Текст книги "Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)"
Автор книги: Волосинка на губе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
– Хорошо, – вдруг сказала Гермиона.
И сквозь этот тон, сквозь вновь приклеивающийся к нему взгляд, он ощутил подвох. Не мог не чувствовать его, глядя на её чуть прищуренные глаза. Она смотрела ровно на него, будто вызывая на дуэль.
Интересно…
– Только условие, – Тео взял со стола фляжку и склонился к ней. – мы все пьём.
Грейнджер, не обрывая взгляда, кивнула, двигая к нему бокал.
– У меня тоже условие. Мы говорим одну лишь правду…
– Конечно, правду, – подорвался Блейз, раскручивая древко. – Я принёс с собой кое-что для этого.
Рядом с крутящейся палочкой на столе появился маленький мутноватый стеклянный шарик. Все знали, что это. В эту игру играли все факультеты на каждом курсе, и подобные шарики для «правда или действие» продавались в Косом переулке чуть ли не на каждом шагу. Дымка внутри становилась красной, если человек говорил ложь, зелёной – если правду.
– О, Лиза, – Блейз размял шею. – Правда или действие?
– Правда! – слишком быстро ответила она, схватив со стола шарик.
Блейз усмехнулся ещё раз, распалённый азартом, и задал свой вопрос:
– Кто тебе нравится из школы?
Малфой закатил глаза, зная, что сам Забини рассказывал ему о том, что Лиза положила на него глаз. Он же ему эти открытки и передавал. Просто сам факт, что Блейз услышит сейчас, вызывал у него детский восторг. Дела сердечные и всё, что с ними было связано, оказывали на него самый пышный эффект.
– Д-драко…
Она раскрыла ладонь с зелёным шариком под бурный свист Блейза, который гоготал как полный дурак.
Малфой вежливо улыбнулся ей в ответ и отсалютовал бокалом – просто ради приличия уважить девушку, хотя знал, что из этого ничего не выйдет.
Пока пуффендуйка раскручивала древко, Драко сделал глоток, поднял глаза и вновь встретился с этим взглядом…
Стреляющим внутрь. Ему хотелось залезть ей в голову и послать к чертям куда подальше, но он сдержался, ощущая расслабление, которого достиг со вторым бокалом. Это даже забавно.
Наблюдать за тем, как она смелела рядом с ним каждый раз. Что она вообще думала после того, что произошло в хижине? Ведь они больше не говорили. Не встречались, и она не приходила туда. Струсила? Или послушала его совет не приближаться к нему?
Тео выбрал действие и теперь пел гимн Хогвартса стоя на стуле. Всем весело… кажется…
И это «кажется» вновь разбилось о кофейный взгляд. И это похоже на ловушку. Почему – он не знал, но каждый раз, когда Грейнджер моргала, у Малфоя ёкало где-то в груди. Просто от недостатка этого выжженного взгляда на себе.
Он уверял себя, внушал, что это банальный азарт. Азарт узнать, что же будет дальше. Дойдёт ли она до черты или остановится и развернётся, когда почувствует страх?
Страха у Грейнджер нет. Он атрофирован.
– Драко? – голос Тео с боку разбил мысли. – Правда или действие?
– Правда.
Шарик в руке уже нагрет чужими ладонями. Он ощущал его вибрацию. Ощущал, как этот магический предмет будет реагировать на его слова. Он знал секрет. Кожа выделяла пот постоянно, и стекло, пропитанное зачарованным веществом, распознавало реакцию меньше чем за секунду и быстрее вздоха давало ответ.
Он знал, что тот спросит. Он уже в его голове. Даже не удивился, ведь Тео всегда нравилось соревноваться с ним. Этого стоило ожидать ещё тогда, когда он схватил её за руку и потащил из кабинета. Стоило ожидать вопросов, которые последуют.
– Тебе нравится Гермиона?
И тогда она сглотнула.
Вот оно…
Округлила глаза, услышав своё имя, словно испугалась. Всего секунда. Секунда, которой достаточно шарику, чтобы распознать правду в ответе Драко.
Он поставил локти на стол, посмотрел на Грейнджер, перекатывая шарик между пальцами. Растягивая момент настолько, чтобы обрезать нить напряжения в самый нужный момент.
– Никогда. Ни в прошлом, ни в будущем нет такого варианта, когда бы мне понравилась такая, как она…
Вот она правда.
