Текст книги "Я тебя научу (СИ)"

Автор книги: serpensortia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

– Да-да, конечно, – мама оживленно улыбается. – Надеюсь, все неплохо?

– У него замечательная успеваемость, – говоришь ты, а я в ужасе жду, что сейчас грянет гром. У меня не может быть хорошей успеваемости для мамы! Лучше бы ты сказал, что я по уши в тройках! Но ничего не происходит. Ничего страшного, по крайней мере.

– Как это приятно узнать, – мама разливает по чашкам чай. – Какие у вас планы на вечер? Может быть, останетесь?

Перевожу глаза с тебя на маму и обратно. Я знаю, я плохой сын… но…

– Простите, онээ-сан, – ты принимаешь чашку и осторожно поворачиваешь на ладони, – сегодня к нам должны прийти гости. Мы были бы рады пригласить вас к себе.

Гости? У нас? Сегодня?! Почему я не знаю? Я открываю рот, чтобы задать вопросы, а ты неожиданно сжимаешь под столом мое колено. Я давлюсь чаем и ни о чем не спрашиваю.

– Нет-нет, – говорит мама, – ко мне тоже должны прийти. Я сожалею, но вынуждена отказаться. А к вам, должно быть, придут одноклассники и однокурсники?

– Да, мам, – я пытаюсь представить, кто может прийти сегодня сюда. Наверное, приятельницы с маминой работы.

– Три часа просидели, – она смотрит на часы, – а будто пятнадцать минут! Чем вас еще угостить?

– Спасибо, я наелся, – торопливо отказываюсь я. В твоем присутствии есть не опасно, но все равно у меня нет особого аппетита.

– Благодарю вас, – ты опускаешь палочки рядом с тарелкой, – мы сыты до будущего года.

– Вы мне льстите, мальчики, – мама начинает собирать посуду, а я сижу как пришибленный и молчу. Так она обращалась после еды ко мне и Сэймэю. Кажется, закрою глаза, и все вернется, и брат будет сидеть на торце стола, и папа будет строить планы на выходные. Я не решаюсь даже моргнуть.

– Рицка, – окликаешь ты. Я поворачиваюсь, и ты тихо спрашиваешь: – Что такое?

Я медленно качаю головой – подбородок идет влево, потом вправо:

– Ничего, а что?

– Ты бледный.

Мама выключает воду и вытирает руки полотенцем.

– Тебе показалось, – шепчу я быстро.

Ты недоверчиво смотришь, но ничего не добавляешь.

– Что ж, – говорит мама, – поскольку подарки не принято дарить накануне, сегодня я вам, пожалуй, ничего не вручу. Но если вы забежите, хоть завтра, хоть послезавтра, в любой день, я буду рада вас видеть! Рицка, слышишь?

– Угу, – отвечаю я. – Мы зайдем.

– Наверное, нам пора, – ты поднимаешься, кланяешься маме, как хозяйке дома. – Уже шесть вечера, а нам еще нужно закончить приготовления к собственному столу.

– Какой хозяйственный молодой человек, – смеется мама. – Что ж, не буду вас задерживать. Спасибо за визит!

Она провожает нас, помогает мне одеться, целует, обнимает на пороге:

– Я всегда рада тебе, Рицка. И тебе тоже, Соби.

– Пока, – я прикусываю губу.

– До свидания, – прощаешься ты. – С наступающим новым годом вас, Аояги-сан.

– И вам того же.

Дверь закрывается за нами.}

}Мы успеваем пройти до перекрестка, прежде чем я заговариваю:

– Спасибо, что пошел.

Ты пожимаешь плечами:

– Не за что, Рицка.

Есть за что, но я не могу продолжить. Не могу сказать, что боюсь мамы – как ни заверяю себя, что это неправда. А когда ты рядом, она всегда добрая и спокойная. Как тебе удается?

Лучше спросить о другом.

– Соби!

– М? – Ты явно ушел в свои мысли, и я трогаю тебя за руку. – Да?

– Какие к нам должны прийти гости? Почему ты мне не сказал?

Ты отводишь глаза. Странно. Мне делается тревожно.

– Соби, ответь! – я останавливаю тебя. – Я должен знать!

– Мне показалось, что ты не хотел оставаться, – ты смотришь поверх моей шапки. – Я поступил неверно? Следовало принять приглашение?

Несколько секунд до меня не доходит. А потом… Я знаю, что надо бы разозлиться, но ничего не могу поделать.

– Рицка, – ты перестаешь смотреть в никуда и переводишь взгляд на меня, – что тебя развеселило?

– Ты… ты, оказывается, не только мне врешь! – я прижимаю руку ко лбу, – и еще как врешь! Соби, ты обманул маму?!

