Текст книги "Всего одно желание (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Алиссина не устранили – удалили от двора, отправив в ссылку на неопределённый срок. За этот срок отец вполне успеет полюбить и принять законного отпрыска. Новая жена короля, поговаривали, была на сносях. Беременность королевы совпала с вынужденным отъездом принца.

Впрочем, он был готов. Перед своей женитьбой отец сообщил о намерении отправить Алиссина в Анремию. У принца было достаточно времени.

«... Ничего неизвестно, мой сын, но ты будь готов ко всему. Не доверяй никому, Алисси. Не доверяй собственным друзьям, не доверяй женщинам и, проклятье, сын, не доверяй мне. Возможно, тебе придётся отказаться от трона ради Итании. Интересы короны превыше наших собственных желаний. Заботясь о благе страны, ты должен понимать: законный отпрыск королевской династии – это одно; сын фрейлины – другое. Как бы жестоко не звучали мои слова, взойдя на престол, тебе придётся отстаивать своё право там быть. Мне не нужно объяснять, чем это обернётся. Если ты действительно мой сын, ты не позволишь Итании уплатить подобную цену...»

Что ж, отец был честен. Жесток, несправедлив, но честен. Ясно дав понять, какое будущее ожидает отпрыска.

«Артани, глупый маленький граф. Мы оба с тобой разменные пешки в чужой игре, и нет разницы, на какой стороне доски. Мне нет до тебя никакого дела, но злость и ненависть – лекарство от отчаяния. Ты единственный клоп, которого я способен раздавить. Мальчик для битья... Откуда тебе знать, малыш, какую боль способно причинить предательство близких, и есть ли тебе до этого дело? Ты понятия не имеешь, каково воспитываться принцем, чтобы в одночасье стать бастардом».

***

А Роман болтал и улыбался. Они шли вдоль цветущей аллеи. Здесь ветер задувал не столь сильно, но в простой одежде – не чета элегантному шёлку и тонко выделанной шерсти, что привык носить Сорра – ромейнцу, наверное, было очень холодно. Алексис с удовольствием кутался в мягкий, подбитый кожей плащ, вдыхал аромат чужого тела...

В какой момент ему начал нравился запах Романа? Запах цветущего лайма, верабисовой травы и... ромэ. Интересно, граф знает о том, что пахнет местностью, где родился? Что он весь насквозь пропитан дыханием своей проклятой земли.

Навещая мать, ди Эрро много путешествовал по Ромейну, общался с местными и владел диалектом. Удивительно, но встречая отпрысков из рода ди Валь, лично зная графа Артани, он никогда не сталкивался с Романом. Маленькую синеглазую отраву он бы запомнил наверняка и, может, смог бы полюбить всем сердцем, как любил раньше сдержанную суровость Ромейна. Яркие и одновременно блеклые краски, высокие скалы и индиговую синеву небес.

Внимание Алексиса постоянно приковывали алые цветы. Ромейнские розы – простые, но удивительно изысканные. Букеты, составленные из соцветий, стоили бешеных денег в родной Итании. Он скупал их охапками, клал под подушку, рассматривал, игрался перед сном. Чувственный запах напоминал о матери, по чьим любящим рукам и ласковому голосу он невыразимо тосковал.

Цветы назывались Ромэ – «стойкость», как объяснили ему.

Алые и пурпурно-фиолетовые созвездия поили воздух горьковатой сладостью. Цвели с весны, провожая осень, строго до определённого дня; и ни мороз, ни жара, ни самая лютая непогода не могли сломить прекрасный хрупкий цветок. Но когда наступал пятый день зимы, ромэ исчезали в одну ночь – осыпались воздушными алыми лепестками, заливая мир живой цветочной кровью.

Там, где цвели ромэ, снег был не властен. Соцветия высаживали в качестве живых изгородей, вешали как защиту от дурных сил, из листьев и стеблей готовили лекарственные снадобья, и даже корни были целебными и таили в себе удивительную магическую силу.

Цветок ромэ – красивый и одинокий – отдавал всего себя людям для того, чтобы в единую ночь исчезнуть без следа.

