Текст книги "Красавец и чудовище (СИ)"
Автор книги: Олла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
К тому же что еще сильно смущало Ронину в рунах, так это то, что ошейник заботился о собственном носителе. Да, работорговцы не активировали эту функцию то ли из вредности, то ли не знали о ее наличии в принципе, но при желании можно было сделать так, чтобы ошейник напоминал, когда нужно что-то съесть или выпить, мог срабатывать как будильник, не давал своему носителю не только самоубиться, но и голодать, выполнять смертельно опасные приказы или же вредить детям. Последнее весьма так удивило магичку, поскольку она понятия не имела, для чего нужно сделать так, чтобы раб не вредил детям. Собственно, раба к детям никто в своем уме подпускать не будет, намного проще и дешевле нанять няньку или служанку с собственными детьми, которая будет рада заработку и станет заботиться о хозяйском ребенке как о своем собственном. Тем более, у аристократов и магов имелась весьма полезная практика заводить кормилиц, поскольку ведущим активный образ жизни женщинам некогда было часами сидеть в кресле и кормить ребенка. Молочные матери были даже у королей, что уж говорить о всех остальных.
Еще ее смущало то, что ошейник не просто подчинял, он переделывал личность. И не абы как, а подстраивал под хозяина. Буквально подгонял, как строительные блоки друг к другу, чтобы без единого зазора. Подобные изменения в личности никак не вязались с рабством, скорее с перевоспитанием или обучением. Тогда что же это на самом деле? Артефакт для перевоспитания преступников? Но он не воспитывал, он изменял личность. Не факт, что хозяин воспитуемого сам будет без греха. Никакой информации для обучения ошейник тоже не содержал, поскольку для большого количества строго специальных знаний нужен был хоть какой-то носитель, возможно, кристалл или же что-то другое, но его металл был гладким, ровным, за исключением рун, и не имел ни малейшей выпуклости.
Когда Истираль вошел в ее комнату, чтобы привить хозяйке добрые манеры и пожелать спокойной ночи, она все еще ковырялась в ошейнике, как будто нашла там божественные откровения. Половина комнаты была занята светящимися плетениями, вытащенными из артефакта и развешанными над головой магички в удобном ей порядке. Сама Ронина грызла кусок карандаша, черкала заметки на бумажке вручную, чтобы не отвлекаться на дополнительное заклинание, и все еще мучилась неразрешимой догадкой.
– Я пришел пожелать спокойной ночи… – несколько неловко начал эльф, глядя на все это великолепие.
– Ага, и тебе того же, – почти не вслушиваясь в его слова, ответила Ронина, рассматривая плетение, отвечающее за безопасность. Как ни странно, самого носителя, его хозяина, а потом уже исполнения приказов. То есть опасный для жизни приказ раб выполнить не мог. Получалась весьма загадочная штука. – Кстати, ты не мог бы… выпрыгнуть из окна? – невзначай спросила она, не глядя на эльфа.
– Что? – Истираль запнулся на пороге от неожиданного предложения. – Зачем?
– Вот именно – зачем? А если так: выпрыгни из окна прямо сейчас! – приказала Ронина, и эльф повиновался, подошел к окну и распахнул створки. Снаружи царила непроглядная тьма, лишь краешек фундамента башни слегка виднелся благодаря свету в комнате магички.
Истираль поморщился – ошейник вроде как стимулировал выполнить приказ легкими покалываниями, но вроде как и не гнал наружу, иначе он был бы уже там, среди лесных зарослей. Наконец, поколебавшись и подумав, что в случае чего Ронина же его и отобьет от зверья, эльф перемахнул через подоконник, благо прыжок со второго этажа ему ничем не грозил.
Магичка выглянула наружу, вздохнула и велела ему вернуться внутрь.
– Ладно, это был неудачный эксперимент. Прыжок со второго этажа не считается смертельно опасным, к тому же зверье не настолько обалдело, чтобы жрать своего. Поэтому будем заниматься теорией. Скажи, ты смог бы выпить яд, если я прикажу, а ты будешь знать, что там яд и скорость смерти от него?
