Текст книги "Всего одно желание (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Сорра, обосновавшись с книгой на кровати,  не демонстрировал воинственности,  вероятно тоже счёл поединок удовлетворяющим.  У него были причины обижаться на Артани, и он щедро поквитался –  теперь причины появились у Романа.

– Куда намылся? – ехидно поинтересовался итаниец,  когда Артани, на ходу вытирая голову полотенцем, вышел из душа.

Роман не стал отвечать. Не обращал на Сорру внимания, будто итаниец стал мебелью. Он смутно догадывался, что именно подобное отношение злит напарника. Не желая с ним связываться и провоцировать новую стычку, Роман обидчика в упор не замечал, окружив себя единственной защитой – молчанием. Грязь под ногами не замечают, даже когда она липнет к подошве. Выйдет за дверь и стряхнёт, забыв через минуту, что она вообще была.

Получи Сорра возможность заглянуть в душу Романа и считать информацию в отношении себя, он бы испытал болезненное разочарование. Артани не ненавидел итанийца, что могло бы Сорру порадовать. Артани восхищался им, завидовал, но без злобы и, несомненно – это тоже могло обрадовать Сорру, однако Артани был к нему абсолютно безразличен.  Безразличие ранило Алексиса, куда больнее ненависти.

Роман не проживал одержимости Сорры,  не знал и десятой доли злобствований итанийца, а узнав, искренне бы подивился  суматохе. Заманивать  в ловушки и строить каверзные планы? Для этого надо быть больным на голову.  Напарник занимал мысли Романа исключительно по мере беспокойства собственной судьбой и необходимости общаться.

В остальном Роман  не переживал из – за Алексиса Сорры,  не терзался  сомнениями итанийца,  не гадал о его чувствах.  Чувства Сорры мало заботили Романа.  По большему счёту Артани было глубоко наплевать на человека,  чей смысл жизни сводился к желанию доставить графу неприятности.

Сорра не показывал, что бесится. Отложив книгу, нахально-изучающим взглядом рассматривал голого Артани, пока Роман, стараясь не краснеть – больно бесцеремонным и наглым оказался взгляд – переодевался. Стоило переодеться в ванной, но кто знал, что выйдя из душа, он застанет Сорру сидящим на кровати.

Алексис с глубокомысленным видом изучал задницу Романа. Артани не мог видеть, стоя спиной, но буквально кожей ощущал бесстыжий взгляд. Вот мразь. Артани знал пару способов, как довести Сорру до белого каления, но у итанийца в запасе было не меньше сотни способов взбесить Романа.

– А ты ничего, – посопев вынес вердикт Сорра, оставшись, видимо, довольным осмотром.

Вот уж чьё мнение интересовало в последнюю очередь. Роман скрипнул зубами, торопливо натягивая штаны, опасаясь наклониться и услышать пару более едких комментариев, а Сорра бы душу дьяволу продал, за подобную позу, но и без позы стояк образовался адский. Стоило Артани беспечно предстать перед итанийцем в чём мать родила, и Сорра чуть губу не прокусил –  резко перестало хватать воздуха. Вот теперь можно начинать беспокоиться. У него стоит на Артани, и крепко стоит. Пока ромейнец одевался, Сорра успел буквально пожрать его глазами, изучая от и до, понимая, что глаз мало – руки стонут от желания прикоснуться, а член измучился в штанах, любое движение – пытка.

Смотреть не стоило, но он не мог не смотреть. Мелькнула грешная мысль спровоцировать... А дальше? Изнасиловать Романа? Изнасилует. Дальше. Логическая цепочка обрывалась, а Алексис предпочитал просчитывать свои действия наперёд, что в случае с Романом плохо получалось.

– Нравятся парни? – справившись с брюками, Роман обрёл твёрдую опору под ногами и позволил насмешку в ответ.

– Ты единственный попал в избранное число, – Сорра продолжал смотреть насмешливыми серыми глазами, создавая дискомфорт, таилось в этом взгляде, что – то ещё очень пугающее.

– Поберегу свой тыл, – отшутился ди Валь не без труда. Почва была скользкой и неприятной.

