Текст книги "С привкусом кофе (СИ)"
Автор книги: Немая реальность
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 44 страниц)
========== Пролог ==========
Люди любят повторять, что перемены – это всегда к лучшему… На самом деле это означает, что с тобой произошло нечто, чего ты вовсе не желал.
–You’ve Got Mail
– Пожалуйста, кладите свой багаж на ленту, а сами пройдите к металлоискателю. Спасибо, – блондинка смотрит куда-то мне в переносицу, когда произносит эти слова. Голос у неё настолько механический, что возникает сомнение насчет её человечности; слова эти отработаны до автоматизма и звучат как-то грубо, но я всё равно делаю то, что она велит. Моя сумка опускается на автоматическую ленту и доезжает до места осмотра, где охранник с помощью компьютера смотрит её содержимое. – Сюда, – указывает мне блондинка, и я подхожу к ещё одному охраннику, который приказывает мне встать на нужное место.
– Руки в стороны, – говорит мужчина, проводя металлоискателем вдоль моего тела, а у меня остаётся чувство, будто меня облапали. – Всё чисто, можете проходить.
Я забираю сумку и иду прочь от всех этих жужжащих предметов. Смотрю время на наручных часах, прикидывая, приехало ли заказанное мной такси. На телефоне высвечивается сообщение с номером машины, приехавшей на место. Я вглядываюсь в жёлтые автомобили, отыскивая LN 78990. Такси стоит у входа, и водитель, опираясь о руль, курит в приоткрытое окно. Открываю дверь заднего сидения, кладу сумку рядом с собой.
– Куда ехать? – спрашивает таксист, бросая бычок в окно и закрывая его с помощью кнопки.
Я называю адрес дома, и машина трогается с места. От перелёта болит голова, поэтому прикрываю глаза, пытаясь отдаться тишине. Таксист, к счастью, музыку не включает и говорить не хочет.
Возле дома расплачиваюсь и забираю свою сумку. Мужчина желает мне удачи и уезжает. Я смотрю на белый забор перед домом, пытаясь припомнить, когда видела его в последний раз. Калитка поддаётся легкому толчку и пропускает меня на территорию дома. Осматриваю пространство, которое совершенно не изменилось за пару лет: всё та же мощёная белым камнем дорожка, зелёная лужайка и кусты с какими-то розовыми цветами, название которых я не в силах запомнить. И дом тоже совершенно не поменялся. Открываю дверь своим ключом и вхожу в просторную гостиную, напоминающую холл больницы (на мой взгляд, слишком стерильно для жилого помещения, но маме нравится). Я снимаю свои кеды, отставляя их в сторону, и прохожу дальше. Дома никого, но это ожидаемо. Кладу свою куртку на мягкое кресло кремового цвета и отправляюсь осматривать комнаты, полностью убеждаясь, что всё здесь осталось таким же, как и пару лет назад. Возможно, отсутствие перемен – это свидетельство того, что здесь практически никто не живет. Мама в постоянных разъездах по стране и за её пределами из-за работы, и поэтому дом пустует, лишь домработница приходит два раза в неделю – по понедельникам и пятницам, – чтобы стереть пыль с мебели и выкинуть испортившиеся в холодильнике продукты. И, к слову, такая перспектива не вызывает у меня какого-то восторга, потому что находиться в пустующем доме не самое приятное ощущение в жизни. Но я стараюсь отбросить слишком пессимистичные мысли и усаживаюсь на мягкий диван того же цвета, что и кресло. В голову лезут непрошеные воспоминания о моей чердачной комнате, заваленной всякими безделушками и мелким мусором, которые создавали домашний уют. Друзья, приходившие ко мне, всегда отмечали теплоту помещения и какое-то странное гостеприимство комнаты. Теперь же я знаю, как будет выглядеть моя нынешняя комната: чистая, по-больничному стерильная и совершенно необжитая, хотя мама и сказала, что я могу делать там всё, что необходимо для моего комфорта, засорять её я не собираюсь. В этом доме вообще всё слишком чистое и чужое, отчего возникает чувство, будто я на осмотре у стоматолога.
Я подхватываю свою сумку и куртку с кресла, окончив осмотр дома (который оказался довольно знакомым и не перетерпел никаких изменений, даже цветы те же самые), и направляюсь вниз по лестнице, отделанной под светлое дерево, в свою комнату.