– Не думаю, – покачал головой эльф, так и не поняв, что нашло на Ронину.
– Ладно, тогда такой вопрос: ты мог бы налить мне яд, зная, что именно ты делаешь? И сюда же – не зная, что в стакане яд?
– Если бы знал, то однозначно нет, я не могу причинить тебе никакого вреда, – развел руками Истираль. – Но если бы не знал… надо смотреть по обстоятельствам.
– Понимаешь, с этим ошейником вот какая штука – он не допустит, чтобы ты выполнил приказ, смертельный для тебя. То есть прыжок со второго этажа для здорового сытого эльфа полная ерунда, как и для здорового мага и даже физически развитого человека. Но если бы я тебе приказала забраться на самое высокое дерево в лесу и прыгнуть оттуда, ты бы не смог этого сделать, – Ронина подтянула ближе к эльфу заданное плетение. – Вот смотри, в твоем ошейнике есть точно такая же штука, которая не позволяет тебе умереть неестественным образом. То есть самоубиться, выполнить смертельный приказ и убить хозяина. Но! Безопасность хозяина стоит на втором месте по сравнению с безопасностью твоего тела, а приказы хозяина аж на третьем. То есть если бы тебе, сидя в той карете, стало бы совершенно плохо, ты мог бы оттуда выйти, ошейник бы не стал препятствовать. Другое дело, что или тебе не было настолько плохо, или ты так сильно верил в силу ошейника, что даже не подумал попросту открыть дверь или выйти и сесть в тени кареты.
– И что ты хочешь этим сказать? – насторожился Истираль.
– То, что это не рабский ошейник. Что угодно, но не рабский точно. Жизнь раба никто никогда не поставит превыше жизни хозяина. Рабы всегда будут исполнять хозяйскую волю, воевать, защищая хозяев, и умирать за них. Получается, Ушедшие сделали эти ошейники не для рабства. К тому же ошейник позволяет носителю защищаться от нападок хозяина, например… – она бросила в эльфа простенький крохотный силовой шар, целя в руку, чтобы даже в случае попадания легко можно было вылечить травму. Но Истираль с большим трудом поставил щит, вспомнив те, которые ваяла вокруг своего тела Ронина. Щит шар не поглотил, а лишь отбил во все еще открытое окно.
– Неплохо, – констатировала магичка, а щит на эльфе с тихим треском лопнул. По лбу Истираля покатились крупные капли пота. – На сегодня достаточно, с тебя так точно хватит.
– Да, я зарядил пару последних амулетов поиска, – подтвердил Истираль, ощущая в ногах предательскую слабость. Он присел на край кровати магички и тяжело вздохнул. Сегодняшний день его сильно вымотал.
– Итак, я готова признать свою ошибку, но пока еще не готова поверить в то, что эта штука – брачный артефакт, причем выполненный на очень высоком уровне. Современные браслеты, конечно, тоже не простые, но они скорее не дают уйти от супруга и не дают изменить этому супругу.
– То есть ты признаешь, что я был прав? – удивленно спросил эльф, с толикой недоверия глядя на магичку.
– Можешь считать, что так. Я еще пока не разобралась, какое из оставшихся семи плетений отвечает именно за брак и брачные ограничения, поскольку они очень сложные… но это точно не рабский ошейник.
– Может быть, ты все-таки ляжешь спать? – предложил Истираль и с готовностью откинул в сторону одеяло.
– Лягу, но попрошу тебя выйти, – совершенно серьезно ответила Ронина, сворачивая обратно все вытащенные плетения.
– Разве я сделал что-то плохое? – удивился эльф, не понимая такого отношения. Только что все было в полном порядке, а теперь Ронина слегка скривилась, будто укусила кислое яблоко и раздумывала, продолжать жевать или проще выплюнуть.
