Текст книги "Я тебя научу (СИ)"

Автор книги: serpensortia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Держись крепче, Рицка, – говоришь ты, – не отпускай меня.

– Не отпущу, – обещаю я. И мы исчезаем.}

}*

– Прости, – первое, что ты произносишь, когда ставишь меня на пол в центре комнаты. Перемещение заняло от силы пару секунд, я даже не понял, что и как произошло. Ты помогаешь мне добраться до кровати – ноги отказываются служить – садишься рядом, перебирая мои волосы.

– За что? – интересуюсь я, не открывая глаз. Темно, тепло и тихо. Наконец-то.

– Ты снова пострадал, – ты вздыхаешь. Я смотрю из-под ресниц:

– Это неверный повод для вины, Соби. Если ты имеешь в виду оковы, то они ерунда.

– Почему? – ты бережно проводишь подушечками пальцев по моей шее, – тебе было больно, я не смог поставить достаточно надежный щит. Это мой промах.

– Твой промах – то, что ты меня как всегда не позвал, – устало возражаю я. – Что до сих пор или боишься за меня, или не веришь, что от меня есть польза. Вот за это мне бы стоило обидеться. Ясно?

– Да, господин, – мягко говоришь ты и после паузы соглашаешься: – Ты прав, Рицка.

– Да неужто, – я снова закрываю глаза. – Укрой меня чем-нибудь и иди сюда. – Ты медлишь, и я добавляю: – Пожалуйста.

Не знаю, где приказ, где просьба, но, похоже, начинаю понимать на практике, почему Жертва и Боец всегда держатся вместе. Ты приносишь плед и без возражений устраиваешься рядом, оперевшись на локоть и глядя куда-то в пространство.}

}Нам нелегко даются победы, но ведь даются. Я заметил сегодня: ты практически неуязвим для заклинаний, а слова тебя достают. Слабое место, которое ты тщательно скрываешь – воспоминания?}

}– Кодаю сказал, что ты ненавидишь бабочек, – я складываю руки за головой и отгоняю невеселые мысли. – Но у тебя в ушах…

– Здесь немного другое, – ты дотрагиваешься до серьги. – Уши проколол мне ты, Рицка. Это знак нашей связи, он мне приятен. Меня всегда восхищали эти существа – и раздражала их беззащитность на листе ватмана. Легко ловить, легко накалывать на иголки. В кабинете моего учителя их десятки.

Последнюю фразу ты произносишь совсем тихо. Я не шевелюсь, даже моргать не решаюсь – вдруг скажешь что-нибудь о себе.

– Рицка.

– Что?

– Почему ты испугался вопроса, где твое место? Перед собранием?

– Именно так всегда спрашивал Сэймэй, – говорю я без выражения. – Это была наша шутка – он с первого раза запомнил, где я сидел, и каждый раз делал вид, что забыл. А потом его нашли… на этом самом месте.}

}Мертвым. Обугленным до костей.}

}Ты осторожно дотрагиваешься до моего локтя, не движение, только намек, чтобы я повернулся. Я придвигаюсь тебе под бок.

Ты медленно опускаешь голову на подушку, натягиваешь на нас обоих плед, и я закрываю глаза, чувствуя, как постепенно расслабляются твои плечи.}

}*

– Хочешь, я тебя покормлю? – предлагаешь ты часа полтора спустя, когда я просыпаюсь. Сам, наверное, только подремал, но голос у тебя уже бодрее. – Будешь ужинать?

– Если только вместе с тобой, – я пытаюсь сесть. Голова противно кружится.

– Как ты себя чувствуешь, Рицка? – с тревогой спрашиваешь ты.

– Нормально, – я решительно спускаю ноги с кровати. – Не делай из меня мученика, я просто голодный.

Ты смотришь долгим взглядом, а потом уходишь на кухню. Я тебя побью когда-нибудь за твою благодарность.}

}8.

На этот раз сэнсей вообще не звонит – или точно не тогда, когда ты дома. Я не проверяю твой список звонков, хотя ты, возвращаясь из университета, всегда кладешь мобильник на видное место. Может, чтобы я сам смотрел? Но я не могу.

