Текст книги "Я тебя научу (СИ)"

Автор книги: serpensortia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Ты поднимаешь ресницы:

– Оно мое. Я был счастлив его обрести, Рицка.

– Тогда почему?

– Я уже говорил тебе: чем меньше знает противник, тем лучше.

– Ты и сэнсея считаешь противником? – я осторожно тяну ухо за мочку, потом отпускаю. У тебя измотанный вид, но хоть больше в обморок от его звонков не падаешь.

– Я действительно считал, что убийцы Сэймэя – в моей школе. Сложно перестроиться за пару дней.

Я провожу ладонью по твоему лбу:

– Учитывая, как нас туда «приглашают», – ты фыркаешь, – и его завещание… Я тоже так думал. А от каких воспитательных методов ты меня решил защитить?

Ты снова прикрываешь глаза, и на скулах у тебя выступают розовые пятна.

– Эй, – я даже пугаюсь, – если нельзя…

– Рицка, я уже столько рассказал тебе, что критерий «нельзя» определить очень сложно, – ты глубоко вздыхаешь. – Нет. Дело не в этом.

– А в чем тогда? – я зарываюсь растопыренной пятерней в твои волосы.

– Ты… – я встревоженно жду. – Ты ни разу не спросил, откуда у меня шрамы на спине.

– А зачем?.. – начинаю и осекаюсь. – Соби, так это… Это был не Сэймэй?!

– Нет, – ты усмехаешься краем рта, – это не имеет отношения к твоему брату. Так меня учили переносить боль.

– Кто?!

– Сэнсей, – твои сомкнутые веки вздрагивают. Ты тянешься к моей руке. – Рицка, – просишь тихо, – скажи что-нибудь.

– А что сказать? – я сосредоточенно разглядываю русые пряди, скользящие между моими пальцами. – Тут не говорить… тут надо взять кнут и применить к твоему сэнсею его методику. И все дела.

Ты смеешься:

– Я тебя люблю.

– Ага. И я тебя.

У меня так легко это вырвалось… Я застываю, а ты открываешь глаза и внимательно смотришь мне в лицо. Точно нравится меня в краску вгонять!!

Ты молчишь, потом поднимаешь руку, кладешь ладонь мне на затылок и пригибаешь меня вниз. Медленно, наверное, чтобы я мог вырваться.

Я до самого поцелуя смотрю на тебя. Хотя щеки так горят, что к ресницам слезы подступают.}

}Подсовываю руку тебе под шею, чтобы ты поднял голову, и торопливо ложусь рядом. Ты обнимаешь меня, забираешься ладонями под толстовку. Я делаю так же. Мне нравится видеть над собой такое твое лицо.

Тебе лучше?

Какая разница, сколько у тебя шрамов и кто их оставил. Ты это ты.

Что-то из этого я, наверное, говорю, только не вслух: ты киваешь.

Ох, Соби… если бы… Если бы еще… Но все равно ты теперь до конца здесь. Больше не сбегаешь в ванную.

Я выгибаюсь навстречу, прижимаюсь к тебе, подставляю лицо под поцелуи. И опускаю ладони тебе на бедра. Ты вздрагиваешь и вжимаешься в меня:

– Рицка!..

– Соби, – я утыкаюсь тебе в шею, – ты сказал, что мне веришь…

– Я верю, – ты прерывисто дышишь, – правда.

Я забираюсь под твой джемпер над краем низко срезанных джинсов:

– Правда?.. – и возвращаю ладони на прежнее место, чтобы между нами была только ткань этих чертовых штанов. Ты меня судорожно обнимаешь – и осторожно трешься об меня:

– Рицка… что ты делаешь…

Я вцепляюсь в тебя, как сумасшедший, хочется нестерпимо. Трусь об тебя в ответ:

– Жарко…

Сам себя не слышу. Ты что-то спрашивал?..

– Это ничего, – откликаешься ты шепотом, – все правильно.

– Сделай это еще раз, – прошу тебя на ухо, голоса нет совсем, – Соби…

Ты сдавленно выдыхаешь и подчиняешься. Меня от твоих движений дрожью продергивает:

– Со-би!..

Я задыхаюсь, мне не выдержать… Ты просовываешь между нами руку…

Ярко-ярко, как солнце перед глазами, и будто током по всему телу… Ох, как здорово…}

}Пожалуйста, хочу попросить вслух, ну пожалуйста! Нерешительно кладу ладонь на молнию твоих джинсов. Пожалуйста…

Ты тихо стонешь сквозь зубы и откидываешься на спину, не переставая обнимать меня. Кладу голову тебе на плечо, тяну тебя, чтобы лег набок, так удобнее:

– Соби?

