лице не дрогнул. Помнила, как старший Малфой кричал имя сына, привлекая его внимание. И помнила, как Драко, даже не взглянувший на него, вышел из зала.

Ещё она помнила похороны Нарциссы, женщины, которая спасла Гарри жизнь, а после поплатилась за это. Волан-де-Морт выстрелил в спину Драко, когда они уходили с поля боя. То, как мать, прикрывшая своим телом сына, рухнула вниз, Гермиона тоже помнила.

Малфоев наказали по всей строгости. Люциус был в тюрьме, имущество их семьи растащили на аукционе, оставив фамильный дом пустым, а на палочку Драко наложили запрет на множество заклинаний.

– Думаешь, он вернётся в школу? – спросила она Гарри.

Но он в ответ промолчал, отвернувшись к окну. В жизни слишком много вопросов, на которых не существовало ответов. Гермиона скомкала газету и бросила её в камин. Поднявшись, протянула руку и положила её на плечо Гарри.

– Идём завтракать…

Они не находили слов, когда молча спускались в пустой Большой зал, здороваясь с преподавателями. Они не находили слов, когда завтракали. И так же не находили слов, когда расходились по своим делам. Гарри решил полетать на метле, а Гермиона пошла к станции вокзала, желая поскорее увидеть друзей.

Хагрид рассказывал о новом щенке, которого приобрёл в Косом переулке. Он уверял, что тот вырастет ещё больше Клыка. Она кивала, делая вид, что ей правда интересно. Пыталась влиться в разговор, но, чёрт возьми, как же у неё плохо получалось. Гермиона прикусила губу, пожевывая омертвевшую сухую кожу. Но даже когда ощутила вкус крови на языке, остановиться не могла. К крови она привыкла. Пришлось.

Она всё думала – наказан ли Драко за всё, что сделала его семья? И решила, что наказан. Слишком сильно. Точно так же, как и все они. Как и все тысячи и тысячи людей, которые потеряли слишком многое в этой войне. Ей не хотелось злиться на него. Ей не хотелось вообще испытывать к нему чувства. Ей всё равно на его поступки. Ей безлико, ей никак.

Гудок поезда послышался совсем рядом, и воодушевленный Хагрид встал со скамейки, поправляя своё пальто. Отряхнув пыль с полов одежды, он заулыбался и замахал рукой, когда состав со скрипом остановился на перроне.

Гермиона слышала радостный смех и крики из открытых окон вагонов. Даже видела, как младшекурсники махали ей из окна. Она улыбалась, отвечая им тем же. Пора надевать маску и скрывать свои эмоции. Пора пытаться жить дальше, даже если обманывая себя этим.

Пора.

Невилл сжал в объятиях так крепко, что пару позвонков у неё на шее неприлично громко хрустнули. Полумна аккуратно положила ему руку на плечо и спокойно подметила:

– Достаточно, Невилл, а то ещё немного, и свернёшь Гермионе шею.

Он отстранился так же быстро, и его значок на мантии зацепился за волосы Грейнджер.

– Ой, прости, Гермиона! – он обернулся на небольшую группу младшекурсников. – Прошу всех за мной!

Гермиона и Полумна пропустили его вперёд и наконец посмотрели друг на друга. Лавгуд заплела косы и выглядела с такой прической на пару лет моложе; и всё так же чудна в своём взгляде.

– Невиллу очень идёт быть старостой, – заметила Гермиона.

Лавгуд кивнула и улыбнулась, обходя чемоданы.

– А кто в этом году староста от девушек? – поинтересовалась она.

Грейнджер не успела ответить, как слева от них послышался женский голос, который так же призывал младшие курсы следовать за ней.

– Пенси Паркинсон, – к ним подошёл Блейз, отвечая на их вопрос. Он небрежно облокотился о перила, отделяющие перрон. – Очень всем нам сочувствую…

«Он всегда был таким высоким?»

