Текст книги "Подруга Мародеров (СИ)"

Автор книги: Never Died

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 53 страниц)

Её образ однажды станет тускнеть, стираться из памяти, ведь это неизбежно со временем. И будет лишь голос в ракушке, нестареющий вечный голос мертвого человека.

Джеймсу было тяжело. Безумно тяжело. Сириус видел, как тот разваливается на куски. Знал, что если оставить друга, то тот рассыплется, и его будет уже не собрать. И половину своих сил он отдавал на его поддержку, хоть Сохатый старательно и отвергал её.

А вторую половину он предназначал для Эдгара Боунса. В тот миг, когда смертельный зеленый луч пронзил тело Джейн, когда никто в целом свете еще не знал, что случилось, сердце Эдгара разбилось с оглушительным звоном. И он закричал. Он кричал, потому что уже почувствовал. Потому что его половина медали умерла. И вместе с ней умер и он.

И Сириус знал, что у него есть мародёры, у каждого из них есть они четверо. Но не у Боунса. И просто не мог его оставить. Умершего вместе с Джейн, но еще почему-то живого.

Бродяга помнил, каким ярким и жизнерадостным всегда был Эдгар. И потому яснее виделись перемены. Он словно превратился в профессора Гвина. Такой же пустой и погрязший во тьме и боли. Потерянный и расколотый пополам.

И ради этих двоих Сириус был сильным. И он был благодарен Римусу за то, что тот поддерживает Питера, и Эми – что она рядом с самим Лунатиком. Потому что еще и на них Бродяги бы, наверное, не хватило. Ему едва хватало на себя.

Он был сильным, как была Джейн. Но никто не видел, как больно ему было внутри. И если Джеймс мог не скрывать все свое горе, то Сириус не имел на это права. Никто не знал, что Картер была для него не просто подругой. Он любил её. Любил не меньше Джеймса, возможно, даже больше. И потерял. Так и не признавшись. И теперь уже никогда не сделает это.

Да, пытался. Но так погано испугался в последний момент и не смог. Отговорившись какой-то глупостью. И так об этом жалел. Несчастный трус.

Чемоданы Джейн мертвым грузом стояли в углу. Будь воля Сириуса, он бы не желал их видеть. Но так захотел Джеймс. А спорить с ним Бродяга не мог.

Он встал с кровати, отложив ракушку, и подошел к вещам. Перед глазами тотчас всплыли заплаканные Лили и Амелия в тот момент, когда они спускались с чемоданами по лестнице. Джойс все пыталась поймать его взгляд. Единственная, кто знал, как ему было тяжело. И потому он так тщательно её избегал. Жалость – не то, в чем он нуждался.

Рука мягко скользнула по молнии. Тихий звук. Внутри лежали небрежно брошенная одежда, книги, тетрадки. Запустив руку во все это, Сириус вытащил смятый синий свитер. Джейн надевала его лишь раз, но зачем-то возила с собой.

Руки дрогнули, когда Бродяга развернул его. Белые снеговики с глупыми улыбками смотрели на парня. Рождество на пятом курсе. Первое огненное виски. Снегопад. Танцы у елки. И это странное, почти волшебное совпадение, что Сириус и Джейн купили одинаковые свитера, не сговариваясь. Бродяга не помнил всего, что было той ночью, но знал, что именно тогда, глядя в отражающиеся в карих глазах новогодние огоньки, понял, что попался – влюбился, окончательно и бесповоротно. И так легко, без сопротивления, позволил себе утонуть в этой любви.

Впервые в жизни он поддался чувствам. Всегда избегал привязанностей, кроме дружбы с мародёрами, но Джейн он был готов доверить всего себя. В любом качестве.

И вот теперь она мертва.

– Я люблю тебя, – прошептал он высохшими губами и быстро облизнул их кончиком языка. – Люблю, Джейн.

Лицом уткнулся в мягкую синюю ткань. И медленно сполз по стенке, поджав колени к груди.

Он был сильным ради других. Но сейчас, когда никто не мог этого видеть, он позволил себе немного ослабить контроль и поддаться горю. Хоть на мгновенье.

– Прости, что не сказал тебе, – выдохнул он в свитер. – Я так люблю тебя, Котенок. И ничто это не изменит. Никогда.

Люди напрягали его. Своим шумом. Своим смехом. Своей жизнью.

