Текст книги "Контрактный брак? Как бы не так! (СИ)"

Автор книги: Таисия Мик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

====== Глава семнадцатая ======

Натан Фицрой красив. Нет, не так – он очень красив. Точеные черты лица – высокие скулы и твердая линия челюсти, идеальный прямой нос, брови с капризным изломом, сочные губы, тронутые помадой – кажется, омега сошел со страниц обложки журнала. Во всяком случае, нормальные люди в восемь утра так восхитительно не выглядят. Чего только стоят искусно подведенные миндалевидные глаза темно-зеленого цвета в обрамлении длинных пушистых ресниц, покрытая ровным золотистым загаром кожа, которую еще лучше оттеняют темные волосы, прихваченные шпилькой в небрежный пучок. Узел волос, кажется, вот-вот рассыплется от малейшего кивка головы, а выпущенные прядки, змейками струящиеся по длинной шее невольно заставляют фантазировать, а что будет, если омега небрежным жестом распустит свои волосы. Длиннющие ноги, облаченные в узкие джинсы, не оставляющие простора для фантазий, идеальная осанка, плечи, закрытые курткой из тонко выделанной черной кожи, обнаженные по локоть руки, оканчивающиеся красивой формы кистями с идеальным маникюром. Само совершенство. Эталон стиля и привлекательности для остальных омег и порочный ангел, живой возбудитель для всех альф от двенадцати до восьмидесяти.

– Колин, – омега делает драматическую паузу – в театре бы обзавидовались, – прости, ради всего святого. Представляю, что тебе пришлось пережить…

Длинные ресницы трепещут, а дивные очи заволакивает пленочка слез. Стоящий возле меня сержант Хилл судорожно вздыхает. Бля, да тут не один мой муж плывет и пожирает глазами подозреваемого. Нет, альфы ничем, кроме яиц, думать не умеют.

А шоу, между тем, продолжается.

– Потрудитесь объяснить, мистер Фицрой, с какой целью вы принесли этот… манекен сюда? – о, а таких обертонов в голосе детектива Миллера я и не слышал. Старый коп слишком любезен. Неужели и его проняла эффектная внешность? Плохо дело. Еще пара милых улыбок и ужимок и дело будет закрыто. Змея этот Натан. Мерзкая холодная змея, гипнотизирующая собравшихся в квартире альф, как удав кроликов. Я опрометчиво делаю глубокий вдох через нос, пытаясь успокоиться, но все становится только хуже – к букету ароматов прибавились терпкие мускусные ноты. Возбуждение и похоть. Попал ты, Хави. Прижимаю ладонь ко рту и носу. Нет, я не побегу в ванную снова, пусть и очень хочется. Я должен узнать, у кого такое извращенное чувство юмора.

– О, офицер, меня здесь не было. Ни накануне, ни когда бы то ранее, – Фицрой присаживается за любезно предоставленный табурет, а я вынужденно отодвигаюсь от сержанта Хилла – тот беззастенчиво пялится на крепкую задницу омеги и полоску загорелой кожи, показавшейся из-за пояса джинсов и коротенькой курточки. – Это случайно возникшая путаница.

– Вторжение в частную собственность – путаница? Вам не кажется, что вы заигрались? – о, я это вслух сказал?

Фицрой оборачивается и одаривает меня снисходительным взглядом:

– А… Ксавьер, кажется, – смотрит на меня как на умственно отсталого и сочувственно кивает. – Понимаю. Вместо медового месяца сидеть в душном городе… И у меня было бы плохое настроение и все вокруг враги. А Колину, как обычно, нет и дела до потребностей того, кто рядом.

Ах ты, сука! С трудом удерживаю себя на месте, чтобы не броситься и не вломить что есть силы по этому наштукатуренному личику. Да кто ты такой, чтобы влезать в мою семейную жизнь, какой бы она не была? Ждешь от меня истерики или другой унизительной выходки? Ну нет, я не доставлю тебе такого удовольствия.

