Текст книги "Всего одно желание (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Когда двери комнаты распахнулись, глазам вошедших предстала жуткая картина. Мать и сестра Романа, обнявшись, сидели у стены в огромной алой луже на полу. Крови натекло настолько много, что пропиталась одежда, приобретя засохший страшный цвет. Глаза Арлессы были закрыты, а мать смотрела прямо перед собой – несломленная до последнего. Лица обеих женщин выражали достоинство и победу, застыв спокойными, гордыми улыбками, полными насмешливого торжества смерти над горем и безумием живых.

Они сделали свой выбор, разрезав запястья куском заточенной сигны. Никому бы не пришло в голову, что безобидный, изображающий щит значок, можно заточить и превратить в остриё, рвущее плоть. Наверное, было очень больно умирать так, разрывая собственную плоть вдоль по вене, терпеть и не выдать криком. Но Динас тщательно следил и проверял, чтобы у пленниц не было ничего, способного стать оружием или помочь покончить жизнь самоубийством. Сигну не учёл – постеснялся сорвать.

Дальнейшее мозг Романа, озарённый яркой вспышкой внезапно явившегося откровения, отказался воспринимать. Прежде, чем сознание начало осыпаться, он увидел огромную, сделанную на стене кровавую надпись, оканчивающуюся неровно изображённым, растёкшимся цветком – символом Ромейна. Флаг, который невозможно сорвать со стены.

Аmada аne salva!

«Свобода или смерть!»

Salva ador amada!

Слова Ромэ после того, как враги предложили сдаться, пообещав сохранить жизни детей, женщин и стариков. Ромэ ответила: «Свобода или смерть!»

– Смерть подарит свободу! – захохотали враги, и смерть Ромэ подарила свободу Ромейну, а мать и сестра принесли себя в жертву, ведая или не ведая, что связав воедино сущность слов и окропив клятву кровью, открывают магический портал, и оставалось найти лишь одного-единственного мага, чтобы сорвать последний барьер.

Что-то истошно и яростно орал Динас, призывая тюремщиков. Ворона не сразу опомнился, позволив Роману подойти и медленно опуститься на колени, закрывая матери глаза. В беззвучном горе подобрать окровавленную сигну, крепко сжать пальцами, черпая холодную силу. Маг принял и подтвердил клятву.

Динас сорвал с себя кафтан и, набросив на голову Романа, потащил брата прочь, не позволяя смотреть, не желая, чтобы он смотрел, но было поздно. Разум Романа, перенёсший оковы и заточение, пробуждался и рвался на свободу, сбрасывая цепи, призывая смерть и милосердие.

Роман увидел... и знал ответ. Остальное перестало иметь значение. В мире не осталось ничего важней кровавой, запоздавшей надписи на стене, осознания: мать и сестра мертвы, пожертвовали собой глупо и бессмысленно, желая лишь одного – чтобы Роман опомнился и сделал правильный выбор.

Так поздно. Поздно. Слишком поздно для него, для них, и единственное, что осталось... взять предложенное богам. Десять секунд вечности. Положить конец злодеяниям и спасти Ромейн. Спасти всех: потерявшегося Ворону от безумия, мать, отца, брата, сестру... Многих людей, выбравших единственный правильный путь, чтобы не видеть глумления врага над их телами и святынями.

AMADA ANE SALVA!

Мир взорвался, и пришла сила. Чудовищная, сияющая бездна из глубины источника. Стихия, неподвластная хрупкому человеческому телу, но древние забытые слова сложились сами собой.

SALVA ADOR AMADA! SHAIDO!

Сбудется!

Магия пришла, открывая источник, освобождая чистейшую энергию хаоса, и смерть хлынула на свободу, стирая границы времени и пространства. Словно сам Ромейн и его мертвецы восстали из могил в едином порыве отчаяния, вкладывая в руки Романа звенящую сталь: соединившуюся волю, разум, стремления. Душа Ромейна вошла в Романа Артани, и сверкающая девушка с клинком в руках запела высоким чистым голосом последнюю погребальную песню, справляя тризну о самой себе.