То, что этот Ритцу тебя больше не допрашивает, меня тревожит. Мне так хотелось думать, что от нас отстали – а на самом деле появились Неверящие и Безмолвные. Кажется, в нас вцепились мертвой хваткой, и если тебя больше не дергают «явиться с докладом», то… Что это означает? С последней стычки прошло уже недели три, начался декабрь, и пока все тихо, но мало ли. Если все это из-за меня, из-за того, что я брат Сэймэя – а зачем я им еще? – то тебе жутко не везет, сначала с одним Аояги, потом с другим.}

}Я не выдержал и однажды тебе это сказал, когда ты готовил какой-то европейский пирог. Я долго наблюдал, как ты сосредоточенно возишься с тестом, как отдуваешь с лица длинную челку – волосы ты забрал в хвост, слишком короткие для резинки пряди заправил за уши, а челка упрямо падала на глаза. Я смотрел-смотрел на тебя, а потом неожиданно для самого себя проговорил:

– Соби, наверное, ты был совсем не рад, когда узнал, что после… Сэймэя тебе придется служить еще и мне.

Ты удивленно поднял голову – последние полчаса на кухне царило молчание. Я просматривал компьютерный самоучитель, ты занимался готовкой.

– Откуда такая мысль, Рицка? – ты машинально провел пальцами по лбу, убирая волосы, и на коже остался белый мучной след.

– Просто, – я пожал плечами. – Он приказал тебе прийти ко мне, сражаться за меня, ничего не объяснять – а это означало, что помогать тебе я не смогу…

– Рицка, приказ Сэймэя не подлежал обсуждению, – ты снова занялся упрятыванием фруктов в тесто, – мое желание или нежелание на него не распространялось. Почему это вдруг обеспокоило тебя?

– Потому что из-за меня у тебя проблемы, – я уставился в учебник.

– Это не так.

– Ну да, и кого чуть не убили несколько раз, пока я понял, что тебя надо пытать, чтобы выяснить происходящее! – я стукнул кулаком по колену, а ты неожиданно рассмеялся:

– Не надо меня пытать, Рицка. Тебе достаточно спросить, и я расскажу все, что могу.

– Да, но все равно этого всего мало! – я встал, прошелся по кухне туда-сюда. – Тебе и сэнсей говорил, что ты стоишь больше, чем неопытный ребенок… То есть я!

– Мне безразлично мнение сэнсея по этому поводу, – ты протянул ко мне белую от муки руку, потом снова улыбнулся. – И мнение кого-то еще тоже. Не волнуйся.

– Соби… – я почувствовал, что теряю наступательный тон, – я на него очень похож?

Я клялся, что никогда не задам такого дурацкого вопроса. Мне хотелось себе язык откусить. Ты помолчал – закончил с пирогом, вымыл руки, убавил газ в духовке, поставил туда противень. Потом распрямился и сказал:

– Нет.

Я только выдохнуть смог под твоим взглядом: жестким, и в то же время…

Я покраснел и поспешно отвернулся. Ты осторожно потянул меня за хвост:

– Рицка.

– Что? – я вырвался и отступил к выходу с кухни.

– Я рад, что пришел к тебе, – проговорил ты негромко, – разве у тебя есть причины сомневаться?

– Нет, но…

Но тебе должно быть со мной трудно! Ты взрослый, ты много знаешь и умеешь, а я…

– Вы не похожи, – повторил ты и опустил голову, стягивая с волос резинку, так что они упали на лицо. Потом уселся на пол, рядом с моей открытой книгой. – Ты хотел меня о чем-то спросить?

Я вздохнул, подергал ушами и подошел, остановился за твоим плечом, так, чтобы не касаться.

– У меня много вопросов, Соби. Но тебе нельзя рассказывать, а я обещал не спрашивать.

– Ничего, – ты обхватил меня за талию, повернул так, чтобы я оказался перед тобой. Я автоматически стер с твоего лба не до конца осыпавшуюся муку – ты моргнул, глядя на меня, и потянул вниз, чтобы я тоже сел.

– Нет, – возмутился я, сопротивляясь, но ты только улыбнулся:

– Разве тебе неприятно?

Пришлось сесть. Ты обнял меня:

– Я отвечу на любые твои вопросы, Рицка, кроме тех, которые связаны с…

– Семью Лунами, – закончил я. – Ты слышал о системе косвенных доказательств?

– Что? – ты выглядел таким удивленным, что я только головой мотнул:

– Это когда выводы делаются на основе не того, что сказано, а того, о чем не сказано.

– Я знаю суть этой системы, – отозвался ты, – но не думал, что ты знаком с ней.

