Текст книги "Пентхаус (СИ)"

Автор книги: Sutcliffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Бейли продолжал с той же пристальностью смотреть на химеру, когда Йорн вышел и, взяв с тумбочки полотенце, повязал его на бедрах. Вторым полотенцем он начал вытирать волосы.

– Что-то не так, сэр?

– Нет, все так… Все так…– Джордж словно очнулся от каких-то туманных, едва ли не романтических мыслей. – Потом скажу.

– Хорошо. Но я в таком случае и сам могу одеться.

– Мне удобнее здесь постоять, – ответил Джордж, хитро приулыбнувшись. – Или я тебя заставляю чувствовать себя неуютно?

– Иногда очень, сэр. Но не потому, что вы на меня смотрите.

– Когда ты смотришь, бывает тоже очень неуютно, – ответил Бейли.

– Вы поэтому так любите глухую маску на мне? – Йорн надел тренировочные брюки и белую футболку.

– Э-эм…Черт! Не знаю даже…– Джордж искренне задумался. – В этом что-то есть. Пойдем.

Бейли отправился вместе с химерой в парадную столовую, где распахнул бар и спросил, что Йорн предпочитает в данное время суток. Йорн в данное время суток предпочитал спать, но сказал, что коньяк. Джордж предпочитал виски. Затем каждый взял по бутылке и по бокалу, строем проследовали в малую гостиную, где Джордж запер стеклянную дверь. На часах Йорн увидел, наконец, что было четыре часа утра. Кто мог их побеспокоить в такое время, оставалось загадкой, но Джордж хотел полного уединения.

Йорн вежливо разлил напитки по бокалам – сначала Джорджу, потом себе. Сели друг против друга в несколько напряженной тишине. Джордж все тем же чуть затуманившимся взглядом продолжал разглядывать химеру.

– А все-таки я тебя, пожалуй, недооценивал, – сказал Джордж, откидываясь на спинку дивана.

– Думаю, я вас тоже.

– Я в легком шоке от тебя, Йорн.

– Это чувство взаимно, Джордж. Вы мне приказали на вашей же собственной вечеринке пойти и грохнуть официальное лицо.

– А ты пошел и грохнул, – ухмыльнулся господин Бейли.

– Да, я пошел и грохнул…

– Почему?

– …Что он Гекубе? Что ему Гекуба?.. – ответил Йорн. – Потому что мне все равно. Но вы ведь тоже не очень огорчены смертью господина Вайнштайна, сэр.

– Нет…меня просто поразило то, как ты это сделал, – Джордж посмотрел на обнаженные до плеч точеные и гибкие руки чудовища.

– И что же в этом поразительного? – Йорн ладонью держал хрустальный тюльпан и слегка крутил в нем темно-янтарный коньяк. – Лезвие было очень короткое для такого слоя подкожной клетчатки. Мне было крайне несподручно.

Джордж положил ладонь на лицо и опять долго думал, как сформулировать свое чувство в словах. Чудовище тоже смотрело на него, не отрываясь и почти не мигая. Мягкий приглушенный свет от скрытых светильников попадал в его зрачки под таким углом, что, отражаясь от tapetum lucidum за сетчаткой, заставлял его глаза слегка светиться голубовато-зеленым.

– Меня поразило, что ты его бил ножом, словно автомат, словно идеально отлаженная машина. Как на фабрике, если конечность рабочего куда-нибудь попадет, вот он кричит, вырывается, а машина его жует себе и жует. И зла ему не желает. Просто налажена жевать или молоть. Вот она и перемалывает. Одно дело о твоих эскападах читать в полицейских отчетах – в душе веришь и не веришь, что это все правда. Тем более я знаю, что ты во многом уязвимый, и деликатный, и даже ласковым бываешь под настроение. Но то, что я сегодня увидел было чудовищно… и великолепно. Ответь мне без словесных выкрутасов, почему ты это сделал?