Как могли они быть живы, как могли радоваться чему-то, когда Джейн Картер мертва? Их мир не изменился. Им было все равно. Но его мир никогда не станет прежним.

Джеймс не знал, куда шел. Просто переставлял ноги, заставляя себя создавать видимость жизни. Чтобы никто не мог понять, как давно он начал падать в пропасть.

Они ведь только помирились. Только прояснили всю правду между собой. И собирались поговорить.

«– Мы ведь… еще поговорим, да? – Да. У нас же для этого впереди вся жизнь».

Нет у нас с тобой жизни, Джейн. Больше нет. Ни одной секунды. Но я отдал бы все на свете, весь мир, за тебя. Чтобы у тебя эта жизнь была.

Идиоты. Они жалели о времени, что потеряли, не зная, что и в будущем времени у них больше нет. Не нужно было тогда её отпускать. Плевать на Слизнорта. Плевать на весь мир. Надо было просто схватить её в охапку, затащить в тот самый, заветный чулан и поговорить. Обо всем, что было на сердце. Кричать, плакать, шептать – что угодно. Но теперь этот разговор так и останется в пустоте. Несбывшийся. Вместе с разбитыми мечтами. Вместе с домом с белым забором и собакой у крыльца.

«Четырнадцатилетняя Джейн сидела на подоконнике и рисовала. Джеймс с разлохмаченными отросшими волосами незаметно подкрался сзади и тихо прошептал заклинание. И тотчас карандаш девочки вырвался из её пальцев и начал выплясывать над бумагой в опасной близости с ее поверхностью, грозясь вот-вот коснуться грифелем листа и испортить рисунок.

Джейн попыталась схватить карандаш, но тот каждый раз ловко уворачивался от ее пальцев.

– Поттер! – воскликнула она с поддельным возмущением, заметив друга. – Немедленно прекрати.

– А ты поймай его, Картер, – весело ответил Джеймс, выходя из укрытия. – Ну же, Джейни, давай. Напряги свои мышцы. Считай, что это тренировка перед матчем.

– Так ловец у нас ты, – парировала Джейн, пытаясь ухватить карандаш.

– Не занудствуй.

Карандаш пролетел под самым носом девушки и попытался подрисовать ей на лице усы. В этот момент Картер резко вытянула руку, пальцы скользнули по кончику прикрепленного сверху ластика. Карандаш сбился и полетел вниз. Джеймс едва успел взмахнуть палочкой, чтобы вновь поднять его, но грифель успел чиркнуть по бумаге, оставив поперек озера жирную черную линию.

– Джеймс! – тотчас заорала Картер, вскакивая с подоконника. – Ты испортил мой рисунок. Я убью тебя!

И бросилась за другом. Джеймс со смехом помчался прочь от неё, зная, что в итоге все равно получит заслуженную взбучку, и в глубине души жалея, что испортил рисунок».

Джеймс замер перед окном, глядя на озеро. Это было три года назад, но вид отсюда совсем не поменялся. То же озеро, тот же лес. Джейн любила вид именно из этого окна. Она всегда говорила в ответ на непонимающе вскинутые брови Джеймса, что здесь самый мягкий переход горизонта и лучший свет. И Сохатый лишь с улыбкой соглашался. Даже если не понимал.

Но он любил, когда Джейн рисовала. Когда говорила об искусстве, вдохновенно и увлеченно. Любил ее пальцы в угле или грифеле. И когда она засовывала карандаши себе за ухо или держала в зубах. Любил слушать ее разъяснения, почему она рисует разными карандашами, хотя они все простые. Когда она объясняла ему тонкости техники. Любил смотреть, как из легких движений складываются невероятные картины, возникают лица.

Пальцы прижались к стеклу. Оно было теплым от солнца. Нагрелось за утро. Джеймс смотрел на то, как синий лес перетекает в голубое небо и почти понимал, что имела в виду Джейн. На мгновенье в голове промелькнула мысль, что девушка будет рада услышать это. Но возникшая в душе улыбка тотчас разбилась о жестокую правду. Джейн не узнает об этом, потому что её нет. Некому говорить.

Спазм сжал горло. И Сохатый вновь отправился в побег от самого себя. Ноги автоматически понесли его привычной дорогой в общую гостиную. Около портрета он замер, напряженно вспоминая пароль. Но вместо нужного слова в голову лезло совсем другое.

