Текст книги "Uingukage. Сокрытый в Тени Крыла (СИ)"
Автор книги: Postulans
сообщить о нарушении
Текущая страница: 112 (всего у книги 119 страниц)
Саске показательно зевнул, прикрывая рот кулаком.
– По неосторожности синоби Конохи, – поправился Найт, – мы требуем...
Саске вновь зевнул.
– Мы просим...
Учиха скептически изогнул бровь.
– Мы можем и сами решить вызванные этим проблемы.
Саске каким-то образом умудрился выразить еще больший скепсис.
– Более того, мы благодарны синоби за вклад в развитие сельского хозяйства. Те поля давали очень маленький урожай, после изменений в ирригационной системе мы... могли бы использовать их для посадки риса.
Учиха сделал выразительный жест рукой: “из чего следует...”
– Благодарность будет выражена отчислениями в течение трех...
Саске закатил глаза.
– Пяти лет.
Последним жестом было характерное “свободен”.
Садился обратно Найт под смех и аплодисменты.
– Но в таком случае мы возвращаемся к насущной проблеме, – напомнил Саске, – состав Крыла.
Пока что по общей договоренности “Крыло” нигде не упоминалось. Для всех, даже для тех, кто им подчинялся, все еще существовал Корень. Никакой символики, никаких упоминаний, даже название было чисто условным. И, что важнее, на первом заседании Крыла было принято решение пока не расширять состав. “Пока” чуть позже было определено, как полгода, до возвращения Кьюджина. Четверка распределила обязанности и взялась за работу. И если Саске достаточно быстро нашел тех, на кого списал всю основную работу, а работа Найта в основном состояла из постоянного движения между основными действующими лицами сети, то есть, их четверых и Хокаге, то для Шикамару и Миины все было сложнее. Намного сложнее.
– Предлагаю не спешить и начать, собственно, с подбора кандидатов, – предложил Шикамару, – установить крайне жесткие критерии для принятия и посмотреть, есть ли хоть кто-то, кто под эти критерии подходит.
– Одна проблема – это снова время. Время одного из нас, – развел руками Найт, – а точнее, всех нас. Мне придется следить, кому-то собрать информацию, кому-то ее проанализировать.
– А я о том и говорю, – кивнул Саске, – что сейчас мы жестко ограничены. Сил и времени едва хватает на собственные обязанности. Это неправильно.
– Тогда начнем отбор, – Миина переложила какие-то листы. – Думаю, следует начать с Корня и тех, кто остался с нами работать. И тех, кого выделял сам Данзо.
Учиха был согласен. В кадрах старик разбирался хорошо и людей подбирать умел. Даже те, кто ушел из организации, не распространяли о ней ничего, хотя и не имели никаких ограничений, печатей или чего-либо еще. А вот Шикамару поморщился каким-то своим мыслям.
– У меня целый клан нужных людей сидит, и никого из них нельзя привлечь.
– Не доверяешь им? – спросила Миина.
– Не доверяю отцу, – уточнил Нара.
Девушка удивилась:
– Он настолько не одобряет твой выбор?
Но ответил ей Найт:
– Ты должна кое-что знать о Нара. У них нет однозначного отношения. Есть совокупность “за” и “против”.
Сам Шикамару закивал, подтверждая слова дальнего родственника:
– Отец определенно рад, что я являюсь... Советником Хокаге? – парень обвел вопросительным взглядом компанию, получив неопределенные кивки. – Да и то, что я занят делом, его в целом устраивает. Но, думаю, у нас будут возникать разногласия во многих вопросах. Отец не глупее меня, да и опытнее. Если честно, меня вообще сильно удивляет ситуация.
Найт оскалился:
– Трое парней невеликого возраста и одна девушка неопределенного возраста являются советниками Хокаге? Мы, молодые, не особо опытные синоби, а не умудренные опытом старички?
Нара кивнул:
– Да. Думаю, отец тоже не с радостью относится к такому положению дел. Мы можем быть сколько угодно умны, но в ближайшее время Крыло – лишь продолжение воли Хокаге.
Саске кивнул:
– У меня даже условного голоса на Совете Кланов нет. Я один не могу быть кланом Учиха. Даже мои дети вряд ли смогут получить право голоса.
