Текст книги "Всего одно желание (СИ)"

Автор книги: Сан Тери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Чёрное, накатывающее изнутри отчаяние. Рвущая изнутри бессильная ярость. Алиссин стоит на боевой арене итанийцев, напротив отец, и нити активированного ширена больно хлещут по плечам, выбивая фонтанчики крови.

– Вставай, трус! Вставай и сражайся! Ты не мой сын!!!

Мерзко смеётся мачеха, отвешивая пощёчину...

– Ты всего лишь ублюдок, пастуший сын! – королева никогда не позволяла себе грубостей, но сегодня била по лицу и отвратительно хохотала, показывая белые зубы, заставляя ди Эрро дрожать и задыхаться от унижения.

Хлёсткие ожоги ширена на плечах.

– Выблюдок! Вставай и дерись, слабак!

– Пастуший сын... – королева смеётся, откинув голову назад, обнажая белую шею.

– Пастуший сын идёт, – хихикали придворные, желая подражать королеве.

– Сын пастушки... сын пастушки... пастуший выблюдок! – скандировали мальчишки на улицах, окружив карету ди Эрро, и бросали камнями.

Череда лиц перемешалась в безумной вакханалии, и со всех сторон доносился громкий омерзительный смех. Отвратительные перекошенные гротеском маски показывали на него пальцами:

– Ты не мой сын, ты никогда не получишь престол!

– Сын пастушки.

– Выблюдок!

– Ты никогда не станешь королём. Лучше бы тебе умереть...

– Твоя мать умерла из-за тебя...

Запах ромэ наполняет комнату, запах крови, и кровь заливает мир, запах ромэ...

– Убей! – крикнула мать, протягивая чашу с отравой, – Убей их всех, Алиссин!

Сорра никогда ещё не испытывал подобной ненависти: желая дать выход слепящей ярости безумия, он убивал их одного за другим, а они продолжали приходить, смеяться над ним. Принц, рыча, бросился с мечом на собственного отца, но разрезал воздух, и отец появился с другой стороны! Избивал ширеном.

– Слабак! Трус! Ты никогда не получишь престол, мозгляк! У тебя не хватит храбрости! Лучше бы тебе умереть...

Нет, принц ди Эрро не хотел умирать – он хотел убить его! Он знал, всегда знал, кого желает убить. НЕНАВИСТНОГО ОТЦА!

– Сдохни!!!

***

– Ты будешь послушным, и сестрёнке не будет больно... Хороший мальчик!

Роман видел перед глазами отвратительные сцены. Словно кто-то развесил картинки со стороны, а он смотрел и находился в центре каждой из них, принимал участие в происходящем. Он желал сокрушить боль, сокрушить Динаса – воняющего, мерзкого, потного, тяжело дышащего от похоти, со слюнявыми губами и скользким отвратительным языком, похожим на копошащуюся личинку. Но гораздо более гадкая личинка копошилась внутри Романа, вызывая волны боли и приторного, липкого, тошнотворного удовольствия. Брат сосал его член, словно облизывал пирожное, измучивал, заставляя встать, подливал яд, поил отравой...

Роман ненавидел самого себя, потому что через несколько месяцев регулярных занятий этим, яд не требовался. Тело кончало – грязное, мерзкое, ненавистное собственное тело ПОЛУЧАЛО УДОВОЛЬСТВИЕ. Безумное, вызывающее блевотный спазм УДОВОЛЬСТВИЕ. Вкус приторной противной микстуры, разбавленной жжёным сахаром. Огромным количеством коричневого сахара. Мама пыталась сделать лекарство, объясняя, что оно пойдёт на пользу.

Мерзкий привкус сахара. Артани выпачкан коричневым воняющим сахаром. Ворона ставит его на четвереньки и...

– Покажи себя! Покажи себя братику! Хороший мальчик! Сделай братику приятно!

Романа рвало от отвращения. Внутренности выворачивало от происходящего... Одно накладывалось на другое, картины перемешивались, сливались между собой. Он не мог отличить реальность от вымысла. Видел галлюцинации. Путался в настоящем и прошлом.