« – Золотой дракон? – с надеждой спросила у Полной Дамы Джейн.

Женщина на портрете картинно вскинула левую бровь.

– О! Я тоже хочу так научиться! – восхищенно выдохнула Картер.

– Отлично, давай только не в три часа ночи и не здесь, – фыркнул Джеймс. – Не хватало еще попасться Филчу.

– Тогда тоже вспоминай пароль, – огрызнулась Джейн.

– Безоаровый камень? – предположил Поттер.

– Нет, – цокнула языком Полная Дама. – Молодые люди, мне всю ночь вас ждать? Третий курс, пора бы уже понять, что без пароля вам делать нечего.

– Тшш! – хором шикнули на неё мальчик и девочка. И вновь принялись вспоминать, по очереди предлагая самые невероятные варианты пароля».

– Эй, ты в порядке? – голос Полной Дамы вырвал Джеймса из воспоминаний. Зрение сфокусировалось, и он бессмысленно уставился на портрет.

– Абиссинская смоковница, – ровно произнес он, раздражаясь от этих сочувственных взглядов. Проход открылся, впуская юношу внутрь.

И Джеймс вошел. Туда, где каждая молекула воздуха дышала воспоминаниями. Прошлым. Оно оживало, затмевая собой настоящее. И если бы у Сохатого был выбор, он бы остался в этом прошлом. Потому что здесь и сейчас ему было слишком больно, чтобы жить.

Питер, Сириус, Римус и Лили сидели все вместе. Они разом обернулись к нему. И Лунатик двинулся навстречу.

– Джеймс, – мягко позвал он. Сохатый натянул губы, но улыбнуться совсем не получилось. Да и зачем? Кого он собирался обманывать?

– Пойдем к нам, – позвал Римус.

– Я хочу спать, – соврал Джеймс. – Увидимся позже.

Он хотел добавить «Я в порядке», но не смог. Он не в порядке. Никто из них не в порядке.

Подниматься по лестнице было тяжело. Словно Джеймс шел на эшафот. И порой ему казалось, что так было бы легче. По крайней мере, это прекратило бы его страдания.

На пороге он застыл, вновь рухнув в пропасть.

«Это было первое Рождество в Хогвартсе. Мародеры остались здесь ради Римуса. В смешных шапках, веселые третьекурсники, они радовались подаркам и тому, что просто вместе.

На Джеймсе была красная шапка Санта-Клауса. А в волосах Джейн запутались блестящие конфетти из хлопушки. Она смеялась, и от её рук так приятно пахло мандаринами.

– Мародеры навсегда! – воскликнула Джейн. Весёлая, счастливая. И её улыбка заставляла Джеймса улыбаться в ответ. Всегда.

– А знаете, что? – Поттер хитро оглядел всех присутствующих.

– Что? – улыбнулся Римус. И Джеймс медленно оглядел друзей, остановив взгляд на искрящихся счастьем глазах Джейн.

– Сейчас и потом, когда мы вырастем, мы будем самыми счастливыми, – обещал он».

Не будем.

Джеймс вынырнул, чувствуя, что задыхается. И взгляд его, потерянный, в поисках спасения от затягивающей в прошлое памяти, наткнулся на раскрытый чемодан Джейн.

Прошлое со звоном откатилось в сторону. Ноги вмиг стали деревянными, а в горле пересохло. Джеймс так долго бежал от воспоминаний, но они всегда догоняли его. И вот теперь они дышали уже не в спину, а прямо в лицо.

Он боялся того, что с ним станет, если он прикоснется к вещам девушки. Но сейчас вдруг ощутил почти непреодолимое желание к ним прикоснуться. Медленно и настороженно он приблизился и отбросил крышку чемодана в сторону. А затем сел перед ним на пол.

И вдруг совершенно неожиданно такое простое действие как перебирание вещей принесло облегчение. Одежда Джейн еще хранила ее запах. Уголки книг были загнуты там, где Картер закончила их читать. Конспекты лежали смятой кучей, ненужные и бесполезные теперь.

Под руки Сохатого попалась тонкая зеленая ткань. В этом платье Джейн упала в озеро. С тех пор Джеймс ненавидел эту одежду, и Картер рискнула появиться в ней после этого еще только раз. В тот день они опять поссорились. Боже, как же часто они ругались. И почти всегда из-за такой ерунды. Как правило, из-за бессмысленной ревности. Оба собственники до мозга костей. Ревнивцы.