Осматриваю пространство, слегка поджав губы: голый матрас лежит на кровати – на нем белое постельное белье, – стол цвета лестницы, стены такие же белые со вставленными деревянными панелями, канцелярский набор на столе, пустой шкаф для книг и гардероб; всё до жути новое. Я ставлю сумку на пол – это всё, что я смогла увезти в руках, остальные вещи и клетка с Тоффи должны приехать ближе к вечеру. Заняться мне совершенно нечем, и я решаю разложить привезенные мной скромные пожитки в виде ноутбука, пары футболок, одних джинсов, двух комплектов нижнего белья и пары носков. Всё это занимает такое жалкое место в шкафу, что выглядит как-то вульгарно на фоне чистой комнаты. С постельным бельём мне приходится немного повозиться, потому что с надеванием пододеяльника я явно не преуспела. Кое-как справившись с простынёй, усаживаюсь за белый крутящийся стул и открываю крышку ноутбука. Телефон издаёт короткий сигнал с сообщением, оповещающим меня о том, что вещи доставлены и водитель ждет, когда я заберу их. Что же, мне будет, как убить время.
***
Мама приезжает в шесть часов вечера, когда все мои вещи занимают предполагаемые места, а я сижу за столом на кухне, опустошая чашку с чёрным чаем.
Каблуки её туфель стучат по кафельной плитке, когда она подходит ко мне и обнимает за плечи.
– Привет, милая, – здоровается мама, а я рассматриваю её лицо, которое выглядит чуть старше. Морщинки прорезали её кожу у бровей и в уголках рта, что могло бы свидетельствовать о частой улыбке, но как бы не так. Я знаю, что улыбается она лишь своим клиентам дежурной улыбкой, подобно той блондинке в аэропорту. – Как ты добралась? Все вещи уже доставили?
И как по заказу, по лестнице, услышав голоса, вбегает Тоффи. Его длинные уши при этом весело болтаются из стороны в сторону.
– Тоффи приехал с тобой? – мама произносит это удивлённым тоном, но всё же наклоняется погладить пса, который расплывается от удовольствия.
– Я же не могла оставить его в пустом доме, – пожимаю плечами я, делая вид, что не замечаю некоторое неудовольствие в глазах матери.
– О, ну ничего, милая. Я рада, что ты наконец здесь, мы так давно не виделись, – она оставляет собаку в покое и вновь обнимает меня за плечи, на этот раз намного нежнее, отчего я чуть-чуть оттаиваю, но моё подсознание услужливо напоминает причину наших редких встреч. Мама, похоже, замечает моё раздражение, поэтому пытается улыбнуться своей дежурной улыбкой, отойдя на пару шагов. – Твои вещи уже доставили? Я могу помочь разобрать.
– Спасибо, но я уже сама справилась, – фраза звучит немного грубее, чем мне хотелось, поэтому я добавляю: – Мам, я тоже очень скучала по тебе.
Взгляд женщины теплеет, и улыбка становится теперь более искренней, хотя, возможно, это лишь годы оттачивания навыка. В любом случае лёд между нами понемногу тает. Мама усаживается рядом со мной, принимая предложение о чашке чая.
Мы немного болтаем, совсем как мать и дочь, хотя это сложно назвать довольно близко беседой, скорее, будто я приехала из колледжа и рассказываю последние новости, что, в принципе, не так далеко от правды. Тоффи крутится у меня под ногами, намекая, что неплохо было прогуляться.
– Его нужно выгулять, – говорю я, отставляя уже пустую чашку в сторону. Мама кивает, улыбаясь. Она тоже поднимается со стула, ставя обе кружки в раковину, и поправляет лацканы своего тёмно-синего пиджака.
– Конечно, я пока начну готовить ужин, – снимая сумку со спинки стула, сообщает мама. Похоже, она тоже рада, что мы не настолько далеки друг от друга и вполне можем поддерживать беседу.