– Слышал краем уха, – признался я честно. – Но то, как ты сказал «раскладывать по полочкам», вполне в нее вписывается. Правильно?

Ты тихо фыркнул:

– Умница, Рицка.

Почему меня одновременно раздражает и успокаивает, когда ты меня так называешь?

– Значит, если я догадаюсь, а ты ничего не расскажешь, ты не нарушишь приказ, – я нахмурился. – Так?

Ты погладил меня по плечу:

– Возможно.

– Мог бы хоть раз ответить по-человечески, – пробормотал я, высвобождаясь и вставая. – Кстати… Пока эта штука делается, – я показал подбородком на сидевший в духовке пирог, – не объяснишь кое-что?

– Да? – ты поднял глаза, будто прогнав какую-то мысль.

– Пойдем в комнату, – я повернулся и вышел из кухни.

Мы устроились на кровати. Это теперь самое странное для меня место в доме. Я регулярно краснею, когда вспоминаю, что ты иногда со мной на ней делаешь, и все равно люблю тут сидеть. А когда мы сидим здесь вместе, тебе всегда труднее сбежать. Правда, мне тоже… В общем, на кровати легко только спать. Но я все равно сел в изголовье и похлопал ладонью по покрывалу. Ты опустился напротив – прямой, напряженный. Я раньше не умел улавливать твое напряжение, а теперь само получается, что замечаю. Но это был важный вопрос, я должен был его задать.

– Соби, ты обещал, что объяснишь, как появляться там, где надо. То есть… как ты оказался тогда в школьной лаборатории, или потом в парке, или на улице меня встретил… Или…

– Я понял, – прервал ты. – Это называется телепортацией.

– Тебе можно или нельзя о ней рассказывать? – уточнил я первым делом. Ты задумчиво повел плечами:

– Прямого запрета не существует, однако…

– Если нельзя… – начал было я, но ты шевельнул рукой, и я умолк.

– Однако даже если бы существовал, я ответил бы тебе.

Я уставился на тебя, совершенно ошарашенный:

– Почему?

– Потому что ты моя Жертва, Рицка, – сказал ты тихо. – И раз так, ты имеешь право знать.

– А если тебе снова станет плохо? – испуганно возразил я. Ты слегка улыбнулся:

– Мне практически не бывает плохо в твоем присутствии. Когда я знаю, что ты рядом, Рицка… Этого хватает.

– Честно? – выдавил я почти шепотом, и ты кивнул:

– Да. Разве ты не замечал?

– Ч-чего? – я недоуменно поглядел на тебя. – Раньше же… даже если я был с тобой…

– Раньше ты не знал, как реагировать, – возразил ты ровно, – теперь все иначе.

Ага, а кто мне не говорил! Я мысленно поставил галочку в списке дел: позвонить Йоджи. Мне хочется у него выяснить… Это ведь Нули нам помогли, может, и сейчас кое-что прояснят.

Ну почему Сэймэй запретил объяснения! Зная, что тебе будет ужасно тяжело без него, со мной, ничего не умеющим… Боялся, что я?..

Я оборвал себя – мысль была просто подлой.

– Рицка? – окликнул ты, и я заметил, что стискиваю ладонями виски. – Рицка!

– Ничего, – я заставил себя сесть спокойно. – Все нормально. Правда. Так ты… можешь говорить?

– Спрашивай, – ты подтянул колено к груди, обхватил его руками. Я с сомнением покосился на твою позу и начал издалека:

– Если ты умеешь попадать туда, куда нужно, зачем пользоваться транспортом? Можно никуда не опаздывать…

Ты качнул головой, тыльной стороной ладони убрал назад волосы:

– Нет. Телепортация запрещена к повседневному использованию. Она допустима только в случаях, если Бойца зовет Жертва, ни в каких иных. Находить друг друга в пространстве можно лишь при крепкой, опробованной связи, когда доверяешь импульсу зова. Это позволяет оказаться сразу на месте и начать поединок.

– Но… – я даже не сразу вник, что меня беспокоит, – но ты же встретил меня тогда на улице! А там никакого боя не было! Значит, тебе нельзя было этого делать?

Ты отвернулся, я почти перестал видеть твое лицо.

– Соби, – я попытался поймать твой взгляд, – нельзя было, да?

Ты поднял голову – так устало, что я нахмурился, не зная, что сделать, накричать на тебя или… А что «или»? Ты же упрямый – даже если я запрещу тебе на будущее, этот мой приказ ты обойдешь. Моя безопасность тебе дороже собственной.