Этот разительный контраст между маленькой Полумной и высоким Забини бросался в глаза так очевидно, что Грейнджер невольно задумалась – никогда прежде она не замечала рост подруги. В их компании не было таких высоких парней.

Семья Забини избежала наказания, так как держалась в стороне от войны. Мать Блейза забрала его и уехала в Италию, тем самым создав себе алиби и защиту от последствий. Гермиона не ожидала, что он вернётся в школу. Не ожидала и увидеть здесь многих детей пожирателей смерти. Они как ни в чём не бывало вернулись в школу.

Паркинсоны заплатили немаленький штраф за то, что поддерживали Волан-де-Морта. Но проведя расследование, в министерстве поняли, что Пенси не принимала метку и не разделяла мнение своей семьи. Макгонагалл сама настояла на её реабилитации в качестве старосты школы, тем самым дав ей второй шанс.

Гермиона обернулась на Пенси, которая уводила толпу младших курсов к причалу, и поняла, что слизеринка этим шансом пользовалась и, кажется, неплохо справлялась.

– Забини! – к ним подошёл Дин. Он разделил девушек и слизеринца, встав между ними, и, обернувшись на Полумну, резко спросил. – Он вас достаёт?

Блейз поднял руки вверх и отступил на шаг.

– Я всего лишь хотел подружиться, – улыбнулся он, оголив ряд ровных зубов.

– Поздновато у тебя возникло это желание! – рявкнул в ответ Томас и тихонько подтолкнул Полумну вперёд, шагнув за ней.

Гермиона ждала.

Чего – и сама не знала.

Но этот вопрос возник в голове так резко и так громко, что она отодрала его от стенок черепа и выплюнула в лицо Блейза совершенно не задумываясь о том, что он мог подумать.

– Постой, – она вытянула руку, останавливая парня, но не касаясь его. – Ты не знаешь, а Малфой приехал?

По выражению его лица Грейнджер поняла, насколько этот вопрос был не в её стиле. Насколько это глупо звучало. Она уже пожалела об этом, когда увидела, как уголок губы Забини пополз вверх. Уже хотела развернуться и уйти, как он ответил:

– Он вышел из вагона первым.

Она ушла с вокзала быстрым шагом, но решила идти к школе самым долгим путём – лишь бы продлить своё одиночество и осознать, что сейчас произошло.

Она нашла ответ в воспоминании. В самом больном отсеке мозга, который отвечал за всё плохое в её жизни. Гермиона нашла там его взгляд. То, как она лежала на полу, придавленная Беллатрисой, которая рвала кожу на её предплечье, старательно выводя позорные буквы. Она нашла взглядом его глаза. В этой серой бездне, от которой невозможно было отвернуться, Грейнджер разглядела нечто вроде сочувствия.

Драко стоял в той гостиной с опущенной головой и смотрел на неё с такой болью в глазах, что Гермионе на тот момент показалось, что это он лежал на полу и испытывал ужас.

Она правда думала, что ей показалось…

Быть может, если бы она увидела его сейчас, то посмотрела бы на Малфоя так же. С такой же ответной болью. С досадой и сочувствием. С тем, которое заслуживал каждый прошедший ужасы войны. Он потерял всё. Только вот в отличие от него, у неё остались родители. Живые и здоровые.

За исключением одной детали.

Родители до сих пор не помнили её.

Макгонагалл отменила её обливиэйт очень аккуратным способом, пообещав, что память вернётся. Но с одним условием.

Время.

Гермиона должна была ждать сколько потребуется, даже если на это уйдёт целая жизнь. Её заклинание было настолько мощным, что Минерва бы похвалила её в другом случае. Похвалила бы за такую чистую работу – Грейнджер не оставила ни крупицы воспоминаний. Ничего, что напоминало бы о ней. И отмена заклинания ухудшалась этим фактом. Нужно было время, чтобы отец и мать вспомнили про дочь.