Ты отстраняешь мою руку и прижимаешься ко мне, вздрагивая, часто дыша. Притискиваешь к себе, закусываешь губу… Ты от боли в лице не меняешься, а вот сейчас…

Я не могу, мне не вытерпеть! Желание возвращается, остро, сил нет. Ты судорожно втягиваешь воздух и коротко стонешь, а я изо всех сил пытаюсь удержаться… не смотреть… Но я же не могу не чувствовать ритм!..}

}Ты открываешь глаза, ловишь мой взгляд – и улыбаешься:

– Это нормально, Рицка. Иди сюда.

Твои губы горячие после поцелуев, а пальцы влажные от… от нас обоих. Всего несколько движений… да, да, да!..

Ни за что больше не пошевелюсь. Даже если сейчас тут Ритцу-сэнсей материа… материализуется.

Я от души зеваю.}

}Ты гладишь мои кошачьи уши, перебираешь волосы. Потом нашариваешь края покрывала и набрасываешь его на нас с двух сторон. Как в кокон прячемся. Я сползаю с тебя, устраиваюсь рядом:

– Можно, я посплю?

Ты снова дотрагиваешься до кончика моего уха:

– Конечно.

– Только, Соби…

– Я никуда не уйду, – ты крепко меня обнимаешь. – Тебе пора к этому привыкнуть.}

}

}17.

Меня будит прикосновение к шее и твой голос:

– Рицка, пора вставать. Утро.

– Мм, – я зарываюсь лицом в подушку, – рано…

– Рицка, – ты обнимаешь меня за плечи и переворачиваешь на спину, – подъем. Ты не передумал?

После того, как весь вечер представлял себе поездку? Я со стоном тру руками глаза:

– Темно же еще совсем! Сколько времени?

– Без десяти шесть, – ты берешь мою левую руку, устраиваешь поверх одеяла и что-то делаешь. Я разлепляю ресницы: ты уже полностью одет и теперь закатываешь рукав джемпера. Зачем?..

Ты перебираешь мои пальцы, потом скользишь правой ладонью по линиям Имени – и соединяешь его со своим. Кожу немного покалывает, и я тут же просыпаюсь. Ты встречаешь мой взгляд и улыбаешься:

– Доброе утро.

Я смотрю на тебя, не поднимая головы от подушки:

– Здорово. Это и у меня может так получаться?

– Думаю, у тебя должно получаться лучше, – ты наклоняешься и целуешь меня в сгиб локтя. – Возможно, намного лучше.

– Потому что я Жертва? – я на секунду зажмуриваюсь, прогоняя мурашки, и сажусь, обхватывая руками колени.

– Моя Жертва, – твоя улыбка делается чуть напряженной.

– Твоя, твоя, успокойся, – я потягиваюсь и зеваю. – Соби, зачем ты меня так рано разбудил? Можно было еще спать и спать!

– У нас в восемь самолет, сейчас шесть. Пока соберемся и доедем, будет начало восьмого. Потом регистрация. Времени немного, – ты проводишь ладонями по моим бокам, – только-только укладываемся. Ты ведь против телепортации?

– Естественно, – я снова зеваю, – сколько можно правила нарушать. У нас и так проблем хватает.

– Не думай об этом, – ты запускаешь руку мне в волосы, отводишь их со лба и висков. – Нельзя постоянно ждать плохого.

– Это кто говорит? – я прищуриваюсь. Ты фыркаешь:

– Я, а что?

– Какой прогресс, – тяну я сонно. Ты улыбаешься и предупреждаешь:

– Рицка, время.

– Встал уже, – я в самом деле слезаю с кровати. – Только буду полдня вареный! – сообщаю с порога ванной.

– Не будешь, – откликаешься ты, заправляя постель, – в самолете выспишься.}

}Хорошо, что ты не заставляешь меня завтракать. После такой ранней побудки есть я точно не хочу. Мы собираемся, ты проверяешь билеты, деньги, документы. Кладешь все это во внутренний карман пальто. Без четверти семь выходим из дому и останавливаемся на краю тротуара. Ты смотришь на часы:

– Пять минут подождем.

– А что потом? – глаза упрямо закрываются.

– Потом, если что, вызовем другое такси, – ты вынимаешь сигарету, щелкаешь зажигалкой.

А хорошо, что не на автобусе. Ты смотришь на меня сверху вниз:

– Не холодно?

– Нет, нормально.