– Я волновался, Рицка, – сказал ты, будто не понимая моей недогадливости. – И ты позвал меня.

– Да ты меня вынудил! – возмутился я, вспомнив, как ты спрашивал, можно ли меня встретить.

– Но позвал же, не так ли? – сказал ты с искренним удовольствием.

Никак не привыкну, когда ты вдруг смеешься, или фыркаешь, или начинаешь меня дразнить. Раньше ты только улыбался и почти никогда не смеялся. Теперь, если твоя невозмутимость отступает, я не знаю, как реагировать.

– И что? – спросил я, разглядывая узор на покрывале. – Что тебе за это будет?

– Будет? – ты поднял бровь. – Где?

– Ну… не знаю… в Семи Лунах или в этой школе…

– Рицка, – сказал ты тоном, каким обращаются к непонятливому ученику. Только ты говорил еще и ласково. – Я не собираюсь возвращаться. В противном случае мне следовало сделать это после того, как я остался без Жертвы. Хотя чаще всего в разделяющейся паре погибают оба, случается, что кто-то остается в живых. Редко, но это происходит. Тогда подбирают нового напарника.

Ты не вернулся… Я кивнул в знак того, что слышу:

– А почему так бывает, что кто-то выживает?

Ты не ответил, и я поднял голову. Ты закусил губу, и сведенные на переносице брови у тебя вздрагивали. Черт, я и забыл, что спрашивать можно не обо всем, что в голову приходит! Тут же передвинулся на кровати, погладил тебя по руке:

– Всё-всё, не надо!

Ты посмотрел так, что мне еще хуже стало. Боль и облегчение – и сейчас, я знал, еще вина добавится. Я торопливо обнял тебя, зажмурился. Глаза были сухие и горячие.

– Если Жертва зовет Бойца, он слышит ее оклик, – глухо проговорил ты, не отстраняясь. Решил, наверное, закончить то, что можно мне рассказать. – Если же Боец зовет Жертву, она, как правило, слышит запуск его системы… Как ты моей в последний раз.

До меня не доходило минуты две. А потом я отодвинулся, заглянул тебе в глаза:

– Так ты… позвал меня?!

Я идиот. И-ди-от.

У тебя дрогнул угол рта – будто ты сам над собой усмехнулся:

– Так получилось.

– В смысле? – я вгляделся в тебя, но ты предпочел снова опустить голову. – Как «так получилось»?

– Вначале ты не мог слышать, если бы даже я звал, – объяснил ты с явным усилием. – Нашей связи хватало, чтобы защищаться и обороняться. Я рассчитывал сохранить такое положение вещей, пока ты не будешь готов хоть немного больше, чем когда мы встретились – ты даже не знал о Бойцах и Жертвах. Но… когда я полюбил тебя, Рицка… – я вздрогнул, и ты успокаивающе провел руками по моей спине, – мне стало тяжелее обходиться без твоей поддержки.

– Я знаю, – прошептал я, чувствуя, что ладони сделались влажными.

– А потом ты нашел меня – хотя я не объяснил, где нахожусь. Как тебе удалось?

Вопрос поставил меня в тупик. Как я тогда тебя нашел? Не знаю… Будто по компасу. Или радару.

– Это под силу только тем, кто в самом деле составляет пару, – тихо сказал ты. – После этого сражаться одному стало практически невозможно.

– А ты как всегда попробовал, – хмыкнул я. Ты пожал плечами, подтверждая мои слова:

– Прости.

Я лишь вздохнул:

– Ладно. Я понял, что система запускается при каком-то правильном ритме дыхания… Это делает Боец? – Ты кивнул. – И Боец может оказаться там, где находится Жертва… А Жертва? Жертва может оказаться там, где Боец? Если ты меня позвал – наверное, может! Соби?

– Да, – ты отпустил меня, я поспешно переполз обратно на свое место на кровати. – Но для этого нужно долго тренироваться, чтобы не оказаться неизвестно где. Разве мало того, что я могу всегда успеть к тебе, Рицка? Может быть…

– А я в случае чего опять бегай по городу и ищи тебя! – ехидно заметил я. – Причем без надежды на успех – потому что при загрузке системы, как я понял, мы пропадаем для окружающих!

– Гм, – ты подергал себя за прядь волос.

– Я прав, – развел я руками, наблюдая за этим действием. – Ну и? Ты обещал меня научить!