Он был уверен, что маленьким мальчиком гуляет в саду за ручку с няней и натыкается на перевёрнутую доску с опарышами. Снова и снова. Доска преследовала его в кошмарах. Через мгновение они набрасываются и облепляют его. Лезут в уши, пытаются протиснуться в рот червяком...

– Оближи, сделай братику приятное...

АРЛЕССЕ БУДЕТ БОЛЬНО!

– Больно! Больно! Больно! – кричала Арлесса, насилуемая на его глазах.

Он помнил следы крови на её белых, неестественно выломанных бёдрах.

ТЫ ВИНОВАТ! ТЫ ВИНОВАТ ВО ВСЁМ!

Он не хотел, чтобы сестрёнке было больно, и терпел, терпел, терпел...

А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Роман крушил прошлое. Крушил, набрасываясь с мечом, а безумие с лицом Динаса пританцовывало вокруг него, издевательски смеясь. Роман убивал снова и снова. Вспарывал чужую плоть. Видел, как кишки вываливаются наружу. Капает густая чёрная кровь, заливает плиты пола... внутренности тёплые. В морозном воздухе идёт пар.

Ворона поднимал голову, зажимая рану в животе, смотрел безумными зелёными глазами и начинал насмешливо каркать.

– Кар-р-р, – говорил брат, высовывая длинный язык и похотливо облизывая алые губы.

Ворона подмигнула. Хлопанье крыльев в голове.

– Уберите ворону!

Мир залит кровью, запах дыма, удушливой гари, пожар старался, но не мог очистить мерзость.

– Убью тебя! – кричал Роман, круша направо и налево.

– Убей! – сказала Ворона голосом Динаса и, раскинув чёрные крылья, гигантская птица бросилась на Романа, сокрушая перьями.

– Я убью тебя! – безостановочно повторял Сорра, трясущимися руками сжимая меч, чтобы заставить отца замолчать, замолчать и перестать повторять:

– Ты не мой сын!

Они стояли на бойцовской арене.

– Давай! – сказал отец, распуская в воздухе веер нитей, и он расцвёл полыхающим на лезвиях огнём. Огонь взвился во все стороны. – Докажи мне, что ты сильнее, трус!

Белые волосы скалились длинными прядями на плечах, насмешливо расплёвываясь ядом, сидела змея-ширен, но пришла в движение. Сталь зазвенела о сталь. Заревев, вспыхнуло пламя магии. Надрывался ширен. Запах ромэ просачивался в сознание. Запах смерти, запах безумия – причина, уничтожившая его мать,

Ворона каркала, выплёвывая стрелы перьев. Роман призвал магию, расцветая огненным цветком, желая сжечь всё на своём пути, окружил себя щитом силы, родившимся из древнего заклятия призыва:

Аmada аne salva!

Salva ador amada!

Магия пришла и наполнила собой пространство. Роман выхватил меч, но меч не нужен – он уничтожит Ворону голыми руками, раздавит горло. Убить Динаса, в этот раз настоящего, реального. Свершить свою месть, напоить мщение кровью убийцы, и стать...

УБИЙЦЕЙ!

– Убей! Убей! Убей его! – ревели голоса в сознании.

– Убей! – мрачно доказывал отец, – Убей, иначе не получишь престол. Ты всегда знал, Алиссин, что тебе придётся пройти через меня. Я готовил тебя к этому с первого дня рождения. Перешагни через меня, иначе ты не мой сын!

Сталь звенела о сталь, мир наполнялся огнём.

– Слабак! – смеялся отец, раз за разом повергая принца в пыль, безжалостно калеча магией и ширеном. Сорра призывал на помощь всё целительское искуство, окружил себя щитом, но боль была чудовищной. Выбора не существовало – отец убьёт его, или он убьёт отца. Сорра желал убить!

– Убей! – приглашала птица, ухмыляясь, раскрывала клюв, приглашая нападать.

– Убей! – шептало пространство. Если ты убьёшь, безумие прекратится. Останови Динаса... – повторяла мать, вкладывая в его руки алую сигну, – Убей выродка!

– Убей! – визжала Арлесса...

– Убей... – прохрипел наёмник, продолжая двигаться меж разведённых ног.