– Мой долг, как замужнего омеги – быть мужу поддержкой и тихой гаванью, но эту простую истину можно понять, только находясь в законном браке, – наивно улыбаюсь и глупо хлопаю глазами. Фицроя перекашивает. Эх, папочка, спасибо твоим наставлениям, наконец-то они пригодились. – Как можно считать заботу о благосостоянии семьи и работу на износ пренебрежением к моим потребностям? Все ровно наоборот. Так что там с вторжением в МОЙ дом, мистер Фицрой?

Омега недовольно передергивает плечами и отворачивается. Я бросаю взгляд на мужа. Нет, он не подойдет, чтобы выразить поддержку моим словам – вон, желваками как играет, на скулах красные пятна проступили, а кулаки сжимаются. Видеть этот цирк не могу. С души воротит. Так, надо дышать ртом, чтобы не заблевать комнату от пола до потолка…Уф…

– Все дело в съемках, – наконец-то соизволит пояснить свои слова омега, – в новом клипе моего персонажа находят мертвым. Но я сам не готов быть таковым на экране.

– Актерские суеверия, – басит Хилл и мелко кивает, как китайский болванчик. На него недовольно зыркают остальные альфы, но за одобрительный взгляд Фицроя, брошенный на него через плечо, он и не на такое пойдет.

Пахнуть мускусом стало еще сильнее. Боже, сержант Хилл, ты совсем не можешь держать под контролем свои инстинкты? Ты ж сейчас тут в штаны кончишь! Вроде офицер, а не пубертатный подросток. Мерзость какая… Голова кружится все сильнее, а желудок просто завязывается в узел. Да что же со мной происходит? .. Господи, только не приступ, ну пожалуйста. Пусть это будет просто пищевое отравление!

– Именно, – слышу еще один достойный сцены вздох. – Мой продюсер заказал куклу. Она впечатляет, не правда ли? Я сам, когда увидел ее впервые, был ошеломлен.

– Мы обсудим достоинства и материал муляжа позднее, – кажется, старший следователь стряхнул с себя очарование омеги. Миллер снова похож на полицейского, а не на восторженного поклонника творчества мистера Фицроя. – Действия вашего продюсера никак не объясняют того, что ваша… кхм… латексная копия оказалась в доме мистера Сторма.

– Съемки проходят в соседнем доме. Рабочий просто перепутал адрес. Так как у меня очень плотный график, снимать сцену планировали сегодня утром, а из-за грозы самолет с моей…копией задержался. Вот и монтировали все сегодня ночью, а в суете, темноте, непогоде и похожести домов и адресов – человеческий фактор, халатность, но никак не злой умысел. Господа, я понимаю, что это все выглядит как плохое кино, но вы можете проверить истинность моих слов – пойти со мной на съемочную площадку, допросить того, кто принес тело сюда и вы сами поймете, что…

Все-таки я не успеваю дослушать. Дышать становится невыносимо тяжело, в ушах звенит и тошнит с такой силой, что рвотный позыв не удается скрыть… Меня снова полощет в ванной комнате, рвет желудочным соком и желчью. Горло саднит, глаза и нос опухают с каждым новым вдохом, ноги не держат, да что ноги, все тело сотрясает крупная дрожь. Началось… Проклятая непереносимость феромонов!

Мозг устало начинает соображать – если я хочу остаться в живых, надо срочно прекратить вдыхать напитанный чужими запахами и гормонами воздух. Фильтры… Точно, в сумке лежат затычки для носа. Временное, но решение. Осталось только выйти из ванной. Но после первого шага меня опять скручивает от желудочного спазма и я оказываюсь на полу. Кажется, голову ушиб. Не дойду. Пальцы нащупывают в кармане телефон. Вытаскиваю аппарат и жму на кнопку быстрого вызова… Надеюсь, мой сигнал услышат.

– Фильтры, – одними губами произношу я и откидываю голову на кафельный пол. Сторм все-таки пришел. Успеваю заметить, как недовольное выражение лица сменяется испуганным. О да, дорогой супруг, прости, что такой похожий на зомби я отвлек тебя от твоей блистательной любви, но тебе же не нужен тут настоящий труп, правда? – У меня… повышенная чувствительность к запахам. Фильтры в сумке… принеси сумку.

