Текст книги "Магистр дьявольского культа (ЛП)"

Автор книги: Мосян Тунсю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 102 страниц)

Глава 23. Злость. Часть первая.

В ту же секунду Цзинь Лин, не приходя в сознание, внезапно принял сидячее положение.

Не открывая глаз, он неуклюже поднялся на ноги. Вэй У Сянь заинтересовался, что же юноша предпримет дальше, поэтому он не остановил Цзинь Лина, когда тот медленно прошествовал мимо них, сделал большой шаг вперед и зашел обратно в стену, где стоял еще совсем недавно. Юноша вытянул руки вдоль тела, приняв прежнюю позицию, и замер.

Вэй У Сянь вновь вытащил Цзинь Лина из стены, одновременно и удивляясь происходящему, и находя его забавным. Он только-только собрался сказать Лань Ван Цзи, что лучше бы им не задерживаться здесь надолго, как вдруг в ужасе вздрогнул, услышав вдалеке разъяренный лай собаки. С тех пор, как они скрылись за стенами каменной крепости, черный пес-оборотень вел себя весьма воспитанно, смиренно сев у входа и помахивая хвостом. Он взволнованно, но покорно ждал, пока ему вернут хозяина, потому больше не выл и не тявкал. Однако сейчас его лай стал еще яростнее, чем ранее.

Лань Ван Цзи произнес: «Снаружи что-то происходит».

Он потянулся за Цзинь Лином, но Вэй У Сянь опередил его, взвалив юношу себе на спину: «Пойдем проверим!»

Мужчины поспешно вернулись тем же путем, что и пришли. Склонившись, они вышли наружу и увидели, что пес-оборотень стоит к ним спиной, и, пригнув голову к земле, глухо скалит зубы в сторону. Вэй У Сянь держался изо всех сил, однако все же не смог совладать с собой и, услышав рычание, невольно попятился. Собака обернулась, заметила на его спине столь долгожданного Цзинь Лина и тот час же во весь опор пустилась к Вэй У Сяню, заставив того издать истошный вопль ужаса. К счастью, Лань Ван Цзи был настороже и мгновенно преградил псу путь, закрыв Вэй У Сяня своим телом как раз в тот момент, когда тот почти сбросил Цзинь Лина.

Пес-оборотень замер как вкопанный, вновь зажав хвост между лап. Теперь мужчины поняли, почему собака рычала, а не лаяла как обычно – из ее пасти что-то торчало. Лань Ван Цзи склонился над ней, вытащил из зубов пса кусок ткани и передал Вэй У Сяню. Это оказался обрывок одежды. Похоже, что кто-то шпионил за ними, или же просто бродил по лесу, но вызывал подозрения, поэтому лай пса-оборотня стал таким враждебным. Вэй У Сянь заключил: «Кем бы они ни были, они не могли уйти далеко. В погоню!»

Однако Лань Ван Цзи ответил: «В этом нет нужды. Я знаю, кто это был».

Вэй У Сянь произнес: «Я тоже знаю. Это те же люди, что распускали слухи о хребте Синлу, запустили сюда ходячих мертвецов, соорудили лабиринт и построили каменные форты. И не забывай про сабли. Но если мы не отправимся в погоню сейчас, то потом их будет весьма непросто отыскать».

Лань Ван Цзи сказал: «Я пойду один. А что будете делать вы с Цзинь Лином?»

Вэй У Сянь ответил: «Я отнесу Цзинь Лина вниз и доставлю в Цин Хэ, в то место, где мы встретили шарлатана. Увидимся там».

Разговор вышел весьма стремительным. Лань Ван Цзи на мгновение засомневался, но Вэй У Сянь быстро добавил: «Иди же! Лишняя секунда промедления, и они уже убегут слишком далеко. Я буду на месте!»

Услышав его «Я буду на месте», Лань Ван Цзи бросил на Вэй У Сяня внимательный взгляд и, не проронив больше ни слова, двинулся в путь. Тем временем собака, поняв, что опасность миновала, приготовилась вновь напрыгнуть на Вэй У Сяня. Тот немедленно завопил: «С-с-с-стой! Забери с собой пса! Забери его от меня!!!»

Лань Ван Цзи пришлось вернуться. Он повелительно посмотрел на пса-оборотня, и тот, не осмеливаясь выказывать неповиновения, потрусил за Лань Ван Цзи, временами потявкивая и смущенно оглядываясь на Цзинь Лина. Вэй У Сянь утер со лба капли холодного пота, еще раз взглянул на хоровод белокаменных фортов, взвалил Цзинь Лина на спину и отправился вниз с хребта Синлу.

