Текст книги "Постскриптум: "Пусть бог не вмешивается" (СИ)"

Автор книги: урсула де виль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Напряжённое молчание со стороны Примо и его стиснутые до мерзкого скрежета зубы говорили сами за себя. Он в полной мере осознавал всё, что только что сказала ему Триш, задолго до этого момента. Но одно дело – думать, и совершенно другое – произносить вслух.

Слышать такое от Холмс было неприятно и больно ранило.

– И ты согласна? – он не хотел, чтобы прозвучало сухо, но вместо этого спросил жёстко и зло. – Согласна снова остаться одной ради будущего, которое может и вовсе не произойти?

Налившееся почти свинцовой тяжестью, чернеющее грозовое небо пронзила, словно плеть, сияющая вспышка молнии.

Будто сами небеса приняли своё окончательное решение вместе с Триш.

Почти синхронно с раскатистым грохотом, прокатившимся по округе спустя мгновение после ветвящегося серебряного разряда, ведьма сдвинулась с места и, протянув обе руки к мужчине, медленно поцеловала его в губы.

Не пылко и страстно.

Но так, как целовали любимых.

Любимых, с которыми прощались.

Это соприкосновение губ забирало все слова, эмоции и порывы разом. Оно отнимало душу и давало другую взамен.

Триш хотела оставить себе как можно больше воспоминаний об этом моменте, поэтому старалась запомнить всё до мельчайших деталей – будь то мимика или чувства, нашедшие своё отражение во взгляде, или же холодный декабрьский ветер и запах грозы вперемешку с ароматом надвигающегося дождя.

– Это был последний раз, – глухо зашептала ведьма. – Теперь ты знаешь всё обо мне – нет причин быть как можно ближе. Я больше не тайна и не загадка.

Он схватил её за руку и покачал головой, отрицая эти слова.

– Нет, Триш, ты же не хочешь сказать, что…

Она оттолкнула его прежде, чем Примо успел закончить свою фразу.

– Мне жаль… Правда жаль, – это был первый раз, когда в её голосе отчётливо зазвенели настоящие слёзы. Триш обернулась в самый последний момент. Улыбнувшись болезненно, сквозь собственную горечь, которая топила душу в своём отчаянии, она сказала: – Загадай желание, когда я погасну… хорошо, Джотто?

Едва мужчина смог коснуться её ладони, Холмс оттолкнулась обеими руками от подоконника и выпрыгнула из окна.

Она исчезла в мерцающей серебристой дымке.

Он сжал руку – ту, которой не смог удержать её – в кулак, и изо всех сил ударил по стене.

– Твою мать, Триш, – отчаянно ругнулся Джотто от собственного бессилия.

Не подозревая о том, что на другом конце города, в маленькой комнатке ателье модистки Аделины, ведьма бесшумно захлёбывалась слезами, сползая вниз по стене, закрыв заплаканное лицо руками.

– Твою мать, Джотто, – всхлипнула она и сжала рубашку на груди с той стороны, где сердце разбивалось и разрывалось от боли. – Твою мать…)

========== Часть двадцать седьмая. Больше двух говорят вслух. ==========

I.

– … Папа, это больно?

– Что именно, детка? Если ты о том, как я поранил руку, то да, очень больно.

– Нет, не это… Любить – это больно?

– Никогда не перестану удивляться, как у тебя возникают такие мысли в голове. Почему ты спрашиваешь об этом, милая?

– Сколько бы книг ни читала и фильмов ни смотрела, все страдают от неё. Тогда выходит, что эта самая «любовь» не имеет смысла?

– Но ведь твоему авве не больно от того, что он любит тебя, верно?.. Хотя, на счёт другой любви не знаю.

– Почему?

– Боже мой, детка, это ведь очевидно… Потому что твой папа никогда не любил так – «по-особенному».

Триш медленно приоткрыла веки и тут же выставила ладонь перед лицом, загораживая его от ярких солнечных лучей, режущих чувствительную оболочку.

Буря снаружи уже успокоилась, а вместе с ней утихли и первые эмоции ведьмы, оставив за собой неоднозначную прострацию и опухшие красные глаза с лопнувшими капиллярами.

