Текст книги "Влюбиться во врага (СИ)"

Автор книги: Moretsuna yokubo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Если я упаду, то только с тобой, – прошептал он, чуть наклонившись назад и увлекая Дазая за собой. А затем дотянулся до уха детектива и вкрадчиво прошептал, – твоя мечта – суицид с прекрасной дамой – будет разрушена в таком случае.

Осаму не дослушал его, молча притянув к себе и крепко обняв, чуть слышно прошептал что-то. Этот неожиданный порыв выглядел необычно, на фоне его прежних действий. Фёдор широко распахнул глаза от удивления, но пальцы не разжал. Он попытался расслышать что же прошептал Дазай, ему казалось это очень важным, но слов разобрать он не смог.

Осаму аккуратно поставил Фёдора на мост, медленно отпустив его. Тускло улыбнувшись, он провёл тыльной стороной ладони по щеке Достоевского. Тот внимательно смотрел ему в глаза. Он выглядел явно заинтересованным ситуацией, но в то же время немного растерянным. Он так и продолжал обнимать Осаму, не совсем осознавая это. Мысленно он отметил насколько эстетично выглядит Дазай в свете луны, с этими бинтами, под которыми наверняка было много шрамов. Он даже представил как снимает эти бинты и видит тёмные отметины на светлой коже, как проводит по ним пальцами, касается губами…

Оба молчали.

Ночной ветерок играл локонами Дазая, из-за чего они неудобно спадали на его лицо, скрывая чайного цвета глаза, взгляд которых изучал Фёдора.

– Спасибо за вечер, – проникновенно прошептал он, прикоснувшись к запястью Достоевского и аккуратно снял его со своей шеи.

Каждая встреча была чем-то особенным. Каждый, каждый раз Осаму оставлял Фёдору намного больше вопросов, чем ответов. И окончание всех встреч было запоминающимся настолько, что многие действия и события потом ещё не раз прокручивались в головах обоих перед сном.

– А тебе спасибо за угощение, – Фёдор мягко улыбнулся, пытаясь посмотреть тому в глаза, несмотря на каштановые кудри, так упорно пытающиеся их скрыть.

Неожиданно что-то вспомнив, Дазай наклонился к яркому пакету, стоявшему рядом с ними. Судя по очертаниям, в нём была небольшая коробочка. Осаму передал пакет Фёдору.

– Это тебе, – мягко произнёс он, повернувшись в сторону выхода с моста, – пора идти.

Он молча сделал шаг в том направлении. И вновь между ними тишина, приятная тишина, ставящая красивую точку в этом вечере. Осталось преодолеть небольшое расстояние до противоположного берега. Того места, откуда дальше они пойдут не вместе. Фёдор пошёл следом за ним, понимая что на этом их встреча скорее всего закончится. В голове было как всегда слишком много вопросов, но уже начинали появляться кое-какие ответы и от этого становилось чуть поспокойнее. Он уже думал над тем, что же за презент решил преподнести ему Осаму и насколько он может быть опасным. От поцелуя и свисания с перил голова ещё кружилась, от чего Достоевский потерял твердость шага, но при этом пытался спокойно идти.

Они сошли с моста. Здесь их пути, вероятно разойдутся…

Дазай остановился и не оборачиваясь положил руку на плечо Достоевского.

– До встречи, Дос-кун, – он сделал пару шагов вперёд.

– До встречи, – ответил тот. От чего-то ему захотелось схватить Дазая за руку, но рациональность как всегда взяла верх над чувствами. Но тут у него неожиданно слетел с губ вопрос, за который он позднее был готов отрезать себе язык:

– Когда она будет?

– Узнаешь позже, – ответил детектив, убрав руку и сделав несколько шагов вперёд, вдруг остановился:

– «Сердце вздрогнет в толпе, но тогда лишь, когда улыбнётся один человек», – он повернулся к Достоевскому, улыбнувшись и кинув взгляд на пакет, намекая ему, что туда стоит заглянуть прямо сейчас.

И действительно. На коробке лежал небольшой листочек. Фёдор взял его в руки и прочёл написанный каллиграфическим почерком текст:

Человек, чьи глаза как сумрак,

К волосам я притронусь опять.

И потом буду долго думать,

Как повернуть то мгновенье вспять.