День уже клонился к закату. Заляпанный грязью мужчина с юношей в бесчувственном состоянии на спине притягивали взгляды праздных зевак. Вэй У Сянь вернулся на улицу, на которой Цзинь Лин натравил на него пса-оборотня, и отыскал постоялый двор. На деньги, что он ранее добыл у Лань Ван Цзи, Вэй У Сянь приобрел два комплекта новых одежд и снял комнату. Сначала он стащил с юноши мантию с вышитым пионом «Сияние средь снегов» – одежду его Ордена, что пришла в негодность после захоронения Цзинь Лина в стене, потом принялся за обувь. И тут Вэй У Сянь вдруг застыл.

На голени Цзинь Лина показалась какая-то тень. Вэй У Сянь присел у кровати, закатал штанину юноши и обнаружил, что это вовсе не тень, а черный кровоподтек. Более того, он не был последствием травмы – это была проклятая метка.

Проклятую метку оставляли твари на своих добычах. Ее появление означало, что жертва перешла дорогу существу исключительной зловредности, и уж если на теле вырисовывался подобный знак, то тварь непременно найдет тебя, возможно, через много лет, а возможно, сегодня ночью. От глубины нанесенного оскорбления зависел и исход жертвы: в легком случае тварь отрывала пораженную конечность, а в тяжелом – убивала.

У Цзинь Лина почернела уже вся нога, и метка продолжала ползти вверх. Вэй У Сянь никогда не видел таких темных и покрывающих столь большую площадь отметин. Чем дольше он смотрел, тем мрачнее становилось его лицо. Он оставил в покое ногу Цзинь Лина и раскрыл его нижние одежды. Убедившись, что живот и грудь юноши не задеты, Вэй У Сянь издал слабый вздох облегчения.

В ту же секунду Цзинь Лин открыл глаза.

Поначалу он лежал в смятении, но свободно гуляющий по полуобнаженному телу холод отрезвил юношу, потому Цзинь Лин вскочил и, залившись румянцем, проревел: «Т-т-ты что делаешь?!»

Вэй У Сянь ухмыльнулся: «О, глядите-ка, кто очнулся!»

Цзинь Лин выглядел чрезвычайно напуганным. Он торопливо запахнул нижние одежды и в ужасе вжался в угол кровати: «Что тебе от меня нужно?! Где моя одежда?! Где мой меч?! Где моя собака?!»

Вэй У Сянь ответил: «Я как раз собирался одеть тебя».

Он говорил ласково и заботливо, словно бабушка, которая хотела надеть на своего любимого внучка курточку потеплее, однако Цзинь Лин с всколоченными волосами впечатался в стену: «Я не обрезанный рукав!!!»

Вэй У Сянь радостно воскликнул: «Надо же, какая удача – а я да!!!»

Цзинь Лин так отчаянно сцапал меч, лежащий подле кровати, словно сделай Вэй У Сянь хоть шаг перед, – и юноша, не раздумывая, умертвит его, а затем покончит жизнь самоубийством в доказательство своей целомудренности и чистоты. Вэй У Сянь усилием воли заставил себя прекратить хохотать: «Чего ты боишься? Это же просто шутка! Я, не щадя живота своего, освободил тебя из стены и принес сюда, и вот она – твоя благодарность».

В пылу ссоры Цзинь Лин все же умудрился пригладить рукой растрепанные волосы и принять более благопристойный вид, продолжив разъяряться: «Если это не так, т-т-т-то за то, что ты посмел снять с меня одежду, ты подвергнешься смерти десять тысяч раз!»

Вэй У Сянь ответил: «Я, пожалуй, откажусь от такой перспективы. Умереть один раз мне хватило с головой. Ну же. Опусти меч».

Смутившись, Цзинь Лин послушался и сложил оружие.

