Текст книги "Влюбиться во врага (СИ)"

Автор книги: Moretsuna yokubo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Холодное стекло быстро нагрелось от того, что к нему прижались горячей щекой. Кажется у него жар… Холодно. Ужасно холодно и больно. Его вдруг с головой накрыла волна отвращения к себе. Такой маленький беспомощный Бог, лежащий сейчас на дне стеклянной клетки. Он неспособен выбраться из неё. Неспособен сломать цепи, неспособен победить себя. Сильное божество, заключённое в слабом человеческом теле…

Они демоном зовут его, не видят в нём Бога, потому что боятся. Боятся Бога смерти, несущего спасение. Боятся признать, что не демон перед ними, не сущее зло, а Бог, прощающий им их прегрешения. Бог, спасающий их души от гнёта греха, от тяжести мира сего.

Люди боятся того, чего не понимают. Запирают в клетку, чтобы спрятать, оградить от себя, спасти своё тело и разум, но не видят, не видят слепые, что лишь сильнее погружаются в пучину греха! Не видят, что добровольно сажают Змия на шею и кормят его своими грехами, как яблоками, слушают сладкие речи и верят. Верят ему, истинному демону. Бога же запирают. Чтобы не вышел, не сотворил над ними Страшный Суд, не подарил им прощение…

Дрожь стала сильнее. Он с трудом разлепил веки, посмотрел расфокусированным взглядом на собственные босые ноги и вновь закрыл глаза. Кровавые цветы распускались на стекле, цепи гремели, а слабое тело, казалось, умирало. Умирало долго, мучительно, буквально умоляя прекратить эту пытку, отпустить его, а уж куда неважно, лишь бы не чувствовать это, не мучиться. Но разве позволены Богу такие мысли?

Он вновь открыл глаза, понимая, что уснуть не удастся и увидел напротив, в таком же стеклянном кубе Змия. Своего личного Змия-искусителя, всегда сладко улыбающегося ему. Опорочившего его, запятнавшего кровавыми цветами греха. Неужели и в нём люди разочаровались? Он сидел в кубе, упираясь спиной в стеклянную стенку и выглядел таким несчастным, таким… Преданным, брошенным? Неужели и тебя они бросили?

Достоевский улыбнулся. Улыбнулся жутко, криво и улыбка его отнюдь не была похожа на улыбку Бога. Она была болезненная, широкая и горькая. Горькая словно кофе, который готовил всегда по утрам его Змий. Он не мог говорить, кажется тело отвыкло это делать, но он позвал его по имени. Тихо, почти шёпотом, почти одними губами.

– Осаму…

И тот неожиданно встрепенулся, откликнулся на зов, широко распахнув глаза, недоверчиво глядя на своего Бога и улыбаясь. Улыбаясь искренне, но тускло. Печально. Он не знает, как оказался здесь. Вроде бы всё шло по плану, но внезапно кто-то увидел его истинную форму, его истинное лицо, снял с него бинты. И испугался. Увидел чёрные зияющие пустоты под бинтами и дал ему новое имя. Чудовище. Он чудовище в людском обличии и не зря Фёдор называл его истинным демоном.

Без бинтов было холодно. Жутко тесно и хотелось спать. Хотелось свернуться калачиком на дне стеклянного куба, как сделал это человек в своей клетке напротив. А человек ли? Разве человеком он был, когда даровал Осаму своё спасение? Нет, он был истинным Богом. Пусть пугающим, пусть жестоким, но справедливым. Желающим лучшего своим детям, желающим лучшего всему миру… Этот мир просто не заслужил его. Не заслужил, испугавшись и спрятав. Как же Дазай ненавидел этот мир…

– Тебе не стоит выходить на улицу, люди охотятся на тебя, это опасно.

– Но как же тогда я спасу их?

Дазай пытался защитить его. Спасти от этого жестокого мира, а в итоге по собственной глупости отпустил. Позволил угодить в кровавую ловушку и сам отправился следом.

Он бросился к стеклу, прижимаясь к нему лбом и что-то неразборчиво шепча, надеясь, что Бог его услышит, поймёт, прочитает по губам его слова, но нет, тот кажется ничего не понимал. Он только улыбался, глядя своими потухшими мёртвыми глазами и сильнее сжимал рубашку на плечах. Он умирает. Они убивают его Бога.