– Потому что я поверил тому, что вы сказали относительно этого человека, и воспринял всерьез вашу угрозу. И если вы сейчас объявите, что мне солгали, вы сможете мою чудовищную красоту пронаблюдать еще раз, только уже в перспективе от первого лица, – Джордж видел, как начало не на шутку ожесточаться и каменеть лицо ракшаса, по-прежнему подозревавшего хозяина в гнусной подлянке.

– Бог с тобой, все правда. Просто сколько людей смогут даже при таких условиях выполнить мой приказ? Как ты Айзека воспринимал, когда убивал? – Джордж с приятной дрожью произнес последнее слово.

– Как неприятное живучее насекомое, которое меня покусало, хотя я ему ничего плохого не сделал. Гнездо не разорил, меда не своровал, – ответил Йорн и забрался с ногами на диван.

– Ты так всех людей воспринимаешь?

– По большей части я людей воспринимаю нейтрально, – холодно отвечало чудовище. – Но внутреннего барьера перед убийством у меня нет. Впрочем, потребности в кровопролитии я тоже не испытываю, Джордж.

– Ты когда-нибудь кого-то любил?

– Да. Я даже заставлял себя любить одного человека, до тех пор, пока он меня не подставил.

– И что произошло потом?

– Я уже не мог себя заставить об этом человеке заботиться.

– Всего-то? – Джордж отпил из своего бокала.

– Я ему врезал, – ответил Йорн, полуприкрыв глаза. – Боюсь, что это спровоцировало осложнения. Он через год умер от наркомании и почечной недостаточности.

– Печально, – заметил Джордж.

– Весьма, – Йорн поджал шрамированные губы.

– Хочешь сказать, ты не бесчувственная тварь? – со смешком спросил Бейли.

– Вы сами-то когда-нибудь любили? – спросил Йорн, вынимая сигарету из пачки, которую он на большой кухне сунул за резинку тренировочных. Джордж придвинулся к нему и поднес зажигалку. Он опять не мог оторвать взгляд от химеры.

Йорн казался, как и всегда, спокойным, интеллигентным, «уютным», если уломать его на телесный контакт. Трудно было поверить, что это то же самое существо, что за пятнадцать секунд нанесло господину Айзеку восемнадцать колотых ран. Внушительным физически Йорн тоже не казался, когда сидел по-турецки, то ли слегка подавлено, то ли расслабленно опустив плечи. Скорее, он выглядел скульптурным, выточенным из камня, элегантным, текучим. А между тем жуткий черный призрак с экрана камеры наблюдения не оставлял в покое воображение Джорджа. Множество неприятных инцидентов, которые особенно часто происходили в начале Йорновой дрессировки, теперь не виделись обыкновенными издержками процесса, а приобрели совершенно иной смысл. Сломанный нос Джорджа был не только результатом того, что у парня сдали нервишки после клеймения. Йорн себя контролировал. Он мог вполне ударить в висок, в горло, в переносицу – удар у химеры был поставлен так, что мало не покажется. Просто Йорн не сделал этого – нервишки хоть и сдали, но к вопросу возмездия он подошел рационально. Йорн просчитывал. Когда он наносил удары Айзеку Вайнштайну, было видно, что он работает безэмоционально и привычно, лишь немного раздражаясь из-за сопротивления материала и неподходящего инструмента. От этих размышлений Джорджа вдруг накрыла волна испуга, что он не совладает с собой – настолько великолепным ему виделся Йорн в ипостаси убийцы. Джордж безумно хотел заняться сексом с химерой сейчас, сию минуту, пока не выветрилась мрачная аура существа, способного без сомнений и угрызений любого лишить жизни. Но Джордж Бейли знал, что, если он с собой не справится, химера его прибьет. И уж как минимум, хрупкое доверие между хозяином и великолепным рабом будет растерзано и втоптано в грязь. Иногда Джордж страшно жалел, что допустил состояние разума и чувств, в котором ему от ракшаса стало нужно нечто большее, чем секс.

– Позволишь затяжечку? – спросил Бейли.