Несмотря на то, что при исполнении Лань Ван Цзи «Расспроса» душа Цзинь Лина уже покинула его тело, и потому он многое не мог воспроизвести в памяти, юноша все же смутно помнил лицо того, кто вырыл его из земли, всю дорогу с хребта Синлу нес его на спине и доставил сюда. Оказавшись погребенным в стене, он еще некоторое время был в сознании, в полной мере ощутив весь ужас и безнадежность. Юноша никак не мог ожидать, что тем, кто спас его от этих ужаса и безнадежности, в конце концов, окажется человек, к которому он питал отвращение с момента их первой встречи. Цвет его лица менялся от белого к красному и обратно, в мыслях была сумятица, а голова кружилась. Тут взгляд Цзинь Лина упал на окно, и он в испуге заметил, что на улице уже темнело, и редкие звезды высыпали на небо. По стечению обстоятельств Вэй У Сянь как раз в этот момент наклонился, чтобы поднять новые одежды, упавшие на пол. Цзинь Лин воспользовался паузой, соскочил с кровати, натянул обувь, схватил свою мантию и вылетел из комнаты.

Вэй У Сянь надеялся, что, пережив столько неприятностей всего за один день, Цзинь Лин хотя бы немного побудет не таким прытким, но тот в мгновение ока растворился в ночи. Кто бы мог подумать, что молодые люди нынче столь живучи! Вэй У Сянь вспомнил о проклятой метке на его ноге, представлявшей собой далеко не пустяк, и крикнул ему вслед: «Зачем ты бежишь?! Вернись!»

Цзинь Лин на ходу нацепил на себя помятую и испачканную в земле мантию Ордена, выкрикнув в ответ: «Не смей меня преследовать!» Поступь его была легкой, потому он в несколько больших шагов одолел постоялый двор и выскочил наружу. Вэй У Сянь пробежал за ним несколько улиц и окончательно потерял юношу из виду.

Он немного побродил в поисках Цзинь Лина, пока совсем не стемнело и случайные прохожие почти перестали попадаться на пути. Вэй У Сянь скрежетал зубами от досады: «Да что же это такое! Какое же все-таки несносное дитя!»

Он уже было опустил руки, как вдруг с дальнего конца улицы послышался рассерженный мужской голос: «Стоит сказать тебе хоть слово, как ты тут же испаряешься. Ты что, юная госпожа? С каждым днем твой нрав становится все дурнее и дурнее!»

Цзян Чэн!

Вэй У Сянь торопливо юркнул в ближайший переулок. Через мгновение раздался голос Цзинь Лина: «Я уже вернулся, целый и невредимый. Хватит меня пилить!»

Выходит, Цзинь Лин прибыл в Цин Хэ не один. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: в прошлый раз, на горе Дафань, тоже появился Цзян Чэн, желающий помочь племяннику, так почему бы ему не явиться и в этот раз? Однако, судя по нынешнему раскладу, между ними разгорелась ссора, потому Цзинь Лин отправился на хребет Синлу один. Тогда становилась ясна и причина, по которой юноша так поспешно бежал: вероятно, Цзян Чэн пригрозил Цзинь Лину расправой, если тот не вернется до наступления темноты, или что-то в этом роде.

Цзян Чэн вспылил: «Невредимый? Ты выглядишь так, будто извалялся в лужи грязи и при этом говоришь, что ты невредимый! Тебе не стыдно носить мантию своего Ордена в таком виде?! Сейчас же переоденься во что-нибудь другое! И объясни, наконец, во что ты влез?»

Цзинь Лин нетерпеливо ответил: «Я же уже сказал, что никуда я не лез! Я бродил по лесу, и все бестолку, а потом еще и споткнулся. Ай!» Он воскликнул: «Не тащи меня так! Мне не три года!»

Цзян Чэн сурово оборвал его: «И ты думаешь, что я больше не смогу задать тебе трепку? Заруби себе на носу, будь тебе хоть тридцать, я все равно буду тебя таскать, если понадобится. И в следующий раз, если вздумаешь удрать без спроса, познакомишься с кнутом!»

Цзинь Лин сказал: «А я потому и пошел один, что не хотел ничьей помощи или нравоучений!»

Вэй У Сянь подумал: «Не знаю, как там с остальным, но, когда Цзян Чэн сравнил нрав Цзинь Лина с нравом юной госпожи, то тут он явно попал в точку».

Цзян Чэн произнес: «Ну так и что? Ты что-то поймал? И где пес-оборотень, что подарил тебе дядя?»

Лань Чжань прогнал его куда подальше. Однако стоило Вэй У Сяню подумать об этом, как с другого конца переулка послышался уже знакомый лай.

Вэй У Сянь на мгновение оцепенел, а затем ноги сами понесли своего хозяина из укрытия, будто бы в него выпустили целый град отравленных стрел. Черный пес-оборотень на всех парах пронесся по переулку, обогнал Вэй У Сяня и кинулся Цзинь Лину под ноги, принявшись любовно обмахивать того хвостом.