Фёдор поднял взгляд на Дазая:

– Это ты обо мне что ли? – но тот ничего не ответил. К тому моменту сыщик уже успел раствориться во тьме ближайшего переулка, возле которого они остановились. Он ушёл, оставив того наедине со своими мыслями, запиской и вопросами, ответа на которые Осаму так и не дал. А из коробки, которую детектив передал Фёдору, доносился приятный аромат…

– Это похоже на признание в любви, – сказал сам себе Достоевский, – неужели ты думаешь, Дазай, что мы с тобой способны полюбить? Чушь, – он равнодушно бросил записку в пакет, – такой эгоист как ты, Осаму, не способен испытать это прекраснейшее чувство, а что касается меня… Бог любит всех, – он улыбнулся своей чуть безумной улыбкой и медленно направился в сторону штаба. Теперь всё встало на свои места. Он даже начал пытаться повторить мелодию, услышанную сегодня в филармонии, тихонько напевая её. Теперь он был уверен в своих действиях. А ещё, он знал наверняка, что этой ночью он вновь не будет спать…

========== Встреча пятая. Свидание на крыше. ==========

Начинало смеркаться. На небе появились первые тусклые звездочки, а солнце уже почти скрылось за горизонтом. С крыши, где сейчас находился Достоевский, открывался отличный вид на вечерний город. Было видно буквально каждый переулок, здание в котором располагался офис Вооруженного детективного агентства, бар «Lupin», тот самый мост на котором закончилась их последняя с Дазаем встреча. На нём как раз Фёдор старался не заострять внимание и даже наоборот, отворачивался когда невзначай натыкался на него взглядом.

Глава Крыс время от времени поглядывал на яркие огоньки в небе, спокойно попивая чай. Он раздумывал над ситуацией в которой оказался во время последней встречи с Дазаем. Ему казалось тогда, что он висит над пропастью, хотя он уже твёрдо стоял на земле. В момент, когда Осаму удерживал его на перилах, он хотел умереть от его руки. Впервые в жизни и совсем ненадолго у него возникло такое желание. Оно исчезло слишком быстро, чтобы он сразу распознал его появление, но теперь, когда он сидел здесь и размышлял над этим, он понял, что упустил тогда. Он вспоминал как смотрел в карие глаза напротив и как забыл разомкнуть объятия, когда Дазай всё же спустил его на землю. По не совсем понятным ему причинам, эти воспоминания оказались неприятными. Он почувствовал себя истинным Идиотом. Своё поведение в тот момент он считал слабостью, а уж чем-чем, а этой чертой он никогда не отличался.

Он сделал ещё глоток уже начинающего остывать чая.

Место на крыше выглядело как самая настоящая комната: стол, кресло, диван, только стены и потолок отсутствовали, что немного раздражало русского. Ледяной ветер пробирал до костей, от чего Фёдор сильнее кутался в своё пальто. Он сидел в удобном кресле, расположив на коленях ноутбук и что-то увлечённо печатая, в перерывах между созерцанием звёзд.

«Все-таки на крыше жутко холодно», – мысленно отметил он, возвращаясь к своему гаджету. Но совсем не надолго, ведь по левую руку от него зашевелился лежащий на диване парень с каштановыми волосами.

«Холодно», – так выглядела первая мысль Осаму, когда тот пришёл в себя. Вслед за ней пролетели ещё несколько о том, насколько безответственно он оставил открытую форточку перед тем, как лёг спать. А потом он открыл глаза. Сонно глядя на сидящего недалеко человека, а вернее на его ноги, Дазай попытался рассмотреть его. И вздрогнул, разобрав, кому именно они принадлежат.

Достоевский смотрел на Осаму с некой не присущей ему теплотой.

– Как спалось? – он улыбнулся, делая глоток ароматного чая.

Осаму хоть и окончательно пришёл в себя, но не торопился вставать со своего спального места. Он рассмотрел обстановку, оценив ситуацию.

– Вылей на меня всю чашку горячего чая, пожалуйста, – пробормотал он, укутываясь в свой плащ и закрывая глаза.

Достоевский повернулся к стоящему справа от него столику и, взяв в руки красивый белый с узором из синих завитушек чайник, налил в так же раскрашенную чашку горячего чаю.