Но она была не одна. Встала рядом мужественная Арлесса со свирелью в руках, и к ней неслышно подошла мать, вздёргивая сияющий щит, чтобы закрыть Ромэ от стрел. Поднимались и присоединялись к битве множество других незнакомых и знакомых мужчин и женщин с прекрасными гордыми лицами: отец, брат, ушедшие забытые друзья. Они вставали плечом к плечу, выдёргивая клинки и стуча рукоятями о щиты, создавая рокочущий ритм мужества.

Они пришли сражаться и сделать лёгким путь, провожая Ромэ в неравный бой. Она была не одна в холодной степи. Среди глумливого гогота противника и своих врагов – она была не одна в этот момент. За её спиной стоял Ромейн, и все его жители пришли отдать Ромэ свою силу и поддержать, когда она, одной рукой сжимая клинок, а второй вздёрнув вверх посох мага, произнесла последнее заклинание.

Заклинание, призывающее неистовство стихий, призывающее бурю и землетрясение, призывающее саму смерть, и смерть услышала её. Магия подчинилась и ударила разом, сметая пространство на своём пути.

Взлетали вверх, раскалываясь, огромные каменные глыбы фундамента замка. Земля дрожала до основания, желая отторгнуть от себя многовековую твердыню, ставшую цитаделью зла. Рушились, проседая, крыши, и сминались волей невидимой гигантской руки ставшие игрушечными стены. А слепящий свет продолжал расходиться из источника Романа Артани, уничтожая и развеивая прах поражённого гнилью замка. Гниль исчезала, обрушиваясь и сползая в оползне отколовшегося от основания куска скалы, и всё, что пыталось задержать падение, не могло устоять под ударами гневного посоха святого Николая, спустившегося вниз, чтобы раздать не пряники и леденцы, но остановить дьявола.

И спасительный свет снизошёл на Романа Артани, останавливая и усмиряя гнев и ненависть, порождая умиротворение и покой в невидимом звуке флейты Арлессы. Он убивал не своего брата – он не испытывал ненависти к безумцу, но плакал сердцем, скорбя о Ромейне, прощая злу свершённые злодеяния в сверкающей, очищающей молитве магии.

Монстров не существует, а грешники не попадают в ад. Святой Николай пришёл спасти и остановить чудовище, и звучали в небе серебряные бубенцы, открывая двери упокоения заблудившимся душам в хрустальном чертоге вечности.

Роман не знал, что кричит, охваченный белым пламенем. Не знал, что превратился в слепящий столп огня, и беспощадная магия, выжигая силу источника, стремительно сжирает и сокращает годы жизни, заставляя расплатиться здоровьем.

Он не знал о цене спасения. Не знал, что гигантская волна, поднявшаяся от сотрясения, обрушилась на прибрежные деревни, смывая и унося десятки жизней. Не знал, что на пути волны находился норманнский флот, решивший совершить высадку в Ромейн, и гигантская волна обрушилась на него, топя армаду и сокрушая хрупкие, во власти стихии, корабли.

Он многого не знал, видя перед глазами родителей, сестру, брата, слыша настойчивые голоса знакомых и друзей, вспоминая слова Гайто Равана:

– Роман, ты должен поступить в Академию Девяти Стихий. Выбери путь мага, и получишь силу и власть.

– Перед тобой откроются многие двери и соблазны, – спокойно расчёсывая волосы Арлессы, рассуждала мама, – Но не поддавайся им – веди себя достойно и помни, что ты – Артани ди Валь. Какой бы путь ты не избрал, постарайся не забывать о самом главном, и будь счастлив.

– Я верю в тебя, – басовито гудел Бран, – Не сомневайся в себе, брат.

– Руководствуясь рассудком, не забывай слушать сердце, а поступая по совести, помни о справедливости. Не предавай друзей, защищай слабых, будь верен принципам и помни: плащ дворянина – достоинство, а шпага – честь, – сказал отец. – Пусть враги боятся и уважают тебя, а мы с мамой будем гордиться тобой.

– А что ты сделаешь? – рассматривая мёртвыми глазами, спросил брат, – Пойдёшь в одиночку против армии короля?