– Убей... – повторяли тысячи голосов, умоляли тысячи лиц.

Динас нападал яростно, с кривой ухмылкой. Ворона бросалась, швыряя перья, а вокруг полыхало безумие. Удар. Удар. Удар. Ворона был отличным бойцом, а сейчас он в очередной раз доказывал брату, что всё бесполезно, никакая техника Гайто Равана не могла помочь против него – брат сражался двумя мечами, и каждый удар достигал цели, разрывая плоть. Динас атаковал мечами, Ворона взмахнула крыльями, и Роман остался валяться на земле, ожидая финального удара.

– Убей! – выкрикнул Эстерис ди Эрро, улыбаясь сардонической беспощадной улыбкой. – Находясь на земле, он продолжал смеяться, облизывая кровь, сочащуюся из разорванной ширеном губы, – Давай, трус!

Алексис замахнулся, ставя точку, но что-то, не дающее покоя всё это время... далёкая мысль проникла в сознание – чистым, лёгким запахом, поющим стоном пастушеского рожка, девичьей улыбкой... принцесса ромэ сжимала меч, а к её плечу была приколота алая сигна...

– Во веки веков! – сказала она, поворачиваясь к Сорре, протягивая алую сигну. Алая сигна – символ клятвы.

Ширен Сорры погас, змея ширена задрожала, колеблясь.

Ромэ, цветочек драгоценный... Сорра не помнил, просто знал... имя любви – РОМЭ.

– ВО ВЕКИ ВЕКОВ!

Аромат ромэ ворвался в мир, очищая пространство, унося безумие, даря целительный покой, и там, среди алых цветов ромэ, стояла ЛЮБОВЬ.

Ромэ...

Безумие упало с глаз. Он увидел себя со стороны: трясущегося, обезумевшего, со стальной цепью в руках. Змея, соскользнув с плеча, изогнулась стальной коброй, желая нанести смертельный укус, уничтожить дорогого для него человека. Предателя, поступившего с ним нечестно, несправедливо. Виновного в смерти матери, но... он был его отцом. ОН БЫЛ ЕГО ОТЦОМ. Любовь в сердце Алиссина не умерла.

– Во веки веков! – повторила принцесса Ромэ.

Алиссин никогда не был отцеубийцей, он не желал им становиться, он никогда не хотел убивать отца. Он любил отца!!! Он ЛЮБИЛ своего ОТЦА!

Всё исчезло, погас ширен, и остался лишь отец – слабый, бессильный, опирающийся на одно колено, истекающий кровью... и запах ромэ.

Принц закрыл глаза и открыл: мир задрожал, растекаясь слезами боли и отчаяния. Отец ухмыльнулся и медленно поднялся на ноги, занося над ним меч.

– Я убью тебя, тварь! – сказал он.

– Я люблю тебя, – ответил Сорра, понимая, что существует то, через что он никогда не сможет перешагнуть, – Я люблю тебя, – повторил Сорра, начиная постигать смысл поединка, происходящего вокруг...

Он продолжал видеть отца. Отец собирался его убить.

– Я люблю тебя, Роман, – прошептал итаниец одними губами и закрыл глаза, понимая, что меч не остановить, – Во веки веков!

– Я люблю тебя, – глазницы брата сочились кровью. Он стоял перед ним на коленях, а всё, что требовалось от Романа – нанести последний удар, положить конец мучениям, положить конец всему, убить собственное прошлое здесь и сейчас. Мерзкое омерзение, гадину, смеющую паскудить имя любви. Роман вырвет ему губы, располосует ударом меча рот...

– Я люблю тебя, Роман, – прохрипел Ворона, – Во веки веков!

«Роман Артани ди Валь, я люблю тебя и клянусь в ответ: я буду любить тебя вечно... и пусть моя кровь станет тому доказательством, – среброглазая девушка вздёрнула алую сигну, – Руку, ромэ. Во веки веков...» – шепнула Алиссинди, разрезая ладонь.

– Во веки веков, – потерянно отозвался Роман, не понимая, что с ним происходит, откуда взялось видение.