Вот этот зелёный цвет стекла.
«Лови, Грейнджер. Я предупреждал…»
Отвлекающий бубнёж Блейза не срабатывал. Драко заметил, как покраснела её шея. Как лицо, не источающее ни единой эмоции, так и оставалось холодным. Непроницаемым. Как дёрнулось её горло – тоже заметил. Он уверен, что ком в её глотке совсем как этот блядский шарик.
«Дыши этим, Грейнджер. Вот какой я.
Вот каким стал…
Жри мою ненависть к твоей доброте, с костями и органами.
И держись… держись подальше для своего же блага».
Этого мало. Слишком. Драко крутанул палочку, останавливая её невербально там, где нужно. Там, где хотелось жёстче и находчивее. Чтобы переебало пополам. Чтобы искры из глаз. Потому что он знал, что она приняла этот вызов.
Как игра в поддавки. Никто не выиграет, но сам факт порчи нервов на лицо.
Гермиона выбрала действие, как будто хотела оградить себя от его вопроса, который явно будет полон подвоха. Забавная. Пенси махнула рукой, привлекая внимание.
– Попроси её показать метку!
За это мгновение, когда предложение Паркинсон дошло до Грейнджер, она сдалась, посмотрев на слизеринку ошарашенно.
– Нет! – резко ответила она.
Гермиона смотрела по сторонам треснутым, как стекляшка, взглядом, пытаясь натянуть свитер до пальцев. Драко не слышал ничего, кроме собственного сердца, которое билось в агонии. Его ломал сам факт того, что Грейнджер так бережно скрывала. Салазар. Это победа. Это самая что ни на есть победа. Пусть она почувствует на себе то, когда кто-то узнаёт твой секрет. Так же, как поступила она с ним, вверглась в его жизнь, как ураган, совершенно не спросив разрешения.
Да. Это его победа.
– Покажи слова на своей руке, – довольно попросил он, делая глоток. – Давай же, покажи нам всем свой маленький секрет, который ты так прячешь. Это же так приятно, когда все узнают то, что ты скрываешь…
Гермиона сковырнула ногтем кожу на большом пальце. Смотрела она теперь куда угодно, но не на него. Блейз стрелял шутками про то, что соулмейт Грейнджер оказался Филчем. Всем весело, но не ей.
Это полнейший кайф, который затапливал его с головой. Смотреть на то, как её убивало всё это. Ломало пополам, выкручивало. Смотреть на то…
…на то, как Грейнджер глубоко вздохнула, повернулась телом к нему и с нечитаемым взглядом, с разъезжающимися в какой-то больной улыбке губами, сказала:
– Хорошо, – кивнув, поднялась на ноги. – Чёрт возьми, хорошо…
Драко довольно прикусил клыком губу, когда она вытянула над столом руку, попутно беря бокал. Назло ей он смотрел в сторону, сделал пару глотков виски и услышал, как Блейз, встав рядом с ней, прочитал буквы у неё на предплечье.
– Два лепестка моли… и сжечь всё к чертям…
Это было похоже на щелчок.
Прямо в районе его затылка.
Прямо там, где сейчас скапливались мурашки. Прямо, блять, там…
– И кто же произнёс эту фразу? – спросил Блейз, садясь на место.
– Я не знаю, – спокойно ответила Гермиона, глядя вперёд, на его застывшие в теле кости. – Наверное, он ещё не объявился…
Вдох.
Выдох.
В проигрыше оказался он сам. Прямо тогда, когда её взгляд обжёг его с полным пиздецом в глазах.
Вдох. Выдох.
Казалось, он видел позади неё блеск стали любимого ножа той, кто эти слова с кожей вырежет и бросит собакам. Казалось, он забыл, как нужно дышать. Казалось, он чувствовал кровь на прикушенной губе. Казалось, сука, казалось…
– Спасибо за компанию, – Гермиона сделала последний глоток из бокала и распрощалась со всеми, быстрым шагом покинув кабинет, пропитанный её откровением. Его полнейшим провалом…
Вдох.
Выдох.
Скрип отодвигающегося стула и пара хромых шагов прямо за дверь.
Вдох.
Выдох.
И снова вдох, улавливая запах блядского пудрового шампуня…
Шаг в шаг, прямо за ней, как злющая собака, раздразнённая кровавым куском.