Алиссин слушал сказку, воспетую менестрелем у костра. Сказку о том, как юная и храбрая девушка Ромэ – дочь вождя – переоделась мужчиной и вышла на поединок, бросив вызов самому сильному воину врага. У вождя не было сына, и она заменила его, назвавшись мужчиной.

Она сражалась, превратив поединок в зрелище. Умирала, но не сдавалась. Поднималась раз за разом, орошая землю кровью из ран. А в это время люди её племени смогли спастись и выбраться из ловушки. Узнав о том, что с ними билась девушка... враги поклонились и отступили, проявив дань уважения к невиданной героической храбрости. Ромейн остался свободным.

Алиссин не дал закончить сказку. Выбил лютню из рук менестреля и закричал, что это очень мерзкое предание. Настоящий мужчина никогда не допустит, чтобы женщина взяла в руки оружие и принесла себя в жертву. А его отец смеялся, довольный мальчишьей выходкой и словами принца. Люди вокруг говорили, что Алиссин растёт настоящим мужчиной.

Почему-то эта сцена запомнилась ему. Точно так, как запомнился этот кроваво-красный герб. Алая сигна на рукаве ди Валя. Роза Ромейна. Один вид лишил Сорру рассудка, не позволив сдержаться. Захотелось выплеснуть гнев, пренебрежение к сказке, проклятой земле и людям, позволившим преступлению свершиться безнаказанно.

Интересно, почему он сам добровольно согласился принять на себя роль жертвы? Почему мать добровольно выпила яд? Неужели хотела умереть? Почему им не вырваться из замкнутого порочного круга предрассудков и чужого мнения?

Родиться королевским сыном и повиснуть в безызвестности, страшась будущего, опасаясь за собственную жизнь. Если королева родит девочку – отсрочка затянется. Возможно, он получит шанс сесть на трон, но если она родит сына...

Алексису предлагали престол. Не все довольны существующей системой правления, и в любом королевстве плетутся заговоры и интриги. Политика не терпит сантиментов и прекраснодушия. Безжалостный зверь, заботящийся лишь о своей собственной корысти.

Алиссин отказался поддержать заговор, и переворот попросту не состоялся. Принц Алисин ди Эрро лично проследил, чтобы разобрались с заговорщиками. Благородный поступок. Вот истинно сын, преданный своему отцу. Через два года отец в благодарность отправил Алиссина в изгнание, дав понять, что престол ди Эрро получит в лучшем случае через его труп. При условии, что на момент появления трупа не будет более законного наследника.

Сыновья привязанность предполагает, что сын должен расплатиться за грехи отца, не сумевшего скрыть эту «постыдную», по мнению света, связь. Отец был честен с ним. Вот только слишком частое наличие покушений заставило ди Эрро сполна воспользоваться советом. Не доверять никому. И даже собственному отцу, который правой рукой одаривал его милостями, а в левой «сжимал нож и прятал яд».

Кто убил его мать на самом деле? Надоумил принять отраву? Сломанная королевская печать и разожжённый камин. О чём думала она в свои последние часы, о ком не пролила слёз?

Сейчас, глядя на окоченевшего Романа, Алексис испытывал смутное злорадное удовольствие, заставляя графа мёрзнуть.

«Ничего, ди Валь, скоро тебя отогреют самым приятным способом. Ты раздражаешь меня, и я собираюсь свести с тобой счёты».

Алексис уговаривал себя так больше получаса. Он медлил, сам не зная, отчего медлит. Почему вместо того, чтобы завлечь Романа обольстительными речами, идёт подавленный и грустный. Не может заставить себя совершить злодеяние.

В гостинице парочку поджидают верные итанийцы. Он хотел пригласить Романа в комнату и довести до состояния, чтобы он, как обезумевший голодный зверь, набросился на прекрасную и хрупкую девушку. Вино с заговорёнными магическими травами из личных запасов принца доведёт до необходимой кондиции, лишит рассудка от похоти, не поможет – в любом случае переступив порог комнаты, Роман окажется в ловушке.

Сорра хотел раскрыться, приняв истинный облик, но благоразумный Тарен посоветовал не подставляться открыто. Зачем пачкать собственные руки при наличии верных людей, за честь считающих выполнить любой приказ?