То, что собака объявилась здесь, означало, что Лань Ван Цзи уже поймал тех, кто шпионил за ними у каменной крепости и теперь, должно быть, направлялся на место их встречи, обговоренное ранее. Но сейчас Вэй У Сяню было недосуг думать о подобных вещах.

Свой короткий побег он закончил прямо перед носом Цзян Чэна, Цзинь Лина и группы адептов Ордена Юнь Мэн Цзян.

На мгновение повисла тишина. Вэй У Сянь воспользовался заминкой, повернулся и бросился наутек.

Однако уже через несколько шагов он услышал за спиной шипящий звук, и фиолетовая молния подобно кобре обвилась вокруг его голени. Все его тело, с головы до ног, мгновенно охватили онемение и боль, сзади резко рванули, и Вэй У Сянь кулем свалился на землю. Затем кто-то подошел к нему и поднял за шиворот. Вэй У Сянь тут же потянулся за мешком-ловушкой для духов, но его успели опередить.

Цзян Чэн проволок его пару метров, дошел до ближайшей лавки и пинком открыл деревянную щеколду, что была уже наполовину задвинута.

Хозяин уже собирался закрываться на ночь, однако, увидев, как к нему силой ворвался роскошно одетый мужчина с мрачным лицом, тащивший за собой какого-то человека и, казалось, готовящийся выпотрошить свою жертву прямо здесь и сейчас, трактирщик пришел в такой ужас, что не осмелился подать голоса. Один из адептов подошел и что-то прошептал ему на ухо. Получив в ладонь несколько серебряных, хозяин поспешно исчез в задней половине дома и больше и носу не казал. Адепты Юнь Мэн Цзян, не нуждаясь в дополнительных указаниях, незамедлительно покинули лавку и рассредоточились по периметру так плотно, что и мышь не проскочит.

Все это время Цзинь Лин стоял в стороне и словно хотел что-то сказать, но был слишком ошеломлен происходящим. Цзян Чэн свирепо глянул на него: «Я разберусь с тобой позже. Жди здесь!»

С тех пор как он себя помнил, Цзинь Лин еще ни разу не видел Цзян Чэна в таком состоянии. Его дядя с ранних лет руководил именитым Орденом Юнь Мэн Цзян и в любой ситуации вел себя одинаково холодно и жестоко. Он не имел склонности к добрым поступкам, и слова пощады с большой неохотой вылетали из его рта. Однако сейчас, несмотря на то, что он изо всех сил пытался скрыть свои истинные чувства, глаза его по-настоящему пугали.

Грозовые тучи высокомерия и язвительности всегда заволакивали лицо Цзян Чэна непроницаемой маской. В эту же минуту, казалось, каждый его мускул ожил. Но по-прежнему оставалось непонятным, была ли тому причиной лютая ненависть, смертельная ярость или неистовый восторг.

Примечания.

Кстати, как и в случае с Лань Ци Жэнем, Лань Ван Цзи проверяет не только сердцебиение, а использует метод пульсовой диагностики, широко применяемый в тибетской медицине: исследует пульс в особых точках на внутренней стороне запястий правой и левой руки. Всего таких точек шесть – по три на каждой руке, и каждая из них соответствует той ли иной паре внутренних органов. Всего различают более 80 разновидностей пульса, по которым можно составить более-менее полную картину о состоянии всего организма.

В Древнем Китае носили три слоя одежды: верхние одежды (в данном случае, мантия Ордена), нижние одежды (штаны + сорочка) и непосредственно нижнее белье.

Глава 24. Злость. Часть вторая

Цзян Чэн добавил: «Одолжи мне свою собаку».

Цзинь Лин вышел из ступора. Он в нерешительности замялся и свистнул, только когда Цзян Чэн яростно сверкнул на него глазами. Черный пес-оборотень тут же, всего в каких-то пару прыжков, примчался на зов, и Вэй У Сянь в страхе замер, оказавшись неспособным переступать одеревеневшими ногами, так что его опять пришлось тащить.

Цзян Чэн отыскал пустую комнату и запихнул свою жертву внутрь, заперев за собой дверь. Собака послушно последовала за ними и села у входа, и Вэй У Сянь напряжено впился в нее глазами, опасаясь, что пес напрыгнет на него в любую секунду. Он вдруг осознал, что над ним одержали победу за столь короткий срок, подумав, что Цзян Чэн действительно видит его насквозь.

Тем временем, Цзян Чэн неспешно присел за стол и налил себе чашку чая.