– Было бы что беречь, – фыркнул итаниец и будто кипятком ожог.

Слова ударили. Иногда такое бывает – человек скажет что-то бездумно, а у другого пропасть под ногами оборвалась. Роман покачнулся, ровно от тяжёлой невидимой оплеухи. Отвернулся, не позволяя себе реакции, но неожиданно пришло спокойствие и ясность. Сорра нарывается на драку? Нет. Второй раз удовольствия Роман не доставит. Сначала сходит на свидание. А после он надеялся, что не застанет Сорру в комнате.

Роман просунул запястье в рукав, шикнув зубами.  Зацепившись бинтом, кисть не пожелала пролезать в манжет.  Сорра наблюдал за ним с тихой беспомощной яростью.  У него под ногами мир рушится,  а Роман вечно в своём репертуаре, а для Сорры всё равно,  что по сердцу ножом.

– Попросить о помощи у тебя язык отвалится, ди Валь? – с холодной резкостью спросил он.

«Чего он бесится?» – Роман искренне не понимал.

– Будешь ходить со сломанной рукой?

– Это ты мне её сломал, – спокойно напомнил Роман, используя технику дыхания, чтобы унять ноющую ломоту в кости.

А требовалось надеть мундир и застегнуть пуговицы. Не до итанийца ему было сейчас, совсем не до него.

– Я ж кайф ловлю от этого, ты забыл? Поунижайся немного, и  снизойду, – Сорра откровенно паясничал.

– Пошёл ты, – сказал Артани просто, и больше не реагировал. Молча забинтовал руку, молча накинул запасной плащ и ушёл, наведя марафет по мере сил.

Алексис несколько минут сидел на кровати, безжизненно рассматривая забытую на столе шпагу ди Валя. Проклятый герб Ромейна. Он забыл, что Артани левша. А он сломал ему левое запястье.

«Роман, тебе будет больно, когда ты узнаешь, что Алиссинди не существует? Она не придёт к тебе, ди Валь. Она не придёт к тебе никогда!»

Стены комнаты показались неожиданно холодными и неуютными.

«Вернусь к Бьорк, – отстранённо подумал Сорра, – Радуйся, Роман, ты избежал своей участи, сумев ввести меня в заблуждение. А я-то, дурак наивный, купился. Кто кого, спрашивается, поимел? – с грустной философщинкой усмехнулся Сорра и решил, что переживёт. Интересно, а принцу ди Эрро он бы осмелился плюнуть в лицо? Титулы не имеют значения. Жалкий сноб.

«Почему я в тебя верю? Потому что я хочу верить, ди Валь». Алексис поднялся и постоял так немного, закрыв глаза, словно мучимый головокружением или невидимой, тонкой болью. Спицей в районе солнечного сплетения.

Роман оказался иллюзией. Просто иллюзией, образом, сотканным воображением ди Эрро. Возможно, на него подействовала магия перевоплощения. Существует огромное множество вероятностей – «что это было?» догадок – «чем это могло быть?» и реальности – «чем это стало».

Он был благодарен Роману за этот сон, излечивший от тёмной проказы. Он был уверен, что легко сможет проснуться, не понимая, что не вылечился, а лишь узнал имя собственной болезни. Он собирался проснуться, излечиться разом, лишь одним усилием воли, собственной решимости, не ведая о том, что спать и болеть ему суждено до конца жизни.

Сорру не занимала философия, требовалось что-то сделать с собственным стояком. Артани, наверное, здорово икалось, потому что яростно дроча в ванной, чтобы сбросить мучительное напряжение, Сорра поминал его худшими проклятиями, но, дьявол побери ди Валя, кончая, итаниец думал о нём. И не приходилось воображать девушек перед глазами – стоило представить ромейнца под собой, Алексиса прошило острейшим возбуждением – он кончил с хриплым стоном. Физическое облегчение не принесло морального. Стоило Роману свалить, Алексис места себе не находил.

========== 18 ==========

Роман потерянно стоял перед распахнутыми воротами гостиницы, а на голову словно упало небо. Безжалостное и неумолимое.

