Текст книги "Пентхаус (СИ)"

Автор книги: Sutcliffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Отпустить тебя? – сочувствующе спросил Йорн.

– Да...пожалуйста...я больше...никогда в жизни... Я клянусь…Это было как наваждение…Я просто не знаю, почему я это сделал! Пожалуйста, не трогайте мен-я-я-я-я!!!

Йорну пришлось даже отшатнуться от крика, который исторг из себя продавец принтеров.

– Интересный ты тип. И часто у тебя такое бывает, что ты что-то делаешь, а не знаешь почему? Обычно так себя ведут птички-бабочки и прочия бессловесныя твари божия. Термиты, например, строят поразительные сооружения: сложнейшая коммуникационная структура, система вентиляции – Заха Хадид обзавидуется. И все это они делают, не приходя в сознание. Ты что, человек-муравей?

– Н-нет…Я не знаю…Ты просто наваждение какое-то….

– Я? Я во всем виноват? Чары я на тебя совратительные наслал? Как еврейская женщина? Инородцы-то во всякие времена почитались колдунами и блудодеями.

Ленни разрыдался, на что чудовище закатило глаза в раздражении.

– Просто из жалости тебя не отпустят. Однако, если дашь рациональное обоснование для петиции об освобождении, я замолвлю словечко перед главным пострадавшим, – Йорн повернулся в сторону зрителей и подмигнул хозяину, что было в этикетном плане не то верхом, не то дном неприличия. – Но ничего не обещаю. Ну-с?

– У меня дети...– простонал Ленни.

– Дети в качестве живого щита, симпатичнейший господин Ленни, а? Где-то я уже подобное слышал. Думаешь, на паперть пойдут? – Йорн нахмурился. – Насколько известно мне, у вас тут неплохо работают государственные службы. Вот в Великобритании, для примера, еще на моей памяти покончили с социальным раем и конфискацию имущества ввели, чтобы дополнительные деньги шли в бюджет.

– И цены поэтому на рабов живодерские, – вставил Джек.

– С этой несправедливостью больше вы сталкиваетесь, Джек. Я всю жизнь прожил, не зная, что есть рабы и цены на них.

– Ну, так ваши ребята оборзели чуток, – опять вставил Джек реплику из зала. – Если нужен эксклюзив – это к ним или в Эмираты. Англикосы что покруче собирают по старой колониальной привычке со всего мира, и продают за бешеные деньги. Шустрые они оказались больно в свое время, много эксклюзивных прав себе выбили.

– Я понимаю, господин Браун именно с такой проблемой и столкнулся? Единственное, что могу предложить, искреннее извинение за всю нацию, – Йорн развел руками и поклонился. – И заодно за Эльгинский мрамор, чтобы не извиняться два раза. Однако, revenons à nos moutons. Вернее, agneaux. Разведен?

– Нет, я с супругой живу...– проблеял Ленни.

– Сколько детей?

– Двое...четыре и шесть годика... девочка и ...тоже девочка...

– Ах, какая прелесть. Un cochon a donné naissance à deux agneaux. Это не знаменье божье ли?.. Думаешь, травма у них будет? Еще, вроде, мелкие...– чудовище перешло с сатирического на нейтрально деловой тон. – Не знаю...мой как бы биологический отец сам выпилился, да еще и матушку, как бы биологическую, за собой прихватил. А я почти неделю на улице обитал, чтобы полицаи не сгребли. Тоже мне шесть было... Тем не менее, по общему мнению, – Йорн саркастически оглядел слушателей, – я получился очень авантажен, хорошо одет и напомажен. Ты чему своих детей учишь?

– Что? – прохрипел согнувшийся, висящий на наручниках шатен, уже не казавшийся высоким.

– Чему учишь детей, говорю?

– Я не понимаю... Что тебе надо от меня?!!– закричал вдруг Ленни навзрыд. – Что ты хочешь?!! Что ты издеваешься-то надо мно-о-ой?!! – если бы мог, он бы еще и затопал ногами.