В воздухе повисла тишина. От напитка в чашке все еще исходил пар. Не сделав ни единого глотка, Цзян Чэн швырнул ее оземь.

Он натянул на лицо подобие улыбки: «Ничего не хочешь мне сказать?..»

Цзян Чэн вырос вместе с Вэй У Сянем и потому бесчисленное множество раз наблюдал, как тот в панике удирал при виде собаки. Вэй У Сянь мог бы прибегнуть к софистическим уловкам и заставить сомневаться кого угодно, но отрицать очевидное перед лицом того, кто знал его как облупленного, не имело смысла. Преодолеть это препятствие оказалось намного сложнее Цзы Дяня.

Вэй У Сянь искренне ответил: «Мне нечего тебе сказать».

Цзян Чэн еле слышно прошелестел: «А ты так ничему и не научился, да?»

С самых юных лет все их общение сводилось к взаимным колкостям и ехидным перепалкам. Вэй У Сянь тотчас же, не подумав, выпалил: «Я смотрю, ты тоже не очень-то продвинулся вперед…»

Цзян Чэн в ярости захохотал: «Ну что ж, давай-ка проверим, кто из нас остался все таким же».

По-прежнему сидя за столом, он дал команду псу-оборотню. Тот немедленно встал!

Нахождение в одной комнате с собакой уже было более, чем достаточным для того, чтобы Вэй У Сяня с головы до ног прошиб холодный пот, поэтому едва перед его лицом за долю секунды материализовался огромный, оскалившийся пес, а в уши, крадучись, заполз глухой рык, как остатки рассудка покинули его. Он уже почти позабыл о своих детских годах, что провел, скитаясь по улицам. Лишь одно Вэй У Сянь помнил, словно это было вчера: ужас, обуревавший его, когда бродячие псы гнались за ним по пятам, и пронзительную боль от раздираемой когтями и клыками плоти. Этот иррациональный страх сидел у него глубоко под кожей, и Вэй У Сянь никакими силами не мог преодолеть или хотя бы ослабить свою фобию.

Внезапно Цзян Чэн настороженно глянул на него: «Кого ты зовешь?»

Все естество Вэй У Сяня находилось в таком разладе, что он не смог упомнить даже то, что вообще кого-то звал, и ему удалось совладать с собой, только когда Цзян Чэн приказал собаке отойти. Собравшись с духом, Вэй У Сянь осмелился повернуть голову. Цзян Чэн, с рукой, покоящейся на замкнутом за пояс кнуте, неожиданно встал из-за стола, склонился и заглянул Вэй У Сяню в лицо, затем выпрямился и спросил: «Кстати, а с каких это пор ты так сблизился с Лань Ван Цзи?»

Вэй У Сянь понял, чье имя сорвалось с его языка, когда он был в беспамятстве.

Цзян Чэн угрожающе улыбнулся: «Мне даже любопытно, с чего это он ринулся защищать тебя ценой таких усилий, там, на горе Дафань».

Через секунду он поправился: «Нет, не так. Он наверняка спасал не тебя. В конце концов, разве Орден Гу Су Лань способен забыть, что ты сотворил со своим преданным щеночком? И как только человек, столь высоко превозносимый за свою праведность, может потворствовать типу вроде тебя? Или, может быть, ему знакомо тело, что ты украл?»

Речь его была безжалостной и язвительной. Каждая фраза поначалу чем-то походила на обычный треп, но на самом деле несла в себе исключительно уничижительный смысл. Терпение Вэй У Сяня лопнуло: «Следи за языком».

Цзян Чэн ответил: «Я никогда не заботился подобным. Разве ты уже забыл?»

Вэй У Сянь усмехнулся: «Ах, да. Точно».

Цзян Чэн фыркнул: «А ты, наверное, считаешь себя благопристойным человеком, который вправе делать мне замечания подобного рода? Короткая же у тебя память. В прошлый раз, на горе Дафань, следил ли ты за языком, когда разговаривал с Цзинь Лином?»

Вэй У Сянь помертвел.

Вернув себе превосходство в разговоре, Цзян Чэн стал вновь наслаждаться происходящим. Он с издевкой продолжил: ««У тебя, что, нет матери, чтобы учить тебя?» А ты знаешь, на какую болевую точку надавить, верно? Еще бы! Ведь тот, кто сделал Цзинь Лина вечным предметом осуждения за спиной, есть не кто иной, как ты сам. Но не беда. Великие умы часто забывчивы. Ты наверняка запамятовал и слова, что говорил, и обещания, что давал. Тогда, может быть, тебе удастся вспомнить, как умерли его родители?!»