Ты абсолютно серьезно опускаешь голову:

– Прости. Это был единственный способ. Если ты считаешь, что я ошибся…

– Ладно, проехали, – я машу рукой.

У нас никого не будет. Это почему-то самое главное.

– Давай домой. У нас ведь еще и правда стол не накрыт.

Я иду вперед, а ты продолжаешь стоять посреди тротуара. Оглядываюсь, возвращаюсь назад:

– Соби! Пойдем!

– Ты не сердишься, – сообщаешь ты, изучая мое лицо. Спрашиваешь или только что заметил?

– Сейчас начну! – я угрожающе хмурюсь. – Быстро пошли на автобус!

– Слушаюсь, Рицка.

Ты смеешься, а мне не смешно. Я отворачиваюсь:

– Идем.

Ты берешь меня за руку, и я покорно позволяю тебе вести меня.

Я не умею с тобой! И никогда не сумею! Почему ты это сказал? Зачем? Я же… не приказывал тебе. Ведь нет?}

}*

Мы входим домой, и ты запираешь дверь на ключ. Не хочешь, чтобы кто-нибудь вошел без приглашения? Разуваюсь, забрасываю на вешалку шапку, ты вешаешь на плечики пальто.

– Рицка, время девять. Когда будем ставить стол, сейчас или ближе к полуночи?

– Давай сейчас, – я стягиваю свитер. – По телевизору наверняка какие-нибудь шоу идут, включим и будем сидеть.

– Смотреть телевизор? – ты скептически поднимаешь бровь.

– Не смотреть, а поглядывать. Вдруг что-нибудь интересное попадется, – объясняю я.

– Хорошо. Тогда можешь пока вынуть из холодильника блюдо с рыбой, поставить в духовку, а я подготовлю комнату.

Пока я вожусь с плитой – почему-то сегодня ты решил, что микроволновка не годится для того, чтобы греть еду – ты утаскиваешь стол, включаешь телевизор, находишь музыкальный канал и начинаешь расставлять приборы. Удостоверяюсь, что карпы не подгорят, и иду к тебе:

– Я самый маленький газ сделал… Соби?

Ты что-то достаешь из квадратной коробки. Я не успеваю понять, что – ты оборачиваешься с просительной улыбкой:

– Рицка, пожалуйста, еще пять минут посиди на кухне?

– Зачем? – я пытаюсь заглянуть тебе за спину. Ты делаешь шаг в сторону, загораживая обзор:

– Прошу тебя. Пожалуйста.

Я демонстративно вздыхаю и выхожу. Что ты там такое делаешь?

– Готово, – спустя какое-то время доносится до меня твой голос. – Иди сюда.

– Точно? – вредным тоном откликаюсь я. Вместо ответа ты появляешься на пороге и смотришь на меня.

– Сам выгнал, – я встаю с подоконника, иду в комнату – и останавливаюсь.

Верхний свет потушен, по всей длине стены, у которой стоит кровать и твой мольберт, перемигиваются разноцветные огоньки. Они кажутся почти живыми, бликуют на мишуре и дождике, который я сегодня пристроил на стоящие в вазе сосновые ветки. Кажется, вся комната вспыхивает радужными искрами. За ширмой светится экран телевизора, но он не мешает и не разгоняет сумрак. Пахнет сосновой хвоей и чем-то еще.

Ты выжидательно наклоняешь голову:

– Нравится?

Я киваю, не зная, что ответить. Твое лицо в этом освещении тоже необычное.

– Тогда почему ничего не скажешь? Рицка, ты сегодня полдня молчишь.

Да. Не знаю, почему, давно такого не было. Я глубоко вдыхаю:

– Чем пахнет? Ветки вроде не могут так сильно?

– Юйко-тян дарила тебе ароматические палочки, – напоминаешь ты. – Я выбрал подходящие. Что-то не так?

– Ну что ты заладил, – я передергиваю плечами. – Все просто здорово. А что это за лампочки?

Я наконец заставляю себя войти в комнату, дохожу до стены и начинаю разглядывать миниатюрные фонарики в виде шишечек и каких-то цветов.

– Это гирлянда, Рицка, – ты наблюдаешь за мной. – Разве ты никогда не видел?

– Нет, – я дергаю хвостом. – У нас дома такой не было. По крайней мере, не помню.

Оборачиваюсь. Если вздумаешь меня жалеть…

Ты спокойно встречаешь мой взгляд:

– Тогда я рад, что удалось тебя удивить.

– Тебе регулярно удается, – бурчу я, переходя от одного фонарика к другому. – Так мы вот эту штуку тогда в магазине купили?

