Текст книги "Пентхаус (СИ)"

Автор книги: Sutcliffe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

====== Суперпрофессионалы ======

– Еще раз для справки, господин Бейли. В качестве раба предлагается осужденный номер 347/57, имя Йорн Аланд. Представляет собой генетический сплайс Homo Sapiens и Homo Rapax, в народе такие известны под наименованием «ракшас», но все, которые были созданы содержатся в питомниках. Этот притворялся человеком, жил с приемной семьей. Никаких сведений об институте или частной лаборатории, где его могли вывести, мы не отыскали. Сам говорит, что не знает. Доля человеческих генов небольшая, около 8%.Кожа почти полностью заменена на искусственно синтезированную, волосы черные, глаза серые. Рост 186 см, вес 94 килограмма. У Homo Rapax более мощный и плотный костяк, а мышечная масса преобладает над жировой тканью. Поэтому, имея внешне относительно грацильные характеристики, ракшас имеет вес на 20 процентов больше, чем человек с такими же данными. Сила сжатия челюстей 500 кг на квадратный сантиметр, это в полтора раза больше, чем у алабая. Верхние клыки – 3 см длиной. Обычно ракшас способен наносить удары почти в тонну силой, прыгать с места на высоту человеческого роста и на спринтерской дистанции развивать скорость до 40 км/ч. 347/57 был арестован после того, как убил двоих гвардейцев в бронеснаряжении во время уличных беспорядков два месяца назад. Как выяснилось в ходе следствия, его жертвами ранее стали еще пять человек, но есть большая вероятность, что эта цифра не окончательная. Если вы откажетесь, у него однозначно будет вышка. Вы справитесь с таким типажом?

– Отчего же не справиться-то? Справимся, конечно… Мы же профессионалы. Мне кажется, зверек домашний из него отличный получится.

–Что ж, желаю удачи. Мордашка у него смазливая, ничего не скажешь...

– Сексуален он весьма, но по глазам видно, что не разнузданный в этом плане, воспитание “хорошее”. Стесняться будет...Да, мне точно он подойдет.

– Йорн, я не буду скрывать, тебе предстоит достаточно сложная нейрохирургическая операция, –

Йорн в каменном молчании поднял глаза на неприятное лицо, низко склонившееся над ним. Каким-то странным образом в нем сочетались капризность и мужественность, серовато-зеленоватые колючие глаза горели нервическими огоньками. – Она назначена сегодня на двенадцать часов. К несчастью, есть некоторые факторы риска, которые ставят перед доктором Шварцем, нашим главным специалистом, нетривиальные задачи, но я обещаю, что передаю тебя в надежные и опытные руки, поэтому особенно волноваться повода нет. Проблема в том, что нейрофизиология у рапакса несколько иная, нежели у человека, а ты вообще сплайс, поэтому могут открыться в ходе вмешательства не вполне предугадываемые особенности твоего организма. Установка внутреннего болевого шокера ракшасу будет проводиться впервые, но опять же, доктор Шварц проделал капитальную подготовительную работу. К тому же он знает, что я его в бетон закатаю, если он тебя попортит, – человек, который настаивал на том, что он теперь законный и всевластный хозяин Йорна, засмеялся отрывистым смехом. – Шучу, но в каждой шутке, знаешь ли... Вот, смотри, это так называемый “Скорпион”, – человек извлек из кармана и поднес к глазам прикованного к больничной кровати Йорна небольшой футляр из прозрачного пластика. Внутри перекатывался прибор с блестящим металлическим корпусом и несколькими полупрозрачными нитевидными кабелями. Вся конструкция величиной с крупного паука-косиножку. – Замечательнейшая вещь. Устанавливается у основания черепа, использует минимальное количество энергии, перерабатывает тепловую в электрическую, подключается к ряду областей в продолговатом мозге и будет, в зависимости от настройки, реагировать на твои проявления неповиновения. Работает как автономно в помещении, где задействована система контроля за поведением, так и по сигналу оператора, а может активироваться пультом. Что он делает, когда активируется, мы тебе покажем, и я уверен, что тебе не захочется с твоим новым другом конфликтовать. Надеюсь, что он быстро приживется, и, как только ты восстановишься физически, у тебя начнется совершенно новая жизнь, мальчик мой. Поскольку ты продемонстрировал человечеству, что правильные выборы самостоятельно делать не умеешь, и мирно сосуществовать с доминантным видом у тебя, увы, не получается, остается использовать только твой сексуальный потенциал. Ты очень симпатичный, красиво двигаешься, неглупый явно, мы тебя еще дополнительно приведем в порядок, чтобы соответствовал своему статусу, и начнешь через несколько недель учиться исполнять обязанности сексуального раба. Твое существование после сегодняшней операции станет подчинено исключительно моим желаниям, моим фантазиям и удовлетворению моих сексуальных потребностей. И я считаю себя совершенно объективно заботливым и внимательным хозяином. Тебе, парень, очень повезло. Но за свое покровительство я требую беспрекословного исполнения моих требований и естественной, интеллигентной сексуальной привлекательности. Так что настраивайся позитивно, не сопротивляйся необходимым манипуляциям команды, приходи в себя побыстрее и увидимся с тобой дней через десять. Я буду ждать тебя с нетерпением.