– Тебе нужен врач, – он достает телефон. Только этого мне не хватало.

– Да будь ты человеком, принеси мне сумку! – хриплым, сорванным в рвотных приступах, голосом, кричу на эту бестолочь.

Через несколько секунд желанная коробочка с одноразовыми затычками у меня в руках. Не бог весть какая защита, но сойдет. Так, сейчас минуту полежать на боку, подышать, а потом и вставать можно.

– Хави, что, черт тебя подери, происходит? – меня пытаются поднять с пола, но я лягаюсь. Кажется, попадаю по самому ценному. Альфа шипит от боли, но выпускает меня.

– Со мной такое бывает… Слишком много запахов и стресс, – сворачиваюсь в комок. Так легче переносить дрожь и она должна пройти через пять минут. – Не прикасайся ко мне, пока не обработаешь свое тело и одежду нейтрализатором. А лучше вообще уйди.

– А как же поддержка и опора супруга? Мне стоит соответствовать твоим словам, – так, захотелось поиграть в заботливого мужа на публике? Да что ты понимаешь?!

– Отвали, – цежу сквозь зубы.

Но кто бы меня слушал. Альфа оставляет меня одного только на пару мгновений, а когда возвращается, понимаю – он очистил одежду от посторонних запахов. Муж поднимает меня с пола и начинает умывать лицо и обтирать шею, не слушая мои ругательства. Стукнуть его я не могу – руки до сих пор дрожат мелкой дрожью, да и хватка у мужа кажется железной.

– Когда подействуют твои фильтры? – Сторм протягивает мне полотенце.

В дверь ванной барабанят.

– Мистер Сторм, – о, это детектив Миллер, – откройте.

Я качаю головой – защищающие нос накладки еще не начали работать в полную силу, а раздражающие запахи могут уничтожить тот небольшой эффект, что уже есть и спровоцировать полноценный приступ.

– Детектив, мой муж плохо себя чувствует из-за пережитого потрясения. Я должен оказать ему помощь. Дайте мне пять минут.

– Ты не обязан, – сиплю. Во рту до сих пор мерзко от рвоты, так что я благодарно киваю, получив из рук мужа бутылку минералки. – Я не слепой, чтобы не заметить, как ты отреагировал на чудесное воскрешение. И он тоже, Сторм. Так что твой Натан не поверит, что ты и в самом деле решил обо мне позаботиться. Иди! Не приумножай происходящий тут фарс.

Сторм, до этого почти ласково смотрящий на меня, вздрагивает как от удара, а затем его лицо принимает уже знакомое мне холодное выражение.

– Мы позже об этом поговорим. Сейчас не время и не место.

Ха! Как будто я буду слушать его объяснения.

Но через пять минут мы действительно появляемся вместе. Сторм крепко прижимает меня к себе так, что я при всем желании не вырвусь, а затем объявляет, что я настолько впечатлен случившимся, что находиться здесь без ущерба для здоровья не могу и просит детектива разрешить отвезти меня в более спокойное место и не мучить сейчас дачей показаний и прочими процедурами.

Намеки мужа относительно моего здоровья копы и Фицрой понимают совершенно однозначно – полдюжины взглядов упираются мне в живот, а детектив Миллер сочувственно кивает альфе. Это что, в глазах общественности я теперь беременный? Ну да, а что еще может случиться с омегой, который счастлив в своем статусе – старается угодить мужу и жить его интересами? Других мыслей после моей краткой проповеди и рвоты в ванной, которую все слышали, у народа не возникает. Противно, конечно, врать. Но всё лучше, чем узнают о реальном положении вещей. Да и для «покойничка» новость оказывается не самой радостной – приклеенная улыбочка на долю секунды сползает с красивого лица.

Все-таки фильтры не слишком надежны в отличие от химических блокаторов – запах стал слабее, но не пропал совсем. Снова мутит. Прижимаюсь носом к рубашке альфы, чтобы хоть на чуть-чуть задержать ставшим ядовитым воздух.