– Госпожа Алиссинди съехала сегодня утром, не оставив адреса, – сообщил услужливый приветливый привратник, не понимая, что случилось с молодым человеком, отчего он переменился в лице. Выглядит, ровно молнией поразило.

– Куда? Да кто его знает. Просто ушла, и всё. Вам плохо? Может воды дать?

Небо продолжало давить, лишив рассудок понимания, простой житейской действительности. Он не верил. Две ниточки встретились, переплелись, и судьба безжалостно щёлкнула ножницами, не оставив ни малейшей зацепки. Маленькой записочки. Нескольких, возможно сказанных слугам, слов... Ничего. Роман опросил привратника, Роман опросил всех. Никто не знал о купеческой девушке – Алисинди ровно в воду канула.

Роман вышел за ворота гостиницы, остановился, с тоской глядя на возвышающиеся напротив стены каменных домов, а затем побрёл потерянно и бесцельно, не в состоянии смириться с очевидностью. Алиссинди исчезла. Сладкий сон. А может, всё это и было сном? Кусочком промелькнувшего летнего счастья на бесконечной окраине осени.

Почему вкус разлуки столь горек? Потому что ты впервые влюбился, Роман Артани ди Валь, но любовь упорхнула от тебя.

Роман не понимал, в каком направлении двигается. Город смешался в бессмысленную череду безликих бесполезных улиц, а он искал, пока не стало ясно: надежда тщетна. Огромная шумная столица безразлично проглатывала людей, заставляя теряться и знакомых. Что говорить о девушке без адреса?

Собирая разрозненную информацию из памяти по крупицам, он не сдавался – побывал в порту, в окрестных магазинчиках, повсюду расспрашивая о госпоже Алиссинди Эрис. Она племянница купца. Как зовут купца? Он не знал. На него смотрели с жалостливым сочувствием, как на безумца.

Алиссинди ушла. А мир вокруг разом стал бесцветным и тусклым – солнце погасло и перестало светить. Оказывается, всё это время внутри него сияло собственной солнце. Волшебное солнце с нежным именем Алиссинди. Белоснежная вьюга-зима с искрящимися, переливающимися серебряной ртутью зрачками – звёздами.

«Звёздочка моя. Девочка моя туманная. Лучик солнца золотой. Ну, куда же ты ушла? Где искать тебя теперь, лебедь белую?»

Одна встреча, – не верил Роман, и понимал – а больше и не нужно. Он влюбился, совершенно пропал, граф Артани ди Валь. А ведь она хотела стать графиней.

Он продолжал искать. Сердце протестующее ныло, не желая соглашаться с потерей.

Алиссинди ушла. Легкомысленная девушка, не пожелавшая оставить никаких сведений, вряд ли подозревала, что забрала с собой тепло сердца Артани. Кусочек опалённой души, поверившей, что для неё не всё потеряно.

Часы на городской башне пробили десять – в поисках незаметно пролетели два часа. Несмотря на охватившее отчаяние, Артани сделал всё, что мог. Перерыл и перебрал все возможные места, побывал на улице, где они встретились, словно грязь и разбитые ящики могли дать подсказку. Но безумцы одержимы идеей. Он не надеялся, но лелеял смутный отблеск надежды, что, возможно, девушка в суматохе могла обронить некую вещь – что угодно, дающее шанс. Всё бесполезно.

Пора было возвращаться в Академию... «и терпеть насмешки Алексиса».

Романа передёрнуло. Сейчас, в эту минуту, он был слишком уязвим, открыт душой, чтобы суметь достойно ответить Сорре и выдержать нападки. Понимал – скажи Алексис хоть фразу, и он сорвётся. Либо накинется в попытке убить и размазать по стене, либо просто расплачется от несправедливости жизни, происходящих в ней постоянно разочарований. Ведь именно в такие моменты вера подвергается испытанию, потому что раз за разом, сталкиваясь с плохим, невольно перестаёшь верить в хорошее, начинаешь подсознательно бояться, ждать подвоха.

Последний раз схожее состояние он пережил, когда очнулся на берегу моря с пробитой головой. Очнулся и осознал: в его жизни не осталось ничего.