Когда Роман попытается совершить «чёрное дело», незнакомку спасут, а самого ди Валя поставят в соответствующую позу – на четыре кости. Конечно, графу дадут выбор: убраться из Академии, или поползут грязные слухи о том, что он пытался изнасиловать девушку и был наказан самым нетривиальным образом. Свидетели выступят против него.

«Нет, Роман. План безупречен».

Заставив себя ожесточиться, Алексис обаятельно улыбнулся и заговорил. Роман моргнул, осознав, что ему отвечают, и широкая белозубая улыбка вновь озарила смуглое приветливое лицо, подкрашенное смущённым румянцем. Алиссинди нравилась Роману. Удивительное чувство близости смешивалось с желанием защитить от всего мира. Он и не замечал холода – счастье грело.

Немного смущало поведение девушки. Алиссинди, оттаяв, снова принялась охать и ахать, расписывая подвиг и героизм спасителя на все лады. От обилия незаслуженных комплиментов Артани испытывал мучительную неловкость. Он пытался мягко развеять заблуждения, не хотел, чтобы Алиссинди обманывалась, приписав герою несуществующие качества. Подобное вело к разочарованиям, а пережить разочарование небезразличного человека – больно. Он не мог стать кем-то другим, даже в угоду девушке, а лгать не желал.

Размахивая руками, словно крыльями ветряной мельницы, Роман отшучивался, признавшись, что рыцарь из него, как из свечки кочерга. Но размах присутствует: например, он может дать фору неудачникам и занудам, ибо когда придумывает, как связать два слова, собеседники обычно успевают уйти.

«Роман, разве можно так вести себя в присутствии девушки? Да ты все свои шансы сведёшь до нуля, болван».

Алексис поморщился, не зная, огорчаться или рассмеяться, Артани постоянно вызывал противоречия. Невозможно представить, что галантный граф способен оказаться столь непроходимым тормозом, будто не даму охмурял, а по-свойски общался с ровесником. Неудивительно, что Бьорк плевалась, словно кипятком ошпаренная. Додуматься предложить Алисе дружбу... У королька вместо головы – горшок.

Именно с таким корольком Сорре было легко и вольготно. Удивительно, насколько Роман уютный и простой в общении паренёк, невероятно обаятельный, милый в неловкой застенчивости, при этом не лишён юмора, и Алиссин не раз ловил себя на том, что улыбается, слушая музыку чужой речи.

– ... Обучаюсь в Академии. На экзаменах... из-за напарника перевели. Он несносный тип, всё время меня достаёт... Сорра очень талантлив. А сражается... Вот если бы вы видели, как он дерётся... Наверное, не интересно слушать о других, – опомнился Роман, снова жутко краснея и, кажется, заикаясь на словах.

«Я сплю, Роман. Сплю и вижу сон... – подумал Алексис, цепенея, – Скажи мне, что я сплю, и это не ты...» Нет, Алиссин желал, чтобы это был он. Именно он. Даже если какая-то часть предубеждений, затрещав, рассыпалась в пыль, исчезая с останками ненависти. Итаниец наступил ногой, не оглядываясь назад. Он летел в невесомой волне открывающегося перед ним Артани, плавал в нём светлой рыбкой, дышал прозрачной пресной водой лесного озера.

– Наоборот, мне очень интересно, – поспешно уверила девушка. Удержаться нереально. Алексис хотел выяснить, есть ли у Романа зазноба. – А какие в Академии девочки? Наверное, необычные?

– Я мало общаюсь с девушками, – Роман пожал плечами, не заметив, что лицо Алиссинди посветлело, и девушка неуловимо выдохнула, рассудив, что Романчик свободен от сердечных привязанностей, – Свободное время уходит на учёбу. Сложно поверить, но единственное чем я занят – гонюсь за напарником, чтобы не отстать, – Артани развёл руками и выдал нечто, заставившее Сорру крякнуть, – С ним трудно тягаться, – в бормотании графа отчётливо проскользнула досада.

– Вы, наверное, очень дружны? – осторожно заметил Алексис, предвкушая, какой грязи наслушается о собственной персоне.