Рывок, и пальцы сложились прямо на стеблях моли, которые он сам же и нарисовал…
Дверь какого-то старого кабинета, в который он толкнул её, громко захлопнулась. Запечаталась и склеилась всеми защитными заклинаниями, которые он произнёс про себя как в бреду. Чтобы никто не увидел. Чтобы она не сбежала.
Чтобы…
Чтобы схватить её руку, загнуть рукав и выжечь на сетчатке зрачка эти буквы. Эти долбанные буквы, сложенные в слова, которые он когда-то произнёс.
Вдох.
Выдох.
Существуют неудобные люди.
Вот они и есть эта пара крайне неудобных друг для друга людей.
И кислород между ними усваивался слишком неудобно в лёгких, потому что общий.
Так было всегда.
Так и должно было оставаться!
– Ты сама это сделала? – он смотрел на слова на её руке, игнорируя то, как Грейнджер пыталась выдрать руку. Держал крепко, до будущих синяков. – Я спрашиваю, ты сама это сделала?
– Это сделали все мы на четвёртом курсе! – прорычала она в ответ, наконец выдёргивая из его хватки руку и потирая там, где были чужие пальцы.
– У меня нет ответных слов! – выкрикнул он, словно не веря до сих пор в происходящее.
Во рту сохло. От горечи. От гнева. Сохло под рёбрами, в районе сердца. Казалось, у него будет приступ. Невозможно быть её родственной душой! Этого просто не могло быть!
– У тебя их нет, потому что на тебе непреложный обет, – резко ответила она. Как порыв внезапного ветра. – Ты должен жениться, поэтому слов на твоём теле не будет, пока твою руку обвивает нить… пока ты принадлежишь… другой…
Он сделал шаг назад.
Не веря своим ушам. Вновь и вновь повторяя про себя только что услышанное. Смех рождался где-то внутри. Гортанно и зло. Он впился пальцами в волосы, зачесывая их назад. И на полном серьёзе спросил её:
– Салазар, Грейнджер… ты что на это надеешься?
Это как пощёчина для неё. Обидная и живая.
Она молчала. Выстрадано и вымучено. Казалось, думала о том же: вытрахать мозг взаимными упрёками и оскорблениями, но по итогу они молчали, варясь в этом.
– Мне так же хреново, – вдруг сказала она. – Меня тянет к тебе из-за этого, – рука вновь в воздухе, направленная словами прямо на него. – И я так же не желаю и не вижу с тобой…
Наверное, она хотела сказать «счастья».
– Будущего…
Будущего для него не существовало. Оно было только в одном варианте: смертельном.
Он поискал её глаза, растворённые в рое мрака, и когда нашёл их блеск, спокойным, почти холодным тоном ответил:
– Ты лезешь ко мне только из-за этого, – он указал на её руку. – Значит, тебе нужно всего-то освободить меня от непреложного, чтобы твоя метка пропала. И тогда мы разойдёмся…
– В разные стороны… – закончила она за него.
Он выстроил в своей голове обоснование всего этого. Как защиту. Конечно, метка появилась у неё потому, что они проводили время вместе, и из-за врождённого желания Грейнджер всем помогать, слова выгравировались на её предплечье. Стоило только позволить ей помочь, и они пропадут… так ведь?
Виски окутывала боль.
Блять, как не вовремя.
Он чувствовал на себе взгляд, когда пятился назад, чтобы облокотиться о парту. Чтобы согнуться пополам в раздирающей боли. Она смотрела на Драко как парализованная. И это только распаляло его.
– Не смей… не смей делать то, что сделала тогда…
Он услышал в темноте лишь тяжёлый вздох. Лёгкие шаги и хлопок двери. И ни слова. Грейнджер ушла молча, оставляя его наедине с собственным демоном. С собственной болью.
Какой же это пиздец…
Вдох.
Выдох.
Комментарий к Глава 10. Из тьмы на дневной свет.
Буду благодарна увидеть и прочесть ваше мнение в отзывах.
Карты раскрыты. 😈
========== Глава 11. Возьми меня туда, где я буду в безопасности ==========
Комментарий к Глава 11. Возьми меня туда, где я буду в безопасности
Это одна из моих любимых глав.
Надеюсь она вам она так же полюбится ❤️
Приятного чтения.