Всё лето она провела в Норе, изредка появляясь у своего дома, заглядывая в окна в надежде увидеть маму, которая пытается найти её. Но родители занимались своими делами, обсуждали работу и другие мелочи, в которых не было места Гермионе.

Она будет ждать…

***

– Урок понимания? – Невилл, жуя тост, тыкал табелем расписания в Гарри. – Это как?

Гермиона поспешила ответить за друга:

– В этом году будут уроки по психологии. Для тех, кто… столкнулся с трудностями.

За столом стало тихо. Друзья смотрели друг на друга и понимали, как это отвратительно звучало. Назвать войну «трудностями».

– Они послали из министерства психолога, чтобы вправить нам мозги? – грубо поинтересовался Симус. – Они в своём уме? И что мы должны делать? Водить хороводы, держась за ручки с отпрысками пожирателей?

– Симус! – оборвал его Гарри.

– А я не прав? Одна уже стала старостой, осталось Малфою подтереть зад! – он сказал это намеренно громко и тут же поплатился за это. На его затылок приземлилась газета, сжимаемая крепкой рукой Аберфорта.

– Словечки подбирайте, молодой человек, – Дамблдор кивнул, поздоровавшись с учениками, и прошёл дальше.

Дин прочистил горло, разбивая тяжёлую тишину, повисшую над столом. Он посмотрел на Гарри и спросил:

– Ты в этом году будешь играть в квиддич? – заметив, как Гарри кивнул, он добавил: – Ты купил себе новую метлу?

– Нет, я буду на школьной. Наравне с другими командами, – улыбнулся он, подметив возмущение Томаса. – Что, уже не веришь в мои силы?

– Ещё чего! Ты лучший ловец, которого я знаю!

Невилл засмеялся и толкнул его локтем в бок.

– И много ловцов ты знаешь лично?

Разговоры рассеивались. Улыбки чаще появлялись на лицах. Гермиона завтракала с ощущением того, что, возможно, есть надежда на возвращение к нормальной жизни. Всё будет отстраиваться заново, как эта школа, как каждый из них. По крупицам. Им всем предстоял долгий путь. Осталось пройти его и выйти на свет, где будет ожидать то самое, то забытое…

…счастье.

Урок «понимания» поставили последним. Он проходил, как ни странно, на открытом воздухе, прямо во дворе школы, где собрались последние курсы всех четырёх факультетов. Психологом оказалась немолодая женщина лет пятидесяти, с очень вьющимися рыжими волосами, которые она закалывала в большую шишку на голове. Симус хохотнул при виде неё и сказал, что у неё две головы, и если зарыться в волосы, наверняка найдётся лицо.

Первые полчаса Люсиль Майнд рассказывала о том, чем они будут заниматься в течение года. Уроки будут непостоянными, раз в несколько недель, но её кабинет всегда будет открыт для общения. Гермионе это напоминало собрание анонимных чего-то там, где каждый рассказывал о своей проблеме. Вот только ни один из учеников не хотел говорить. Люсиль пыталась вывести на разговор хоть кого-то, выбирая случайных учеников и интересуясь, что они чувствуют, есть ли у них злоба. Но в ответ так ничего и не дождалась.

– Что ж, благодарю всех за внимание, – она взмахнула палочкой, призвав доску к себе, и мелом начала вычерчивать таблицу. – У вас будет домашнее задание на этот месяц, хочу, чтобы вы работали в парах. Нужно написать эссе на тему, которую я вам сейчас задам.

Мел противно скрипел по сухой доске. Буквы складывались в слова, и Грейнджер даже пришлось немного прищуриться, чтобы понять этот размашистый почерк.

«Что мне нужно сделать для того, чтобы понять тебя?»