– Нет, – Роман помрачнел и замкнулся в себе, – Однако вы живёте почти на краю города. Разве разумно было уходить столь далеко от дома в одиночестве? – мягко упрекнул, стараясь перевести тему.

Но Алексис не позволил утечь в сторону, разве что немного отвлечься:

– Увы, я не происхожу из благородного рода, чтобы иметь личную свиту, – сообщил он, – Мои родители отошли в лучший мир, и обо мне заботится дядя. Он купец и постоянно в разъездах. Я сама по себе...

Роман напрягся, осознав, что девушка говорит о важной, но, видимо, болезненной для неё теме. Алиссинди, встряхнув льняными волосами, продолжала прежним беспечным голосом:

– Дядя не приехал сегодня, и я ходила в порт, чтобы узнать причину. Слава богу, всё выяснилось, иначе я бы с ума сошла от беспокойства.

Роман любовался её горделивым профилем. Тонким, строгим, слегка омрачённым тенью проблем. Алиссинди была высокой. Очень высокой для девушки и невероятно изящной, что по мнению Романа делало внешность Алиссинди особенно необыкновенной. Принцесса-грёза на прогулке. Ангел, спустившийся с небес на грешную землю. Воздушный образ – возвышенный, чуждый житейским проблемам и грязи. В тоже время она была доступной и живой. Смеялась серебристым, звонким смехом. Отшучивалась с лёгкостью.

Плащ графа мягко облегал хрупкие плечи, подчёркивая высокую линию шеи и величественную посадку головы. Грациозная лебедь с серыми глазами не шла, а плавно плыла по тротуару, завораживая пластикой. Неудивительно, что она стала жертвой бандитов. Мимо Алиссинди невозможно пройти, не обернувшись. Девушка походила на солнечный лучик. Мужественный солнечный лучик. Простая причёска и безыскусное нежно-зелёное платье без украшений лишь подчёркивали незримую ауру.

Признание, сделанное Алиссинди о родителях, заставило графа проникнуться состраданием. Госпожа Эрис сказала мало, но он знал недосказанное. Собственная потеря была слишком свежа. Потеря и боль. Сколько ей пришлось вынести? Как бы ему хотелось, чтобы она была счастлива, никогда и ни в чём не знала нужды. О, будь он богат, бросил бы к её ногам весь мир. Как жаль, что они не встретились раньше. Потому что сейчас единственное, что он может предложить ей – помощь, защиту, собственную преданность и все клумбы Академии, цветы с которых намеревался ободрать.

– Вам многое пришлось пережить. Вы очень мужественная девушка, госпожа, – Роман участливо коснулся чужого плеча в жесте поддержки. Алексис с трудом не сбился с шага. Осторожное дружеское прикосновение пронзило чувственной молнией.

– В моей жизни нет мужества, скорее привычка и дань обстоятельствам, – не дав себе купиться на жалость, выговорил Алексис заплетающимся языком. Плечо против воли хранило память бережной теплоты чужой ладони, – Жаловаться мне не на что, я люблю путешествовать с дядей. Хорошая возможность повидать мир. А вам приходилось бывать в других странах?

– Немного, – осторожно ответил Роман, – Да и то, скорее от нужды.

– Сложно представить. Ваш облик говорит о благородном происхождении, – заметил, словно невзначай, Сорра, – Не зная вашего имени, можно решить, что вы знатный дворянин не в одном поколении.

Роман помрачнел и сразу как-то отдалился, заставив Алексиса забеспокоиться. У Романа правда пунктик по этому поводу?

– Дворянин? – Роман скривился, – В отсутствие денег дворянство стало бы мучительной ношей. Положение в обществе даёт определённые привилегии, но разве происхождение определяет суть человека? По мне, лучше иметь безродную честь, чем быть знатным негодяем, – он грустно улыбнулся, – Простите...

– Достойные слова, жаль не все разделяют подобное мнение, – Сорра, понимая, что сам копает себе могилу, продолжил разговор, – После войны с Анремией итанийцы, не имеющие знатного титула, лишились право на законный суд.

