Текст книги "Влюбиться во врага (СИ)"

Автор книги: Moretsuna yokubo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

– Тогда ладно, – кивнул Фёдор.

Ему действительно было интересно, почему Дазай ведет себя так странно. Он не боялся неожиданной ловушки, прекрасно зная что сможет выпутаться из любой ситуации, но все же мотивы Осаму были ему непонятны, а непонятного он не любил.

Детектив привёл Достоевского в спальню, подойдя к шкафу и потянувшись за комплектом постельного белья для него. Фёдор с интересом осматривался. В принципе, комната Осаму его не удивила.

Спальня была обставлена чуть лучше кухни.

Небольшой шкаф, с одеждой и личными вещами, возле окна стоял письменный стол, в ящиках которого находились разные мелочи, канцелярия, какие-то бумаги и многое-многое другое. Телевизор среднего размера пылился на краю стола, что показывало как редко он использовался, ведь Осаму проводил не так много времени дома. И возле стены само спальное место.

Приятная и уютная комнатка, где действительно можно хорошо выспаться.

Дазай передал комплект Фёдору, указывая рукой на спальное место у противоположной стены. Сам же он полез в шкаф, кое-как найдя там более-менее плотное одеяло и небольшую подушку. Горестно вздохнул, осматривая найденное.

Фёдор на этот вздох не обратил никакого внимания. Он расстелил бельё на футоне и в последний раз поинтересовался:

– Дазай, а я точно не стесню тебя?

– Ты так говоришь, будто я имею возможность передумать, – ответил детектив, подойдя к незашторенному окну.

– Теоретически я всё ещё могу уйти, – задумчиво проговорил Фёдор, ложась на футон.

– Нет уж, – Дазай, задвинул шторы и прошёл к своему месту. Он лёг на него, повернув голову в сторону Фёдора.

Импровизированная постель Осаму и спальное место Достоевского были почти на одном уровне, к тому же их разделяло совсем небольшое расстояние, всего сантиметров двадцать пять. Фёдора такая близость немного смущала, но говорить на этот счёт он ничего не стал. Укутавшись в плед, он закрыл глаза и пробормотал:

– Спокойной ночи, Дазай.

– Спокойной ночи, – послышалось в ответ.

Осаму ещё несколько минут молча лежал и не сводя взгляда с гостя, всматривался в его лицо. Оно выглядело таким спокойным, расслабленным… Впрочем как и всегда. Но, всё же, было в его спящем враге что-то особенное. Он выглядел каким-то… Беззащитным и уязвимым. Обычно он имел вид человека способного убить одним лишь взглядом, а сейчас, казалось, его самого можно убить лёгким прикосновением. Тёмные пряди упали на лицо, скрыв тени от длинных ресниц и Осаму с трудом подавил желание убрать волосы с лица своего спящего гостя.

На улице шёл дождь, заглушая тиканье часов. Дазай повернулся к гостю спиной и закрыл глаза.

Тишину ночи лишь на несколько мгновений прервал звук. Звук человеческого шёпота. Кто-то на ломаном русском произнёс «Я тебя люблю».

========== Приятное утро. ==========

Ласковые лучи утреннего солнца проникали в комнату сквозь заляпанные ночным дождём стёкла. Достоевский поморщился от яркого света, резавшего глаза даже сквозь опущенные веки. Просыпаться от солнечного света он не привык, потому на эти невинные лучики реагировал довольно болезненно.

Кое-как разлепив веки, он поднялся на ноги, осматриваясь и припоминая, как оказался здесь. Попытался вспомнить ещё и приблизительную планировку дома Осаму. Он, как ни странно, сумел выспаться, чему был даже немного рад. Но его занимал вопрос, удалось ли то же самое сделать хозяину дома.

Дазай, проснувшийся намного раньше гостя, приготовил простенький завтрак в виде яичницы и чашки чая. Скромно, но питательно. Осаму клевал носом, сидя у стола. Голова была опущена вниз, тёмные волосы парня спадали на сонное лицо. Детектив уснул, даже не притронувшись к еде. Одеяло лежало на его плечах, и казалось, вот-вот свалится на пол.