Следом Джеймс вытащил другое платье. Красное. И сердце его закровоточило сильнее. В этом наряде Джейн собиралась пойти с ним на бал. Но в итоге так его и не надела.

До самой ночи Сохатый просидел на полу, разбирая вещи девушки и предаваясь воспоминаниям. Найдя альбом с рисунками, он уселся удобнее, опираясь спиной на стену и пропал. Джеймс мог бы точно сказать, когда сделан каждый из них. Он помнил это. И глаза болели от непролитых слез. И только сердце рыдало навзрыд.

Он слышал, как поднялся Сириус, постоял у него за спиной и ушел, и был благодарен другу, что тот не стал вмешиваться.

Когда за окном стемнело, а тело совсем затекло, Джеймс закрыл чемодан и на тяжелых ногах прошел к своей кровати. Рухнув на нее, он устремил взгляд за окно, на чёрное небо. И в душе его была такая же тьма.

Его сердце плакало. И болело. Джеймс знал, что это в нём никогда не пройдет до конца. Но сейчас, слишком поглощенный своей пустотой, он просто не мог думать о будущем. Потому что его не отпускало прошлое.

Подмигивая, на него смотрели звезды. И Джеймс без труда смог найти ту самую, особенную, что когда-то подарил Джейн.

Он держался весь день, но сейчас, глядя на мигающий огонек, так похожий на блеск глаз Джейн, очередной стержень ломался. И Джеймс ощутил, как по щекам одна за одной робко стекают тихие беззвучные слёзы, полные горя и боли. Он потерял ту, кого любил больше всех. Ту особенную, кого никогда не сможет забыть.

Тогда, на пятом курсе, глядя в небо, ни Джеймс, ни Джейн не понимали, что эта звезда и была началом их истории любви. И вот сейчас эта история закончилась. Теперь уже совершенно точно – навсегда.

========== 100. ==========

***

– Доброе утро, соня, – нежный, полный любви голос пробился сквозь сон. А затем теплые мягкие губы коснулись щеки. Джеймс заворочался с довольной улыбкой, не открывая глаз.

– Ты проспал завтрак,– продолжила девушка. Джеймс чувствовал, как её пальцы перебирали его волосы. Лицо ощущало тепло летнего солнца, пробившегося в окно. И Сохатому не хотелось вставать. Потому что ему было безумно хорошо и уютно. Наверное, он мог бы провести так всю жизнь.

– Мы с мародёрами ждём тебя внизу.

Рука исчезла, и Джеймс резко открыл глаза. Не зря он был лучшим ловцом – с легкостью успел схватить уходящую девушку за руку и повалить обратно на кровать.

– Останься, – тихо и даже робко, так несвойственно самому себе, попросил он.

Карие почти золотистые глаза ласково смотрели в ответ.

– Мы не можем лежать здесь весь день, – заметила Джейн.

– Почему?

Девушка мотнула головой, и собранные в небрежный хвостик волосы выбились на плечи.

– Потому что твой дом полон гостей, – ответила она. Джеймс улыбнулся.

– Они не гости. Они семья.

Минуту Джейн просто смотрела в его лицо, и этого Джеймсу было достаточно для счастья.

– Когда я увижу твой дом? – вдруг спросил Поттер. Брови девушки взлетели вверх.

– Это нечестно, ты знаешь в моём каждый угол, а я ни разу не был у тебя дома.

Джейн склонила голову, и в глазах её зажглась хитрая улыбка.

– Однажды, Джеймс Поттер, ты окажешься у меня дома.

Джеймс не мог. Он уже минут пятнадцать стоял перед закрытой дверью и не решался постучать. Едва поднимал руку, как все внутри сжималось от страха, и силы исчезали.

Его однажды настало.

«Сейчас, – упрямо приказал себе Джеймс. – Просто сделай это». Кулак занесся над дверью, но удара не последовало. Вместо этого расслабленная ладонь легла на теплое от солнца дерево. Пальцы коснулись шероховатой поверхности. И остановившееся сердце слабо забилось.

Он не мог. Не мог найти в себе силы сделать это. И не мог уйти. Замкнутый круг. Ловушка. Будь здесь друзья, всё было бы проще. Но он хотел сделать это один, и мародёры уважали его решение.