Гермиона плотнее закуталась в жилетку. Её колотило от встречи, которая должна состояться через час.
Она увидит родителей впервые за долгое время и даже сумеет поговорить… вот только как…
Как начать разговор с теми, кто тебя не помнил? Что говорить матери, которая будет смотреть на неё как на пациента? На девушку, которая просто пришла сделать чистку зубов? Господи, как ей плохо от этих мыслей. Как не разреветься и не выболтать всё то, что так накопилось. Как же она скучала, до боли в сердце скучала.
– Я… – Гарри прочистил горло, – я могу пойти с тобой.
Гермиона натянула самую милую улыбку, покачала головой и стукнулась плечом о плечо Поттера, пока они направлялись в Хогсмид быстрым шагом.
– Нет, всё будет хорошо, жди меня у Джорджа. Я вернусь быстро…
Гарри обернулся, и Грейнджер сделала то же самое. Чуть позади шли Блейз и Пенси. Слизеринка встретилась взглядом с Поттером и приподняла бровь, улыбаясь в ответ.
– Кажется, у вас всё хорошо, – подметила Гермиона.
Поттер хмыкнул и пожал плечами.
– Я не могу привыкнуть к ней. Это как всё время ждать взрыва. Она непредсказуемая.
Гермиона слышала, как Полумна уверяла Блейза, что «инь и янь» Пенси и Гарри сложились. Забини потом ещё сделал маленькую пометку у себя в тетради, чтобы найти значение этого выражения.
У всех всё налаживалось. Рождалось что-то новое. Расцветало и жило своей спокойной жизнью. Вот только она стояла в тупике. И даже если обернуться назад – выхода не было, словно его смыло приливом, а дорога потерялась. Оставалось лишь ждать, когда же в этом тупике с обратной стороны кто-то вырежет дверь. Но, казалось, этот «кто-то» не торопился…
Даже сейчас «кто-то» шёл впереди не спеша. Любой другой в его походке не увидел бы ничего необычного. Но Грейнджер знала, что если присмотреться, правой ногой Драко делал шаг уже, чем левой, скрывая свою хромоту.
Сколько же мелочей было в нём, которые она начала подмечать.
То, как он курил сигарету, и если брал из пачки ещё одну, Гермиона знала, что скоро ему будет больно. Очень больно. Так он просто разжижал свои лёгкие и нервы перед приступом.
То, как он прикусывал клыком губу, сдерживая улыбку, или то, как Малфой смотрел на неё.
Господи.
Не время и не место думать о таком дальше…
Когда они вышли на площадь, со всех сторон послышались хлопки аппарации. Блейз и Пенси, догнав Драко, о чём-то договаривались. Взявшись за руки, они вместе исчезли с площади.
– Встретимся в магазине Джорджа? – Гарри повернулся к ней.
Она кивнула, и он тоже исчез.
«Так… соберись…»
Гермиона сделала глубокий вдох. И ещё один. Прикусила внутреннюю сторону щеки и крепко сжала палочку, представляя место, где ей нужно оказаться.
Хлопок, и она резко нагнулась, прячась за мусорным баком, осторожно выглядывая из-за него. Внутренний двор частной клиники родителей был пуст. Она знала, что мусор выбрасывали под вечер, и это лучшее место, чтобы быстро долететь до клиники.
Сколько она себя помнила, мама с папой открыли ей мир в детстве, избавив от ненужного страха перед зубными врачами. Всё, что они делали, было безболезненно, с любовью и родительской нежностью…
Господи. Как не расплакаться прямо здесь?
– Доброе утро, я к миссис Грейнджер, – Гермиона подошла к стойке администратора, протягивая страховой полис, который был в идеальном состоянии. Она им почти никогда не пользовалась. Для неё медицина теперь была другой. Полис был лишь чуть подправлен магией. Она изменила имя. – Я Джинни Уизли. Записывалась к десяти утра.
Пока тучная женщина с узкой полоской накрашенных розовым губ искала запись на компьютере, у Гермионы сжалось сердце, когда позади послышался знакомый голос. Она обернулась и вцепилась в стойку, чтобы не упасть.
– Не ешьте два часа, – сказал отец, провожая пожилую даму к выходу, – и не забывайте пользоваться нитью.