Такси затормаживает строго напротив нас у кромки бордюра. Ты выбрасываешь окурок, подходишь к машине и что-то спрашиваешь в приоткрытое окно. Потом открываешь заднюю дверцу:

– Поехали, Рицка.

Я забираюсь внутрь, ты следом.

– Доброе утро, – говорит таксист бодро.

– Доброе, – я ёжусь.

– Доброе, – а ты вот до обидного бодрый! – Аэропорт Ханэда, пожалуйста.}

}Мы едем молча, почти не разговаривая. Ты прислоняешь меня к себе, обнимаешь за плечи:

– Только совсем не засыпай.

– Угу, – я разглядываю неоновые вывески улиц и бесчисленные огни машин. Токио никогда не бывает тихим и темным. Он будит меня не хуже, чем тебя чашка кофе. – А ты взял обратные билеты?

– Разумеется, – ты тоже смотришь в окно. – В начале одиннадцатого будем дома.

– А оттуда во сколько?

– В семь двадцать пять. Не волнуйся о дороге, Рицка.

– Я и не волнуюсь. Просто интересно, – я пожимаю плечами. – Долго лететь?

– Не очень, – ты встречаешься глазами с водителем.

Он разглядывает нас в зеркальце заднего вида. Мне это не нравится. Что в нашем разговоре не так?

Кажется, тебе тоже неприятно. Ты стягиваешь со свободной руки перчатку. Чтобы это сделать, обнимаешь меня обеими руками.

Да, он точно чаще косится в зеркальце, чем надо, но что делать? Или у тебя есть вариант? Машина останавливается на светофоре, я смотрю на твой профиль, на сжатые губы. Ты еще раз ловишь взгляд шофера и знакомо щелкаешь пальцами. Коротко, сухо и звонко.

Он отворачивается, смотрит на дорогу, дает газ и спрашивает, не будет ли нам мешать музыка. Ты говоришь, что утром всегда приятно слушать хорошие мелодии, они помогают настроиться на предстоящий день. Я фыркаю, когда из магнитолы раздается какой-то шлягер.

– Что, Рицка? – ты вглядываешься в мое лицо. Морщу нос:

– Какой ты вежливый.

– До сих пор меня не обвиняли в отсутствии воспитания, – отвечаешь ты невинно. – Разве возник повод?

– Не-ет, – протяжно соглашаюсь я, – нет, конечно.

Ты наклоняешься ближе. Я все-таки бросаю взгляд вперед:

– Уверен, что…

– Да, – твое дыхание щекочет мне губы, ты их касаешься на секунду и отстраняешься. – Рицка?

– А?

– Тебя больше не пугают мои действия? На Накамисэ-дори ты среагировал иначе.

– Меня в тебе ничего не пугает. Пусть лучше радио слушает, а не чужие разговоры.

Ты проводишь ладонью по моей щеке:

– Согласен.}

}Мы доезжаем до аэропорта, ты расплачиваешься и берешь меня за руку:

– Рицка, если отпустишь меня и потеряешься, просто позови. Ладно?

– Я не отпущу, – мы торопливо идем через громадный холл к стойке для регистрации. Народу много, но я уже почти привык, что когда мы вместе, нас не задевают. На огромном табло светятся номера рейсов. Ты находишь наш: 053, Ханэда – Шин-Читоси, Токио-Саппоро. Девушка в униформе проверяет наши билеты, потом объясняет, как пройти к самолету. Ты внимательно выслушиваешь ее и киваешь.

Я не видел раньше самолеты, только в небе. То есть может и видел, но не помню. Они такие огромные? Поднимаемся по трапу – в нем ступенек больше, чем в лестнице на наш второй этаж!

Ты уверенно идешь по салону, я за тобой. Находишь наши места и спрашиваешь:

– Хочешь к окну? Конечно, там сейчас темно.

– Хочу!

– Тогда устраивайся, – ты пропускаешь меня вперед. – Если будет дуть, скажи.

– Ага, – я прижимаюсь лбом к иллюминатору. В него видно освещенное здание аэропорта с огромными окнами и – в стороне – еще один самолет. Там как раз готовятся к посадке, подъезжает машина-трап, открывается люк. Стекло запотевает от дыхания, я провожу по нему рукавом куртки и оборачиваюсь. Ты уже расстегнул пальто и сел на свое место.

– Соби, сколько нам лететь? – повторяю вопрос.

– Полтора часа, – ты убираешь наверх наши шапки и перчатки. – Можешь вздремнуть.

– А я проснулся, – я раздергиваю молнию на куртке, вытаскиваю руки из рукавов. Достаю твой подарок – MP-3-плеер, потом сосредоточенно шарю в заднем кармане джинсов.