По правде, меня било сомнение насчет всей этой идеи. Я была руками и ногами против переезда, но отец настоял, а мама вроде как согласилась. Мы с мамой довольно долго не виделись и лишь по праздникам обменивались звонками из вежливости. Конечно, я проводила летние каникулы с мамой в Осло, но это было два года назад, а с тех пор я достаточно выросла и, надеюсь, немного повзрослела. Наши с мамой темы сузились до самых вежливых обменов новостями, и ни о какой родственной любви речи не шло. А в последние пару месяцев мы перестали даже звонить друг другу, просто потому что мама была слишком занята, и я не очень-то сожалела об этом. Но теперь обстоятельства сложились так, что мне пришлось переехать сюда. И, похоже, ничего с этим поделать нельзя. Всё, что нам остается, – это попытаться наладить отношения и прожить вместе ещё полтора года. Затем я еду в колледж и смогу вновь вести вежливые беседы в праздничные воскресенья.
– Я приду и помогу позже, – я следую в комнату, попутно соображая, куда дела поводок Тоффи. Собака всё это время следует за мной, иногда утыкаясь носом в мои ноги, при этом издавая слабый скулёж, означающий, что ему срочно необходимо на ближайшую лужайку.
Когда я всё-таки отыскиваю поводок, трижды попросив Тоффи потерпеть, и накидываю свою кофту, мы выходим на улицу. Пёс сразу бежит к кустам с цветами, потянув меня за собой. Пока собака расправляется со своими делами, я отворачиваюсь и распутываю наушники. Вставив их в уши, я отыскиваю нужную песню, и теперь мы с Тоффи можем вдвоём насладиться прогулкой. Мы идём по тротуару, мимо проезжают машины, освещая мою фигуру рыжими огнями, вдоль дороги медленно зажигаются высокие фонари белым светом. На горизонте, залитым огненно-рыжим свечением, садится солнце. Время близится к восьми. На улице становится заметно холоднее, и я сожалею, что надела кофту, а не куртку. В воздухе пахнет автомобильными выхлопами и морозом, хотя лишь начало октября. Мы с Тоффи заворачиваем за угол, навстречу идёт парень, уставившийся в свой телефон. Я недолго задерживаю на нём взгляд, даже Тоффи не желает лаять на него, поэтому мы лишь проходим мимо. Но телефон парня напоминает мне о необходимости позвонить отцу. Достаю мобильник, отыскивая его контакт.
– Малышка, привет, – голос папы звучит довольно радостно, – как ты добралась? Всё хорошо?
– Привет, – я улыбаюсь его беспокойному тону. – Да, всё нормально. Перелёт прошёл нормально. Я гуляю с Тоффи.
– Хорошо, я немного беспокоился, что ему придется проходить долгую акклиматизацию.
Мы недолго говорим с папой в основном о том, что будет в ближайшее время, и как я устроилась.
– Ладно, пап, мне уже пора. Я позвоню тебе завтра, – говорю я, стоя у калитки. Мы быстро прощаемся, когда я уже иду к двери дома.
Я кладу мобильник в карман джинсов и прохожу в дом, оставив кеды в прихожей. На всю гостиную раздаётся приятный запах еды, отчего мой живот издаёт клич. Я отцепляю поводок Тоффи, а сама иду на кухню, останавливаясь у барной стойки. На кухне царит беспорядок, свойственный готовке, на плите что-то жарится с потрескивающим звуком. Но маму я нахожу в гостиной, где разместился квадратный стол и белые стулья в современной отделке.
– Тебе помочь? – опершись о стену, интересуюсь я, наблюдая, как мать ставит вазу с белыми лилиями в центр стола.
– Да. Можешь разложить салфетки?
Стол кажется слишком праздничным для простого ужина, но прежде чем я успеваю это заметить, то вижу ещё две тарелки. Стол на четыре персоны?
– У меня двоится в глазах, или мы ещё кого-то ждем? – спрашиваю я. Это кажется немного неправильным: я только приехала, а мама уже позвала гостей.
– Да, – оглядываясь на меня, отвечает мать. Кажется, она немного нервничает, что совсем несвойственно для неё. – Я понимаю, всё происходит немного быстро, ты только приехала, но я хочу побыстрее познакомить тебя с Томасом.
Про Томаса я знала лишь то, что он новый ухажёр матери, которого она подцепила где-то на конференции, и этих знаний мне вполне хватало.
– Зачем? – интересуюсь я, чувствуя, как былое раздражение вновь возвращается.