– Кто же я такой, чтобы не позволить? – Йорн передал зажженную сигарету, а Джорджу пришла на ум весьма приятная мысль, что мало кто из владельцев смог бы добиться того, что сексуальный раб нехотя, но дает согласие на то, что с ним делает хозяин. Именно соглашается, а не пасует из-за постоянного страха перед жестокостью и насилием. Тем более, что рабом было такое жуткое создание, как Йорн. Даже на недавние проколы и дополнительное шрамирование он, условно говоря, согласился – сам сел в кресло и без сопротивления дал себя приковать на время процедуры.

– А ничего, что ты сразу за курево взялся? Голос-то как? – заботливо поинтересовался хозяин, возвращая сигарету, и выдохнул дым. Йорн неопределенно покачал головой. – Йорн, я-то вообще много к кому отношусь с любовью. У меня с Джеком весьма близкие отношения, я сестру люблю, сына...

– Джона вы не любите, – возразил Йорн сухо.

– Ничего себе, уровень категоричности три тыщи рентген в час! – всплеснул Бейли, но не очень-то было похоже, что слова Йорна его обидели.

– Вам хотя бы приятно с ним провести время?

– Мне неприятно проводить время с подростками в принципе. Тебе что ли очень весело с ним заниматься? Ты наверняка бы лучше один с Дэном тусовался.

– С Дэйвом, – устало поправил Йорн. – Тогда бы у нас не было с ним общей конкретной цели. Иногда с Джоном бывает довольно интересно.

– Слава богу, ты не знаешь радостей отцовства, Йорн. Тебе моих с Джоном проблем не понять.

– Не думаю, что я такой уж дундук, чтобы не понять. Я тоже вырос не в лесу, и я знаю, как это бывает, когда родитель не любит своего сына.

– Тебя что ли не любили? – Джордж поднял хитро бровь.

– Отнюдь. Я был центром всеобщего внимания. Поэтому и пытался поддерживать среднего брата, хотя прекрасно видел, за какие качества родители его не могли переварить. Он считал, в свою очередь, что я во всем виноват...А Джона да, довольно сложно любить, но можно, и он очень старается вам соответствовать.

– Ему начинает нравиться власть, хотя я ему выдаю ее покапельно. В семье матери ему навязали множество комплексов и понятий, которым он в душе сопротивлялся, но нормальную жизнь безо всякой псевдоморальной мишуры он толком не знал. Сейчас его понесло поделиться открытием с миром.

– Прозелитствует? – ухмыльнулся Йорн. – Что его девчонка, кстати, натворила, поделитесь?

– Ах, да! Пропустил ты спектакль, – неожиданно весело захихикал Бейли. – Аукцион сегодня, признаюсь, был довольно скучный – ты так планку задрал, что кто угодно покажется на твоем фоне бледной тенью. Но всех раскупили, тем не менее, даже старого этого взяли в конечном итоге. Так вот, когда некоторые счастливые обладатели решили провести тест-драйв, этот чудик...как его... с глазами-то? – Джордж изобразил ресницы пальцами.

– Макена?

– Ты всю ненужную информацию что ли в голове складируешь? – Джордж не выдержал и потянулся потрепать химеру по еще влажной после душа прическе. Йорн в ответ довольно выразительно отпрянул, верхняя губа у химеры дернулась, обнажая оскал, и что-то похожее на утробный рык на мгновение сдержанно завибрировало в груди. Оба пристально посмотрели друг на друга и одновременно решили замять конфликт. – Он, самый, – Бейли кашлянул. – Он, правда достался не очень приятному типу, любит этот черт покуролесить, но хотя бы без болячек и голода. Словом, этот Пристли занялся с ним сексом…

…Ничтоже сумняшеся… туманно произнес Йорн.

– Но, что-то очень резко, не подготовил его вообще…не знаю…– Джордж поморщился, словно не хотел высказывать негативное суждение о коллеге. – Потом слезает с него недовольный и хочет посмотреть, как мальчик может его орально удовлетворить. Этот твой…Макена встает на колени и вдруг начинает плакать. Стоит, не говорит ничего и только плачет. Терпеть не могу плаксивых парней…Джон, например, любитель поверещать... Мне что в тебе нравится: ни разу я ничего подобного не заметил...– Йорн на комплемент покривился. – В общем, стоит, всхлипывает. Тут вдруг раздается визг этой девицы. Она на Джона орет, вырывается, типа оставь меня, я им все сейчас выскажу. Подбегает эдакая Грета Тунберг с бешеными глазами к рабу, как дура его хватает обнять, он перепугался, ее отталкивает, она падает на пол…

–Драма, драма…О, если бы моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться!...