Ты улыбнулся – не мне, а чему-то невидимому, и встал с кровати:

– Хорошо. Только проверю, как там пирог.}

}*

Невероятно, но ты в самом деле меня учишь. В тот день мы начали, а назавтра, когда я закончил уроки, а ты очередной рисунок, продолжили.

Ты не рассказываешь о Семи Лунах, о том, чем они занимаются, зачем нужна школа и все эти навыки. Я загнал любопытство как можно глубже и ни о чем таком не спрашиваю. Зато ты объясняешь, как правильно слушать, чтобы услышать твое дыхание, даже когда ты в университете, а я в школе. Как окликнуть тебя, просто чтобы ты перезвонил – или позвать, когда срочно нужен. Оказывается, тогда в парке я действовал интуитивно, но правильно. Представлял тебя и звал, веря, что не можешь не услышать.

И еще ты обучаешь меня телепортации. Услышать тебя – потом запуск системы – потом увидеть тебя внутренним взглядом, настроиться и почувствовать, что сейчас окажусь там, где ты. Бесполезно представлять окружающую действительность – внутри «системы» географии нет. Есть только тот, с кем составляешь пару, и те, кто его атакует.

А вот вместе, оказывается, можно перенестись почти куда угодно, как мы после боя – сразу домой. Это, конечно, в случае бегства не спасет от преследования и очень порицается как способ передвижения, я не понял, почему, а ты не сказал, но в принципе возможно.

Если бы Семь Лун нам не угрожали, наверное, меня бы не интересовало, кто изобрел такие фантастические возможности и для чего. Меня и сейчас это волнует только потому, что Семь Лун убили Сэймэя и хотят получить нас – тебя Ритцу, а меня… не знаю кто. Он, и Нагиса, наверное, тоже. Но я не хочу туда. И ты тоже не хочешь.}

}Мы по-прежнему спим в одной постели. К счастью, моим друзьям ни разу не пришло в голову задать вопрос на эту тему, а Кио его больше не поднимал. Потому что я бы не смог ответить. Хорошо, что когда он пошутил в первый раз, между нами еще было… дыхание, расстояние, два одеяла. Теперь так больше не получается.

Меня чуть не до слез мучило, что мы соприкасаемся руками, но я ничего не решался поменять, пока ты не вытянул, в чем дело. Я признался, отвернувшись к стене, срываясь на крик – а ты растерянно помолчал и спросил, почему меня это напрягает. Ты мне неприятен?

От такой странной логики я обернулся:

– Ты соображаешь, что говоришь! Если бы ты был неприятен, как ты думаешь, я спал бы тут?

– Мы можем поставить вторую кровать, – продолжил ты ровно. Я замычал от такого предложения и уткнулся лицом в подушку:

– И что это даст? Я привык, что ты рядом!

Ты вздохнул, потом осторожно, чтобы не задеть меня, вытянулся на спине:

– Тогда чего же ты хочешь, Рицка?

– Я не могу спать без тебя! – все, после этого от меня можно было костерок разводить, так жарко загорелись уши. Я даже представил твою полуулыбку.

– Значит, тебе нравится, – сделал ты гениальный вывод. Я промолчал, только сопел, внимательно прислушиваясь. Ты встал, вытянул из-под меня скомканное одеяло, судя по движению воздуха, сложил его и куда-то унес. И свое тоже.

Что ты делаешь, хотел я спросить, но не смог. Мне было стыдно даже кашлянуть. А потом ты растряхнул что-то и накинул на меня – и, похоже, на всю кровать.

– Надеюсь, это решит проблему? – спросил ты выжидательно. Пришлось посмотреть. Я перевернулся, чтобы оказаться к тебе спиной – и обнаружил, что ты укрыл нас обоих огромным двуспальным одеялом. Осталось только застонать, слов не нашлось. Ничего себе решение…

– Иди сюда, Рицка, – попросил ты тихо. – Пора спать.

Я помедлил, а потом придумал выход: залез под одеяло с головой, ощупью нашел тебя, устроился, не высовываясь наружу, чтобы ты не видел моего лица.

– Чем ты будешь дышать? – полюбопытствовал ты, пытаясь откинуть край одеяла.

– Найду, – я собрался сползти еще глубже, и ты оставил попытки. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – откликнулся ты, нашаривая меня рукой и обнимая. – Ты мог сказать раньше, Рицка.