Ромейн. Тени прошлого

... Враги пришли ночью, напали страшно. Замок стоял в осаде всего один день. Тайным выходом к королю был послан гонец просить помощи, и прибытия королевской армии ждали с безумной надеждой, как ожидают спасения от смерти.

В подвалах было достаточно еды, чтобы продержаться в течение месяца. На стенах дежурили солдаты и вооружённые крестьяне, стянувшиеся с соседних деревень. Были женщины, дети. Помогали носить тяжёлые вёдра с водой, заполняли котлы, жгли дрова, чтобы в случае нападения облить врагов кипятком.

Собирались по всему замку копья, оружие, мечи, сняли со стен даже фамильное и обезоружили пустые доспехи рыцаря – кому-то они пришлись впору. Строгались рогатины, из амбаров стащили вилы. Никто не оставался без работы. Мужчины вооружались, затачивали мечи, подбирали оружие, справу. Спешно сооружались ловушки. Ромейнцы готовились, с тревогой вглядываясь в горизонт, ожидая нападения. Отец, брат и Гайто Раван непрерывно совещались, взяв на себя командование обороной крепости.

Всё рухнуло в один миг – враги хлынули со всех сторон. Непонятно было, откуда они берутся, лезут. С тыла и с центральных ворот, заполняют коридоры. О существовании тайного хода в замке знали лишь члены семьи Артани ди Валь. Тайна строго оберегалась.

Сражаясь с врагом, думать об этом было некогда. Роман схлестнулся с нападавшими у входа на женскую половину. Без доспехов, спросонья успев нацепить лёгкую кольчугу.

Замок застали врасплох. Нападения ожидали на стенах, а враги вошли в центр крепости. Слуги и жалкая охрана давно полегли на ступенях, пространство коридора усеивали трупы врагов. Роман неистово отбивался, защищая дверь в комнату матери.  Сбившись в кучу вокруг графини, стоя на коленях, молились женщины, успевшие прибежать под единственную защиту семнадцатилетнего парня с клинком в руках.

Сквозь грохот боя, рёв врага, крики и адскую какофонию звуков, царившую повсюду, иногда прорывался плач служанок и старшей сестры Арлессы. Не в добрый час несчастная девушка приехала погостить к родителям, оставив учёбу в пансионате и пыльную столицу.

Высоким мужественным горном звучал строгий, спокойный голос матери, призывающий крепиться и помнить о том, что Ромейнцы сильны, и они не сдадутся.

– Молитесь, – наставляла она. – Молитесь за жизнь защитников крепости. Просите, чтобы он послал силу в их руки, а мужество пылает в их сердцах. За нас сейчас сражаются наши отцы, мужья, сыновья и братья. Молитесь за них, дайте им свою силу духа! Сражайтесь рядом с ними мысленно, и верьте в них. Они не сдадутся, и мы не сдадимся. Не запятнаем себя слабостью слёз и трусостью перед врагом. Молитесь, Арлесса. Не смейте плакать. Артани ди Валь сильны духом. Если надежды не останется, мы обнажим оружие и будем сражаться, потому что враг не пощадит ни нашу жизнь, ни нашу честь. Молитесь, дочь моя, молитесь вместе со всеми.

Близость матери и сестры, необходимость защитить женщин придавали Артани силы. Он не мог отступить и не мечтал о прорыве, зная, что в одиночку прорыв совершить нереально. Он не сможет уберечь женщин и вывести их в безопасное место. Не существовало подобного места. Замок пылал, охваченный сражениями и огнём, враги были повсюду и продолжали наседать.

Роман давно перестал считать трупы. На место убитых противников вставали новые. Казалось, им не будет конца. Он сражался, экономя силы, но ему всё труднее и труднее становилось поднимать меч.

Спальня находилась рядом с женской половиной, и Роман успел среагировать и встать у дверей, когда раздался первый крик, а враги, рассредотачиваясь, хлынули по лестницам, разграбляя замок и вырезая всех, кто вставал на пути. А в этот момент были открыты ворота, и армия противника входила в замок, и где – то там сражались отец и брат, взрывы магии подсказывали, что Гайто Раван не сделает победу лёгкой  – знание,  внушало надежду.