Миина кивнула:
– Мне о своем происхождении лучше молчать. Найт вообще на бумаге мертв... К слову. Ты уже говорил с семьей?
Парень мрачно кивнул:
– Да. Вышло немного не так, как хотелось бы. С распростертыми объятиями меня не встретили, конечно, но... Все не так уж плохо, – Найт немного вымученно улыбнулся.
Миина поторопилась сменить тему, точнее, вернуться к предыдущей:
– В общем, учитывая положение каждого из нас, мы пока держимся на авторитете Кьюджина и отчасти Тсунаде-сама. Значит, нам нужно выложиться и показать, что и сами по себе мы вполне способны организоваться и работать. Так?
Ответ был очевиден. Обсуждение перетекло на насущные проблемы, и около часа Крыло потратило на улаживание текучки. Все же обязанностей у Хокаге хватало, и обеспечивать ее ничегонеделание было не так уж и просто. Даже если не учитывать, что далеко не все можно было решить здесь и сейчас, и часто требовалось взаимодействие с кланами или отдельными людьми. Однако Саске уже отметил, что, к примеру, клан Абураме относится к ним вполне положительно. Выражалось это пока в мелочах, но в сравнении с паникующими Сарутоби, часть которых пытается зарыться поглубже и притвориться мертвыми, часть – найти точки соприкосновения с Хокаге и Корнем... Ну и самые маразматичные еще пытаются вставлять палки в колеса. Абураме стараются не мешать и кое-где даже помогать, но не слишком заметно. А с Яманака и Хьюга проблем не было с самого начала. Ситуация с кланами все равно неоднозначная. До возвращения Като многое может измениться и, скорее всего, изменится.
Импровизированный совет закончился, и Найт обратился к Миине:
– А чем закончился суд по Инахо? Я не нашел его в заключении, да и в Конохе тоже.
– Не знаю, мне решения суда не попадало.
– Что значит, не попадало? А куда оно делось?
– Мальчик! Ты ничего не попутал?! У меня ничего не пропадает...
Учиха не стал дослушивать. Судьба строптивого ученика Като его волновала мало.
– Саске, – Шикамару ждал его сразу на выходе и курил.
– М?
– Ты не знаешь, как там Ино? Может, твоя жена с ней говорила?
Тюнин кивнул:
– Держится. Не самая лучшая обстановка для матери, но... Найди время, чтобы ее навестить. Да и с кем она дружила раньше? Чоджи? Сакура? Их тоже вытащи. Только сразу предупреди обоих, чтобы о Като даже не вспоминали. Его сейчас злым словцом только ленивый не погоняет, а Ино этого всего не надо.
Последнее Саске очень сильно не нравилось. Сарутоби сделали то, чего лучше бы не делали. Тюнины, взрослые гэнины, простой люд – все они не понимали истинного положения дел. И для них Като был именно убийцей доброго дедушки Хокаге. Тсунаде запрещала такие слухи, и при ней никто бы в подобном ключе не посмел высказываться. Но вот в кланах, за исключением уже названных трех, и среди прочих синоби сохранялась тенденция ругать Кьюджина. Им уже начали детей пугать, а это было однозначно плохо. Но менять что-либо было уже поздно, тот же случай, что некогда произошел с Наруто. Третий Хокаге, да и Данзо прикладывали возможные усилия, чтобы к мальчику относились нормально. Но с тем же успехом можно пытаться убедить население целого города, что биджу добрый и вообще всех их очень любит. Простой люд просто демонизирует Кьюджина, и на реальность им плевать. В кланах его тоже демонизируют, но уже за другое, не как убийцу Хокаге, а как убийцу вообще, который может достать до любого кланового синоби вплоть до главы. Случай с Нара был показателен. Ино пока все это обходило стороной, и Саске оставалось надеяться, что слухи усядут. Особенно, когда Като вернется в Коноху и займется делом.
– Да, – кивнул Шикамару, – я как раз об этом думал. Спасибо за подсказку.
Отбросив тяжелые мысли, Учиха отправился домой. К своей жене и дочери.