– Скажем так… твои действия вызывают у меня несколько странные чувства. Знаешь, когда ты чего-то лишен, то не знаешь об этом. Например, с рождения слепой не знает, как выглядит мир, и считает, что все в порядке до тех пор, пока ему не скажут об увечье и не расскажут о том, что он потерял. Так и я. Меня никто никогда не укладывал спать, кроме разве что самого раннего младенчества. Никто не говорил добрых слов. Я не знала, что это приятно и важно. И теперь, когда ты сделал это самое приятное, я чувствую себя… ущербной, – Ронина передернула плечами. – Я понимаю, чего была лишена и не хочу привыкать к хорошему, поскольку потом мне будет очень больно отвыкать. А так, не зная об этом хорошем, я считала, что у меня все порядке. Надеюсь, ты понял.
– Примерно, – вздохнул Истираль, все еще не собираясь уходить. – Я всего лишь хотел сделать приятное, показать, как бывает у нормальных… наверное, людей.
– Все-таки мы не люди и не нормальные уже, – Ронина убрала ошейник в сундук и на всякий случай заперла. Не столько опасаясь эльфа, сколько переживая за возможные козни магистра.
– Но я не собирался бросать… если уж так хочешь, то я буду приходить каждый вечер…
– Это глупо, Истираль, – магичка покачала головой, повернувшись к нему. – Я привыкну к хорошему, и оно обесценится. Чем больше ты будешь прогибаться, тем сильнее я буду давить и требовать большего, нового, необычного. Не думай об этом, просто делай то, чего тебе хочется, и все. Захочешь пожелать спокойной ночи – заходи. Не захочешь – ты не обязан. Так будет проще, чем ты превратишь искреннее пожелание в нудный и бессмысленный ритуал, как это сделали все остальные люди и нелюди.
– О чем ты?
– О вере, о силе, о заклинаниях… ладно, все, спать, – Ронина подошла к кровати и вытащила из рук эльфа одеяло. – И тебе тоже пора спать. Что-то мне подсказывает, что у нас завтра будет трудный день.
Истираль не удержался, ухватил магичку за руку, заставив ее выпустить край одеяла, чмокнул в тыльную сторону ладони и выскочил из ее комнаты так быстро, как только мог, чтобы она не стала задерживать его. Похоже, столь необычный жест надолго выбил Ронину из колеи, поскольку она ничего не успела сказать. Но сама же ответила, что он волен делать то, чего хочет. Так что это было ее решение позволить ему вытворять всякую дичь.
========== Глава 27 ==========
С утра Ронина связалась с Торигейдом и попросила об одной странной услуге. Она хотела, чтобы гномы помогли ей сделать вторую печь. И почти сразу, как гном согласился, открыла для него портал. Торигейд степенно вошел в зал, будто бы хождение через порталы для него было заурядным явлением, и удивленно спросил:
– Разве поставленная моим отцом печь плоха?
– Все с нею в порядке, мастер, вот только нам нужна еще и печь для еды, а то в свете последних событий моя интуиция подсказывает мне, что магистр не остановится на первом покушении. И мне бы хотелось, чтобы в случае… в общем, если я снова слягу или помру, то пусть Истираль сможет сам что-то готовить. А то он до мастерства с порталами еще не дорос, а времени у нас в обрез, – Ронина улыбалась гному вполне искренне, хотя в ее глазах плескалась тревога. Да, то, что она задумала, потребует времени и множества сил, но магистр мог сыграть на опережение и обезвредить ее до того, как хотя бы наметки ее плана появятся на свет.
– Это ты хорошо придумала, – гном деловито осмотрел зал и покосился на молчавшего до сих пор эльфа, сиротливо устроившегося на стуле рядом с рабочим столом. – Тем более что наши уже слишком зажрались, если ты не заметила. Советник постановил, что меча для эльфа хватит и в качестве платы за амулеты, и за лечение женщин с детьми. А как по мне, то это вообще несправедливо. Твоя помощь была неоценима, но…
– Но расовые предрассудки все же взыграли, – закончила за замявшегося Торигейда магичка. Она понимала, что гномьему клану не нравится ее пришлый эльф, к тому же светлый, чистый и добрый, как они считали. Гномы не могли видеть магию полноценно, но пока что еще могли пользоваться амулетами и активировать некоторые заклинания. Среди гномов и раньше магов рождалось крайне мало, ныне она не знала ни единого. Так что тьмы в Истирале они не видели, да и перемен не наблюдали, поэтому судили по старым предрассудкам и традиционной ненависти.