Дазаю вдруг стало больно. Ужасное чувство в груди, словно режут ножом. Словно сердце вырезают и на месте же разделывают на маленькие кусочки, чтобы скормить голодным бродячим псам. Его сердце даже псы есть не стали бы, настолько оно прогнившее, чёрное изнутри. У его Бога сердце светлое. Должно быть, по крайней мере, если они его не сожгли. Сам Бог говорит, что сердца и вовсе не имеет, но Осаму не верит ему. Не верит его словам, потому что не хочет. Бог любит его. До сих пор любит и потому просит тихо-тихо: «Спасайся».

В груди становится больнее, кажется от этой боли можно даже умереть. И он бы умер, умер с радостью если бы не умирающее божество в клетке напротив. Вокруг нет ничего, только два стеклянных куба и абсолютно белое пространство. И цепи. Много цепей. Ими опутаны ноги его божества и оно даже пошевелиться от этого толком не может. А хочет ли?

Осаму начал стучать кулаком по стеклу от бессилия и злобы. Сейчас бы только добраться до него, вытащить и можно покончить с этим. Избавить себя и Бога от страданий, лишь бы только спасти. Лишь бы добраться, разорвать цепи и вытащить на свободу. Позволить отпустить себя и исполнить мечту. Исполнить, начиная с Дазая, а дальше уже всё равно, люди заслужили расплаты за свой грех.

Стеклянный пол осколками начал осыпаться куда-то, исчезать, словно иллюзия и Осаму попятился, боясь упасть, провалиться в неизвестность и оставить Бога одного. Снова оставить, не спасти. Шею будто сдавило и он схватился за неё рукой, пытаясь вдохнуть. Дело дрянь. Кровь прилила к вискам, перед глазами заплясали чёрные мушки, а в ушах вновь зазвучал голос Достоевского: «Спасайся!»

Дазай не спасается. Он решился, побежал по осколкам стекла, словно те не были иллюзией, дымом, что исчезал за ним. Только чуть-чуть пробежать, только рукой дотянуться… Как вдруг сердце, его гнилое поганое сердце, замерло в ужасе. Куб напротив начал исчезать. Медленно растворяясь, словно утренний туман, забирая с собой образ божества. Его дорогого, глупого божества, готового на всё, лишь бы спасти их, спасти этих несчастных людей, которые этого даже не понимают! Не понимают причины поступков Бога, не принимают его. Не хотят спасения, не знают, как сами потом будут молить о нём, но будет уже поздно.

Осаму кричит. Пытается бежать быстрее, но чёртово расстояние не желает сокращаться и когда он, наконец, добирается до него, своего Бога, тот почти исчезает вместе с цепями и чёртовым стеклянным кубом. Он совсем прозрачный, словно призрак, улыбается безумно, загадочно и от этой улыбки невыносимо больно…

– Не в этом твоё спасение.

И всё вдруг исчезло. Кромешная тьма и ни души вокруг. Только он один, Змий-искуситель, само воплощение греха, совратившее самого Бога. Выходит, это и есть его конец? Его смерть, такая желанная, горячо любимая смерть? Это то, чего он жаждал? Конец страданий? Холодно и темно, и ничего больше. Страшно.

– Очнись, Осаму, тебе не место в том мире.

Глаза открылись сами собой. Взгляд упёрся в серый бетонный потолок подземного бункера, где он жил вместе со своим любимым божеством, которое он так любил и которое во сне не спас… Спустя с полминуты он смог различить трель дрозда за открытым окошком под потолком комнаты, где они с Фёдором спали, шум ветра и дождя. Опять дождь… Рука Достоевского держала его за предплечье. Рука его Бога. И он был рядом и был жив.

– Ты кричал во сне, – сказал Фёдор и осторожно вытер слёзы со щёк Осаму.

***

Прошло шесть дней.

В Вооружённом Детективном Агентстве царила тихая паника. Ацуши пропал бесследно и никто не знал, куда. Впрочем, тихой она была лишь до тех пор, пока Куникида в одно прекрасное утро не разорался об этом так, что наверное слышал весь квартал.