Завернувшийся в плед, как заворачивался в собственное пальто, Достоевский неслышно появился в кухне. При виде такой умилительной картины он не смог сдержать улыбку, но тут же стал раздумывать, а стоит ли будить Дазая? Возможно лучшим вариантом будет уйти, пока не поздно, оставив записку со словами благодарности? Но это было как-то невежливо и плюс ко всему он ещё не всё для себя выяснил. Поэтому Фёдор вздохнул и осторожно коснулся плеча Осаму.

– Дазай, – тихо позвал он его.

– А? – сонные глаза Осаму разлепились и недоумённо уставились на Достоевского.

В таком состоянии он выглядел скорее милым, чем способным на разговор.

– Ты уснул за столом, – пояснил Достоевский, усаживаясь напротив Дазая. Его лицо при этом не выражало никаких эмоций, словно такие вещи происходят с ним ежедневно, но голос был мягким, даже успокаивающим.

Одеяло упало с плеч Осаму, из-за чего он вздрогнул и потёр глаза:

– Точно… Прости, не выспался…

– Я же говорил что могу помешать тебе, – пожал плечами Достоевский.

– Не страшно, – проговорил Дазай, прикоснувшись к чайнику, – он ещё горячий, – Осаму взял чайник в руку и принялся разливать кипяток по чашкам.

– Дазай, тогда в переулке ты сказал, что я – причина. Ты имел ввиду это? – Достоевский сосредоточенное рассматривал узор на чайнике, и это выглядело так, будто в мире нет ничего важнее созерцания этого узора.

– Зависит от того, что ты подразумеваешь под «этим»? – проговорил Дазай, поставив чайник обратно на стол.

– То что ты вычислил, где находится мой штаб, но не передал эти данные в полицию, то что позвал меня к себе в гости, чтобы я не промок, то что пожертвовал собственным сном, то что приготовил завтрак для меня… – начал перечислять Достоевский.

Осаму молча слушал его, глядя прямо в фиолетовые глаза. Он и не думал, что Фёдор станет вот так напрямую спрашивать у него о причинах его поступков.

– Ну… Может ты и прав… – проговорил он, отвернувшись к окну.

– И почему же я – причина? – Достоевский в упор смотрел на него. Он мысленно ликовал, поскольку нащупал правильную линию поведения, – хочешь попытаться использовать меня?

Послышался смешок:

– Вечно ты ищешь в моих поступках скрытый смысл…

– Потому что слишком хорошо тебя знаю, – холодно ответил тот, – но если не хочешь отвечать – не нужно, это твоё право.

– Ты действительно думаешь, что я воспользуюсь тобой в личных целях? – голос Дазая дрогнул.

– Я предпочту воспользоваться своим правом не отвечать, – Фёдор сверлил Дазая взглядом.

– А, то есть отговорка, что у тебя красивые глаза, не сработает? – усмехнулся Осаму, принимаясь за еду, – ну тогда хоть завтрак оцени, старался же!

– Спасибо, но я не голоден, – Фёдор взял в руки чашку с чаем.

– А я, пожалуй, поем, – Осаму накинул одеяло на плечи и продолжил есть, то и дело поглядывая на Фёдора.

От внимания Достоевского это не ускользнуло и он, то ли нарочно, то ли случайно поперхнулся чаем как раз тогда, когда Дазай в очередной раз поднял глаза на него.

– Осторожнее, – хихикнул детектив, а затем встал и подошёл к холодильнику.

– Благодарю за заботу, – ответил Фёдор прокашлявшись.

В холодильнике ничего нового за прошедший период не появилось, это и неудивительно, ведь туда никто со вчерашнего дня не заглядывал, поэтому детектив закрыл холодильник и полез в шкафчик. Там он отыскал печенье и поставил его на стол.

– Попробуй, оно очень вкусное, – сказал Дазай, вновь присаживаясь за стол.

Достоевский подозрительно покосился на угощение, но одну печенюшку всё же взял.

– И правда вкусно, – пробормотал он чуть надкусив выпечку.

– Именно. Это печенье очень хорошо сочетается с чаем, который мы сейчас пьём, – Осаму тоже взял печенье, переведя взгляд на Достоевского, – слушай, тебе нравится виолончель… Ты умеешь на ней играть? – спросил он, делая глоток чая.

