Текст книги "Я тебя научу (СИ)"

Автор книги: serpensortia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Я не маленький, Соби, – сообщаю мрачно. – Если тебе не нравится, то ладно. А если нравится, то не увиливай! Я тебя поцеловал не чтобы привязать покрепче. Еще раз так подумаешь – я… я есть с тобой за одним столом перестану, понял?

– Да, господин, – откликаешься ты, прищуренными глазами изучая мое лицо.

Нарочно подначиваешь?

– Соби… Значит, зря все это, – я упираюсь ладонями тебе в плечи и пытаюсь оттолкнуть. Ты мягко удерживаешь и не пускаешь. – Дурацкая была идея.

– Вовсе нет, – ты опускаешь голову. – Ты передумал?

Что мне сделать? Побить тебя еще или на словах объяснить, что ты все испортил? Но я не могу опять на тебя накричать. Ты слишком… тихий для этого, слишком грустный. Как будто что-то плохое вспоминаешь. Беру в зубы ненужную пока серьгу, вставляю в пирсер пуссет. Ты следишь за моими действиями – молча, никак не реагируя. Я прощупываю пальцами мочку, находя место чуть выше сросшегося разрыва, подношу пирсер к уху… задерживаю дыхание…

Ты прикрываешь глаза – и я щелкаю им.

Руки тут же начинают трястись, пирсер, как и в первый раз, падает. Выплевываю в ладонь сережку, прижимаюсь к тебе изо всех сил, весь дрожу и не могу перестать.

– Спасибо, – шепчешь ты, – спасибо, Рицка.

Я не отвечаю.

– Я люблю тебя, – добавляешь ты совсем тихо.

Не знаю, было ли тебе больно. По-моему, мне было больнее. Ты выглядишь… умиротворенным. Но это не все. Я набираю в грудь воздуха и говорю, стараясь, чтобы голос звучал твердо:

– Я хочу, чтобы мы были связаны. Я хочу, чтобы ты меня научил. Слышишь?

Ты долго не отвечаешь.

– Слышишь?

Ты киваешь:

– Да.

– Да – это слышишь или да – это научишь? – Я хочу точности.

– То и другое, – отвечаешь после паузы.

Не могу поверить. Неужели?

– Честно?

– Я никогда тебе не лгу.

Да, только ничего не рассказываешь…

– Больно? – не могу удержаться и не спросить. Ты улыбаешься:

– Нет. Я тебе признателен.

– Не за что, – бормочу я смущенно и кошусь на брошенный учебник. Надо бы и уроками заняться, вообще-то.

– Есть за что, – ты поднимаешь руку, касаешься моего кошачьего уха.

– Так объясни! – требую я, как бы не замечая твоих манипуляций.

– Я не смогу, – ты пытаешься сложить ухо конвертиком, и я возмущенно трясу головой. Ты смеешься. – Но это в самом деле очень важно для меня, Рицка.

– Ты меня научишь, – настойчиво говорю я, возвращаясь к вытянутому обещанию.

– Хорошо. Только не проси… чтобы я рассказывал, как учили меня. Я постараюсь объяснить то, что может пригодиться в настоящем.

– Договорились.

Это я могу понять. Только бы ты не забыл, что обещал.

Ты касаешься проколотого уха, и я протягиваю тебе серьгу. Ты берешь ее сложенными щепотью пальцами, разглядываешь со всех сторон.

– Такая же? Я не думал, что ты замечаешь, Рицка.

– Размечтался, – фыркаю я. – Я все замечаю. Так и знай!

– Учту на будущее, – ты встаешь с пола. Фильм, кажется, уже закончился. А мои домашние задания – еще нет.}

}*

Похоже, для тебя и впрямь оказалось важно, что я вернул в твое ухо сережку. Когда наутро в среду я проснулся, ты уже вставил ее. Я спросил, неужели нельзя было хоть неделю подождать – ведь больно! – но ты лишь улыбнулся и покачал головой:

– Я не хотел ждать, Рицка.