– Обоснование мне нужно, чтобы тебя в живых оставить. Меня оставили, потому что я красивый. Поскольку твой случай иной, мне нужны, какие-то тропологические аргументы, которые я, встав на одно колено, смогу преподнести своему хозяину. Пока вижу только истекающий жалостью к себе кусок мяса, который думает, что, если он с-сказал «пожалуйста» и «детишки», любое каменное сердце извергнет из себя родник любви, аки под Моисеевым посохом. Детишки? Детишки это на десять лет. Ты был детишкой, я тоже был детишкой. Ты вырос и мне хуй в рот совал, а я вот-вот не сдержусь и тебя урою. Сейчас у тебя два маленьких ангелочка, но как гормональная перестройка начнется, могут переродиться в две интаграмные блядины. А ты даже вопроса о принципах воспитания не понимаешь, друг мой сердечный. Я, например, достоверно знаю, как Джордж Бейли учит своего сына функционировать внутри системы, на которую вы трое заглядываетесь через з-замочную скважину. У Джона все в голове с некоторых пор аккуратно разложено: есть низшие сословия, есть высшие; все живут своей жизнью, не пересекаются; низшие не знают, кто и как ими управляет, от этого всем… с-стабильно. У высшего сословия есть зверушки, з-зверушками становятся согласно определенным законодательным статьям. Незаконно зверушкой делать плохо, но, если законно, то dura lex, sed lex. Если стал зверушкой, будь любезен раздвигай ноги и подавляй рвотный рефлекс. Все четко и по делу. Самое главное, что частная собственность – это сакральное, культуроформирующее понятие. А у тебя что за воспитательная программа, друг мой?

– Я... я им про это не рассказываю... Я хочу... я бы... чтобы они были счастливыми…

– Бля-ядь! – заорал вдруг Йорн довольно театрально ему в лицо и щелкнул громко зубами. – Я тебя сейчас лоботомирую, может быть, ты лучше соображать начнешь? Я даже пример правильного ответа привел, придурок ты с хрюкалом! – тут же, повернувшись к остолбеневшим на мгновение зрителям, пояснил: – Простите, вырвалось, мне пару раз на устных экзаменах очень это хотелось сказать, но у нас, все же, было приличное заведение. Однако подельничек у тебя, Алекс… – усмехнулся Йорн. – Ты его из жалости что ли приютил?

– На себя посмотри, – вдруг ответил Алекс мрачно.

– В смысле? – удивился Йорн.

– Ты сам-то не визжал? Сам сопли-слюни не пускал? Чтобы тебя отпустили, не просил? От страха не писался, не какался?

– Нет, не припомню. Тебя я в состоянии молча стерпеть, – ответило чудовище. – А вот подобные инсинуации – это что-то уже новенькое…Ну-ка, ну-ка? Давай, еще какие у тебя неосуществленные фантазии остались после «потерянного уикенда»?

– Рассказывай своему хозяину про свою крутость, – Алекс с лживыми огоньком в глазах посмотрел на зрителей. – Я-то знаю, чего ты стоишь.

– Джордж, по-моему, он пытается нас поссорить, – с нервным смехом сказал Йорн, заглушая в себе липкое гнилое чувство, окатившее его, словно расплавленная сера.

– Джордж, я с рабом не собираюсь разговаривать. Вы не могли бы подойти? – сказал вдруг Алекс негромким голосом. Бейли поднял одну бровь в удивлении так высоко, как, кажется, мог, но отделился от зрителей и подошел ближе. Джек тоже к нему присоединился, немного замешкавшись. – Джордж, все же знают… – начал Алекс Браун интимно. – Все эту покупку века обсуждают. Подобная шумиха была только когда Френсис Яритз за госизмену продали. Помните, да? Голливудская красавица была…Ценник озвучили под миллиард. Там я могу понять – топовая знаменитость, шикарная женщина, профессиональная соблазнительница. К тому же ее приобрел какой-то оголтелый фанат, он готов был любую сумму выложить. А вам я скажу честно: вы заплатили чудовищные деньги за кусок мертвечины. Я признаюсь, что сам сходил с ума несколько лет, и уже давно имел людей наготове, чтобы воспользоваться малейшей возможностью…И сейчас смотрю, думаю: зачем я это сделал? Оно, конечно, симпатичное, но я боюсь, что мы оба намечтали себе какого-то идеального раба, которым он не является даже в приближении. Я – потому что наблюдать мог только издалека, вы – потому что он вас так выдрессировал, что вы к нему притронуться испугались. Все только по одной причине: нам втирали, что редкий вид должен быть каким-то гребаным совершенством. На самом деле это как бутылка вина за тысячу долларов и за десять тысяч – во втором случае смесь маркетинга и самовнушения. Вы должны уже перестать заниматься ерундой с этим «особым отношением», Джордж, и поймете, что я имею ввиду. Поймете также, насколько я раскаиваюсь. И…э-эм…Джордж, мне кажется, мы можем решить все по-джентльменски, – прибавил он осторожно и прочувствованно. – Я попортил вашу собственность и готов предоставить компенсацию… или элитного раба подыскать, без опыта. Что-нибудь, что вас сможет впечатлить.