– Не обижаешься на нас? – уточнил Торигейд, замеряя зал рулеткой, которую все гномы носили в карманах своих одежд.
– А смысл? Я сделала то, что сочла нужным. Лучше скажи, что с печкой? Сколько и каких материалов вам доставать? – Ронина как обычно перешла к делу. Гномьи тараканы в головах ее не интересовали. Живы и – ладушки. Равновесие мира потихоньку смещается, но намного медленнее, чем если бы гномы погибли.
– Что ж… – Торигейд поскреб бороду, подсчитывая. – Печку я тебе сделаю сам… в качестве оплаты за детей, а то все-таки некрасиво поступают наши, но мой голос не считается, поскольку мой род слишком с тобой связан. Меня даже считают заколдованным тобой! – хохотнул гном.
Ронина слабо улыбнулась. Вот уж кого трудно заколдовать, так это твердолобого, не поддающегося направленным заклинаниям гнома. Проще под ним разверзнуть провал в породе, чем навести порчу. Так что тот самый неизвестный ей темный маг сильно осерчал, если вгрохал столько силы, чтобы проклясть гнома и его родню до младенцев.
– Вот уж не было печали, только тебя еще заколдовывать, – отмахнулась магичка.
– Ну да. Схему я сам нарисую, скажешь, подходит тебе такая печь или нет.
– Мне с дымоходом, пожалуйста, на первом этаже, а то тащить трубу через верхние этажи не лучшая идея, – призналась Ронина и разложила на столе желтую бумагу и пару обгрызенных карандашей.
Истираль заинтересованно взглянул на гнома, усевшегося за хозяйский стол и деловито ставшего черкать схему зала и печки. Ронина склонилась рядом, заглядывая Торигейду через плечо и кое-где внося поправки из-за наличия магической защиты. Она не решилась снимать защиту на время строительства, как делала раньше. Тогда на нее не нападали маги, сейчас же она откровенно побаивалась куда-то выходить и лишаться всех защитных плетений. Хотя уже надо было подыскивать нового алхимика, поскольку Лориг теперь точно не рад будет ее видеть… если он еще жив. Наверняка магистр замял это дело и уничтожил все улики еще до прибытия городской стражи, но мало ли. Ей бы не хотелось, чтобы Лориг, в принципе, безобидный ловелас, погиб из-за ее недальновидности. Но сделанного назад не воротишь, поэтому магичка решила, что как только освободится, так сразу и займется поисками подходящего алхимика, не слишком честного и порядочного, но и не мрази.
Закончив со схемой печи, гном запросил кирпичи и соединяющий раствор, поскольку возвращаться в родной город и брать оттуда все необходимое ему показалось слишком рискованно. Так соврет что-нибудь про занятость, а иначе скажут, что он ворует. Ронина нашла ему все необходимое и достала через портал. Заодно достала и пару мешков с крупами эксперимента ради, а после добыла из чьего-то сарая мешок с зерном вместо муки. Впрочем, унывать по поводу неудачи магичка не стала, решив, что зерно – прекрасный индикатор мутаций и на его примере можно будет разобраться с тем, что творится в их лесу.
Она наказала эльфу помогать Торигейду с печью, и сначала гном откровенно удивился такой блажи, поскольку где ж это видано, чтобы гномы и эльфы работали сообща. Но так как ослушаться Истираль не смог, то все равно приступил к работе, а Ронина обдумывала, где бы спереть кусок земли так, чтобы это не вызывало подозрений. И желательно земли подальше от родной башни. Так что ей пришлось потратить резерв еще и на вырезание куска почвы из поля за дальним селением у черта на рогах. Это заняло у нее много времени, поскольку пришлось через портал действовать почти ювелирно и очень аккуратно силовым резаком, а потом затаскивать вырезанный пласт левитацией в тот же портал. Ронина уже была не рада своей задумке, но эксперимент превыше всего. Если окажется, что они смогут сами обеспечивать себя хотя бы овощами, это будет величайший прогресс.