Брр. Вставлять железный штырек в свежий прокол… Я бы не стал. Но ты был очень доволен, и я только головой покрутил, намекая, что ты ненормальный. Ты и не спорил. Последние два дня я поглядываю на твою мочку, когда ты не видишь. Если воспалится, сам будешь виноват. Но, кажется, все в порядке. И то, что теперь у тебя в обоих ушах бабочки, мне почему-то тоже приятно. Как будто завершенность появилась.}

}Вчера я после уроков ходил домой. Позвонил тебе, сказал, чтобы ты не встречал меня у школы, и пошел. Мама встретила меня так ласково, что мне опять захотелось расплакаться. Она поставила на стол все то, что я и правда люблю, долго расспрашивала, как я ем, сплю, как мне живется на новом месте. Потом спросила, не мерзну ли. Я отвечал, обнимал ее, и мне было так плохо, Соби, не пересказать. Все время ощущал себя предателем. Но в конце, когда мы разговаривали о школе, я упомянул о предстоящих экзаменах. Мама спросила, готовлюсь ли я, и я ответил, что да, уже просматриваю учебники. Зачем я это сказал… Я же знаю, что прежний Рицка вообще не переживал за свои отметки в школе. Троек было в два раза больше, чем пятерок. Мама посмотрела на меня чужими глазами и сказала, что я не Рицка. Что она хочет своего Рицку, а я не он. Мне пришлось накрыть руками затылок и сжаться на стуле, потому что я знаю: убегать от мамы можно, только когда она отворачивается. А если она близко, это может совсем плохо кончиться. Она пыталась оторвать мои руки от головы и ударить меня лицом об стол, а я старался не дать ей это сделать. У меня только-только начали сходить последние царапины. У мамы в руках осталась прядь волос, она очень больно дергала меня за кошачьи уши, но я так и не поднял голову. А потом, когда мама выдохлась, спрятала лицо в ладони и заплакала, я открыл глаза. Подошел, поцеловал ее – когда она думает, что я ее Рицка, ей это нравится, – тихонько оделся и ушел. По дороге мне пришлось остановиться и несколько минут подождать, пока перестанут наворачиваться слезы. Я люблю маму. Больше всего больно не тогда, когда она обижает меня, а когда не узнает. Синяки и ссадины проходят, а ее приступы нет. Неужели она никогда меня не признает? И я чувствовал себя таким подлым, что ушел. Потому что радовался – вот сейчас вернусь, и ты меня встретишь, и не надо будет забиваться в самый дальний угол в своей комнате, потому что не успел закрыть дверь на шпингалет… Мне было стыдно, что я испытывал облегчение.

Я приехал домой и ничего не сказал, только, что голова болит. Ты, по-моему, не поверил, но расспрашивать не стал. Просто после ужина сел рядом, когда я готовился к завтрашнему естествознанию, обнял и тоже открыл какую-то книжку. Мы долго читали, пока я не прислонился головой к твоему плечу и не задремал. Тогда ты убрал учебник, перенес меня на кровать, накрыл пледом и выключил верхний свет. А сам еще долго сидел за компьютером, и когда я один раз открыл глаза, то увидел, что лицо у тебя в свете, падающем от монитора, озабоченное и невеселое.}

}А сегодня ты напомнил, что уже пятница, и значит, завтра после двенадцати я буду свободен. Чего бы мне хотелось? Я полюбопытствовал, у тебя что, в субботу занятий нет? Ты ответил, что в половине первого освободишься, и если мне хочется, можем все-таки попытаться собрать большую компанию. Ладно, сказал я, большую так большую. Юйко, Яёи, Кио, кто еще? Ты пожал плечами: как хочешь, Рицка. Я подумал, но звать Нацуо и Йоджи не стал. Хоть я и сказал, что мы друзья, это на самом деле не дружба.

Ты спросил тогда, в кафе, не надумали ли они возвращаться в Семь Лун. Нацуо без раздумий ответил, что нет, конечно, жизнь им не опостылела. Вы разговаривали полушепотом, Йоджи развлекал Юйко анекдотами, а я прислушивался – мы с тобой сидели рядом. Ты поинтересовался, на что же они умудряются жить, но Зеро только сладко улыбнулся и повел туда-сюда хвостом: «Не воровством, Соби, не переживай. Такие как мы нигде не пропадают. Работаем!». Но где и кем, не сказал. А мне узнавать не захотелось.

Когда мы сидели там, я первый раз ощутил, что мы с тобой действительно вместе. Что ты и Нацуо Бойцы, а мы с Йоджи ваши Жертвы, раньше никогда не думал об этом. А тут заметил, что Нули всегда держат друг друга в поле зрения. Причем Йоджи немногословнее и спокойнее, и вид у него вечно скучающий, но заводной и улыбчивый Нацуо, которого я сначала определил как главного, беспрекословно его слушается. А как у нас?