– Выпей, согреешься, – он подал чашку Дазаю, – кстати можешь завернуться в одеяло, которое скомкал во сне и подмял под себя, – Фёдор вернулся к созерцанию неба.

Глаза детектива распахнулись от удивления. Он высунулся из своего импровизированного “кокона”, после чего взял в руки чашку и кинул взгляд на одеяло, о котором и говорил Фёдор.

Вообще-то принимать его не хотелось. Осаму думал, что если сейчас он завернётся в это одеяло, то буквально согласится на все условия Достоевского. А пока он не совсем понял, что происходит, соглашаться на условия главы Крыс не хотелось. Он поёжился, чувствуя, что бинты на руках отчего-то успели промокнуть и понял что такими темпами всё чего он добьётся – это простуда.

После этого он приподнялся с дивана, присаживаясь на него и поправил одежду, накрываясь тем самым одеялом.

Он медлено сделал глоток чая, закрывая глаза.

– Вкусно…

– Я рад что тебе понравилось, – Достоевский прищурился как довольный кот, – как самочувствие? После хлороформа наверное голова болит…

– Терпимо, – ответил детектив, делая ещё один глоток, – но, я смотрю, ты сильно заморочился, чтобы я оказался тут.

– Скорее креативно подошёл к вопросу транспортировки. – Фёдор отставил чашку на столик, – Проголодался? – Он повернулся к своему гостю.

– Угу, – пробормотал Осаму. В таком положении (а именно замотанный в одеяло, полусонный, пытающийся уловить движения собеседника, да к тому же уставший, из-за чего каждое движение получалось неохотно и лениво) он выглядел даже забавно. – Судя по всему, ты на крышу не только меня и чай притащил, а ещё и обеденный стол. Всегда так ужинаешь?

– Нет, не всегда, – Фёдор захлопнул крышку ноутбука и положил его прямо на пол рядом с креслом, – я ненавижу холод, а здесь просто до невозможности ледяной ветер! – Он зябко повел плечами и поднялся на ноги. – Пойдём. Не думаешь же ты есть на диване?

– Ненавидишь холод, но меня тебе всё же не жалко, – усмехнулся Дазай, вставая с дивана вместе намотанным на себя одеялом, откуда выглядывало только его миловидное, но всё ещё сонное лицо, и направился в сторону Фёдора неторопливыми мелкими шагами. Остановившись перед ним, он приподнял голову, посмотрев тому в глаза и ожидая указаний. Достоевский явно давал понять, что сегодня игру ведёт он и Дазай в принципе не спорил.

– Мне искренне жаль всех несчастных вроде тебя, – произнёс Фёдор, – просто я подумал что ужин на крыше это ужасно романтично, а ты ведь любишь такие штуки. Ну да неважно, идём, – он направился в сторону выстроенной зачем-то здесь перегородки за которой и находился уже накрытый стол.

Дазай на мгновенье остановился, боясь поверить в услышанное.

– Вот оно как… – на лице детектива появилась тёплая улыбка. Он ускорил шаги, проследовав за Достоевским, практически шаг в шаг.

Фёдор завернул за угол и сел за стол. Он совершенно не смотрел на Дазая, лишь коротко бросил:

– Присаживайся.

Осаму сел на своё место и перевёл взгляд скорее на Фёдора, нежели на накрытый стол. Он ожидал следующих указаний Достоевского, чуть приспустив мягкое одеяло. Оно было уютным и теплым, так что детектив совершенно не торопился убирать его.

Русский мысленно отметил, что Дазай какой-то зажатый. Видно было, что он желал бы понять, что же всё-таки происходит, но Фёдору нравилось наблюдать за такой растерянностью детектива. Он хотел в полной мере насладиться этим его состоянием, довольно улыбаясь про себя.

– Ты какой-то скованный, – задумчиво протянул Достоевский, – расслабься, – он откинулся на спинку стула, – это всего лишь похищение.

– Ну, знаешь ли, меня не каждый день похищают ради ужина на крыше, – ответил тот, изучая блюда, стоящие на столе. – Что из этого я могу съесть?