– Что ты ищешь? – ты недоуменно следишь за моими действиями.

– Погоди, – я же помню, что клал. Должно найтись. Ага, вот. Нашариваю и вынимаю переходник и вторую пару наушников. Неделю назад случайно купил, решил, вдруг пригодятся.

– Рицка, – твои глаза теплеют, – спасибо.

– Не за что, – я старательно вставляю переходник в плеер, а в него – оба штекера. Не глядя на тебя. – Может, тебе еще не понравится, что тут есть!

– Это в любом случае лучше тишины. Для настоящего сна времени мало, для чтения рано.

– Можно сидеть и думать, – поддеваю я, – или кроссворды разгадывать.

– От последнего уволь, – смеешься ты и берешь вторую пару наушников. – На школьном празднике ты не был в восторге от музыки, – замечаешь, опуская мое кресло и откидывая собственное. – Так лучше?

– Лучше, – я и не знал, что так сделать можно. – Да можно подумать, ты был! – отвечаю на твою первую фразу. – Ты же понимаешь английский?

Ты наклоняешь голову набок:

– Я на нем говорю. И что ты предпочитаешь?

– Все понемножку, – я вспоминаю, чего успел напихать в память машинки. – Metallica, Scorpions и наш рок тоже. А кое-какие песни у меня в компьютере были. Я их тоже сюда залил.

– Хорошо, – ты киваешь, – послушаем.

Когда объявляют окончание посадки и просят приготовиться к взлету, я снова уставляюсь в иллюминатор. Смотрю, как уходит назад здание аэропорта и все быстрее мелькают огни вдоль посадочной полосы. Когда самолет отрывается от земли, у меня закладывает уши, как при запуске Системы. Отодвигаюсь от окна и несколько раз сглатываю, чтобы прогнать это ощущение. Ты внимательно наблюдаешь за мной. В салоне гаснет верхний свет, мы поднимаемся все выше, и в иллюминаторах делается светлее.

– Если повезет, увидишь, как встает солнце, – ты вставляешь пластмассовые капельки в уши. – В половину десятого будем на месте.

– Угу, – я беру свои наушники. Регулирую громкость, чтобы можно было при желании друг друга услышать. Я тебя могу мысленно окликнуть без проблем, а тебе это труднее, я знаю. Вот и учитываю, чтобы если что ты вслух позвал.

Ты слушаешь песню и чему-то улыбаешься. Лицо серьезное, а уголки рта вздрагивают.

– Ты слова знаешь? – наверное, знаешь.

– Если хочешь, я переведу. Это с твоего системника? – говоришь ты вместо ответа.

Я разглядываю свои руки. Как всегда, сначала сделал, потом подумал. Там же сэймэевские песни были.

Ты накрываешь ладонью мои переплетенные пальцы:

– Это хорошая песня, Рицка. Я давно ее не слышал.

– Так вроде она новая? – только бы голос не дрогнул.

– Во всяком случае, ей больше года, – ты откидываешь подлокотник между нашими креслами: – Если хочешь, ложись.

– Не хочу.

Ты обнимаешь меня за плечи:

– Рицка, если я и вспоминаю о чем-то…

Музыка не заглушает твоих слов.

– Мне все равно, – я отворачиваюсь. – Думай о чем хочешь!

Ты мягко притягиваешь меня ближе:

– Тогда я буду думать о тебе.

Я хмурюсь. Не могу на тебя смотреть!

Ты не отпускаешь меня, укладываешь к себе на плечо:

– А тебе эта песня нравится?

– Да, – отзываюсь я почему-то шепотом. Но ты слышишь.

– Дома я переведу тебе.

– Переведи, – я вздыхаю. Спорить не хочется, к тому же я, кажется, все-таки снова засну. – В самолете меня не забудь, – бормочу, устраиваясь удобнее. Ты поправляешь сползшую куртку, закутываешь меня поплотнее:

– Рицка!

– Ладно, ладно. Шуток не понимаешь…

– Не понимаю, – соглашаешься ты спокойно. – Когда речь о тебе.

– Соби…

– Все в порядке. Тебе не мешает музыка?

– Не-а.

– Тогда отдыхай.}

}Я проваливаюсь в сон, чувствуя около кошачьего уха твое дыхание.}

}*

– Рицка, – на этот раз я просыпаюсь легче. Потягиваюсь и открываю глаза:

– Ага.

– Сейчас будем садиться. Пристегнись.