Ты защищаешь меня от всего и всех, ты смелый и, пожалуй, бесстрашный. Но сам сказал, что мое слово для тебя закон. Ты выбрал меня… Или тебе пришлось меня выбрать? Но это дела не меняет. Теперь уже неважно – потому что ты сказал, что умрешь не только за меня, но и без меня. Поэтому, наверное, я и поверил тебе до конца.

А я могу приказать, могу остановить твою занесенную для последнего удара руку, как там, на кладбище, могу подойти ближе всех и поцеловать. Но уже не представляю жизнь без тебя, и мне тяжело, когда мы ругаемся. То есть я ругаюсь, а ты пережидаешь. И еще я знаю: если ты будешь уверен, что я не прав, то, может, и выполнишь любой мой, самый дурацкий приказ… Но потом замолчишь и станешь открывать рот только тогда, когда я буду о чем-нибудь спрашивать. Я не проверял, но почему-то уверен. Наверное, с таким характером ты кажешься и мягким, и неуступчивым, но я не могу посмотреть со стороны. Не могу представить, каким тебя другие видят.}

}Да уж, Нацуо и Йоджи – не те, с кем легко общаться. Хотя, может, если бы мы отправились куда-нибудь только вчетвером, чтобы не понижать голоса, как при Юйко, которая не знает ничего… И если бы Нацуо перестал непрерывно над всем посмеиваться… Прогулка, наверное, удалась бы. У Зеро есть одно хорошее качество: они не щадят меня, не держат за несмышленыша. Чуть ли не пинками объяснили, что это из-за меня ты тогда пострадал, долго не верили, что я правда ни о чем не в курсе, не рассказывали сказок и не сочли, что нужно смягчать факты. Йоджи только поглядел скептически, узнав, что я в шестом классе, а потом, когда ты уже лежал в постели, сказал: «Ну и что с того? Невелика разница – два года со мной, три года с Нацуо! Или ты мамина деточка, или нормальный человек. Если нормальный, тогда говорим. А если нет – то беги домой, а мы уж присмотрим за Соби». Я вспыхнул, хотел ответить что-то резкое, но Нацуо рассмеялся: «Ладно, будем считать, проверка пройдена. Так как – без скидок, Рицка?» Без, кивнул я. И они продолжили – про то, что раньше, когда ты был с моим братом, вы были легендой, про то, что если я хочу быть твоей Жертвой, я должен отвечать за тебя… Я долго не мог уснуть в ту ночь, когда вернулся домой. Болел свежий порез от осколка тарелки, разлетевшейся о стену рядом с лицом, болело потянутое мамой запястье, но больше всего не давали покоя мысли.

Отвечать за тебя… Когда ты гораздо старше и опытнее… И все-таки тебе это нужно. Так же, как оберегать меня и заботиться обо мне. Я не знаю, как в тебе уживается то и другое. Не знаю, как с этим справляться. Я должен научиться слушаться тебя и приказывать тебе, и не путать ситуации, когда надо одно, а когда другое. И похоже, у меня нет права ошибаться.}

}Я предложил позвать Юйко, Яёи и Кио. С Нулями общаться можно только без лишних ушей.

Ты согласился, и на завтра у нас намечается что-то вроде обеда дома – ты сказал, что мои друзья могут приходить в гости. Я стоял на балконе и порадовался, что ты не видел моего лица и глупой улыбки. Ты подошел, положил руки мне на плечи, подышал в затылок:

– Простудишься.

– Не-а, – сказал я, не оглядываясь. – Соби… А пойдем гулять прямо сейчас?

– Сейчас? – ты, судя по движению и шороху одежды, взглянул на часы, и я приготовился к отказу. Подходило к половине одиннадцатого, уже стемнело. – Завтра я все равно разбужу тебя, Рицка, – сказал ты вместо «нет», – проспать не удастся.

Я повернулся, так, чтоб плечи под твоими ладонями остались:

– Ладно.

– Тогда пойдем.}

}Я отправился обуваться, а ты запер балкон и проверил в кармане ключи.}

}Мы часа полтора бродили по твоему району, который я еще толком не знаю. Изредка перебрасывались репликами, съели, несмотря на холод, по эскимо, и вернулись уже заполночь. Я уснул, как только ты погасил свет и лег рядом.

Я по-прежнему сплю у стенки, занимая большую часть кровати. Тебе, кажется, больше не снилось плохих снов, потому что я ни разу не просыпался за эти три ночи.