***

Спустя день Роман очнулся лежащим на прибрежных камнях. Море пощадило его жизнь, хотя могло быть более милосердно, благополучно утопив в бездне вместе с разгулявшейся стихией. Рассудок Романа был повреждён – несколько дней он потерявшимся призраком бродил по окрестностям Ромейна, не помня кто он и откуда пришёл. Слушал речи крестьян, кормивших убогого и не узнающих в поседевшем юноше с безумным взором младшего Артани. Он изменился, изменился и Ромейн, гудя потревоженным ульем, пытаясь переварить случившееся.

Поместья и имущество Артани оказались опечатаны приказом короля. Поговаривали, что в связи с предстоящим арестом – графа уличили в измене, и может лучше ему было пасть, защищая замок, чем оказаться на гильотине в качестве предателя. Многое говорили.

Роман, постепенно пришедший в разум, пробрался в охотничий домик, собрал немногочисленные вещи и фамильную шпагу Артани. Вернулся на место замка, но можно было и не возвращаться: выброс силы произошёл такой, что не осталось и развалин. Огромный кусок земли откололся, не выдержав землетрясения, останки унесло и размыло в море, долго ещё выносящее обломки, сундуки и другие уцелевшие предметы, обладателями которых становились местные. Роман пришёл, но в душе не было ничего.

Он мог бы плакать, кричать, потрясая кулаками в небеса, мог наделать множество глупостей, но сделал лишь одну: приколол к плечу сигну, давая себе молчаливое обещание.  Он вернёт Ромейн.

Ворона ди Вальдо подсуетился. Приказом короля младшего брата лишили права обладания землями, оставив в насмешку титул – больше, чем оставили Вороне, лишив всего. Но князь Ромейна, лишённый княжества и земель, никогда бы не пожелал её снять. Сигну, сохранившую следы засохшей крови матери и сестры. Алую сигну, кроваво-алую.

Спустя полгода скитаний и мытарств, Роман принял решение поступить в Академию Девяти Стихий. Он не знал, чем подобный поступок обернётся для него – возможно, арестом и заточением, возможно, останется без последствий, но поступление в Академию осталось единственной дорогой для графа Артани ди Валя, имеющего право стоять в присутствии короля. Других дорог у него просто не было.

Прошло около полугода со дня нападения на Ромейн и чуть меньше с того страшного дня, когда Роман вернул рассудок, чтобы с кристальной ясностью осознать: у него не осталось ничего. Вера... надежда – всё обратилось в прах. Осталась лишь цель, и он знал, на что её потратить, но пока не представлял, как распорядиться.

Алиссинди вернула его к жизни. Показала, что в ней существует не только грязь и боль, но существует любовь, множество вещей, способных сделать человека счастливым, помочь ему смириться и следовать дальше. Потому что равнодушный стук топоров давал ответ... Жизнь продолжается.

Впервые за несколько месяцев Роман Артани ди Валь увидел в ней смысл: нечто большее, более важное, настоящее по сравнению с тем жалким существованием, что он вёл, более важное,  чем месть.  Он полюбил её, полюбил в один день, полюбил со всем отчаянием увидевшего луч света сердца. Он увидел ангела, способного даровать прощение и забвение, увидел ангела, но ангел повернулся и ушёл, не ведая, что взмах светлых крыльев возродил душу из пепла.

Роман не плакал, признавая поражение в безнадёжном поиске, не собирался сдаваться настолько скоро. Потому что город большой, но у Романа крепкие ноги – он может продолжать её искать, и однажды случится чудо. А если чуда не случится, сам поиск имел для него огромный смысл.

Может, и правильно, что она ушла. Он не заслуживал её – такую чистую, неиспорченную, ничего не знающую о чудовищах, живущих под маской человеческих личин. Он отказался от мести, не имея возможности мстить, и судьба наказала его за мягкотелость, нерешительность, за то, что он не смог придумать выход из создавшейся ситуации и положить конец метаниям и сомнениям.

Он убил своими руками брата, и множество других жизней оборвал его меч, но не напился крови самого главного паука, сплетающего свою паутину для его семьи. Но был ли виноват паук?