Пальцы спросонок не очень слушаются, ты находишь мой ремень и защелкиваешь пряжку, потом пристегиваешься сам. Мы приземляемся, за стеклом иллюминатора быстро-быстро несется летное поле. Ты меня заранее предупредил, что в Саппоро холоднее. У нас обычно снег сразу тает, не ложится, а здесь даже сугробы бывают. И температура ниже нуля падает целых четыре месяца в году.

Мы остаемся на местах, пока самолет не останавливается окончательно. Потом я отстегиваюсь, отодвигая твои руки – что я, по-твоему, совсем беспомощный, что ли? – ты достаешь сверху наши шапки и ждешь, пока я застегну куртку. Стюардесса поздравляет с прибытием и благодарит за то, что воспользовались услугами их авиакомпании.

Я не спросил, сколько ты заплатил за билеты. После того, как ты сказал, что тебе нравится на наши прогулки деньги тратить, не рискнул почему-то. А ведь, наверное, не так мало, если туда и обратно.}

}Спускаемся по трапу, и ты уверенно направляешься к зданию аэропорта. Я стараюсь идти таким же ровным шагом, чтобы тебе не приходилось меня ждать. Да, и правда холоднее.

– Соби, ты здесь раньше был? – спрашиваю, когда мы проходим через аэровокзал к огромным стеклянным дверям, над которыми светится табло «Выход в город».

– Был, – ты протягиваешь мне перчатки, – правда, довольно давно. Лет шесть назад. Мы ездили сюда с…

Я жду продолжения, но ты молчишь.

– С Сэймэем, – договариваю как можно безразличнее. Ты бросаешь на меня короткий взгляд:

– Нет. С моим учителем. Минами Ритцу.

Который учил боль переносить? Обгоняю тебя, чтобы ты не видел моего лица.

Ты тут же кладешь руку мне на локоть:

– Рицка, на Юки-Мацури приезжает очень много людей, а Саппоро по сравнению с Токио – маленький город. Пожалуйста, держись чуть ближе.

– От толпы закрываться? – я замедляю шаг.

– В том числе.

– А еще почему? – у меня уже нормальное выражение лица, можно не прятать. Ты улыбаешься:

– Мне хочется разделить твои впечатления.

Я опускаю голову и киваю. У меня тоже это уже в привычку вошло.

– Куда мы теперь? – ты держишь меня за руку, а я радуюсь, что щит закрывает от давки. Такое впечатление, что в нашем районе вечером народу меньше, чем здесь утром.

– На такси, – ты тянешь меня за собой к стоянке. Хорошо, что ориентируешься. Потеряться проще простого.

– А на такси куда?

– Рицка, ты все увидишь, – ты быстро гладишь большим пальцем мое запястье. Я резко вдыхаю:

– Не делай так!

Ты не оглядываешься, не отпускаешь мою руку, но пальцы почти разжимаются. Мне приходится самому за них взяться.

– Хорошо.

– Соби!

– Еще немного, Рицка.

– Соби! – я останавливаюсь. Тебе тоже приходится. – Обернись сейчас же!

Ты поворачиваешься и выгибаешь бровь:

– Что-то не так?

– Не так! – я сердито смотрю тебе в лицо. – Я не могу, когда ты что-нибудь такое выкидываешь!

– Извини, – невозмутимо киваешь ты, – я больше не стану. Ты давно мог сказать.

«И я ему доверяю». Ага, заметно.

– Соби, – я вспыхиваю, отвожу глаза. Ты ждешь продолжения. Взрослый. Спокойный. – Я не это имел в виду! Просто… можно дома?

Ты снова киваешь. Что-то мне не нравится этот кивок.

– Соби!

– Я понял, Рицка.

– Что ты понял? – подозрительно уточняю я.

– Не нужно переживать. Идем.

– Стой! – я удерживаю тебя на месте. – Ты что, хочешь в полицию попасть?!

Кажется, ты озадачен. Широко раскрываешь глаза и качаешь головой:

– О чем ты?

– Может, ты и можешь загипнотизировать нескольких прохожих – но не толпу же! Я не хочу, чтобы у нас были неприятности!

– Рицка, неприятностей не будет, – возражаешь ты чуть устало. – Я не понимаю причины, по которой ты сердишься. Мое прикосновение никому не было заметно. Если оно было неприятным, я учту твое пожелание. Кажется, раньше тебя не беспокоили такие мелочи.

– Для тебя все мелочи! – я дышу часто, как после долгого бега. – Ты… я… Мне же не все равно, когда ты меня касаешься!

– Понимаю, – медленно отвечаешь ты. – Но что из этого следует?

– Я и так все время!.. – выкрикиваю тебе в лицо. И обрываю себя. Но поздно.

– Все время – что, Рицка?