Джордж хихикнул:

– А дальше-то знаешь?

– О мерзость! – ответил Йорн и хитрой полуулыбкой. – Как невыполотый сад, дай волю травам, зарастет бурьяном. С такой же безраздельностью весь мир заполонили грубые начала. Как это все могло произойти?...

– Ну, хорошо убедил, – рассмеялся Бейли. – Не зря учился в университете. Есть чем хозяина развлечь в четыре утра.

– …Как мухам дети в шутку, нам боги любят крылья обрывать…– снова улыбнулся Йорн. – Так, что же было дальше?

– Ну, «Грета» в замешательстве, как же так, она свои особо ценные обнимашки рабу предлагала, а он ее уронил…То, что меня в этих идиотах-активистах больше всего забавляет: ничего кроме обнимашек и тарелки супа они не предлагают. Если так представить, вдруг освободят они рабов – чего дальше? Трудоустройство? Язык? Образование? Медицинское обслуживание? Жилье? Я понимаю, что тебе эти проблемы незнакомы, у тебя другое происхождение, – он окинул оценивающим взглядом красивое чудовище. – Но для тех восьмидесяти процентов, которые импортируются – это будет катастрофа. Активисты с тем же успехом могут пойти и вольеры в зоопарках поотпирать, мол, летите, птицы-звери, при том, что половина замерзнет, не дожив до Хэллоуина, а больше половины родились в неволе и пропитание добывать не умеют. Тут примерно та же ситуация: они считают, что, если дать рабу свободу, у него все остальное само собой из воздуха образуется – рабу, который ничего, в сущности, делать не умеет, кроме минета. Раб – то же человеческое существо, видишь ли, с теми же умственными способностями. Они совершенно не знают, какова реальность. Среди рабов очень много весьма разнеженных существ, я тебе скажу. Избалованных и психологически, и физически. Ты мне должен быть благодарен за то, что я тебя гоняю и заставляю пахать в зале, на учебе, и с Джоном, потому что, поверь мне, таким, – Джордж указал большим пальцем куда-то за спину, – ты точно не хочешь стать. А у некоторых хозяев они с утра до вечера занимаются самоукрашением, потом, когда, хозяин приходит, происходит секс, затем секс с другими рабами, и баиньки. Йорн, я не шучу и не обманываю тебя, – Джордж очень искренне положил ладонь Йорну на предплечье в ответ на недоверчивый прищур серых кошачьих глаз. – Я тебя за год заставил выучить иностранный язык и в университете диплом на этом языке защитить, а многие за го-оды только простые команды на английском выучивают, и все. Им больше не нужно. Развлекаются плетением интриг и ссорами, там, где хозяин – тюфяк. В странах, откуда их привозят, такой процент изнасилований, что девки и парни посимпатичнее сами идут в притоны, чтобы их хоть не бесплатно имели. Когда они попадают сюда, они за свои попки обеспечиваются люксовым жильем, полным пансионом и косметологическими процедурами, а не тремя драхмами в день, или что они там получают вместе сифилисом. Ты, конечно, из-за нашей маленькой авантюры большую часть пропустил, но на твой взгляд, рабы, которые занимались сексом в залах, делали это с омерзением? У них сильно скорбью физиономии перекосило?