– Теперь понял. Вы итанийка? – радостно сообщил Роман, сделав открытие. Он осмыслил, что во внешности девушки не давало покоя: серебристые волосы, выразительные серые глаза... На секунду тенью пригрезился Алексис Сорра – мягкие, завораживающие пластикой движения и изящная стать принадлежали итанийцу.

– Это преступление?

Алиссинди не поддержала тона, ответив более резко, чем следовало. Роман растерялся, не понимая вспышки, но девушка постаралась сгладить:

– Простите, я действительно родом из Итании, – Алиссинди сообщила спокойно, но внутри всё закипело от возмущения. «Роман, чёртов ублюдок, вот ты и показал своё настоящее лицо!»

– За что вы извиняетесь? – Артани поразил столь искренним недоумением, что Алексис на секунду поверил.

– За грубость. Вы заявили об этом таким тоном... – всё ещё обиженно заметил Алексис, борясь с желанием ускорить шаг, отдать Роману чёртов плащ, сообщив, что ему не холодно. Или пригласить разделить плащ на двоих.

«Небо, о чём он только думает? Это же ди Валь! Несносный высокомерный ублюдок ди Валь, и он прячет настоящее лицо».

– Каким? – Роман всплеснул руками, – Алиссинди, клянусь небом, не ведаю о чём вы, но если в моём тоне что-то показалось оскорбительным, я готов на коленях умолять о прощении.

Роман выглядел так, словно готов был разрыдаться от отчаяния и немедленно выполнить заявленное.

Увидеть Артани на коленях Алексис всегда мечтал, но не сегодня. Граф смотрел такими щенячьими, преданными глазами, что Сорра первый бы остановил, вздумай ди Валь унизиться. Алексису самому плакать хотелось от вида честной и до тошноты благородной морды. Неужели можно быть настолько прекраснодушным и доверчивым? На его месте Сорра давно разгадал бы чужой маскарад.

– Это вы меня извините, – смягчилась девушка, – Просто я так устала постоянно оправдываться в собственном происхождении, что в каждом прохожем невольно начинаю видеть упрёк, – Алексис провёл ладошкой по лицу, пытаясь отогнать наваждение. – Я вам верю!

Он почти заставлял себя говорить и двигаться непринуждённо, не понимая, откуда в его горле образуется давящий комом спазм.

– Сменим тему, – примирительно предложил он, и тут его прямо дёрнуло за язык, – Вашему напарнику удивительно повезло. Вы очень добрый!

Алексис чувствовал, что играет с огнём, но остановиться не мог. Выяснить у Романа, что он думает о нём, показалось невероятно важным. Роман хмыкнул и посмотрел с такими озорными огоньками, что у Алексиса буквально поехала крыша:

– Ваши слова Сорру бы позабавили, – поведал Роман со вздохом, – Алиссинди, мы не ладим. Он тоже итаниец, поэтому я и решил... Но причина неприязни вовсе не в этом.

Он потерялся и осёкся, боясь, что прекрасная незнакомка снова воспримет слова на свой счёт. Незнакомка не восприняла:

– А из-за чего вы поссорились? – с любопытством спросила она.

Алексис затаил дыхание, желая услышать ответ. Ему и самому было интересно. Ответ Романа ошарашил:

– Я оскорбил его мать, – сказал граф просто, и замолчал, не заметив, что вогнал спутницу в состояние немого шока, – Он начал высмеивать меня, – рассказывал Роман, выдержав лёгкую паузу, – Вы только не обижайтесь, но итанийцы отличаются специфическим юмором. Вы же понимаете?

– Думаю, понимаю, – неожиданно легко улыбнулась Алиссинди.

– Язык у меня обычно скованно работает, а тут оказался быстрее ума. Рядом с ним порой сам себя не узнаю, становлюсь совершенно на себя не похожим.

Алексис чуть воздухом не подавился, он мог сказать Артани ди Валю и гораздо больше. Однако слушать о себе с чужой подачи было занимательно.

– Как бы мы не грызлись, Сорра никогда не оскорблял памяти моих родителей. Родители – святое. А меня занесло и понесло по одной линейке. В общем, всё по-дурацки вышло. Мы сцепились на глазах у всей Академии. Нас разняли. Я думал, отчислят, но директор сделал нас напарниками. Для меня и Алексиса такое соседство – хуже смерти. Он меня ненавидит.