А когда мы совсем засыпаем, мы беремся за руки. И я не знаю, кто тянется первым.}

}*

– Ух ты! – Яёи поднимает голову и ищет тебя глазами. – Агацума-сан, можно, я этот диск на пару дней возьму? Я только перегоню в свой компьютер, а потом сразу верну Рицке-куну!

Ты киваешь, а я неприязненно кошусь на пластиковую коробочку. С недавнего времени компьютерные игры вызывают у меня опасения, я даже не любопытствовал, что у тебя есть.

– О, да это же мой диск! – торопливо прожевывая шарик суши, восклицает Кио. – Я его недавно искал, не мог сообразить, где оставил! Со-тян, мог бы и напомнить, а?

– Я не играю в игрушки, Кио, – пожимаешь ты плечами, – это ты отдыхаешь, борясь с электронными монстрами. Так что как я мог тебе напомнить?

– Я же у тебя дома играл!

– А я при этом присутствовал?

Кио чешет пятерней в затылке:

– Да кто тебя знает… Кажется, нет.

– Вот видишь, – ты еще раз пожимаешь плечами и протягиваешь Юйко пиалу с ее любимым клубничным муссом. – Возьми, Юйко-тян.

– Ой, как вкусно пахнет!.. – она обхватывает чашку ладонями.

Интересно, Кио по возрасту такой же, как ты, или нет? Он кажется младше, но… я бы не смог сказать, на сколько ты выглядишь. Особенно с тем отстраненным выражением лица, с каким по улице ходишь.

– А диск можно все-таки взять? Хоть на вечер? – просит Яёи, дождавшись паузы.

– Бери, – Кио взмахивает рукой, в которой зажаты палочки. – Главное, что нашелся.

Яеи убирает игру в сумку, Юйко смеется над его ужасно довольным лицом. А Кио дожидается момента, когда я посмотрю на него, и указывает глазами на балкон. Ты стоишь у музыкального центра, выбирая, что включить, и не видишь этого. Я бросаю взгляд тебе в спину. Кио торопливо трясет головой – чтобы я тебя не окликнул, наверное. Да я и не собирался.

В точности как ты передергиваю плечами и встаю:

– Мы же там замерзнем.

– Не успеем, – обещает Кио шепотом, тоже поднимается и приносит из прихожей свою куртку. Протягивает мне:

– Набрось.

Какая забота. С чего бы? Иду к балкону. Кио привычно поднимает шпингалет.

– Куда вы?

Вопрос останавливает меня на пороге. Я оборачиваюсь и встречаюсь с тобой глазами, молча настаивая, чтобы ты не вмешивался. Не надо все время меня опекать!

Наверное, ты понимаешь, потому что чуть заметно хмуришься. Но за нами не идешь.

Кио, который все видел, хмыкает и притворяет выдвижную дверь. Кладу ладони на холодные перила и делаю вид, что не нервничаю. Что ему надо?

– Я хотел перекинуться парой слов, Аояги-кун, – Кио рассеянно крутит в пальцах забытые палочки. – Помню, тебе не понравилось, когда я о Сэймэе и Соби сказал, но…

– Говори, – прерываю я решительно.

Может быть, если собрать воспоминания тех, кто видел вас вместе, составится более-менее цельная картинка. Даже если она не вызовет доверия, это лучше, чем вовсе ничего не знать.

– В общем, я уже говорил, что ты вроде обычный, то есть нормальный, – Кио смотрит на улицу под нами, но, по-моему, не видит ни машин, ни людей. – Я тогда немного ошибся. Ты лучше, чем обычный. Понимаешь, я тебя совсем не знал, увидел первый раз…

– А теперь чаще видишь?

Почему-то мне кажется, что речь пойдет о том, что теперь я живу здесь.

– Нет, но теперь ты живешь у Соби.

Точно.

Я уверен, что ты наблюдаешь за нами сквозь стекло двери, и стараюсь скрыть, что сержусь. А то ты ведь войдешь и начнешь разбираться. Справлюсь сам.

– Ну и что? – со звоном спрашиваю я.

– Я хотел сказать спасибо, – вздыхает Кио. От неожиданности кулаки у меня разжимаются:

– Это еще почему?