Взял бы и сам догадался, ответил я про себя – и уснул.}

}*

Через неделю у меня день рождения – сегодня уже восемнадцатое декабря. Я уточняю у Юйко и Яёи, что они обязательно придут, а потом иду проведать маму. Может быть, она захочет, чтобы я пришел к ней двадцать пятого?

Подхожу к дому, нашариваю в кармане ключи и смотрю на балкон своей комнаты. Второй этаж – интересно, как ты сюда забирался? Я не понимаю – никаких выступов на стене нет. Не взлетал же!

Я осторожно открываю дверь. Похоже, мамы нет – еще не пришла с работы, а у меня сегодня было только четыре урока. Я позвонил тебе, сказал, что схожу сюда. Ты помолчал и предложил меня встретить, но я отказался. В конце концов, я ведь больше не живу тут, а видя маму раз-другой в неделю, боюсь ее гнева уже меньше.

Я разуваюсь, поднимаюсь по лестнице на кухню, смотрю на идеальный порядок, на пустой стол. Нет ни пучков зелени, ни дайкона, который мама любит. Как будто она перестала готовить или в доме кончились все запасы. Заглядываю в холодильник – полки ломятся от еды. Овощное рагу, кастрюлька с супом, фрукты, овощи, сковородка с жареными каштанами… Если бы я помнил, что любит мамин Рицка, можно было бы пообедать. Каштаны он, кажется, любит.

Но я не могу себя заставить разогреть их. Долго стою около дверцы, потом закрываю холодильник и иду к своей комнате. Я поем дома. Здесь… я не чувствую аппетита.}

}Моя комната тоже прибранная и какая-то безликая. Я почти не бываю здесь, потому что обычно не прохожу дальше кухни. Над компьютерным столом по-прежнему висят наши фотографии, на тумбочке около кровати тикает будильник. Я не напечатал за эти полтора месяца ни одного снимка. Ты был прав, Соби – происходящее можно удерживать в памяти и без них. Теперь я почти не боюсь забыть.

Здесь все по-прежнему, словно я никуда не уходил. Если не заглядывать в шкаф, в котором нет вещей, и не помнить, что в системнике нет винчестера…

Внизу хлопает входная дверь, и я автоматически подбираюсь: кошачьи уши встают, хвост прижимается к ноге. Раньше мне удавалось лучше скрывать свои опасения.

– Рицка? – доносится снизу мамин голос. Я выхожу из комнаты: лучше откликнуться сразу же.

– Да, мама!

– Рицка, – она поднимается по лестнице с сумками в руках. Наверное, заходила по дороге в магазины. – Замечательно, что пришел, сейчас будем обедать!

Я заставляю себя улыбнуться:

– Хорошо.

– Мой руки и иди на кухню, – распоряжается она, разбирая пакеты с продуктами. – Как дела в школе?

Я послушно мою руки и устраиваюсь на торце стола – место, которое я облюбовал, когда «знакомился» со своей семьей после больницы. Отсюда удобнее всего спасаться в комнату.

– Нормально, мама.

Я рассказываю, как мы недавно всем классом ездили в зоопарк, как второй раз были в зимнем Диснейленде, о том, как Шинономе-сан организовала всех готовить новогоднее выступление, и теперь каждую среду и пятницу проходят репетиции. Обычно я сижу на них, и вполуха слушаю, вполглаза делаю уроки. Мне так нравится.

Постепенно я увлекаюсь. Мама ставит передо мной тарелку, кладет рядом мои любимые красные палочки, а потом устраивается с чашкой чая.

– Ты же участвуешь в представлении, Рицка? – спрашивает она несомневающимся голосом.

Я вылавливаю из тямпуру кусочки свинины и тофу:

– Нет, я буду смотреть, как Юйко изображает какую-то сказочную принцессу. Я больше люблю наблюдать, мам.

Она медленно отставляет чашку. Мне нравится, когда она готовит что-нибудь из окинавской кухни, и я пропускаю этот момент.

– Но Рицка, – мама меняется в лице, – разве ты не любишь общаться с друзьями?

Ой-ой-ой.

– Конечно, – я как можно скорее отодвигаюсь от стола, – я всегда гуляю с Соби, Юйко и Яёи, и еще у меня есть несколько новых знакомых…

– Ты не Рицка! – взвизгивает она, вскакивая, и запускает мне в голову чашкой. Я уворачиваюсь, и чашка разлетается о стену. Все еще горячий чай выплескивается рядом с моим лицом, осколки сыплются под ноги. – Не Рицка!