– Всё что пожелаешь, – ответил Фёдор, – я всё равно не планировал употребить в пищу ничего кроме чая. Так что, приятного аппетита, – он улыбнулся

Изучив блюда, стоящие на столе, Дазай взял в руки столовые приборы и, не поднимая глаз, притронулся к своей порции спагетти болоньезе.

– Я надеялся увидеть здесь “Борсь”, – сказал он, отведя взгляд в сторону.

«Дался ему этот борщ!», – гневно подумал Достоевский. Естественно никакого борща на его столе не было и быть не могло. Просто потому, что он не любил русскую кухню. Это было довольно странно, но Фёдора это не беспокоило. С самого детства он был особенным, поэтому не считал, что обязан походить на своих соотечественников. Как человеку знающему ему была в принципе понятна тяга Дазая к этому странному по мнению главы Крыс блюду. Осаму просто как любопытный мальчишка хотел изучать нечто новое, особенное… Русский не осуждал его. Просто не собирался поддерживать в этом стремлении узнать больше о его родине. Возможно это было из-за того, что Осаму даже не посмотрел в сторону крабов, которые, как выяснил недавно Фёдор, действительно любил. Ему стоило немалых усилий узнать о предпочтениях суицидника, а тот вот так просто пустил все его старания под откос одной лишь фразой.

Глава Крыс уже открыл было рот, чтобы как-нибудь резко осадить Дазая, но взглянув на его несчастное лицо решил не расстраивать, а затеять игру.

– Здесь есть борщ, – улыбнулся Достоевский, наливая в свою чашку чай.

Дазай на мгновенье замер и поднял взгляд на Фёдора:

– А вот теперь мне стало интересно…

– О, – Фёдор закусил кожу указательного пальца, – так ты понятия не имеешь о том как он выглядит, – он ехидно ухмылялся, стараясь спрятать ухмылку под изящной кистью, так нещадно искусанной её владельцем.

Детектив недовольно отвёл взгляд в сторону, неловким движением положив столовые приборы около тарелки.

– Я с трудом это выговорил, а ты меня в незнании внешнего вида обвиняешь, – с легкой обидой произнёс он.

– Упаси тебя Господь, я и не думал винить тебя в этом, – в его голосе звучали нотки фальши, – если хочешь я могу показать тебе что из этого борщ, но ты ведь детектив, попытаешься сам угадать? Так же интереснее, не правда ли?

Осаму повернулся, ещё раз оглядев стол:

– Это?.. – он указал на первое попавшееся блюдо.

– Верно, – тонко улыбнулся Фёдор, всё ещё кусающий палец правой руки, запястья которой касался левой, – попробуешь? – он по-птичьи склонил голову чуть набок.

– С удовольствием, – на лице Осаму появилась лёгкая улыбка. Он взял в руку ложку и посмотрел в сторону заветного блюда, что стояло в противоположном от него углу.

Тянуться и вылезать из одеяла не хотелось, так что Дазай поднял спокойный взгляд на Достоевского:

– Фёдор?.. – Фёдор молча пододвинул блюдо ближе к гостю. – Спасибо, – улыбнулся тот, разглядывая тарелку “борща”, так любезно предоставленную Фёдором для него. Разглядев всё как следует, он поднял неуверенный взгляд на Достоевского, будто интересуясь, правильно ли он собирается есть это блюдо.

– Только не говори что стесняешься, – Фёдор продолжал кусать палец. На нём уже выступила кровь, но парню, кажется, было абсолютно наплевать на это, – кушай пока он окончательно не остыл, здесь до жути холодно.

Дазай мысленно отметил схожесть яркого цвета поданного ему блюда и крови, что он увидел на руке Фёдора. Кажется, Осаму начал сомневаться в точности его представлений о происходящем. Но всё же он решил не заострять на этом внимание и, прокрутив пару раз в руках ложку, примериваясь к блюду, он всё же съел первую ложку и на пару мгновений замер.

Фёдор с любопытством наблюдал за реакцией Осаму, ещё сильнее сгрызая кожу на пальце. В конечном итоге, он уложил правую руку на стол и принялся глодать палец левой.

– У вас, у русских, еда странная, но очень вкусная, – сказал он, съедая ещё одну ложку, – только очень острая.

Больше Дазай терпеть не смог. Бросив ложку, он схватил чашку Фёдора и быстро её осушил.