Хозяин наклонился, отодвинул край больничной длинной рубахи и поцеловал Йорна в плечо очень многозначительно и ласково. Йорн закрыл глаза. Жуткий липкий страх клубком черных извивающихся червей полз по его позвоночнику. Жесткий пластиковый ошейник, фиксирующий положение головы, сдавил горло, будто медленый и плавный боа констриктор.

Бессонными ночами Йорн размышляет о смысле слова «никогда». НИКОГДА. НИКОГДА БОЛЬШЕ. NEVERMORE. Слово каркает зловеще, словно ворон Эдгара По, и химера сжимается в своей клетке перед его ширящейся, раскинувшейся на миллиарды световых лет бесконечностью. NEVERMORE. Газовые облака Столпов Мироздания, взбесившиеся маяки пульсаров, неизмерима безжизненная глубина NEVERMORE. Йорн всегда называл свое существование «обезьяной с отрезанной головой». Его вид вымер. Семь тысяч лет его кости лежали, никем не тревожимые там, где человеческие охотники провели обряд жертвоприношения и захоронили останки своего таинственного и лютого врага. «Бальтасару» – Homo Rapax из Пещеры Трех Королей, чью ДНК использовали для создания Йорнова генетического кода, пробили висок тупым предметом. Скорее всего это был камень, пущенный из пращи. И бог бы с ним. Точка в истории Homo Rapax была поставлена. Таких существ в геологической истории земли миллиарды. 99,9% когда-либо топтавших голубую планету созданий отработали свой срок и канули в небытие. NEVERMORE. Никогда больше не должны они были возрождаться из праха. И то, что Йорну дала современная генная инженерия – это обезьяна с пересаженной головой. Когда ты очнулся после того, как умер. Подсознание твое помнит, что произошло нечто ужасное: твою голову отделили от тела, перерезали мышцы и кровеносные сосуды, спинной мозг и нервы, пищевод и трахею. Ты умер. Все закончилось. И вдруг бортовой компьютер снова включился. Тебе плохо. Перед глазами кровавый туман. Ты ничего не соображаешь, тело – не твое – не подчиняется, парализовано, оно только дышит и гонит кровь в полумертвый мозг. У тебя есть сорок минут, пока длится эксперимент, после чего тебя снова убьют. Что тебе эти сорок минут? Подарок или кошмар? Еще один шанс узреть красоту божьего мира или бессмысленная пытка? Нечто подобное испытывает клонированный представитель вымершего вида. Йорн всегда считал, что рождение любого генно-восстановленного существа, будь то мамонты в Беловежской пуще или китайские неандертальцы, – это всегда немного больше, чем рождение. А смерть его – несколько глубже, чем просто смерть. Он уже рождался один раз и обречен умереть повторно. И на него возложена странная миссия исчезнувшего рода: дать мертвецам глаза и уши, обонятельные и вкусовые рецепторы, чтобы снова от их имени зрить мир во всей его красоте и всем уродстве. На что потратить свалившийся с древа жизни перезрелый и быстро разлагающийся плод существу без предков и без потомков, вырванному из цепи рождений и смертей популяции и замкнутому в своем собственном цикле фенотипического развития? И Йорн никогда не стремился ни к чему и не искал ничего, кроме смысла. Поиск смысла и познание были его единственным жизненным устремлением. NEVERMORE. Теперь человек, надевший на ракшаса кожаный костюм, маску и ошейник со стальной цепью, говорит, что единственное, к чему Йорну положено стремиться, это научиться качественно делать минет. Йорн в тоске, ярости и омерзении бьет скованными руками по решетке. NEVER.