Вэй У Сянь неожиданно горячо заговорил: «Я ничего не забыл! Я только…»

Однако он был не в силах отыскать слова, что последовали бы за этим «Я только».

Цзян Чэн сказал: «Так вот, значит, как? Не находишь слов? Что ж, пустячное дело, ты всегда можешь вернуться в Пристань Лотоса и попробовать что-нибудь сказать, стоя на коленях на могиле моих родителей».

Вэй У Сянь старался привести в порядок сумбур мыслей в голове, одновременно лихорадочно соображая способы побега. Он всегда мечтал еще хоть разок побывать в Пристани Лотоса, но не теперь, когда он сам на себя не похож!

Вдруг раздался торопливый топот, а затем громкий стук в дверь. Цзинь Лин прокричал снаружи: «Дядя!»

Цзян Чэн повысил голос: «Я же сказал тебе ждать на месте! Зачем ты пришел?»

Цзинь Лин ответил: «Дядя, мне нужно сказать тебе что-то важное».

Цзян Чэн прокричал: «Если это столь важно, то почему ты не сказал, когда я тебя бранил?»

Цзинь Лин сердито заворчал: «А я потому и не сказал, что ты бранил меня! Так ты будешь слушать или нет? Если нет, то я ничего и не буду говорить!»

Цзян Чэн, пылая гневом, отпер дверь: «Рассказывай и выметайся!»

Как только дверь отворилась, Цзинь Лин сделал шаг внутрь. Он уже успел переодеться в чистые белые одежды и торопливо заговорил: «На самом деле, я кое с чем столкнулся сегодня. Я думаю, я видел Вэнь Нина!»

Брови Цзян Чэна поползли вверх. Он с силой сжал рукоять меча и с глухой яростью спросил: «Где? Когда?»

Цзинь Лин продолжил: «Сегодня днем. В нескольких километрах к югу отсюда есть покосившийся дом. Я отправился туда, потому что слышал сплетни о каких-то странностях, творящихся в той местности, но никак не предполагал, что наткнусь на логово лютого мертвеца».

Цзинь Лин говорил с нарочито озабоченным видом, но Вэй У Сянь понимал, что он несет отборнейшую чушь, поскольку достоверно знал, где именно сегодня днем находился юноша. Кроме того, неопытный ученик ни за что бы так просто не отыскал укрытие Вэнь Нина, если, конечно, Вэй У Сянь не призвал бы его заранее.

Цзян Чэн вскричал: «Почему ты раньше не сказал?!»

Цзинь Лин ответил: «Я не был уверен. Тот мертвец двигался очень быстро и сразу же скрылся, стоило мне войти в дом, так что я успел заметить лишь расплывчатые очертания. Но я слышал звон цепей, как на горе Дафань, поэтому заподозрил, что это Вэнь Нин. И не начни ты меня бранить прямо с порога, я бы немедленно все рассказал! И вот теперь, если он уже ушел слишком далеко, и ты не сможешь его догнать, то вини свой дурной характер, а не меня!» Он вытянул шею, пытаясь заглянуть вглубь комнаты, но Цзян Чэн был в такой ярости, что захлопнул дверь прямо перед его носом, прокричав изнутри: «Я разберусь с тобой позже! А теперь пошел прочь!»

Цзинь Лин пробурчал «Ага», после чего раздались его удаляющиеся шаги. Увидев, что Цзян Чэн вот-вот обернется к нему, Вэй У Сянь незамедлительно натянул на лицо весь калейдоскоп расстроенных чувств, начиная с «О, нет, как же так, моя тайна раскрыта!» и заканчивая «Что же теперь со мной будет, после того как обнаружили Вэнь Нина?!». Надо признать, Цзинь Лин оказался весьма умен: он понимал, что Цзян Чэн пуще всего на свете ненавидит Вэнь Нина, и использовал сие знание, чтобы сочинить такую правдоподобную ложь. Цзян Чэн же, в свою очередь, как никто другой, был осведомлен, что Старейшина И Лин и Призрачный Генерал почти всегда появлялись вместе, поэтому уже догадывался, что Вэнь Нин скрывался где-то неподалеку. Слова Цзинь Лина подтвердили его опасения, а смущенное выражение лица Вэй У Сяня окончательно убедило его. И в довесок к вышесказанному ярость туманила рассудок Цзян Чэна каждый раз, когда он слышал имя Вэнь Нина. И разве могла хоть толика сомнения возникнуть в ослепленном ненавистью человеке? Буря, бушевавшая в его груди, казалось, вот-вот с треском расколет ее пополам. Он легко взмахнул кнутом, щелкнув им подле Вэй У Сяня, и яростно прошипел сквозь зубы: «А ты по-прежнему везде таскаешь за собой своего цепного пса!»