Роман был покрыт кровью – своей и чужой. Она заливала одежду, натекала из мелких ран, превращая лицо в окровавленную безумную маску, где нечеловеческой яростью сверкали белки глаз.

Превратившийся в берсерка, он являл собой жуткое зрелище, внушая врагам ужас и страх. Учитель не зря тренировал Романа – ни один из его уроков владения клинком и магией не пропадал даром. Справиться с Артани не могли. Коридор перед спальней был достаточно узкий, и нападающие больше мешали друг другу, а Роман занял оборону, дёрнув вперёд кресло, создав препятствие между собой и врагом, прикрыв спину. Обезоружить его не могли – только убить, но в ближнем бою и убить не могли – требовались арбалетчики или выстрел из пистолета, но расстреляв порцию пистолей, противники были вынуждены вопить от ярости. Роман умел ставить щит. Мага голыми руками не возьмёшь. Требовалась хитрость.

Нападение прекратилось внезапно, словно кто-то отдал неслышимую команду. Подчиняясь приказу, солдаты внезапно откатились назад, давая Артани короткую хриплую передышку. Роман увидел предателя.

Когда Динас Артани ди Валь, не обезображенный печатью сражения, поднялся по лестнице, Роман не сразу узнал его из-за пошлой чёрной маски на лице. Однако фигура, волосы, манеры, голос – ошибки быть не могло. Перед ним стоял брат, и мозг Романа, сделав простой вывод, ужаснулся. Он отказывался воспринять реальность.

Этого не могло быть правдой. Не могло быть правдой! Хуже самого кошмарного бреда.

Солдаты противника послушались Динаса, посторонились, давая дорогу. Сверлили Романа пьяными от боя ненавидящими взорами, но не осмелились ослушаться, хотя и презирали, несомненно. Высокий, одетый в чёрные доспехи командир не пожелал запачкать руки боем.

Брат склонился на мгновение и поднял алую, валяющуюся на полу, сигну. Нападающие втоптали её в грязь. Динас посмотрел на неё с небрежным удовлетворённым любопытством и отшвырнул прочь. А затем, склонив голову набок, сдвинул в сторону ворот, дав Роману увидеть: алая сигна была вышита на внутренней стороне его одежды под доспехами. Динас словно показал условный знак, но знак не требовался. Зачем? Роман узнал брата, таящего лицо, как вор.

Одного не понимал: как можно осмелиться носить сигну, предав Ромейн, татем в ночи проведя противника в замок, и не осознавать кощунства, собственной мерзости. Продолжать считать себя Артани ди Валем после содеянного злодеяния?

Что происходит? Почему всё это происходит?

Динас был бледен, в зелёных глазах, пылающих внутренним огнём, горело безумие, оттенки которого Роман увидел несколько лет назад.

В книгах герои, увидев предателя, с криком и яростными проклятиями бросаются на врага, чтобы пронзить его мечом или красиво погибнуть. Ненависть ослепляет рассудок, и невозможно становится думать – лишь совершить отмщение. А мозг Романа отказывался постигать, связывать с братом чудовищность злодеяния. В реальности всё оказалось по-другому.

Роман, загнанно дыша – с губ срывалась хриплая кровавая пена – смотрел на брата, тяжело привалившись к двери. В остальной части замка царил ад, а здесь ад на мгновение приостановился, давая возможность отдохнуть.

Тянуло дымом, пахло кровью. Тяжёлый, воняющий запах смерти.

– Роман, – Динас, с содроганием прикинув количество убитых, с недоверием и страхом рассматривал брата, тщетно силясь отыскать в окровавленном, обезумевшем от горя и ярости демоне дорогие сердцу черты, – Битва полностью проиграна. Я хочу остановить дальнейшие бессмысленные убийства. Сдайся и сложи оружие. Ни тебя, ни женщин никто не тронет. Просто опусти меч. Здесь всё кончено.

Роман смотрел на Динаса, но до него не доходил смысл слов. Он ловил воздух, жадно восстанавливая разорванное дыхание, продолжая оставаться готовым к бою.