– Мама… – меня сковывает непреодолимый страх, от которого я, наверное, никогда не отвыкну.

– Ты не мой сын! – кричит она, стукнув по столу ладонями и загораживая мне возможность отступления. Я привычно накрываю руками голову, ничего не говорю, не прошу ее перестать – я давно понял, что в такие моменты она не слышит. Лучше даже не звать ее «мама», мне однажды так за это досталось… Остается только ждать, чтобы подвернулась возможность убежать. Одна из щек мокрая, от чая, наверное – я сжимаюсь у стены, вытираю рукавом лицо. И когда мама отводит взгляд, кидаюсь по коридору, не оборачиваясь. Дрожащими руками задвигаю шпингалет на двери комнаты – мне его когда-то Сэймэй ставил на такие вот случаи. Мама ударяется плечом о запертую дверь и начинает с криком бить в нее кулаками. Я сползаю на пол. По телу волнами пробегает дрожь, щека все еще горит. Провожу по ней и вижу на пальцах кровь. Опять скула рассечена. Если бы каждая ссадина оставляла на мне след, я бы, наверное, весь был исполосованный. А пластыря тут нет.

– Открой! – доносится до меня через дверь мамин крик. – Открой, слышишь!}

}Выйти я, похоже, не смогу, разве что как ты, через балкон. Но куртка и ботинки остались в прихожей, и мобильник, кстати, тоже там – в кармане куртки. Этот вариант отпадает. Ждать, пока мама успокоится? Можно прождать не один день, я прекрасно это знаю, а заняться здесь нечем – все, чем можно себя развлечь, я перевез к тебе. Ладно, что откладывать неизбежное?

Я закрываю глаза, отрешаюсь от маминого голоса, от пульсирующей боли, от холодной стены за спиной, и представляю твое лицо – внимательные глаза, серьезно сжатые губы.

«Соби?»

«Рицка, – откликаешься ты мгновенно; я слышу тебя так четко, словно ты здесь, и мне делается теплее. – Что?»

Как много ты вкладываешь в одно слово…

«Приедешь?» – прошу я, пересиливая стыд. Хорошо, что хоть не надо делать этого вслух.

«Разумеется».

Я прекращаю разговор. Мне пока очень тяжело это дается, даже совсем короткий диалог забирает уйму сил. Теперь надо подождать. Ты, конечно, понял, где я и что со мной, значит, через час или около того постучишь в стекло на балконной двери, а потом…

– Рицка.

Глаза распахиваются раньше, чем я осознаю, что это уже наяву. Ты сидишь передо мной на корточках, во взгляде гнев и сочувствие.

– В следующий раз я буду ждать во дворе, – говоришь ты решительно, – и даже если ты прикажешь уйти, все равно буду поблизости.

Мне нечего возразить – я только прикрываю глубокую царапину волосами и пытаюсь перехватить властный тон:

– Я вполне мог дождаться, чтобы ты приехал на автобусе! Зачем было снова использовать перемещение?

– Мне не понравился твой голос, – ты не поддаешься на мое сверкание глазами. Наверное, оно сейчас плохо выходит. – Я боялся, что могло произойти что-то худшее. Хорошо, что ты успел добежать и запереться!

Я тяжело вздыхаю. Телепортация в обычной жизни запрещена, ты сам сказал…

Принимаю твою руку и встаю с пола. От пережитого шока до сих пор стучат зубы – мама не бросалась на меня последние раз пять, что я приходил, я всегда был осторожен, а сегодня… сам виноват.

– Давай домой, – говорю я вместо ответа. Ты чуть-чуть улыбаешься. – Что?

– Просто рад, что ты не сердишься, – отвечаешь ты и улыбаешься уже заметнее. Я быстро отворачиваюсь:

– Мне больше делать нечего?

– Где твоя верхняя одежда? – интересуешься ты невинно, словно не слыша.

– На вешалке, – я смотрю на дверь комнаты и приказываю себе открыть ее. Я не могу допустить, чтобы ты видел мой страх… Даже если сам тебя вызвал.}

}Мы идем вниз по лестнице, и передо мной мелькает картинка дежа вю – как мы спускались, и ты нес на плече сумку с моими вещами. Похоже, я погорячился, решив, что больше мы тут вместе не появимся.