Внезапно дверь открылась, и рука Сохатого безвольно упала вдоль тела, потеряв опору.

На пороге появилась старушка. Джеймс видел её лишь однажды – на похоронах. Было в ней что-то похожее на внучку. И сейчас она была потеряна и разбита. Лишившаяся сперва сына, невестки и любимого внука, теперь она осталась совсем одна. Получив прощение, она всё потеряла.

– Здравствуйте, – произнес он, и его тихий голос звучал совсем незнакомо. Старушка без интереса взирала на него, вероятно, не вспоминая. Да и вряд ли во время похорон ей было дело до тех, кто был рядом. Пусть даже они были сломлены не меньше, чем она.

– Меня зовут Джеймс Поттер. Я друг Джейн, – имя девушки резало лёгкие раскалённым ножом.

Миссис Картер все так же равнодушно смотрела вперед. Душа её давно покинула этот мир, последний осколок – вместе с внучкой.

– Я знаю, – ответила она спустя пару мгновений. – Вы везде в её комнате.

Старушка отошла в сторону, пропуская Джеймса. И он вошел. Дверь тихо закрылась.

Вот он и здесь.

В прихожей было немного тесно, но чисто и уютно. Воображение сразу нарисовало картинку, как ещё маленькая девочка Джейн бежит по этому коридору, сбрасывая сандалики на ходу и с воодушевлением рассказывая о какой-нибудь проказе брату.

– Её комната наверху, вторая дверь слева, – произнесла миссис Картер всё тем же убийственно ровным тоном. – Не буду мешать.

Но Джеймсу казалось, что это он чему-то помешал. Может, медленному увяданию жизни в этом доме. Бабушка Джейн словно нарочно закрылась здесь, в месте, где был так счастлив её сын с семьей, чтобы умереть. Чтобы отправиться за теми, кто был смыслом её жизни. Разбитая, отчаявшаяся, она страдала от того, что не успела получить прощение, осознавала свои ошибки, которые было уже не исправить. Но вот Джейн успела её простить. Да только и Джейн больше нет. Теперь она на том же кладбище, где её родители и брат, рядом с ними. И эта пожилая женщина, должно быть, мечтает оказаться там же как можно скорее. Теперь это желание – всё, что у неё есть.

Старушка удалилась, оставив юношу одного. Джеймс медленно поднял голову вверх, глядя на уходящие на второй этаж ступени. Рука осторожно легла на перила, и Поттер сделал первый шаг. Дерево жалобно скрипнуло.

Он никогда не видел комнату Джейн, но оказавшись здесь, понял, что именно такой она и должна была быть. Каждый предмет, каждая мелочь, каждая тень – всё здесь дышало той жизнью, что была у Картер, выражало её мир, её саму.

Осторожно ступая по полу, словно боясь, что от шагов что-то может сломаться, Джеймс прошёл внутрь. Медленно он провел пальцами по поверхности стола, засыпанного бумагами, спинке стула. На подоконнике лежали несколько коробок карандашей, краски и кисти. А также знакомый альбом – неизменный спутник Джейн на протяжении всей её жизни. Отражение её мыслей. Её пути. Чемоданы стояли в углу, кажется, пустые. Метла лежала под окном. Должно быть, бабушка разобрала вещи, и сейчас эта комната выглядела так, словно её обладательница просто выскочила в магазин и вскоре вернётся. Ни следа пыли. Ни намека, что здесь больше никто не живёт.

Пока чемоданы Картер стояли в комнате мародёров, Джеймс лишь раз нашел в себе силы просмотреть их, прикоснуться. Он еще помнил ту глубокую стонущую боль в душе, когда делал это. И больше не хотел страданий. Не хотел прикасаться к прошлому, не понимая, что на самом деле и не прекращал этого делать.

Рука прошлась по мягкой заправленной кровати. Но сесть на неё Джеймс не решился. Он лишь поднял голову, глядя на стену, увешанную колдографиями так, что не было видно обоев. Почти с каждого снимка на него смотрело собственное лицо в окружении остальных мародёров. Лишь на паре изображений красовались Амелия и Лили. И с неподвижных маггловских фото смотрели родители Джейн и её брат. С Ником Джеймс так и не успел познакомиться. Но будто знал его благодаря девушке.

