Текст книги "Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)"
Автор книги: Волосинка на губе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
– Он смотрел на меня! – шипела она. – Я чувствовала этот блядский взгляд на себе!
«Салазар».
Драко отступил на пару шагов, всё ещё разглядывая её лицо. Как такое было возможно, что под чистой гладкой кожей скрывалась гниющая кровь? Такая ядовитая, что хватит уничтожить всех на этом свете.
– Не хочу, – повторил он. – Мне тоже скучно это делать.
Он видел, как она закипала. Видел венку, которая проступила на её лбу. Видел, с какой силой она сжала свою палочку и вытянула её вперёд.
– Авада кедавра!
Зелёный луч ударил прямо в грудь Драко, прямо туда, где осталась её помада, и рассыпался на искры.
Он засмеялся самым наглым образом, заставляя девушку ещё больше выходить из себя. Драко сделал шаг вперёд. И ещё один, пока между ними не осталось несколько сантиметров и одно дыхание на двоих. Он положил ладонь на её щеку, и, как только большой палец очертил полные губы, Малфой произнёс:
– Авада кедавра, – подушечка пальца загорелась зелёным светом. Он скользнул ею по шершавой коже губ, словно размазывая непростительное, как помаду, которую она стёрла о его рубашку. – Ты же знаешь, что мы не можем друг друга убить…
– Ты забыл, что должен играть по моим правилам и не расстраивать меня? – она вновь отвернулась к окну.
– Мы уже не дети, Мортифера, – скучающим тоном ответил он ей в спину. – Мне нужно идти. Развлеки себя сама.
Дверь захлопнулась, и, пока он спускался к отцу, в груди осело чувство, что этим самым он только лишь распалил её желание уничтожить того пожирателя. Драко осточертело её видеть. Осточертело чувствовать исходящую от неё энергию смерти. Осточертело всё здесь…
Душно.
Страшно.
Одиноко.
Он отправился с отцом в банк только потому, что так легче. Легче дышать, чем в вязком болоте мэнора, заполненном чужими людьми и той, которую он предпочёл бы забыть. Люциус горделиво хлопнул его по плечу, думая, что сын учится семейному «ремеслу». Инвестиции всегда были в приоритете у старшего Малфоя. Только сейчас деньги уходили на распоряжения Волан-де-Морта.
Блядство…
– Можем присмотреть тебе трость.
Слова прилетели как выстрел. Отец обернулся, ожидая ответа, скосил взгляд на ногу сына. От этого Драко захотелось свернуть ему шею собственными руками.
Совсем недавно нога перестала гноиться, кость срослась, но ступать на неё всё ещё было адово больно. Их семейный лекарь дал неутешительный прогноз: Драко будет хромать время от времени, и с этим, к сожалению, ничего нельзя было сделать. Не существовало ни одной волшебной мази, которая избавила бы его от боли в отсечённой волшебным клинком ноге.
«Трость? – подумал Драко. – Быть ещё больше похожим на тебя? Лучше сдохнуть от боли при ходьбе, чем иметь хоть что-то, что будет напоминать о тебе…»
Он проигнорировал его слова и шагнул в камин, перемещаясь в мэнор. Его тут же встретил домовик, раскланявшийся перед хозяином. Сперва Малфой ничего не заметил, но когда подошёл ближе, увидел красную гематому на щеке эльфа.
Что ж. Мортифера и правда развлеклась.
– Х-хозяин… – шёпот ударился в спину. Драко обернулся к домовику. – Миссис Малфой просила передать, что не сможет посетить собрание сегодня вечером… она… – всхлип, – приболела…
Сердце пропустило удар. Упало и разбилось где-то внутри гниющего нутра. Этот домовик, Глори, всегда был закреплён за матерью. Он её обожал, потому что какой бы холодной ни была Нарцисса, она была добра к нему. И теперь его слова показались каким-то злым предзнаменованием. Он сорвался по лестнице вверх. Позади, из камина, уже начали прибывать пожиратели во главе с отцом, шумно хохоча над чем-то.
Он громко постучал в дверь её спальни. И сглотнул, потому что за дверью слишком хрипло ответили:
– Я приболела…
Ложь. Утром Нарцисса была в порядке. Он прекрасно видел из окна, как она сидела в любимой беседке, окружённой жёлтыми розами.