Роман не мог простить брата, остановить руку. Он стоял один, посреди огромного выжженого мира, в нём существовали лишь боль, кровь, и разрушения... Убив Ворону, он продолжит разрушать, и не сможет остановиться, пока не уничтожит всё вокруг. Уничтожать было нечего. Пришла острая тоска и пустота... ссыпался пепел.

– Я люблю тебя, ромэ, – сказал Динас и слёзы, срываясь, текли с худых щёк, убирая уродливую маску, возвращая прежнего брата... самого самошнего и навсегдашгенго... – Хочешь, убей меня, я не подниму на тебя руки... во веки веков! – повторял он заклинанием. – Во веки веков, Роман!

Роман не мог простить, но перед глазами неожиданно появился другой образ – сияющей девушки с серыми глазами – серыми, как камни мостовой, запах ветра унёс дым...

– Во веки веков! – твёрдо сказала Алиссинди, протягивая сигну.

Роман сжал их пальцами, но в руках осталась лишь рукоять меча. Он смотрел на Динаса, а затем выронил меч и опустился на колени, рыдая, зная, что он не может простить, но... убить не способен.

Лезвие вонзилось в землю. Умер погасший ширен. Пошёл дождь, омывая мир, туша пламя разгоревшегося пожара. В предрассветном сумраке утра два человека стояли на коленях напротив друг друга. Они познали себя, дошли до предела, но не перешагнули последней черты... Любовь спасла жизнь.

Пространство вокруг оказалось выжжено и изуродовано магией, искорёжено следами ширена, взрывами. Студиозы, вошедшие в магический транс безумия, вышли из транса одновременно. Пелена спала с глаз. Алексис Сорра смотрел на отца и видел перед собой бледное окровавленное лицо Романа Артани, изуродованное ядовитыми поцелуями ширена. Роман Артани ди Валь смотрел перед собой и видел не брата, но Алексиса Сорру, которого едва не сжёг собственной магией – ширен спасал итанийцу жизнь.

Они успели изрядно покалечить друг друга, но не покалечили самого главного – собственные души.

Реальность просачивалась каплями дождя по лицу. Преподаватели Академии почти в полном составе и пятый курс наблюдали за ними в молчании. Объяснить словами, что происходило, когда студиозы наткнулись на вошедших в транс магов, разносящих лес и друг друга, было невозможно.

Директор и мэтр Горимус, призвав на помощь нескольких преподавателей, поставили барьер, призванный удержать вышедшую из-под контроля магию. Остановить студиозов никто не мог. Соваться в буйство стихий и ширена было откровенным безумием. Попав под действие чар нави, студиозы уничтожали друг друга, но с тем же успехом могли уничтожить остальной мир вокруг, не заметив.

Они едва не повредили оболочку измерения, а если бы подобное случилось, в Гармале могли появиться твари из заповедника. Директор, не размышляя, выбрал безопасный вариант, перекрывая буйство магии, оставляя Роману и Алексису право уничтожить себя, запирая их вместе с навью.

Роман и Алексис смотрели, не в силах выразить словами – всё понимали без слов. Обнялись крепко, обнялись, выражая объятиями всё: пережитое потрясение, горе, облегчение, понимание, что кошмар закончился. Личный кошмар, где каждый познал бездну, но не упал в неё – и поэтому они оба остались живы.

Роман плакал, Сорра плакал, они не понимали, что тыкаются друг в друга носом, стирают губами слёзы, начинают смеяться, но продолжают плакать... Безмолвие сказало больше слов и, закрыв глаза, они сблизились лбами, уткнулись друг в друга, сжимая крепко, держа ладонями...

– Сорра... – прошептал Роман разбитыми губами.

В одном слове было так много, но Сорра не мог говорить – только крепче прижимал Романа к себе, не открывая глаз, качал в объятиях, и Роман качал в ответ, они раскачивались в такт.

– Роман, я люблю тебя! – тихо сказал Сорра.

Магия источников, соединившись, хлынула вверх ярким слепящим столпом, в мгновение ока залечивая раны, восстанавливая повреждения, восстанавливая ткань мироздания, а маги остались стоять в центре света, обнявшись. Вся Академия могла наблюдать ослепительный белый луч – он разбил барьер и хлынул вверх, легко проходя измерение.