Не хотелось абсолютно ничего: ни есть, ни работать, ни спать, ни даже просто выходить из комнаты. Единственное, чему Холмс сейчас была бы действительно рада – крепким объятиям и ласковым утешениям Елены. Почему-то, именно в мыслях о ней ведьма находила наибольшее успокоение своему разбитому сердцу и мукам совести.

Но обратиться за помощью к ней – ничего не знавшей о том, кем на самом деле являлась колдунья и откуда та пришла – у Триш банально не хватало смелости. Да и разобраться в самой себе не помешало бы, прежде чем валить на кого-то свои проблемы и мильон терзаний души.

Жизнь продолжалась в том же сумасшедшем темпе, что и прежде – именно этот аргумент привели бы ей в качестве доказательства ненужности депрессии все знакомые (девушка не сомневалась) – вот только с этой постоянной болью в сердце, которая постепенно отягощала и порабощала душу жить становилось невыносимее в сотни раз.

Холмс медленно поднялась с пола – вчера она так и заснула у двери, не дойдя до кровати и даже не раздевшись – и подошла к письменному столу, на котором беспорядочной горкой была свалена ткань предполагаемого будущего платья, занимая почти всю его площадь.

Ведьма устало осмотрела работу, где ещё, что называется: «конь не валялся», после чего с тяжёлым вздохом отвернулась от неё и открыла форточку, дабы застоявшийся воздух в комнате сменился веянием свежего влажного ветерка.

Спустя какое-то время в дверь несмело постучали:

– Эм… Шерлок? Извини, если разбудил, но к тебе… гость.

Голос Карлоса был неуверенным, отдавал фальшью и немного испугом. Он явно нервничал и беспокоился о чём-то. Триш с неохотой двинулась открывать, хотя принимать неожиданных визитёров противоречило здравому смыслу – в таком состоянии уж точно.

Но может быть, внешний вид и аура «не-в-настроении-жить» отпугнут внепланового посетителя?

Не удосужившись посмотреть на себя в зеркало, девушка медленно приоткрыла дверь и в апатичном взгляде на секунду промелькнуло удивление.

– Детектив? Какими судьбами? – равнодушно поинтересовалась она, не имея ни капли желания проявить интерес.

Даже Алауди, брови которого, вопреки всем законами физики и каменного выражения лица, выразительно приподнялись в изумлении, был поражён общим состоянием ведьмы. Что уж говорить о Карлосе, который просто онемел от ужаса, едва его взгляд упал на сгорбленную в унынии и усталости фигуру Холмс. Аллегро прямо сейчас бы свалился от самого настоящего потрясения, если бы внезапный, как июньский снег в Италии, гость не схватил его за шкирку.

– У меня есть к тебе небольшой разговор, – вернув свою изначальную невозмутимость, сухо оповестил колдунью хранитель. – Приведи себя в порядок и выходи на улицу.

– Сегодня не изволите жаждать моей смерти? Неужели на Рождество снег выпадет? – с пустым сарказмом бросила девушка, недовольная интонацией абсолютного повелителя вселенной и тем фактом, что её буквально насильно вытаскивали из дома в тот самый момент, когда настроение падало быстрее, чем самооценка у Пьеро из «Буратино».

– Твой сарказм не уместен. Я пришёл не словесную дуэль устраивать, а поговорить, – в кой-то веки без настроя на ожесточённую борьбу произнёс Алауди и, развернувшись лицом к выходу, бросил через плечо: – Я буду ждать на улице. Если не выйдешь через десять минут – выволоку в наручниках.

И полностью игнорируя присутствие Карлоса, гордо удалился.

Но естественно, что в данный им срок уложиться не удалось. Триш ежедневно тратила не меньше часа на то, чтобы собраться, поэтому десяти минут хватило лишь на то, чтобы умыться, да причесать воронье гнездо на голове.

– Не накрашенная не пойду, – уже более адекватно заявила Холмс, когда полумёртвый Аллегро, спустя указанное Алауди время, косолапым медведем завалился в ванную комнату и застал ведьму с тональным кремом в одной руке и кисточкой для макияжа в другой.