Ты издаешь невнятный утвердительный звук, доставая с верхней полки безразмерного стенного шкафа пару низких бокалов.

– Опять пить будем? – я подхожу и беру их в руки. Низкие, из дымчато-серого стекла, на толстых коротких ножках.

Ты улыбчиво прищуриваешься и наклоняешься:

– Новый год. Ты против?

– Я просто спросил! – торопливо пячусь. Не знаю, как себя вести, когда ты так близко. – А что будем пить?

– То же вино, что на день рождения, тебя устроит? – Я киваю. – Значит, его.

– А если бы не устроило? – любопытствую я на всякий случай, пока ты протираешь бокалы салфеткой.

– Значит, я бы выяснил, чего ты хочешь, и спустился за этим в магазин, – отвечаешь ты без заминки. – Кроме сакэ, пожалуй.

– Я бы и не попросил!

– Рицка, я пошутил.

Ты извлекаешь откуда-то винную бутылку и штопор.

– Ну и не смешно, – бормочу я, пока ты еще раз оглядываешь стол.

– Кажется, все готово. Когда будем садиться? Без пяти десять.

– А до скольки будем сидеть?

– Если пойдем на хацумодэ, то до начала первого, – ты смотришь на часы. – А если ограничимся телевизором, то пока не уснем. Думаю, к Фудзи мы не поедем? Если, конечно, ты очень не хочешь.

– Нет, туда точно нет. Рассвет мы и с балкона увидим, – решительно отметаю я это предложение. – Да и в храм… Представляешь, какая везде будет давка?}

}А еще, кажется, ты не очень любишь такие места. Когда я молился о Сэймэе, ты терпеливо ждал и ничего не сказал, но, по-моему, остался в недоумении, что можно так долго делать, сложив ладони лодочкой.}

}– Давка – не проблема, – ты подходишь к темному окну. – Если пойдем, ноги тебе не оттопчут, обещаю.

– Не обещай, – хмыкаю я. – Мы в прошлом году с мамой ходили. Еле живые выбрались.

– Рицка, со мной всё будет иначе.

Я бросаю на тебя незаметный взгляд. Ты серьезен.

– Все равно, лучше не сегодня, ладно?

– Конечно. Тогда переодевайся. Ты первый, я подожду, – ты извлекаешь из кармана сигареты и открываешь балкон. Хватаю тебя за руку:

– Пальто надень!

– Рицка, я не замерзну, – ты не вырываешься.

– Надень сейчас же!

Ты фыркаешь:

– Хорошо. Как скажешь, – и идешь к вешалке. Спрашивается, что смешного?!}

}Когда за тобой закрывается балконная дверь, я распахиваю створку шкафа. Я знаю, что надену: новую футболку, которую дарил Кио. Новый год полагается встречать в новой одежде, и она в самый раз сгодится. А штаны пускай остаются эти же.

– Готово, – стучу спустя пять минут в балконное стекло. Ты оборачиваешься, выдыхая дым, и киваешь в знак того, что слышишь. Потом затягиваешься последний раз и возвращаешься в квартиру.

Ты пахнешь дымом и холодом и, сняв пальто, зябко передергиваешь плечами.

– Я же говорил, что замерзнешь! – я с досадой смотрю на тебя. – А если заболеешь?

Ты практически не куришь дома, только на улице, а сейчас вышел. Почему?

– Я не заболею, – ты снова ежишься. – У меня хороший иммунитет. Что ж, я, пожалуй, тоже переоденусь.

– Угу. – Сажусь на подушку у стены и демонстративно отворачиваюсь. И вдруг чувствую… – Черт! Соби! Рыба!

Я стремглав кидаюсь на кухню. И как мы забыли!

К счастью, подгореть карпы не успели, я унюхал их вовремя. Выключаю газ, вынимаю блюдо на решетку плиты и возвращаюсь в комнату.}

}Может, мне следовало окликнуть тебя.

Ты сменил джинсы на штаны из какой-то тяжелой льющейся ткани и нагибаешься за рубашкой. Света в комнате мало, ты явно торопишься, наверное, пользуясь, что меня нет, но…

Я гляжу на твою спину и не могу перевести дыхание. Она вся в рубцах. Что может оставлять такие следы? Прут? Хлыст? Плеть?

У тебя кожа светлее волос, и на ней отметины видны лучше, чем если бы ты был смуглым, как я. Такое впечатление, что от лопаток до поясницы ты весь сшит из кусочков. Я до боли зажмуриваюсь, отступаю за угол, прижимаю к стене вспотевшие ладони. Кто это сделал?! Нет… Не могу допустить эту мысль, даже теперь не могу.