В его кулаках скапливалась молочная кислота, въедаясь в мышцы и вызывая адскую боль, подобную пыткам, когда он стоял у кровати матери и видел её «приболела».
– Я просто споткнулась, милый, – она протянула к нему руку, замечая, как сын часто-часто задышал через нос, распаляясь сильнее. – Я просто упала с лестницы…
Левая рука Нарциссы перемотана, и можно почувствовать запах костероста. Он посмотрел на прикроватную тумбу и заметил зелье, которое подтвердило догадки. Губа припухла, а в уголке заметна засохшая кровь. Кожа на рассечённой брови ещё не до конца срослась от бадьяна.
– Я убью её… – зарычал он, сдерживая гортанный стон. – Клянусь, я убью её!
Нарцисса нахмурилась и чуть приподнялась, взяла его за руку и потянула на себя, чтобы Драко присел на кровать. В её глазах застыли слёзы.
– Драко, я правда…
Она не договорила.
Он даже не стал дослушивать её, а влез в голову легилименцией, наплевав на приличия. Он искал. Шерстил и прочесывал каждую секунду сегодняшнего дня.
Вот она, напевая под нос, магией ухаживает за розами. Вот её беседка, где она пьет чай. Вот Нарцисса входит в дом, когда домовик докладывает ей об уходе сына и мужа. Драко знал, что мать всегда старалась находиться в спальне, пока их не было дома. Чёрт возьми, прятаться в собственном поместье… спальня… и стук в дверь…
«Миссис Малфой? – Мортифера стоит в проёме. – Вы могли бы мне помочь кое с чем в гостиной?»
Драко стиснул зубы до скрипа. Он смотрел, как мать неуверенно сглотнула, но всё же вышла из комнаты, потому что невозможно отказать дочери Тёмного Лорда. Они направились к лестницам.
«А с чем у тебя возникла проблема, Мортифе…»
Малфой с криком вынырнул из воспоминания, когда Нарцисса от сильного толчка в спину полетела вниз.
Время застыло. Уходило, убегало, растворялось – остался лишь он сам в своей бурлящей ненависти к этой суке. К той, что сделала это с самым дорогим для него человеком.
«Убью».
«Я убью её».
– Драко! – голос Нарциссы дрожал, но как же крепка её хватка на запястье сына. – Ты же знаешь, мы не можем идти против… – она замолкла. Не нужно уточнять, всё предельно ясно.
Малфой выдернул руку с каким-то бешенством. Не понимая ни одного слова. Как можно такое прощать? Как можно закрывать на это глаза, как …
«Мне скучно», – бархатным голосом в его голове.
«Ты забыл, что должен играть по моим правилам и не расстраивать меня?»
Отвращение к себе, к этой ситуации, к его жизни жирело. Но и страх окутывал с головой – животный и блевотный. Блядство. Какое же это блядство! Ведь он даже не в силах сделать ей больно. Навредить или убить. И ещё хуже – изгнать из жизни…
Он виноват.
В этом.
Во всём.
В том, что Нарцисса лежала переломанная в кровати из-за его отказа «поиграть» с Мортиферой.
Это его жизнь, превращённая в ад. И в этой жизни Мортифера встала костью поперёк глотки, медленно ползущей вниз, прорезающей путь до кишок, пока он не будет харкать кровью. Он обречён. Он захлебнётся в этом.
Драко смотрел на мать, которая всё ещё пыталась делать вид, что ничего не случилось. Смотрел на её страх в глазах, смотрел на её боль. Смотрел. Смотрел. Смотрел.
Чтобы выжить в этом аду, нужно играть по правилам дьявола. Малфой больше никогда не позволит ей причинить боль Нарциссе. Единственному человеку в этом доме, которого он любил…
И время отмерло.
Ускорилось, будто кто-то отпустил натянутую пружину.
Он в последний раз посмотрел на мать и вышел из комнаты, запечатав её охранными заклинаниями, оглушая её, чтобы она ничего не услышала. Чтобы, господибоже, хоть в этих десятках квадратных метров она чувствовала себя в безопасности.
Каждый его шаг пропитан ненавистью. Каждый вдох – горечью. Он зол. Дико и беспамятно.