– Триш, мне кажется, что ещё пять минут, и синьор меня убьёт, – страдальчески поведал ей Карлос, стараясь не повышать голос.

– Я не покажусь на улице без косметики, – капризно откликнулась девушка.

– Вот поэтому вы, женщины, и доставляете столько хлопот, – заныл портной, помассировав двумя пальцами переносицу.

– Куда ты? – Терри нанесла немного крема на лицо, краем глаза наблюдая, как Аллегро, уныло сгорбив спину, поплёлся к выходу.

– Искать ближайшее убежище, чтобы пережить смертоносный режим синьора Алауди, который включится, если ты не сделаешь так, как он просил, – фыркнул Карлос.

В ответ на это Триш лишь безразлично пожала плечами и продолжила наносить макияж на лицо, стараясь скрыть припухлость и тёмные круги, похожие на результат старой как мир шутки – чернил на бинокле.

Ей по-прежнему ничего не хотелось, но наводить на себя ещё какие-нибудь ненужные подозрения и тем самым портить более-менее устоявшийся нейтралитет между ней и детективом девушка попросту не решалась.

Хотя это не мешало ей раздражать и выводить его из себя своей нерасторопностью.

На удивление – терпения Алауди было не занимать, несмотря на то, что десять минут истекли больше получаса назад.

Стальная леди всего ателье (она же Марция), быстро смекнув – что к чему, да как – даже не побоялась пригласить его в гостиную и подала чай. Чего Карлос, ответственный за приём гостей на сегодня, к его же стыду, сделать не решился. Оно и понятно – на беззащитную женщину у полицейского (если можно было его таковым назвать) рука не поднялась бы ни за что в жизни.

– … Прошу прощения за задержку, – Триш показалась на пороге гостиной и, поправив чокер на своей шее, чтобы он не так сильно стягивал ей горло, взглянула на поднявшегося с дивана мужчину снизу-вверх. – Куда мы планируем отправиться?

– Туда, где нас не смогут подслушать, – равнодушно-недовольно хмыкнул мужчина (каким бы непроницаемым ни было его лицо, Терри всё равно смогла рассмотреть, как уголок его губ раздражённо дёрнулся, поэтому да – «равнодушно-недовольно»).

– Вы приглашаете меня в полицейский участок? – вяло попыталась пошутить девушка, но не смогла даже улыбнуться.

Распространяя вокруг себя атмосферу: «ветер северный, ниже нуля, мокрый снег» – Алауди успешно проигнорировал неудачный юмор ведьмы и быстрым шагом направился на улицу, но при этом не забыл о толике манер и, в последний момент обернувшись, сдержанным кивком головы поблагодарил Марцию за гостеприимство (которым остальные обитатели ателье, почему-то, не блистали).

Не мешкая схватив с вешалки свою сумку, Триш быстро последовала за детективом, надеясь, что быстро надоест ему своим скудоумием и косноязычием, и их разговор не затянется надолго.

У булочной, откуда чертовски соблазнительно пахло свежей утренней выпечкой, они свернули налево и оказались в небольшом, узком проулке, который, несмотря на то, что там почти никто не ходил, жители всё равно решили украсить самодельными гирляндами, поэтому пришлось очень осторожно протискиваться между стенами и людьми, вешавшими праздничные украшения на окна.

Холмс могла лишь гадать – куда Алауди мог её привести, используя такой странный маршрут – но доверяла ему безоговорочно.

Плутая по улицам очнувшегося от утренней дремоты города, Триш понемногу стала замечать, что несмотря на всю свою внешнюю халатность и недружелюбие, мужчина, может быть несознательно, но всё равно проявлял своеобразную заботу о ней: старался не заходить вперёд, чтобы девушка могла идти рядом с ним, а не плестись позади или бежать следом, ломая каблуки на туфлях; изредка заинтересованно посматривал в её сторону; а если ведьма на секунду останавливалась, проявив интерес к чему-либо – останавливался и ждал (хотя, естественно, что в те моменты взгляд его не был лишён привычного раздражения).