«Папа…»
Джон любезно открыл женщине дверь и пропустил её, попрощавшись. А когда обернулся, то взглядом встретился прямо с Гермионой, у которой от этого колени свело.
– Доброе утро, – сказал он, подходя к стойке. – Новый пациент?
Его улыбка была такой тёплой, Грейнджер дико по ней скучала. Скучала по тому, как возле глаз при этом у него появлялись морщинки. Пересчитала бы их с удовольствием только для того, чтобы узнать, что в нём изменилось за эти месяцы.
– Так точно, мистер Грейнджер, – солдатским тоном произнесла администратор. – Первое посещение. Создаю карту.
– Что ж, Глория, позаботься о том, чтобы мисс ни в чём не нуждалась, – он в последний раз взглянул на Гермиону и, кивнув, пошёл обратно в кабинет.
Только когда дверь за ним закрылась, Грейнджер заметила, что стояла с вытянутой вперёд рукой, словно хотела его остановить…
Господи…
Он всё ещё не помнил её. Не узнал даже. А ведь всегда, когда Гермиона приходила к ним на работу, папа подолгу сидел с ней на диване, пока не появлялся очередной пациент. Комок в горле только рос…
– Доброе утро. Мисс Уизли?
Гермиона обернулась только со второго раза, когда молодая девушка ещё раз позвала её. На бейджике значилось, что она ассистент.
Даже в удобном кресле невозможно было расслабиться, пока девушка, ассистирующая матери, готовила инструменты. Когда на железном столике всё было готово, она сказала, что доктор сейчас подойдёт и вышла за дверь, оставляя Гермиону наедине со своим страхом и нетерпением.
Когда же дверь распахнулась, Грейнджер схватилась за ручки кресла и сильнее вжалась в подушку на подголовнике. Боковым зрением она видела, как мама села на круглый стульчик на колесиках и придвинулась ближе.
– Доброе утро, мисс Уизли…
Гермиона сглотнула слюну, затопившую язык, и наконец повернулась, встречаясь глазами с мамой… господи, как плохо. Как першило в горле и как хотелось оттолкнуться, вытянув руки, и повиснуть у неё на шее. И плакать. Плакать. Плакать. Просить прощения за всё. За долбанный необходимый обливиейт. За то, что она тем самым спасала их. За то, что выдрала из их жизней кусок размером с Лондон.
– Д-доброе утро, – получилось тихо.
И дальше началось её молчание под монотонное жужжание машинки. Да и говорить с открытым ртом, пока мама делала чистку, было невозможно. Джин всегда была болтливой. Гермиона слушала о последних новостях, политике, о том, в каком хорошем состоянии у неё зубы, особенно после того, как Грейнджер кивнула на вопрос – пользуется ли она нитью.
«Пользуюсь, мам. Ты сама меня приучила…»
– Вы, наверное, уже в университете учитесь? – спросила Джин, когда промывала рот. – Сплёвывайте.
Гермиона нагнулась над смывом и выплюнула пенную воду.
– Нет, в следующем году поступаю, – ответа, лучше этого, не нашлось. Она вновь легла на кресло и открыла рот.
– Это так здорово, – улыбнулась Джин, аккуратно повернув лицо Гермионы к себе. – Молодость так прекрасна. Новые друзья, новые знакомства, любовь…
Боже.
Грейнджер чувствовала дрожь в теле. Это как выброс адреналина. Просто потому что этот разговор был для неё самым лучшим, на что она могла рассчитывать. А хотелось другого…
С криком вырывать из себя всё, что скопилось за эту разлуку. Хотелось говорить, говорить и говорить. Говорить о том, как кончилась война. О том, как ей больно от потери друзей. О том, как же она скучала по ней и отцу. О том, как сожалеет.
– Вам больно? – Джин моментально убрала зеркальце изо рта Гермионы, когда увидела слёзы на её щеке.
«Да, мам. Мне очень, очень больно».
– Нет, – Грейнджер наспех вытерла щёки. – Просто… лампа сильно светит. Глаза очень чувствительные.
Господибоже…. Как больно.
– Ох, – улыбнулась Джин. – Осталось совсем чуть-чуть.
– Да, совсем. Чуть-чуть, – повторила за ней Гермиона и легла на место.