– Увези меня поскорей, – едва слышно выдыхаю, и, скорее всего, зеленею лицом, потому что окружающие вдруг начинают суетиться и, взяв со Сторма согласие явиться в участок через пару часов, буквально силком выпроваживают нас из квартиры. Альфа, как в день нашей свадьбы, подхватывает меня на руки и почти бегом спускается по лестнице, усаживает меня в машину, и через секунду мы отправляемся прочь.

Я меняю ставшими бесполезными фильтры на новые. Да уж, и четверти часа не продержались. Как-то тревожно становится за свою жизнь. Планы доктора на поиск лучшего лекарства грозят быть сорванными.

– Что с тобой такое? – повторяет свой вопрос муж. – Это серьезно? Хави?

– Мне скоро станет легче, – бормочу я в окно, потому что нет сил повернуть голову и лгать в глаза. – Отвези меня домой. У меня там есть все нужные лекарства. Незачем беспокоиться.

– Я спрашиваю не об этом. Что с тобой происходит?

Бля. Не отстанет. Ну и какую полуправду ему сказать, чтобы не донимал?

– Это что-то вроде аллергии. Только на феромоны и некоторые запахи альфы. Вот иногда может так проявляться. Твой бывший настолько красив и сексапилен, – не удерживаюсь от шпильки, – что одним своим присутствием невольно возбудил сержанта Хилла, да и не только его, а мой организм вот так отреагировал на повышенное содержание гормонов в воздухе. Случайность.

Муж хмыкает, но ничего не отвечает. Буду надеяться, что свое любопытство он этим удовлетворит.

– Ты на лекарствах, которые снижают восприимчивость?

– Да. Только не ожидал, что останусь ночевать у Шмидта и не взял их с собой, – и уж точно не ожидал, что попаду сперва на место преступления, а потом на мастер-класс по соблазнению. Надо срочно описать свои ощущения в дневнике, пока не забыл, и связаться с доком. Все-таки это что-то ненормальное. Раньше я спокойно мог находиться в обществе альф. Да в тех же ночных клубах концентрация феромонов и запахов обоих полов куда сильнее, но меня так не выворачивало наизнанку уже несколько лет. Разве что на мальчишнике, когда я впервые столкнулся с Натаном Фицроем. Что это? Индивидуальная непереносимость конкретного омеги? От раздумий и скачки мыслей начинает болеть голова и я обещаю себе, что обо всем подумаю, когда окажусь дома и приму лекарства.

– Я приеду вечером, – объявляет мне Сторм, когда мы приезжаем к моему дому, – раньше не получится. Надо перенести и отменить запланированные встречи и съездить в полицию. Обещай, что мы поговорим. Какую еду ты любишь? Заказывай, я привезу к ужину.

Я не могу удержаться от едкого смешка. Дожил. У супруга рыльце в пушку и это попытка подмазаться? Нет, Сторм, мне не нужна благотворительность. И любительского театра я насмотрелся.

– Не сегодня, – качаю головой. – Мне надо сутки провести без посторонних запахов, чтобы не усугублять симптомы.

– Я думал, ты не захочешь остаться один. Ты плохо спишь последнее время.

– Ничего. Приму снотворное, – альфа выглядит слегка обескураженно. Неужели он и вправду рассчитывал остаться на ночь в моем доме и отказ его зацепил? Или просто совесть не позволяет ехать по своим делам, когда муж болеет? Ну так надо напомнить, что у него своя жизнь, у меня своя, а брак – фикция.

– Ты можешь жить как обычно и не беспокоиться. В конце концов, я понимаю, что у тебя есть потребности, которые очень сложно игнорировать, – как можно бодрее говорю я, запихав куда подальше царапающее чувство раздражения, стоило только представить мужа в объятиях бывшего. – Тебя точно сегодня ждут в другом месте.

– Прекрати! – взгляд Колина полыхает такой ненавистью, что я зажмуриваюсь и вздрагиваю. – С Натаном Фицроем все давным-давно кончено.

«Только осталось самого себя в этом убедить, да?» – думаю про себя.

– Я пойду, – открываю дверцу машины, – не провожай меня.