Вэй У Сянь ответил: «Он мертв уже много лет, я тоже уже умер. Что тебе еще от нас надо?»

Цзян Чэн направил на него кнут: «И что с того? Умри он хоть десять тысяч раз, моя ненависть к нему не угаснет! Тогда он не сгинул во тьму окончательно, значит, так тому и быть! Я верну его небытие сегодня, своими собственными руками, сожгу его дотла, размелю его кости и развею прах перед твоим лицом!»

Он с грохотом захлопнул за собой дверь и направился к выходу, на ходу наказывая Цзинь Лину: «Держи ухо востро и не своди с него глаз. Не верь ни одному его слову и даже не слушай, что он говорит! Не давай ему издать ни единого звука. Если он попытается свистнуть или сыграть на флейте, заткни ему рот. Если и это не поможет, то просто отсеки его руку или отрежь язык!»

Вэй У Сянь понимал, что эти слова Цзян Чэн произнес специально для него, предупреждая любые его попытки побега. Он не брал Вэй У Сяня с собой, опасаясь, что тот найдет способ управлять Вэнь Нином. Цзинь Линь же небрежно бросил в ответ: «Да знаю я. Я в состоянии присмотреть за ним. Лучше скажи, дядя, зачем ты заперся в комнате с этим чокнутым обрезанным рукавом? Что он опять натворил?»

Цзян Чэн ответил: «Не твоего ума дело. Лучше хорошенько следи за ним. Если я вернусь и увижу, что он испарился, то точно переломаю тебе ноги, будь уверен!» Задав еще пару уточняющих вопросов об искомом месте, Цзян Чэн, взяв с собой половину адептов, отправился в погоню за мнимым Вэнь Нином.

Через некоторое время раздался заносчивый голос Цзинь Лина: «Ты, встань там. Ты, иди вон туда. Вы, идите и охраняйте главный вход. Я сам буду за ним следить».

Никто из адептов не осмелился ослушаться. Еще спустя некоторое время дверь отворилась, и юноша просунул голову внутрь, выискивая глазами Вэй У Сяня. Тот выпрямился. Цзинь Лин приложил палец к губам, на цыпочках зашел в комнату, дотронулся до рукояти Цзы Дяня и что-то прошептал.

Цзы Дянь слушался только своего владельца, но, похоже, что Цзян Чэн позволил кнуту распознавать Цзинь Лина как хозяина. Фиолетовые молнии тотчас же погасли, и кнут превратился в серебряное кольцо с фиолетовым камнем, оказавшееся в фарфоровых ладонях Цзинь Лина.

Цзинь Лин тихо сказал: «Пойдем».

После бессмысленных приказов юноши адепты Ордена Юнь Мэн Цзян оказались беспорядочно рассредоточены по всему периметру, и двое беглецов, крадучись, выбрались из окна, затем перелезли через забор и бесшумно бросились бежать со всех ног. Когда они достигли леса, Вэй У Сянь вдруг услышал странные звуки, преследующие их. Он обернулся и едва не умер на месте: «Зачем он идет за нами?! Прогони его прочь!»

Цзинь Лин дважды свистнул, и собака тихонько заскулила, дернула острыми ушами и удрученно умчалась прочь. Юноша презрительно фыркнул: «Ты такой жалкий. Фея только выглядит грозно, но на самом деле не кусается. Это же пес-оборотень, специально натасканный рвать на части тварей. Ты, что, серьезно думал, что это обычная собака?»

Вэй У Сянь перебил его: «Погоди секунду. Как ты ее назвал?»

Цзинь Лин ответил: «Фея. Это имя».

Вэй У Сянь воскликнул: «Ты назвал пса Феей?!»

Цзинь Лин уверенно возразил: «А чему ты так удивляешься? Когда она была щенком, я называл ее Феечкой. Но сейчас она уже взрослый пес, поэтому больше я ее так не зову».