Пока она выносила полученный пласт за башню и пристраивала его так, чтобы в него не забрались слизни и прочая мелкая пакость, мужчины почти закончили работу. Да, у них ушел практически целый день, зато Торигейд счел, что долг его клана уплачен сполна, а Истираль радовался возможности нормально готовить. Новую печь поставили подальше от старой, чтобы на нее не попали алхимические выверты хозяйки и все то неаппетитное, что Ронина любила тащить в башню.
– Что ж, спасибо за работу, – Ронина слегка поклонилась гному, выражая свою признательность. Печь и правда оказалась прекрасной, но, к ее сожалению, напомнила ей почти такую же печку дома, возле которой крутилась практически вся жизнь большой деревенской семьи… – Как ваши? Не болеют? Все ли в порядке?
– В полном, – вздохнул Торигейд. – Все здоровы, что вообще поразительно. На зиму закупают припасы и стараются успеть доторговать до тех пор, пока снег не завалит горные перевалы. А еще два дня назад наши стражи поймали дроу. Самого настоящего. Только больного на голову, – гном выразительно покрутил пальцем у виска, чем вызвал смешок у Истираля и легкую улыбку у Ронины.
– А с чего вы решили, что он больной? – спросила магичка, продолжая улыбаться. Дроу любили баловаться всевозможными средствами для затуманивания рассудка, в том числе вытяжками из грибов, мха и всякой отравляющей гадости, от которой обычный человек и светлый эльф могли помереть за несколько минут. Впрочем, к ядам у этих подземных обитателей тоже был отменный иммунитет из-за постоянных интриг и попыток отравить друг дружку.
– Да дурной, что их ящеры! – Торигейд хлопнул ладонью по бедру, высказав полное презрение к эльфу. – Шатался на границе, фактически зашел на нашу территорию, почти не дрался, только одному вояке засадил кулаком в глаз, да и то уже вылечили… И худой… тоще вашего, – гном презрительно скривился – у них тощие мужчины всегда считались больными или увечными, поскольку порядочный гном должен быть крепким, мускулистым и способным махать секирой, боевым и кузнечным молотом, а также работать под землей. Возможно, поэтому они недолюбливали худеньких и слишком стройных эльфов. – Теперь сидит в камере, а мы не знаем, что с ним делать. Если бы убил кого нашего, так мы бы сразу и зарубили. Если бы делал какие-то гадости, например, перекрывал воздуховоды, тоже убили бы. А так у него с собой из оружия один паршивый кинжал был. Совет пока не решил, что с ним делать. И кормить его всю зиму неохота – лишний голодный рот нам ни к чему. И убивать вроде как не за что.
– Может, он беглый вообще? – предположила магичка, поскольку знала, что у дроу тоже жизнь не сахар. И если гномы еще худо-бедно шли на контакт, то эльфы предпочитали обходиться своими силами, будучи слишком гордыми, чтобы с кем-то сотрудничать.
– Да пес его знает! – отмахнулся Торигейд. – Хотите, проведу, покажу… может, скажете, куда его девать. Или вообще советники и король разрешат забрать его на опыты. Вам второй ушастый не помешает, – он крякнул, радуясь удачной шутке. Ронина тоже усмехнулась, представив себе еще и темного эльфа в башне. Они ж ее тут вдвоем доконают своими выходками. И если Истираля еще можно было перевоспитать благодаря ошейнику, то темный так и останется вредным пакостником.
– А давай посмотрим, – подмигнула она гному. – Все равно без разрешения ваших властей я его забрать не смогу, так как это ваш пленник. А поглядеть можно, вдруг вылечу его. Упился своей грибной настойкой и сбежал из города, у них такое иногда бывает.
– Тады пошли, – Торигейд согласно кивнул и удивленно фыркнул, увидев, как благодаря очищающему заклинанию с его одежды исчезает пыль, капли раствора и кирпичная крошка. Ронина не любила оставлять следы своей и чужой деятельности и решила, что остальным гномам не стоит знать, чем они тут занимались. А после открыла портал в малый зал встреч.