– Роман, – с жалостью и злостью рыкнул Динас, – Не дури. Хочешь умереть? Сдайся. Продолжишь убивать – я не смогу сдержать своих людей. Женщин никто не спасёт. Роман, ты слышишь меня? Понимаешь, о чём я говорю?

Роман глядел волком, а с ощеренной пасти капала слюна, и если бы глазами можно было убивать, Динас бы умер на месте.

Когда-то давным-давно, кажется целую вечность назад, он и Динас были... лучшими друзьями.

***

Динас ди Валь – один из отпрысков в роду Артани ди Валей. Всего у Бреинна Артани ди Валя родилось четверо детей. Славное потомство. Три сына и одна дочь. Старший – храбрец Браниен, названный в честь деда. Средний – Динас – по имени матери графини, Дианы Артани ди Валь. Миролюбивая Арлесса, что обозначает «всегда свободная», и младший – Роман, рождённый осенью, в сезон цветения ромэ. Ромэ – обозначает стойкость, а Роман переводилось, как мужчина из Ромейна. Ромейн – край стойких людей.

Браниен был любимчиком отца и, по праву рождения, наследником титула и земель. Мать души не чаяла в драгоценной дочери Арлессе. А Динас и Роман выпали из поля родительского внимания, оказавшись, по большей части, предоставленными сами себе.

Нет, их любили и окружали ласковой заботой не меньше, чем других детей. Порой можно было лишь посочувствовать участи Брана. Будущего наследника отец не воспитывал, а «выковывал сталью», безжалостно гоняя от рассвета до заката, готовя к роли управителя земель. В то же время, от рождения Динас и Роман знали, что в Ромейне им ничего не светит. О будущем придётся заботиться самостоятельно. Но кто думает о будущем в детстве?

Ромейн. Сверкающие алмазами пики гор в лиловой дымке облаков, что стекая в изумрудные долины светлой пеной, разливаются молоком тумана. Ромейн. Пылающие в ночи светлячки костров, весёлые песни и танцы до рассвета. Жарко взлетает кусачее пламя, льётся рекой хмельное вино и ячменное пенное пиво.

Родители не чурались крестьян, и Роман помнил сумасшедшее искрящееся веселье. Долгие праздники, где столы ломились от еды, а детишкам разрешали не спать, пока не свалятся от усталости. Они с задорным хохотом гонялись друг за другом, бегая босиком по мягкой душистой траве, и не задумывались о различиях, легко перемешиваясь с толпой сельских ребятишек. Родители Артани воспитывали в детях скромность и учили равно уважительно относиться к любому живому существу.

Их часто можно было встретить играющими вместе. Высоченного здорового медведя Брана, смеющуюся до визга юркую Арлессу с венком ромашек на голове и маленького Романа, смешно ковыляющего кривыми ножками. Он хватал пышные крестьянские юбки из красной ткани и, заинтересовавшись, пытался утащить со скамьи тяжёлый башмак, набитый сладостями. Динас ди Валь отобрал башмак и, подсадив брата на скамейку, вручил засахаренный сладкий дягель. Средний тяготился всеобщим весельем. От шума у брата болела голова, он страдал мигренями, иногда у него случались приступы, во время которых находил холод и оцепенение, подобное смерти, а очнувшись, он не помнил случившегося.

Поначалу родители тревожились, видя, что взгляд Динаса внезапно замирает и останавливается в некоей невидимой точке, а сам мальчик цепенеет и неотрывно глядит прямо перед собой, словно видит что-то, недоступное другим. Но, к счастью, это очень быстро проходило и не вызывало особых тревог. Лекарь сообщил, что у Динаса «падучая болезнь», прописал травы и лекарства от припадков, и приступы случались очень редко. Но идти на праздник Дин не хотел – смотреть на толпу веселящихся пьяных идиотов не доставляло удовольствия. Однако вынужденный подчиниться воле родителей, Динас терпел и отсиживался в стороне, старался «не портить праздник» унылой кислой физиономией.