– Совсем скоро он приедет сюда, – растерянно говорит мама, наблюдая за моей реакцией.
– Что?
– Да, да, я знаю: всё это как-то резко, но мы уже давно планировали этот переезд. Половина вещей Томаса уже здесь. Я не думала, что ты приедешь сюда, – я злобно сверлю ее взглядом. – То есть…
– Понятно, – киваю я, скривив лицо. Просто здорово. А я только что отцу расписывала, что всё нормально и мы с мамой даже можем немного сблизиться. Ну, что теперь я могу сблизиться и с её ухажером.
– Прости, милая, но, похоже, нам всем придётся привыкнуть друг к другу, – мама говорит это как факт, отчего у меня злость закипает на ладонях.
– Ты не могла подождать хотя бы неделю, прежде чем съезжаться со своим парнем? Серьёзно, я думала, что в этот раз всё будет по-другому! – я практически кричу, не обращая внимания на раздражённое лицо женщины, которая явно полагала, что я всё это спокойно приму. И дело тут не в том, что у мамы появился новый мужчина, и она хочет с ним жить; всё это, по правде, мало касалось меня до этого момента. Но теперь предполагается, что мы будем жить под одной крышей и должны уважать друг друга, но, видимо, уважать детей не в моде родителей. Я всегда говорила, что уважать нужно тех, кто заслуживает уважения. Все эти статусы не обязывают меня почтительно относиться к старшим по возрасту, званию, социальному положению. Я не могу уважать человека, который совершенно не уважает меня. И я не имею ввиду грубость в качестве обычного поведения. Вежливость не имеет ничего общего с уважением. И теперь, когда я вижу, что здесь ко мне относятся как к трёхлетнему ребенку, который беспрекословно должен подчиняться взрослым, я понимаю, что достичь согласия в этом доме будет крайне трудно и, может быть, совсем невозможно. С отцом у нас была полная гармония и взаимопонимание. Может, дело в том, что мы столько лет бок о бок друг с другом, но он всегда считался с моим мнением, будь мне десять или шестнадцать лет. Вот почему после развода родителей я выбрала остаться с отцом. Конечно, одиннадцатилетнему ребенку было трудно расставаться с собственной матерью, но уже тогда я знала, что люблю отца больше. Теперь же я люблю только отца.
– Не нужно кричать, – раздражённый тон матери даёт понять, что уже всё решено, и если я хочу остаться в этом доме, то должна смириться, но проблема в том, что я и не хочу здесь оставаться. – Я знаю: всё это происходит слишком быстро, но прости, что тебя не было в моих ближайших планах. Никто не знал, что ты переедешь сюда, и мне тоже нелегко. А теперь разложи салфетки по тарелкам, скоро приедут гости.
– О, извини, мама, что рушу твои планы на прекрасное будущее. Если бы не обстоятельства, я была бы обеими руками за то, чтобы не расставаться с отцом, который ведет себя более компетентно и уважительно по отношению ко мне. Я поражаюсь: у тебя совершенно нет чувства такта, и если ты думаешь, что я буду мириться с таким положением дел, то ты ошибаешься, – я на секунду беру передышку, чтобы сделать глубокий вдох и продолжить, но мать злобно щурит серые глаза, повернувшись ко мне всем телом, и шипит:
– Ева, прекрати сейчас же. Думаешь, ты такая взрослая, чтобы высказывать своё мнение? Так вот ответ: «Нет». Хочешь, чтобы тебя уважали? Заслужи это. И мне всё равно, если тебя не устраивает нынешняя ситуация. Тебе придётся привыкнуть, потому что теперь живёшь в моем доме и будешь подчиняться моим правилам, хочешь ты этого или нет. А теперь разложи салфетки по тарелкам, пожалуйста.
Женщина разворачивается ко мне спиной и следует на кухню, я лишь в спину шепчу ей:
– Если думаешь, что я буду подчиняться, то глубоко ошибаешься.