– Этот вопрос вы зададите своему партнеру, которого я вам назначу. Хочу, чтобы вы, работая вместе, обсудили то, что чувствуете, а свои выводы обозначили на бумаге, – она замолчала, развешивая списки прямо на доске. – Урок закончен, всем хорошего дня.

После её ухода все подскочили с мест, окружая доску. Кто-то подпрыгивал, пытаясь разглядеть своё имя, кто-то даже вздыхал и смеялся. Гарри и Гермиона дождались на своих местах, пока толпа не рассосётся, чтобы посмотреть своего партнера без помех. И когда это им удалось, Грейнджер несколько раз прочитала фамилию напротив своей, не веря глазам.

– У тебя кто? – спросил Гарри и сам посмотрел на список. – Что ж, тебе повезло…

– Повезло? – переспросила она. Найдя его фамилию и фамилию напротив, Гермиона прикусила язык. – Да, мне повезло…

Они оба обернулись, когда, явно намереваясь привлечь их внимание, кто-то прокашлялся.

– Я очень занята, – сказала Пенси. – Надеюсь, ты не будешь донимать меня слишком часто?

Паркинсон стала ещё красивее. Её каре было уложено аккуратно, с пробором на бок. На чистом бледном лице идеальный макияж – красные полные губы и чёрные стрелки, выделяющие зелёные глаза. На слизеринку хотелось смотреть.

– Не буду, – Грейнджер выдохнула, наконец отвернувшись от её лица. – Напиши мне записку, когда у тебя будет свободное время.

Паркинсон не ответила, развернулась и направилась в школу, оставив после себя шлейф сладких духов и недопонимания: какого чёрта сейчас было?

Поттер поправил очки и выдохнул, на одном дыхании произнеся:

– Ну и где его носит?

«И правда», – подумала она, поняв, что партнёр Гарри сегодня отсутствовал на занятиях целый день.

Долгопупс, поправив лямку сумки на плече, растолкал их и встал у доски, проговаривая имена, ища себя в списке.

– Гарри! – воскликнул Невилл, ткнув пальцем в его фамилию. – Твой партнер Малфой!

***

В совятне было мало птиц. Грейнджер сунула письмо для Джинни в клюв школьной совы и погладила её по макушке. Птица расправила крылья, оттолкнулась от жёрдочки и скрылась в окне.

Этим летом Грейнджер помогала восстанавливать эту пристройку, которая несколько месяцев назад была разрушена в битве. Она вместе с волонтёрами собирала школу по кусочкам. В числе тех, кто вызвался помочь, были Джинни, Рон и Джордж, которые не задержались здесь больше двух дней.

Джинни впала в истерику прямо на том месте, где умер брат. Мадам Помфри никогда не видела такого нервного срыва, даже её зелья не помогли Джинни успокоиться до конца. Её ничего не брало. Слёзы не прекращались, пока её не увели из школы и не отправили домой вместе с Джорджем. Рон пробыл здесь на день дольше, но Гермиона отчётливо видела, что ему чертовски плохо. Здесь всё ещё пахло пеплом и смертью.

Сейчас на стенах у входа в школу висели памятные таблички с именами павших здесь людей, которые ценой собственной жизни сражались за мир и справедливость. Каждый день кто-то приносил цветы, оставляя их в напольных вазах. О них помнили. О них скорбели.

Эта несправедливость застряла в её сердце острой занозой, и каждое воспоминание заставляло рану кровоточить. И ничем это было не залатать, нет таких лекарств. И никакой психолог ей не поможет. Смерть висела над Грейнджер, целуя, сука такая, в самый лоб, напоминая о себе.

Бойся меня.

Плачь обо мне.

Ненавидь меня.

Я здесь. Рядом с тобой.

Наверное поэтому их расставание с Роном произошло при обоюдном согласии. Жутко забавно получилось. У них вышло точно так же, как у Гарри с Джинни, только на месяц позднее. Слишком много всего навалилось, вытеснило это чувство, которое когда-то звалось для неё любовью. А любила ли она по-настоящему? Успела ли?