– Ничего! – я сжимаю свободный кулак. – У меня твое безразличие не получается! А дома нас не видит никто!

– О, – ты вроде понимаешь. Сейчас на полгорода разорусь, что о твоем уме думаю.

– Соби, сколько раз надо объяснить, чтобы до тебя дошло?!

Ты на секунду отводишь взгляд, потом снова смотришь на меня:

– Хочешь сказать, я повторяюсь?

– У тебя заклинило! – я стискиваю твои пальцы. – А мне уже надоело! Очень!

Ты пожимаешь плечами:

– Что ты хочешь сейчас от меня услышать?

Я вздыхаю. Плевать на толчею вокруг. Может, мы родственники. Кстати, это идея.

Нахожу твою вторую руку. Твои ладони вздрагивают, ты переплетаешь наши пальцы и молчишь.

– Говори, куда поедем, – требую севшим от возмущения голосом.

– К Одори Коэн, – ты чуть отодвигаешься. – У тебя не пропало настроение?

– И не надейся, – я фыркаю. – Я привык.

Этот взгляд точно расшифровывается «прости меня, Рицка». А потом мы все же добираемся до свободного такси.

Такое впечатление, что у тебя после появления Сэймэя… будто рецидивы случаются. Но я же тебе уже все сказал. Так какого черта?}

}Одори Коэн, объясняешь ты по пути, это большой парк в центре города. И бульвар. Он делит Саппоро на север и юг. Город строился по изначальному архитектурному замыслу, и в плане был расчерчен, как шахматная доска. В Одори-парке выставлены главные скульптуры из снега, и после того, как мы там нагуляемся, ты обещаешь отправиться еще в парк Макоманаи, а напоследок – в Сусукино. Я с сомнением прикидываю время:

– Мы не успеем.

– Успеем, – ты тоже успокоился. И улыбаешься уже. – Я недаром так рано тебя будил.

Этому шоферу мы абсолютно безразличны. Он довозит нас до какого-то оживленного перекрестка, принимает у тебя иены и кивает на мое «спасибо»:

– Приятно провести время.}

} }

}Изваяния видно издалека, еще до того, как подойдешь к парку. Я гляжу на огромного динозавра и стукаю себя кулаком по лбу:

– Вот дурак!

Ты изумленно перехватываешь мое запястье:

– Рицка!

– Соби, я фотоаппарат забыл! С вечера не выложил на видное место, и забыл!

Ты облегченно вздыхаешь:

– Пожалуйста, не надо себя обзывать. Фотоаппарат я захватил. Так что все в порядке.

– Взял? – ты киваешь. – Тогда ладно. А ты его сам собирался взять?

– И сам, и Юйко-тян вчера напомнила, – ты ждешь, пока я дам тебе руку. – Идем, Рицка. Одори Коэн большой. Думаю, весь его мы можем не обойти, но самое интересное увидим.}

}*

…Мы бродим среди шумной веселой толпы, говорящей, наверное, на десятке языков. Ты читаешь мне надписи на табличках около скульптур: страна и название работы. Франция. Индия. Австралия. Малайзия. Россия. Китай. Таиланд. В некоторых странах и снега настоящего не бывает, но сделано очень здорово. Фотоаппарат я оставил тебе: ты выше, тебе снимать удобнее. Ты повесил его на руку и больше не убирал.

Тадж Махал – ты объяснил, что это индийский мавзолей, точная копия. Древнее здание японского суда. Здание муниципалитета эпохи Ренессанса в Германии. Если бы не из снега, в них можно было бы жить.

Ты фыркаешь и говоришь, что предпочитаешь льду дерево. А холоду тепло.

На детских площадках установлены снежные горки. И ты всерьез предлагаешь мне скатиться! Гляжу на тебя, как на ненормального, и отказываюсь. Ты смеешься.

Лев Аслан из «Хроник Нарнии» – ты пообещал принести мне диск с этой сказкой. Думаешь, что мне понравится. Очень смешные и совершенно живые бобры. Тоже оттуда.

Вечером все это будет освещено, – ты указываешь на провода с многочисленными лампочками, протянутые над парком, – и будет, наверное, еще красивее.}

}Скульптур очень, очень много, ты сказал, около трехсот. Часа через два у меня уже ноги отваливаются. Ты смотришь на мое лицо и отводишь к большому лотку, где продают морепродукты и горячий чай. Я выбираю лобстеров из расчета на двоих и несколько роллов, ты еще берешь бенто и вручаешь мне все это на бумажном подносе. Потом захватываешь две чашки, одну с чаем, другую с растворимым кофе, и кивком указываешь на чудом не занятую скамейку. Я дохожу до нее, ставлю поднос. Ты опускаешь на него чашки, и мы садимся друг напротив друга.