Драко вошёл в большой холл, где, казалось, собрались почти все приближённые пожиратели Тёмного Лорда. Он направился прямо к цели, боковым зрением ловя дьявольский взгляд – словно выстрел непростительного.
– Ты! – закричал Драко, когда развернул мужчину к себе. – Ты смотрел на неё?
Люциус пытался подойти к сыну, и Драко взмахнул рукой, останавливая его. Все замолкли. Почти тридцать человек в комнате уставились на Малфоя, который дышал гневом в сторону пожирателя, на которого утром указала Мортифера.
А тот улыбался, оголяя гнилые зубы. Он ещё молод, но начал гнить уже сейчас.
– Мелкая дрянь крутила своей задницей вокруг меня, а что?
Фатальная. Фатальная ошибка.
Знали бы все здесь присутствующие, кем являлась эта девушка, чьей дочерью она была – вряд ли бы в этих стенах говорили такие яркие фразы.
Смех Мортиферы донёсся из угла. Люциус, теперь поняв обстановку, сделал пару шагов назад, будто давая разрешение сыну сделать всё, что угодно. Только вот разрешения Драко никогда у него не спрашивал.
– Крутила задницей? – переспросил Драко холодно, с едкой ухмылкой на губах. – И ты смотрел на неё?
Мужчина оглянулся на девушку, пожал плечами, всё ещё улыбаясь. Кто-то его подбадривал, мол, тоже не прочь поглазеть. Забавные. До чего забавная дичь. Такую нужно отстреливать, а лучше взрывать на охоте.
– Конечно! – вздёрнул бровь пожиратель. – Ты сам-то видел эти обтягивающие кожаные штаны? Как они здорово на ней сид…
Он не договорил. Просто не успел.
– Что ж… – произнёс Малфой, направляя силу заклинания в нужный ему эпицентр. – Бомбарда.
Сознание, как хрупкое стекло, раскололось, треснуло и лопнуло под душераздирающие крики пожирателя, упавшего на колени, схватившегося за собственное лицо. За пустые глазницы, из которых хлестала кровь.
– Теперь ты на неё больше не посмотришь, – нагнулся Драко к мужчине, хватая его за плечо, стискивая пальцы на мантии, будто это не плечо, а горло той, ради которой он это сделал. Малфой отшвырнул его, и тот повалился на пол. Он развернулся и зашагал через толпу, расталкивая недоумевающих пожирателей. Он остановился прямо напротив Мортиферы. – Довольна?
– Драко…
– Ты довольна? – закричал он, срывая глотку.
– Драко, чёрт тебя дери! – Блейз острой пощёчиной вырвал его из сна. – Салазар! Ты меня напугал! Ты кричал, будто в бреду!
Малфой с сильной одышкой приподнялся на локтях, оглядывая их с Блейзом спальню. За окном ещё темно, ветер разбивался о стекло и выл, будто от боли.
В горле ещё чувствовались осколки хрипа, остатки ужаса воспоминаний. Драко уронил голову на подушку, игнорируя недовольный трёп друга, который уже успел улечься обратно к себе в постель. Только вот у самого Малфоя больше нет желания спать. Нет желания вновь погружаться в ночные кошмары и переживать это вновь.
«Сука! Сука! Сука!»
Это преследовало его. Наступало на пятки даже после смерти Волан-де-Морта и окончания войны. Ничего не кончено. По крайней мере, для него.
Ёбаный непреложный обет не позволял Малфою даже покончить с собой. Тёмный Лорд, шипяще, как змея, сразу обозначил, что Драко не сможет ничего с собой сделать. Так же, как будущие супруги не смогут навредить друг другу до и после свадьбы. Волан-де-Морт будто чувствовал между ними напряжение. Больной ублюдок…
Единственное, что ему доступно, это ждать срока, после которого он умрёт от неисполнения непреложного обета. Только вот когда этот срок наступит? Ведь точной даты никто не обозначал. Свадьбу планировали после окончания войны, после того, как Тёмный Лорд станет правителем волшебной Великобритании.
Но он мёртв. Война окончена. А нить обета до сих пор на Драко. И она стягивала руку каждый грёбанный день ещё сильнее, посылая по телу невообразимую боль – как напоминание, что уговор нужно исполнить.
Мортифера чувствовала то же самое, и всеми способами пыталась ему об этом напомнить. Записки стали приходить чаще.