Он орал о том, что это похищение, это спланированная акция и их похищают по одному и скоро всех перепохитят и перережут, как собак, и что это неизвестные недруги, коих у Агентства не просто много, а до фига, а всеведущего Рампо тоже нету, в то время, когда он так нужен, и…

Куникида орал и вертелся флюгером на все стороны, гневно сверкая стёклами очков. Он вертелся и размахивал руками, как ветряная мельница, когда в проёме двери замаячила внушительная фигура в зелёной юкате, и Доппо, заметившего её, как кляпом заткнуло.

– Куникида, – голос главы Агентства был как всегда ровным и спокойным, – повтори ещё раз всё это, только спокойным тоном.

Фукудзава сделал паузу, затем продолжил:

– Иначе нам всем здесь придётся беруши покупать, а кое-кому даже пойти на бюллетень.

Высказавшись, он прошёл по коридору дальше, так и не зайдя в комнату. А Куникида остался стоять опозоренный, в очередной раз кляня себя за несдержанность. К нему подошёл Танидзаки.

– Может, сходим в кафе, Куникида-сан? Выпьем кофейку и подумаем, что делать дальше.

– О, нет, нет, нет! Куда, куда это вы направились без меня? Танидзаки, дорогой, я с вами! – послышалось от окна и Куникида поморщился. Опять эта Наоми! Он повернулся к ней, и заявил:

– Я дал тебе работу, и чтобы к нашему возвращению всё было готово! Я проверю лично твой отчёт, тем более, – он приостановился, подбирая нужный довод, наконец найдя его, закончил, – твой брат не умеет так правильно делать отчёты, как ты. Уж прости меня, коллега, но… – Доппо развёл руками в ответ на изумлённый взгляд Танидзаки, и тот понял, что заместитель директора просто хотел избавиться от неё, поскольку разговор был не для её ушей.

Он только кивнул, украдкой бросив взгляд на свою сестру, бывшую ему одновременно и любовницей, и отметив её удовлетворённо вспыхнувшие щёки, поспешил уйти вместе с Куникидой, провожаемый напутствием принести ей кофе сюда.

Уже в кафе, отхлебнув кофе, Танидзаки спросил:

– Ну так что, когда пойдём, Куникида-сан?

Доппо молча опустошил чашку и заказал себе ещё, и когда кофе принесли, и он сделал первый глоток, только тогда сказал:

– Да вот сегодня и пойдём. Сейчас. – Он упрямо сжал губы и воинственно блеснул стёклами очков. – Я испросил бы аудиенцию, да не у этого же педофила её просить!

Под «этим педофилом» он имел в виду Мори Огая, босса Портовой мафии. Он имел способность уникального вида. Она выглядела белокурой девчушкой в кудряшках, лет одиннадцати на вид. Звали её Элис. Он одевал и причёсывал её сам, как большую дорогую куклу. Завивал волосы, повязывал бантики и всячески её баловал. По поводу педофилии Куникида не врал. Мори действительно жил с ней и обоих их это устраивало. Когда-то давно, на заре туманной юности, поговаривали, был у него любовник и даже называли шёпотом его имя, но было ли это правдой, некому было подтвердить. И вот к этому-то Мори и понесли свои претензии два детектива, будучи свято уверены, что Ацуши похитили мафиози.

Они так думали, потому что один из членов мафии, Акутагава Рюноске, был учеником Осаму ещё в мафиозном прошлом последнего. А когда в Агентстве появился юноша-оборотень с белыми как снег волосами и чёрной аистиной прядью в чёлке…

В общем, даже слепой бы заметил, что властитель Расёмона был очень сильно неравнодушен к Белому Тигру, в то время как последний находился в благодушном неведении, души не чая в своём бинтованном наставнике. Правда, как уже говорилось, эта привязанность носила сугубо дружеский характер и дальше отношений ученик-учитель ни у кого желания идти не было.

А вот что там с Акутагавой, точно никто не знал, но после ухода Дазая из Агентства по такой причине, как поговаривали с полным на то основанием в городе, было бы логичным предположить, что Накаджима, так непонятно исчезнувший неведомо куда, тоже мог находиться вместе со своим обожателем. Тем более, что Рюноске даже не скрывал своего отношения к парню.