По довольно настойчивому совету матери я надеваю коктейльное чёрное платье с бретелями вместо рукавов и заплетаю рыжие волосы в слабый конский хвост. Рассматриваю себя в зеркало я с недовольством: ненавижу подчиняться кому-либо. Мама сказала, что я должна надеть туфли на каблуке, но это именно то, что я не буду делать, и даже не из вредности, а просто потому что туфли на каблуке – настолько глупое женское клише, что меня воротит от одного вида этой обуви на моей ноге. Вместе туфель я обуваю чёрные простые балетки, которые ничуть не хуже подходят к этому дурацкому платью. Сверху до моих ушей доносится дверной звонок и голос матери о том, что я должна открыть дверь. Должна.
Я поднимаюсь наверх, следуя к двери, быстро бросаю взгляд на накрытый стол и то, как мать зажигает свечи с помощью спичек. Женщина поднимает на меня глаза, прищурившись, оценивает внешний вид, задерживает взгляд на балетках, но в остальном остаётся довольной и одобрительно кивает. Господи, будто мне нужно её одобрение. Я прохожу к входной двери и распахиваю её, разглядывая людей на пороге.
Мужчина, который, вероятно, и является Томасом, не внушает мне особой симпатии. Лысая голова и слишком большой рост выдают в нём какого-то бизнесмена. Кроме того, у него мутно-серые глаза и узкие губы, которые он растягивает в вежливой улыбке. Руки у него чересчур большие и держат букет пафосных белых роз. Я больше люблю пионы, нежно-розовые. Костюм на Томасе сидит как влитой, будто они одно целое – ясно, что сшит на заказ. Пусть так.
А рядом с ним парень неизвестного происхождения и назначения. Волосы у него тёмно-каштановые и немного растрёпаны, но я сразу понимаю, какую типичную прическу он носит в повседневной жизни. Глаза у него каре-зелёные, губы слишком пухлые. И стоит, наверное, заметить, что как раз под левым глазом красуется потрясающая фиолетово-синяя гематома, что явно портит слащавый вид парня. Костюм на нём, конечно, совершенно типичный и без галстука. Первые три пуговицы рубашки расстёгнуты и приветливо выглядывают из чёрного пиджака. В руках у него ничего нет, поэтому он скрестил их на груди. Оба смотрят на меня.
– Привет, – Томас первый подаёт голос и, как следовало ожидать, он у него слишком грубый для такого дружелюбного привета. В любом случае, я киваю и выдавливаю «здравствуйте», пропуская обоих в дом. Обоих?!
Мой мозг судорожно обрабатывает информацию, и я понимаю, что упустила довольно важную деталь: приборов было четыре. Я чувствую себя обманутой и невероятно глупой. Сразу я не сообразила, что на столе действительно четыре прибора. От этого я только сильнее раздражаюсь.
В коридор выходит мама с самой искренней улыбкой на губах, но, опять-таки, годы оттачивания данного навыка могут дать о себе знать. Мама коротко целует Томаса в щёку и принимает цветы, затем целует и парня в щёку. Я стою и прищуренными глазами рассматриваю собравшихся.
– Познакомьтесь, это моя дочь Ева, – мать указывает на меня свободной от цветов ладонью. – Ева, это Томас Шистад и его сын Кристофер.
Томас говорит что-то вроде «приятно познакомиться, Элиза много о тебе рассказывала», но я не могу побороть отвращение и стремительно несусь в гостиную, за спиной улавливая мамино «не обращайте внимание, она немного нервная после переезда».
В голове у меня крутятся лишь мысли о том, как я зла. Я усаживаюсь на свободный стул, откровенно жалея, что стол квадратный и мне придётся сидеть прямо напротив одного из этой компашки. Томас и его сын усаживаются за стол, следом садится мать, продолжая держать букет в руках.
– Ева, поставь цветы в вазу, – протягивая мне розы, с нажимом простит мать. Стиснув зубы, я поднимаюсь из-за стола. Схватив цветы, я быстро иду на кухню. Отыскать вазу не составляет труда. Наливаю воды в сосуд и ставлю цветы, следуя к столу.
– Спасибо, – улыбается мать, а я лишь кривлю губы. – Да, я думаю, это отличная идея, – похоже, я зашла, когда разговор уже начался. Усевшись на своё место, я поднимаю глаза на мать, которая сидит прямо напротив меня, хотя по этикету следовало бы ей сесть напротив Томаса. Но она, видимо, сделала это намеренно, чтобы контролировать каждый мой жест.