Кио молчит, щурясь на медленно клонящееся к горизонту солнце. Потом трет ладонью глаза и переводит взгляд на меня:

– Он правда изменился. Стал веселее, такого точно никогда не было. Если бы ты знал его раньше, ты бы сам заметил. Значит, ему спокойно с тобой, Рицка. Не знаю, может, ты не поймешь, но мне от этого тоже спокойнее.

Он первый раз называет меня по имени, не добавляя никаких обращений. Я наклоняю голову:

– Причем тут я? И почему ты так уверен?

– Потому что… – Кио вздыхает, – потому что больше никто не смог бы повлиять на него. Ты не представляешь, какой он упрямый. Вбил себе в голову, что ему нужен только один человек, остальные вообще не существуют. Этот человек может делать, что вздумается, говорить, что в голову взбредет… Таким для Соби был Сэймэй. А теперь – ты, его брат.

Мне нечего возразить. Услышать о тебе то, что я сам до конца не мог сформулировать, неприятно. Но почему Кио говорит так, будто у него зуб болит?

– Не существуют… – повторяю я медленно. – Но ты его друг. И Соби же общается с другими людьми!

Кажется, я его задел. Кио фыркает:

– Я его друг, конечно! Только Со-тяну это безразлично. Я… я бы для него!.. А ему все равно. Вцепился в тебя, как не знаю, в кого! Тебе сколько – двенадцать? Ты вообще ребенок!

– Хватит! – кричу я, забыв говорить вполголоса. – Много ты понимаешь, какой я и что нам с Соби надо друг от друга! Это наше дело!

– Зато ты не знаешь Соби, – Кио тоже повышает голос, хорошо, что в квартире играет музыка, нас не слышно. – И зачем ты ему? Ты еще в начальной школе!

– Кио, – я чувствую, как холодеют губы, – скоро мне будет тринадцать. Если считаешь меня малышом, спроси Соби, что он об этом думает! Тебе не нравится, что он стал спокойнее? Ты хочешь, чтобы было наоборот?

– Да нет, – отмахивается Кио, – я же сам сказал, что он благодаря тебе вернулся в мир нормальных людей! И чем дальше, тем ему лучше, вроде бы. Но…

– Нет! Не хочу никаких но!

Я прижимаюсь к балконной двери, она отъезжает в сторону, и я почти падаю спиной в твои объятия. Ты все-таки вмешался. В первый момент это так успокаивает, что я забываю разозлиться и даже не вырываюсь.

– Что происходит? – спрашиваешь у Кио, который сразу тушуется и пытается бочком проскользнуть в комнату. Ты отрезаешь ему дорогу, оперевшись рукой о балконный косяк. – В чем дело?

Ты не задаешь вопросов мне. Да я бы и не ответил. Кажется, Кио… ревнует тебя. А я только что дал ему понять, что не зря. Что за черт!

– Ни в чем, Со-тян, – он заглядывает тебе в лицо. Я – нет, я смотрю прямо перед собой: во-первых, не хочу, чтобы ты заметил, а если голову запрокину, точно заметишь. Во-вторых, и так представляю – я видел, как ты сердишься. А ты сейчас сердишься, по голосу слышу. И то, что ты меня по-прежнему удерживаешь… Да не денусь я никуда. Отпусти.

Я отодвигаюсь, чувствуя, как подергивается хвост, и машинально обвиваю им твое запястье. Ты выдыхаешь через нос. Ну да, я тут, только не тискай меня при нем.

Кио смотрит на нас и вдруг хмыкает.

– Может, ты и прав, Рицка-кун, – говорит он, отвечая на мой взгляд. – Мне такого не понять. Соби – мазохист, я знаю, а ты…

– Вот чушь, – обрываю я, ощущая, как напрягается твоя рука. – Просто ты не знаешь Соби! И меня тоже!

– Это, по-твоему, хорошо?!

– Определенно, Кио, – ты улыбаешься, и улыбаешься искренне. – Нам с Рицкой не нужны советчики.

Я киваю раньше, чем понимаю, что ты ответил за нас обоих. Но ведь правду ответил. Кио же не захочет любопытствовать, какие у нас отношения, правда? Он если не дурак, то сам догадывается. Поэтому и твердит, как мне мало лет.