Визг покрышек еще звучит в моих ушах, когда я еду в лифте и считаю от ста до единицы, чтобы унять некстати подступившие слезы и молоточком стучащую мысль о том, что вряд ли муж проведет эту ночь в одиночестве.

====== Глава восемнадцатая ======

Умом я понимаю, что дома мне делать нечего – произошедший странный приступ требовал немедленного обращения к врачу, но… Одна только мысль, что в мою тайну, боль, стыд и самый затаенный страх придется посвятить человека, который за короткий срок пробудил в душе раздрай и смятение и принес в мою размеренную жизнь кучу неприятностей –  все благие намерения следовать медицинским предписаниям катятся в ад. Не могу и не хочу. Особенно после того, как увидел, какими глазами мой муж смотрел на Натана Фицроя. Идеально прекрасного и лишенного каких-либо проблем. А что придется увидеть в его глазах, когда муж узнает про мой диагноз? Брезгливость от того, что ему достался в нагрузку дефектный омега? Презрение из-за того, что я не способен даже на то, что в человека моего пола должно быть заложено природой? Или унижающая жалость? А может, холодный рациональный расчет сроков, в которые Колин Сторм может стать безутешным вдовцом и найти утешение в объятиях настоящей любви? Ни за что. Никто мне не нужен. Сам справлюсь.

Скидываю с себя одежду и обувь и чуть не бегом отправляюсь в ванную. Надо вымыться. Убрать со своей кожи любое напоминание о чужих страстях и приязнях, пройтись жесткой щеткой по всему телу, оттирая несуществующие молекулы посторонних запахов, раздражающих, как хлебные крошки в кровати, а холодным завершающим душем заморозить все чувства, что я испытываю к собственному мужу, стоит только начать о нем думать.

Моим планам мешает телефонный звонок. Приходится возвращаться и рыться по карманам. Наверняка Сторм или полиция, но это, как ни странно, оказывается профессор Морстен. На ловца и зверь бежит. Делаю глубокий вдох и, с жизнерадостностью приговоренного на смертную казнь, принимаю вызов. Ох, и всыплет мне отец Микки за пренебрежение к здоровью и несоблюдение протокола исследования по первое число.

Но док, после того, как выслушал краткую версию случившегося, удивляет меня. Сперва просит оценить самочувствие по десятибалльной шкале, затем уточняет, из какого материала была пошита одежда, в которой я был в момент приступа, а потом непререкаемым профессорским тоном требует, чтобы я перетерпел свое желание вымыться и дождался его. На мое «почему» Рутгер Морстен отвечает, чтобы я не тратил времени и садился за заполнение дневника, если еще не сделал этого, а он приедет максимум через полчаса, и тогда мы поговорим.

– Полежи еще десять минут и можешь идти в душ, – доктор забирает пустой стакан, в котором был крепкий сладкий чай. – Или еще стаканчик?

Я качаю головой. Морстен прибыл во всеоружии – защитный костюм, маска, перчатки, чемоданчик с батареей пробирок, трубочек, пластырей и прочих штучек, названия которых я не знаю, нужных, чтобы взять у меня анализы и пробы. Он даже прядку волос отстриг, мотивируя тем, что не взял образец в мой первый визит в клинику. Но мои невразумительные извинения и обещание приехать сразу, если похожие симптомы повторятся, доктор не принимает.

– Не думал, что скажу это, но ты поступил правильно, – я, до этого рассматривающий свою перевязанную эластичным бинтом руку, перевожу недоуменный взгляд на профессора. Мои сомнения и страхи, что, на лице написаны?

– Док, спасибо, что понимаете. Мои отношения с мужем не позволяют пока ему все рассказать…

Теперь пришел его черед посмотреть на меня с удивлением.

– Нет, Хави, мужу сказать надо и как можно скорее. Я говорил о том, что ты принял правильное решение и не поехал в клинику, а справился с приступом, не принимая лекарств. Фильтры были отличной находкой. Да, в больнице тебе бы оказали помощь, блокаторы решают проблему за считанные секунды, но это бы отбросило нас от долгосрочной цели.