– Рицка, ну что там с рыбой? – окликаешь ты. – Есть еще можно или сгорела?

– Не успела, – я второй раз выхожу из кухни. У меня даже голос нормальный. – Хорошо, что газ на минимуме стоял.

Тебе идет этот цвет. Слоновой кости, так, кажется, он называется.

Ты вообще… красивый. Я вспыхиваю при этой мысли. Раньше она меня как-то не посещала.}

}Ты отодвигаешь ширму, загораживающую телевизор, прибавляешь звук – совсем чуть-чуть, кладешь пульт на пол рядом со мной. Мы устраиваемся за столом, и я разглядываю, что ты на него поставил. Крошечные осьминоги, кажется, их принято есть сырыми, суши, салат – даже не возьмусь угадывать составляющие, – мои любимые креветки в кляре, фасоль в непонятном соусе…

Ты открываешь вино, а я рассматриваю осьминогов. Кажется, что они вот-вот начнут дрыгать щупальцами.

– Мы это всю ночь есть будем!

– Что? – ты выдергиваешь пробку, – конечно, нет. А горячее?

– Соби, – спрашиваю я подозрительно, – ты решил меня откармливать?

Ты смеешься:

– Почему?

– На день рождения еды было под завязку, и теперь тоже…

– Может быть, мне нравится тебя кормить, – то ли в шутку, то ли всерьез отвечаешь ты. – Не подвинешь бокал?

Протягиваю его тебе:

– Держи.

– Нет, не на весу. Поставь на стол.

– Как только место найду, – вожу рукой над столом туда-сюда. – Видишь, негде!

– Хорошо, – твоя ладонь обхватывает мою, останавливая, и я от неожиданности чуть не выпускаю бокал. Ты слегка поднимаешь брови:

– Держи крепче, Рицка.

– А ты предупреждай!}

}Отпусти меня, отпусти, отпусти… Твой большой палец как раз прижимается к месту, где прослушивается пульс. Отпусти!}

}Темное вино – я помню, что оно кисловатое на вкус – на четверть заполняет широкий бокал, и ты освобождаешь мою руку. Теперь поставить, не расплескав, а то совсем по-детски получится.

Ты наливаешь себе столько же и закрываешь бутылку, отставляя ее в сторону.

– Еда перед нами, вино налито. Приятного аппетита, Рицка? – это звучит как вопрос.

– Угу, – я щелкаю палочками, точно крабьей клешней, и тянусь за самым маленьким осьминогом. – А когда будем пить вино?

– Когда что-нибудь съедим для начала, – ты встаешь со своего места и зачем-то идешь на кухню. Возвращаешься с парой круглых глубоких ложек, втыкаешь их в салат и в креветки:

– Чего тебе положить?

– Всего, – я оглядываю стол. – Только по чуть-чуть.

– Подставляй тарелку.

Тарелку я на всякий случай держу обеими руками. Чтобы тебе не пришло в голову снова меня страховать. Ты едва заметно улыбаешься. Чему, интересно.}

}Без десяти двенадцать я чувствую, что рыбу мы будем пробовать завтра. Вроде не ели ничего особенного, а больше не влезет. Я пересаживаюсь на твою сторону, чтобы видеть телевизор, и продолжаю препираться по поводу «Героя». На него только что дали анонс, на каникулах покажут. А мы с тобой в последний раз в кино именно на нем были. Тебе понравилось, а мне не очень. Теперь я вытягиваю из тебя, чем запомнился фильм, что даже пересматривать хочешь. Самое странное, что ты отвечаешь.

Это по-прежнему так непривычно, что я чуть не пропускаю наступление нового года. Когда диктор сообщает, что до о-сегацу осталось четыре минуты, я запинаюсь на полуслове. Ты тоже умолкаешь и с внезапным любопытством глядишь на экран. А потом мы начинаем смеяться. Не потому, что так надо по приметам, а просто… просто потому что смешно.}

}Вина мы выпили по два глотка, и сейчас ты наполняешь бокалы до половины. Теперь надо дождаться, чтобы начал звонить колокол. Вообще, если я правильно понимаю, сюда должен донестись звон из ближайшего храма, он в паре кварталов, но по телевизору уж точно не пропустим.

Сто восемь ударов. Шесть человеческих пороков, и у каждого восемнадцать оттенков. Если бы каждый удар и правда уничтожал по одному, мир был бы гораздо лучше. А если уничтожает, откуда они в следующем году берутся вновь? Жадность, зависть, легкомыслие, злость, глупость, нерешительность. Не знаю, какой худший.}

}Полночь.}

}– С Новым годом, Рицка, – произносишь ты под колокольный звон, слабый – от окна и чуть громче – от телевизора.