====== Глава 4/7 ======
Несмотря на то, что больше никто не смел претендовать на содержимое подноса заключенного Тринадцать-девятнадцать, Коноховец ел только зелень и иногда суп, ну и пил воду. Двойка того подхода не понимал, но был рад, что патрон сваливает ему мясо и прочее. Наедаться комбикормом для скота лучше, чем не есть вообще. Да и были неплохие шансы перевестись туда, где кормили получше.
С разговора о Кьюджине прошло два дня. Прошли они спокойно. Заключенные обходили Тринадцать-девятнадцать стороной, Двойку тоже. Один раз нарывались на драку, но Коноховец мериться достоинствами не стал, просто спросил у Заку, считается ли это санкционированной дракой. Двойка, найдя взглядом надзирателей, спокойно наблюдающих за развитием ситуации, кивнул: считается. И все. Быстрый удар в нос и резкий захват руки, закончившийся хрустом кости. Все. Чуть позже он проинструктировал Двойку, что ни с кем договариваться не собирается и ни в какие банды вступать тоже не будет. А самых непонятливых порвет на лоскуты. Что Двойка чуть позже и объяснил остальным. Заключенные были недовольны, но рисковать не хотели. Да и не было никого серьезного в первом и втором корпусах.
Теперь оставалось только ждать приглашения на бой. И, насколько понимал Заку, приглашение скоро последует.
– Попытки побега были? – неожиданно спросил Кьюджин.
Завтрак уже почти закончился, но Коноховец клал и на заключенных, и на надзирателей. Первые его боялись, вторые терпели, потому что Тринадцать-девятнадцать не создавал проблем. Вообще. Всегда был на виду, не нарушал правил, не устраивал драк и погромов. Это было куда лучше постоянно пытавшихся затихариться и напакостить уродов, составлявших подавляюще большинство контингента первых двух корпусов.
– При мне – нет. Да и не слышал я ничего такого.
Кьюджин продолжил задумчиво смотреть куда-то в окно, и Двойка решил добавить:
– Помнишь мост, по которому вы сюда пришли? Внизу течения. Течения настолько сильные, что даже для синоби большая проблема удержаться на плаву. Плюс острые скалы, да и живность там плотоядная водится. Но самое главное – печать. Отойдешь слишком далеко, и она тебя сожжет.
Кьюджин хмыкнул:
– Думаешь, из-за этого никто не пытается сбежать?
Двойка кивнул:
– Ну-у-у... Да.
– Нет, не из-за этого.
Заку задумался. Но понять ход мыслей Коноховца не смог:
– А из-за чего?
– Обычно побеги устраивают те, кто недоволен условиями и верит в то, что сможет всех перехитрить и удрать. Про бесхребетное дерьмо и всякого рода извращенцев, которым практически заполнены первые два корпуса, я не говорю. Одни просто ни на что не способны, а другим здесь даже лучше, чем на воле. Но вот те, кто готов сражаться. Что они делают?
Двойка понял:
– Пытаются попасть на арену.
Кьюджин кивнул:
– Именно. Что происходит с тем, кто становится самым лучшим?
Бывший Звуковик неуверенно пожал плечами:
– По слухам, его освобождают. Те, кого никто не может победить, исчезают. А те, кто им подчинялся, рассказывают, что заключенных отпускают, – предупреждая скептический взгляд Коноховца, Двойка поморщился, – мне самому в это не верится, но...
– Чем выше ты поднимаешься как боец, тем лучше у тебя становятся условия. И тем сильнее ты веришь, что, забравшись на самый верх, получишь все. Надежда. Вот самая лучшая и самая прочная цепь, что держит людей здесь, несмотря на то, что это клетка. Тюрьма. Тебя тоже. Ты задумывался о суициде, пока не появилась возможность попасть мне под крыло?
Заку помрачнел. Опровергнуть слова Кьюджина было нечем. Но в целом Двойка был сейчас вполне доволен жизнью. Коноховец проблем не создавал, окружающие проблем не создавали. Благодать. Глоток свежего воздуха, впервые за долгое время.
– Можно вопрос?
– Не факт, что отвечу, – ответил Кьюджин.
– Зачем ты велел передать о том, что являешься Кьюджином. И о Суне, об убийстве Хокаге? Они же могут на тебя всех собак спустить за это.
Но Тринадцать-девятнадцать отрицательно покачал головой.