– Но если я  и дальше буду так бурно реагировать? А ведь я только один день не принимал лекарств. Может, оставить все, как есть и просто…

– Хави, повторяю, это тупик. Продолжать повышать дозировки и добавлять одни блокаторы к другим уже не имеет смысла.

– Тогда давайте меня госпитализируем, – в отчаянии заявляю я. – Раз уж у меня не получается…

– Хави, – Морстен смотрит на меня так, что я давлюсь словами. Ну да, я посмел усомниться в успехе поиска лечения, но если дальше будет то же самое, то и на улицу не выйду. Да, это все равно бы произошло, но я справедливо полагал, что мне до такого этапа в развитии болезни еще лет семь-восемь. А как же мои планы и мечты? – Ты не знаешь, чего просишь. В стерильной обстановке без естественной нагрузки твой иммунитет еще сильней пострадает и тогда без лекарств и маски ты никуда не сможешь выйти. Никогда.

– Но Микки почти всю жизнь провел в… – ох, зря я это сказал, потому что в глазах профессора мелькнула такая боль и тоска, что я отвешиваю себе мысленную оплеуху.

– Провел, – безжизненным, надтреснутым голосом отвечает профессор, – и до последнего времени я был убежден, что поступал правильно, ограждая сына от вредных для его здоровья условий. Но мой мальчик наплевал на все меры предосторожности, когда влюбился и решил родить ребенка. Он убеждал меня, что болезнь не страшна, когда рядом истинная пара, да и показания их с мужем анализов говорили, что все должно сложиться хорошо и беременность пройдет замечательно. Только в жизни оказалось не так радужно. Иммунитет сына формировался в комфортных условиях. И оказался не готов к существованию в условиях нагрузки, даже с учетом того, что Тони идеально Микки подходил и конфликта феромонов не происходило…

– Но ведь методика лечения и исследования основана на ограничении опасных запахов?

– Да. Методика и исследования, – доктор криво усмехнулся. – В прошлом году один швейцарский гений продемонстрировал результаты десяти лет применения альтернативной методики, по которой пациенты целенаправленно тренировали свой иммунитет и восприимчивость к запахам, постепенно увеличивая время пребывания без блокаторов вне больничных стен и расширяя круг общения.

– И что, все вылечились или встретили свою истинную пару? Шарлатанство же.

– Во мне тоже было полно скепсиса, но, знаешь, сколько исполнилось самому взрослому пациенту? Тридцать пять, Хави. До такого возраста доживали единицы, последний случай такого долгожительства был двадцать лет назад. Но жизнью назвать то, в каком состоянии находились эти люди, нельзя. А нам показали довольного собой и окружающими омегу, который пользуется парочкой блокаторов с минимальной дозировкой. И да, он действительно встретил своего истинного и был к моменту конференции счастливым папой полуторагодовалого ребенка.

– Но вы же говорили, что так не бывает? – еле слышно произношу я, вспоминая, как проходили последние месяцы Микки. – Значит, тот пациент был с низким процентом совпадения по коду феромонов, да? Процентов шестьдесят пять?

– Восемьдесят. Впечатляет, да? – профессор выразительно кивает своим же словам, – И чем больше я знакомлюсь с этим исследованием и его результатами, тем больше убежден, что потерял сына из-за своего страха и желания посадить самое родное существо под колпак. В свое время твой дед ругал меня последними словами за запрет отпускать Микки к тебе на каникулы. Джереми, хоть и ни черта не понимал в медицине, имел потрясающее чутье. И был прав. Ты, даже с зашкаливающим количеством препаратов в крови и высокой чувствительностью почти ко всем запахам, оказался крепче и выносливей. А я так боялся, что пребывание на природе и в компании непроверенных людей может сбить с таким трудом достигнутые результаты анализов, что… – Морстен снимает защитные пластиковые очки и стирает набежавшие слезы. – Поэтому прошу тебя довериться и не спешить с больницей.