Терри честно не знала – действительно ли он был не таким уж и плохим парнем, или же просто руководствовался девизом: «воздастся же мне за терпение» – однако её определённо радовало поведение мужчины.

Когда они прибыли туда, где, по мнению Алауди, их не могли подслушать, Триш с неким удивлением и лёгким разочарованием осмотрела одноэтажный дом, который по виду не имел совершенно никаких отличий от других жилых зданий. Она надеялась на нечто более внушительное.

– Вы уверены, что мне стоит знать об этом месте? – неуверенно полюбопытствовала девушка, поднимаясь по лестнице на крыльцо следом за детективом.

– Это обычный жилой дом, – тот издал нечто, вроде измученного вздоха и открыл дверь, впуская Терри вперёд себя.

Однако громкий мужской смех и просвистевшая мимо носа девушки книга с последующим пронзительным женским визгом: «Пошёл вон!» – явно не создавали должного впечатления о стандартном жилом доме, каким бы уверенным в этом ни был голос Алауди.

С выражением абсолютного недоумения и ужаса на лице, Патрисия отступила на шаг назад и обернулась.

– «Обычный», говорите? – пальцем указав на яростный рыжеволосый ураган, который нёсся прямо на какого-то весело хохотавшего идиота, сметая всё на своём пути со всеми известными и неизвестными миру бранными словами, спросила колдунья.

Мужчине не оставалось ничего иного, кроме как закатить глаза и страдальчески вздохнуть ещё раз, мол: «И такой стресс каждый день».

Правда всё живое в радиусе десяти метров мигом замерло, стоило только оживлённым обитателям дома заметить вернувшегося в родной зоопарк детектива. И юноша, и девушка в мгновение ока прекратили игру в догонялки, встали по стойке смирно и отдали честь.

– С возвращением, шеф! – бодро поприветствовал юноша Алауди.

– Рады видеть вас в добром здравии, – неотразимо улыбнулась девушка следом за товарищем.

Вместо ответного приветствия оба безымянных «провинившихся» были награждены порцией убийственного взгляда и отправлены восвояси – чистить туалеты. Поручение сопровождалось резкой угрозой лишения двигательных способностей без права на оправдание в случае, если детектив хотя бы почувствует присутствие кого-то из жильцов дома рядом с предполагаемой «гостевой комнатой».

– Кто были те двое? – уже после того, как они остались одни и Холмс было дозволено располагаться, где душе угодно, и даже чувствовать себя как дома, поинтересовалась ведьма.

Она присела на диван, пригладив юбку, чтобы не осталось складок, и без особого любопытства осмотрела помещение, в котором находилась.

Комната, как, впрочем, и остальные помещения в доме, сильно напоминала о её владельце – ничего лишнего и ненужного или же наоборот, недостающего. Даже атмосфера, воздух и запах полностью соответствовали образу Алауди.

Серо-синие светлые тона, отдававшие арктическим холодом, намекая любому гостю, что ему здесь не были рады, так сильно отличались от общего впечатления, который производил этот город в целом.

Хотя той парочке это, похоже, совсем не мешало – вон какие живенькие.

– Мои подчинённые, – как всегда не блистая многословными разъяснениями, ответил Алауди и, взяв со стола у окна какие-то документы, сел напротив Триш.

– Я удивлена – мне казалось, что ваши подчинённые будут более… строгими и дисциплинированными? – задумчиво пробормотала колдунья. Она по привычке положила ногу на ногу, сцепила пальцы в замок на колене и расслабленно откинулась на спинку дивана. – … Что ж, если не затруднит, давайте вы начнёте задавать ваши вопросы. Я бы хотела побыстрее освободиться и начать работать.

Мужчина согласно кивнул: нежелание девушки тратить и своё, и его время на пустые разговоры в никуда, явно пришлось ему по душе.

– Вчерашним вечером мне довелось услышать кое-что странное от тебя, – не размениваясь на обходные фразы и медленное подведение к сути проблемы, заговорил он. – Ведьмы – как материал для исследований, да?

Вопреки ожиданиям Алауди, Триш даже удивлённое лицо делать не стала – просто шумно вздохнула и помассировала себе виски.