– Они не поверили. Слишком бредово звучит, и ребята наверняка сочли, что я лгу.
– Уверен?
– Ага. Хочешь, чтобы тебе не поверили – скажи правду, – Коноховец перевел взгляд на Заку. – Когда я попал сюда, обо мне начали собирать информацию. Однако, учитывая мою профессию, хер бы они много насобирали. Слухи только. Но копать бы не прекратили. И что-нибудь да нашли бы. А мне есть, что скрывать.
Двойка хмыкнул:
– Помимо того, что ты мне наговорил.
– Ага, – кивнул Кьюджин, – зато теперь я дал им легенду. Поверили они в нее или нет, не важно. Они не будут копать. Теперь они будут ждать. Мне так удобнее.
Заку отложил еду и задал самый важный для него вопрос:
– Ты абсолютно уверен в том, что не просидишь здесь долго? И выбираться ты явно не через арену собираешься.
Взгляд Коноховца стал насмешливым:
– Хочешь, чтобы я вытащил тебя вместе с собой?
Двойка нервно кивнул:
– Да... То есть... это вообще возможно?
Тринадцать-девятнадцать безразлично пожал плечами:
– Все зависит от способа, которым я буду уходить. Если через вызов от Конохи, то вполне. Ты же у нас был пойман и нами же сюда отправлен, верно?
Заку кивнул.
– Ну, а если все же побег... Там как получится.
Двойка настороженно покосился на надзирателей:
– У меня ощущение, что ты говоришь все это не всерьез.
– Кто знает, – неопределенно протянул Кьюджин, – а это за нами.
К столу подошли три надзирателя.
– Тринадцать-девятнадцать. Идем с нами. Ты, – надзиратель перевел взгляд на шестерку, – тоже.
Событие, которого Двойка дожидался так долго, оказалось каким-то... будничным. Ни надзиратели, ни Кьюджин никуда не торопились. Спокойно покинули столовую и двинулись прямо по улочке в сторону девятого корпуса. Заключенные косились, но не особо сильно. Кажется, даже у них не было сомнений, что Коноховец пройдет отборочные бои.
– Эй, Двойка, – надзиратель покосился на заключенного, – ты уже объяснил ему правила?
Заку отрицательно покачал головой. Кьюджин не спрашивал, более того, ему это вообще было неинтересно. Но намек был понятен.
– Обычно каждый претендент проходит до трех боев. Проигравшие, естественно, выбывают, но позже смогут попробовать снова. Вот и все правила.
Надзиратель поморщился:
– Противников убивать не стоит.
Кьюджин улыбнулся:
– Любой, кто выйдет против меня на ринг, – труп.
Все пятеро остановились. Надзиратели косились в сторону Тринадцать-девятнадцать, но тот лишь оскалился:
– Я предупредил.
Наконец, они оказались в девятом корпусе. И это здание явно строили не просто так. Архитекторы сразу знали, чем оно станет. Ринг, достаточно большой, чтобы обеспечить свободу движения. Трехметровая сетка по периметру. И трибуны вокруг. Сам ринг хорошо освещен, на него предусмотрены три выхода через сетку, и четыре открывались в полу. Трибуны затемнены, и зрителей видно плохо, если видно вообще. Трибуны разделены на четыре части. Каждая перегородка – стена до десятка метров, в которой встраивались ложи для особых гостей. Ложи были закрыты с обеих сторон, а смотровое стекло было зеркальным снаружи. Каждая перегородка имела по пять таких комнаток. Остальные места были разделены на два яруса, второй нависал над первым. Все это Кьюджин рассмотрел сразу, как вошел.
Сейчас на втором ярусе сидело достаточно мало зрителей, да и первый большим столпотворением не отличался. Видимо, отборочные интересовали далеко не всех. Но кого-то все же интересовали, что вполне устраивало Коноховца. Зрелищу нужны зрители. Надзиратели указали место, где ему следовало ждать, пока не пригласят на арену. На ринге уже сражались, но это было не слишком интересно.
– Ты спятил? – шепнул Двойка.
– Ты так и не понял, в чем вся изюминка таких вот арен? – ухмыльнулся Тринадцать-девятнадцать. – Дело не в том, как ты сражаешься, а в том, насколько это зрелищно. А уж зрелищ я им предоставлю.