Джеймс прошелся по комнате, вдыхая воздух. Голова его была пуста. Не осталось больше ни мыслей, ни страданий. Просто грусть. Длинная тоскливая грусть. Воспоминания о Джейн преследовали его на каждом углу в школе, били по голове и сердцу. И Джеймс бежал от них так быстро, как только мог. Но оказавшись дома, вдруг захотел их снова. Он не двигался больше во времени. Так и застрял в своем прошлом. Хоть друзья и пытались тянуть его вперед. Если не в будущее, то хотя бы в настоящее.

Они сдали экзамены, победили в квиддиче, окончили школу, последний раз проехались на Хогвартс-экспрессе до Лондона, вступили в самостоятельную взрослую жизнь – но только без Джейн. Мародёры без своей подружки. Они были все вместе, впятером, сколько Джеймс помнил. С начала. И почти до конца.

Римус говорил, что на самом деле Джейн всё равно была с ними. И в том финальном матче, и на последнем экзамене, и на прощальном завтраке в школе. Она была в памяти и сердцах друзей. Но Джеймсу не казалось, что этого достаточно. Он хотел стать чемпионом вместе с ней.

Половица позади Сохатого скрипнула. Он обернулся, думая, что миссис Картер пришла выпроводить его из дома. Но это оказалась не она.

– Привет, – робко улыбнулся Джеймсу Эдгар Боунс.

– Привет.

Поттер не испытал удивления. Он еще слишком явно видел, каким сломленным, по-настоящему уничтоженным был этот парень после смерти Джейн. Как стремительно он превратился в подобие Гвина – падал и падал в темноту и боль. Наверное, только увидев это, Джеймс понял, как сильно Эдгар любил Джейн. Он знал это всегда, особенно, после того, как Боунс открыл Джеймсу правду, рискуя своей дружбой с девушкой ради её счастья, после того, как нашел ей лекарство, не сдался. Но теперь Поттер видел больше. И любовь эта была выше той, что бывает между парнем и девушкой. Она была чем-то большим, что Джеймсу не дано понять. Может, и испытать тоже. И если бы не Сириус, бросивший все свои силы на спасение души Эдгара, неизвестно, что бы случилось. Быть может, еще чьи-то похороны… А так – еще один Гвин.

– Как ты, Джеймс? – тихо спросил Боунс. Сохатый прищурился, внимательно всматриваясь в его лицо и пытаясь увидеть того знакомого раздражающего когтевранца. Но не смог. Что-то умерло в Эдгаре навсегда. Его глаза не горели, как прежде, и даже цвет их из бирюзового стал каким-то тусклым, почти серым. Словно покрылся льдом. Лицо вытянулось. И улыбка казалась приклеенной и вымученной. Не искренней. Не той, которую любила Джейн.

И Джеймс собирался сказать что-то типа «нормально», но вместо этого произнёс:

– Не знаю. А ты?

Эдгар не ответил. Он прошел вперед, приблизился к столу и медленно опустился на стул. Ладонь его легла на столешницу, и пальцы как-то машинально стали перебирать край свернутого свитка бумаги.

– Я навещаю миссис Картер, – произнёс Боунс спустя пару минут молчания. Джеймс посмотрел на него с удивлением, но не поймал ответного взгляда. Эдгар опустил глаза на свои руки, и на губах его застыла тень улыбки.

– Она рассказывает мне о Джейн, о сыне, – продолжил он. – Думаю, ей так легче. Я помогал ей разбирать вещи Джейн. Так она словно еще может вернуться, правда?

Джеймс почувствовал, как сжалось горло. Он кивнул несколько раз и лишь после осознал, что парень не смотрит на него. Тогда с трудом прохрипел:

– Да.

Сохатый подошел к окну и оперся на подоконник. Руки его скользнули к альбому. Но не решились прикоснуться. Эдгар, уже поднявший глаза, заметил это.

– Слушай, Джеймс, – и в тоне его промелькнули знакомые Боунсовские нотки. Должно быть, именно так он вправлял мозги Джейн. Этим голосом. Этим взглядом.

– Что?

– Я знаю, ты любил её, и она любила тебя. Но чтобы ты знал, она никогда не винила тебя за то, что ты с Лили. Она всегда хотела тебе только счастья. И была очень рада, когда ты нашел его с Эванс. Я помню, вначале ей было больно видеть тебя с ней, но после… Она приходила ко мне, мы гуляли и говорили обо всём. Чаще всего – о тебе. И со временем это перестало приносить ей боль. Она улыбалась, когда вспоминала, каким счастливым ты стал с Лили. Она отпустила тебя, разве ты не понял?