Они признались друг другу с чётким пониманием, что второе мая для них могло оказаться последним днём. Они не успели ощутить это тёплое чувство. Прощупать его. Чёрт возьми, им было некогда. Они оплакивали усопших.

В первый день августа Рон взял её за руку и увёл на поляну, где стояли старые качели. Они сели вместе; железные звенья, нагретые солнцем, скрипели при каждом движении. Уже тогда Грейнджер знала, о чём он будет говорить.

«Я поеду во Францию с семьей…»

Это было правильным решением. Для обоих. Просто он озвучил его первым.

«Езжай, я не против, Рон… Наверное, так даже лучше».

Она была бы эгоисткой, если бы попросила его остаться. Им было жизненно необходимо восстановить силы и привести мысли в порядок. Рону было легче с семьей. Грейнджер было легче в школе.

«Ты справишься, Гермиона?»

Этот вопрос бил под дых, потому что она не знала ответа. Лучшие друзья, которые так и не успели побыть любовниками, но успели наглотаться дыма войны, чтобы понять – их признание в любви было слишком запоздалым. Слишком не в то время, чёрт возьми…

Гермиона отряхнула мантию от прилипшей к ней пыли и ругнулась – задумалась и не увидела, как наступила в совиный помёт. Она вздрогнула от неожиданно раздавшегося грома за окном. Скоро начнётся дождь. Пора возвращаться, но прежде девушка скользнула взглядом по поляне и остановилась на гремучей иве, которая, склонив ветви, не шевелилась как обычно.

Профессор Стебель всё лето провела в попытках спасти дерево от гибели. Но ветви ивы обломались и висели будто только на честном слове. Гермиона запереживала, что дерево умерло и решила спуститься, чтобы проверить.

Жёсткие, твёрдые шаги тонули в лужах и издалека напоминали гриппозное хлюпанье. Она обещала себе выпить бодроперцовое, когда вернётся в спальню. Дождь промочил её одежду, и теперь она противно липла к коже. Уже на подходе к поляне Гермиона заметила, что что-то не так. Вход под дерево был открыт, и его не окружали ветви, оставив огромный лаз на виду.

Как только она сделала к иве последний шаг, тут же отшатнулась, потому что из прохода появилась белоснежная макушка, а затем и весь парень.

Малфой ещё не заметил её и, выйдя наружу, сделал два хромых шага.

Господи. Почему именно сейчас?

Ветер, проходящий по шее острым лезвием, заставил её шмыгнуть носом, тем самым выдав своё вторжение. Малфой резко развернулся и в оцепенении замер.

Она не видела его с зала суда. И казалось, сейчас видела будто впервые в жизни. Эти округлившиеся от испуга глаза. Ещё никогда не удавалось вот так их рассмотреть. Гермиона чувствовала, как изнутри всё закипало. Как появлялась откуда-то непонятная злоба, разбавленная растерянностью. Её уставший мозг нашёл самое лучшее решение. Самое идиотское:

– Привет…

Он повёл плечом, словно скидывая с себя её голос. Скривив рот, Драко сделал несколько шагов в её направлении и обошёл Грейнджер сбоку. И только в этот момент она чётко рассмотрела, что Драко хромал на правую ногу. Гермиона вытянула руку и ухватилась за его рукав – быстро, не обдумывая вопрос.

– Ты поранился?

И прежде, чем она успела проглотить рваный вдох, увидела, как Малфой вырвал свою руку и резко поднял её вверх, распрямляя пальцы.

Неимоверная сила отбросила её назад, прямо в ствол ивы. Это заставило сложиться пополам. Она выхватила палочку, болезненно вытягивая руку вперёд. Но не успела ничего сделать, потому что Драко, даже не взглянув на неё, уже сложил злые буквы в злющие слова:

– Никогда не трогай меня, Грейнджер! Никогда!