Джордж и Джек Бейли, господин Ричардс, главный специалист по телесным модификациям, и три ассистента с азартом работают над лицом раба. Проколы делают, зафиксировав химеру в станке. Четыре дырки в хрящах на каждом ухе случились, в общем-то, быстро и, вероятно, не более болезненно, чем в салоне красоты. Йорн только зажмурился и рыкнул пару раз, осознавая, что с его телом обращаются как с собственностью – отнюдь не его, Йорна, собственностью. Потом пробили пятое отверстие в мочке правого уха. Руки в черных медицинских перчатках протирали повреждения дезинфицирующим раствором, Йорн видел небольшое количество крови на вате в пластиковом лотке. После этого надели кожаную сбрую, чтобы полностью обездвижить голову и шею. Пульс химеры в этот момент начал стремительно повышаться, но не от страха, а от чувства тоскливой мутной необратимости. Йорну думалось, что именно в тот момент он осознал, что все с ним происходящее, происходит в реальности и имеет вполне конкретные последствия. Точнее, решения, которые за него принимают эти люди имеют последствия, а ему остается только кусать твердый резиновый ограничитель, не позволяющий сомкнуть зубы на чьих-нибудь пальцах.

Аппарат для пирсинга установили на его левой ноздре, и толстая игла с сытым каким-то хрустом прошла сквозь хрящ, кровь потекла довольно обильно вниз к подбородку. Поврежденным пульсирующим сосудам позволили вытолкнуть из себя некоторое количество химерической крови, и два раза проделали ту же операцию с правой стороны. Два тонких ручейка побежали, попадая в рот, возбуждая в Йорне желание размазать по стенам расколотые черепа всех присутствующих. Бессильное, невыполнимое, бесплодное желание. Между тем ассистент уже ставил в уши продезинфицированные накрутки, сверяясь с небольшой распечатанной схемой. Йорн видел краем глаза дизайн аккуратных, сдержанных украшений простых геометрических форм, некоторые из них имели прозрачные небольшие камни. На самую верхнюю точку левого уха поставили вытянутую плоскую металлическую скобку, а в мочку правого уха вдели кольцо с квадратным сечением. Затем еще одна маленькая металлическая накрутка с камнем, омываясь в крови, села на левую ноздрю, а в подготовленное отверстие на правой было введено довольно тяжелое кольцо, кажется, тоже с какими-то камнями. Ассистент принялся ювелирными пассатижами затягивать замки, после чего в поле зрения образовалась газовая горелка, настолько миниатюрная с тончайшим соплом, что Йорн даже не представлял, что такие существуют. Но это была газовая, мать ее, горелка! Он рванулся изо всех сил, зная, что компьютеру шокера дают отбой во время подобных процедур, когда воспитуемый вполне может дернуться от боли. Йорн понимал, что конструкция мало поддается, но он хотел хотя бы что-то сделать, чтобы не чувствовать себя борзой сукой в станке для случки. Вокруг зашумели, заговорили.