Оставшиеся десять минут прошли в молчании, за которым Гермиона вновь и вновь вспоминала то, как уничтожала воспоминания родителей о себе. Крупицу за крупицей, не надеясь вновь их увидеть. Ей было нужно, чтобы они пропали. Чтобы спасти их. И вот теперь, когда всё кончено…
Она сидела перед мамой, которая её не помнила. Совершенно.
Но надежда есть. Макгонагалл отменила наложенный обливиейт. Оставалось только ждать. Хуже было бы, если бы кто-то наложил поверх заклятия Гермионы ещё одно такое же. Восстановить память второй раз невозможно.
Повторный обливиейт опасен. И память больше не вернётся.
Уже тогда, когда Джин провожала Гермиону к двери, она сделала то, зачем сюда и собиралась. Ей хотелось бросить бомбу. Чтобы ускорить процесс. Хотя бы попытаться. И в тот самый момент, когда мама отворачивалась, попрощавшись с ней, Гермиона окликнула её:
– Мам?
Шаг Джин стал тише, и женщина остановилась, обернувшись к ней.
– Вы что-то сказали? – лицо не вытянулось в испуге или в гримасе. Оно было таким, будто ей и вправду послышалось.
– На самом деле меня зовут Гермиона… – Грейнджер сжала ручку входной двери. – Просто… было бы здорово, если бы вы были моей мамой… До свидания.
И вышла на улицу, ускоряя бег, сворачивая за угол и склоняясь вниз, будто пробежала марафон. Было чертовски больно. И эта резь сохранялась до самого прибытия в Косой переулок. Даже когда она входила в магазинчик «Всевозможные волшебные вредилки», её всю колотило.
Гарри аккуратно спросил, как всё прошло, а она так же легонько пожала плечами. Без единого слова. Они встретились взглядами и вымученно улыбнулись. Он крепко сжал её плечо и, кажется, сказал, что «всё наладится». Гермионе хотелось в это верить.
Джордж вернулся из Франции ещё в понедельник, возобновив работу в магазине. Казалось, отдых был хорошим решением. Он поправился, щёки больше не облепляли его лицо, словно кожу натянули на череп. Он чаще улыбался и подшучивал над клиентами, пока они втроём ходили по магазинчику.
– Там уже толпа собралась, – Джордж тыкнул пальцем в окно, за которым стояли зеваки, пришедшие посмотреть явно не на фейерверки на стойках. – Могу вывести вас через чёрный ход.
Гарри закачал головой в несогласии.
– Какая разница. Интерес скоро утихнет, и мне не хочется больше скрываться…
Гермиона согласилась с ним. Тем людям просто нужно было увидеть их. Убедиться. Это было как ещё одним доказательством, что война закончилась. Больше нечего бояться. Просто нужно жить дальше.
Джордж с Дином вынесли на улицу два ведра, наполненных фейерверками, прикрепив к стеклу магазина объявление о скидке на эти товары. Это было решением Уизли – пока Гермиона и Гарри стояли у толпы, он будет продавать товары, у которых скоро закончится срок годности. Идеальный маркетинг.
Люди кинулись к ним как только они вышли на улицу. Окружив Гарри и Гермиону, они улыбались, трогали их за руки, говорили слова благодарности и восхищения.
– Гарри! – выкрикнул какой-то мужчина. – Подпиши мне, пожалуйста, газету!
Поттер улыбнулся, принимая из его рук ещё и откуда-то взявшееся перо, и оставил вместо подписи просто своё имя.
– И мне! И мне, пожалуйста!
Это длилось больше пяти минут. Гарри и Гермиона поочередно передавали друг другу газеты, клочки пергаментов, даже книги, оставляя на листах свою подпись. Ей даже удалось расписаться на чьём-то карманном зеркальце.
Она посмотрела вперёд, на мужчину, который пожал ей руку, и взглядом мазнула дальше его головы. На той стороне улицы невозможно было не заметить его. Гермиона его словно почувствовала. Это было странным ощущением. Чего-то непонятно-неприятного. Малфой стоял замершей статуей. С накинутым на голову капюшоном мантии, он смотрел прямо на неё. И в этом взгляде был… ужас?
Людей становилось меньше. Кажется, кто-то даже входил в магазин Джорджа после автографа, попутно спрашивая его, что приобрел сам Гарри Поттер. Джордж, естественно, называл самый дорогой товар.