Джордж переглянулся с Джеком, они вместе бросили взгляд на Йорна, у которого на лице, кажется, вообще ничего не отражалось, даже желваки на челюстях не ходили, что недвусмысленно свидетельствовало о том, что в душе его происходила ковровая ядерная бомбежка. Джордж приулыбнулся и приблизился к Алексу, вслед за тем нахмурился, пожевал губами, что-то взвешивая в мыслях, потом достал из кармана универсальный ключ от наручников и освободил пленника.

– Спасибо, господин Бейли. Я так могу гораздо лучше свои мысли выражать.

– Послушай…– сказал Джордж очень тихо и интимно, так, чтобы другие участники не слышали. – Он…он чего, правда вообще, что ли… никакой? – Бейли подтолкнул Алекса Брауна отойти в сторону.

– По-моему, у ракшаса просто что-то типа защитного рефлекса срабатывает, и он как труп становится, – серьезно и с готовностью поделился первопроходец. – Вы знаете, как опоссум…у многих животных такая реакция есть.

– Правда, что ль? – физия Бейли скривилась в неприязненной и разочарованной гримасе.

– Джордж, я в таком положении, что мне нет смысла врать.

– Но послушай, ты же его силой брал…

– А вы что, как-то иначе собирались? – Алекс выразительно сделал большие глаза. – По-моему, это единственное, что с ним возможно.

– Черт…то есть вообще никакого удовольствия? – обеспокоенно спросил Бейли. – А чего вы тогда три дня вокруг него пляски с бубнами устраивали? – почти шепотом спросил Джордж.

– Я не знаю…думал, может быть как-то…– смутился Алекс, взгляд его метнулся к химере. – Ну, то есть удовольствие чисто такое…как бы это…

– Садистское?

– Ну…д…да, – Алекс немного скривил лицо в гримасе неохотного согласия. – Но вы же меня понимаете? Когда объект прикован, уязвим…Что я объясняю? – Алекс начал немного сбиваться. – Но это может быть кто угодно и не за такие деньги.

– Так что вы хотите в итоге-то сказать? – поинтересовался господин Бейли, переходя вдруг на «вы».

– Джордж…сэр, я признаю свою вину, идиотизм своего поступка, но мне бы очень хотелось решить все мирным путем и расстаться не-врагами. Просто согласитесь, что это существо не заслуживает того, чтобы джентльмены устраивали из-за него войнушку.

– В принципе, вы правы, это раб, терпеть – его обязанность. Просто вы в мою секс-игрушку влезли без моего разрешения. Более того, вы меня чуть не угробили, когда нам аварию устроили.

– Признаю, да… Я готов компенсировать.

– Но вы же понимаете, что деньгами здесь трудно расплатиться…– задумчиво произнес Джордж. – Надо подумать. Йорн, скажи, пожалуйста, – Джордж неожиданно обратился к химере, – у тебя все еще есть желание хребет кому-нибудь перешибить или ты наигрался?

– Джордж, я не понял, – Йорн зажмурился и снова открыл глаза.