– Йорн! Йорн! Прекращай! – перед его лицом возникла физиономия рано седеющего Джорджа Бейли в медицинской повязке. Он положил ладони в перчатках химере на щеки, и помассировал виски. – Успокойся ты! Ты думаешь, мы на тебе на авось опыты будем ставить? Вся технология давно отработана, мы просто сейчас заварим замки на изделиях, и все. Это секундная процедура: нагрев идет узким потоком, а кожу мы тебе в прилегающей зоне закроем жаропрочными пластинами. Все предусмотрено, поэтому не нервничай, не трать силы. Самое сложное еще не сделано, – он погладил химеру успокоительно по взъерошенной голове.

Йорн мог лишь закрыть глаза, чтобы ничего этого не видеть. В замки вполне могли залить каплю хорошего клея и получить тот же самый эффект. Но Джорджу было непременно нужно их запаять, сжечь мосты и превратить каждое украшение в неделимое целое с телом химеры. А “самое сложное впереди” – это мог быть только язык. Без анестезии. Потому как это столь же символично, что и запаивание ювелирных замков и расплавление резьбы на накрутках. Именно надвигающийся прокол языка Йорн ощущал как наиболее фатальную сдачу позиций. Позволяя Бейли влезть к себе в рот и наводить там порядок, Йорн чувствовал, что теряет последнее, что делало его нормальным, самостоятельным человеком.

Украшения на ушах заварили довольно быстро, но во время процесса сильнейшим образом нагревались сами изделия, ожогов вокруг отверстий было не избежать. Оба кольца в правой ноздре перекручивали замком наружу, а потом с болью вставили обратно. Ассистент, когда коллеги убирали горелку, тут же ловко прижимал к месту пакетик со льдом. Закрутку на левой ноздре, правда не смогли запаять, оставили съемной.

– Ну, что? – снова физия Джорджа и его повязка, шевелящаяся от дыхания, появились перед глазами Йорна. Бейли извлек резинку у химеры изо рта. – Как тебе удается не напустить слюней?

– Сглатываю, – рыкнул Йорн.

– Молодец! – Джордж потрепал его по волосам. – У меня две хорошие новости и одна плохая. – Осталось два прокола и два раза пройтись горелкой. Сейчас очень сильно мучиться не будешь даже без анестезии, но плохая новость в том, что к вечеру и в ближайшие дня три будет не на шутку хреново. Но бонус в том, что мы тебя пару дней не будем беспокоить, наша библиотека в твоем распоряжении, можешь начать постепенно готовиться к экзаменам.

Йорн прикрыл глаза.

– Эй, – легкий шлепок по щеке, – что надо сказать?

– Не помню...кажется... меня когда-то в школе учили говорить “пошел нахуй”, ...сэр.

За это вторую хорошую новость отменили, и оба прокола, в губе и языке, произвели нарочито медленно, иглой, притупленной специально для Йорнова удовольствия. В последующие месяцы он все меньше и меньше позволял себе дерзости, потому как одно за другим сыпались изматывающие тело и душу изобретательные наказания. Он стал вежливым, плавным и вкрадчивым, потому что в такой манере ему гораздо лучше удавалось сохранить некую видимость достоинства. И даже на Бейли это действовало: они видели в Йорне не подавленного раба, но хищного зверя, с которым можно играть, брать с собой в постель и наказывать за проступки, только если ты дрессировщик-суперпрофессионал. А им нравилось быть суперпрофессионалами.