Вэй У Сянь замотал головой: «Да нет же! Дело не в том, что она уже огромный пес!.. Кто тебя надоумил так называть собак?!» На самом деле, Вэй У Сянь уже знал ответ. Без сомнения, это был его дядя. В прошлом Цзян Чэн тоже воспитывал нескольких щенков и звал их «Жасмин», «Принцесса», «Милашка» и так далее, словно дорогих женщин в публичных домах. Цзинь Лин ответил: «Настоящие мужчины не переживают из-за такой ерунды. Да и зачем тебе это знать?! Ладно, стой. Ты оскорбил моего дядю, у тебя, верно, с головой не все в порядке, и можешь считать себя уже наполовину мертвым. А сейчас я тебя отпускаю, и мы в расчете».

Вэй У Сянь спросил: «А ты знаешь, почему твой дядя схватил меня?»

Цзинь Лин ответил: «Ага. Он думает, что ты Вэй У Сянь».

Вэй У Сянь подумал: «В этот раз он не просто «думает», он поймал именно того, кого надо». Он опять спросил: «А ты сам? Почему ты не подозреваешь, что я – это он?»

Цзинь Лин сказал: «Ты не первый, с кем дядя поступает подобным образом. И он еще никого не отпустил, даже если существовала вероятность того, что он схватил совсем не того. Но раз Цзы Дянь не изгнал твою душу, то я поверю тебе. К тому же, Вэй У Сянь ведь не был обрезанным рукавом, а ты ведь осмелился приставать даже к…»

С лицом, полным отвращения, Цзинь Лин оборвал фразу, так и не сказав, к кому же приставал Мо Сюань Юй, и замахал рукой, будто бы отгоняя мух: «Как бы то ни было, отныне и впредь ты больше никак не пересекаешься с Орденом Лань Лин Цзинь! И если ты опять примешься за старое, не вздумай путаться ни с кем из моего клана! Иначе я за себя не отвечаю!»

Завершив свою речь, Цзинь Лин развернулся и пошел прочь. Он сделал несколько шагов и вновь посмотрел на Вэй У Сяня: «Почему ты еще здесь? Уходи. Или ты ждешь, пока придет мой дядя и вновь схватит тебя? Надеюсь, ты не вообразил себе, что я рассыплюсь в благодарностях за мое спасение. Не думай, что я начну подобострастно распинаться перед тобой самыми тошнотворными словечками».

Вэй У Сянь сложил руки за спину и подошел к нему: «Юноша, в этой жизни есть два тошнотворных слова, которые человек должен научиться говорить, несмотря ни на что».

Цзинь Лин спросил: «Это какие же?»

Вэй У Сянь ответил: «Спасибо» и «Прости».

Цзинь Лин ядовито усмехнулся: «И что мне будет, если я не научусь говорить их?»

Вэй У Сянь сказал: «Тогда рано или поздно ты произнесешь их в слезах».

Цзинь Лин глумливо плюнул в сторону, а Вэй У Сянь вдруг произнес: «Прости».

Цзинь Лин опешил: «Что?»

Вэй У Сянь продолжил: «Прости за то, что я сказал тебе на горе Дафань».

Цзинь Лину не первый раз говорили, что у него «нет матери, чтобы учить его», однако никто еще столь серьезно не просил у него прощения. Это «прости» обрушилось на него так неожиданно, что он, сам не зная, почему, вдруг почувствовал себя слегка неловко.

Юноша быстро замахал на Вэй У Сяня руками: «Ничего страшного. Ты все равно не первый, кто так говорит. У меня ведь и правда нет матери, которая могла бы учить меня. Но это не значит, что я теперь человек низшего сорта! Я раскрою глаза и тебе, и остальным, и докажу, что я гораздо сильнее всех вас, вместе взятых!»

Вэй У Сянь улыбнулся. Он только открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг резко изменился в лице и выкрикнул: «Цзян Чэн?! Ты здесь?!»

Цзинь Лина уже мучала совесть за то, что он стащил Цзы Дянь и отпустил Вэй У Сяня, потому, услышав имя своего дяди, он поспешно обернулся. Вэй У Сянь же воспользовался моментом и резко ударил юношу ребром ладони по шее. Затем он аккуратно уложил Цзинь Лина на землю, закатал штанину и внимательно осмотрел проклятую метку на его ноге. Он испробовал несколько способов, но ни один из них не заставил пятно исчезнуть. Промучившись так некоторое время, Вэй У Сянь вздохнул, поняв, что задача действительно не из легких.

Однако, несмотря на то, что некоторые проклятые метки ему не поддавались, Вэй У Сянь все равно мог переместить их на свое собственное тело.