Над Академией взметнулся ослепительно сияющий столп света, разрезая предутреннюю темноту, и просыпающиеся жители Гармаля стали свидетелями чуда, о котором могли лишь гадать. Легенда родилась на глазах множества людей, но никто, за исключением нескольких видевших магистров, не знал, что это означает. Два мага слили источники, явив миру поистине нечто невероятное.

– Роман, я люблю тебя, – чётко, отчётливо, по слогам, повторил Сорра, открывая глаза и смотря прямо в глаза Артани.

– И я тебя люблю, – чистым звуком, от всего сердца отозвался Артани, купаясь в лучистом свете, переживая невероятную эйфорию, понимая, что мир вокруг начинает петь, – Я люблю тебя, Алексис, ты – мой лучший друг, – выдохнул ди Валь в чужие губы, не замечая, что они соединились, но в поцелуе содержалось откровение, слепящая чистота.

«Лучший друг...» – свет погас. Если бы Артани желал зачитать для него приговор, он сделал это только что. Сорра поднялся, не отпуская Артани, прижимая его к себе, к собственной груди, вынуждая встать; и остался стоять, склонив голову, признавая своё поражение, спрятав невидимые прозрачные слёзы за чужим затылком.

А навстречу им неслась добрая треть Академии, и невозможно было отпустить, разжать руки. Они не хотели, но их почти силой оторвали друг от друга, спрашивая, что произошло, засыпая многочисленными вопросами, разводя в разные стороны, разрывая сердце напополам. Пришлось обуздать себя, но... Сорра был не единственный, кому пришлось усмирить собственные чувства. Роман внезапно понял, что оторваться от Алексиса невыносимо мучительно, что он бы многое отдал, лишь бы продолжать стоять с ним – там, на поляне; стоять, обнявшись, слушая сердце в унисон. Они слепились вместе невидимой глиной, и разлепиться не могли, а окружающие рвали на куски, по частям, вынуждая оттолкнуться, разойтись.

– Роман Сорра и Алексис ди Валь...

Поистине, день потрясений. Чтобы директор от волнения перепутал фамилии? Но смешков не возникло. Созерцая образовавшийся погром – обугленные деревья, вырванные с корнями, расколотые глыбы, обожжённые куски дёрна – окружающие гадали, что же будет дальше.

– Зайдите ко мне, – придя в себя, сообщил директор и махнул рукой, перенося несколько десятков человек через портал во двор Академии, – Немедленно. – Сильванир дан Рогоза исчез.

– Что я могу сказать, господа, – нервно теребя бороду, выдал Горимус, оглядывая волнующееся вокруг человеческое море, – Вы прошли экзамен. Можете сдать теорию и практику экстерном и... Добро пожаловать на третий курс.

Море взорвалось множеством восклицаний и голосов. Не один Сильванир дан Рогоза умел делать эффектные жесты.

========== 28 ==========

Случившееся в Академии наделало много шума. Сияющий луч в небесах породил человеческое море кривотолков и домыслов. Жители Гармаля выстраивали догадки и предположения о том, что это могло быть и чем лично грозит для них. Нашлись фанатики, предрекающие недобрые предзнаменования и конец света. Переполох в столице поднялся знатный. Божие знамение стало главной новостью.

Сильваниру дан Рогозе – основателю Академии – пришлось приложить усилия, чтобы замять назревающий скандал и разобраться с последствиями. У короля Георга возникли вопросы к директору заведения и директору пришлось состряпать подходящее объяснение. Оплот магии в центре столицы представлял определённый риск для мирных граждан, но раньше король не сильно задумывался о степени возможной угрозы – собственная гвардия магов под боком льстила самолюбию.

Однако эксперименты с магией нередко чреваты, а явление откровения над крышами города поставило вопрос ребром: чем занимаются в Академии и насколько происходящее безопасно для людей? Магистр, погрешив против истины, уверил, что беспокоится не о чем. Ситуация под контролем ковена магов. За много лет существования Академия и орден Радуги, где Рогоза занимал место одного из семи магистров, не давали повода усомниться в себе. Не дадут и впредь. Учителя Академии с его ведома испытывали барьер на прочность.