– А ты? – это «ты» вырвалось у Алексиса против воли, но тут он ничего не мог поделать. Версия, изложенная ди Валем, внесла полную сумятицу и разлад.

Артани осознаёт? Он сожалеет?

– Я? – Роман, погружённый в воспоминания, не заметил перехода. А быть может, заметил, но рядом с Алиссинди все обретало естественность, – Не знаю. Он поставил самоцелью отравить мне жизнь, и у него хорошо получается. Бывают моменты просветления. Временами он нормальный парень, и думаю, мы могли бы поладить – он может расположить к себе людей; но меня подобными талантами бог не наградил. Порой я завидую его способностям. Он удивительный...

В голосе Романа проскользнуло нечто такое, что Алексису сделалось худо. В прямом смысле голова кругом пошла. Захотелось расстегнуть ворот и подышать немного, чтобы опомниться.

– Он гений! – Роман, сам того не осознавая, методично продолжал выбивать почву из-под ног Алексиса, – Пропускает занятия в Академии, шляется по дев... Извини.

Роман, спохватившись, покраснел, и внезапно Алексис с восторгом понял, что они общаются на «ты».

– В общем, занимается непонятно чем. Но он сдал экзамены с лучшими результатами среди студиозов. Как бы он не бесил, сложно им не восхищаться. Плохого я выбрал кумира... – Роман хохотнул. Знал бы он, какую реакцию спровоцировало откровение. Сорру ровно кипятком ожгло изнутри, залихорадило.

Рехнуться можно.

– Хотел бы я, чтобы всё было по-другому. Чтобы мы могли дружить. Но, увы... – Роман удивлённо смолк, осознав, что ладошка Алиссинди с силой вцепилась в его запястье.

– Почему? – воскликнула девушка прерывисто, – Почему ты не можешь сказать всё это ему? Поговори с ним. Скажи, как есть. Не съест он тебя, в конце концов. А что, если он тоже сожалеет?

Роман моргнул, растерявшись от столь пылкой реакции, в очередной раз поразившись, как легко и запросто он рассказывает о себе абсолютно незнакомому человеку. И благодарно улыбнулся.

Алиссинди отнеслась к его истории с таким участием. Внезапно Роман понял, что, оказывается, ему давно хотелось поделиться, излить наболевшее. Он рассказал, и на душе полегчало – тяжёлый камень свалился. А между ним и призраком Алексиса неожиданно забрезжила тонкая ниточка надежды, называемая Алиссинди. Роман тряхнул головой, прогоняя наваждение. На дне серых распахнутых глаз он вновь уловил смутный отблеск итанийца, но мысль о нём не вызывала привычного негатива. Действительно, полегчало. Высказав обиды, горечь ушла.

– Невозможно, – улыбнулся Роман грустно, – Сорра меня терпеть не может, а я не могу не отвечать на провокации. Попытаюсь, и он окончательно меня изведёт, поднимет на смех. Пусть всё остаётся, как есть, но... Спасибо.

– Роман неожиданно накрыл руку девушки своей ладонью, выражая благодарность:

– Спасибо, Алиссинди. За то, что выслушала... и за то, что ты... Ну, вот так...

Он запнулся, подбирая слова и, не сумев подобрать, трогательно улыбнулся, заставив Алексиса проникнуться сочувствием и почти симпатией. Граф действительно не лгал о нападающем на него косноязычии. Задачка сошлась с ответом. Щёлкнув, встал на место недостающий пазл. Реакции надменного Артани, отвергающие презрительные взгляды и игнорирование, приобретали иной смысл, противоположный оттенок.

Граф не игнорировал... – потянуло заржать в голос, – Граф «тупил»! А Сорра старательно накручивал себя, придумывая чужие козни на пустом месте. Глупый королёк. Вот только из них двоих Сорра себя ощущал куда большим дураком. Насколько далеко способно завести неведение и слепота, обычное человеческое непонимание.

– Тебе спасибо, – ответил он и беззастенчиво положил на запястье Романа вторую руку, накрывая сверху, – Ты сегодня спас мне жизнь.