Достоевский едва сдерживал смех. Он решил всё же не говорить Осаму, что тот добровольно съел целых две ложки острого соуса, который стараниями его подчинённого, автора этого блюда, вышел на соус далеко не похожим, как бы тот не старался придать ему привычный вид.

Немного придя в себя, детектив отставил чашку и поднял на собеседника озорной взгляд. Тот с любопытством посмотрел на бинтованное чудо, так упорно не желающее покидать зону комфорта. Ему от чего-то показалось, что тот что-то задумал. И он не ошибся. Осаму слегка привстал, оперевшись на стол одной рукой, а другой потянувшись к собеседнику. Ради такого и одеялка лишиться не жаль.

Фёдор, инстинктивно отодвинулся назад, будто учуяв опасность. Было видно насколько он напряжен. Казалось, он прямо сейчас готов вскочить на ноги. Но Дазай и не думал останавливаться. Заметив тревогу собеседника, продолжил тянуться более медленно. Наконец рука детектива плавно легла на голову Достоевского, а если быть точнее, то на его шапку. Осаму невинно улыбнулся, посмотрев тому в глаза.

– Хочешь примерить? – спросил Фёдор, глядя в глаза Дазая. Последовал кивок. – Бери, – пожал он плечами с наигранным безразличием, в душе надеясь что с головным убором ничего не произойдет.

Аккуратно сняв шапку с Фёдора, Дазай взял её в руки, рассматривая вблизи. После чего надел ее набекрень. Он по-детски улыбнулся и спросил:

– Ну, как?

– Ужасно, – признался Фёдор, криво улыбаясь.

– Зато я смогу вполне насладиться русским блюдом, находясь в русском головном уборе, – ответил он, поправляя её и намекая, что шапку Фёдор обратно совсем не скоро получит, – а ещё она очень мягкая, – Осаму улыбнулся.

– И тёплая, – добавил Достоевский, поворачиваясь в сторону горизонта. Он вновь прокусил кожу на пальце и машинально слизнул выступившие рубиновые капельки.

– А ещё ты без неё очень непривычно выглядишь, – Осаму съел ложку “борща”, сильнее закутавшись в полюбившееся одеяло и недовольно морщась.

Достоевский проигнорировал его слова, пытаясь сдержать так не вовремя рвущийся наружу смех, усиленно делая вид, что увлечен панорамой ночного города. Его не покидало чувство, что они с Дазаем сейчас как дети какие-то. И ведут себя так же.

– Ты же понимаешь что я позвал тебя не просто поужинать, – произнес он, наконец подавив смех, но всё ещё не избавившись от ехидной улыбки, потому поворачиваться к собеседнику не спешил. Дазай же оторвался от попыток впихнуть в себя ещё хотя бы ложку соуса, и заинтересованно посмотрел на Фёдора. – Как думаешь, – продолжил Фёдор, – почему именно крыша?

– Могу назвать несколько причин. Например, из-за того, что расстояние и мои возможности здесь ограничены… – начал перечислять детектив, отведя взгляд куда-то в сторону.

– Отсюда хорошо будет видно взрывы, – прервал его Фёдор. В ответ молчание. Осаму застыл на месте, в той же позе, в которой и был несколько секунд назад лихорадочно соображая, кого или что тот собрался взрывать. Фёдор ухмыльнулся:

– Брось, ты знал что этот день рано или поздно наступит…

– Я тебя слушаю, – произнёс Осаму, собрав остатки воли в кулак и всматриваясь в глаза Достоевского.

– Не слушай, просто любуйся. Первый взрыв должен произойти в кабинете босса Портовой Мафии, второй – в кабинете директора Детективного Агентства, – Фёдор ядовито ухмыльнулся.

Дазай молча вскочил со своего места, роняя одеяло и устремляя взгляд в сторону знакомого здания. В его глазах плескались боль, страх и недоумение. Достоевский тоже поднялся и, подойдя к Дазаю со спины, мягко положил руки ему на плечи.

– Вот я и сорвал с тебя маску, – почти прошептал он, ухмыляясь с ещё большим сарказмом, – можешь расслабиться! Это была всего лишь проверка…

Участившееся дыхание детектива начало приходить в норму. Молчание, повисшее после слов Достоевского, длилось недолго и было прервано словами Осаму:

– Ты напомнил, с каким огнём я играю…

Фёдор убрал руки с плеч сыщика и сильнее укутался в своё роскошное кожаное пальто, подбитое белым мехом.