– Произошёл небольшой прорыв, – основатель Академии обаятельно улыбнулся, доверительно поведав королю, что не рассчитал собственные силы...

В доказательство директор представил разработки нового улучшенного защитного поля, рекомендуя взять на вооружение. Конечно, понадобятся опытные маги, и магистр дан Рогоза прилагает усилия по их обучению – тонкий намёк на толстые обстоятельства, где Его Величеству стоит заниматься управлением государственными делами, предоставив основателю Академии право распоряжаться магическими.

Орден Радуги аналогично заинтересовался случившимся, попросив магистра дать отчёт о произошедшем в небе Гармаля. Директору приходилось юлить в несколько раз сильнее, чем перед несведущим в магии Георгом. Сильванир не желал, чтобы информация о двух противоречивых личностях (граф Артани ди Валь и принц Итании, без сомнения, ими были) просочилась дальше стен Академии. Надо сказать, директор имел основания. Орден Радуги – Сильва не сомневался – постарается прибрать талантливых мальчишек к рукам.

Директор прикидывал подобный поворот событий, но предпочитал отложить выводы на потом. Не любил Рогоза делать сомнительные прогнозы, большая часть которых была вилами по воде писана. Судьба принца Итании оставалась не менее туманной, чем судьба самого Романа. Директору предстояла сложная задача суметь переломить ход весов будущего в свою пользу – задача откровенно непростая и неблагодарная.

Молодым людям он посоветовал сохранять тайну и обдумать свои дальнейшие планы на жизнь. Слияние источников – явление редкое, некоторые считали, что невозможное. По-своему уникальный дар, но подобный дар опасен, распорядиться им следует разумно и осторожно, иначе жди беды.

Всё это, включая интерес со стороны ковена магов, Сильванир дан Рогоза донёс до обоих студиозов, напомнив, что им не следует гордиться, а следует приложить усилия для развития способностей. Они вызывали много вопросов, и со временем вопросов станет гораздо больше. Грех пренебрегать подобным потенциалом. Молодым людям пора задуматься и потратить собственное будущее в мирных целях...  В этом месте директор заглянул в глаза каждого, убедительно дав понять, что знает всё, что они пытаются утаить.

Студиозы строили собственные планы и, увы, планы сильно отличались в реализации. Принц Итании не терял надежды на престол и рассчитывал привлечь Романа на свою сторону в качестве ценного союзника. Роман, в свою очередь, обдумывал: можно ли доверится Соре? Имеет ли он право втягивать напарника в собственную войну? Исхода войны Роман не представлял, не был уверен, стоило ли её развязывать – наивным он не был, несбыточность собственных намерений понимал.

Имело смысл сосредоточиться на главном: развить дар, стать магистром ордена... Директор намекнул, что при некоторых обстоятельствах Роман сможет претендовать на должность магистра – честь великая и большие возможностей. Сильванир дан Рогоза рисовал воображению Романа перспективы, объясняя, что состоять на службе ковена магов куда выгоднее, чем ожидает молодой человек. Реальная жизнь не имеет общего с представлениями идеалистичных юнцов вроде Артани, она не делится на чёрное или белое – существует множество иных тонов и оттенков, которые в силу максимализма молодой человек не готов замечать, но ему предстоит научиться.

Сильва сделал многое, чтобы спасти Романа от ареста. Директор не терял надежды, что ученик отблагодарит наставника за услугу, но больше желал, чтобы Роман усвоил чётко: его родители желали, чтобы мальчик жил. Ромейн не вернуть, но не факт. У Романа существует шанс добиться возвращения княжества законным путём, доказать королю свою эффективность и полезность. Придётся поскупиться собой: больно, обидно, неприятно, несправедливо, но Роману предстоит решить, что для него важнее – отстаивать собственную правду или интересы Ромейна.

Сильванир дан Рогоза умел убеждать. Он ставил Романа перед очевидным, не называя вещи своими именами, не говоря о них вслух, но оставляя возможность самостоятельно догадаться и сделать выводы. Сильванир разговаривал с графом Артани наедине. Намекал попробовать убедить напарника выбрать для себя путь мага, а не мирские дела.