Долго их глава гномьего города держать не стал, лишь сообщил советнику, что госпожа колдунья желает видеть пленника, а дальше разрешил показать ей ушибленного эльфа.
– Сами понимаете, работники из них никакие, пользы от этого парня нам нет, а убить просто так жалко. Вроде как спокойный, – говорил глава – довольно высокий по сравнению с остальными черноволосый гном с легкой сединой на висках. Одет он был получше рабочих и мастеров, но не слишком пышно, да и особых украшений не имел, лишь носил при себе короткий топорик с алым драгоценным камнем в рукояти.
Ронина лишь кивала, даже не представляя, что там увидит. То ли пьяного дроу, то ли сбежавшего отступника. В принципе, пьяницу могли потом выменять у родственников на что-то полезное, если он, конечно, будет нужен своим матронам. А если нет, то за него не дадут и ядовитого гриба. А вот отступник не захочет, чтобы его выдавали, еще, чего доброго, устроит бучу, кого-то убьет или сам убьется об гнома-охранника, чтобы не возвращаться на родину. И в принципе, магичка таких ребят понимала. Многие дроу-отступники жили в приграничных городах возле ее леса, поскольку в крупных городах и столице темных эльфов не жаловали вовсе. А на границе с другими королевствами их мечи и кинжалы ценились не меньше, чем мечи и луки светлых. Да и цвет кожи роли уже не играл…
Городской глава был так любезен, что провел всю любопытную троицу к пленнику в темницу. И если ранее гномьи темницы пугали возможных пленников, то теперь они представляли собой больше склады припасов и всякого барахла, чем полноценную тюрьму.
– Извините, давненько у нас пленников не было, – развел руками глава, обходя целую гору мешков с зерном.
Пара стражей уныло таращилась на пришедших, стоя у запертой снаружи на засов двери. Ронина оценила расслабленный вид ребят и решила, что дроу там или помер, или активно изображал собственную кончину, поскольку живого эльфа охраняли бы намного тщательнее.
– Ну как он? – спросил глава, глядя на стражей. Те вытянулись и подобрались при виде высокого начальства, магички и светлого эльфа. Впрочем, на Истираля они смотрели достаточно презрительно, мол, будешь бузить – окажешься в камере рядом. Но тот сделал вид, что не заметил подобного отношения.
– Да сидит тише мыши, наверное, даже не дышит, – грустно ответил страж, стоящий справа. – Понятия не имею, чего мы его так охраняем. Лучше бы границы патрулировали…
– Ну-ну, не спеши, Родир, – глава похлопал его по плечу и убрал засов, а после открыл дверь хитро выкованным ключом. – Посмотрите, госпожа колдунья, вот этот эльф.
Ронина недоверчиво прищурилась – в темнице оказалось темно, но когда Торигейд протянул факел, то свет ослепил и ее, и пленника, и уже привыкших к темноте стражей. Внутри что-то тихо звякнуло и шмякнулось на каменный пол.
– Тьма изначальная… – почти молитвенно прозвучало в тишине.
Магичка наконец-то проморгалась и смогла разглядеть стоящего на коленях узника. Это был типичный темный эльф с остриженными белыми волосами, темно-серой кожей и алыми, словно ее кровавые амулеты, глазами. Насколько она знала, такие глаза позволяли дроу отлично видеть в темноте, но на поверхности они часто слепли, особенно в солнечные летние дни или же когда выбирались зимой на заснеженные равнины.
– Отступник, – тихо шепнул Истираль хозяйке, кивнув на короткие волосы эльфа.
– Вижу, – так же тихо ответила Ронина, глядя на пленника. Одет он был в какой-то невзрачный костюм, скорее всего, из шкур местного подземного животного, поскольку тот облегал фигуру эльфа почти впритык. Оружия у пленника не было, а его запястья и лодыжки гномы заковали в прочные толстые кандалы, которые не тронуло время и всеобщее запустение тюрьмы.