Мама встречает нас на кухне: наверное, услышала разговор или шаги, и ее лицо не обещает ничего хорошего. Ты опережаешь ее – поднимаешь руку и произносишь негромко, но совершенно непререкаемо:

– Спите.

Несколько секунд ничего не происходит, а потом мама оседает на табурет, и глаза у нее закрываются. Ты подхватываешь ее на руки:

– Куда ее отнести, Рицка?

Я изумленно смотрю на вас обоих и делаю жест в направлении маминой комнаты:

– Вон туда.

Ты вносишь маму в спальню, устраиваешь на кровати и оглядываешься:

– Что еще сделать?

Я бездумно прижимаю ладонь к саднящей скуле:

– Ничего… только… когда она проснется…

– Она будет помнить, что ты приходил, что вы замечательно посидели, и она осталась довольна. Так подойдет?

– Д-да, – я киваю.

Ты меня иногда пугаешь. По-настоящему.

– Хорошо, – ты склоняешься над мамой и проводишь рукой над ее лбом.

– Можем отправляться домой?

Я молча выхожу из комнаты, и только застегивая кнопку на капюшоне, открываю рот:

– На автобусе.

– Как скажешь.}

}*}

}Когда ты закрываешь за нами входную дверь, я вздыхаю и провожу руками по голове, отводя назад и волосы, и опустившиеся кошачьи уши. Если прибавить к произошедшему у мамы тройку по обществоведению и ощущение слежки по дороге домой… День выдался бурный. Я не спрашивал, не чувствуешь ли ты взгляда в спину, потому что у меня, наверное, просто паранойя. Но все равно неприятно.

– Разувайся, – говоришь ты, стоя рядом и глядя в сторону. Я прекрасно знаю, что ты при этом замечаешь все не хуже, чем если бы смотрел в упор. И видишь, конечно, что я умаялся.

– Сейчас, – я выступаю из ботинок, вставая носками на пятки: нагнуться нет сил. Потом иду в комнату и сажусь на кровать. Вот бы ты сейчас отвлекся на что-нибудь, а я сделал бы вид, что все в порядке и я вовсе не чувствую себя разбитым.

Дождешься от тебя, как же. Ты не комментируешь случившееся, и если я тебе прикажу, наверное, не будешь ничего делать… вот только у меня нет ни сил, ни желания приказывать. Я смотрю, как ты достаешь из аптечки на холодильнике антисептик, марлю и пластыри, потом садишься рядом. Ты изучаешь царапину, проводишь пальцами по моей щеке. В двух местах. Что – не одна? Я не шевелюсь. Ты и не таким меня видел, хотя досадно, конечно.

– Я залечу, – не то спрашиваешь, не то сообщаешь ты.

– Да, – я закрыв глаза терплю, пока ты обрабатываешь и заклеиваешь ранки. У тебя четкие экономные движения, через несколько секунд кожу перестает печь и, кажется, раздумывает болеть голова.

– Спасибо, – говорю я тихо.

Вместо ответа ты гладишь меня по плечу:

– Как ты?

– Нормально, – я открываю глаза и встречаюсь с тобой взглядом. – Все нормально.

Ты еще какое-то время смотришь на меня, потом киваешь:

– Ладно. Голодный?

– Нет, – я заставляю себя не отводить глаз, – мама меня покормила.

Твои ресницы вздрагивают – именно так, как я ждал. Упрекнешь ее?

Ты делаешь отрицательный жест:

– Я не имею права решать за тебя, Рицка, или вмешиваться в твои отношения с другими людьми, особенно с мамой. Не переживай об этом.

– Откуда ты всегда знаешь? – вырывается у меня невольно, и твой взгляд теплеет:

– Ты тоже многое знаешь обо мне.

Многое?.. Не уверен.

– Соби, как ты думаешь, а Имя… нельзя изменить?

По-моему, вопрос логично связан с твоим намеком. Но ты ошеломленно приоткрываешь рот:

– Для чего?

Я раздраженно фыркаю: как можно быть таким недогадливым?! – и поясняю:

– Чтобы оно было, какое сам хочешь. Какое выберешь.

Ты смотришь в одну точку:

– Боюсь, что нет, Рицка. Бывает так, что даже обладатели общего Имени не могут добиться, чтобы оно проступило у обоих, и вынуждены довольствоваться лишь знанием, что они пара. А смена существующего Имени… Такого, насколько я помню из школьного курса, никогда не происходило. Это невозможно.