Йорн припомнил свою прогулку следом за Айзеком. Если уж речь зашла о перекошенных физиономиях, то сильнее всего ему в память врезалась группа из трех девчонок, одетых в простые черные костюмы из латекса, все в масках. Как распределены роли в этой триаде было ясно после двух секунд наблюдения: длинная худая рабыня со спортивной задницей и без признаков груди трахала с помощью страпона перепуганную девчонку, которую помогала держать третья, что примечательно в глухой маске без прорезей для рта и глаз, с большой вероятностью, выдававшей в ней шестерку. Безгрудая была темнокожей, та, которую имели – белой, с огромными остекленелыми голубыми глазами, которые в мольбе выглядывали из маски. Во рту она сжимала резиновый шарик, и слюна, видимо, с непривычки, обильно тянулась по ее щекам. Йорну она особенно запомнилась оттого, что взгляды их встретились в какой-то момент, и латексная рабыня наполовину безумно продолжала на него смотреть, не отрываясь. То ли она его за кого-то приняла, то ли по привычке просила защиты у мужика. Рабыня со страпоном кровожадно улыбалась и периодически норовила зажать своей жертве рот и нос резиновой рукой. Ей, без сомнения, нравилось развлечение. До появления Лизбет в апартаментах Йорн регулярно занимался примерно тем же самым, согласно распоряжению Бейли, «для здоровья». На самом деле Джордж просто заметил, что, если Йорн не совокуплялся хотя бы через день, он становится слишком безмятежным и хуже возбуждается от приставаний хозяина. Поэтому его гнали трахаться к таким же вот испуганным девочкам в латексе, прикованным обычно к креслу, но в глухой маске, чтобы чудовище не отвлекали ни полные ужаса перед неизбежным глаза, ни стонущие искаженные ротики. И чем больше Йорн занимался сексом, тем больше ему было нужно. Бейли мог неплохо контролировать своего любимчика, управляя его половой жизнью, Йорн поддавался его манипуляциям. Оправдывал он себя деликатностью по отношению к невольным партнершам. И, по меньшей мере, физиологическое удовольствие, которое он получал от полового акта было настоящим и неотвратимым. Рабыня со страпоном пребывала в мире воображаемом, и весь секс происходил у нее в голове. Ее возбуждала не столько имитация сношения, сколько имитация власти. В принципе, Йорн находился на таком положении, что мог даже подойти и, окончательно оборзев, расшугать их якобы с целью забрать девчонку себе. Но это было бы столь же бессмысленно, что и выступление Мелиссы на балу у Бейли. К тому же он должен был убить человека. Он разорвал визуальный контакт и прошел мимо.

– Внешность бывает обманчива, сэр, – ответил Йорн. – Тем более, что вы им даете «экстази». А что же парень этот разревелся, по-вашему? От щассья?

– Да ладно тебе! Так просто, на эмоциях.

«Ментализация уровня Бог», – прокомментировал Йорн про себя. «Или ты, Джо, меня за полного полудурка принимаешь?»

Все-таки увидев явный скепсис на статуйном лице химеры, Джордж пояснил:

– Больно ему было, и презерватив этот хрен не одел, хотел сразу везде поспеть…короче, понимаешь, – он махнул рукой. Йорн почувствовал вдруг рвотный спазм в горле, закашлялся сигаретным дымом.

– Действительно, нонсенс… – он опять кашлянул в сторону, потому что «развидеть» воображаемую сцену никак не удавалось. Если бы Джордж вдруг переменил свое отношение к любимому рабу, на что он был способен, согласно зловещему предупреждению доктора Штайнера, Йорн бы немедленно оказался на месте ясноокого Макены.

– Не ерничай, – приструнил Бейли. – Короче, она поднимается и ставит эту их обычную пластинку про то, что мы их мучаем, что все люди братья…

– …How dare you!.. – произнес Йорн с иронической улыбкой знаменитую цитату.

– Точно, точно! – Джордж не понял двойной иронии чудовища, он даже был приятно удивлен его презрительным тоном. Неужели раб начал кое-что правильно воспринимать? – В общем, она излагает некое идеологическое послание, яростное по форме и пустое по содержанию…

– …Жизнь – это только тень, комедиант, паясничавший полчаса на сцене и тут же позабытый; это повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла…

– Опять Шекспир? Любитель ты чужие мысли цитировать.

– Угу…Коли он все про нас уже давно сказал, – ответил Йорн, меняя позу.