Двойка следил за тем, что происходило на ринге, тогда как Коноховцу это было неинтересно. Хотя Кьюджину вообще почти все, что происходило в тюрьме, было неинтересно. Да и Заку был вынужден признать, что никого особо ловкого сегодня на ринге не было. Отметились какой-то здоровяк из Камня, тот блондин, который уже один раз отхватил от Коноховца, и тощий паренек, оказавшийся неожиданно ловким.
– Тринадцать-девятнадцать! Подъем! Топай к воротам, ты следующий.
Кьюджин с безразличным видом ушел вниз, а к Заку подсел неизвестный ему заключенный, явно ждавший этого момента.
– Слышь. Это про того парня говорят, что он разнес столовую пару дней назад?
Подсевший с большой вероятностью тоже был бойцом. Но, скорее, шестеркой одного из лучших бойцов Арены. Правда, по меркам тюрьмы заключенный обратился к Двойке почти вежливо, так что можно было почти вежливо ответить:
– Не знаю, какие слухи ходят в других корпусах, но драка с надзирателями в столовой действительно была.
Подсевший ухмыльнулся:
– И он не покрыт синяками чуть больше, чем полностью? Значит, показал себя хорошо.
Заку решил умолчать, что драка закончилась, скорее, от того, что надзиратели кончились, и он просто успокоился, а не потому, что Кьюджина удалось побить.
– Да, это он умеет.
Очередной вялый поединок закончился. Один боец вышел с ринга сам, второго уволокли. На ринг поднялся Тринадцать-девятнадцать, его противником был не заключенный первого или второго корпусов. Этот был уже опытным бойцом, но вылетел из-за травмы и сейчас пошел на новый круг.
– О! Видимо, надзиратели тоже высоко оценили твоего друга. Как думаешь, чем кончится?
Двойка неожиданно улыбнулся. Его начала забавлять ситуация. Кьюджин обещал убить противника и сделать это зрелищно. Стоило ли сомневаться в том, что он это сделает?
– Он труп.
Подсевший прикола не понял, странно посмотрев на Заку.
Кьюджин обыденной походкой вышел на ринг и замер неподвижным изваянием. Его противник, высокий молодой мужик, едва дотягивающий до тридцати, слегка разминал накаченные руки, уверенный в своей победе. Видимо, протез никого не напрягал. Никого не напрягал тот факт, что даже с протезом вместо руки заключенный попал на ринг. Судья крикнул из-за решетки:
– К бою!
Кьюджин не шелохнулся. Противник присматривался к нему несколько секунд и, не дождавшись ничего, сам пошел на сближение. Сближался шаг за шагом. И, когда между противниками осталось всего два шага, Коноховец наклонил голову в сторону.
Противник замер на миг, а Кьюджин шагнул навстречу. Противник на инстинкте нанес прямой удар левой, на что Кьюджин ответил точно таким же движением, ударив кулаком в кулак. Противник болезненно рыкнул, резко отступая на два шага и потирая руку. Ему явно было больно, а вот Кьюджину больно не было, и он снова пошел на сближение. Несмотря на боль, противник снова начал движение левой, но обманное, и Коноховец вскинул левую руку, будто защищаясь. На миг правая рука противника оказалась, как он считал, в слепой зоне, и заключенный нанес удар правой. Но Кьюджин перехватил кулак своей ладонью и сжал пальцы, перемалывая кости в кулаке противника. В этот раз заключенный действительно взревел от боли. Коноховец же, не отпуская руки, нанес удар ногой сначала по одному колену, а затем и по другому, поставив противника на колени. Отпустил руку, резко приблизился, нанес удар по лицу, слегка дезориентируя противника. А затем резко подпрыгнул, принимая в прыжке горизонтальное положение ногами вперед и нанося два резких и быстрых удара. Один несильный ступней в лоб, чтобы череп принял нужное положение, и второй – сильный, сверху по голове. С тихим хрустом череп заключенного сорвался с позвоночного столба. Кьюджин уже приземлился на ноги, когда из открытого рта с торчащим позвонком брызнула высокая струя крови. Заключенный так и сидел на коленях, раскинув руки, удивленный взгляд направлен в потолок, а изо рта фонтанчиками выстреливала кровь.