Мало… Наверное, за один только поцелуй тебя могли бы посадить за решетку, если бы кто-нибудь узнал. Но на самом деле – почему мы не можем целоваться? Кому какое дело? Мне нравится, когда ты дотрагиваешься до меня. Ты, наверное, это знаешь. Я иногда жду, что ты пойдешь дальше, как тогда, когда единственный раз уложил меня на постель и склонился надо мной. Наверное, ты был еще совсем слабым, только-только очнулся и не очень понимал, что делаешь. Больше ты этого не повторял, а мне бы…

Кио не скажет, а больше никто не знает. То, что мне мало лет, важно для кого угодно, кроме…

Ты сказал, что я должен подрасти – мы этого ждем. И всё.}

}– А давайте пить чай? – раздается из комнаты голос Юйко.}

}5.

В понедельник Яёи возвращает мне диск Кио с компьютерной игрой, а Юйко рассказывает всем, кто готов слушать, как они были в выходные у нас в гостях. «В субботу мы обедали у Рицки-куна, а в воскресенье Агацума-сан ездил с нами в Иокогаму, туда, где мы месяц назад были. Там так классно, зима мое любимое время года!»

Шинономе-сэнсей прислушивается к ее словам, а сама делает вид, что читает классный журнал. Может, жалеет, что вчера не поехала с нами? Было и в самом деле здорово. С тобой нигде не скучно, Соби, ты не держишься с нами, как с малолетками, как большинство взрослых. А когда мы все вместе играли в снежки, ты смеялся, словно раньше никогда этим не занимался. Хотя кто знает… Может, и не занимался.

– Рицка-кун, ты пойдешь в пятницу в театр? – голос учительницы выводит меня из задумчивости. – Можешь пригласить Агацуму-сана, все школьники идут с родителями или друзьями. Спектакль в шесть вечера, я только еще не уточнила, какая именно постановка.

– Да, сэнсей, конечно, – я киваю.}

}Театр – это интереснее, чем кино, или нет? Не знаю, я там не был. И то, что можно пойти с тобой, тоже радует. Мне чем дальше, тем больше нравится делить с тобой впечатления. Кажется, так получалось только с Сэймэем, он тоже выслушивал меня без снисходительности.

Он всегда был со мной на равных и говорил так, что я понимал его. А с тобой как он держался, Соби?}

}– Замечательно, тогда я записываю на вас два билета, – сэнсей делает пометку в блокноте, и как раз раздается звонок.

В конце урока она напоминает, что в марте будут экзамены, и предлагает обращаться со всеми вопросами, возникающими по учебному материалу. Мы недружно киваем и вздыхаем в тридцать глоток. Готовься – не готовься, а все равно боишься, что не сдашь. Юйко даже тихонько ноет, от представившегося испытания, наверное, Яёи делается задумчивым. А я смотрю в окно и размышляю, заходить по дороге домой в магазин или понадеяться, что это сделаешь ты?

Ты выдал мне сумму на карманные расходы на неделю. Будто миллионер, а не студент. Я отказался взять, сказал, что лучше попрошу у мамы, потому что ты и так меня кормишь, а ты обиделся. Замолчал, отвел глаза и занялся доработкой очередной миниатюры, ограничиваясь тихими вежливыми ответами на мои возмущенные вопросы, как можно вести себя настолько упрямо. В конце концов я сказал, что ты не мытьем так катаньем своего добиваешься, взял с холодильника деньги, разозлился и ушел читать на кровать. Час просидел, потом включил компьютер и уставился в какую-то мангу. Постепенно увлекся, и поднял голову только тогда, когда рядом на столе возникла кружка горячего какао. Оно так вкусно пахло… Мама какао никогда не варит, не любит, наверное. Я взял кружку, пробурчал спасибо и вздохнул. Ты тоже вздохнул, и мы помирились.

А деньги остались у меня в кармане. Наверное, стоит заглянуть в продуктовый. Куда еще их тратить?}

}*

– Пока, Рицка-кун! – Яёи машет рукой, я киваю, и уже отворачиваясь замечаю, что Юйко отдает ему портфель. Наверное, нашли общий язык. Хотя Юйко все равно иногда очень странно себя ведет – то касается моего рукава, когда думает, что я не вижу, то вздыхает невпопад, когда что-нибудь рассказываю. Но кто поймет девчонку? Я даже не пытаюсь. Мне не очень интересно.

По этому поводу психотерапевты качали головами и ссылались на разницу между моим биологическим и психологическим опытом, но объяснить ничего не смогли. Потому что каждый раз приходили к выводу, что было бы неудивительно, даже если бы я за девчонками старше себя «ухаживал», не то что ровесницами. Будто мне делать больше нечего. Да и вообще, раньше мне были неприятны прикосновения, так же, как разговоры о чувствах. А теперь я почти нормально реагирую на твои касания, даже когда есть кто-то еще, и могу стерпеть, когда меня хватают за руку друзья. Но всем остальным по-прежнему лучше меня не задевать.