– Протестую. Он из тех авторов, которые с завидным упорством не признают врожденные свойства человеческой психики и естественные характеристики человеческого общества, которые из них логически вытекают. Лучше почитай Мартина Сандерса. Он, естественно, в обычных книжных или интернете не продается, не для плебса литература. У меня в библиотеке есть.

– О чем же эта литература не для плебса, смею осведомиться, сэр?

– О человеческой природе. О смысле жизни, если угодно.

– И в чем же, осмелюсь поинтересоваться, человеческая природа и смысл жизни? Спрашиваю на правах не-человека.

– Почитай! Что ты за птица, что я тебе в пять утра пересказывать буду?

– Меня прежде всего интересует не то, как я лично пойму господина Сандерса, и даже не то, как господин Сандерс понимает сам себя, а как его понимает мой Господин, – с ядоносной улыбкой ответил Йорн. Джордж не любил обращение «господин» в принципе, а уж из уст Йорна оно звучало и вовсе как издевательство.

– Надоело уже твое ерничанье, – осадил Джордж коварно посматривающее в уютной полутьме комнаты на него чудовище. Если бы взглядом можно было убить, химеру и впрямь пришлось бы постоянно содержать в маске без прорезей для глаз. – Если говорить очень сжато, то Сандерс, как один из главных идеологов нашего сообщества, говорит о том, что власть одного человека над другим – это природное состояние. Хотя всегда возражают, мол, не все природные явления желательны и морально оправданы, он приводит огромное количество примеров из биологии и истории, которые говорят о том, что рабство – это культурная универсалия, что социальный статус запрограммирован в человеческом мозге. Отношение к рабству в современном массовом обществе такое же как к сексу: человек зачем-то должен символикой отрицать его существование, но при этом обязан быть в нем успешным. Что Сандерс имеет ввиду: одеваться так, чтобы не подчеркивать формы тела, излишне не краситься, латексная одежда неприемлема, кожаная – только в определенном контексте, разговаривать о сексе неприлично, хотя все разговаривают, по телевизору показывать нельзя, порно – ломает детскую психику, хотя дети из секса возникают, прилюдно интимно дотрагиваться друг до друга неприлично и прочее. Но при этом, если ты девственник в двадцать лет, тебе надо обратится к психологу, если ты ничего не умеешь, некрасив, не стараешься себя приукрасить с целью быть физически привлекательным – ты лузер. Если ты крутой, симпатичный, спортивный корпоративный менеджер высшего звена, но при этом не можешь похвастаться любовными авантюрами, это даже на карьере может сказаться. Для баб вообще конечная цель в жизни, это реализоваться как партнерша. То же самое с властью: нельзя открыто сказать, что твоя цель – это управлять людьми, нельзя быть завоевателем, нельзя быть деспотом, хотя именно на этом и держится весь общественный организм. Но при этом воспитание построено на том, чтобы внушить всякому ребенку, независимо от свойств его натуры, что кому-то подчиняться – это зашквар. В результате те, кто не имеет стремления к власти постоянно комплексуют, потому что они все равно оказываются в прогибе у тех, кто посильнее. Те, кто чуть посильнее, но ничего собой не представляют, не подчиняются тому, кому они должны бы подчиняться – учителям, начальству, властям по мелочи, хотя в душе они трусы. Низам говорят, что каждый должен лезть повыше и топтать тех, кто слабее, называя это здоровой конкуренцией. Людям сильным, способным подчинять, властвовать и приказывать, говорят, что надо заботиться о некоем общем благе, а не стремиться возвыситься над другими. Еще сорок лет назад был хаос. Но двойные стандарты, к которым холопы привыкли, просто нельзя взять и в одночасье переломить. Слава богу, сейчас хаос только в головах у низов, но не в системе управления. И у раба нет в голове экзистенциального беспорядка, потому что к нему не предъявляются противоречивые требования типа «мягко, но твердо», – тут Йорн, надо заметить, еле сдержал едкий сатирический смешок. Уровень интроспекции у господина Джорджа Бейли все больше поражал глубиной и нюансировкой. – Дело элиты – видеть истинное лицо вещей. В том числе, что секс и социальная иерархия пронизывают всю жизнь человека…как-то там красиво было у него сказано…словно микориза, состоящая из двух начал. По определенным причинам некоторые люди и нелюди оказываются на самом дне иерархии, и, если они могут принести чувственное удовольствие тому, кто имеет власть, нет никакого смысла от него отказываться. Жизнь конечна, и единственное, что мы можем унести с собой в могилу, это те удовольствия, которые мы испытали. Мораль – это просто возможность слабому защитить от сильного свою никчемную, не производящую ничего ценного и иллюзорную автономию. Не обманывать себя ложными представлениями о собственной ценности и ценности других людей – идея, которая вогнала бы толпу в безумный страх перед соседом и собственным существованием, в котором крайне мало значимых событий и наслаждений. То, что Джонова девка не смогла понять – это, если тебе везет и ты можешь переместиться на сто ступеней вверх, просто раздвигая ноги перед моим, например сыном, так надо же хвататься за эту возможность. А не придумывать себе какие-то идиотские спецзадания, чтобы спасти мир. Опять это ваше высшее гуманитарное образование с его словоблудием, за счет которого говоруны от академии пытаются взобраться на насест повыше. Джон лично после ее выступления поднял девицу на смех. Я не знаю, врет ли он, но он мне сказал, когда ее отправили восвояси, что он это сделал намеренно. Так что, пострадал ты сегодня зря – она всех весьма повеселила своей попыткой устроить одиночный пикет…– Джордж погладил Йорна под челюстью. – А вообще ты подумай, Йорн, может, я тебя спас от весьма унылого иллюзорного существования? Может быть, такой хозяин, как я, не только к тебе с лаской относится, но с ним можно и поговорить по душам и кое на что глаза он тебе откроет? А в плане моральных барьеров ты сам по себе весьма аморальный тип, красавчик мой. Теперь кончай ломаться, я хочу с тобой поближе посоприкасаться.