Где она сейчас?
Кого пытает?
Он не видел её с мая. Она не участвовала в битве. Люциус как-то говорил, что Волан-де-Морт очень дорожил ею, что она нужна ему для чего-то особого… Для других заданий.
Да и толку от неё в битве за Хогвартс было бы мало. Её магия, к сожалению или к счастью, была очень слабой. Смертельное заклятье она могла наслать только с очень близкого расстояния, находясь почти в паре шагов от жертвы, и оно не всегда срабатывало. Круциатус тоже был слабым и выходил не каждый раз, за что она часто получала наглядный пример от Беллатрисы, которая безуспешно пыталась научить её. Испытания ядами для невербальной и беспалочковой магии она тоже не прошла. Всё было без толку. Дефектная Мортифера…
Но Волан-де-Морт будто не замечал этой «погрешности» в собственной дочери. Драко ломал голову, как и почему Тёмный Лорд терпел это. Было глупо полагать, что это от большой любви к собственному дитя, потому что он не скупился на наказания – заточения и пытки за её бесчисленные убийства пожирателей ради развлечения.
Она была безумна.
Безумней Беллатрисы и ещё более жестокой, чем Волан-де-Морт.
Мортифера была предвестницей смерти. Её имя говорило само за себя.
Смертельная, фатальная, летальная…
Ей доставляло удовольствие мучить, пытать и убивать. Она любила делать это холодным оружием, по-магловски.
Драко помнил, что в те минуты, когда Мортифера надевала на себя маску обычной девушки (это всегда звучало смешно), то рассказывала ему о своём детстве. Говорила о путешествиях в компании женщины, которая называла себя знакомой её отца. Рассказывала, что именно она научила тогда ещё маленькую девочку держать рукоять ножа – крепко.
«Палочка может сломаться, а вот сталь – никогда», – говорила она ему.
И он помнил, как блестели её глаза, с каким восторгом она рассказывала, как могла легко отделяться кожа от мышц и сухожилий, если выбрать правильный наклон ножа.
В горле стало кисло. Драко сдержал рвотный позыв, пытаясь подумать о чём-то другом…
Но, блядскийбоже, как же плохо выходило…
Он посмотрел на прикроватную тумбу и щёлкнул двумя пальцами, чтобы сжечь то, что там лежало. Чёрный конверт с печатью Азкабана моментально вспыхнул. Скорее всего, его принес Блейз, забирая почту из совятни. Он не винил за это друга. Он не виноват в том, что Малфой сам не рассказывал о Люциусе никому из друзей. И они, будто чувствуя это, не лезли в душу с расспросами.
Драко желал отцу смерти. Самой мучительной и долгой.
Он ненавидел его.
Чёрт возьми, как же сильно ненавидел.
Глаза увлажнились, когда в сознании всплыл крик Нарциссы. Он помнил, как шёл между отцом и матерью по мосту, и когда все трое увидели, как зелёный луч летел прямо на них, Люциус спрятался за спину сына, а Нарцисса загородила летевшую смерть собой.
Да… Драко желал отцу самой отвратительной смерти.
***
– Ну, ты идёшь? – Пенси нетерпеливо ударила каблуком туфли по полу гостиной Слизерина.
Её аккуратно уложенные волосы контрастировали с белой курткой. Драко даже заметил след от красной помады на воротнике. Он впервые видел подругу такой взволнованной. Вряд ли это из-за ночного урока по астрологии, ради которого нужно было делать макияж.
Он совсем забыл, что записывался на дополнительный усложнённый курс в этом году. Видимо, совсем крыша поехала, что предметы он выбирал наугад.
Блейз подшучивал над друзьями, что сейчас он будет спать, а не стоять под холодным сквозняком астрономической башни. Толкнув Теодора плечом, он словно хотел усилить эффект раздражения, на что Нотт стрельнул ответной шуткой, чтобы друг уже прекратил всё это:
– Поймать тебе звезду с неба?
Забини склонил подбородок и приподнял бровь, растягивая губы в ехидной улыбке.
– Ну если только пиз…
– Блейз! Твою мать! – зашипела Пенси.
Хохот прилетел в спину, когда они втроём уже выходили из общежития. Тео стряхивал с рукавов пальто невидимую пыль, Пенси на ходу смотрелась в маленькое зеркало, а Драко недоумевал.