Гермиона закатила глаза, взглянув на Уизли. И чуть было не уронила книгу на землю, но резко – и безуспешно – попыталась её поймать. В тот самый момент, когда книга должна была упасть, её подхватили чьи-то руки. Грейнджер подметила, насколько длинными были чёрные лакированные ногти девушки.
– Держите, – она распрямилась, уставившись на Гермиону с обаятельной улыбкой.
– Спасибо…
Грейнджер смотрела на девушку и не могла оторвать взгляда от прозрачно-голубых глаз. Ей было стыдно вот так рассматривать её перед собой, настолько она была привлекательна. И когда их руки соприкоснулись, Гермиона вновь обратила внимание на её маникюр. Острый ноготь чуть задел её указательный палец, и в это самое время раздался взрыв.
Сердце упало в пятки. Через секунду послышался смех Джорджа, который решил запустить фейерверк, чтобы наглядно показать свой товар.
– Прошу прощения! – выкрикнул он, а потом посмотрел на разорвавшийся снаряд. – Странно, я его даже не поджёг…
Гарри отпрянул от Гермионы, мгновением ранее притянув её ближе к себе и обняв, защищая. И под смех и чью-то речь, Грейнджер обернулась, чтобы увидеть ту самую девушку. Но её уже не было. Как и Малфоя на той стороне улицы.
***
Пальцы впивались в холодное горло, пытаясь надавить на внутренний кадык. Но всё бесполезно, как и всегда… Сил навредить ей не хватало.
– Ты с ума сошла? – прорычал он, сидя прямо на ней. – Пришла туда, чтобы угрохать Поттера?
Про Грейнджер он не думал. Чёрт возьми, старался…
Мортифера расслабилась, вытянула руки вверх по полу, запрокинув голову назад, словно открывала шею, давая разрешение на всё, что у него в голове.
Она знала, что в ней…
Сильное, стылое желание убить её.
– М-м, – простонала она, выгибая грудную клетку. – Сожми сильнее… как же я соскучилась по этому. Только ты знаешь, как мне нравится…
– Закрой рот!
Он распрямился, поднялся с её тела, брезгливо вытирая руки о мантию. Посмотрел по сторонам собственной гостиной в меноре, просто чтобы понять, что в неё можно кинуть. Но здесь до ужаса пусто.
Девушка, всё ещё лежа на полу, перевернулась на бок и, подперев голову рукой, также осмотрелась.
– Здесь ничего нет, – насмешливым тоном произнесла она. – Ну же, Драко… не сердись. Я просто хотела посмотреть на этих героев, что убили моего папашу. Я Гарри даже руку пожала, представляешь!
Салазар. Больная! Долбанная больная!
Малфой молча сел на единственное кресло в этом помещении. Здесь даже голос отдавался эхом. Он впился пальцами в волосы, быстро-быстро соображая. И никак не получалось сконцентрироваться на чём-то одном.
– Просто решила тебя навестить, – продолжила она, отталкиваясь рукой от пола. Встав на четвереньки, медленно подползла к нему и остановилась у самых ног. Драко смотрел на то, как её длинные ногти царапали брючину. Она игралась. – Ты же мне не отвечаешь на письма. Кстати, тебе от Люциуса привет.
– Чтоб он сдох, – зло вырвалось у него.
Мортифера нагнула голову, чтобы заглянуть снизу вверх в его глаза, и от этого стало ещё более жутко. Вся её наигранность – это всего лишь фарс. Оставалось ждать, когда она выкинет какую-то херню, граничащую с ужасом.
– Он желает нам скорейшего бракосочетания, – она пальцем повела вверх по колену, по бедру, пока ладонь Драко не схватила её руку и не откинула от себя. – Я спрашивала его, общается ли он с тобой, но он писал, что ты не отвечаешь ему, так же, как и мне. Как это понимать, Драко? Ты забываешь о своей семье?
Он засмеялся со стиснутыми зубами. Хрипло, почти до истерической грани, за которую вот-вот перейдёт. Поставив локти на свои колени, он чуть нагнулся вперёд, прямо к её лицу, и почти шепотом выдохнул:
– У. Меня. Нет. Семьи, – и обхватил её подбородок, рассматривая, будто впервые. – И свадьбы у нас не получится, Морти…
Её всегда раздражало, когда сокращали её имя. Она заводилась от этого, будто кто-то принижал её. Как ребёнка. Зрачки девушки мгновенно расширились, и в эту же секунду пять острых, как бритва, ногтей впились в его щиколотку.