– И тебя, – мне почему-то зябко. – С Новым годом, Соби.

У тебя в глазах отражаются точки гирляндных огоньков, полумрак делает взгляд непонятным. Ты отставляешь бокал:

– Рицка, ешь, ты же только поклевал.

– Я больше не могу есть, – я смеюсь. Хорошо, что сейчас не видно, как щеки горят. – И завтра не буду…

Черт, надо отвернуться, наконец! Я нервно сглатываю. Твоя рука забирает у меня бокал, очень вовремя, потому что он накреняется. Потом ты дотрагиваешься до моего кошачьего уха и с улыбкой отводишь глаза:

– Не смотри так.

– Почему? – у меня, наверное, в горле пересохло, получается хрипло. – Соби?

– Да?

– Почему не смотреть? – повторяю я полушепотом.

– Потому что… – ты вздыхаешь, потом смеешься: – Не имеет значения. Конечно, смотри, если хочешь.

– Ответь мне!

Сегодня особенная ночь. Я люблю Новый год, это-то я помню. И хочу добиться правды. Хоть раз!

– Ты приказываешь? – осведомляешься ты осторожно, внимательно наблюдая за мной. Я пытаюсь не хмуриться:

– Я тебя прошу. Скажи.

– Неизвестно, что хуже. – Ты усмехаешься, и это… Это так обидно!

Я порываюсь вскочить, но ты ловишь меня за руку. Как всегда, так, что я по инерции чуть не падаю на тебя. Опираюсь на ладони, правая на полу, левая у тебя на бедре. Левую отдергиваю.

– Извини, – ты помогаешь мне снова сесть прямо, только теперь мы упираемся друг в друга коленями. – Я смеялся не над тобой, Рицка.

– А над кем?!

Ты прикрываешь глаза. Я сердито бью по полу:

– Как всегда! Ты как всегда!

Снова ударяю костяшками пальцев в половицы, и ты перехватываешь мой кулак. Тянешь к себе, подносишь к лицу. Я сопротивляюсь:

– Отпусти! Немедленно, слышишь! Соби!

Ты дышишь на мои пальцы, и они сами разжимаются. Целуешь ладонь, дотрагиваешься кончиком языка – горячо и щекотно.

– Соби… – выдыхаю я. Ты поднимаешь взгляд, не отрываясь от моей руки. – Ты не ответил на вопрос, – напоминаю беспомощно.

– На какой? – ты целуешь запястье.

– Почему ты… не хочешь, чтобы я на тебя смотрел, – я опускаю глаза. Твои пальцы ласково гладят подушечки моих:

– Я хочу, Рицка.

Вскидываю голову. Ты выглядишь смущенным, как… как я, наверное. Изумленно приоткрываю рот:

– Тогда почему?..}

}Ответ приходит прежде, чем я договариваю. Ты себе напомнил, сколько мне? Поэтому ухо потрогал? Шевелю обоими, ставлю торчком:

– Поэтому?

Сейчас умру от неловкости, но выну из тебя причину. Ты опускаешь глаза, встряхиваешь волосами, чтобы закрыть лицо:

– Да.

– Тогда… тогда пусти! – вырывается у меня. – Нечего меня трогать, если к себе не подпускаешь!

Кажется, мы так уже ругались однажды.

– Пусти, я не шучу! – я тщусь вырвать руку из твоих тонких с виду пальцев. Ну да, как же.

– Рицка, – ты хмуришься, очень сильно, я так всего пару раз видел, – ты не понимаешь…

– Прекрасно я все понимаю! Тебе, значит, можно, а мне нет! Думаешь, я…

Я вовремя проглатываю окончание фразы.

– Думаешь, я маленький! – договариваю после паузы. – Между прочим, тринадцать – это возраст согласия!}

}В наступившей тишине я понимаю, что колокол отзвучал. Наступил новый год.}

}– Но не в тех отношениях, которые у нас, – возражаешь ты очень серьезно. – Я старше, Рицка. И мы одного пола.

– И сколько ты думаешь так жить?

Мне крайне интересно, что ты скажешь.

– Столько, сколько потребуется, – отвечаешь ты, не задумываясь.

– А конкретнее!!

– Года три, – ты пожимаешь плечами.

У меня, наверное, глаза сейчас как блюдца:

– Что-о? Сколько?!

– Пока тебе не исполнится шестнадцать. Или хотя бы пятнадцать.

Я сажусь на пятки и закрываю свободной рукой лицо. Ты точно псих. Да мы раньше чокнемся.

– Рицка, – продолжаешь ты, – что тебе не нравится? Разве тебе со мной плохо?

Я мотаю головой, не отрывая от лица растопыренных пальцев.