– Я вижу истинную тьму, добрую тьму… – забормотал дроу, неотрывно глядя на магичку. У той даже мурашки пробежали по спине от подобных слов.
– Я ж говорил – он не в себе, – поморщился Торигейд, с презрением глядя на пленника. – Несет какой-то бред.
– Погоди-ка, – Ронина шагнула ближе и опустилась на корточки перед эльфом. Тот опустил взгляд в пол, как и полагалось при встрече с женщиной. Вот только магичка никак не могла быть одной из его матрон, так что подобные правила в ее случае не действовали.
– Что ты говорил про тьму изначальную? – довольно тихо, но четко спросила Ронина, глядя на наклоненную голову парня. Вблизи стало понятно, что дроу еще молодой, но уже довольно побитый жизнью. По левому уху змеился шрам то ли от кнута, то ли от какого-то другого оружия, спускаясь на шею.
– В вас истинная добрая тьма, – ответил тот, не поднимая глаз, – такая, как должна быть. Я рад, что перед смертью смог ее увидеть.
– Почему ты считаешь, что умрешь?
– Потому что я беглец и отступник. И я в плену у гномов, – он развел руками, отчего цепи звякнули.
Ронина задумчиво протянула руку и взялась сканировать эльфа. Тот лишь прикрыл глаза, позволяя делать с собой все, что угодно. Магичка нахмурилась – эльф был совершенно здоров, не считая застарелых увечий, трезв и отчасти нормален, если так можно назвать того, кого воспитывали с самого рождения в рабском поклонении матронам и жрицам.
– Он не сумасшедший, не пьяный и даже не стукнутый по голове, – громко заявила она для гномов.
– Ну и что нам с ним делать прикажешь, а? – городской глава недовольно сложил руки на груди. – Толку с него ноль, ума, что у моей шапки, и хилый к тому же…
– Заберите его на опыты, – буркнул Торигейд. – И нам кормить не надо, и грех на душу брать не станем. Не убьем же мы безоружного.
– Можно выпустить его и дать оружие, – подал голос Истираль, но тут же втянул голову в плечи.
– Госпожа колдунья, ты бы приструнила своего ушастого, а то мы тут и ему оружие дадим. И устроим бой между эльфами. Узнаем, кто лучше – светлый или темный, – предложил городской глава. Истираль дернулся, как от удара, но все же смолчал.
– Никто никого убивать не будет. Я не для того два месяца учила этого придурка, чтобы его зарезал дроу, – отмахнулась Ронина, а после обернулась к пленнику: – Скажи, что ты умеешь? Колдовать можешь?
– Могу немного зачаровывать… – голос эльфа сорвался на хрип. – Я не хочу никого убивать. Поэтому меня и гнобили. Позвольте быть полезным… – он молитвенно сложил руки и прижал кулаки к груди, как будто сидел не в тюрьме, а в храме своей богини.
– Что ж… думаю, ты сможешь приносить пользу уважаемым гномам. Я пока что второго эльфа физически и морально не потяну, – Ронина проигнорировала гномьи смешки, прекрасно зная, о чем подумали эти похабники. Она-то подразумевала, что ее сил не хватит выдерживать еще одно ушастое недоразумение. – Но если ты станешь зачаровывать оружие гномам и приносить им пользу, то сможешь спокойно здесь жить. Ну, а чтобы у нас не было проблем, то я на всякий случай возьму немного твоих волос и крови.
– Сколько вам будет угодно, – эльф протянул обе руки, но магичка лишь поморщилась и скривилась – такая жертвенность ей тоже претила. Пожалуй, перевоспитывать темного было еще сложнее, чем светлого.
– А что если… – Истираль получил пинок в бок от Торигейда, охнул и умолк.
– Ну, договаривай, – велела Ронина, сколдовав себе небольшую плошку для крови, а после чиркнула кинжалом по запястью дроу и стала дожидаться, пока наберется нужное количество для заклинаний.
– Что, если на него надеть второй ошейник? – выдал предложение Истираль.