Кьюджин, еще с секунду наблюдав за уже мертвым телом, развернулся и пошел к выходу.
На своем привычном месте мастер Муи, наблюдавший за поединками, негромко процитировал:
– Брызнула кровь... Казнь завершила рука... Немой восторг...
Санджи высказался куда витиеватее и матерно.
– Перевести его в пятый корпус. И того осведомителя тоже, – распорядился Муи, – одного боя хватит.
Синоби не хотел себе признаваться, но он был в восторге. Именно такого зрелища жаждали те, кто платил ему за шоу. Заключенные дрались друг с другом, но не так. Нет, это было нечто иное. Качественно иное.
– Вы уверены, мастер Муи? Этот...
– Выполняй, – отрезал синоби.
В этот раз турнир мог стать очень интересным.
====== Глава 4/8 ======
– Корпус! Подъем!
Заку потянулся, отбрасывая в сторону тряпичное одеяло. У него появилось одеяло. И простенькая подушка. Бывший синоби уже и забыл, когда спал с таким комфортом. Еще нужно было привыкнуть к новому номеру. Шестьдесят семь-восемнадцать у него и Шестьдесят семь-девятнадцать у Кьюджина. Но, по правде сказать, Заку все больше привыкал снова отзываться на имя. Коноховец принципиально не обращался через цифры, и законы тюрьмы его волновали мало.
Мимо камеры начали ходить другие заключенные, спешащие умыться перед завтраком, и Заку присоединился к ним. Сейчас он мог чувствовать себя спокойно или относительно спокойно. Пока что Коноховец был на переходной ступени. Бойцы редко были одиночками, почти всегда примыкая к каким-нибудь бандам. Одиночки не поднимались высоко, потому что им устраивали темную и мочили. Кьюджин этого не боялся, а вот Заку опасался, что первой жертвой станет именно он. Бывший синоби старался вернуть себе форму, благо сейчас возможность была, но на это нужно время. И Заку не забыл, что к нему подсаживался один из людей Восемьдесят третьего. Номер этого бойца значил, что он третий в восьмом корпусе, а значит, третий во всей тюрьме. И бывший синоби Ото ждал приглашения именно от его людей. Но, когда попытался рассказать об этом Кьюджину, тот лишь отмахнулся, сказав, что ему это неинтересно. Неинтересно!
Заку выдохнул. Он пытался смириться с наглостью своего патрона, но получалось не всегда и не во всем. Закончив с утренними процедурами, заключенные отправились на завтрак. Все, как обычно. Пока Кьюджина не было рядом, Заку иногда обзывали и подшучивали, но в сравнении с тем, что творилось во втором корпусе, это было почти дружеское отношение. Ну и еду отбирать не пытались. Заку приволок два подноса и сел напротив Коноховца.
– Можно вопрос?
– Валяй.
– Почему ты ешь только траву?
Коноховец отгрузил себе зелень и принялся привычно вдумчиво ее поглощать.
– Легенда гласит, что Воин Дракона способен долгие месяцы жить на росе с одного единственного листа дерева гинка и на энергии вселенной.
Заключенный опешил:
– Что? Какой Воин Дракона?
Кьюджин ухмыльнулся:
– Зелень свежая. Не знаю, где они ее берут в таком количестве, но сегодня утром эта трава росла на грядке.
Заку покосился на зеленый листок:
– Ну, да... наверное. Это важно?
– Только это и важно. Пища должна быть либо свежей, либо вкусной. Несвежая пища для меня бесполезна, а раз она еще и невкусная, то зачем ее вообще есть?
Логика патрона так и осталась для заключенного непонятной, но обдумать это ему не дали. К их столу подошел тот заключенный, с которым Заку говорил на трибуне.
– Подвинься, – бросил он Шестьдесят семь-восемнадцать и сел напротив Кьюджина. – Шестьдесят семь-девятнадцать, есть разговор.
Кьюджин в свойственной ему манере медленно положил листок в рот и начал неторопливо жевать.
– Я тебя слушаю.
– Я работаю на Восемьдесят третьего, – многозначительно сообщил заключенный.
Коноховец ухмыльнулся:
– Я тебя поздравляю. И кто это?