Сперва он хотел украсть его для Гильдии эсперов, пообещавшей за юного оборотня гигантскую награду в семь миллиардов иен, но потом…

Странное поветрие реяло над эсперами этого города, очень странное. И Акутагава не смог устоять перед очарованием юного эспера, и… Двухцветные глаза Ацуши заставили забыть бедного чахоточника о баснословной награде. Бедняга мафиозо просто с ума сходил, вот только открыто преследовать парня и забирать к себе пока не решался. Но надо же когда-то начинать!

Так рассуждали два сыщика, направив свои стопы не куда нибудь, а прямо в логово мафии, поскольку где обитал Достоевский, не знал никто, кроме членов его организации.

Офис же Портовой мафии, открытый всем ветрам, знал весь город.

Благодаря уникальной способности Танидзаки Джуничиро два авантюриста, как под плащом-невидимкой смогли спокойно пройти в кабинет Огая. И уже там решили явить себя удивлённому взгляду мафиозного босса, который поначалу был сильно изумлён, когда дверь вдруг сама собой открылась и закрылась и около пяти секунд никто не появлялся. Огай уже встал и направился к двери, чтобы лично выбранить так некстати распустившихся на рабочем месте двух телохранителей с автоматами, торчавших под дверями кабинета.

Появление двух ищеек из агентства застало его на полдороге к двери и он застыл на месте соляным столбом. На обычно невозмутимом его лице промелькнула целая гамма эмоций. Затем он отмер, слегка прокашлялся, прочищая горло и произнёс:

– Вы что здесь делаете и как сюда попали? Как вам удалось пройти мимо моей охраны и обмануть охранные системы?

– Простите, Мори-сан, – поправил очки Куникида, слегка поклонившись главе територии Порта, – но вынужден заметить, что рекламщики фирмы, делавшей вам установку сигнализации очень не зря получают своё жалованье, – он вздёрнул голову, блеснув очками в глаза Мори, – более того, их руководство, пожалуй, даже должно их повысить за хорошую работу!

Нижняя губа Мори презрительно оттопырилась:

– И вы оба явились сюда заступаться за несчастных промоутеров? Хотите сказать, мне впарили полную лажу? – он заиграл желваками, сердито нахмурив брови.

– Ладно! – Бросил он разворачиваясь и проследовав обратно к своему столу, где уселся в кресло. Там он принял свою любимую позу, поставив локти на стол и положив подбородок на сплетённые пальцы, обтянутые белоснежными перчатками. Глаза, как два аметиста, цепко и холодно рассматривали двух визитёров. – Я ценю затраченные усилия на проведение теста моей охранной системы, именно поэтому я ещё тут разговариваю с вами, вместо того, чтобы вышвырнуть вас отсюда, как мусор, запакованных в мешки. Я всегда так поступаю с непрошеными гостями.

– Нам это известно, Мори-сан, – кивнул Куникида, слегка наклонившись вперёд и всем своим видом выражая почтение. Все знали, что без приглашения в кабинет главы мафии могли войти очень немногие персоны, а эти двое в этот список не входили.

Мори высокомерно усмехнулся. Эти два наглеца, столь бесцеремонно проникшие к нему в офис, поставлены на место. Ладно уж, он снизойдёт и выслушает их, но только из уважения к их начальнику. Их многое связывало в прошлом, слишком многое. Когда-то Фукудзава был телохранителем молодого доктора Мори. И он охранял его ото всех и вся, и прекрасно справлялся. От всего на свете он мог его защитить. Только от себя не смог. И сам не уберёгся. Поэтому он ушёл, забрав с собой прекрасную медсестру Йосано и завёл себе нового питомца. И до сих пор его охранял. Просто охранял.

Вернее, не просто охранял, а внушив ему, что он одарённый (хотя тот таким не был), создал Детективное Агентство и подарил своему подопечному очки, якобы позволяющие видеть всё, произошедшее в определённом месте до этого. Подопечного звали Рампо Эдогава.

А Мори… Мори остался грустить по бывшему охраннику. Правда, грустил он недолго, когда он стал боссом Портовой мафии, грустить и тосковать стало некогда. Навалились другие дела и заботы, но… Фукудзаву он всегда почитал, а может это было не только почтение.