Блять.
Малфой был уверен, что она заклинаниями натачивала свои десять маленьких клинков. Он видел, помнил, как не находя рядом ножа, Мортифера одним лишь движением пальца разрезала сонные артерии, выкалывала глаза, а после подолгу рассматривала ногти, восхищаясь ими. Господи. Больная…
– Ты меня очень расстраиваешь, Драко… – зашипела она, стискивая когтями кожу. – Ты – мой. Забыл?
Первое, что ему хотелось, когда кончилась война, рассказать о Мортифере министерству во время суда. Но Драко не мог из себя достать ни одного слова. Даже письменно. Настолько защищал её непреложный обет. Он не мог показать Мортиферу в воспоминаниях, рассказать о ней. Не мог причинить ей боль и не мог убить её. Беспомощен во всём. А если они поженятся, то она возьмёт над его силой верх.
«Будем убивать и мучать вместе…»
Так она хотела.
– Ты больная, – зарычал он, впиваясь в подлокотники пальцами.
– Спасибо, – улыбнулась она и резко убрала руку. – Тебе же тоже больно? Если мы не исполним непреложный обет, умрём вместе. А я этого не желаю…
– Умрём вместе, – повторил он, злюще улыбаясь. – Разве не романтично?
Мортифера чуть наклонила голову, поднося к лицу руку, глядя на то, как на кончиках ногтей ещё блестела его кровь. И в эту же секунду запустила в рот сразу два пальца, закрывая в блаженстве глаза.
Мерлин…
От этой картины у Малфоя разошлись волны по всему телу. Такие горячие, будто кипяток. Во рту стало кисло. Рвота вот-вот поползёт по пищеводу вверх.
Он чувствовал, как к вискам подступала боль. Медленно, из-за чего у него было время увидеть, как она открыла глаза, хватаясь за голову.
– Сейчас начнётся… – заскулила она. – Ты… ты тоже это чувствуешь?
«Да», – так и осталось непроизнесённым.
Потому что стены отрикошетили крик. Её и его. Он сложился пополам, пытаясь дышать через стиснутые зубы, слыша её стоны, мокрыми глазами видя, как она тянула руку к нему.
Нет.
Только не это.
Ощущение мерзкое, страшное. Оно ползло по стенам, прямо на потолок, чтобы сорваться на их головы и придавить в обоюдной боли. И почему-то именно в этот момент. Именно сейчас Малфой вспоминал то, что не должен…
Он вспоминал спасительный поцелуй Грейнджер. Её губы на своих губах. То, как она забрала боль одним лишь касанием… господи…
Воспалительный процесс его мыслей начал разгон. Он жёгся. Стучал по голове с внутренней стороны, просто потому что Драко поверить не мог, что Грейнджер удалось обезвредить кусачую боль собой. Так нельзя. Не с ней. И он схватил вытянутую руку Мортиферы, толкая её на пол, придавливая своим телом, впиваясь в её губы.
Просто, чтобы доказать себе – любой поцелуй способен избавить от кандалов рези и агонии внутри.
Секунда.
Вторая.
Ничего, кроме омерзения, он не ощущал. Это чувство стало даже больше, чем боль, которая не прекращалась. Он со смачным звуком разлепил их губы, отползая назад, клонясь в бок, падая.
Ничего не закончилось.
И поцелуй не спас…
Они лежали на полу, глядя прямо в потолок. Белый, как мразь, ровный, как их восстановленное дыхание. Сколько прошло времени? Минуты? Часы? Боль ещё ощущалась в кончиках пальцев, как ужасное послевкусие.
– Так соскучился по мне, что решил трахнуть прямо во время этого? – уверенно хмыкнула она.
Её даже касаться не хотелось. Потому что уберёшь руку, и она будет в чужой крови и смерти. Вот из чего состояла Мортифера.
Драко молчал. Сил не осталось.
– Я не могу аппарировать в Хогвартс, – вдруг сказала она. Даже в Хогсмид, меня отбрасывает назад…
Сердце сжалось от её слов, и он согнулся, чтобы сесть и посмотреть на неё сверху вниз.
– Чужаков не пускает. Защита, – ответил он. – Найди себе жертв в другом месте.