– Ева, я уже определила тебя в школу Хартвига Ниссена, в которой учится Кристофер. Он учится на третьем курсе и мог бы помочь тебе с адаптацией в новой школе, – сообщает мать, накалывая на вилку помидор черри.
Я скольжу взглядом по парню, который слегка откинулся назад и вальяжно пережевывает кусочек мяса.
– Я думаю, это лишнее. Уверена, мне назначат сопровождающего моего возраста, который имеет более хорошую репутацию, – язвительно замечаю я, опустив глаза, чтобы не встретить недовольный взгляд матери.
– Хорошую репутацию? – с удивлением отзывается Кристофер, махнув вилкой в воздухе, а затем смеется: – А, ты об этом, – он тыкает вилкой в свой огромный синяк и ухмыляется. – это не имеет никакого отношения к школе, можешь не волноваться.
– Действительно, – скорчив гримасу, отвечаю я, повторив его жест в воздухе.
– Ева, мама рассказывала, что последний год ты жила в Стокгольме. Тебе понравилась Швеция? – интересуется Томас, а я киваю. Естественно, он должен сделать вид заинтересованного парня.
– Да, Швеция довольно неплоха, учитывая, что у вас устаревшая информация. Последние три месяца мы с отцом гостили у его родственников в Германии, – отвечаю я, мило улыбнувшись мужчине. Мама поднимает на меня предупреждающий взгляд, но я всячески игнорирую её намеки. – К слову о Германии. Как Вы считаете, что было бы, если бы Гитлеру всё-таки удалось захватить мир? Я думаю, ко мне бы сейчас относились более уважительно, учитывая мою немецкую кровь.
– Интересное предположение, – отвечает Томас, запихивая салатный лист. Мама пинает меня под столом.
– Такое было бы возможно, если бы ты сейчас носила дирндль и говорила по-немецки, – замечает Кристофер, проглотив пережёванную еду. – Ты знаешь немецкий?
Мои знания немецкого довольно скудны, но зато изученные мною слова и фразы достойны похвалы.
– Fahr zur Hölle{?}[пошёл к чёрту], – улыбнувшись, говорю я.
В комнате повисает недолгое молчание, которое тут же прерывает мама своей болтовнёй. Краем глаза я наблюдаю за парнем, который ухмыляется, подмигнув мне. С какого он мне подмигивает?
– Так, когда вы собираетесь перетащить свои шмотки сюда? – спрашиваю я, получая еще один пинок под столом. – То есть переехать.
– На следующей неделе, когда доставят последние вещи Криса, – услужливо замечает Томас, делая вид, что не замечает моего поведения, за что мама ему особенно благодарна, судя по ее нежным взглядам. Брр.
***
Когда с ужином покончено и мама приказывает мне отнести тарелки из-под десерта на кухню, они заводят разговор о том, что будет в ближайшем будущем. Я даже рада уйти из гостиной, чтобы не слушать их светлые планы. К концу вечера я чувствую ещё большее раздражение и возобновившуюся злость.
– Милая, помой посуду и развлеки Криса, нам с Томасом необходимо кое-что обсудить, – мама выразительно кивает мне, и меня передергивает от слов «развлеки Криса».
Я следую на кухню, не оглядываясь на парня, который нехотя поднимается со своего места и идёт за мной, шаркая ногами по полу (в уличной обуви, к слову, хотя мне нужно обязательно разуваться). Я складываю посуду в удобную стопку, чтобы при мытье она не мешалась на дне раковины, наливаю моющее средство на губку и принимаюсь оттирать кусочки мяса и овощей от тарелок, складывая чистые в соседнюю раковину для сушки. Краем глаза замечаю, как парень садится на стул у барной стойки, повернувшись ко мне лицом, и рассматривает меня со спины. От такого пристального взгляда я морщусь и только сильнее раздражаюсь, хотя пару секунд назад я была уверена, что такое невозможно. Вот он, мой братец названный.
– Что уставился? – не оборачиваясь, рычу я, продолжая намыливать следующую тарелку, которая, вероятно, была моей, учитывая раскромсанный по всей поверхности салат и больше ничего.