Артани не представлял двойного смысла, вложенного Соррой в собственные слова. Роман действительно спас ему жизнь, за один час переменив столь многое. Верно говорят: недопонимание – следствие заблуждений. Им давно стоило пооткровенничать, пусть с его стороны происходящее и не было честным.

– Для меня любая возможность хоть как-то отблагодарить...

– Ты опять? – Роман насупился, и Алексис искренне рассмеялся, осознав, насколько забавным он воспринимается. В груди рождался океан растроганной сентиментальности.

«Артани, я тебя понимаю с полуслова... – с запоздалым восторгом осознал Алексис, – Угадаю теперь, как облупленного, чёртов придурок! Как же ты подставился... Теперь весь мой, со всеми потрохами. Открыт, как на ладони. Королёк...»

Последняя мысль была заполнена тихой нежностью. Алиссин ни с кем не собирался делиться полученным знанием. Всё, что было сказано Артани, принадлежит лишь ему, останется меж ними двумя.

– Роман, разве можно человека упрекать в том, что он пытается сказать спасибо? – они улыбались одновременно, – Но всё же, на твоем месте я бы не сдавалась и поговорила с этим твоим Алексисом. Может случиться чудо. Не попробуешь – не узнаешь, – прибавил Сорра загадочно.

Роман отчаянно замотал головой:

– Он правда людоед, Алиссинди-и-и, – заныл он, начиная канючить с видом умирающего, параллельно выстукивая зубами, не подозревая, что «людоед» на грани схватить замерзающее чудо в охапку и понести, подбрасывая вверх.

Людоед, значит? Хотелось смеяться, петь, танцевать, приговаривая, что да, он очень страшный людоед, питающийся маленькими дерзкими корольками. Алиса считала ди Валя милым? Сколь многое она не видела...

– Ты не представляешь, что предлагаешь. Давай не будем о нём? – предложил граф с воспрянувшей надеждой и, моментально оживившись деловитостью, сложил ладони в жесте мольбы, состроив уморительную моську.

Сорре пришлось сцепить руки, невольно тянущиеся затискать:

– Уговорил.

Алексис улыбался, склонив голову набок. Наблюдая чужое сумасбродство с видом снисходительного взрослого, прикрывшего глаза на шалости детей. Потому что если бы открыл их – утопил Артани лучами любви, раскрошившей и сбросившей неестественную маску ненависти.

Всё, что касалось вражды с Романом, кануло в бездну, став неважным. Сорра смеялся, заразившись чужим весельем. Они оба начали смеяться, не зная отчего, и что показалось смешным. Но иногда люди смеются просто от радости, от беспричинного счастья, от невидимых крыльев, вырастающих за спиной.

– Раз не о нём, тогда о чём?

– О чём угодно, только не о погоде, – бодро ляпнул ди Валь, стуча зубами.

– Ты совсем продрог, – личико Алиссинди омрачилось виноватой тенью.

– Неправда. Я бодр и весел, – немедленно нашёлся граф, уходя в глухое отрицание.

– А ещё свежезаморожен, – приподняла бровку девушка, – Роман, ты совсем синий.

– Синий мне к лицу, – он выдал такую мимику, что не рассмеяться было нереально. Отдать плащ неуместно, пригласить разделить на двоих – тем более.

– Тогда предлагаю пробежаться: кто быстрее до фонаря? – Алексис засалил Романа по плечу и, подхватив юбки, с визгом бросился вперёд, совсем неподобающе приличной даме. Но кому есть дело до приличий?

Роман с хохотом рванул за сумасбродкой и успел нагнать почти у самой цели, обхватывая за плечи:

– Поймал! – радостно возвестил и развернул, притягивая к себе.

Оба раскраснелись и тяжело дышали, но вовсе не от быстрого бега. От происходящего между ними влечения, начинающей возникать сладости. Если Сорра собирался соблазнить Артани, то у него получилось, потому что внезапно потемневшие, сверкающие тайной глаза графа говорили сами за себя. А вокруг словно наступила трепещущая, обволакивающая тишина. Она не наступила, но, оказавшись в мире двоих, они перестали замечать происходящее вокруг.