Дышать стало сложнее. Джеймс не понимал, зачем Боунс говорил ему это. Или не хотел понимать. Но в груди сдавило тяжестью, уже знакомой. И в лёгких стало покалывать. Неприятное чувство.

– Зачем? – выдохнул Джеймс, невольно хватаясь рукой за грудь. Эдгар уставился на него, не понимая, своими большими и внезапно вновь раздражающими всепонимающими глазами. Он не должен так всё понимать. Они не друзья вовсе.

– Зачем ты говоришь мне это? – сумел-таки выдавить фразу целиком Поттер.

– Не знаешь, разве? – вопросом на вопрос ответил Боунс. И качнул головой, когда встретил искреннее недоумение Сохатого. – Она умерла, Джеймс. Она. А не ты. Не я. И никто другой. Она. Её теперь нет. И я потерял больше, чем ты… – голос сорвался на миг. – У тебя всё ещё есть друзья, есть любимая девушка, ты не один. И ты не можешь падать в пропасть, когда все они хотят тебе помочь. Не можешь отталкивать их. Они тоже любили её. Представь себе, Джеймс. Не ты один её любил.

Эдгар покачал головой. И в глазах его мелькнули слёзы. Но он их словно и не заметил.

– Джейн хотела, чтобы ты был счастлив. Она всё для этого делала. И ты теперь мучаешь себя напрасной виной. Ты не мог её спасти. Ты простил её, и это главное, что могло случиться. Я же вижу, как тебе больно. От воспоминаний. От прошлого. Но разве она была только болью в твоей жизни? Нет же! Так не пора ли смириться с тем, что её нет. И пойти дальше.

– Как сделал ты? – рыкнул Сохатый с внезапной злостью. – Если ты застрял в этом, почему мне нельзя?

Эдгар моргнул с абсолютным равнодушием на лице.

– Куда мне идти? – спокойно ответил он. Но за ровным голосом сквозила нечеловеческая боль. – К кому?

И Джеймс не знал, что на это ответить. А Эдгар словно и не заметил своей боли. Эта привычка у них с Джейн общая – спасать других, жертвуя собой.

– Ты не виноват, что её больше нет, – продолжил когтевранец. – И тебе, и твоим друзьям пора жить дальше. Больше месяца уже прошло…

– Ты не понимаешь, – устало огрызнулся Джеймс. – Если бы я знал, как…

Он же не дурак. Он видел всё, что говорил Боунс, в глазах друзей. Только те не решались сказать, быть такими прямолинейными как этот когтевранец. Но если бы всё было так просто.

Джеймса ведь не терзало чувство вины. Это не так. Он не занимался напрасным самобичеванием, реально оценивая ситуацию. Но это странное чувство незавершенности их с Джейн истории оставляло дыру в груди. Она была частью его жизни на протяжении шести лет. И он не мог так просто смириться, что её больше нет. Он скучал по её шуткам и смеху. Просто по ней в своей жизни. Даже если Эдгар любил её больше, он не мог понять, что чувствовал Поттер.

– Джеймс, – Боунс встал со стула и оказался напротив парня, – это нормально – когда больно при потере друга. Но вы давно с ней не были парой. Да, она любила тебя до последней минуты своей жизни. Но ведь ты нет. Уже нет.

Карие глаза встретились с тускло-бирюзовыми. Чёрт, да этот парень разбирается в людях лучше всех, кого прежде встречал Сохатый. Даже лучше Римуса. Половина медали Джейн. Он дополнял её, совершенно не умеющую понимать других и видеть их настоящие чувства.

– Ответь себе на один вопрос, Джеймс, останься Джейн жива, вернулся ли бы ты к ней? – тихо прошептал Боунс. И ладонь его внезапно легла на плечо Сохатого. – Ответь. И сразу поймешь, как тебе жить дальше.

Теплая ладонь с плеча скользнула по шее мимолетным движением и исчезла. Эдгар развернулся и пошел прочь. Уже в дверях его нагнали слова Джеймса:

– Ты думаешь, что у тебя никого нет. Что ты один. Но это не так. Ты ведь знаешь, что он тебя не оставит.