– Какая ты вежливая, – замечает Кристофер, громко хмыкнув, отчего меня снова передёргивает. Такие парни всегда меня как-то по-особенному раздражают: самодовольные, эгоистичные и невероятно уверенные в себе. Впрочем, сейчас многие считают это достаточно привлекательным, поэтому и настолько популярным. Я почти на все сто уверена, что девушек у этого Кристофера с лихвой и друзья зовут его каким-нибудь пафосным имечком вроде Акула-Крис или Кристофер Победоносец. От этих мыслей я и сама фыркаю себе под нос, представив такое зрелище. А этот вполне симпатичный синяк под глазом доставляет мне невероятное удовольствие, будто смотришь на одно из ярких полотен Ван Гога, только оформленное в фиолетовых тонах. Интересно, кто же решился испортить привлекательное личико Шистада? Или это всё для поддержки репутации плохиша?
– Тебе лучше заткнуться и отвалить от меня, – скривив лицо, говорю я, продолжая натирать тарелки и бокалы мыльной пеной.
– Тебе же приказали развлечь меня, малышка Ева, – усмехаясь, говорит Шистад, отчего я круто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, попав пеной на костюм парня. Он никак не реагирует на данный факт, лишь продолжает насмешливо пялиться на меня. – Хочешь предложить мне принять ванну с пенной?
– Фу, – передёрнувшись, шиплю я. – Если только будет возможность утопить тебя там, – я возвращаюсь к раковине, продолжая мыть посуду.
Парень больше ничего не говорит, стоя за моей спиной, и мне не видно, чем именно он занимается. Шистад молчит. Тишину рушит лишь звук ударяющейся воды. Его присутствие раздражает меня, а то, что он стоит и молчит, раздражает еще больше.
– Но скажи, это правда работает?
– Работает что? – разглядывая собственные ногти, отзывается Шистад. Похоже, беседа для него теряет всякий интерес. Облокотившись спиной о барную стойку, он смотрит на свои руки и приподнимает одну бровь на мой вопрос.
– Ну, знаешь, весь этот пафосный вид и невероятно нахальное поведение, – взмахнув рукой в воздухе, уточняю я. Нет, мне правда интересно. Я не раз встречала таких персонажей, но поговорить шанса не предоставлялось, да и желание выходить на контакт у меня как-то отсутствовало.
– Ну, на тебе же сработало, – пожимает плечами Шистад и, шаркая по полу, уходит с кухни.
Что?
Проводив Шистадов до калитки, мы с мамой в молчании возвращаемся в дом. Мама остаётся запереть дверь на ночь, а я спешу к себе в комнату, чтобы избежать разговоров, но на полпути женщина окликает меня, приказывая остановиться. Закатив глаза, я оборачиваюсь, рассматривая недовольное лицо матери, которая скрещивает руки на груди, выказывая свое крайнее неудовольствие.
– Чего? – скопировав её жест, спрашиваю я. Мама смотрит на меня несколько секунд, сверля раздражительным взглядом.
– Ничего.
Так теперь выглядит моя новая жизнь.
Комментарий к Пролог
Как бы привет)) Кто-то ждал таких сюрпризов?? Я тоже нет. Но карантин продолжается, а я пытаюсь не поехать крышей. И вот, что выходит.
Глава полностью отредактирована и находится в вашем распоряжении. Читайте, размышляйте, комментируйте. А дальше посмотрим. Может, я действительно вернусь к этому увлекательному занятию. По крайней мере отредактирую то, что уже имеется. Приятного чтения)))
========== Глава 1 ==========
Сон – как раз единственный отрезок времени, когда мы свободны. Во сне мы позволяем нашим мыслям делать, что им хочется.
Бернар Вербер. «Последний секрет».
Я бегу по белому светящемуся коридору, который кажется бесконечным. От света приходится щурить глаза и всё время вглядываться вперед, чтобы видеть, куда бегу. Периферическим зрением замечаю медленно проявляющиеся в стенах двери, такие же белые, с металлическими блестящими ручками, но всё равно не останавливаюсь, продолжая движение вперед. Мне становится заметна яркая красная точка в конце коридора, поэтому ускоряю шаг, направляясь прямо к ней. Когда я оказываюсь на более близком расстоянии, то удаётся разглядеть, что это деревянная дверь, выкрашенная в красный цвет. Протягиваю руку, чтобы открыть её, но, не успев коснуться, отскакиваю в сторону, потому что дверь сама открывается. Подхожу ближе, заглядывая внутрь: передо мной светлая, по-больничному стерильная кухня. Я тут же узнаю мамин дом. Прикрыв дверь, прохожу внутрь. Сзади кто-то хлопает меня по плечу. Оборачиваюсь, с хмуростью на лице рассматривая сияющее лицо парня, от которого первоначально слепит глаза, но, присмотревшись, я узнаю Шистада. Он смотрит на меня карими глазами, которые отдают тёмной зеленью, и растягивает губы в слабой усмешке, разглядывая моё удивленно-хмурое лицо.