– Алиссинди, – прошептал Роман с горечью, – Алиссинди. Девочка моя, драгоценная моя девочка...

========== 19 ==========

После ухода Романа Сорра не мог успокоиться и, понимая, что не успокоится, наспех приняв душ, рванул за Артани, ведомый неведомым доселе чувством. Наняв экипаж, Алексис успел прибыть раньше и, заняв наблюдательную позицию, пытался ответить на вопрос: для какой цели решил проследить? Посмотреть на выражение лица Романа, когда тот поймёт, что свидание накрылось?

«А оно накрылось, потому что никакой девушки в природе не существует, Роман. Есть только я – ненавистный тебе Алексис Сорра. Что, милый, сюрприз?»

Хотелось посмотреть, убедиться. Станет ему больно, или он пожмёт плечами равнодушно, подтверждая, что никакой магии не существует и то, что родилось между ними – лишь плод воображения Сорры, иллюзия, а Артани плевать.

Посмотрел. Увидел. Стало легче? Да. От полученного известия ди Валь выглядел так, словно его застиг удар. Он пошатнулся, смертельно побледнев, и не в силах поверить в услышанное, набросился на привратника, рискуя вытрясти из бедолаги душу.

Сорра, изображающий шпиона в тени соседнего дома, мог рассмотреть сцену в красках и позлорадствовать над бедолагой Артани, получая поистине садистское удовольствие в качестве компенсации за собственные раненные чувства. Алексису нравилось, что Роману сейчас больно и плохо, что он растерян, что для него всё случившееся тоже не прошло бесследно. А теперь он в панике мечется по городу, не зная как поступить, и Сорра мог бы благополучно уйти, оставив Романчика с разбитым сердцем, но вместо этого, сам себя не понимая, остался, желая узнать... Что узнать?

Роман заставил Алексиса материться и чертыхаться, следуя за ним подворотнями и переулками. Алексис, не привыкший к долгой ходьбе, ноги стёр до мозолей, пока неугомонный напарник нарезал круги по городу в поисках своей сероглазой нимфы.

До возвращения в Академию оставался один час. Роман стоял посреди улицы, явно размышляя, не пора ли ему вернуться. Сорра, успевший промёрзнуть до костей – он не планировал, что прогулка с Ди Валем затянется надолго – лелеял пораженческие мысли выйти из-за угла и, случайно натолкнувшись на Артани, за шкирятник загнать домой. Понадобится – загонит пинками, но спать Артани будет в собственной постели, у себя в комнате.

Сорра сполна насладится чужим унижением, и не даст ему спрятаться в панцире молчания, заставит Артани говорить, или – чем чёрт не шутит – напоит до невменяемого состояния, благо, где раздобыть спиртное, принц знал.

Однако ромейнец походу и без него справлялся. Когда Роман завернул в таверну, бровь Сорры удивлённо поползла вверх, но когда ди Валь вышел, сжимая в руках двухлитровую бутылку крепчайшего яблочного самогона, щека Алексиса нервно дёрнулась, и стало болезненно неприятно. Нет, увиденное, конечно, погрело душу на долю секунды, но что теперь – из-за каждой встречной-поперечной козы в стельку надираться будем?

Он никогда не видел, чтобы Роман пил – судя по всему, отношения со спиртным у маленького графа сложились самые прохладные. Но сейчас, оккупировав сокрытую от людских глаз скамейку в городском парке, Артани пил из горла, как заправский пьянчуга. Закашлялся, сделал выдох, и снова начал пить.

«Самоубийца, кретин, придурок! Как он планирует возвращаться в подобном виде? О чём вообще думает?»

Сорра успел на тряпки известись от негодования, пока некоторые легкомысленно тешили дурь, упорно опустошая бутылку. Похоже, возвращаться домой ди Валь совершенно не планирует. Алексис несколько раз порывался подойти к нему и прекратить безумие, но каждый раз останавливал сам себя, разрываясь между гордостью и желанием плюнуть на всё и уйти... или остаться, потому что оставлять Артани в подобном состоянии без присмотра представлялось чреватым последствиями.