– Устал, Рицка? – ты внимательно глядишь на меня поверх чашки. У тебя очки от поднимающегося пара делаются влажными – запотевать не успевают. Ты поправляешь их на переносице, чтобы сидели повыше.

– Нет, – отказываюсь как можно бодрее, – тем более что ты меня на завтра из школы отпросил. Мы тут сколько обошли?

– Я думаю, три четверти, – ты оцениваешь пройденное расстояние. – Пойдем дальше или вернемся и поедем в Макоманаи?

– А там что?

– Там, насколько я знаю, тоже снежные здания, изваяния людей и различные композиции, – ты достаешь сигареты. Я сосредоточенно обдумываю твои слова:

– А в Сусукино?

– Там должны быть ледяные, – ты глубоко затягиваешься и смотришь в яркое небо. Солнечно, ярко, уже не верится, что мы чуть не поругались.

– Тогда давай тут до конца дойдем, а потом сразу к ледяным поедем, – подвожу я итог. – Их я пока не представляю. Соби?

Ты киваешь, снимаешь и протираешь очки:

– Хорошо, только поешь как следует.}

}Когда я разглядываю громадного чешуйчатого дракона – на табличке написано, что его делала команда из Сингапура, – у тебя звонит телефон. Я хмурюсь. Похоже, нас точно не оставят в покое. Но это по крайней мере не…

Ты вынимаешь мобильник, дожидаешься окончания мелодии, потом открываешь и отключаешь. Я вздыхаю:

– Это не выход.

– Я не хочу сейчас говорить с ним, – ты убираешь трубку обратно во внутренний карман. – Едва ли услышу что-нибудь новое.

– Семь Лун, – я прикусываю губу. – Думаешь, им все-таки я нужен?

– Я практически уверен. По крайней мере, в тебе сэнсей заинтересован больше. Я в его глазах – Боец, цепляющийся за иллюзию после потери Жертвы. Что бы он ни обещал.

Я поглубже засовываю руки в карманы:

– А если ему объяснить? Про Имя?

Ты хмуришься:

– Он или не поверит, Рицка, или вновь попробует принудить нас явиться.

Я не отвечаю.

Дракон выточен из снежной глыбы и такой настоящий, что, кажется, вот-вот зашевелится.

Сэймэй велел тебе не допустить моего приезда в эту школу. Я не могу отменить этот приказ даже теперь, даже с общим Именем.

Ритцу хочет меня видеть. Наверное, я бы доказал, что ты мой Боец и что ты лучше всех. Я его не боюсь.

И Нули говорили, что для нас лучше явиться.

Особенно теперь. С одной стороны Семь Лун, с другой…

Не знаю, что хуже.

Ты сжимаешь пальцы на моем плече:

– Рицка, идем?}

}Не знаю, о чем ты думаешь, пока едем в Сусукино. Автобус полный, нас прижали друг к другу, ты обнимаешь меня за плечи и закрываешь, чтобы не толкали. Тут никакая защитная сфера не поможет, шевельнуться трудно. Зато на нужной остановке сходит очень много людей, поэтому мы легко выбираемся из салона. Большая часть вышедших направляется в одну сторону, и мы идем туда же. Наверное, жители Саппоро от такого количества туристов за полторы недели фестиваля успевают страшно устать.}

}Сусукино вроде бы больше, чем Одори. А может, так кажется потому, что здесь совсем другие скульптуры. Прозрачные, будто стеклянные, и не такие громадные. Ты сказал, их вырезают из одинаковых ледяных кубов три на три метра. Некоторые настолько хрупкие и ажурные, что не верится, что они сделаны из застывшей воды. Рассматриваю цветы, фантастических животных, героев сказок, мифических птиц… Здесь мне определенно нравится больше. Отнимаю у тебя фотоаппарат.

Ты улыбаешься, ходишь за мной и наблюдаешь, как я застреваю то возле одной, то возле другой статуи.

– Интересно, Рицка?

Я оглядываюсь и энергично киваю:

– Просто здорово! – обрываю взгляд, пока не покраснел, и показываю тебе на караван прозрачных слонов. Самый большой вскинул хобот, будто трубит, а самый маленький держит идущего впереди за хвост.}

}В нескольких шагах от них – громадная птица с распростертыми крыльями. Вокруг ледяные языки то ли волн, то ли пламени. И что это означает?

– Соби, какой тут смысл?