Ну что тут скажешь? Док и в самом деле тотально следил за тем, чтобы Микки не подвергался лишнему риску. Тот единственный раз, когда я подбил получившего водительские права друга удрать из-под опеки и покататься на отцовской машине, закончился знакомством с неким Антонио Мендесом. Патрульный остановил неуверенно двигающийся по дороге автомобиль и обнаружил за рулем шестнадцатилетнего голубоглазого блондина ангельской внешности, а на заднем сиденье его нахального младшего приятеля. Нас с мигалками проводили к госпиталю, и с тех пор мистер Мендес не оставлял найденную пару больше, чем на сутки.

– Я постараюсь. Микки бы не понял, если бы я струсил после первой неудачи, – поднимаюсь с дивана и иду в так желанный душ, да и профессору, чувствую, надо несколько минут побыть одному.

Намываюсь я основательно долго и, кажется, уже скриплю от чистоты. Протираю запотевшее зеркало и показываю отражению язык. Подумаешь, не идеальный красавчик, как некоторые, но все равно грех жаловаться. Насухо вытираюсь, облачаюсь в голубую хлопковую пижаму с какими-то легкомысленными снеговиками и елочками и возвращаюсь, готовый внимать профессорским рекомендациям и советам. Морстен изучает мой дневник и, судя по приподнятым бровям и прикушенной изнутри щеке, что-то в моих наблюдениях за собой ему не нравится.

– Хави, ты не ошибся с оценкой и именованием ощущения – отвращение? Именно после него ты почувствовал все остальные симптомы? Тошноту, затрудненное дыхание, тремор, мышечную слабость?

– Ну явно не сексуальное возбуждение, – отшучиваюсь я и понимаю, что сказал что-то не то. Док переворачивает дневник на первую страницу и пробегает глазами по строчкам со списком принимаемых лекарств и начинает постукивать указательным пальцем по подбородку.

– Явно не возбуждение? Точно?

– Да ну вас, профессор, – обижаюсь на ни с чего возникший скепсис. – Сами сказали быть предельно честным, а теперь хотите подогнать мои ощущения под свои представления. Мерзко мне было от запаха мускуса, формалина и красных роз сорта Микадо. И обстановочка, как в фильме ужасов, не добавляла спокойствия. Я не знаю, каким маньяком-извращенцем надо быть, чтобы испытывать в подобной ситуации вожделение.

– А остальные? Как себя вели остальные? Может, жаловались на запахи?

– Нет. Доктор, я даже не уверен, что в комнате именно так пахло. А вдруг это из-за резкой отмены лекарств мне померещилось?

Но Морстен, вопреки моим вполне логичным построениям, качает головой.

– Ты же ничего, кроме указанных лекарств не принимаешь? И длительность приема верно указал? – он лезет в свой чемоданчик с оборудованием и достает пластиковый пакетик с клипсой, как для сбора улик. – Где использованные фильтры? В мусорном ведре?

– И еще в кармане шорт, – вспоминаю, как менял затычки по пути домой и не решился оставить их в машине мужа.

Профессор оставляет меня, а сам идет добывать так внезапно понадобившиеся фильтры. Не верит мне на слово и хочет выделить из них осевшие на мембрану вещества, которые я унюхивал? Фантастика какая-то. Ну, мало ли, какие там есть исследования.

– Ксавьер, – неожиданно официально обращаются ко мне. – Дело очень странное. Надо разбираться, что именно на тебя так подействовало.

Пакетики занимают свое место среди остальных собранных анализов.

 – И одежду твою я тоже заберу в лабораторию, – заметив мое изумление, Морстен поясняет. – Видишь ли, не должен был однократный отказ от лекарств дать такой эффект. Блокаторы, которые ты принимаешь, обладают чуть большим действием во времени, чем написано в инструкции. Следовательно, испытывать дискомфорт, который ты описал в дневнике, ты не мог. Но ты испытывал. Стало быть, в воздухе было что-то еще. Шансов, конечно, найти не много, но я попытаюсь сделать все возможное.

– Хм, а шутка про непереносимость отдельного омеги не такая уж и шутка, – бормочу себе под нос. – Док, стало быть, если я с этим «чем-то» не встречусь, то со мной все будет хорошо?