Через полчаса стало ясно, что Роман решил обосноваться в парке надолго. На город начали наползать сумерки, облюбовывая укромные уголки и ниши, играясь длинными тенями-призраками, что окутывая мир, пугливо шарахаются от зажигающихся фонарей. Сорра основательно продрог, выстукивая зубами в такт сотрясающей тело дрожи. Устроив засаду на ди Валя, он не подумал, что граф задержится. В Гармале по ночам и ад замёрзнет, но если Роман согревался спиртом, то Сорра согревался исключительно упражнениями, напрягая и расслабляя мышцы, чтобы заставить кровь бежать быстрее.

Стандартная синяя форма учеников не была рассчитана на ночные гулянья, а тонкий элегантный плащ – дань последней моде – защищал от ветра, но никак не от мороза, дающего знать о себе с каждой минутой сильнее. А что будет здесь зимой – страшно представить.

Бытует мнение, что итанийцы не боятся холода и едят мороженое зимой. Итанийцы, может, и не боятся, но Сорра – существо нежное и теплолюбивое – жить предпочитал в удобствах и комфорте, не то, что некоторые недостойные пьянчужки. Девочка бросила, а он и нюни распустил. Нет-нет, это правильно – по Сорре можно и пострадать, и даже поплакать.

Твою мать... он что, правда плачет? Проклятье, ди Валь... не реви, я с тобой! Вот прямо сейчас встану, выйду...

Сорра, чертыхаясь, остался, а Роман продолжил сидеть, уставившись в пустоту, не замечая, что по лицу текут слёзы, вызванные воспоминаниями о прошлом. Он сидел в подобном положении около часа и не собирался уходить. Давно пробило одиннадцать, часы угрожающе ползли к стрелке двенадцати, на город опустилась совершенная темнота, и только свет фонаря чертил слабый контур неподвижно застывшей фигуры ди Валя.

Уснул он, что ли? Понимая, что с Артани станется лелеять самолюбие до бесконечности, Алексис, плюнув на щепетильность, отправился до ближайшей таверны, где решил перекусить и обзавестись вином – благородным напитком, не в пример дерьму, которым травился Роман. А заодно прикупить у хозяина нечто посущественнее не греющей одежды.

Успокоив желудок пищей и сделав несколько глотков, Алексис – повеселевший и изрядно воспрянувший духом – вернулся к наблюдательному посту с твёрдым намерением выдернуть Артани. Опыт совместных ночёвок у них уже был, и никто не умер, даже если некоторых временами очень хотелось прибить... и не только прибить... но эту мысль Сорра оставил на потом, предпочитая задавить в глубине подсознания.

Ничего... попыжится, посверкает гляделками, повстаёт в любимые позы «я граф – ты дерьмо» и угомонится. А не угомонится – Сорра угомонит. Разобраться с Артани в подобном состоянии не стояния – легче простого, вот только тащи его потом на себе, хотя... – вспомнив лёгкое тело Романа, Алексис невольно улыбнулся, и сам себе едва не дал по морде, или по голове... чтобы встряхнуть мозги и прийти в чувство.

Перед ним ди Валь. О чём он думает? Когда успел настолько размякнуть, чтобы начать беспокоится о ком-то другом, помимо себя? С Романом вечно всё через одно место, и не застав Артани на месте, Сорра откровенно растерялся, догадываясь, что очень недооценил это самое место и способности графа регулярно туда проваливаться.

Романа не оказалось ни на скамейке, ни в ближайших кустах, ни вообще где бы то ни было поблизости. Подобного поворота дел итаниец как-то не ожидал. Он вышел из своего укрытия, очень надеясь, что ди Валь нажрался до зелёных поросят и блюёт неподалёку, или спит в обнимку со стволом. К его разочарованию, предположение не желало подтверждаться. Артани и след простыл.

– За что он мне?.. – стеная, возвопил Сорра, обращаясь не столько к богу, сколько к самому себе, после чего, присев на успевшей остыть лавке, приложился к горлышку бутылки, повторяя действия Артани – разве что не в такой степени интенсивности.