Джордж отставил стакан...

– Аромат от тебя обалденный...

Джордж уткнулся Йорну лицом в коротко подбритые на шее, мягкой щеточкой отраставшие волосы, чувственно поцеловал и лизнул языком один из двух шрамов, пролегавших вдоль позвоночника – имитация шва между биороботическими пластинами обшивки на корпусе совершенного искусственного существа. Йорну очень шло, ведь он и в самом деле был искусственным существом с синтетически восстановленным и модифицированным генетическим кодом, с телом покрытым эластичным панцирем великолепной, человеческим разумом разработанной и машиной напечатанной кожи – клетка за клеткой, одна органическая молекула за другой. Если Йорна внимательно рассмотреть, в некоторых местах на его теле можно было заметить почти полностью изгладившиеся места стыков, где машина меняла направление печати. Расходы на такую операцию были гигантскими, поэтому государство, когда продало химеру в качестве раба, включило шкурку в стоимость. Как будто кто-то из чиновников или налогоплательщиков вложил в нее хоть пенс! Зато все хотели поживиться за счет неожиданно свалившегося в руки клада.

Джордж снова втянул воздух. От раба почти не пахло сигаретами, но зато ощущался аромат тонких восточных духов, которые Йорн сам попросил, а Джордж весьма одобрил, когда ему доставили образец. От волос шел легкий запах шампуня и почти незаметного геля для укладки, который Джордж постановил обязательным для использования. Свежайшая домашняя одежда, нежно ароматизированная в личной прачечной тонкими отдушками, пахла так же, как одежда хозяина (Джорджу диагностировали ОКР в легкой форме, и одним из его бзиков была чистота одежды и посуды). Но фоном для искусственных добавок служил прозрачный аромат великолепного литого тела. На искусственной коже почти не задерживались бактерии, в том числе и микрофлора, разлагающая кожное сало и пот. Аромат его был, скорее, чем-то гормональным, сексуальным и немного усиливался, если ракшас находился в возбуждении. Джордж не сказал бы, что это был плоский, нейтральный аромат. Запах химеры ясно говорил о присутствии и телесности Йорна. Джордж запечатлел поцелуй на татуированном плече, прижался напряженным под одеждой членом, к теплым крепким ягодицам, просунул согнутую ногу Йорну между бедер. Ладонью и пальцами он провел по его предплечью и остановился на прощупывавшихся под кожей венах. Он был слегка удивлен, почему-то впервые заметив их рельеф в сгибе локтя и ниже на внутренней стороне руки. Это ощущение невольно заставляло представлять Йорна как существо по-своему уязвимое, в определенных смыслах даже хрупкое. Йорн хозяину намерено демонстрировал жесткость своего характера, но Джордж знал, что в броне химеры есть множество швов, в которые может проникнуть его оружие.