В свою очередь, Сорре директор посоветовал задуматься о том, что несбыточное может стать возможным. При регулярном слиянии источников у него существует шанс излечить болезнь и безумие Романа. Сорра не считал напарника безумным и откровенно не понимал, о чём твердит директор, но Сильванир дан Рогоза раз за разом не уставал повторять: любая попытка Сорры открыть правду обречена на провал. Вместе им не быть, по крайней мере, не в том качестве, о котором напрасно грезит принц.

Алексису стоит отступиться, подумать не о себе, но о благе Романа прежде, чем решиться на объяснение. Директор категорически не рекомендовал объясняться, отказавшись комментировать причины своих рекомендаций. Придёт время – Артани расскажет о себе сам, и Сорре стоит дождаться откровений. А если не расскажет, значит, Алексису придётся смириться, но источник магии, слияние источников, может стать для них ключом.

Сильванир дан Рогоза сумет утаить правду от ковена магов, но мальчикам придётся сделать сложный выбор. Директор очень рассчитывал, что они выберут службу в Академии. Он планировал немало выгод стрясти для себя лично, но об этой части не распространялся. Он не сомневался: осознав собственный дар и могущество магии, мальчишки не сумеют отказаться от власти. Перед ними открывалось блестящее будущее – оставалось суметь распорядиться талантом правильно.

Блестящее будущее не избавило обоих студиозов от наказания – их заставили разгребать мусор и завалы в заповеднике, приводя в порядок всё, что они разрушили. Реконструкция заняла много времени. Помимо дополнительных дежурств и уборки, Роман и Алексис получили в нагрузку занятия, направленные на обучение контролю магии.

Сильванир дан Рогоза потратил личное время, объясняя студиозам азы настройки и многое другое, что обычно преподавалось на пятом курсе, но студиозам не мешало знать. А так как тратить личное время дан Рогоза не очень любил, он с удовольствием нагрузил руки студиозов внушительной стопкой фолиантов из архивов, благожелательно сообщив, что верит в них и желает всяческих успехов.

Сорра прослезился от счастья, по дороге разочаровав Романа, что у него аллергия на пыль, и бодро предложил сбежать. Пыхтя под тяжестью учебников, Роман согласился на предложение «рвать когти» по-тихому. Появившись в комнате в сопровождении трёх студиозов, сгрузивших на кровати парней остальные толстенные фолианты, директор порадовал, что будет присматривать за мальчиками: гордость, такая гордость за них берёт!

Сорра попытался покончить немедленным самоубийством, и очень обиделся на графа, решившего не мешать. В остальном поводов для веселья не было – работа предстояла трудная и кропотливая. Всё, что парни делали легко и по наитию, в разумном подходе не давалось совершенно. Роман не мог открыться для Сорры и постоянно ставил блоки, не позволяя напарнику добраться до источника. Противоположное проделывать он совершенно не умел, не понимая, как у итанийца получается делать подобное осознанно.

Получалось откровенно плохо. Сорра опасался прикасаться к источнику Романа, не уверенный, что сможет сдержать собственные чувства. По вечерам, сидя в медитации и пытаясь сонастроиться, парни не могли продвинуться вперёд. Роман дико смущался, начинал нервничать, краснел, остро реагируя на любые прикосновения, отталкивал итанийца, не желая объясняться, закрывался по всем каналам. Алексис совершенно извёлся, не понимая причин подобного отторжения на фоне возникшей эмоциональной близости. Он пытался излечить графа насмешками, но становилось хуже, а ласковые уговоры не помогали.

Ничего дурного Сорра не делал, хотя реакции Романа провоцировали, но стоило итанийцу усесться напротив Романа, взять за руки, и у Артани скакало давление, ускорялся пульс. Граф ёрзал, не мог сконцентрироваться, спешил отговориться, уйти, и предлагал отложить до другого раза. Алексис с тоской начинал подозревать, что другой раз наступит нескоро – точнее, вовсе не наступит, если в их отношениях с Романом ничего не изменится.