Боунс не обернулся, но Джеймс мог бы поклясться, что тот улыбнулся. И всё-таки ушел. Поттер слышал его шаги по лестнице, приглушенные голоса, а потом как хлопнула входная дверь. И снова воцарилась эта ровная тишина. Дома мертвых.

Руки вновь потянулись к альбому, и на этот раз Джеймс его взял. Последний раз он пролистывал его почти месяц назад, когда вещи Джейн еще стояли в его комнате и в его душе мертвым грузом. Тогда Сохатый его так и не досмотрел – было слишком больно. Осторожно, боясь порвать или испортить, он стал перелистывать страницы, с которых на него смотрели знакомые и не очень лица, привычные школьные пейзажи, наполненные магией и хаосом натюрморты. Сохатый помнил, как создавался каждый из них. И рассматривая, вспоминая, он не заметил, когда начал улыбаться.

Джейн была его лучшей подругой со второго курса. Она поддерживала его шалости, затыкала его, когда он вёл себя слишком некрасиво. Она была пламенем, как и он. Такая похожая, от имени и внешности до характера и привычек. Увлечения, мечты, поведение. Судьбы. Они были как одно целое, разделенное на два человека. Такие одинаковые. Такие вечные – Джеймс и Джейн.

Со дня её смерти Джеймс старался избегать воспоминаний, потому что боялся боли. Боялся, что утонет в прошлом. Но это не было так. И сейчас он ясно осознавал, что всё неправильно понял. А Эдгар Боунс как всегда был прав. Прошлое не топило его. А наоборот – помогало выплыть из тьмы. Оно несло свет улыбкой Джейн, её смехом, их общими шутками. У них была своя история, и она была самой счастливой.

Джеймс не переставал улыбаться, рассматривая рисунки. И слышал в голове голос подруги, живо и ярко рассказывающей о каждом из изображений. Но последние несколько страниц Поттер не видел прежде. После расставания они не так часто были близки. Джеймс не хотел вновь обжигаться, а Джейн не желала ему мешать.

На нескольких листах – узнаваемые пейзажи Хогвартса. Озеро. Вид из окна. Поле для квиддича. Любовь к этой игре – то, что и познакомило на втором курсе Поттера и Картер. То, благодаря чему маленькая Джейн оказалась в уже сформировавшейся компании мародёров. Правда, тогда они ещё так не назывались.

Джеймс не сдержался и фыркнул, вспомнив это. Грязные коленки, дерзкий взгляд, лохматые косички. И первую совместную тренировку. Тогда Джейн первым же ударом при разминке в кругу залепила квоффлом Джеймсу в лицо. Да у него тогда полвечера кровь из носа лилась как из шланга. А потом они что-то праздновали. И Сохатый помнил того карамельного кролика с липкими ушами, которым поделился с Джейн, потому что ей не хватило угощения. И её удивленные круглые глаза, когда она поняла, что он не злится за разбитый нос.

Что-то горячее и влажное стекло по щеке. И круглая капля упала на альбомную страницу. Джеймс моргнул. Он пропустил тот момент, когда глаза наполнились слезами. Но сейчас ему удивительно не было больно. Грустно, да. Но внезапно легко.

Не нужно было бежать от воспоминаний. Особенно, от счастливых.

Джеймс перевернул страницу и увидел Сириуса. Довольная улыбка, горящие глаза. Такой настоящий, каким Сохатый знал его всю жизнь. Каким знала его и Джейн.

Но над следующим рисунком Поттер замер, и в груди его вновь кольнуло. Только на этот раз непонятно отчего. С листа улыбался сам Джеймс. Вместе с Лили. Сохатый и не знал, что подружка их рисовала.

Тот Поттер, на картинке, обнимал Эванс и нежно целовал её в волосы. И Джеймс удивился, каким счастливым, спокойным и свободным он тут был. Словно увидеть себя со стороны. Был ли он таким, когда встречался с Джейн?

Джеймс еще раз внимательно взглянул на рисунок. Расслабленная умиротворенная поза. Нежные объятья. Любовь и тепло во взгляде Лили. И его собственное лицо… Оно правда было таким? Таким живым, таким прежним? На самом деле? «Останься Джейн жива, вернулся ли бы ты к ней?» – прошептал в голове голос Эдгара Боунса.