– Мерлин! Ладно Пенси, но ты, Нотт, как девка, серьёзно. Ты с кем-то там встречаешься?
Тео не отреагировал, но реплика смутила Паркинсон. Она думала, что удачно проигнорировала эти слова, но Малфой слишком хорошо её знал. Забини вчера не мог успокоиться, рассказывая, как застал Поттера ждущим Пенси из башни старост.
Если бы в Хогвартсе была газета, то фотография героя войны и ядовитой слизеринки не сходила бы с первых полос. И почему-то Малфой уверен, кто был бы редактором этих сплетен.
Как только они поднялись на самый верх башни, Драко почувствовал еле уловимый запах корицы.
– Возьмите чай, чтобы согреться, – Полумна появилась откуда-то сбоку. Палочкой она заставляла парить в воздухе большой поднос с кружками, испускающими пар.
– Благодарю, – Теодор улыбнулся и взял чай. – Тебе от Блейза привет.
Лавгуд немного сощурилась, будто не расслышала. Но в тот самый момент, когда она отвернулась, чтобы опустить поднос на стол, Малфой заметил на её щеках ямочки. Он никогда не обращал на них внимания, до того момента, пока Забини не рассказал, как Полумна прекрасна, когда они появляются.
Салазар.
Слишком сладко. И чай, и вся эта дружеская обстановка.
Облокотившись о перила и глядя на тёмный лес, он слышал, как позади него профессор Синистра уже начала занятие. Сегодня они будут смотреть на редкое явление, которое происходило раз в тысячу лет.
Падение зелёной кометы.
– Профессор, мы могли бы сфотографировать комету, когда её увидим. Было бы здорово запечатлеть это событие.
Этот голос Драко не хотел слышать ещё больше.
Везде. Везде была Грейнджер.
Ему даже поворачиваться не нужно, чтобы увидеть, как девушка стояла в первых рядах у телескопа, с тетрадью в руках, что-то записывая. Вся её дотошность была при ней ежесекундно. Особенно в учёбе. Чёрт возьми, что сейчас вообще можно конспектировать?
– Когда она делает высокий хвост, я прямо с ума схожу от её скул.
Драко прикрыл глаза и опустил голову. Эти слова, сказанные Ноттом, как безмозглый жук убивались о стенку его черепной коробки, потому что в них не было никакого смысла.
– Серьёзно? Хочешь поговорить о её скулах и причёске? – Драко повернул голову к Тео, который, оперевшись бедрами о поручни и сложив руки на груди, смотрел на группу учеников.
– О красоте можно говорить всегда, – ответил ему Тео, встречаясь с ним взглядом. – Тем более сейчас, глядя на звёзды. Ты так не считаешь?
«Нет».
– Красота двулична, Нотт, – Драко развернулся и повторил его позу. Группа из двадцати человек заняла почти всё пространство в башне, выстроившись в очередь, чтобы посмотреть в телескоп.
Сейчас он видел, о чём говорил друг. Грейнджер стояла вместе с Гарри и Полумной. Толстовка на ней – как мешок, слишком большая по размеру. Зато ноги в джинсах выглядели очень худыми. Она несуразна. Пышный хвост развевался по ветру. Несколько прядей выбрались и теперь противно лезли ей в рот. А Гермиону это будто не смущало. Она внимательно слушала профессора, кивая головой и делая записи.
– Говоришь как романтик, – подметил Тео. – Не ожидал от тебя такого сравнения.
– Это всего лишь опыт.
– Мерлин, – Нотт подавил смешок. – Опыт? И кто же она, та красавица, что тебя так подвела? Что сделала не так? Не обнимала тебя на ночь?
«Ещё как обнимала».
– Не говорила, что любит?
«Говорила».
– Что она сделала не так? – не успокаивался он.
Драко оттолкнулся от перил, сделал шаг и развернулся к Нотту лицом. Положив руки на плечи, он сделал вид, что отряхивал с них что-то, и глядя в глаза, без намёка на улыбку и с холодной сталью во взгляде, наконец, ответил:
– Вошла в мою жизнь.
Ветер облизнул сухие губы. Малфой чувствовал кусающийся холод за воротником, но взгляда от Тео не отводил. Сейчас он был полностью открыт. Честен и спокоен. Что Нотт сделает с этой его неприкрытой уродливой правдой?