Заключенный глянул на Заку:
– Ты ему ничего не объяснял?
Тот лишь пожал плечами:
– Я рассказал ему то, что он хотел знать.
– Ты не понял, – заговорил Кьюджин, – твой хозяин – боец арены. Сильный боец. Но чем он для меня должен отличаться от остальных?
Заключенный хмуро посмотрел на Кьюджина:
– Гонору много.
Тот лишь ухмыльнулся:
– Гонору у меня было много лет пять назад. Сейчас я еще добрый.
– Ты неплохо показал себя на ринге. Но не думай, что тебя теперь все боятся.
– Это пока, – пообещал Коноховец.
Заключенный кивнул:
– Я понял, считаешь себя самым умным. Но я все же объясню. Меня за этим послали к тебе. Вчера в тюрьму прибыл посыльный. И прислал он ценник за твою голову. Не знаю, что ты там натворил, но за тебя назначена астрономическая сумма. И пришла она сразу из нескольких мест. За твою голову сразу десяток заключенных смогут отсюда выбраться. Понимаешь, что это значит?
Кьюджин кивнул:
– Вполне. Даже лучше, чем ты сам.
Заключенный все так же хмуро протянул:
– Тогда ты понимаешь, что тебя в ближайшее время убьют?
Кьюджин невозмутимо пожал плечами:
– Попытаются.
– Ну ты и псих, – констатировал боец, – я мог бы предложить тебе защиту, но, видимо, это бесполезно.
Коноховец кивнул:
– Именно так. Спасибо за предупреждение, но мне не нужна защита.
Заключенный поднялся:
– Тебя заперли в клетке с несколькими сотнями преступников, которые попытаются тебя убить. Не знаю, на что ты там рассчитываешь, но тебе не жить.
Кьюджин покачал головой:
– Нет. Это не меня заперли с вами. Это вас заперли со мной. Дам совет: держись от меня подальше и тогда, возможно, проживешь подольше.
Заключенный ушел, а Заку перевел вопросительный взгляд на Кьюджина:
– Смысл настраивать против себя всю тюрьму?
– А мне интересно. Сколько нужно убить заключенных, чтобы меня отсюда вышвырнули? Десять? Сто? Пятьсот? Всех? Если убивать по одному каждый дань, года через четыре, даже с учетом вновь прибывающих, заключенные просто кончатся. Но это долго. Почему бы не провоцировать заключенных сразу группами? Человек по двадцать? Нет, по тридцать каждую неделю. И скольких мне придется убить, чтобы все оставшиеся начали бояться меня до усеру?
– Мне тебя тоже бояться? – уточнил Заку.
– Забей. Я не получаю от этого удовольствия. Просто скучно.
Коноховец с шестеркой вышли из столовой и отправились на прогулку. Заку размышлял о словах патрона. Никакой жестокости, даже намека. Нет, Кьюджин ставил математическую задачку. Опыт. Опыт на людях. На человеческой психологии. На психологии синоби.
– Шестьдесят семь-девятнадцать!
Они привычно держались в стороне, Коноховец часто задумчиво смотрел в небо. Что-то тянуло его туда. Что-то тянуло его отсюда, из этого места. А Заку задумался над тем, что слышал во время разговора. И оба они проигнорировали приближение надзирателя.
– Шестьдесят семь-девятнадцать! – повторил охранник, подойдя ближе. – Тебя вызывают на разговор. За мной пошел.
Коноховец кивнул, потопав навстречу надзирателю, а тот направил свою палку на Заку:
– Ты идешь нахер, тебя не приглашали.
Кьюджин лишь хмыкнул:
– Быстро они. Какие нетерпеливые. Расслабься.
Последнее было брошено застывшей шестерке. Надзиратель открыл дополнительные ворота и повел заключенного явно не в один из корпусов. Повел туда, куда заключенным доступа не было. Технические помещения, какой-то склад ниже уровня первых этажей. Надзиратель открыл дверь и кивнул на нее:
– Топай.