– Обойдется, – отмахнулась магичка и заживила порез, а после срезала куцую прядку с виска темного эльфа и стала заколдовывать ее в простейший амулет поиска. – Я его еще недостаточно изучила, чтобы навсегда потерять на еще одном эльфе. А разбирать артефакт на живом существе… думаю, это слишком опасно.
Закончив с амулетом, Ронина отдала его городскому главе.
– С помощью него вы будете знать, где находится ваш подопечный. А сейчас я сделаю кое-что, что поможет ему осознать всю важность происходящего, – с этими словами магичка склонилась над пленником и начертила ему на лбу его же кровью руну подчинения. – Это не рабский ошейник, но она не даст ему сбежать. А если же он попытается, то окажется у меня. Так что вы будете знать, где его искать, в любом случае. И кстати, да, – она подняла вверх окровавленный палец, стараясь добавить больше веса своим словам, – если ему будет угрожать опасность или же вы с ним станете плохо обращаться, то он тоже окажется в моей башне. Это не портал, это мгновенное перемещение. Так что в ваших интересах вести себя хорошо. Всем, – веско закончился магичка и вздохнула.
Истираль откровенно не понимал, зачем она это делала для обычного темного эльфа, не обладающего сильным даром и даже не являющегося опытным воином. Впрочем, опытного воина гномы бы просто задавили числом и зарубили еще на границе. А этого… фактически мальчишку просто поймали, как дети ловят на улице котят и щенят, сугубо из любопытства и от скуки.
– Чем тебе так глянулся этот темный? – на выходе спросил Торигейд, когда стражи взялись расковывать неустанно бормочущего благодарности дроу.
– Не люблю убийства ради убийств, – пожала плечами Ронина. – И вообще всю эту ерунду с верой темных эльфов не люблю. Он еще молодой, намного моложе Истираля, его можно обучить и перевоспитать. К тому же… что-то в нем есть такое… – она покрутила запястьем, пытаясь сформулировать мысль, – …важное. Нельзя его пока убивать. Быть может, он в будущем где-то сыграет свою роль.
– Тебе просто понравилось, что он стоял перед тобой на коленях, – фыркнул Истираль, ощущая уколы ревности. Стоит гномам только избить этого темного, и он окажется у них дома. И конечно же, Ронина не отдаст его обратно. И тогда им придется как-то выживать втроем.
– Что бы ты знал, для темных это обычная практика, – вздохнула магичка, радуясь тому, что они наконец-то идут на выход и можно будет избавиться от гнетущего чувства, которое возникло у нее в казематах. Все же там умерло слишком много живых существ. – Так что для него встать на колени, что тебе молоть языком. А вот про тьму изначальную мне интересно. Такого мне еще никто не говорил.
– Вообще-то дроу сами по себе темные, какая еще им тьма нужна? – заворчал Торигейд, когда они вышли из тюремных коридоров и стали возвращаться в сторону жилых городских улиц.
– Понятия не имею, – отмахнулась Ронина, поблагодарила гнома и открыла портал домой. Что-то эта странная встреча с пленником ее изрядно утомила. Да и незавершенный ритуал требовал довести его до конца. С помощью взятой крови следовало привязать слепок ауры эльфа к башне, чтобы его не размазало во время спонтанного перемещения. А еще нужно было посадить зерно на той принесенной почве. Так что работы хватало.
Но заняться делом сразу после выхода из портала не дал Истираль, затормозив хозяйку рукой.
– Зачем ты это сделала? – спросил эльф, сверкнув глазами.
– Что? Спасла жизнь темному? – ухмыльнулась магичка. – Быть может, потому, что он темный?
– Ты даже имени его не знаешь! – выкрикнул эльф, глядя на Ронину с укором и затаенной болью в глазах.
– И что? Это не делает его плохим. Когда захочет, тогда и назовется, а нет, так придумает себе какое угодно имя или гномы сами назовут. Не будут же его звать Эй Ты Иди Сюда, в самом деле, – Ронина повернулась и поставила плошку с кровью на стол. А после взмахнула руками, делая видимыми защитные плетения башни.