Из “Протокола”:

«…Клейменый раб является неотторгаемой собственностью владельца, поэтому не может быть использован в сексуальных или каких-либо других целях сторонними лицами без согласия владельца. При отсутствии согласия рабу не запрещается уклониться от сексуальных действий сторонних лиц…»

«…Раб, выкупленный в собственность, подвергается процедуре клеймения. Владелец должен иметь официально зарегистрированный знак, который используется в качестве клейма. Клеймо устанавливается способом термического ожога на бедро или ягодицу раба. Категорически запрещается установление более одного клейма, а также клеймение частей тела, не указанных в данной спецификации…»

«…Настоятельно рекомендуется применение умеренных телесных модификаций после клеймения для символического обозначения перехода раба в новый статус. Пирсинг половых органов и языка является официальным требованием, отказ от которого может стать поводом для проверки характера отношений между владельцем и клейменым рабом. Допускается использование телесных модификаций в качестве меры наказания за серьезные проступки (см. приложение 11)…»

«…Клейменому рабу строго запрещено уклоняться от сексуальных действий официального владельца, а также намеренно делать свое тело непривлекательным. Раб обязан в любой момент времени быть сексуально доступным для владельца, испытывать и ясно демонстрировать возбуждение, подчиняться требованиям владельца и активно использовать предложенные методики для его сексуального удовлетворения…»

====== Ты раб не потому, что ты трус ======

Год спустя.

Памятуя о выбитых зубах и сломанном носе, которые имели место в предыдущий раз, когда Йорн увидел впервые свое клеймо, Джордж, расстегнул рабу ошейник и деликатно вышел из ванной, чтобы чудовище могло наедине с самим собой помыться и переодеться. Кроме того, Йорну предстояло, наконец, увидеть модификации, которые с ним проделали за два прошедших месяца в лаборатории, и по сравнению со спровоцировавшим последний крупный военный конфликт клеймом, по-прежнему красовавшемся на бедре раба, изменения были куда более значительные.

У Йорна было ощущение дежавю. Несколько минут он стоял, уперевшись левой рукой в черную стену ванной комнаты, похожей на сверкающую гранитную шкатулку. Он смотрел перед собой с чувством какого-то затупившегося от времени, всепронизывающего отчаяния. Не заглядывая в зеркало, Йорн, наконец, стащил с себя плотный облегающий комбинезон. Два месяца он провел почти постоянно в закрывающей глаза маске, также как в начале своей дрессировки полтора года назад. Ему не позволяли видеть, то что делал Джованни Пацци, а облегающие спортивные комбинезоны использовали, чтобы дополнительно защитить методично повреждаемую кожу, а также не позволять рабу к себе прикасаться. Йорн боялся смотреть на руки, но даже если бы он сейчас, как малодушный дурак, разделся и принял душ с закрытыми глазами, все равно отдалил бы неприятную встречу с самими собой не более чем минут на пятнадцать. Оставалось только повторять, что истерить поздно – полтора года, как поздно. Он нокаутировал Бейли локтем по роже за тавро и насмешку, теперь расплачивался за отсутствие смирения изуродованным телом. Закусив кольцо на нижней губе, Йорн развернулся к зеркалу и взглянул прежде всего на лицо. Чуть отлегло. Бейли очень нравилась его внешность, поэтому он позволил Джованни только доработать собственный старый глубокий шрам у Йорна под скулой так, чтобы он выглядел, словно щель между роботическими челюстями. Четыре косых вдавленных рубца имитировали любимый Гигеровский мотив прорезанных щек. Естественно, картина наблюдалась как с левой, так и с правой стороны. Также полоса шла параллельно краям его «полумаски», пересекала нос сразу за хрящом и уходила под челюсть. Линии были сделаны твердой, точной рукой, их утолщения и сужения, вдавленные и выпуклые рельефы казались легкими и элегантными, словно штрихи, брошенные на металлическую пластину мастером-гравером. В принципе, лицо чудовища сильно не изменилось, лишь приобрело еще большее подобие механистичности и искусственности. Джованни выжигал шрамы, которые больше походили на резьбу тонкой работы, и особенно хорошо удался эффект на синтетическом эпидермисе химеры.