– Он еще и не очень умный, – снисходительно заметил Бейли Алексу и засмеялся, тот засмеялся вместе с ним, но выражение лица было очень напряженное. – Я говорю, ты вот этого боксера сам хочешь ушатать? По-честному или пускай висит?

– Джордж? – Алекс отступил от Бейли. – Мы же…

– Я сказал, что подумаю…пардон, – господин Бейли сдержал благородную алкогольную отрыжку. – Извиняюсь. К тому же их вы не упомянули.

– Естественно, я их имел ввиду!

– Ну, я мысли читать не умею. Рик, чего молчишь-то? – Джордж ему подмигнул. Значит что-то задумал хозяин. Но до чего, падла, натурально играл всю дорогу!

– По-честному, – коротко бросил тот сквозь зубы, поводя плечами и скалясь.

– Зубы только смотри, чтобы он тебе не выбил. Подходящую капу на твою челюсть я сейчас не материализую.

– А у меня была когда-то…– ностальгически сказало чудовище, рассматривая противника-средневеса.

– Джордж, но…

– Молчать! – рявкнул вдруг Бейли на Алекса. – Я сказал, что подумаю. Вот я и буду сейчас подумать.

Алекс, начиная постепенно подозревать, что Бейли с ним забавляется, отступил в сторону. Ноги у него дрожали и подкашивались. Джордж между тем кивнул охране. Один освободил руки Ленни, и тот некоторое время стоял на одной ноге, окаменев от боли, с белым с прозеленью лицом, на каковом отобразились растерянность и скорбь. Он не знал, что ему делать с дарованной свободой, ибо ни идти, ни опуститься на пол он не мог. Йорн разнес ему коленный сустав полицейской дубикой. Потом он все же со стонами отпрыгал к стене и по ней сполз на пол. Вслед за Ленни последовал Айван. Он молча дождался, пока его освободят, деловито растер запястья, и было видно, как его корпус, плечи, шея и, наконец, ноги последовательно выстраиваются в привычную линию боксерской стойки. Он приготовился и угрюмо обвел взглядом смотрящих на него, как на зверя, жадных до зрелища господ.

– Интересная у вас Диснеевская триада собралось, – произнес неожиданно Йорн, разминая шею и спину. – Один хитроумный, второй клоун, третий – тупой спортсмэн. И столь разных персонажей объединяет...как бы это научно выразиться? Трипофилия, что ли...До чего вам повезло друг друга встретить.

Алекс отступил еще на шаг и схватился за волосы. Джордж Бейли над ним поглумился. Он был действительно влюблен, как и говорили, в свое чудовище кривой любовью, не требующей ни эмоционального, ни физического отклика от объекта. Или же интерпретация наблюдателей и осведомителей была неверной, а Бейли получал от химеры в ответ на обхаживания и приставания что-то такое, что лишь его извращенные разум и чувства могли запеленговать.

Алекса переполняла дикая ненависть к ракшасу за огненные муки, которые ему пришлось претерпеть с самого момента, когда он замешкался с приобретением. Впрочем, он не мог его купить, чертовы бритты требовали за чудовище больше, чем он получил бы, продав компанию, все оборудование вместе с персоналом, а также личное имущество, тем более что Алекс не окружал себя предметами роскоши, предпочитая инвестировать в жизненный опыт, как он это называл. Уже на следующий день высокомерные и алчные государственные дельцы подписали договор с Джорджем Бейли, который не брал тайм-аутов «на подумать». «Если вы спрашиваете о цене, вы не можете себе это позволить», – так Алексу и сказал министр юстиции лично в лицо. И уже к ночи Алекс понял, что непрестанно думает о чудовище и распаляется настолько, что не может стройно мыслить. Собственные три недорогих, но качественных раба казались ему нынче мерзкими и примитивными, неуклюжими, скучными, как сама жизнь, и столь же безлюбовными.