Кьюджин не сопротивлялся, прошел внутрь, не обратив внимания на то, что дверь за ним закрылась. Он считал тех, кто его ждал. Десять. Двадцать. Тридцать пять. Неплохо для начала. Большинство пока прятались, встречали его пятеро. Тот, что стоял в центре, постарше остальных, опирался на трость. Еще четверо – телохранители или вроде того. Встреча при тусклом освещении масленых ламп среди мешков с матрацами, одеялами, подушками и прочим бытовым хламом. Коноховец подошел на пару десятков метров, остановился, вопросительно глядя на заключенных.
– Пока сижу здесь, – начал старший, – первый раз за одного человека дают такую сумму. Ты поставил рекорд.
Кьюджин пожал плечами:
– Похер. Зачем звал?
Торговец улыбнулся:
– Вообще ребята уже разбирают места, в какой последовательности будут тебя пытать. Заказ не совсем однозначен, так как заказчиков несколько. Но однозначно одно. Ты проживешь не больше недели. Мучительной недели. А потом сдохнешь. Но есть определенные правила. Я должен тебя спросить, можешь ли ты перебить ставку?
Коноховец улыбнулся:
– Пока не знаю. Во сколько ты оцениваешь свою жизнь? А?
Торговец погладил лоб:
– Ты меня не понял...
Кьюджин засмеялся, это ему уже говорили. А затем по складу пронеслась волна Ки.
– Это ты не понял, идиота кусок. Сколько за меня предложили? Десяток миллионов? Включи голову и подумай, за кого предлагают такие суммы? Ты действительно думаешь, что пара десятков долбоебов, которых ты взял с собой, хватит, чтобы меня напугать?
Торговец слегка дрожащей рукой погладил шею:
– Хороший трюк. Но не думай меня обмануть.
Кьюджин покачал головой, не глядя на вылезающих из укрытий заключенных, державших в руках обломки труб, заточки и прочий подручный инвентарь.
– Никакого трюка. Но вам, ребята, даже повезло. Умрете быстро. Некоторые.
– Бейте его!
Первым вперед выскочил молодой заключенный с деревянной палкой в руке. Он успел замахнуться и начать удар. Кьюджин, совершая один разворот вокруг своей оси, сначала схватил палку левой рукой и затем, продолжая разворот, ударил ногой по голове заключенного. От удара тот перевернулся в воздухе и приземлился на голову, свернув шею. Остальных это не только не остановило, а еще сильнее разозлило.
Коноховец вдел палку между пальцами протеза и зажал их, чтобы держать ее правой рукой. Уклонившись от выпада, нанес удар по шее спереди, остановив деревяшку в контакте с кожей. А затем резко дернул в сторону, будто проводил клинком по шее. Необструганное дерево с огромным количеством торчащих щепок разорвало кожу, и во все стороны брызнула кровь. Резко развернувшись, поймал голой ладонью заточку, пропустив лезвие между пальцев, и продолжил движение, вывернув руку заключенному и воткнув лезвие ему в глаз. Уклонился от двух ударов, блокировав палкой удар по спине. Поймал следующий замах и провел голову зека у себя под рукой, чтобы схватить его за шею и подставить под нож другого заключенного. Толкнуть тело вперед, раскидывая толпу, и подогнать ударом ноги. Отбить локтем удар еще одного, положить ладонь на подбородок и резко повести вверх и в сторону, переламывая шею. Уклониться от замаха трубы, затем перехватить ее. Ударить пяткой по ребрам до характерного хруста проминающихся внутрь костей, выхватить трубу и с разворота нанести удар. Прямо торчащим концом патрубка – в рот кричащему идиоту, перемалывая зубы на всю глубину, чтобы патрубок выскочил с другой стороны. Отбиваясь от ударов отойти к опорной колонне, перехватить за волосы приблизившегося заключенного и со всей силы впечатать мордой в угол колонны, чтобы кости хрустели и брызгала во все стороны кровь, и дать медленно съехать вниз, оставляя кровавый след. Уклониться от удара и ударить палкой в ответ, по лицу, лучше по глазам. Перехватить удар заточки и пнуть в пах, а затем резко коленом в горло. Поймать очередную заточку палкой, но зек оказывается ловким и вырывает деревяшку из хватки протеза. Поймать левой рукой удар ноги и, резко перехватив, одним движением вывернуть колено. Отбить очередной удар, заломить руку, положить ладонь на затылок и резко направить вниз, вплоть до удара головы о пол. А затем еще добавить ноги до хруста.