О таком голосе детям говорят: не подходи, не говори. Таким голосом запугивают людей, обещая, что если не отдадут кошелёк, то в живот упрётся лезвие ножа. Таким голосом говорят монстры…

Она его встретила. И это был уже не тот Малфой, с острым языком и ядом. Это был некто напоминающий его, только в тысячу раз страшнее. И инстинкты подсказывали Гермионе держаться от него подальше.

«Ты справишься, Гермиона?»

– Да…

========== Глава 2. почти не затягиваются. ==========

В Большом зале на удивление почти не слышно разговоров. Грейнджер смотрела на чистый пергамент перед собой, но на периферии взгляда заметила, как Гарри всё так же не мог справиться с головоломкой. Металлические звенья побрякивали в хаотичном порядке, создавая почти приятную мелодию.

Странно, но никто не повышал голос, даже смех старались глушить. Будто всем стыдно сидеть здесь и продолжать жить, когда несколько месяцев назад на этих местах лежали трупы. Да, Гермиона думала, что это стыд. Обоюдный молчаливый стыд, который витал в воздухе. Изменится ли это, она не знала. Но каждый здесь ещё не научился идти вперёд, оставаясь одной ногой в прошлом.

Неделя прошла слишком быстро. Гермиона взяла курсы сверх нормы, понимая, что на девяносто девять процентов она знала эти предметы, и справиться с загруженностью ей удастся с лёгкостью. Чёрт возьми, то страшное время поисков крестражей с Гарри и Роном вне школы оказалось полезнее учебной программы. Она уверена, что будь сейчас экзаменационный тест, у неё были бы одни зачёты. Жуткий плюс, который подкинула война.

Грейнджер поморщилась, пытаясь перевести мысли, сделав лишний, ненужный вдох, чтобы расслабиться. Утопив кончик пера в чернилах и поднеся к сухому пергаменту, она тут же уронила каплю, оставив уродливую кляксу на бумаге. Всё из-за Пенси, которая слишком неожиданно и слишком громко уронила сумку на пол, усаживаясь напротив неё. Поттер даже бровью не повёл, пытаясь справиться со своей игрушкой.

– Я написала тебе список, ожидаю получить от тебя такой же, – слизеринка толкнула лист бумаги от себя прямо к Гермионе. – Салазар, не верится, что я это сейчас скажу!

Вот теперь Гарри поднял взгляд, и Гермиона потянула уголок губы вверх, заметив, как Паркинсон нервно заёрзала на скамейке и слишком быстро, не глядя в глаза, продолжила:

– Здесь всё, что просила наша мадам «я вижу ваши мозги насквозь». Подсказка: нет.

Грейнджер притянула бумагу и пробежала взглядом по аккуратному красивому почерку. Читая про:

«Последствия войны оставили неизгладимый отпечаток на всех, включая меня».

И:

«Я не разделяю взглядов родителей, желаю поскорее обо всём забыть и жить дальше».

Грейнджер сложила листок вдвое и подняла тяжёлый взгляд на Паркинсон.

– Ёмко, – подметила она и услышала, как Гарри хмыкнул себе под нос. – Но смею заметить, что мадам Майнд настаивала на личном общении партнёров по заданию.

Пенси облизнула нижнюю губу и прикусила её верхними резцами. Красная помада ещё больше выделила белоснежные зубы девушки. Грейнджер невольно задумалась, останется ли на них красный след.

– Мне очень льстит, что сама героиня войны хочет пообщаться со мной на тему прошлых событий, – оттачивая каждое слово и выделяя гласные, ответила она. – Но если ты не заметила, то я староста школы. У меня дьявольски мало времени.

«Прошлых событий?» – подумала она, начиная злиться. Мерлин. Как можно назвать войну «событием»? Гермиона поймала дикий ужас от этих слов и осознала первый сигнал защиты слизеринки. Пенси даже не хотела вслух произносить истинное значение её определения «прошлого события».