– Да, – кивнул Фёдор, отправляя в рот очередное печенье, – я даже привёз в Японию свою виолончель, но сыграть на ней, к сожалению, мне довелось лишь однажды.

– Теперь мне очень хочется послушать, – улыбнулся Дазай, сделав ещё один глоток, – жалко, что я вряд ли смогу услышать от тебя живую музыку, но буду надеяться.

– Не нужно, не сможешь, – твёрдо произнёс Достоевский, делая ещё один глоток чая.

– А я надеялся, – улыбнулся Осаму, попивая чай и прокручивая в голове события вчерашнего дня.

«Прочитал ли он записку?..», – пронеслось в голове детектива.

– Надежда умирает последней и, как правило, зря, – холодно произнёс Достоевский, допивая свой чай, – спасибо за гостеприимство, но мне пора, – он поднялся из-за стола, – меня наверняка уже обыскались, не хочу заставлять своих подчиненных заниматься непонятно чем.

– Не смею задерживать, – кивнул Дазай и прошёл к двери. Сняв пальто Достоевского, он протянул его ему.

– Благодарю, – Фёдор взял пальто, случайно коснувшись холодными пальцами тёплой руки Дазая. Он быстро оделся и произнёс на прощанье: – До встречи, Дазай, а в русском… Попрактикуйся. У тебя слишком сильный акцент.

– Хорошо, – улыбнулся Дазай произнеся это слово на родном для Фёдора языке. Ещё одно в копилку к тем, что он выучил с переводчиком, только вот это слово – сегодня утром. – Обязательно. До встречи, Фёдор, – чуть тише произнёс он на японском, махнув на прощанье рукой.

Достоевский молча покинул его жилище, в ещё большем замешательстве.

Улыбка на лице Дазая медленно угасла. Рука опустилась на дверь и парень опёрся на неё обеими руками, опустив взгляд в пол.

– Использовать в своих целях… – шёпотом произнёс он, – как же я хотел бы, чтобы это было правдой…

Осаму дрожащими пальцами коснулся запястья, где ещё осталось ощущение чужого прикосновения, буквально падая на пол.

– Прости… – прошептал он.

Но даже если бы Фёдор мог слышать это «прости», не услышал бы. Слишком был увлечён своими мыслями. Придя в гости к Дазаю, он надеялся получить ответы на свои вопросы, но в результате вопросов стало больше, чем ответов. Думая о своём, парень сунул руку в карман пальто и нащупал там какой-то посторонний предмет. Вытащив его из кармана, он понял что это салфетка, которую ему передал официант вместе с чаем. Он просил прочесть её позже. Что ж, уже прошло много времени, так что Фёдор не долго думая, развернул салфетку и начал вчитываться в текст, написанный ровным красивым почерком.

Глазам, что как сумрак пленительно манят

И голос, пред чем не могу устоять.

Лишь… Вновь ожиданием честности занят,

Терзаем сомненьем опять и опять…

Прочитав строки, посвященные ему, Фёдор невольно улыбнулся, и бережно сложив салфетку, положил её обратно в карман. В голове его уже появились первые ноты мелодии для виолончели, которые он обязательно запишет, вдохновленный стихами «неизвестного» поклонника.

Комментарий к Приятное утро.

Да, эта часть маленькая, но так было задумано. В предыдущую главу она не помещалась, а к следующей не относится по смыслу, но не написать это я не могла.

========== Встреча четвёртая. Филармония. ==========

С момента той встречи прошла неделя. Достоевский уже практически разобрался в причинах того, почему Дазай действовал именно так и даже уже начал разрабатывать более подробный план по обращению того в свои ряды. Вот только с Осаму нужно было действовать крайне осторожно, поэтому с разработкой плана возникли сложности. Глава Крыс прокручивал мысленно множество различных вариантов, после чего практически любой из них отметался. Он снова не спал сутками и питался лишь чаем, не обращая на речи Гончарова о том, что Богу не стоит пренебрегать здоровьем никакого внимания.

***

На столе Достоевского лежал белый конверт, без подписи и других опознавательных знаков, простой конверт, являющийся оболочкой для того, что лежало внутри, а именно для записки.