– У вас есть пять минут, – процедил Мори, – и то, только из уважения к Фукудзаве-сану. Говорите, зачем пришли и если не уложитесь…

Куникида знал, что решения этого человека всегда абсолютны, и эта информация настолько гвоздём сидела в его мозгу, что он почувствовал, как против его воли голова сама кивнула. Он с досады плюнул бы, если б находился не в этом месте, но только сглотнул слюну и произнёс:

– Мори-сан, мы все Вас очень просим, верните нам Ацуши!

========== Когда боги смеются. ==========

Красивые брови Мори как поднялись в удивлении, сморщив гладкий высокий лоб мафиозного главы, так и находились в таком положении добрых полторы минуты.

Два детектива смотрели на него в немом ожидании. Они напряжённо ждали, что он им ответит, нервы Куникиды были натянуты до предела, Танидзаки просто стоял рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он уже сомневался, стоило ли вообще приходить сюда.

Внезапно, Мори оглушительно расхохотался, откинувшись на спинку мягкого старинного кресла, обитого алым велюром. Он долго сдерживал свои эмоции, которые у него вызывали эти клоуны из Вооружённого Детективного Агентства, и которых он и правда не трогал только из-за их начальника, но теперь эта их просьба! Давно его так не веселили!

Он долго не мог остановиться. Боже всемогущий, зачем миру такие идиоты? Явиться к нему, чтобы потребовать оборотня! Это ещё додуматься было надо до такого, причём Фукудзава наверняка не был в курсе, Мори был слишком хорошего мнения о нём.

Он стонал и всхлипывал, но не мог остановиться, и наконец, задыхаясь и вытирая выступившие слёзы, он отсмеялся и поглядел на бледного от злости Куникиду, судорожно сжимавшего кулаки и красного от обиды и смущения Танидзаки, к которому он и обратился.

– Я надеюсь, ваш начальник не в курсе, какого дьявола вы притащились в мой офис?

И увидев как тот отрицательно мотает головой, довольно хмыкнул и кивнул ему:

– Превосходно! Фукудзава хотя бы не разочаровал меня в этом! А то я бы подумал, что он рядом с такими идиотами и сам сошёл с ума!

Он снял перчатку и потёр пальцами лоб.

– С какого перепугу вы вообразили, что он у меня? Кстати, ваши пять минут прошли, но поскольку Юкичи даже не знает о вашей самодеятельности, то я дам вам ещё немного времени.

Он опять принял свою коронную позу и смотрел на двоих детективов, неловко сжавшихся в кучку на роскошном красном ковре, устилающем пол его кабинета. Аметистовые глаза смотрели внимательно и недобро, и Танидзаки почувствовал, как этот тяжёлый взгляд медленно вдавливает его в этот громадный, почти на весь пол, ковёр. Ох, как же он жалел о том, что поддался на уговоры Куникиды и потащился за ним сюда!

Он был нужен заместителю директора Агентства лишь в качестве плаща-невидимки, но унижение у них было одно на двоих, так же как и его дар невидимости. И Танидзаки подумал, что вовсе не обязан терпеть всё это, но раз назвался грибом, полезай в кузов, что поделать. И он с поклоном сказал:

– Просим прощения, Мори-сан, за наше крайне неуместное вторжение в ваши чертоги, – здесь Мори опять хмыкнул, поскольку чертог, не чертог, но офис мафии и правда был внушительным и снаружи, и внутри. Уж Мори постарался, чтобы обстановка всех помещений высотного здания, где располагалась его организация, не производила впечатления благородной нищеты. Тем более, что-что, а деньги на обстановку у мафии были. Танидзаки сглотнул слюну и продолжил. – Мы осмелились предположить, что Ацуши мог похитить ваш сотрудник, который постоянно наблюдал за ним, Акутагава Рюноске.

Танидзаки почувствовал облегчение от того, что наконец-то выговорил всё, зачем они сюда пришли. Куникида слова вымолвить не мог от унижения и злобы. Его опять унизили, да ещё при коллеге.

Мори слегка наклонил голову, как маленький щенок. Ох, до чего ж любопытные порой бывают посетители! Забавные до невозможности. Рука Мори протянулась к кнопке селектора:

– Акутагаву ко мне в кабинет! – кратко бросил он в динамик и опять сцепил пальцы, поставив локти на стол.