Это напоминало очень несмешной и очень непродуманный сценаристами американский сериал, где тайну государственной важности с пометкой «top secret», которую, по сути дела, даже хранить было опасно, раскрывали всем подряд за простое «спасибо».

Тайну ведьмовства могут знать только близкие и надёжные люди?

Великолепно. Почему бы о ней не узнать всем тем, надёжность которых ещё не проверена и которые даже дружескими узами не связаны с самой ведьмой?

Триш едва не завыла от досады – ну сколько уже можно так прокалываться?

Она закрыла лицо руками: ситуация, помимо того, что являлась абсолютно безысходной (ибо такой товарищ, как Алауди, вряд ли сможет усмирить своё любопытство простым подтверждением, мол: «Да, я ведьма»), положение уже казалась злой забавой кого-то из тех озорников сверху, которые с ходом истории напортачили и отправили одну никчёмную ведьму разгребать горы проблем.

«Я всё-таки попробую вас всех проклясть. Шутники», – мысленно пообещала девушка, внешне оставаясь невозмутимой и спокойной, уподобляясь монахам буддистских храмов. Задумчивое молчание закончилось глубоким и шумным вдохом, после которого последовал не менее громкий выдох, а затем Холмс слабо улыбнулась и заговорила: – Детектив, мой секрет, включая вас, знают уже трое… и мне бы не хотелось увеличивать риск быть сожжённой на костре. Так что не могли бы вы, если не трудно, кое-что сделать, чтобы я чувствовала себя спокойнее?

Хватит уже быть доброй и милосердной. В четвёртый раз ей может так не повезти. Так что лучше обезопасить себя.

По лицу Алауди очень чётко и ясно читалось сомнение вперемешку с подозрением. Мужчина явно был недоволен тем, что ему уже сейчас ставили такие условия – он ни капли не сомневался в том, что это была своеобразная просьба-ультиматум: «я-ничего-не-скажу-пока-не-поклянёшься-держать-язык-за-зубами» – однако в каком-то смысле детектив также прекрасно понимал опасения ведьмы. Подозрения-подозрениями, а жить как-то ещё хочется.

Триш терпеливо ждала. Прошла минута, другая… третья. За всё это время Алауди ни разу не шелохнулся и, если не приглядываться, то можно было подумать, будто он и не дышал вовсе.

– Мой ответ зависит от того, что нужно будет сделать, – спустя пять минут и тридцать две секунды тяжело изрёк мужчина, то ли поддаваясь любопытству, то ли действительно признавая необходимость быть осведомлённым обо всех обстоятельствах Триш.

– Для начала: дать мне руку, – словно зная, что ответ не мог быть не положительным, с готовностью откликнулась колдунья.

– Почему я должен тебе доверять? – скептически хмыкнул мужчина, скрестив руки на груди и насмешливо вскинув левую бровь.

Всем своим безразличным видом показывая, что её ничуть не задела и не взволновала эта его реакция, девушка пожала плечами: слишком многого от неё требовали, как от человека, у которого меньше суток назад умерла его небезответная любовь и усох, ещё даже не начавший расцветать, первый нормальный роман.

Хотя Алауди, судя по выражению его лица, было глубоко наплевать на душевные муки и терзания Триш.

– Детектив, у вас довольно странное отношение ко мне. Я понимаю – женщина-призрак и всё такое, – Холмс устало опустила голову, взъерошила волосы на макушке и замученно посмотрела на Алауди. – … Но вы же слышали мой вчерашний рассказ – не так ли? Вонгола спасла меня – какой смысл вредить ей? Мои мотивы чисты… и не добровольны.

– Об этом, к слову, я тоже спрошу, но чуть позже, – сурово и непреклонно отозвался мужчина. Но между тем, не вставая с места, всё равно подался вперёд и вытянул руку.

Триш улыбнулась и осторожно коснулась его ладони своими пальцами.

Если в Гарри Поттере Роулинг придумала полуправдивый «Непреложный обет», чтобы заключать сделки, то ведьмы, за долгие тысячелетия до этого, создали «Обет молчания». Который вполне возможно было бы часто практиковать, если бы сама процедура не была такой неприятной и не отнимала столько маны.