Обнаруживший его Фёдор был немного удивлён. Ему просто не могли принести почту сюда, в штаб, в место о котором кроме его подчиненных знал лишь один человек. Один!

Достоевский укусил палец. Взяв конверт в руки и прощупав на всякий случай, он вскрыл его, выуживая оттуда письмо. На белоснежной бумаге каллиграфическим почерком были выведены строки:

Весь мир против меня. Я знаю.

Обещай – не забудешь вовек:

Сердце вздрогнет в толпе, но тогда лишь,

Когда улыбнётся один человек

Концертный зал префектуры Канагава, шесть часов вечера.

Недоуменно глядя на послание, Фёдор попытался быстро решить, что же стоит делать. Кем было оставлено письмо он уже догадался, но не знал стоит ли принимать приглашение. Он неплохо знал культурные места этого города, хотя и был здесь совсем недавно, поэтому примерно понимал, чего хочет приглашающий. Конечно он не поговорить его зовёт, скорее всего потащит слушать музыку. И Фёдор был не против такого времяпрепровождения. Вот только с этим человеком…

Бросив взгляд на часы, он тяжело вздохнул и спрятал письмо в карман. У него есть всего полчаса. За это время он вполне успеет добраться на место.

18:00

Дазай к этому времени уже не спеша прогуливался возле входа, держа в руках билеты и терпеливо поджидая Фёдора. К этой встрече он подготовился основательно: читал статьи о виолончели и известных исполнителях, владеющих этим инструментом; внимательно изучил программку и даже решил заменить свою повседневную рубашку на более праздничную белую. Он был уверен в том, что Достоевский примет его приглашение, просто обязан принять. Слишком уж откровенен был с ним русский в прошлый раз. Осаму даже был почти уверен в том, что о своей любви к виолончели он упомянул не случайно, на что-то намекая.

Фёдор пришёл вовремя, минута в минуту. Дазая он заметил сразу и мысленно усмехнулся, отмечая, что детективу не хватает букета цветов. Он не спеша подошёл к нему сзади и, лукаво улыбнувшись, елейным голоском произнёс:

– Какая неожиданная встреча.

– Ровно шесть вечера, – Дазай посмотрел на дисплей своего мобильного, – а я уже думал, что ты не придёшь, – произнёс он, оборачиваясь, после чего улыбнулся, убирая телефон в карман.

– Я пришёл только потому что меня пригласил ты, – холодно проговорил Фёдор, – если бы я думал что это кто-то другой – остался бы в штабе.

– Ох, значит ты пришёл ради меня? – усмехнулся Осаму, совершенно изменив суть фразы Фёдора, после чего прошёл в сторону входа, – билеты при мне, до начала не так уж и много времени, стоит поторопиться.

Достоевский предпочел не комментаровать слова Дазая. Он молча шёл за ним, раздумывая над тем, зачем Осаму это может быть нужно. Фёдор каждый раз задавался этим вопросом и каждый раз не получал на него ответа. Довольно трудно было каждый раз выдавливать доброжелательную улыбку, вместо того, чтобы воткнуть нож под рёбра суициднику. Но мёртвым он был бы менее полезен, чем даже сейчас и глава Крыс разумно сохранял спокойствие и жизнь Осаму.

Последний сейчас как раз приоткрыл дверь, пропуская Фёдора. Тот прошёл внутрь, наплевав на привычную осторожность, поворачиваясь к врагу спиной. Сегодня можно. Он был слишком уверен в своей божественности, чтобы бояться быть пойманным или тем более убитым.

Дазай уж было решил обогнать Фёдора и снова быть впереди, но не тут-то было. Парень чуть не оставил свою ногу на улице, поторопившись и не вовремя убрав руку, но успел всё-таки проскочить в последний момент.

Люди, стоявшие рядом, дружно обернулись на громкий хлопок дверью. Обернувшийся на шум Фёдор, смерил Дазая недовольным взглядом, в котором прямо читалось определение для Осаму: ходячая катастрофа. Детектив поторопился за Достоевским, рассматривая билеты и обозначения мест на них. Он лишь усмехнулся, открывая дверь в зал, где уже чуть больше половины мест были заняты.

Детектив указал рукой на ряд, где были их места. Места оказались выбраны удачно, сразу было видно – Осаму подготовился.