Через несколько минут, осознав, что пропажа не появится, Алексис с тяжким вздохом поднялся и в очередной раз, отсыпав порцию щедрых проклятий, разделив их равно между богом, дьяволом и ненавистным Артани, отправился на поиски.

Дело представлялось дрянью. Мало Алексису того, что он больше не в состоянии объяснять и контролировать собственные поступки, так в довершение бед виновник несчастий по имени Роман словно издевается над ним. В лучшем варианте Артани вырубится и уснёт в грязной подворотне до момента, когда Сорра отыщет по запаху.

Спутать своеобразную ауру Романа с чем-либо другим для Сорры нереально – он его из тысяч, из миллионов других узнает. Роман Артани – один на миллион... а может, на миллиард. Нет в мире другого Романа, а все похожие никогда не заменят Артани. Будут восприниматься подделкой на фоне чего-то настоящего и, самое паскудное, что Алексис понимал правду – понимал очень чётко, и злился на Романа, представляя худший вариант.

О худшем думать не хотелось. Роман мог ввязаться в неприятности, его могли ограбить, убить. Гармаль – не только столица, но и центр криминального мира, рассадник преступности, и по ночам вся шваль и гниль города выползала на улицу. Впрочем, не стоит думать о плохом – отыскать Романа не представлялось сложным. Но... через несколько минут он так не считал.

– Роме! Покупайте ромэ!

Торговка цветами стояла здесь давно. Наверное, с самого утра. Она изрядно устала и к тому же охрипла, зазывая редеющих прохожих приобрести красивый букет. Ведро с водой пустовало, а на лотке практически не осталось товара. Сидевший рядом здоровый детина с довольным видом пересчитывал выручку, сообщая матушке, что торговля прошла удачно. Они теперь смогут купить корову.

«Корову!? Суки!» – Алексис чуть не надел детине лоток на голову, тихо выматерился сквозь зубы и ускорил шаг, пытаясь вычленить из миллиона фальшивых шлейфов естественный аромат Артани. Но в подобной ситуации и опытный пёс бы растерялся.

Стоило завернуть за угол, и ромэ оказались повсюду – они буквально наводнили город, пропитали улицу, заставляя Алексиса стервенеть и ненавидеть разом всё: город, Романа, собственное невезение, а может невезение ди Валя, которого сама судьба не желала отдавать во власть спасения в лице Алексиса, предпочитая отправить в другие, менее благонадёжные дали.

Итаниец оттоптал все ноги, мечась из одной стороны улицы в другую, ускоряясь на бег, чтобы обогнать возможный маршрут, но, увы – поиск оказался напрасен.

«Чёртов ди Валь! – не уставал злиться Сорра, – Куда ты делся, маленький ублюдок?! Найду – урою!»

***

Алиса ди Бьорк подошла к распахнутому окну, желая захлопнуть ставни и, принюхавшись, с удовольствием сделала глоток сладковатого, заполненного цветочным ароматом воздуха. Зрачки слегка расширились, замерли, и фрейлина, помотав головой, словно отмела неверное предположение, зябко передёрнулась и поплотнее закуталась в шаль – единственное убежище для обнажённых плеч.

– Что там, ласточка моя?

Сидер, отбросив одеяло, выбрался из роскошной кровати и встал рядом, согревая девушку теплом собственных объятий, поцеловал в шею и, приподняв голову, принюхался.

– Ромэ – пробормотал он. – Помню, Алиссин ими редкостно бредил. Странно, они ассоциируются у меня с ди Валем – наверное, потому, что им он тоже бредит, – барон склонился, прикусывая мочку уха девушки, и скользнул по коже ветерком губ.

– Ромэ – сигна Артани, – отозвалась Алиса, мягко отстраняя любовника. – Сидер, у меня нехорошее предчувствие, не могу объяснить – сердце ноет.

– Поверишь или нет, но меня дурное предчувствие не покидает с той самой минуты, как в Академии появился ди Валь, – отозвался Сидер на абсолютном серьёзе. – Алиссин ненавидит Артани, но странно поступает для человека, который ненавидит. Мне одному, дураку, чудится, что поступками ди Эрро движет далеко не ненависть? Сегодня на уроке трансформации я бы сказал, что наш ненаглядный Алиссин нашёл, чем удивить. Ты обратила внимание, как он смотрел на ди Валя?