Родители смеялись, и только подивиться оставалось их легкомыслию, но в те времена жили проще, а родительское воспитание включало в себя разве что ряд небольших необременительных обязанностей. Взявшись за руки, молодые граф и графиня, сбросив обувь, самозабвенно выплясывали под пение волынок, скрипок и рожков. С гиканьем носились в весёлом галопе, увлечённые ярким хороводом танцующих. А когда наступало утро, хлебнувшая пива кормилица отыскивала Романа, заснувшего в обнимку с Динасом на сеновале, и уносила в комнату, благополучно не тревожа среднего.

Никто не боялся, что случится беда, или среди крестьян найдётся недобрый человек. Жители знали друг друга в лицо. Не боялись, что маленький граф потеряется, потому что за детьми приглядывали все, кому не лень, не деля на «своих и чужих». В Ромейне добродушные собаки ластились к рукам и, ленивые от сытости, бегали под столами, а лесных духов – волков – ублажали щедрыми жертвами. Ромейн – край любви, край цветов. Ромейн – край стойких людей.

С приходом суровой зимы, когда вьюга от края до края затягивала небеса, замок принимал всех нуждающихся в крове, еде и очаге. Родители и управитель объезжали крестьян, интересовались нуждами, старались помочь. Щедро жертвовали на благотворительность, отстроив церковь и больницу за свой счёт, помогали крестьянам починить дома. Но детям не до взрослых хлопот и забот. Вся жизнь проходит в играх. Малыши лепили снеговиков, катались на санках и швыряли друг в друга снежками.

Роман запомнил своё детство таким: беззаботным, счастливым и весёлым. Помнил, как Арлесса сбегала от учителей и пряталась в комнате Романа, показывая пальчиком «тс-с-с», чтобы маленький брат не выдал, и Роман никогда не выдавал. Держал тёплую руку, захлёбываясь от тихого счастья, вдыхал сладкий запах волос Арлессы, пока сестрица украдкой делилась с ним пряниками, утащенными с кухни.

Тихони порой обладают далеко не тихим нравом. Роман помнил скуластое худое лицо Динаса, похожего на тощую ворону – обидная кличка пристала сама собой. Прячась в библиотеке, брат просил не беспокоить, но шумная ватага веселья врывалась в зал и утягивала за собой. Бран безжалостно разбрасывал книги, Арлесса водружала на голову венок и, схватив упирающегося Динаса за руки и за ноги, старшие с хохотом тащили «ворону» играть на воздух, искренне прощая злобствования.

Роман прыгал мячиком, путался под ногами и смеялся заливисто, хлопая в ладоши. Выбегая во двор, кружился от распирающей тельце радости. Раскинув руки, вместе с Арлесой падал в сугроб. Они делали «птичек» и ловили снежинки языком, а над головой висело седое косматое небо.

Маленькому Роману чудилось дыхание другой жизни. Огромный, сияющий любовью человеческий лик с серебристо-серыми глазами облаков. Он звал, благословляя душу пением рожков, наполняя сны далёкой мечтательной близостью. Серое небо не воспринималось холодным, а лёд, растаяв от солнечной любви, становился животворящей водой, и бог улыбался ласково, убаюкивая мир тихой колыбельной ночи.

Зима – время ангелов. Время, когда святой Николай ходит по домам, одаривая хороших детей сладкими крендельками и конфетами. Роман слышал звон капели – звук серебряных колокольчиков в небесах, треск мороза, и верил, что это стучит посох святого. А кормилица говорила, что в самый лютый холод по земле разъезжает на украшенных инеем санях снежный король. Добрые духи подбирают заблудившихся путников и маленьких замёрзших младенчиков. Он даёт им выпить волшебный сонный отвар, и душа легко покидает тело, оставляя земные заботы. Счастливая поёт в небесах и, не ведая страданий, кружится в вихре снежинок.

Динас презрительно фыркал: он не верил в россказни, но не смел помешать и внимал с жадным любопытством. Укрывшись мягким мехом и слушая треск поленьев в камине, детишки замирали от восторга и страха, а истории, сотканные временем, текли мягким покрывалом голоса, ложились на ум. Приключениями добрых и злых героев, сагами побед и поражений, сказаниями о вечной любви. Тревожила слёзы печальная сказка о героическом патриотизме и самопожертвовании во имя близких. Легенда о храброй дочери вождя.