Звук металла привлёк девушек. Они обе посмотрели на Гарри, который с сильной дрожью в руках пытался отделить кольца друг от друга. Грейнджер почему-то подумала, что Паркинсон это раздражало – судя по её сведённым к переносице бровям.

– А мне льстит, что ты, несмотря на всю свою занятость, успеваешь сейчас со мной разговаривать, Пенси, – Гермиона неискренне улыбнулась. – Я вижу тебя насквозь. У тебя есть то же самое, что есть у меня, и поэтому ты не откажешь мне в нашем будущем приятном общении…

Грейнджер видела, как начинала вариться в своей злости Паркинсон. Слизеринка смотрела то на неё, то на руки Гарри, и в конце концов слишком грубо задала свой вопрос:

– И что же есть у нас с тобой общего, Гер-ми-она?

Попалась.

– Синдром отличницы, – ответила Грейнджер, наслаждаясь маленькой победой, потому что даже по взгляду Пенси стало ясно: она проиграла.

– Салазар! – она резко ударила ладонями по столу и поднялась на ноги, грубо выхватывая из рук Гарри головоломку. Быстро-быстро перебирая её пальцами, она отделила кольца друг от друга и так же резко всучила их обратно Поттеру. – Завтра после ужина в библиотеке!

Наверное это был самый громкий смех Гарри и Гермионы, который случился в этом зале после «прошлых событий». Быть может, она ошиблась. Быть может, был шанс жить дальше. Она думала об этом, хватаясь за живот, который сводило судорогой от смеха. Она думала об этом, замечая, что руки Гарри перестали дрожать. Господи, она об этом думала и очень на это надеялась…

***

Аберфорт не потерял свой стиль опаздывать везде и всегда. Студенты пользовались отсутствием преподавателя и занимались своими делами. Гермиона потрогала свой лоб, на мгновение запаниковав, что не удалось избежать простуды. Она сглотнула слюну, затопившую язык, и ощутила колючий дискомфорт в горле. Гланды болезненно сжались, а потом снова распухли. Воспалительный процесс начал свой отсчёт.

Гарри встал со своего места и прошёл к задним партам. Грейнджер думала, что он решил поговорить с Дином и Симусом, но когда услышала обрывистый злющий голос, то резко развернулась.

– Мне глубоко поебать, что там хочет эта мозгоправка, – Драко даже головы не поднял на Гарри. – Можешь так и написать в этом треклятом эссе.

В классе стало тихо. Гермиона невольно сжала палочку, предположив, что сейчас самое время обороняться. Она привыкла к этому ощущению. К угрозам в голосе. Это стало неотъемлемой частью их жизней. Но, вопреки всему, Гарри пожал плечами, развернулся и спокойно ответил:

– Понял, так и напишу.

Казалось, не только все присутствующие остались в недоумении, но и сам Малфой, который перестал водить пером по бумаге. Гермиона знала, что ругань с кем-либо в школе для Гарри теперь считалась бесполезной тратой времени и нервов. Зачем, если это можно проигнорировать?

Окна резко захлопнулись от появившегося в дверях Аберфорта.

– Я вижу, вы уже подружились. Раз так, то начнём, – он прошёл мимо рядов, оставляя за собой густой запах терпкого табака. Казалось, даже от бороды исходил дым только что выкуренной сигареты. – Кто назовёт мне сложных существ, с которыми можно столкнуться и против которых не действует ни одно заклинание? – он выдержал паузу и закатил глаза, когда Гермиона подняла руку. Но он решил дать шанс ответить другому студенту. – Лес рук. Так и думал… Мистер Малфой?

Головы синхронно обернулись на Драко, который всё так же, не отрываясь от пергамента, вырисовывал линии. Молчание затягивалось. Кто-то даже шикнул в его сторону. В последнюю секунду, когда Дамблдор уже хотел спросить другого человека, Малфой ответил:

– Вампиры.