– Ну ты и дебил, – закатил глаза Тео, отходя от него. – Идём, хочу посмотреть в телескоп.
Что и следовало ожидать.
Малфой покачал головой, пропустил его вперёд и вновь опустил локти на перила. Наверное, Тео прав. Наверное, Драко полный дебил, и всё это просто нелепая шутка. Наверное, ему бы хотелось так считать. Чёрт возьми, наверное…
– Внимание, все смотрим на небо! – выкрикнула Синистра.
Кто-то подбежал к перилам, кто-то остался на месте и смотрел вверх. А Драко не спеша повёл взглядом, пока не нашёл яркую зелёную точку, которая медленно, слишком медленно, ползла по чернильному небу, будто приветствуя соседние звёзды.
В руках на автомате появилась сигарета. Хотелось отравить лёгкие свежей порцией вишневого горького никотина. Он медлил. Макгонагалл уже отчитала его за то, что Драко позволял себе курить в стенах школы. Старуха говорила ему делать это там, где его не увидят те, кто посчитает это правильным примером. Долбанная чушь.
– Можешь курить.
Малфой на периферии взгляда заметил то, от чего Теодор так сходил с ума. Скулы Грейнджер выбеливались в свете её тусклого люмоса, когда она встала рядом с ним.
– Здесь всем почти по двадцать, а сама профессор Синистра уже докуривает вторую сигарету, – продолжила Гермиона. – Поэтому ты можешь курить, всем плевать.
Он лениво посмотрел в сторону, лишь бы не видеть её лица. Смотрел на лес, на зелёную комету, ползущую по небу, на собственные руки в перчатках.
– Думаю, на следующей неделе можем пойти в лес, – Грейнджер ухватилась за перила, когда подул сильный ветер. – Я скоро доварю чернила для татуировки и можем приступать.
Драко не смотрел на Гермиону. Он её чувствовал.
Её взгляд на себе. Её ожидание ответа. Его реакции, которой не было. Ему никак. Безлико.
Малфой прикусил клыком нижнюю губу, почти до выбеленной боли. Он чувствовал, как хрустела плоть под зубами. Хотелось до крови. Хотелось…
– Драко?
«Блять».
– Кто тебе сказал, что я согласен, Грейнджер? – прикушенная губа сменилась фильтром. Кончик сигареты моментально вспыхнул, заставив её быстро подойти вплотную.
– Что ты делаешь? – шепнула она. – Ты же можешь воспользоваться зажигалкой! Здесь столько народу, твою магию могут увидеть!
Сигаретный пепел осел на деревянном выступе перил серой корицей, как и испорченное настроение Малфоя.
Её голос раздражал. Её поведение тоже. Всё её внимание к нему – тем более.
– Но мы же с тобой договорились тогда, в хижине, – добавила Гермиона, когда поняла, что его невербальную магию никто не заметил.
Драко чуть было не подавился дымом.
– Договорились? – переспросил он и посмотрел ей в лицо. Румянец от холода окутал её щёки. Или же она, так же, как и он, кипела от злости. – Мы с тобой ни о чём не договаривались. Ты мне рассказала про магловские легенды, в которые я не верю и тебе не советую!
– Но от татуировки можно избавиться и…
«Заткнись. Заткнись. Заткнись».
– Говори правильно, Грейнджер, – он выдохнул струю дыма ей в лицо и отвернулся. – От метки пожирателя.
– Да как угодно! – прорычала она в ответ. – Что с тобой? Почему тебя бросает из крайности в крайность?
Злость окутала его. Горло жгла обида и горечь вишни.
– Из крайности в крайность? – он развернулся к ней лицом. – Кто бы говорил. Ты недавно проклинала меня, ненавидела. Как же там было? Ублюдок?
Когда он перестал замечать, насколько близко они подходили друг к другу во время обоюдной агрессии и словесного потока из колкостей? Настолько, что даже можно было почувствовать запах шампуня и разглядеть бледные веснушки на её носу? Так близко, что Грейнджер приходилось задирать голову вверх, чтобы встретиться с ним глазами.
Он не привык к помощи. И принимать её не умел.
И не хотел, если честно.