– Как только мы закончим, вы не сможете никому рассказать о том, что услышите от меня, – заранее предупредила Терри, более уверенно сжав руку Алауди, и, предвещая его следующий вопрос, добавила: – Ни написать, ни нарисовать, ни показать. Не без моего согласия.

– А иначе?

– Смерть. Незамедлительная.

Алауди замолчал, прикидывая – насколько выгодно ему заключать такую сделку. Как ни крути – ни выгоды, ни пользы, ни даже вреда для себя он не выявил, поэтому утвердительно кивнул: понял и согласился.

– Возможно будет немного больно, – сообщила Триш, закрыв глаза.

Крепко прижатые друг к другу ладони и переплетённые пальцы слегка запекло, а затем появилось острое и неприятное до зубного скрежета ощущение, словно на их руках кто-то медленно и с садистским удовольствием заточкой вырезал слова.

Спустя несколько секунд стало совершенно очевидно – это не было просто ощущением: на стол, через который они пожимали руки, капнули мелкие бусинки крови.

Алауди даже не дрогнул, а вот Триш…

Мужчина сразу заметил: она тяжело задышала, болезненно скривилась и, кажется, побледнела ещё больше.

– Вот за это я и ненавижу Обет молчания, – невероятно тихим и уставшим голосом пробормотала ведьма. – А теперь, пожалуйста, не отпуская мою руку, подойдите ко мне.

По внешнему виду девушки было заметно, что ей этот небольшой ритуал доставлял удовольствия едва ли больше, чем её партнёру. Он отнимал у неё много сил, в то время, как Алауди, по большому счёту, кроме режущей боли в руке и ненормального тепла, тонкой нитью поднимавшегося вверх по венам и опутывавшего сердце, ничего толком и не чувствовал.

Мужчина выполнил просьбу и встал рядом с ведьмой.

– Наклонитесь, пожалуйста, – вежливо попросила она.

Он подозрительно сощурил глаза, однако противиться не стал: в конце концов, если Холмс попытается выкинуть что-нибудь подозрительное, Алауди просто сломает ей руку.

Триш улыбнулась: молчаливый и послушный детектив нравился ей гораздо больше, чем та ходячая ледяная скульптура, с которой приходилось иметь дело обычно. Да и с закрытыми глазами он не выглядел столь устрашающим.

Ведьма протянула к его лицу свободную руку, пальцами аккуратно отодвинула чуть в сторону мягкие волосы и коснулась губами лба.

Глаза мужчины резко распахнулись, и он отстранился, словно этот поцелуй оплавил ему кожу.

Ну, Триш его понимала: ментальное запечатывание разговора создавало мгновенное (но от этого не более приятное) ощущение, будто в мозг на долю секунды вогнали раскалённую иглу.

– На этом всё, – колдунья разжала пальцы и выпустила из своей руки его ладонь.

В то же мгновение её ноги подогнулись от слабости и если бы Алауди не подхватил девушку, она бы точно свалилась неподъёмным мешком прямо на пол, у дивана.

– Вы испачкали мне платье, – измождённо промямлила Терри, почувствовав, как кровь из порезанной ладони мужчины просочилась сквозь ткань её блузки на талии в том месте, где он её поддерживал.

Детектив промолчал – был ли какой-то смысл комментировать эту фразу? – и осторожно усадил гостью на диван, после чего уставился на свою руку, с удивлением отметив наличие не слова, но знака, который был ему незнаком.

Мужчина присмотрелся к руке девушки и отметил на ней в точности такой же символ.

– Это Хагалл: руна защиты и безопасности, – скромно пояснила ведьма. – Шрама не останется – рана скоро затянется сама.

– … Мне всё равно. Что-нибудь принести? – спросил он, наблюдая за тем, как Триш схватилась за голову и медленно покачала ей из стороны в сторону, отгоняя желание как следует вздремнуть.

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась девушка. – Давайте лучше продолжим наш разговор. Мне всего лишь нужно время, чтобы отдохнуть.

Алауди согласно кивнул и вернулся на место.