Он не хотел даже смотреть на этих двух полудурков, так нагло проникших (надо срочно сменить охранную систему!) в его кабинет. Вот был бы рядом Фукудзава… Его Фукудзава. Такой сильный, такой ловкий и умелый, такой смелый и проницательный, такой непобедимый, такой нежный… Мори заскрежетал зубами. Ну где же носит этого Акутагаву?! Был бы в его охране Фукудзава, как в былые времена, ему не пришлось бы терпеть в своём кабинете этих идиотов, которые вообразили, что имеют право сюда влезть и тут находиться. Живое напоминание о его бывшем охраннике, который ушёл от него, чтобы руководить вот этими двумя придурками. А ему теперь сиди здесь и изображай перед ними полное безразличие. А вдруг Акутагава действительно похитил Тигра? Стыдно представить, в каком свете он предстанет в таком случае перед этими двумя.

Куникида и Танидзаки не смели нарушить молчание и лишь неловко переминались с ноги на ногу, изредка поглядывая то на дверь, то на Мори, то встревоженно и виновато, друг на друга.

Наконец дверь открылась, впустив худую фигуру в чёрном развевающемся одеянии и с белым жабо на груди, ярким пятном выделявшемся на чёрном.

– Вызывали, босс? – он слегка поклонился и тут же закашлялся, приложив к губам белоснежный платок. Он часто кашлял, этот Акутагава, всё время утверждая, что у него всего лишь плеврит. Мори некогда было выяснять, что у него на самом деле, гораздо важнее было знать, что он по-прежнему может делать свою работу, и ничего не вытворяет за его спиной.

– Акутагава, – ладони Мори легли на стол, – давно ты прекратил заниматься Тигром?

Акутагава покосился на парочку детективов, напряжённо застывшую в стороне.

– Три месяца назад, – ответил он, опять кашлянув.

– И после этого ты его не видел? – взгляд Мори был внимательным и настойчивым.

– Видел, конечно, – нахмурился Акутагава.

Мори терпеливо продолжал выспрашивать:

– Где ты видел его и когда это было?

– Два месяца назад, на том дирижабле, Мори-сан, – ответил Рюноскэ, слегка поклонившись.

– А после ты его нигде не видел? – терпение Огая было подобно терпению древних скал.

– Не понимаю, о чём вы, Мори-сан, – набычился мафиози, – где и когда я его видел в последний раз?

– Именно, мой мальчик, ты на редкость понятлив, – кивнул Мори, радуясь, что избавлен от необходимости задавать ещё один вопрос. Исполнителем Акутагава был прекрасным, порой даже чересчур, но при этих двух не будешь же выяснять, не проявил ли Рюноскэ излишнего служебного рвения. – Так где и когда?

– С неделю назад, – выдавил тот, – я видел его вечером на аллее.

– Вот как? – брови Мори приподнялись, – и что же он делал на этой аллее?

– Он там валялся, – буркнул Акутагава, – похоже без сознания.

Мори вспылил:

– Так почему же я до сих пор об этом ничего не знаю, раз прошла уже неделя?!

– Но ведь он снят с разработки, босс, – мафиози посмотрел на Мори, как на маленького, – Вы не велели ничего докладывать о нём.

Мори тут же взял себя в руки.

– Верно, не велел. Теперь велю, говори!

– А что говорить, босс? – забубнил Акутагава, – ну лежал, ну видел я его, я же уже сказал.

– И ты к нему не подошёл? – осведомился босс.

– Я не успел, – Рюноскэ посмотрел исподлобья, а затем уставился в пол, видимо узоры на ковре были занимательнее. Он не знал, может ли он рассказать всё, что видел при этих двух. Он опять исподлобья покосился на Мори, словно умоляя его взглядом: «Ну, босс! Ну ты же видишь, как мне трудно! Да помоги же мне!».

Огай оценил эту немую просьбу и кивнул:

– Расскажи всем присутствующим, мальчик мой, почему это ты не успел подойти к нему. Я же не запрещал тебе подходить…

– Но и не разрешали, босс, – шмыгнул носом Акутагава. На висках его выступили крупные капли пота и он отёр их платком.