Алиса поплотнее замоталась в шаль, наблюдая как Сидер с чертыханьем закрывает ставни и запирает окно на щеколды.

– Меня больше насторожило, что он сделал. Ты знаешь, что Алисин ненавидит запах ромэ?

– Не то чтобы совсем новость, но...

Девушка вскинула голову, и они посмотрели друг на друга тяжёлыми, не предвещающими ничего хорошего взглядами.

– Ты думаешь о том же, что и я? – после напряжённой паузы осторожно спросил Сидер и нахмурился.

– Я боюсь думать, – Алиса притянула парня к себе, и он с готовностью заключил её в объятия, – Принц влюбился, и сам не осознаёт, что испытывает влечение к мужчине. Учитывая, что он отвергает существование Артани, а Артани отвергает мужчин... нас ждёт интересная драма.

– Лишь бы не трагедия, – Сидер с призывным нажимом приласкал бёдра девушки и широко ухмыльнулся, – В последнее время принц напоминает ходячую бомбу. Одно неосторожное слово, и пуф-ф-ф – он взрывается, – Сидер изобразил взрыв, с урчанием присосавшись к груди Алисы и, подхватив девушку на руки, увлёк на кровать, – Алиссину не помешает отвлечься немного – пусть лучше страдает по корольку, чем мы страдаем из-за того, что он страдает от королька.

– Зная Алиссина, я бы сказала, что он не умеет отвлекаться немного. Всё, что он делает, делает... масштабно, – дыхание Алисы сбилось, когда шаловливый язык Сидера принялся изучать кожу фрейлины на вкус. – Я беспокоюсь – насколько далеко он способен зайти?

– Масштабно? – Сидер хмыкнул, позволяя, и издал лёгкий стон, когда Алиса, не оставшись в долгу, переместила ручку вниз, усиливая растущий на глазах аппетит.

(Прим: запомнили, да? Аппетит! А то всё стволы да стержни нефритовые...)

– Насколько масштабно?

– Зависит, в каком ракурсе смотреть, – Алиса игриво поползла вниз, и через несколько мгновений молодые люди забыли обо всём на свете, кроме собственных пикантных игр.

***

Роман не понимал направления собственного бездумного движения, окунувшись в реальность пьяных людей, где время, растворяясь во внутренних ощущениях и переживаниях, сначала затормаживается, а затем просто исчезает, перестав играть привычно значимую роль. Было очень хреново. От всего. Роман практически никогда не пил раньше – не до такого состояния, а сейчас, присосавшись к бутылке, внезапно открыл в ней источник радости.

От спиртного на душе становилось хорошо. Оно расслабляло мышцы, грело душу, снимая с замка самые запретные и болезненные оковы, позволяя им вырваться наружу и исчезнуть в ночном воздухе. Спиртное разрешило не думать и не анализировать, оставив обрывки бессвязных мыслей, воспоминаний, вспыхивающих картин. Оно позволило плакать и смеяться, вызывая в памяти разные смешные эпизоды, и снова срываться в слёзы, предаваясь жалости к себе – преступление, которое Роман никогда не позволял в обычной жизни, но алкоголь стёр границы между «допустимо» и «нельзя», притупил боль в сломанной руке, добавил лёгкости.

Роман Артани ди Валь, абсолютно не стесняясь, помочился на угол дома и, подхватив с земли почти пустую бутыль, пьяно шатаясь, двинулся дальше, разговаривая вслух с самим собой и выписывая потрясающие зигзаги. Редкие прохожие шарахались по сторонам, а застенчивому графу, обычно чутко реагирующему на условности, было наплевательски хорошо. Подумаешь, прохожие! Плевать на них. На всё плевать. О чём ему сожалеть? Правильно. Не о чем. А Соре... ик... он морду набьёт.