Первые месяцы он лишь с трудом заставлял себя находить утешение и отвлечение в работе, но каждая незанятая минута отравлена была змеем с аспидной шкурой. Алекс Браун до дыр засмотрел примерно те же видео, что возбудили интерес Джорджа Бейли, и знал через некоторое время едва ли не наизусть несколько гостевых лекций и докладов, прочитанных Йорном Аландом на академических мероприятиях. Хотел устроить на работу в Паноптикум лазутчика, но после пяти туров интервью его кандидатуру отклонили. У Алекса вошло в привычку постоянно отслеживать всю небогатую информацию относительно закрытой приватной жизни Джорджа. Он жадно прислушивался к сплетням и рассказам о то ли удачном, то ли вовсе провальном, по различным версиям, приручении гибрида Homo Rapax в целях сексуального использования. Наконец, Алекс даже съездил в несколько исследовательских институтов и пронаблюдал там немногочисленные экземпляры второго поколения рапаксов, в целом напоминавших Джорджево чудовище чертами лица – как ни крути, генетический материал поступал всего от трех сохранившихся мумий. Однако Алекс был крайне разочарован этими поездками, потому как везде антропологи твердили: после пубертата общаться с ними становится почти невозможно. Животное очень интеллектуальное, хитрое, агрессивное и, если искать параллели с человеческими вариантами психической конституции, глубоко аутистическое. Они могут делать поразительной точности нетривиальные наблюдения о связи вещей и явлений в окружающей среде, но рапаксы совершенно не испытывают внутренней необходимости делиться содержимым сознания с себе подобными или кузенами-сапиенсами, поэтому у них даже языковая способность сильно редуцируется после подросткового периода. Они были ценны в основном как материал для нейробиологии. Неандерталец представлял собой для коммуникации гораздо более интересное существо. Ракшас Джорджа, очевидно, оказался каким-то крайне удачным вариантом сплайса с сильно очеловеченными когнитивно-аффективными структурами, если мог полноценно и автономно функционировать среди людей на столь высоком уровне. Поэтому его, наверняка, было необыкновенно приятно трахать. Хотя с течением времени все больше поговаривали о том, что Бейли якобы бережет чудовище. Говорили, что Джордж относится к ракшасу так, как если бы тот был человеком, будто боится испортить налаженные долгой борьбой отношения, и прочие нелепицы, которые с трудом накладывались на публичный имидж главного тюремщика на континенте.

Наконец, безумно фрустрировало Алекса то, что Бейли запер ракшаса в своей башне из слоновой кости и перекрыл к нему всякий доступ для сторонних лиц. Алекс Браун очень много ходил по рабовладельческим вечеринкам и мероприятиям, почти преследуя Бейли, в надежде, что он явит миру, наконец, вышколенного сексуального раба иного биологического вида. Но тот не являл. Диво случилось на последнем мероприятии. Был пущен официальный слух, что ракшаса покажут. Алекс в лепешку разбился сам, а также морально изнасиловал всех своих личных помощников, чтобы раздобыть приглашение. С того злополучного мероприятия началась фантасмагория, тянувшаяся до сего момента. Весь вечер Алекс Браун наблюдал за существом, не ведая, куда спрятать стояк. Бейли знал, как одеть раба, чтобы выявить весь его потенциал эротичности, подчеркнуть все предрасположенные к фетишизации элементы фигуры, позволив при этом выглядеть, почти как свободный человек. Вкусы Джорджа в этом вопросе, определенно, совпадали со вкусами Алекса: тот тоже не любил вычур, излишнего обнажения и положительно относился к коже. Однако внешние украшения были лишь завершающей отделкой. Заводила в ракшасе стать, спокойные и плавные, как у тигра, движения, пронзительный, отстраненный, но активно изучающий взгляд арктических глаз. Алекс понял, что по-прежнему тяжело болен, и страданию его конца не предвидится, потому что раб был в жизни именно такой, каким он его себе измышлял… А поздно вечером случилось нападение на заместителя начальника службы по контролю за содержанием рабов, и Алекс, хорошо знавший правила, решил, что это его выстраданный, слезами и другими гуморами омытый уникальный шанс. Мелькнула даже мыслишка оставить ракшаса себе и сберечь от гнева Управления и Джорджа Бейли. Но Алекс убоялся. Такое шило в мешке невозможно утаить, даже если мешок латексный. Да и в доме у него практически не было охраны, не говоря уже о Системе контроля поведения.