Терри же морально приготовилась к тому, что придётся всё разжёвывать по новой, однако в этот раз задача была значительно легче: можно было рассказать всё без утайки и сортировки информации на разделы – «можно» и «нельзя» сообщать.

– … Если говорить конкретно, но по общим фактам, то всё проще некуда, – девушка поочерёдно отогнула два пальца на левой руке. – Во-первых: я действительно ведьма. Самая что ни на есть настоящая. И да, я такая не одна – нас много. А во-вторых: я приехала сюда не по своей воле… – Триш замолчала, думая, как бы преподнести второй факт так, чтобы не выглядеть в глазах Алауди ещё более сумасшедшей, нежели сейчас. – … Боже, да я до сих пор не понимаю, каким образом это произошло!

– А я не понимаю, что ты хочешь сказать, – безразлично пожал плечами мужчина.

– Детектив, – Терри в очередной раз тяжело вздохнула и решила: пусть будет так, как будет. – … Вы ведь думаете, что я на семь лет младше, чем вы?

– Не понимаю, какое отношение возраст имеет к нашему разговору, – тот недовольно скрестил руки на груди. – И что значит «думаете»?

– Потому что это не так. Разница в нашем с вами возрасте намного больше. Около, я полагаю, ста лет. В пользу вашего старшинства разумеется. И место, откуда я пришла – это действительно Манчестер, я не лгу. Однако двадцать первого века, а не двадцатого.

Ведьма опустила голову и закрыла глаза: кто бы там что ни считал, говорить правду всегда было тяжело.

Если приплюсовать к этому непростой характер Алауди и все из этого вытекающие: тяжесть в коммуникациях с ним, неуверенность в собственной безопасности, и ещё многое другое – то Триш смело можно было дать кубок за смелость и решительность (каковой по факту даже и не пахло).

Она подняла глаза на своего слушателя и вздрогнула – детектив выглядел слишком напряжённым и смотрел он не на неё, а скорее ей за спину.

На окно.

– … Синьор?

Холмс неуверенно обратилась к мужчине, когда в следующую же секунду её всю сотрясло от ледяного ужаса, нахлынувшего колкой, холодной волной, от которой кровь в жилах стала словно жидкий азот.

Это чувство ни с чем нельзя было спутать – Триш была уверена на все сто, а то и двести процентов.

Медленно, словно всё её тело парализовало от страха, девушка повернула голову туда, куда был направлен взгляд Алауди.

Ей богу, лучше бы она осталась в том положении и смотрела лишь на лицо своего собеседника.

Теперь испуганный, блестящий от слёз смертельного ужаса взгляд оставался прикован к яркой, лучистой улыбке того, кто стоял за окном.

– Терри-Триш, детка, ты помнишь, что делать, если встретишь на своём пути охотника?

– Сдерживаться, если он не знает, кто я. Стараться ничем себя не выдать.

– А если он пришёл с целью убить, уже зная кто ты?

Я…

Я должна…

– … Бежать. А затем – прятаться. Иначе…

Смерть.

========== Часть двадцать восьмая. Вне всяких сомнений. ==========

I.

С огромным трудом осознавая своё положение, Триш неизбежно приходила к выводам о собственной смерти: глупой и, что огорчало ещё больше, бессмысленной.

Чем отчётливее вырисовывалась её безнадёжная ситуация, тем меньше ведьма была способна адекватно соображать. Мысли носились по голове беспорядочными вихрями – метались, словно осы в улье, и жалили одна больнее другой.

Даже с полным запасом маны не каждая ведьма была способна противостоять охотнику, что уж говорить о той, что истратила свои силы на один треклятущий Обет молчания?

По виску скатилась капля холодного пота: Холмс трясло от ужаса, словно тот был какой-то смертельной лихорадкой.

Однако обратно пропорционально её страху, Алауди был спокойнее, чем когда-либо: он равнодушно рассматривал человека, о котором собирал всю доступную и недоступную информацию с того самого вечера в поместье родителей Елены.

– Извините, что прервал – вы так мило беседовали, что я не удержался.