Однако, пощадив лицо, мастер модификаций, очевидно, набросился на его тело. Красивые руки чудовища, впрямь напоминавшие элегантные руки Гигеровских ксеноморфов и демониц длинными пальцами, узкими, но не хрупкими запястьями и ясно прочерченной, напряженной, но не тяжелой мускулатурой, были покрыты технологическими узорами довольно глубоких продольных борозд. В ключевых местах мышечного рельефа их пересекали округлые рубцы, подчеркивающие мускулы, сзади на трицепсах были сделаны рифленые вставки. Такие же широкие вытянутые каплеобразные участки с более низким рельефом имелись на внешней стороне предплечий. Оба запястья были охвачены своего рода браслетами из рубцовой ткани с витиеватым скелетоподобным рисунком. На ногах Йорн рассмотрел такие же сети линий и сочлененных узоров, чередуемые с большими площадями нетронутой гладкой кожи на внутренней поверхности бедер – без сомнения, заказ Бейли. Снаружи на бедрах, на пояснице и особенно на ребрах в него вцепились все те же высокотехнологичные рифленые вставки, которые совершенно не мешали двигаться, но делали его чувствительную к прикосновению кожу крайне сензитивной. Йорн провел пальцем по бороздам у себя на левом боку и поморщился от щекотки, кожа дернулась, создавая какое-то доселе неведомое ощущение смутного желания и сосущей пустоты. Клеймо мастер модификаций несколько притянуто оформил в отдельную структуру, видимо задумывая, чтобы оно походило на фабричный знак на корпусе биоробота.

Йорн повернулся к зеркалу спиной и, сколько мог рассмотрел законченную татуировку, которую Джованни Пацци заключил в волокнистое обрамление из витиеватой скарификации. Идеально ровные вдавленные борозды рубцов сливались в густую сеть сегментов на пояснице, а потом снова разлетались отдельными линиями, которые подчеркивали округлость и тренированную мускулатуру на ягодицах, но также создавали довольно реалистичное ощущение, будто они покрыты отдельными пластинами внешней обшивки. Йорн снова повернулся к зеркалу лицом. На животе и груди линий было значительно меньше и большинство концентрировались ближе к бокам. Их сетка сгущалась на лобке, направляя взгляд к половым органам, которые создавали впечатление не инструмента похоти или, тем более, любви, а орудия внеземной агрессии. Когда Джованни выполнял эту наиболее сложную из операций, он со всей очевидностью представлял себе инопланетное существо, распаленное пламенем эроса и танатоса, демонического насильника, который утаскивает жертву за собою во тьму преисподней и принуждает ее к непрестанному сношению день и ночь до скончания времян. Испещренный с внешней стороны продольными бороздками шрамирования, на нижней поверхности член, вместе с мошонкой, стал похож на технологический гибрид позвоночника, кольчатого червя и внеземного сегментированного механизма. Под кожу были имплантированы какие-то тонкие гибкие вставки, шрамирование на фасции усилило рельефность адской гофрированной поверхности с регулярно посаженными металлическими шариками наподобие заклепок. В головке по-прежнему наличествовало рабское кольцо, но к нему добавилось еще одно, плотно охватившее член за венцом. Член стал очень чувствительным, Йорну казалось, что стоит ему лишь немного поводить вдоль ствола пальцами, и начнется эрекция, невзирая на крайне безрадостное настроение химеры. Бейли говорил правду: мастер телесных модификаций из Флоренции был виртуозом. Пирсинг, который Йорну сделали в начале заключения был просто дворовой забавой по сравнению с тем, что он видел и ощущал теперь. Джованни, получив в распоряжение такой материал, как синтетическую кожу химеры, очевидно, постарался выжать из ее структуры все физические, эстетические и физиологические возможности.

– Йорн, ты там живой? – голос Джорджа прозвучал настолько обыденно, по-домашнему и деликатно среди этого хаоса уродливых фантазий, что Йорн вздрогнул.

– Да, сэр. Я сейчас.

– Немножко поторопись, будь добр. Завтра рано вставать.

Йорн с наслаждением принял душ, замечая, что у него сильно дрожат руки. Из-за воды возникло игольное покалывание в коже. Вытершись, Йорн с благодарностью надел легкие спортивные брюки и футболку – неужели Бейли дал слабину и освободил его пока от резины, даже несмотря на то, что скарификационные рубцы вполне зажили? Затем почистил зубы и вышел из ванной в спальню.