– Разве я хоть раз дал тебе понять, что мне тягостно ожидание? – ты осторожно тянешь меня за руку.

Я не отвечаю и не двигаюсь.

– Скажи что-нибудь, – просишь ты.

Я вздыхаю – чуть не до головокружения – и все равно не шевелюсь. Нарочно вид делаешь?

– Соби, ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя, или не хочешь? Я тебе нравлюсь вообще?

– Разве ты сомневаешься? – спрашиваешь ты тихо.

– Сомневаюсь! Потому что ты не даешь, чтобы я хоть что-то!.. Только если бы я тебе приказывал! А я так не собираюсь!

– Ты мне очень нравишься, – я почти не слышу тебя, а посмотреть не решаюсь. – Очень, Рицка. Правда. Но мы не можем.

Я набираю в грудь воздуха – и одним длинным движением пересаживаюсь тебе на колени. Знакомая поза. Ты не успеваешь остановить меня, отпускаешь мою руку – и сразу обнимаешь:

– Не дрожи. Рицка… перестань.

Я не разбираю слов. Только голос, мягкий, чуть неровный. Зарываюсь лицом в твои волосы. О своем поведении подумаю завтра.

– Ты обещал меня не отталкивать, – шепчу, чувствуя, что во рту горько. Наверное, от вина. – Ты обещал…

Ты сжимаешь меня так сильно, кажется, вот-вот переломишь:

– Разве я отталкиваю?

Я судорожно киваю.

– Откуда такая мысль? – с искренним недоумением говоришь ты, гладя мою спину. – Я все для тебя сделаю. Чего ты хочешь?

– Ничего, – я закрываю глаза.

Ты обхватываешь пальцами мою шею, заставляешь поднять голову:

– Рицка? – взгляд, в котором нет дна. Стоило поднять ресницы – и я проваливаюсь в твои зрачки. Они сейчас чуть ли не во всю радужку.

Ты не понимаешь?..

Собираю остатки мужества и впервые сам прижимаюсь к твоим губам. Даже если не умею… ты же учишь.

Ты резко, коротко выдыхаешь, но ни секунды не отодвигаешься. Впиваешься пальцами в мой затылок и целуешь, целуешь, целуешь, пока я не забываю, что сержусь, и у нас не кончается дыхание. Глаза у тебя закрыты.

Я осторожно прижимаюсь губами между воротником твоей рубашки и линией бинтов. Ты вздрагиваешь, но не отстраняешься, и я жадно втягиваю носом твой запах.

– Рицка…

На всякий случай вцепляюсь покрепче, но ты только дышишь быстро, так, что пульс частит.

– Я дождусь, – обещаешь ты спокойно. Так спокойно! – Я хочу быть твоим.

– Я тебя и так никому не отдам, – повторяю я в который раз. – Дело не в этом!

– А в чем?

Не смогу тебе сказать. Не смогу, ни за что. Обнимаю изо всех сил, прижимаюсь всем телом – как недавно… Ты понимаешь раньше, чем я успеваю шевельнуться:

– Подожди…

– Мы оба отвечаем, ты согласился, – я торопливо, наощупь закрываю тебе рукой рот. – Только если ты не хочешь… Не хочешь?

Чуть ослабляю нажим и в панике жду отказа. Ты не отвечаешь – целуешь мою ладонь, потом трешься об нее щекой. От этого у меня внутри что-то будто взрывается – я вскрикиваю.

Ты же тоже… тоже…

Кажется, когда в прошлый раз мы были в джинсах, я чуть не загорелся. Но сейчас еще жарче – на мне домашние штаны, на тебе эти новые. Мягкие. Я… я тебя чувствую, Соби, и фиг ты меня обманешь! Как горячо… Я не выдержу... Но руки пускать в ход страшно… и стыдно…

Твои пальцы распускают шнурок на моих штанах, забираются внутрь, в плавки, ты сжимаешь меня, сразу поймав ритм.

– Соби!.. – я ловлю губами воздух и вталкиваюсь в твою ладонь, – Соби!

Ох, как же… Я слышу собственный вскрик – и оседаю вниз, чувствуя, как дрожат ноги. Тебя тоже знобит… Но я даже не думаю слезть с тебя, отпустить.

Ты выжидаешь полминуты, а потом бережно меня приподнимаешь. Коротко трясу головой и хватаюсь за тебя:

– Нет… – не могу этого выговорить, только делаю еще одно слабое движение бедрами.

– Нет, – так же тихо откликаешься ты. – Рицка… нет.