Джозеф Остин довольно склабился и с хищным вожделением следил за тем, как белела и серела от ужаса его жертва.

Ловко балансируя на сплетённых ветках дерева, словно ему ничего не стоило удерживать равновесие на тонких переплетениях, он медленно положил руку на пояс.

Синхронно с тем, как его ладонь сдвинулась, Триш инстинктивно дёрнулась и упала с дивана, неслабо приложившись спиной об угол деревянного кофейного столика.

Незажившая ладонь по-прежнему болезненно ныла и требовала к себе бережного обращения, да и синяк после удара на спине останется, однако ведьме было совсем не до этих мелких болячек.

Алауди даже бровью не повёл.

Если бы Холмс было до него какое-то дело, она бы непременно задалась вопросом – почему он оставался так невозмутим, несмотря на то, что едва ли мог не почувствовать опасность, которую буквально источал незваный гость.

– Боишься, – невероятно довольным тоном заключил охотник. – Правильно… Радуешь меня всё больше и больше, Триш.

Трясущейся рукой ведьма схватилась за блузку, сжав её на груди. Лёгкие сдавило, сжало, скрутило с такой силой, что казалось, будто они исчезли вовсе. Она задыхалась и ничего не могла сказать – с губ слетал только свистящий хрип.

Детектив тем временем наблюдал: за реакцией девушки; за поведением выслеживаемого им мужчины-охотника; за тем, как страх, обуревавший колдунью, переходил в фазу смертельного шока быстрее, чем шли секунды. Смотрел хладнокровно, словно изучал и… выжидал чего-то.

Сердце ведьмы, готовое вот-вот разорваться, задавало совершенно бешеный, неуловимый и непредсказуемый темп – то замирало, словно не хотело больше биться, то начинало колотиться изо всех сил, словно птица, пытающаяся вырваться из своей клетки.

В ушах шумело и в висках стучало с такой силой, что казалось, будто в голове что-то вот-вот лопнет – разорвётся и брызнет изнутри ярко-алой кровью.

– Триш!

Перед глазами вспыхнули серые мерцающие огни: всю комнату заполонила чёрная, искрящаяся мелкими электрическими разрядами дымка.

– Явился, значит, – самодовольно хмыкнули издалека.

– Опаздываешь, – бесстрастно констатировали с другой стороны.

Колдунья попыталась отползти назад, но ослабла настолько, что сил её хватило лишь на то, чтобы передвинуть свои руки за спину и попытаться притянуть трясущиеся колени к груди.

Триш на физическом и ментальном уровне попросту не воспринимала то, что вокруг неё происходило.

Было темно.

Отчётливо до её слуха донёсся только звучный голос Рено и его переполненные гневом и неприкрытой угрозой слова… нет, по-настоящему звериное рычание:

– Только тронь мою ведьму – я перегрызу тебе глотку быстрее, чем успеешь подумать о своём оружии.

Холмс вздрогнула особенно сильно, словно его фраза привела её в чувства на несколько секунд.

– Угрожаешь мне, фамильяр? Да ты сдохнешь ещё до того, как это дитя Дьявола успеет сдвинуться с места.

После этого у неё не осталось иного выбора, кроме как вверить свою жизнь в руки «случая» и положиться на «удачу». Каким бы слабохарактерным это ни было, другого выхода у Терри банально не осталось.

Девушка усилием воли закрыла глаза, словно темнота могла спрятать её от судьбоносных секунд между жизнь и смертью.

События закрутились в бешеном вихре и с невероятной скоростью, словно одно спешило перебить собой другое.

– У тебя не нервы – стальные канаты, раз даже поджилки на смертном одре не трясутся, фамильяр.

– Мне ради этой девочки и умереть не жалко.

И всего одно ничтожное мгновение отделило её от путешествия на тот свет – несчастный миг, который промелькнул настолько быстро, что даже моргнуть за это время было невозможно.

Кто-то схватил её – грубо, резко и без предупреждения.

Но даже так Триш не оказала никакого сопротивления. От того, чьи руки сейчас так небрежно сжимали её тело, совсем не веяло опасностью. Скорее даже наоборот – желанием защитить.