– Все в порядке? – опять заботливо спросил Джордж. У Йорна всегда холодок пробегал внутри, когда он слышал эту интонацию.

– Да, все хорошо, – подчеркнуто неагрессивно ответил он, невольно потирая пальцами свое шрамированное предплечье, что не ускользнуло, естественно от Бейли.

– Неудобств никаких не почувствовал?

– Нет, вроде, все в норме.

– Хорошо, я рад это слышать, – Джордж явно осторожничал. Хоть он и знал, что не хило наказал Йорна за выбитые зубы и продемонстрировал серьезность своего отношения к нарушениям, ему хотелось, чтобы его любимый питомец, как и раньше, спал рядом в постели. – Присядь пожалуйста, я установлю челюстной фиксатор, а то ты, наверное, уже забыл, что это такое.

Как же, забудешь его! Джордж надел медицинские перчатки и, держа в руках стальной прибор, подошел вплотную к Йорну, аккуратно поставил одну ногу между его ног, взял снизу за челюсть, заставил одновременно открыть рот и оскалиться. Металл вошел внутрь, легко лег на зубы, скобы ухватили клыки и коренные, Джордж пальцами зафиксировал жесткий трензель для прижатия языка, потом надавил мини ключом на специальный замок, и Йорн смог сомкнуть челюсти. От аккуратности и внешней обыкновенности его действий мороз шел по коже. Джордж был похож на врача, выполняющего полезные для пациента процедуры. Он отпустил механизм, и челюсть заклинило – в первый раз много месяцев назад это ощущение было жутким холодным кошмаром, как судорога в воде. После нескольких повторений Йорн привык. Бейли крепко застегнул два крепежных ремня, снова заставил чудовище оскалиться, нажал на механизм, и Йорн приоткрыл рот до второго щелчка, что давало возможность чуть больше расслабить мышцы.

Затем Джордж надел на Йорна ошейник, и привычно сковал руки и ноги. К ножным кандалам он также прикрепил цепь у изножья кровати, а к ошейнику – цепь, фиксируемую в кольце у изголовья. Йорн лег в мягкую, теплую постель, уже зная, что Бейли захочет подробно исследовать на ощупь свое произведение.

Джордж лег сзади и сразу запустил руки под майку. Он некоторое время про себя пофантазировал, будто получил в свое распоряжение некую форму биомеханической внеземной жизни, которая сеет вокруг смерть, но излучает при этом безудержную демоническую сексуальность. Джордж восстановил в памяти сегодняшнюю сессию на тренажере, тело Йорна, прикованное к оборудованию, запертое в латекс, его красивые губы, обхватывающие искусно сделанный чуть рифленый, полупрозрачный член «внеземного» дизайна, невероятно нежный и гладкий на ощупь. Камера снимала с близкого расстояния профиль его напряженно работающего рта, немного запавшие щеки со шрамами, его пульсирующую гортань, закрытые глаза с длинными ресницами. Ребята сейчас работали над записью, чтобы сделать первую видеоинсталляцию. У Джорджа с некоторых пор появилась амбиция записать целую серию половых актов химеры и сделать их постоянной экспозицией в Адской Капелле.

Джордж вдруг снова сел на кровати, подумал и достал из тумбочки нитриловые перчатки, одел одну на правую руку, быстро лег обратно и аккуратно ввел пальцы в приоткрытый фиксатором рот химеры. Йорн немного отстранился, но принял действие Джорджа как неизбежность.

– Ты объект, Йорн, запомни это, – прошептал Бейли. – Ты моя собственность. Ты раб с красивым телом и харизматическим характером, поэтому ты удостоился чести стать обитателем моего ада. Но ты должен глубоко проникнуться мыслью, что надежды на изменение твоего положения у тебя нет. Общество от тебя отказалось и продало мне. Общество считает, что твои поступки оправдывают твой перевод в статус сексуального объекта, вся жизнь которого отныне сводится к тому, чтобы распалять меня. Ты раб. Кивни, если ты это прочувствовал.