Гермиона заметила, как он скривил рот, будто что-то проговаривая себе под нос. Длинная чёлка закрывала весь лоб и падала на глаза, не давая возможности увидеть его взгляд. Она подавила в себе желание обстричь эти пряди к чертям, тем самым наказав его – чтобы не было больше возможности прятаться за волосами. Грейнджер хотела видеть, что он чувствовал. Видеть, что ему плохо, что он страдал, так же, как она. Как и они все.

– Похвально, – заключил профессор, вычерчивая на доске тему урока. – Быть может, вы ответите, как с ними можно бороться?

– Никак, – скучающе продолжил он. – Либо сдохни, либо превратись в такого же урода.

Гермиона не выдержала. Она подняла руку и, не дождавшись, встала с места, отвечая на вопрос чётко и без запинки.

– В случае столкновения с вампиром, простой человек или волшебник не сможет ему противостоять, это может сделать только такой же бессмертный, – она скребанула ногтем по кутикуле, ощущая оторванный кусочек кожи. – Можно только бежать или аппарировать.

Дамблдор кивнул и попросил всех открыть учебник на нужной странице. Грейнджер на секунду обернулась, чтобы просто посмотреть. Просто убедиться, что он всё так же сидел уткнувшись лицом в пергамент. Но её взгляд впечатался в его глаза как в бетонную стену. Со всего размаху.

Его взгляд – нечитаемый. Пустой. Он никакой. Безликий и безрукий. Словно стекло – прозрачный. И от этого Грейнджер стало так жутко, словно она посмотрела в чёрный капюшон смерти. Что могло произойти, чтобы Драко стал таким…

…мёртвым.

Она видела смерть. Она чувствовала её кожей. Она чувствовала страх каждой забившейся пеплом порой. Она знала, что такое война, боль и потери. Но даже у неё не было такого взгляда, как у Малфоя. Сердце тяжело забилось, и Гермиона чётко поняла, что эти серые стеклянные глаза видели и заглядывали туда, куда ей даже и не снилось.

***

«Гермиона, у меня всё хорошо, как и у всех нас. Париж такой красивый, жаль, что ты не видишь его моими глазами, и я…»

Она резко свернула письмо. Сколько раз она его прочла? Десять? Двадцать? Сдерживаясь от желания взять красную ручку и перечеркнуть все грамматические ошибки Рона, только для того, чтобы стало легче. Будто наказывая его за это.

Но легче не было.

Конечно, она радовалась, что семья Уизли проводила своё путешествие с Делакурами. Конечно, она радовалась, что Рон подружился с их семьей, особенно с младшей сестрой Флер, которая показывала ему достопримечательности.

Чёрт…

Это огромное жирное «но» витало в воздухе.

Её эгоизм и зависть к лучшему другу, которого она когда-то нежно любила. Зависть, что Рон налаживал свою жизнь быстрее неё. Гермиона будет гореть в аду за такие мысли, но ничего с собой поделать не могла. Дьявол, ей тоже хотелось этого «у меня всё хорошо». Но оно не наступало. Оно там, где-то впереди, и идти до него семимильными шагами, через дебри и лес. Грейнджер кусала кожу на пальце и не могла прекратить. Отвратительная привычка стала её постоянной спутницей.

– Приятного аппетита, – Пенси села напротив. Размяв шею, она вытянула руку вперёд, тыча ею в лицо Гермионы. – Будешь мои?

Гермиона склонила лицо, осмотрев маникюр на ногтях Паркинсон, а потом покачала головой и заметила:

– Спасибо, откажусь. Слишком дорогой деликатес, боюсь, не расплачусь.

Пенси подавила смешок и скрестила руки на груди. Совершенно не стесняясь, она осматривала гриффиндорку, сидящую напротив – лицо, волосы, одежду.