– Развлеки меня, – наклонившись, шепчет мне прямо в лицо, отчего у меня по спине бегут мурашки.
Я хочу ответить, что не должна кого-то развлекать, а уж тем более такого самовлюбленного идиота, но мои руки непроизвольно тянутся к его чёрной футболке, хватаясь за её края. Шистад смеется, ухмыляясь, и, наклонившись ещё ближе к моему онемевшему от шока лицу, тихо произносит:
– Детка, – манерно растягивая букву е. От него пахнет сигаретами, мятной жвачкой и совсем чуть-чуть дождем, отчего моё тело превращается в клубничное желе.
Шистад не двигается, наблюдая за мной из-под опущенных длинных ресниц, а я продолжаю сжимать края его футболки, осторожно коснувшись голой кожи. Жар охватывает кончики пальцев. Несмотря на то, что его тело невероятно холодное для живого человека, дальше проникаю под ткань, положив руки на обнаженный торс, ощущая под ладонями кубики пресса. Мурашки исследуют моё тело, в низу живота затягивается узел, причиняющий приятную боль.
– Е-е-ва, – и снова тянет «е», что я нахожу невероятно сексуальным. Поглубже вдыхаю кружащий голову запах Шистада. Он не прикасается ко мне, лишь улыбается и дышит мне в лицо, обжигая кожу. Мой мозг где-то валяется в отключке и тело само сокращает расстояние между нами. Я прижимаюсь к его груди, чувствуя слабость в ногах, мне странно горячо и холодно одновременно. Приподнимаюсь на носках, чтобы поцеловать парня, но он снова смеётся, слегка отстраняясь. – Не сегодня, детка, – и теперь эта длинная буква «е» растекается у меня в животе горячей волной, словно ничего сексуальнее я не слышала, но его отказ расстраивает меня и вызывает разочарование в себе.
***
Я нехотя открываю глаза и смотрю в потолок, прислушиваясь к ощущениям после сна: удалось ли выспаться? Не помню, что мне снилось, но, похоже, что-то хорошее, раз так приятно тянет в низу живота. Поднимаюсь с кровати, растирая глаза, смотрю в окно, где виднеется краешек серого неба, намекающего на дождь, и натягиваю пушистый белый халат, висящий на спинке стула у рабочего стола. Волосы стягиваю в пучок, с огорчением понимая, что у корней они вновь завились, что бывает довольно часто. Поднимаюсь наверх, улавливая какие-то звуки с кухни, где обнаруживаю мать: она стоит в чёрном костюме, наливая кофе в небольшую белую чашку. Заметив меня, Элиза поднимает сухой взгляд.
– Доброе утро, – здоровается она, делая небольшой глоток кофе. Я киваю в ответ и, не желая заводить разговор, подаюсь в сторону ванной комнаты.
Стянув пижамные штаны и бежевую майку на бретелях, включаю душ, смотрю на своё отражение в зеркале, не находя ничего, что достойно внимания. Залезаю в душевую кабинку, стенки которой успели запотеть от горячей воды. Пока стою и мылю тело привезенным мною гелем для душа с запахом ванили, попутно пытаюсь вспомнить сон, который вызвал такое приятное пробуждение, но в голове пусто, поэтому мысленно возвращаюсь во вчерашний вечер и переигрываю события того ужаса снова и снова, пытаясь представить, какой теперь будет моя жизнь. Перспективы меня не радуют; остаётся надеяться, что я смогу избегать членов этого дома и видеть их лица лишь мельком по утрам и в воскресные завтраки. Обмотавшись мягким серым полотенцем, вылезаю из душа, чтобы почистить зубы и причесаться.