– А где моя награда? – позволяя себе неслыханную смелость, шёпотом спросил Артани.

Губы влюблённых живут поцелуями, и будь они знакомы немного дольше, Артани набрался бы решимости. Но он смутился, а Алексису не хватило смелости. Впрочем, он с лёгкостью пришёл обоим на выручку, чопорно протянув руку:

– Ваша очередь меня поблагодарить.

– Я счастливейший из смертных, – честно поклялся Роман, баюкая кисть девушки в своих ладонях, и молитвенно прижал к губам.

Обратись Алексис деревом, поражённым молнией в грозу, удар проник бы в него меньше, чем это простое движение, пронзившее насквозь, тряхнувшее изнутри, добравшееся до всего естества, перевернувшее душу. И словно кто-то подошёл и закутал тёплым одеялом, заставляя ноги подогнуться от слабости, а собственные губы затосковать в желании ответить большим.

Он так давно хотел... хотел именно этого. Особое выражение, то, что он искал и отчаянно жаждал найти. Он нашёл. Сорра был готов отдать вторую руку, ногу, что угодно, всего себя – лишь бы не расставаться, не рассоединять пальцы, позволяя и дальше переплетаться между собой, цвести узорами невидимых признаний, всё рассказавших за них.

– Граф... – позвал Алексис хрипло, находясь на грани, чтобы признаться, закончить спектакль, сказать правду до того, как они перейдут черту... Уже перешли.

– Что? – Роман изменился в лице.

– Ты похож на графа, – немедленно нашёлся Сорра, – Не знаю почему, просто похож, – заверил он и мир отмер, напоминая о себе.

Алексис нехотя убрал руку, не сразу отстраняясь. Теперь Роман не желал прерывать, сам становясь инициатором близости. Артани не сделал попытки удержать, понимая, как это будет выглядеть. Смущался собственной поспешности, но Сорра не дал корольку времени рефлексировать и осмыслить происходящее:

– Граф ди Валь – по-моему, очень звучит. Осталось раздобыть титул.

Артани залился такой густой краской, что вновь стало смешно... с лёгкой перчинкой грусти – горчинки табака, попавшей в сладость, знанием, что всё хорошее заканчивается. Дразнить Романа оказалось чертовски приятно – из этой бездонной бочки мёда Сорра собирался пить до бесконечности; никому и ничему не даст её отравить.

– Ну я... В общем... эээ... Глупости какие, – буркнул ди Валь, отводя глаза, не зная, куда пристроить руки и деться самому. Алексис знал и очень хотел подсказать собственными объятиями – почему бы Артани не деться в них? Сорра сумеет о нём позаботиться. А врать ромейнец совершенно не умел, – И вообще, титулами хвастаются только придурки, когда им сказать нечего, вот.

– Рома-а-ан, – протянул Сорра, пристально вглядываясь в алеющего, отчаянно пыхтящего графа, понимая, что влюбиться готов.

Рассказать – никто не поверит.

– А вот я хотела бы стать графиней – мечтательно поведала Алиссинди, продолжая подтрунивать.

– Ну, иди и найди себе графа! – буркнул Роман по-детски, абсолютно забыв, с кем общается и как, – У меня нет ни богатства, ни земли. При таком положении дел титул – сомнительное удовольствие. Граф, работающий пастухом или убирающий навоз в коровнике... Как по-твоему, очень здорово звучит?

«Так вот в чём дело...» – глаза Алексиса вспыхнули озарением глубинного смысла, и он спешно отвернулся, скрывая замешательство, – «Ах, ты мой маленький страдалец, – подумал он, бережно пряча знание в глубине себя, чтобы потом извлечь и решить, что с ним делать. – А я-то всё гадал, с чего ты взбеленился?!»

– Послушай, Роман…Многое вокруг нас зависит от того, какое значение мы этому придадим. Людям по большей части нет дела до нас, но мы портим себе жизнь, постоянно оглядываясь на чужое мнение. Стоит ли раниться?

Рука Алиссинди неожиданно оказалась в ладони Романа, сжимая крепко. От этого простого жеста парень чуть заикаться не начал, вызывая очередной приступ нежности и сочувствия.