Изящная рука Мори в белой перчатке подпёрла подбородок мафиозного босса, в глазах сверкнула фиолетовая молния.

– Ну, что не запрещено, то разрешается, – произнёс он. Внутри у него всё кипело, но тут его взгляд упал на Куникиду, и он понял, что его негодование лишь лёгкий бриз по сравнению с бурей, бушующей сейчас в недрах души детектива. Да! Эта группа стоила того, чтобы любоваться ею! Бледный Куникида, в пятнах гнева на лице, сжавший челюсти и кулаки, давно бы уже набросился на Рюноскэ, если бы не присутствие самого Огая. А Танидзаки уцепился за его локоть, готовый при случае удержать его. Мори внутренне ликовал. Ладно, пускай поволнуется, в конце концов это же его коллега. Хотя бы Акутагаву вызвал не напрасно.

– Говори, Акутагава, – белая перчатка взмахнула позволяюще.

– А что говорить? – Акутагава сжал челюсти, – ну не успел я. Подлетела какая-то чёрная машина, всего меня

обрызгала, остановилась. – Тут он запнулся и опять покосился на детективов, – из неё вышли двое, забрали его в эту машину и увезли. Мне показалось, что один из них… – мафиозо повернулся к Куникиде, – напоминал Дазай-сана, – произнёс он с вызовом.

Куникида дёрнулся.

– А второй? – прошипел он.

Рюноскэ покачал головой:

– Я его не знаю. А человек похожий на Дазай-сана…

– С чего ты взял, что он похож, если он не похож или не похож, если это был он? – взгляд детектива был внимательным и цепким. Наконец-то Куникида был в своей тарелке. Он был рад, что мероприятие, затевавшееся как полная авантюра, оказалось успешным и они не уйдут с пустыми руками.

Рюноскэ нахмурился ещё больше и непонимающе глядел на него. Он не знал, что это был любимый приём Куникиды – запутать собеседника, сбивая его с толку, для того, чтобы тот, ошарашенный нечаянно обронил нужную информацию. Но и Куникида не знал, что на Акутагаву такое не действует. Он перенёс свой недоумённый взгляд на босса, как бы спрашивая, чего от него хочет этот грёбаный очкарик.

На губах Мори зазмеилась ехидная улыбка. То-то же, жалкие ищейки! Без моего позволения мой подчинённый никому слова лишнего не скажет, а не то, чтобы взять и явиться без ведома начальства куда-нибудь. Глаза его вспыхнули торжеством.

– Эти люди называли друг друга? Говори, не стесняйся, если ты что-нибудь слышал, – подбодрил он Рюноскэ. – Слышал ли ты имена, либо прозвища, и почему ты говоришь, что один был только похож на Дазая? Он же был твоим наставником, так тебе ли не знать как он выглядит. Не молчи, нам всем очень любопытно, – он опять принял свою излюбленную позу, лицо его лучилось доброжелательным интересом. Он втайне был рад, что приход этих нежданных визитёров не был напрасным. Он уже догадывался кто были эти двое, забравшие Ацуши в чёрную машину. Кстати!

– Акутагава, какие были на той машине номера?

Мафиозо покосился на босса, криво ухмыльнувшись.

– Да никакие, босс! Все в грязи, будто в болоте искупались! Наверняка специально, чтобы не вычислили. А вот марку я разгядел – «Хонда», чёрная «Хонда», – уточнил он. А затем, повернувшись к детективам, ухмыльнулся ещё раз и заявил, глядя прямо в глаза Куникиде, – ну, если босс разрешил, то я скажу.

Он сделал пару шагов в сторону детективной пары, остановился, затем вздёрнул подбородок и покачался с пятки на носок и обратно с очень презрительной миной. Мори слегка прочистил горло, нетерпеливо кашлянув и ненавязчиво напомнил:

– А имена, мой мальчик? Ты же слышал, не правда ли?

Тот ухмыльнулся ещё шире, и не сводя глаз с Куникиды, уже готового взорваться, сказал:

– Ну, а как же, босс! Я всё видел и слышал, слившись с деревом. Они не заметили меня, слишком были заняты.

– Ну говори же! – прошипел Куникида, уже тоже смутно догадываясь, но надеясь, что догадка его неверна.