«Ромейн живёт, пока живёт Ромэ!»

Сколь много смысла заключалось в простых словах. Неизвестный скальд сложил бессмертное творение, способное пережить века и продолжить волновать сердце. Ромэ исчезла, не успев познать радостей жизни, испытать волнение первой любви, но не было среди воинов отца бойца более сильного, чем девочка-маг.

Способность к магии для многих становится проклятием. «Магия – тяжёлое бремя», – частенько говаривала кормилица, делая охранный знак, когда в доме появлялся «забавный дурачок» господин Бреве – сельский лекарь. Смешной старик в балахоне и дурацкой шляпе. Однако на всю округу он был единственным магом, и семья графа частенько пользовалась его услугами.

Стоило ли говорить, какой переполох случился в замке, когда у четырёхлетнего Романа обнаружился магический дар? Лекарь и раньше к нему приглядывался, отмечая, что в ауре мальчика проскальзывает явный потенциал, но в роду Артани никогда не случалось магов.

Счастье родителей и всей округи не знало предела. Им и раньше случалось наблюдать необычные проявления – внезапно двери сами по себе открывались и закрывались, свечи загорались по мановению ока. А кормилица божилась, что Роман исчезает и появляется совершенно в другом месте, но всё это списывалось на случайность и пиво, к которому старушка была уж больно не равнодушна. Никто не относился к способностям Романа серьёзно. Пока однажды не случилось убедиться.

Девятилетний Динас со скуки мучил щенка. Щенок скулил, сука лаяла за дверью, а Роман ревел и тянул братика за рукав, умоляя отдать щеночка. Дальше случилось нечто необычное. Роман, перестав плакать, исчез, а следом из рук мучителя исчез щенок. От страха мальчик закричал и начал звать на помощь. Не каждый день родные братья исчезают на глазах, хотя в мире, несомненно, найдётся немало желающих, чтобы они исчезли, прихватив заодно и несносных сестриц.

Суматоха поднялась страшная. К счастью, Романа быстро нашли. Мальчик спрятался в комнатный сундук, а нарезающая и прыгающая вокруг сука лаяла, не переставая. Родители ломали голову: как быть и куда пристроить ребёнка? Маг в роду – настоящее событие. Гордость и почёт для семьи. Маги пользовались большим уважением, однако магический дар в руках неразумного дитя мог быть опасен.

Динас – единственный, на кого открытие не произвело особого впечатления – благоразумно заметил, что четыре года прожили нормально, почему теперь не продолжать жить дальше? Динаса никто не слушал в силу скверного, неуживчивого характера, и совершенно зря. О том, что младший братец – маг, Динас догадался раньше других, но замечания, что, возможно, стоит проверить братца на потенциал, упорно игнорировались.

Думаете, Динас ди Валь стал героем? Кто-то вспомнил, что Ворона предупреждал? Обратил внимание, что именно благодаря Динасу заметили Романа? Как бы ни так. Динаса наказали за жестокое обращение с собакой и запретили выходить из комнаты до вечера. В это время был собран семейный совет, послали в ближайший город за единственным магом. Но, осмотрев малыша, тот успокоил родителей, в точности повторив слова Динаса Артани.

Дальше было решено, что мальчик начнёт постигать азы магии под руководством господина Бреве – сельского лекаря, а когда станет постарше и придётся всерьёз задуматься о развитии способностей, Роман переедет учиться в столицу, где функционировали несколько школ для подобных детей.

Однако здесь родители впервые столкнулись с твёрдым характером и упрямством маленького Артани. Он не желал становиться магом. Точка. Ни угрозы, ни побои, ни терпеливые объяснения матери, что всё делается для его блага – не помогали. Пока, наконец, не выяснилось, что Роман, не имея познаний о предмете, навыдумывал для себя кучу предрассудков и глупостей. Но если с предрассудками было возможно бороться, второе условие представлялось более сложным: Роман не желал расставаться с братом Дином. Понять причину столь преданной любви было сложно, учитывая тяжёлый нрав среднего сына.