Я нащупываю в кармане кошелек, прикидывая, что взять к чаю, и внезапно сзади раздается низкий протяжный оклик:

– Нелюбимый!}

}Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Их двое, они стоят на вдруг обезлюдевшей аллее парка, через который я пошел, чтобы срезать, и разглядывают меня.

Ну вот передышка и кончилась. Соби… звать тебя? Услышишь?

Парень и девушка. У него черные, отливающие синью волосы и почти прозрачные голубые глаза. У нее глаза карие, а волосы медно-красные, падающие ниже спины. Оба высокие и сильные – той силой, которую я недавно начал распознавать, когда пришлось думать, как обезвредить девчонок Зеро. Я щурюсь против зимнего солнца и прикидываю, что делать.

– Нелюбимый, – повторяет девушка, делая шаг вперед.

– Что вам надо? – спрашиваю вместо приветствия.

– Фу, как грубо, – парень морщится. – Тебя не учили здороваться? Такой же нахал, как…

– Мой брат. Я знаю.

Они переглядываются:

– Тебя это не красит, Нелюбимый. Но мы не собираемся учить тебя хорошим манерам. Мы пришли за тобой.

– Опять сражаться? – я отступаю, потому что они слаженно придвигаются еще на шаг.

Пара обменивается улыбками, от которых мне становится совсем не по себе:

– Нет. Мы не будем тратить время, у нас нет указаний. Велено только забрать тебя. Вы с Агацумой Соби не связаны, поэтому вряд ли он сюда успеет. В случае с Недышащими ему повезло, но с нами этого не случится. Мы – Неверящие, мы разделили вас еще до того, как окликнуть тебя, просто на всякий случай. Ты Жертва, Аояги Рицка, и не можешь сражаться один. Без Бойца ты безобиден, как котенок. Так что идем добровольно – хватит прятаться за спиной Соби!

Парень произносит последние слова так презрительно, что меня начинает колотить злая дрожь. Хотят, чтобы я кинулся на них с кулаками, чтобы не пришлось меня даже ловить?

– Не дождетесь! У вас есть правила! Деритесь двое надвое, если вы не трусы!

– Ух ты, а мне говорили, этот малыш ничего не знает, – девушка отводит назад прядь волос. – Но знание кодекса боя тебе не поможет, Нелюбимый, – она делает еще шаг. Я автоматически отступаю. – Видишь ли, даже будь Соби здесь, его время кончилось. Сильнейшим ему больше не быть – не при тебе же! Теперь мы – лучшая пара Семи Лун. Ты последуешь за нами, не хочешь добровольно, значит, принудительно. Мне надоело тебя уговаривать. Цугуру-тян, – властно обращается она к парню, – заберем пацана! Пусть сэнсей сам с ним общается.

«Сэнсей»? Вечерний звонок, твои белые губы, отказ «показать» меня… Соби, кричу я про себя, Соби! От них не убежать, все, что я могу – не поворачиваться спиной и пятиться по аллее. Они не торопятся, но больше не разговаривают. Идут ко мне – а я пытаюсь не побежать. Сэймэй не хотел, чтобы я оказался там… Ты сказал, что никогда не позволишь забрать меня… Я не хочу в эту школу… Соби, Соби, Соби, повторяю про себя как мантру. Соби!!}

}Дуновение воздуха холоднее ноябрьского ветра касается щеки, и твоя ладонь ложится мне на плечо, останавливая. Я шумно выдыхаю – и выпрямляюсь. Ты все-таки услышал! Неверящие выглядят пораженными и разъяренными разом.}

}– Агацума Соби, – девушка подбоченивается. – Как ты здесь оказался?

– Мичиро-тян, – невозмутимо откликаешься ты. Ты и этих знаешь?.. – Разве тебе неизвестно, как Бойцы оказываются там, где необходимо их присутствие?

Значит, они в самом деле не могли нас разделить!

– Это в нормальных парах, – выкрикивает Цугуру, хватая Жертву за руку. – А вы никто! Тоже мне пара – при такой разнице в возрасте! Да будь ты хоть трижды могуществен, без Сэймэя, с этим ребенком, тебе нас не одолеть! Ты опозорил звание Бойца, когда сменил Жертву! Мы покараем тебя и заберем Нелюбимого!