– Не думаю, что тебе понравится то, что ты услышишь, – заметил Рюноскэ, – один из них был в чём-то белом, волосы были длиной до плеч и чёрные, я никогда его раньше не видел. А второй был в красивом дорогом сером одеянии, прошу прощения, босс, – он приложил руку к груди, – я не знаю, как называется такое пальтишко вот такой длины, – и он показал ладонью на середину бедра. – С капюшоном, – добавил он.

У Куникиды на лбу вздулась вена, он стиснул зубы и сжал кулаки, готовый наброситься на мафиозо, который намеренно над ним издевался. Танидзаки схватил его за руку. Акутагава заметил этот жест и снова ухмыльнулся. Мори в душе торжествовал. «Так их, мой мальчик! Пусть знают, как заявляться без спроса!», – подумал он.

Куникида вырвал свою руку и подскочил к Акутагаве. Они стояли лицом к лицу совсем близко, но каждый из них держал свои руки в карманах. Мори, тем временем, подпёр кулаком щёку и наслаждался. Танидзаки инстинктивно принял позу футболиста в стенке против бьющего пенальти. Каждый был готов по своему нанести удар или принять его.

– Ты скажешь, наконец, как их звали? – с трудом сдерживаясь прошипел детектив, гневно блестя стёклами очков прямо в безбровое лицо мафиозо.

А тот снова ухмыльнулся торжествующе и наконец, заявил:

– Тот, в белом, называл второго Осаму, – здесь он вынужден был остановиться, так как Куникида дёрнулся к нему, выхватив из карманов руки с растопыреными пальцами, но пальцы просто сжали воздух, да так, что даже костяшки побелели. Глаза Рюноскэ стали ещё надменнее, своих рук из карманов он так и не вынул. – А тот, второй, который занёс Тигра в машину, назвал того, что в белом Федей, – торжествующе бросил Акутагава, и повернул голову к своему боссу.

– Потом они уехали в машине, босс, и увезли в ней Тигра. Это всё.

Он поджал губы в знак окончания разговора. Но Мори слишком хорошо знал своего подчинённого, чтобы думать, что это и правда всё. Во всяком случае, при всех он спрашивать Акутагаву об этом не собирался. Никто из присутствующих не знал что сказать. Повисло неловкое молчание, нагло разорвавшееся от звонка мобильного телефона Танидзаки.

Он посмотрел, кто звонит, сделал большие глаза и произнёс:

– Фукудзава-сан…

Лицо Куникиды, отключившего заранее свой мобильный, приняло зверское выражение, когда он зыркнул на коллегу, не сделавшего то же самое со своим телефоном.

Лицо Мори оживилось.

– Ответь! – кивнул он Танидзаки, и опять принял свою любимую позу, уложив тщательно выбритый подбородок на сплетённые пальцы.

Тот ответил на звонок, включив громкую связь из вежливости к присутствующим. Из динамика на весь кабинет зазвучал голос начальника Вооружённого Детективного Агентства, Фукудзавы Юкичи.

– Танидзаки, Куникида с тобой? Я знаю что вы ушли вместе, так что отрицать бесполезно.

И прежде, чем Куникида успел что-то сказать, Джуничиро сказал:

– Да, Фукудзава-сан, он рядом. Что-то срочное?

Доппо с досадой рубанул рукой воздух, лицо Мори просветлело.

– Я не могу до него дозвониться, дай ему трубку, – донеслось из телефона, Танидзаки протянул его коллеге и тому ничего не оставалось, как только принять аппарат в свою руку.

– Да, Фукудзава-сан, – выдохнул он в трубку.

– Куникида, где ты бродишь, тут Ацуши привезли! И что с твоим телефоном?

– Разрядился, – бросил Куникида, – кто привёз? Он жив?

Акутагава впился взглядом в телефон так, будто от этого зависела его жизнь. Впрочем, все остальные смотрели на него так же, и никто не обратил внимания на то, с каким затаённым страхом и надеждой он вперился в этот аппарат.

Трубка возмущённо фыркнула:

– Конечно жив! Почему это ему надо быть мёртвым? С ним всё в порядке и он хочет видеть тебя, – в трубке повисла секундная пауза, которой тут же воспользовался Мори.