И вот час икс. Моби Дик запутался в сетях. Экзальтация. Экстаз. Апокалипсис. Чарта-биа-де-шаста. Распятый зверь. Полутьма. Запах кожи. Скрип кожи. Холодок кожи. Литое, пластичное, предположительно, нетронутое тело. Нижняя половина маски, покрывающей голову, откреплена. Отбеленный оскал ровных зубов, искусанный узкий ремень, натянутый вместо трензеля. Нервное дыхание. Судорожное сглатывание. Зверь ослеплен, он в оболочке кожаного костюма для безопасной перевозки. Он мертво молчит. Он готовится. Он надолго запомнит эти три дня, потому что Алекс запланировал сошествие в Ад и экскурсию по его кругам. Химера вызывает прилив ненависти, но это пьянящая злость, потому что она более не бесплодна. Мерзость. Желание влить в существо побольше помоев неодолимо. Особенно в этот рот, который даже с ремнем, натирающим и растягивающим углы, не кажется столь уж гротескно искаженным…Красивая тварь. Алексу ненавистны его губы. Если бы не вечное отражение собранности и глубоко вникающей в суть вещей серьезности, был бы такой же блядский любострастный ротик, как у любого люксового раба. Для люксового раба один из важнейших экстерьерных критериев – чувственность его губ, их неосознанное эротическое выражение. Глаза не важны, они меняются со временем, а вот ротик сразу выдает первоклассную шлюху, даже если перед господином только что отнятый у родителей ягненок или перепуганный, до безумия раскаивающийся в содеянном экзальтированный юнец, которому вменяют участие в анархическом движении... Анархисты в Европе регулярно поставляют очень дорогих рабов: за приверженность дают пожизненное, а осужденные все, как на подбор, молодые, активные ребята. Многие увлекаются нелегальным спортом вроде каратэ, запрещенного плебеям бокса. Паркурщики и скейтеры тоже весьма неплохо смотрятся. Анархистов хватают на демонстрациях. Очень прибыльный бизнес, особенно у англикосов и лягушатников… Этого тоже взяли на демонстрации…

Рот химеры лишает Алекса спокойствия. По всем приметам природная сущность этих мягко очерченных скульптурных контуров в том, чтобы преобразоваться в эластичное кольцо ровно того диаметра, что охваченный ими член. Но Алекс Браун никак не может их представить иначе, нежели в этом сдержанном, хладнокровном выражении. Химера не позволяет. Останавливает. И не оставляет в покое воспоминание о ледяных, но чистых, как у полярного волка, глазах первобытных и беспорочных, бесстрашных – глазах, которым не нужен другой, чтобы всматриваться в него, как в зеркало, и искать себя. Homo Rapax – уникальный, несоциальный гоминид, он закрыт для всепроникающей плесневой грибницы межличностных связей. Алекса давит гнев, потому что в темной глубине души голос интуиции шепчет, что у него не получится. Он может утопить чудовище в нечистотах, но даже наглотавшись спермы и дерьма, химера будет все так же проницательно и понимающе смотреть на него. Нечистоты как были, так и останутся принадлежностью человека. Но Алекс должен попробовать. Он включает веселую музыку почти столетней давности, чтобы стряхнуть ощущение растерянности и подавленности, внезапно на него навалившееся.