– Заткнись! – я ощущаю, как сжимаются на моем плече твои пальцы. Ты не возражаешь – может, не хочешь, а может, он в чем-то прав. Мне все равно. Смотрю Цугуру в глаза: – Слова прибереги для боя! Сперва справься, а потом хвастайся!

– Да ну? – усмехается Мичиро. – Какая самоуверенность. Потом не плачь, Аояги Рицка. Соби хоть и стоит десятка таких как ты, но ты-то ему ничем не поможешь! Только на тот свет отправиться!

– Заткнись, я говорю! – я, наверное, впервые так кричу на девушку. Перехватываю твою ладонь, переплетаю пальцы. – Как вас зовут? Неверящие? Мы тоже вам не верим! Докажи, что можешь сравниться со мной! Что твой Боец стоит моего!

От собственной дерзости нечем дышать. Но я кожей чувствую, седьмым чувством, что прав сейчас, что все делаю верно. Рыжая широко раскрывает глаза:

– Тво-ой?..

– Мы вызываем вас! – выкрикивает Цугуру, выбрасывая вперед свободную руку.

– Мы принимаем, – отвечаешь ты немедленно, и добавляешь: – Загрузка боевой системы!}

}*

Парк исчезает в темноте, как в самый первый раз, когда за мной явились Ай и Мидори. Здесь нет понятий верха и низа, тепла или холода. Будто мы внутри компьютерной программы, как в первом фильме «Матрица». И все же мы стоим, твердо, как на земле. Я прижимаюсь виском к твоему плечу и гляжу на противников. Они обнимаются, чтобы произнести общее Имя. У нас его нет. Я просто тяну тебя за руку, и ты смотришь на меня, заглядываешь в глаза:

– Рицка?

– Победи, – в последний момент я умудряюсь придать просьбе повелительный оттенок. – Я в тебя верю, Соби.

Ты киваешь – как никогда не киваешь в повседневной жизни, полуприкрыв глаза, почтительно и твердо:

– Хорошо.

Я в замешательстве облизываю пересохшие губы. Ты меня… поцелуешь? Краем уха слышу, что Неверящие договаривают слова своего соединяющего заклинания, и поднимаюсь на цыпочки. Сбоку раздается пораженный вздох, но поцелуй слишком глубокий, чтобы думать о чем-то еще. Ты отрываешься, я расширившимися глазами смотрю в твое лицо:

– Победи.}

}Я стою на полшага позади, чтобы видеть и тебя, и их. Мичиро занимает такую же позицию.

– }За что ты борешься, ведь тщетны все усилья,

тобою движет даже не любовь!} – Цугуру простирает ладонь, с которой срывается ветвистая молния. – }Ты проиграешь, рано или поздно,

смирись, оставь, с дороги отойди!}

}– Ты не поймешь мной движущих стремлений,

не стоит тратить попусту слова}, – возражаешь ты, воздвигая прозрачную полусферу на пути летящего разряда. – }Неверящему не познать ни дружбы,

ни радости, ни полноты всех чувств!}

Шквальный порыв ветра, перемешанного с раскаленным песком, заставляет Неверящих пошатнуться.

– Защита! – пронзительно вскрикивает Мичиро. Цугуру гасит ветер, на скулах проступают желваки:

}– Да, мне неведом смысл этих слов!

Но не доверившийся не бывал и предан!

А ты одних предательств знаешь вкус,

Тебе ли говорить со мной о чувствах!}

Волна мерцающих точек обрушивается на купол. Часть застревает. Это что-то вроде миниатюрных метательных лезвий. Наша защита выдерживает, но с трудом. Я сжимаю зубы.

– }Я верю в то, что прав. Во что – ты веришь?

Неверящие живы лишь цинизмом

и вечным отрицанием всего.

Бессмысленно твое существованье. }

Ты возвращаешь лезвия метательными ножами в потоке огня, Цугуру тоже почти пропускает удар, так что я чувствую запах паленых волос. Кажется, он теряет терпение, во всяком случае, переходит на нормальную, нестихотворную речь:

– Агацума Соби, ты слуга, а не равный! Служил одному Аояги, служишь другому, и никогда не был нужен ни за чем иным! Да будет свет, лишающий иллюзий!}

}Вспышка бьет по глазам так, что выступают слезы, но ты успешно противишься:

-} Не стоит торопиться тьму рассеять.