– Это феникс, Рицка, – ты задумчиво рассматриваешь изваяние. – Воскресающий в огне. Он символизирует возрождение.

– Ага, – я приглядываюсь к табличке. Феникс. Не знаю, что это за существо. Надо будет найти про него в библиотеке и почитать. Интересно.

– Ты не голодный?

Делаю вид, что не расслышал. Ты трогаешь выделанное кошачье ухо на моей шапке:

– Рицка?

– Зачем ты спрашиваешь!

Ты фыркаешь:

– Чтобы уточнить. Пойдем.

Кошусь на тебя исподлобья:

– Куда?

– Найдем какое-нибудь кафе и перекусим. Потом еще немного погуляем и отправимся в аэропорт.

– Уже? – огорченно смотрю на часы. Половина пятого. – Разве пора?

– Самолет в половину восьмого, значит, около семи пройдем регистрацию. И час на то, чтобы доехать, – ты за руку вытягиваешь меня из толпы. – А сейчас пообедаем.

– Математик, – бормочу я. – Погоди, дай фотоаппарат уберу!

Ты останавливаешься. Ждешь, пока я спрячу цифровик, дотрагиваешься тыльной стороной ладони до моей щеки:

– Ты не замерз?

– Я же в шапке, – отдергиваюсь и тут же бросаю на тебя взгляд. Нет, вроде не обиделся. – А ты, между прочим, свою снял!

– Рицка, мне не холодно.

– Это нечестно, – я снова беру тебя за руку.

– Зато тебе не дует в уши, – возражаешь ты уверенно.

Дались они тебе.}

}*

Кафе нам попадается европейское, с высокими столами и стульями и непонятным меню. Ты усаживаешь меня, садишься напротив и открываешь кожаную папку, в которую вложен листок с ассортиментом блюд:

– Рицка, я закажу?

– Заказывай, – я снимаю шапку, кладу на край стола и расстегиваю куртку. – Я все равно ничего из этого не ел.

Ты с серьезным видом киваешь:

– Договорились.

Нам приносят жаркое в горшочках, какой-то салат и маленькие булочки, смахивающие на моти. Странно, Новый год давно прошел. Я дома уже все игрушки снял. Ты распечатываешь палочки, а я рассматриваю вилку:

– Соби, как они этим едят?

– Показать?

– Да ладно, – я вскрываю упаковку своих палочек, – давай как нормальные люди.

Ты слегка качаешь головой:

– Рицка, чем тебе не нравится западная культура?

Я растерянно моргаю:

– С чего ты взял, что она мне не нравится?

– Мне так показалось.

Я нюхаю поднимающийся от горшочка пар:

– И вовсе нет. Просто вилкой я не умею.

Ты еще секунду на меня смотришь, так, что я все-таки краснею, и желаешь приятного аппетита.}

}Жаркое вкусное. Даже тебе нравится, кажется, ты рассчитывал на худшее качество. Я вылавливаю на дне последние кусочки. Оказывается, я не просто голодный, я зверски голодный. Ты ешь и рассказываешь о традициях Юки-Мацури. Что он с 1972 года проводится, не только я, и ты еще не родился. В парке Одори несколько студентов сделали шесть снежных скульптур, а на будущий год их стало больше. А потом конкурс на лучшую появился, номинации разные, призовые места.

– И долго все это стоять будет? – я надкусываю уже третью булочку, они на один зуб.

– Нет. Сегодня седьмое, – ты поднимаешь глаза и что-то высчитываешь, – еще дней пять. Может быть, неделю.

Я перестаю жевать:

– А почему? Красиво же?

– Фестиваль заканчивается десятого, – ты указываешь мне на еще оставшийся на тарелке салат. Я киваю. – Солнце в Саппоро зимой не такое, как в Токио, но все равно очень сильно подтапливает и лед, и снег. Ты же видел снежные дворцы, в которых, по твоему определению, можно жить? Представляешь, что будет, если такое строение высотой в двенадцать метров обрушится, а поблизости будут люди?

– Да уж… Тогда хорошо, что мы все сфотографировали! – я дотрагиваюсь до фотоаппарата на поясе джинсов. – Дома посмотрим?

– Конечно, Рицка.}

}Я отодвигаю опустевший горшочек на поднос на краю стола, возвращаюсь к салату. Я его было начал, но горячего хотелось больше. Ты уже закончил и теперь пьешь зеленый чай, глядя куда-то в окно: наш столик как раз около него поставлен. Я туда выглядывал первые несколько минут, когда мы только уселись. Отсюда видно вход в парк. Надо будет сказать тебе дома спасибо, что свозил меня сюда.