Я повторяю действие еще раз, и ты сдавленно стонешь сквозь зубы, но не пытаешься меня оттолкнуть. Я медленно двигаюсь вверх-вниз, и через пару минут ты все-таки сдаешься. Одной рукой, как обручем, обхватываешь меня за талию, а другую опускаешь вниз, помогая моим движениям. Закусываешь губу, зажмуриваешься… Мне уже плевать на смущение – я никогда не видел тебя таким.

– Соби, – шепчу я, – Соби…

Тебя протряхивает крупной дрожью, она даже во мне отдается, и ты привлекаешь меня к себе, прячешь лицо. Я запускаю руки тебе в волосы.

– А хорошо, что мы не пошли на хацумодэ, – говорю задумчиво, пропуская между пальцами светлые пряди. Ты тихо фыркаешь и целуешь меня в шею:

– Я тебя люблю, Рицка.

– Угу, – я вздыхаю и сползаю пониже, чтобы тоже опустить голову.}

}И к черту все законы Имен и принципы, по которым составляются пары.}

}*}

}Я просыпаюсь медленно-медленно, будто всплываю из глубины на поверхность. На улице, наверное, уже белый день, но сдвинутые ширмы закрывают кровать от окон, и кажется, что еще рано. Утро…

Потихоньку осознаю себя в пространстве. Руки и ноги разбросаны, как у морской звезды, одеяло укрывает чуть ли не по кошачьи уши, пижамная кофта задралась до самых лопаток.

Ты лежишь рядом. Одна рука у меня под головой, другая у меня же на животе. Ты здесь, доходит до меня не сразу. Решил сдержать слово? Или еще не проснулся?

Вглядываюсь в твое лицо. Кажется, спишь. Вчера… то есть сегодня… мы позвонили маме, Юйко, Яёи, поздравили их с наступившим Новым годом. Потом ты сам набрал номер Кио и от нас обоих пожелал ему удачи. Кио сказал спасибо и спросил, не хотим ли мы присоединиться – у него дома половина вашей студенческой группы. Ты держал трубку на отлете, слышно было прекрасно. Я думал, ты не заметишь, что я насторожился, но ты обнял меня покрепче и отказался. А я еще зевнул, так, что Кио услышал, наверное. Ну что я мог сделать, если глаза слипались! Слезать с твоих колен у меня желания не было, а мысль, что надо брести в ванную, переодеваться, застирывать белье казалась ужасной.

Ты нажал отбой и легонько тряхнул меня за плечо:

– Рицка, давай-ка спать.

– Еще же рано, – для порядка возмутился я. Получилось вяло.

– Два часа, – ты поцеловал меня куда-то рядом с обычным ухом и решительно поднял под мышки. – Стой, не падай, – велел со смехом и встал тоже. Я тебе, наверное, все ноги отсидел.

– С чего мне падать, мы ничего не пили, – возразил я. – Вино в бокалах выдохнется.

– Значит, выльем, невелика потеря. – Ты развернул меня за плечи: – Пойдем. Умываться и спать.

Я послушался – не знаю, почему. У тебя был такой необычный голос… Раньше ты так говорил, только если мне что-нибудь угрожало или у меня появлялись новые ссадины и синяки. Спорить не захотелось, и я дал отвести себя в ванную. Ты выдавил мне на щетку зубную пасту и взбил в маленьком тазу горячую воду с порошком. Потом потянул меня за кошачье ухо.

– Мм! – возмущенно запротестовал я, поворачиваясь. Рот был занят зубной щеткой. Ты показал на таз.

Я кивнул. Понял, не совсем глупый. Ты притворил за собой дверь. Я разделся, засыпая на ходу, стянул плавки, отправил их в воду, надел пижаму. На душ сил не осталось. Умылся и вышел.

Ты уже выключил гирлянду, отставил к стене стол, переоделся, расправил постель и лег. Кажется, это называется «оперативно». Я еще раз зевнул, и ты негромко рассмеялся:

– Иди сюда, Рицка.

Я доплелся до кровати, переполз через тебя на свое место – ты заранее откинул одеяло – и закрыл глаза. Ты укрыл нас обоих. Думать сил не было – я придвинулся, устроил голову к тебе на плечо. Ты меня обнял и, кажется, пожелал спокойной ночи. А может, мне это уже приснилось.}

}Не знаю, как теперь быть. Я каждый раз не знаю, когда мы что-нибудь такое делаем. Прикинуться, что ничего не случилось? Или что все так и должно быть? Интересно, на сколько меня хватит.

Ты вздыхаешь, рука под моим затылком напрягается, и я торопливо зажмуриваюсь. Ладонь на моем животе тоже оживает. Наверное, ты осознаешь, где она находится, потому что твои пальцы вздрагивают, отзываясь щекоткой. Я невольно фыркаю и открываю глаза. У тебя совсем не сонный взгляд:

– Доброе утро.