– Тобой овладела гордыня. Гордыня – грех, а грехи нужно вычищать, – произнёс он.

«Фёдор Достоевский…»

– Возможно, ты прав.

«Человек стоящий рядом со мной. Ты разрушаешь мои представления о мире. Рвёшь сердце одной улыбкой…»

Дазай поправил шапку.

– Присядь, замёрзнешь, – Достоевский продолжил смотреть в ночную даль, – Йокогама невероятно красивый город. Эстет во мне не позволит его разрушить, – нагло соврал он.

«Однажды ты и меня сломаешь…»

– Очень хочу верить твоим словам, – чуть слышно отозвался Дазай, даже забыв упомянуть попытку Достоевского сбросить на город огромный дирижабль.

«Но почему я совершенно не боюсь быть сломанным тобой?..»

Осаму повернулся, отведя взгляд куда-то в сторону и присел обратно на своё место, положив руку на стол. Вторая безвольно покоилась на коленях.

Достоевский ухмыльнулся:

– Оу, кажется я испортил тебе настроение. И аппетит. Какая жалость, – он снова сел на свой стул.

«Сломаешь и подчинишь себе одним коротким словом»

Дазай перевёл взгляд на Фёдора.

– Тебе показалось, – ответил Осаму, на лице которого появилась лёгкая улыбка, обращённая к Достоевскому.

«Но услышав это слово я уже буду не против.»

– Я слышал, ты любишь кофе. Хочешь, я могу попросить принести, – Фёдор смотрел холодно, но в то же время будто прожигая взглядом.

– Если можно, – как можно спокойнее произнёс Дазай, отводя взгляд в сторону.

– Этот город действительно прекрасен, – прошептал глава Крыс, задумавшись о чём-то. Затем потряс головой, вытащил мобильный и отправил короткое сообщение подчиненному.

Длинноволосый юноша с подносом, на котором стояла чашка кофе и прозрачный кофейник с тем же напитком, появился совсем скоро. Он выглядел слегка раздраженным, но продолжал улыбаться. Не проронив ни слова он грациозно поставил поднос на стол, задержав влюблённый взгляд на своём Господине.

– Благодарю, Иван, – произнёс Фёдор по-русски, даже не взглянув на подчинённого, лишь уголки губ чуть поднялись кверху.

– Всё для вас, Господин, – Гончаров поклонился, подобно официанту и скрылся так же быстро как и появился.

Дазай с любопытством наблюдал за ситуацией. Учитывая тот факт, что он не знал о чём они говорили, Осаму всё же мысленно отметил схожесть обстановки с рестораном или офисом.

– Прошу, – Фёдор снял чашку с подноса и поставил перед Дазаем.

– Спасибо, – Осаму взял чашку в руки, пытаясь по своей привычке разглядеть скрытый изъян, после чего сделал глоток.

Достоевский снова начал кусать палец, глядя при этом на Дазая. Ему было крайне интересно узнать о чём тот думает, но показывать он этого не хотел.

– Знаешь, – Осаму посмотрел куда-то в сторону, – ты и правда меня удивил…

– И чем же? – поинтересовался Фёдор.

– В прошлый раз ты спросил, когда мы вновь встретимся, – начал он, сделав ещё один глоток, – после этого вопроса я и не ожидал, что ты решишь организовать встречу сам.

– А почему нет? – Достоевский пожал плечами, – прошло уже достаточно времени, я подумал ты стесняешься звать меня на куда-то снова.

– Стесняюсь? – удивился Дазай посмотрев на собеседника, – с чего бы это?

– Действительно, – фыркнул Фёдор, – дитя греха стесненья не имеет.

Детектив смущенно хихикнул.

– А вообще, если вспомнить, как я тебя приглашал на встречи и всё, что происходило при этом, то я удивлён, как ты вообще подумал о встрече! – сказал он, откинувшись на спинку стула.

Глава Крыс поднял на него взгляд:

– А я удивляюсь как тебе удаётся придумать все те глупости которые ты творишь!