– ...Я все же думаю о том времени...– прошептал Бейли, пролезая рукой под надетые на голое тело тренировочные, – когда ты будешь готов полноценно заниматься сексом...

Он погладил осторожно ягодицы химеры, с наслаждением ощущая всем телом напряжение зверя. Джордж всегда нарочно подыздевывался над рабом, говоря, что он, как девчонка, заводится, когда его трогают за задницу. Потом рука хозяина переместилась к гениталиям. Пальцы господина Бейли осторожно притрагивались к стройной дорожке проколов «хафада» на мошонке чудовища, из которых показывались небольшие, туго вставленные металлические шарики. Проколов было шесть, и лесенка из металлических штанг вытягивалась вдоль всей центральной линии от основания члена. Поласкав яички и насладившись в очередной раз властью над телом раба, Джордж обхватил ладонью постепенно напрягающийся член. Ощущение от нежной, по странной прихоти создателей чуть бархатистой головки, было для Джорджа ни с чем не сравнимым. Еще приятнее было поигрывать, чуть тянуть и слегка подергивать рабское кольцо – символ его власти над сексуальной жизнью невольника. Всего три прокола из того множества, которое было сделано Йорну, были обязательными по протоколу и имели официально установленный символический смысл. Пирсинг в члене делался для того, чтобы раб всегда ощущал руку хозяина в самых интимных местах. Прокол языка обозначал власть хозяина над поступками и речью сексуального невольника. Кольцо в носу, сделанное у Йорна с нарушением правил, служило отличительным знаком для окружающих. Джордж ласкал головку, охваченную дополнительным кольцом позади короны.

– ...Я уверен, что ты на отлично справишься с оральным сексом. Я посмотрел, как ты облизываешь свою девчонку, и думаю, что член тебе понравится не меньше... Тебе нужно будет в будущем просто переломить этот предрассудок. И не обманывай себя, в результате нашей дрессуры ты уже стал вполне бисексуальным, что прекрасно. И знаешь, что я сделаю? Когда ты сможешь меня орально удовлетворять, у меня появится некоторое м-оральное – извини за каламбур – право доставить тебе такое же удовольствие. Как хозяин, я не могу это делать в одностороннем порядке, это просто неприемлемо. И я понимаю, что ты не так уж мечтаешь, чтобы я снизошел, но я хочу тебе продемонстрировать степень нашего взаимного доверия и моей к тебе приязни...

– Джордж...– вдруг хрипло подала голос химера. – Уже шестой час утра...Если вы планировали, чтобы я кончил... разговоры меня не возбуждают. Я более примитивен...

– Простите? Я правильно понял, что вы мне только что указали заткнуться и мастурбировать вас молча, сэ-эр?

– Я разве так сформулировал мысль, сэ-эр? – ответило чудовище в обивку дивана.

– Да пошел ты нахрен, змееныш! – возмутился Бейли.

– Как прикажете, сэ-эр...– Йорн попытался встать.

– Ку-уда! Лежать! – рявкнул хозяин. – Не хочешь быть любовником, будешь грелкой, – Джордж вынул руку и грубо притянул Йорна еще плотнее к себе за талию. – Чертова зверюга… Комментарий к И к черту Шекспира! Если понравилось, подкормите аффтара признаками того, что понравилось:)