…You’re so fine

And you’re mine

I’ll be yours

‘Til the end of time

‘Cause you made me feel

Like a virgin, hey

Touched for the very first time…

Инструменты. Из хирургической стали. Из силикона. Из пластика. Алексу жаль, что нельзя показать их химере перед использованием. Тогда чудовище увидит и четверых концессионеров, придется убить как свидетеля, а Алекс совершенно не планировал подобного исхода. Он не убийца. Он только хочет восстановить справедливость. Более того, он все больше укрепляется в желании возвратить Джорджеву игрушку обратно поломанной. Потом он будет с удовольствием собирать шепоты и сплетни, радоваться тому, как великий Бейли мечется в бессильном гневе, понимая невосполнимость потери. Вдвоем с Айваном он пытается вставить стоматологический фиксатор. Химера беззвучно сопротивляется. Боксер предлагает вывихнуть чудовищу челюсть. Но все же справляются в конечном итоге. Можно приступить. Металлический треск. Медицинский фиксатор ломается. Дуги во рту у химеры едва-едва спасают от смыкающихся зубов. Избивают. Новое устройство. Два припаянных друг к другу толстых кольца. Их не сломаешь и не согнешь. Просто Алексу такой фиксатор не нравится, мало очень места. Кольца встают за зубами. Из-за клыков извлекаются с большим трудом. Наконец-то. Да! Можно. Но химера мертва. Только хрипит, и Алексу неизвестно достоверно, что испытывает ракшас. Алексу нужно, чтобы он хоть что-нибудь делал. Он хочет знать точно, какой ад творится в его теле и сознании, но чудовище лишь следит за дыханием, контролирует мускулатуру, чтобы уменьшить боль, и мертво молчит. Алексу приходят на ум странные, идиотские и неуместные ассоциации. Не так ли мученики принимали пытки и смерть?...

– Тебе нравится “Хьюи Льюис энд зе Ньюз”, Айван? – спросил Йорн набирая название в поисковике стереосистемы.

Джек Бейли натурально заржал.

– Тебе плащ-дождевик не принести? – спросил он, пихая Джорджа локтем в бок.

– Какой в нем смысл без топора? – сухо ответила химера. – Или топор идет в комплекте? – Йорн без улыбки глянул на братьев Бейли.

– Не надо, еще порежешься, – сострил опять Джек.

– О его зубы я тоже могу при неблагоприятном стечении обстоятельств порезаться. Что ж, приступим, пожалуй…У нас где-то три минуты пятьдесят.

Прилипчивая и заводная мелодия зазвучала на заднем плане.

…I used to be a renegade, I used to fool around

But I couldn’t take the punishment, and had to settle down…

– Согласись, это деморализует, когда знаешь, что даже если меня сейчас вырубишь, живым тебя отсюда не отпустят, – сказал Йорн, медленно обходя Айвана, который напряженно переступал с одной ноги на другую, поворачиваясь к химере лицом.

– По крайней мере, я тебе башку о стену расколю, – были первые слова, которые изрек за все время Айван.

– Откуда ж в вас всех столько з-злобы-то? – с искренним удивлением спросило чудовище. – Ситуация, кажется, по Достоевскому: сделать человеку паскудство и возненавидеть его за это.

– Нехуя лезть было. Скажи спасибо, что в живых оставили урода.

– Серьезно?

– Серьезно.

– Серьезно, что ли? Спасибо тебе сказать?

– Ага, серьезно, шлюха, в рот ебаная…

Йорн бесшумно рванул вперед.

…I like my bands in business suits, I watch them on TV

I’m working out ‘most every day and watching what I eat

They tell me that it’s good for me, but I don’t even care

I know that it’s crazy

I know that it’s nowhere

But there is no denying that

It’s hip to be square…

Айван, несмотря на свой подходяще свирепый облик, последние пятнадцать лет занимался тем, что снимался в рекламе спорттоваров и ставил обводящие удары состоятельным любителям, которым требовались общая физическая нагрузка и укрепление самооценки. Из профессионального бокса он ушел, как только заработал себе достаточно титулов, чтобы впечатлять клиентов посредством нэймдроппинга, в купе с неторопливой речью и мужественной диагональной морщиной между бровей. В уличной драке участвовал последний раз, может быть, в старшей школе по пьянке. Его никто никогда не пытался убить. У него в голове не укладывалось, что его могут убить из-за раба, которого он одолжил на несколько дней попользоваться. Он не мог поверить, что его в принципе можно убить…

От коронного кросса чудовище ушло резким молниеносным движением, мгновенно переходя к ближнему бою и намереваясь завалить на пол, выбивая ногу, пока боксер пытался его ударить ниже пояса. Айван успел достать химеру коленом, но сразу после этого почувствовал, как теряет равновесие, падает со всего маха на спину, и что с ним делают нечто непредвиденное и безумное, а именно зубами отделяют мягкие ткани от костей на правой стороне лица. Оторвавшись от лица наполовину ослепленного Айвана и выплевывая кровь, чудовище изо всей силы придавило его к полу, принялось бить кулаком по голове. Айван рычал, извивался, пытался изогнуться и достать химеру ногами, отрывал от горла схватившую его точеную руку с платиновыми браслетами. Окровавленный ошметок разодранной щеки бился и вздрагивал, словно второй язык. Он бил чудовище по лицу и корпусу, но получил в итоге удар в висок и уже не узнал, что еще через две или три секунды химера свернула ему шею. Поединок длился минуту двадцать.