Если бы ты так сказал в октябре, я решил бы, что ты не помнишь. У меня губы тут же пересыхают, так жарко лицу:

– Доброе.

Ты не отдергиваешься, как в мой день рождения. Не знаю, почему. Может, ждешь, как я себя поведу? Я потягиваюсь, задевая тебя ногой:

– С Новым годом.

Раньше мне казалось, у тебя глаза холодные, а теперь совсем не кажется.

– С Новым годом, Рицка, – ты привстаешь и осторожно целуешь меня в уголок рта. Я обнимаю тебя за шею и глубоко вздыхаю.

– Что? – ты сразу поднимаешь голову.

– Ничего. От твоих волос темно стало. Я еще посплю.

– Можно купить жалюзи на окна, – предлагаешь ты раздумчиво. – Если хочешь.

– Угу, – соглашаюсь я, – но пока и так нормально.

Ты вытаскиваешь руку из-под моей головы, опираешься на локоть – кончики волос щекочут мне щеки:

– Вставай, соня. У нас есть дела.

– Дела? – я открываю глаза. – Какие, сегодня же первое?

– Завтрак, – начинаешь ты, игнорируя мое страдальческое мычание, – потом можем заехать к твоей маме, она хотела вручить тебе подарок, потом я хотел тебя кое-куда позвать. Дальше на твое усмотрение. Если, конечно, не хочешь встретиться с друзьями, – ты переводишь безразличный взгляд на стену. Что, ты ее никогда не видел?

– Я сегодня с тобой хочу. – Я щурюсь: – Соби, убери волосы, мне щекотно!

Ты нарочно встряхиваешь головой, и теперь чешется все лицо. Ах так! Резко приподнимаюсь и прихватываю ртом одну из прядей. Ты даже вскрикиваешь – и смеешься.

– Ага! – говорю торжествующе. Правда, получается немного шепеляво. – Сам напросился!

– Рицка, – ты пытаешься высвободить волосы, но я сжимаю и зубы, и губы и не отдаю. – Предупреждаю, я знаю много мест, где тебе может быть щекотно! Отпусти!

Серьезная угроза. Я обдумываю ее, потом выпускаю влажную от слюны прядь:

– Ладно. Забирай.

Ты смотришь на меня, не отвечая. Я видел сотню твоих улыбок, но такой среди них не было.

– Подъем, – объявляешь ты, вставая и стаскивая с меня одеяло.

– Верни сейчас же, холодно! Соби! – я сажусь, обхватывая руками колени. – У тебя совесть есть?

– Ты утверждаешь, что нет, – напоминаешь ты хладнокровно. – Вставай, Рицка. Уже час.

– Да я и до трех проспать мог, – я делаю вид, что сержусь, но все же встаю. – Отдай одеяло, постель заправлю.

– Я сам заправлю. Иди умываться, – ты прижимаешь одеяло к себе, будто ждешь, что я снова под него юркну. А как ты догадался?

Сурово смотрю из-под спутанной челки и отправляюсь в душ.}

}На завтрак меня встречает нарезанный четвертинками лимонный кекс и твое предложение поесть не попробованной рыбы.

– Издеваешься? – я устраиваюсь на подушке и дую на какао.

– Нет, – ты прячешь за чашкой улыбку. – Ну, раз не хочешь карпа с тосикоси-соба… Тогда я попробую занять тебя кое-чем еще.

– Чем? – я проглатываю ломтик кекса и смотрю, как ты идешь к своей сумке. Шаришь во внутренних отделениях, удовлетворенно киваешь и возвращаешься, держа руку за спиной.

– С Новым годом, – ты садишься на свое место и через стол протягиваешь мне узкую коробочку в простой темной бумаге.

– Что это? – я принимаю её и разглядываю со всех сторон.

– Подарок, – пожимаешь ты плечами. – Ночью дарить было рано, а теперь самое время.

Я застываю, сжимая коробочку в ладони.

– В чем дело? – ты удивленно смотришь на меня, – открой!

– У меня… у меня нет для тебя подарка, – я низко опускаю голову. Как я не подумал? С чего-то решил, что ты тоже не будешь беспокоиться по этому поводу… Что теперь делать?!

– Рицка, – ты перегибаешься через стол, поддеваешь ладонью мой подбородок, – поверь, мне ничего не нужно. Ты не должен об этом волноваться.

– Но… – я вздыхаю, – нет, это не оправдание.

– Рицка, то, что ты живешь здесь, стоит гораздо больше, чем любая вещь, которую можно купить за деньги, – говоришь ты твердо. – Поверь мне. Это так.