Но... что-то менялось само собой, неуловимо расцветало в воздухе. Роман не мог определить смысла перемен. Они случились, и он боялся случившегося. Боялся собственной необъяснимой реакции на итанийца, в моменты близости лучащейся интимностью. Артани ощущал себя странно, скованно, становилось трудно дышать, а в чём конкретно заключалось «странно» – Роман не мог объяснить. Он переживал. Сорра осторожно пытался выяснить и... натыкался на глухую стену.

Сознание Романа пестрело белыми пятнами в отношении Алексиса. Стоило Артани задуматься – в голове срабатывало табу: непреодолимая печать. Разум отвергал, забиваясь в угол. Начинались помехи, в голову лезли идиотские мысли о постороннем. Он не мог сосредоточиться. Роман осознавал ответственность и важность предстоящей задачи, но... каждый раз что-то мешало.

Особенно сильно мешала Алиссинди – мысли Романа неизменно вращались вокруг девушки. Стоило Сорре приблизиться и... Роман видел Алиссинди. Наваждение пугало навязчивостью, отправляя Романа шарахаться от напарника. Роман не понимал, что происходит, и стыдился признаться Сорре. Итаниец не догадывался, что творится в упрямой голове. А творилось то, о чём пытались предупредить наставники, объясняя, что Алиссин ди Эрро не сможет скрывать правду.

Источник Сорры проявлялся, снимая с глаз Романа пелену. Неясные беспокойные образы накладывались один на другой, заставляли Артани тревожиться. Роману начало мниться, что он сходит с ума: в глазах напарника чудилась тень Алиссинди, а рядом с Алиссинди преследовал образ Сорры. Голова шла кругом.

Роман терялся в догадках, отчего в любовь к девушке начали вклиниваться чувства к итанийцу. Задумываясь, он находил единственный ответ: Алисси стала смыслом бытия, а сближаясь с Алексисом, Роман постиг, что в жизни существуют две опоры – любимая девушка и лучший друг. Алиссинди он любил, а к итанийцу испытывал братскую нежность и тёплую привязанность.

Друг и Возлюбленная – две половинки одной жизни Романа, ставшие целым. Он встречался с девушкой и окунался в один мир, а сталкиваясь с Алексисом, погружался в иной, и оба этих мирка стали частью жизни Артанию Но он никогда не путал и не подменял понятия: он всегда будет любить Алиссинди – рядом с ней никому иному нет места, а Алексис Сорра навсегда останется лучшим другом Романа.

Артани не представлял, что Сорра должен совершить, чтобы перечеркнуть всё, что сложилось между ними за прошедшее время. Всё, что они разделили, пережили вместе. Ночь призраков, слепившая напарников воедино, знание, что они выжили лишь сумев победить собственные страхи и остановиться. А ведь могли убить друг друга – держали жизнь на волоске, но доверились любви, и любовь спасла. Роману хотелось поблагодарить Алексиса, открывшего глубину и значения любви.

Алиссинди – светлый ангел, явившийся из темноты, чтобы напомнить Роману о клятве. «Во веки веков» – он не смеялся над ней, рассекающей ладонь сигной. В любви нет не значимых вещей. Любой пафос или откровенный бред – составляли мир двоих, имели значение, и клятва спасла жизнь. Что видел Алексис перед собой в момент безумия? Что остановило итанийца, какая сила вернула в реалии, вырвав сознание из плена нави? Сорра не говорил.

Они несли разное бремя, каждый – своё собственное. Роману хотелось жать ладони итанийца, выразить признательность за исцеление от проклятия. Слов не было, а появись они – их было бы недостаточно. Он понимал чувства Алексиса, со своей стороны пытавшегося сказать огромное, размером с космос «спасибо», и не нуждался в признании – понимание сложилось без слов, звучало прекрасной музыкой.

Любовь бывает разная, – думал Роман, рассматривая итанийца украдкой исподтишка, радуясь счастью. Он лишился брата, и кто бы мог представить, что бывший враг станет ближе родного брата, перекроет дыру, восполнит потерю. Алиссинди заменяла больше... Нет, она не была заменой – она была просто всем. Чистым воздухом, зимним солнцем и снежной луной Гармаля.