Слишком болезненное недоверие. Слишком болезненное прошлое. Слишком часто он ждал подвоха от всего нового. А Гермиона была такой. Новым опытом. Новым персонажем в его жизни, который появился слишком внезапно и раскручивал события вихрем, не давая шанса привыкнуть к себе.
Грейнджер добра к нему, в её понимании, а Драко знал, что те, кто проявлял к нему доброту, потом горько расплачивались за это. И жизнью, и болью. Больше он этого не хотел.
Ветер беспощадно играл с её волосами. Пряди летали из стороны в сторону, задевая ресницы и губы. Как это могло не раздражать её? Малфой чуть было не поднял руку с зажатой сигаретой, чтобы избавить её лицо от непослушных прядей, танцующих на её скулах, но спасение в виде Теодора вовремя оборвало то, что Драко потом посчитал бы ошибкой. Никакого телесного контакта с ней…
– Полумна разлила новую порцию из своего термоса. Он у неё что, заколдован? – он протянул кружку Гермионе, а из второй хотел сделать глоток сам. Но Драко выхватил её из рук Нотта и обжёг губы чаем.
– Спасибо, Тео, – сказала она, но смотрела не на Нотта, а всё ещё диким взглядом на Малфоя. – Я пойду к Гар…
Она сделала шаг и тут же замерла. Поттер стоял рядом с телескопом и смотрел на то, как в него заглядывала Пенси. Грейнджер растерялась.
– Я подожду… – она оглянулась по сторонам, – вон там.
– Какого хрена? – прошипел Нотт, когда она отошла от них к Лавгуд. – Я только хотел с ней поговорить! Тобой только детей пугать!
Малфой почувствовал внутри голодную тварь. Хотелось ещё. Хотелось высвободиться от сковывающей по рукам и ногам боли, отыгравшись на ком-то. И почему-то именно после Грейнджер наступало сытое облегчение. Потому что ему нравилось показывать собственную тьму, пугать её этим? Только вот она совсем не боялась. Львиная ли это кровь или же её глупость – он не знал.
В висках долбило отчаянием и неудовлетворенностью.
Драко докурил сигарету и сжал окурок в кулаке, проговаривая заклинание про себя. Когда он разжал руку, перчатка немного дымилась, но вскоре кожа на ней съёжилась и соединилась, снова став как новая. Вот бы и с собственной душой так поступить. Отчистить, отстирать от воспоминаний и долга, вернуть на место и жить дальше, вычеркнув всё, забыв, как плохой сон.
– Ты никогда так не заведёшь новых друзей, Драко, – подчеркнул Тео и отошёл к своей цели.
А Малфой и не пытался завести друзей. Он с ранних лет выработал иммунитет к этой прихоти. Точнее, его отучили. Выбили силой. Надрессировали, как собаку.
Отец всегда говорил не подпускать к себе недостойных. Не подпускать неравных. А лучше вообще оставаться одиноким, верным только самому себе. Никакой любви не существовало, не существовало и дружбы, так он говорил. На собственном примере показывал.
А потом появилась Мортифера.
Уничтожала всё, что нравилось ему. Павлины, домовики, проявляющие к хозяину чуть больше симпатии, чем к ней.
Она была одержима ревностью. Безумной и отчаянной.
«Ты только мой, Драко».
И:
«Навсегда».
И:
«Ты же не будешь расстраивать меня?»
Не будет.
Никогда так больше не делал после случая с Нарциссой. Всегда удовлетворял желания Мортиферы, какими бы ублюдскими они ни были.
Быть в клетке, пока она пытала жертву? Драко был там.
Слушать то, как она хвасталась ему умением владеть ножом? Драко хвалил её.
Трахать её, как она просила? Драко делал это.
«Ты же не будешь никогда ни к кому привязываться, кроме меня, Драко?»
Не будет.
С самого детства он был наедине с собственными демонами, пока в его жизни не появилось настоящее воплощение ада.
Он просто не умел быть тем, кто принимал помощь и был любезен с кем-то – потому что всегда, если это случалось, Мортифера уже сидела у камина и чистила любимый нож. И больше никогда в своей жизни Малфой не встречал того, кто сблизился бы с ним так, чтобы Мортифера не чувствовала угрозы.