– В рамках твоей терапии – абсолютно точно. Сейчас можешь принять разрешенные лекарства и жить, как обычно. Ну, понятно, что хотя бы до завтра из дома не выходить и не нервничать. И присылай мне ежедневные отчеты на электронную почту. Фотографируй на телефон и отправляй, понял?

Бодрость и уверенность профессора, что дело в каком-то неизвестном аллергене, а не в окончательном ухудшении моего самочувствия поднимает мне настроение. Клятвенно заверяю, что буду весь день медитировать, смотреть мультсериал про маленьких единорожков и ни в какие нервирующие ситуации не попаду.

====== Бонус к восемнадцатой главе ======

Комментарий к Бонус к восемнадцатой главе Небольшое повествование от альфы.

Колин не сразу услышал, что его зовут и о чем-то спрашивают. Он оторвался от бумаг со стройными колонками цифр и вопросительно посмотрел на вошедшего секретаря. Генри Саммерс, плотный омега неопределенного возраста и с такими же неопределенными и неприметными чертами лица стоял у двери в кабинет и держал в руках металлический термос.

– Что вам, Генри? – альфа снял очки, которые использовал при долгой напряженной работе с документами и потер уставшие глаза.

– Кофе, сэр. В приемной кофемашина вышла из строя, так что пришлось сварить по старинке.

– А заказать в кафе для сотрудников?

– Так оно только до десяти вечера работает, сэр. А сейчас уже ночь, – Сторм посмотрел на часы и кивнул секретарю. Второй час. Он заработался и потерял счет времени.

– Что-нибудь удалось сделать с расписанием?

– Все уже в аутлуке, – отчитался Генри. – Если вы хотите внести изменения, то я готов их записать.

Колин открыл почтовую программу и покачал головой – его секретарь был организатором от бога и даже сам не подозревал, какую кучу времени и денег помог сэкономить «Сторм Логистикс». Генри каким-то чудом сумел перенести сегодняшние встречи и собрания на другие дни, а не просто отменил и принес извинения от лица компании. Сказать по правде, утром Сторм уже готовился к потерям, которые понесла бы фирма из-за выходки Натана и его, Колина, вынужденного пребывания в полиции, а не за столом переговоров, но, похоже, все обошлось.

– Идеально, – в ответ помощник расплылся в искренней улыбке и слегка кивнул. – Мне чрезвычайно повезло с секретарем. Завтра можете прийти на работу к полудню. В качестве компенсации сверхурочных работ.

– Да куда мне столько времени на сон! Это вам нужен отдых, мистер Сторм. А лучше отпуск. Заработаетесь ведь до смерти. Что мне тогда вашему молодому супругу сказать прикажете?

– Ступайте домой, Генри, – с нажимом произнес Сторм. Пусть и был Саммерс блестящим организатором, но привычка отечески опекать и житейски комментировать личную жизнь руководителя в разговорах тет-а-тет не казалась сейчас альфе терпимым недостатком, который с лихвой компенсировали достоинства служащего.

Секретарь хотел еще что-то прибавить, но натолкнулся на тяжелый взгляд и ретировался. Оказавшись в одиночестве, альфа еще некоторое время изучал бумаги, но дело застопорилось. Сконцентрироваться не помогали ни кофе, ни парочка физических упражнений. Когда цифры начали сливаться в малопонятную мешанину символов, а в ушах шуметь и пульсировать кровь, Колин откинулся назад, на спинку кожаного кресла и прикрыл глаза. Все. Он больше ничего не соображает. Собственно, этого он и добивался, засев за аудиторский отчет – доработаться до звездочек в глазах и забыться сном. Всегда помогало, только в этот раз привычка дала сбой.

Переутомленный мозг не желает отключаться и подсовывает воспоминания: труп Натана, оказавшийся куклой… эти кроваво-красные, удушающе пахнущие розы, укрывающие ненастоящее тело… Оживший, точнее, оказавшийся живым и все таким же прекрасным бывший любовник, вдохновенно лгущий и разыгрывающий свою роль так, что в ”случайность” верят все и готовы простить всё, только бы омега и дальше оставался здесь… все, кроме одного…