Йорн не шевелился. Джордж сильнее протолкнул пальцы ему почти до глотки.

– Ты раб. Кивни! Ты сексуальный раб. Я хочу, чтобы ты согласился с моим утверждением. Ну?

Джордж почувствовал, как Йорн безрезультатно пытается сломать компактное и легкое, но очень крепкое устройство, введенное ему в рот.

– Йорн, ты раб и моя собственность, – повторил Бейли. – Я тебя заклеймил, и я подверг тебя изменению внешности, которому ты не мог противостоять. Я содержу тебя закованным, я надеваю на тебя сексуальную одежду, чтобы ты меня возбуждал. Наконец, мои пальцы у тебя во рту, и ты их облизываешь. Ты бы хотел, чтобы кто-то из твоих прошлых знакомых или родственников увидел, каким ты стал? Нет. А почему? Потому что ты теперь раб, и они будут испытывать к тебе невольное презрение. Они будут несмотря ни на что в глубине души считать, что ты прогнулся, что это твой выбор, чтобы заработать расположение хозяина. Они не знают, как это – не иметь выбора. Нам выгодно внушать плебсу, что у них есть право голоса. Я же, напротив, знаю, почему ты мне позволяешь делать то, что я делаю. Я знаю, что это не от слабости и трусости, как все стали бы думать, если бы увидели тебя со стороны. У людей часто такая реакция, чтобы возвыситься в собственных глазах, они готовы считать, что даже шизофрения или рак легких развиваются от слабохарактерности. Сексуальное рабство – это официальный приговор, которому осужденный обязан подчиниться, и есть широкий арсенал средств, как ты прекрасно знаешь, позволяющий добиться абсолютной покорности. Но общество содержится в неведении об этой системе, поэтому тебя бы стали считать шлюхой. Ты меня очень сильно задел во время последнего инцидента, потому что я думал, что ты, как парень умный и философского склада, на интуитивном уровне понимаешь, что в этом доме отсутствие уважения и рабство – это сильно отстоящие друг от друга концепты. Сексуальное рабство – это тотальное подчинение вполне легитимным требованиям. Я не считаю тебя презренным слабаком за то, что ты испытываешь оргазм от стимуляции – я считаю тебя сексуально привлекательным и бесправным, не более того. Я провел телесные модификации не для того, чтобы над тобой посмеяться и унизить, а потому что это делает тебя для меня еще более возбуждающим. Я не спрашиваю твоего мнения, потому что по закону я могу без него обойтись, и я уверен, что оно бы воспрепятствовало моей задумке. Считаю ли я тебя ничтожеством оттого, что ты не разбил голову о стену, как только себя увидел? Нет. Я просто рад, что ты не очень как будто бы шокирован. Со временем ты привыкнешь, а для меня за последние месяцы произошел огромный прорыв в твоем формировании как сексуального объекта. Я очень хочу, чтобы ты правильно понял свою ситуацию, – Джордж успокоительно пошевелил пальцами, поигрывая с пирсингом Йорна в языке. – Ты же видишь, что я тебя не трогаю без перчаток, чтобы тебе было спокойнее? – он провел ему по нижним зубам пальцами, чтобы химера снова почувствовала резину. Между тем Джордж ощутил, что за последние несколько минут солилоквия химера немного расслабилась у него в руках. – Запомни: дороги назад нет, и только я как хозяин могу по достоинству оценить красоту твоей жизни, всецело пропитанной сексуальностью. Только из жизни, подчиненной фантазии, можно сделать приведение искусства. Ты теперь понимаешь, что я имею ввиду произнося сочетание «сексуальное рабство»?

Йорн слабо кивнул.

– Ты понимаешь, что ты раб не потому, что ты трус?

Опять кивок.

– Еще раз: ты понимаешь, что такое «собственность и сексуальный раб Джорджа Бейли»?