– Но, согласись, они придают особый вкус любой встрече, – Осаму, конечно, видел, как собеседник разглядывает его и был совершенно не удивлён. Вернее, он даже привык к тому, что Фёдор постоянно наблюдает за его действиями. Но такие моменты, когда в прекрасных (как их часто называл в мыслях Дазай) глазах, возникала некая теплота, запоминались как одни из самых приятных.

Достоевский спохватился только тогда, когда осознал, что его чай остыл и, недовольно цикнув про себя, быстро допил свой напиток, поморщившись как от микстуры. Да, холодный чай это жесть, но в конце концов сам же виноват, нечего было пялиться!

– Осаму, как часто тебе снятся сны? – неожиданно поинтересовался он.

– Достаточно часто, – ответил тот, делая очередной глоток кофе.

– А как часто ты их запоминаешь? – поинтересовался тот.

– Тот же ответ, что и на прошлый вопрос, – Дазай опять принялся рассматривать блюда на столе.

– Ясно, – протянул Фёдор, задумчиво рассматривая пейзаж позади своего гостя, – а как часто ты пишешь стихи? – вновь поинтересовался он.

– Хе-хе, – Дазай улыбнулся, переведя взгляд на Фёдора, – признаюсь, зависит от настроения. Вообще, пишу стихи я крайне редко. Зачастую в какие-то необычные или особенные моменты, либо когда приходит вдохновение.

– Интересно, – произнес Достоевский, – а что же тебя вдохновляет?

– Природа, события, собственные эмоции и люди, – прозвучал ответ, – что-либо красочное, либо особенное в этих пунктах воодушевляет меня.

– Довольно тривиально, – заметил Фёдор, – а как насчёт самоубийств? Они вдохновляют тебя? Как часто ты совершаешь попытки освободиться от гнёта греха? – он прищурился.

После небольшой паузы, Дазай ответил:

– Знаешь, у меня такое чувство, будто я на допросе, – он усмехнулся, допивая остатки кофе, – а ты как думаешь? Часто ли я пытаюсь совершить самоубийство? – он непринужденно заправил край сбившейся повязки на правой руке.

Достоевский задумался, кусая себя за палец, а после произнес:

– Думаю, довольно часто. Что касается допроса… Я не против если ты станешь задавать мне вопросы, но ты в беседе предпочёл быть допрашиваемым, – он пожал плечами.

– А почему бы нам не поменяться местами? – Дазай склонил голову набок, оперевшись на руку и ухмыляясь, – расскажи мне, сколько чая в день ты выпиваешь?

Достоевский рассмеялся.

– С чего бы мне считать?

– Есть забавная версия, что ты ведёшь специальный блокнот, где прописан план чаепития на день, из-за чего ты не смеешь пропустить ни одной чашки, – Осаму хихикнул, – чего ещё я о вас, о русских, не знаю?

– Ты точно с кем-то меня спутал, – улыбнулся Фёдор, – я не веду блокноты, мне это ни к чему.

– Мхм, – с лёгким недовольством выдохнул детектив, – а такая интересная версия была… Я надеялся услышать от тебя что-то необычное, что объясняет твою любовь к этому напитку.

– Тебе нужны объяснения? – холодно процедил Достоевский.

– Просто любопытно, – Дазай откинулся на спинку стула.

– Как жаль, что я не могу удовлетворить твоё любопытство, – с наигранным сожалением произнес Достоевский.

– Это навсегда останется для меня тайной, мешающей спать ночами, – усмехнулся Осаму, поставив пустую чашку на стол.

– Думаю, у тебя будут дела поважнее чем попытки сосчитать выпитый мной чай, – усмехнулся Фёдор.

– Например попросить у тебя ещё кофе? – он опять улыбнулся, указывая взглядом на пустые чашки.

– Можешь налить, – Фёдор указал на кофейник, стоящий на подносе.

– А как насчёт тебя?

– Мне пока хватит.

– Как скажешь, – Дазай потянулся к кофейнику, – Кстати, на этом мой допрос ещё не закончен.

– Я бы предпочел формулировку “светская беседа”, – уточнил Фёдор.

– Прошу прощения, “светская беседа”, – Дазай опустил взгляд на руки собеседника.