Удивительно, как Роман не попался на глаза патрулю – возможно потому, что в этих районах стража была редким гостем. Артани смачно рыгнул, громко выругался непонятно на что и кому. Иногда он выкрикивал оскорбления, поминая Сорру нецензурной бранью, а минут через тридцать просто бездумно шёл, потому что язык настолько заплетался, что не мог выговаривать слова.

Было удивительно, как он вообще держался на ногах. Когда на пути выросла чья-то широкая грудь, граф лишь тупо дёрнул головой, мычанием выражая недовольство, и попытался обойти препятствие... но препятствие и не подумало обходиться.

Для трёх братков, нанятых Соррой избить Артани, встреча стала полной неожиданностью. Несколько секунд парни обалдело пялились на невнятно бормочущего, шатающегося ди Валя, все усилия которого были направлены на сохранение собственного равновесия. Лица бандитов, изрядно пострадавшие с их первой стычки, озарила злобная радость:

– Вот так встреча. Какие люди... – протянул один из бандитов.

– Попался, сука? – ласково прибавил второй, но счастье глумления не состоялось: Артани ди Валь, перегнувшись в поясе, от души блеванул на одного из негодяев, заставив сначала растеряться, а затем отскочить с злобными матюгами.

Один удар, и Роман Артани грузным мешком осел на землю, не чувствуя смачных пинков ногами, ибо благополучно успев выдать завтрак в ответ на приветствие, отрубился, не слыша проклятий и не зная даже, что с ним произошло.

– Ба, да он бухой. В мясо! – с брезгливым удивлением констатировал один из бандитов, потыкав графа мыском сапога.

– Да уж понял! – взорвался второй, тщетно пытаясь очистить себя от рвоты. – Вот же су... – он длинно и грязно выругался, под хохот товарищей наградив графа сильным пинком – всё равно что мешок с картошкой бить.

– Ну, и чего с ним делать?

– Бесперспективняк! – хохотнул третий, и с размаха добавил за компанию.

– Чё делать? Забираем его. Очухается – развлечёмся по полной. Он вроде благородный. Может, денег стрясём?

– Не похоже, что они у него водятся, – с сомнением произнёс первый.

– Тогда – в расход, но сначала... – он мрачно прищурился, припоминая разом и рану, и знакомство с чужой блевотиной, – Я из этой паскуды ремней нарежу, – размахнулся и вновь закатил Роману сапогом. – В крови умою, тварь! Из-за этой паскуды у меня рука не двигается, – пожаловался он и, приправив руганью, ударил ногой, старательно метя в лицо, замахнулся снова...

А дальше невидимая молния отбросила прочь, пробивая гортань насквозь. Никто не понял, что произошло – в воздухе просвистела сталь, стремительный веер развернулся из пустоты и погасил свет, взорвав пространство тёплыми брызгами. Неведомая злая сила разметала негодяев по сторонам, мгновенно выпивая жизни и, прежде чем тела коснулись земли – оказались мертвы.

У негодяев появились дела поважнее сведения счётов с маленьким графом – им предстояло оправдываться перед создателем. Наверное, души недоумевали, покидая тела раньше срока. Парни упали не сразу, продолжая некоторое время стоять, но неизбежно рухнули на мостовую, подёргиваясь в агонии, окрашивая булыжники густой обильной волной липкой влаги, медленно натекающей из страшных ран.

***

Он не мог найти Романа. Смешно, банально, но Романа помог отыскать кот, очень похожий на чёрную бестию, рассорившую их в первый день; и Алексис позволил себе отвести душу, пнув ногой. Но кот ловко увернулся, зашипел, и не сбежал, издав пронзительное «мря!» и приглашая следовать за собой. Алиссин пошёл, поддавшись смутному порыву – терять представлялось нечего; и едва не расцеловал ушастую скотину в морду, когда свернув в подворотню, увидел выписывающего зигзаги Романа.

Про кота он не вспомнил, стремясь к Роману с решением навешать пьянчуге оплеух, но нашлись желающие расправиться с Артани за него. Алексис резко затормозил. «Вот он – твой шанс! – возопил рассудок. – Перестань сходить с ума, повернись и уйди – ты навсегда избавишься от ненавистного ди Валя».