Йорн, учащенно дыша, выпустил обмякшее тело с неузнаваемым изуродованным лицом. Сначала сложился пополам и беззвучно оскалил зубы до десен от боли в паху, которую постепенно переставал анестезировать адреналин, затем, морщась, поднялся с пола. Стер, сколько мог, рукавом белой рубашки кровь. Боксер по новой рассек ему костяшками пальцев заштопанную левую бровь, а кровь противника залила, натурально, все лицо, когда чудовище разорвало Айвану щеку. Продавец оргтехники тихо выл и причитал, лежа у стены и закрывая голову руками. Алекс стоял, замерев, опять цеплялся в ужасе за волосы.

– Он же с вами когда-нибудь то же самое сделает, Джордж...– пробормотал вдруг несостоявшийся владелец элитного раба, так, словно боговдохновенно прорицал. – Помяните мое слово... Он вас также порвет... Разве вы не видите, что это за тварь?..

Джордж с полминуты в безмолвии смотрел на Йорна, упиваясь диким огнем, полыхавшим у ракшаса во взгляде. Тот сплюнул несколько раз остатки крови Айвана, провел языком по резцам и клыкам.

– Ты – паршивый слизняк, Алекс, – веско озвучил свое заключение Бейли старший. – У тебя все познания в работе с рабом ограничиваются обездвиживанием и скотством. Если бы ты оказался на моем месте, тебя он бы точно порвал в первую же сессию без ограничителей. Ты своим скудным умишкой вывел, что жеребца можно либо загонять до смерти, либо стреножить и не подходить близко. Третьего для вас, завистливых идиотов, не дано. Ты не знаешь, что такое ласкать, сохраняя твердость, и добиваться беспрекословного подчинения, не теряя уважения.

– Это ты, Джордж, кретин с манией величия, – ответил Алекс.

– Джордж, что с этим вы собираетесь делать? – было поразительно слышать опять хрипловатый приятный тембр Йорнова голоса. На какой-то момент всем наблюдателям показалось, что в чудовище пропало все, что в нем было человеческого.

– С главным генератором идей? – переспросил Бейли. – Нет, для него подготовим VIP обслуживание. Не обижайся, я не хочу сказать, что ты не VIP-обслуга. Тебе понравится. Вот этого сам добьешь?

Крик, барахтанье, лужа на полу. Длинный Ленни попытался куда-то уползти вдоль стены.

– Не убедил он вас? – морщась из-за полосующих слух истерических воплей рыдалицы спросил Йорн.

– Нет. Его никто не принуждал корежить тебе психику и наносить тяжкие телесные. Прощения просить, когда за яйца поймали, они все горазды. Ненавижу, когда оправдываются и выгораживают себя, особенно, когда мотивы и поступки как на ладони.

– Ну, что ж… Не получилось.

Йорн подобрал с пола отброшенную в сторону некоторое время назад дубинку. Продавца принтеров била крупная ознобная дрожь, он что-то непрестанно бормотал про своих девочек и заливался слезами, смотрел на химеру, как лошадь перед забоем – с упреком и тоской, большими реснитчатыми глазами. Чудовище размахнулось и ударило со всей силы, на которую было способно, в основание черепа. Чтобы сразу умер. Алекс всем телом дернулся от звука. Заиграл новый трек.

…White shirt now red, my bloody nose

Sleepin’, you’re on your tippy toes

Creepin’ around like no one knows

Think you’re so criminal

Bruises on both my knees for you

Don’t say thank you or please

I do what I want when I’m wanting to