Достоевский имел привычку кусать пальцы до живого мяса и делать другие подобные вещи со своими руками. И Осаму частенько наблюдал за этим процессом, думая, чем же его это так привлекает. Была даже мысль, что если незаметно поменять их руки местами, то Фёдор начнёт по привычке кусать пальцы Дазая. Но это было пока только предположение, которое вскоре возможно протестируется.

А вообще где-то в глубине души детективу было неприятно смотреть, как Фёдор ранит пальцы своих рук. Осаму настолько нравилась эта часть тела Достоевского, что больно было смотреть как хозяин этих рук сам их же их искусывает до крови.

– А раз это светская беседа, – продолжил Достоевский, заметив куда был устремлен взгляд Дазая, но никак на это не отреагировав, – то кому-то стоит начать разговор на интересующую его тему. Как я понял, у тебя есть ко мне какой-то вопрос, потому, прошу, задавай.

– Да, ты прав, – проговорил он, не сводя взгляда с рук Достоевского, – меня интересует твоя привычка. Не расскажешь о ней больше?

– Привычка? – Фёдор склонил голову набок.

– Если твою любовь к поеданию собственных рук можно назвать привычкой, – пояснил Осаму.

Послышался смешок и Фёдор вновь укусил себя за палец, прикрыв рукой кривую усмешку.

– Что можно рассказать о такой привычке? – улыбнулся он.

– Например, банальный вопрос, не больно ли тебе? – он подпер свою голову рукой, – и вообще это твоя привычка, тебе наверняка больше знать о том, что можно рассказать.

– Не больно ли мне… – задумчиво протянул Фёдор, – а не больно ли тебе вновь и вновь резать руки, надеясь обрести свободу?

Послышался смешок.

Дазай легко коснулся запястья, заправляя всё время выбивающийся край повязки.

– Вопросом на вопрос? – он улыбнулся, – ладно, если хочешь, могу спросить что-нибудь другое. Например, когда это началось?

– Твои вопросы один лучше другого, – ухмыльнулся Достоевский, – я не помню когда именно. В детстве. Это всё. Теперь меня правда интересует вопрос почему тебя так волнуют мои руки, но я не думаю, что ты станешь отвечать.

– Всё что я могу сказать, – Дазай протянул руку, прикасаясь к ладони Достоевского, – это то, что я восхищаюсь этой частью тела не меньше, чем твоими глазами.

Достоевский с неким недоумением уставился на свою кисть, которой касался Дазай.

– Я ведь не официантка из твоего любимого кафе, Дазай, – произнес Фёдор, – меня не нужно осыпать комплиментами.

Осаму рассмеялся:

– Ещё ни одна официантка не слышала от меня настолько искренних слов. Или, если выразиться точнее, произносимое официантке и тебе имеет огромные различия.

«Ты лучше официантки, Фёдор» от Дазая – лучше любого комплимента.

– Единственное различие в том, что ко мне ты обращаешься как к мужчине, – ответил Достоевский. Его пальцы дрогнули, но он продолжал сидеть в той же позе. Он сам не знал, хочет ли отдернуть сейчас руку которой касался Дазай и стоит ли это делать.

– Ты просто не представляешь, насколько на самом деле велики различия, – произнёс Осаму, мягко улыбаясь. Он аккуратно поднёс руку собеседника у губам, закрывая глаза.

Фёдор вздрогнул. Он не ожидал от Дазая такого жеста. Более того, он был немного шокирован, но руку отдергивать не стал. Не хотелось разорвать ту тонкую связь, что возникала между ними. Правда ещё меньше хотелось, чтобы Осаму узнал о маленькой слабости Фёдора. Он с ума сходил от прикосновения к его рукам.

На лице Осаму промелькнула улыбка.

Он слегка отодвинул ладонь,нежно прикусывая пальцы. Эксперимент, давно запланированный Дазаем, начался в другой форме.

По телу Достоевского пробежала дрожь. Он напряженно смотрел на Дазая, пытаясь понять, что же тот собирается делать дальше. Пальцы второй руки непроизвольно сжали край пальто, но внимание главы Крыс сейчас было приковано только к его гостю.

«А вот и иголка, которую требовалось сломать», – мысленно ухмыляясь подумал Дазай.

Превосходно.