Может, поэтому Драко так выводила из себя Гермиона? Потому что ему мерещилось свечение стали ножа Мортиферы где-то позади неё?
Может, это было простейшей защитой – делать всё, чтобы не подпускать её ближе.
«Ты же не будешь расстраивать меня?»
Не будет.
***
Блейз поймал его утром, когда Драко вошёл в общежитие Слизерина.
– Как ночка? – он поиграл бровями. – Ей всё понравилось?
Малфой упал на диван и кинул в друга подушкой. И Пенси, и Блейз думали, что он стал «большим мальчиком», и все его ночные скитания заканчивались в чьей-то постели. Но вот только вместо кровати был пол старой хижины, а вместо женского тела – раздирающая боль, с которой он пытался справиться.
Они не знали, что он ходил в хижину, и их предположение о его любвеобильности играло Малфою на руку. Не приходилось ничего объяснять и оправдываться.
Драко поймал взглядом размазанную каплю крови на рубашке на месте предплечья. Спрятав руку от друга, через секунду он поднялся на ноги уже с чистейшей тканью.
Сон выдался каким-то отвратительным ужасом после ночного урока по астрономии. Он видел зелёную комету, которая с невероятной скоростью летела в него, а он стоял, разведя руки в стороны, выжигая на сетчатке глаз зелёный свет, принимая горящий пламенем приближающийся шар как вынужденную смерть. Необходимую… пока… пока чья-то маленькая ладонь не обхватила его руку и не дёрнула на себя, вырывая из сна и мнимой смерти. Он проснулся в поту и с растерзанной собственными ногтями рукой. Метка кровила, и змея на ней будто лакала эту кровь.
– Идёшь завтракать? – Блейз поправлял галстук, глядя в зеркало.
Малфой потёр переносицу и покачал головой.
– Мне нужно отправить письмо в министерство. Да и аппетита нет.
Забини пошутил что-то про восстановление сил и бурную ночь, но Малфой его не слушал. Ему не до этого. Нужно успеть отправить письмо и сходить в Хогсмид за сигаретами до начала занятий, но вряд ли он успеет сделать второе.
В руке – школьный конверт с вполне взрослым содержанием. Драко оставил подпись на разрешении забрать из мэнора вещи для аукциона. Поскорее бы это кончилось. Он даже серьёзно задумался, чтобы продать дом. Фамильную ценность. Чтобы избавиться от тяжести и всего того, что там происходило. А лучше сжечь его адским пламенем.
Уже подходя к совятне, проклиная ноябрь из-за ужасно холодных дождей со снегом, Драко остановил маленький сыч. Он приземлился прямо перед ним на каменные лестницы совятни.
Нет. Нет. Нет.
Волосы на затылке встали дыбом. От холода предчувствия сдавило грудную клетку, и Драко вытянул дрожащую руку, забирая из клюва свиток.
Ноздри раздувались, как у быка, пока он откровенно дышал через рот, выдыхая пар собственного страха.
«Тебе ведь так же больно, как и мне, Драко. Если ты собрался умирать, я этого не желаю. У нас осталось мало времени. Мы должны пожениться».
Его будто топили в ледяной воде, а он просто позволял себе глотать её и тонуть.
Сделать это – всё равно что развязать руки Мортифере в её желаниях. Таким она сделала обет. Он будет подчиняться её извращенным прихотям. Убивать и мучить, всё, что она захочет.
Господиблятьбоже.
Лучше сдохнуть.
Малфой не помнил, как схватил маленькую сову. Он очнулся только от того, как птица громко запищала, выгибая шею и раскрывая клюв. Он чувствовал ладонью её маленькую тушку, как она пыталась высвободить крылья.
– Откуда ты прилетел? – зарычал он, поднося сыча ближе к лицу. – Где она?!
В ответ лишь писк.
– Легилименс!
Драко дрожал. Он пытался проникнуть в сознание птицы, пытался разглядеть, откуда она прилетела, где скрывалось чудовище. Даже зная, что это бесполезно.
– Легилименс!
Писк стал невыносимым. Птица билась в истерике. Проникнуть в воспоминания сыча не удавалось, и Малфой злился сильнее.
– Легилименс!
«Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!»
Казалось, ещё секунда, и он переломит ей шею. Всего одно движение. Просто сжать кулак до хруста и избавить птицу от мучений.