Фёдор занял своё место и, сложив руки на коленях, направил свой взгляд на сцену. На его лице появилось выражение отрешенности. Теперь вокруг него не существовало ничего кроме оркестра. Всё что ему нужно это звуки которыми вот вот наполнится концертный зал. Где-то на периферии сознания промелькнула мысль, что не так и плохо всё с нынешним поколением, раз свободных мест почти не осталось. Подобный вывод русского обрадовал и даже немного вдохновил. Он уже знал, что сегодня ночью его подчинённые сполна насладятся прекрасной мелодией, созданной богом.

Что же насчёт Дазая?

Наблюдающий за Фёдором Осаму сделал вид,что ничего не заметил. Лишь где-то внутри он мысленно поставил галочку, улыбнувшись и переведя взгляд на оркестр.

20:00

Когда в зале музыка стихла окончательно, а люди начали подниматься со своих мест, чтобы покинуть филармонию, Дазай тоже собирался встать, но взгляд его остановился на человеке, с которым он вошёл в этот зал. Тот продолжал неподвижно сидеть, глядя в одну точку остановившимся взглядом, словно погруженный в транс. Детектив молча застыл на месте, ожидая дальнейших действий Достоевского, но тот не шевелился. Он сидел с задумчивым видом, напоминая сейчас какую-нибудь античную скульптуру. Хочется остановиться и просто смотреть на неподвижное изваяние, подмечая каждую чёрточку. Приятное очертание лица; ровный, прямой нос; губы, которые так хочется попробовать на вкус, задумчивый взгляд обращённый на сцену и глаза, глаза которыми так часто Осаму восторгался, с каждым разом видя в них что-то новое.

Но детектив пересилил себя и, коснувшись руки Достоевского, прошептал:

– Дос-кун.

Тот растерянно моргнул и перевёл взгляд на Дазая:

– Что, уже пора? Я забылся… В таком состоянии я наверное выглядел жутковато, – он усмехнулся, поднимаясь со своего места.

– Я слегка растерялся заметив, что ты не реагируешь на окружающий мир, – признался Осаму, легко улыбнувшись.

– Я просто так реагирую на музыку, – пояснил Фёдор, направляясь к выходу из зала, – интересный вечер ты мне устроил, Дазай, – он улыбнулся, – дальше у тебя ещё что-то запланировано или разойдемся по домам?

Осаму поспешил за ним.

– Да, ты прав, это ещё не всё, – спокойно ответил он, приятно улыбаясь и то и дело вновь принимаясь всматриваться в лицо Достоевского. Сейчас интонация и поведение Дазая, как и в тот день, сменились на более тёплые и приятные.

– И что же меня ждет дальше? – Фёдор усмехнулся, покосившись на Осаму, и положил руку на ручку двери, – арест? Как в дешёвых детективах: «послушай музыку напоследок…»

– Ошибаешься, – Осаму остановился, ожидая, когда Фёдор откроет дверь, – потом сам всё увидишь.

– Вот как, – изогнул бровь Достоевский, толкая дверь, – прошу, ты иди вперёд.

Осаму покорно проследовал вперёд, придержав дверь для Фёдора. Тот прошёл за ним, мысленно готовясь к худшему.

Одним из первых пунктов остановки был небольшой торговый переулок, пестревщий яркими красками и наполненный необычными для Достоевского запахами японской еды. Было довольно таки многолюдно и частенько приходилось отступать на самый край тротуара, чтобы пропустить кого-то.

В основном здесь прогуливались парочки, решившие сходить на романтическое свидание. Мысленно Фёдор отметил, что для свиданий такие места действительно подходят идеально: приглушённый свет фонарей, что висели здесь буквально на каждом шагу, милые лавчонки с разными угощениями, маленькие уютные ресторанчики, хозяева которых обычно знают всех своих клиентов в лицо даже небольшой цветочный магазинчик на углу, хозяйкой которого наверняка была пожилая женщина, сама выращивающая свой товар. Достоевский примерно предположил, что могут чувствовать люди гуляющие здесь и дал определение этим ощущениям: атмосферно. Сам же Фёдор не испытывал ничего кроме раздражения и лёгкой усталости. Ему не нравилось молча бродить по улице, слушая как Дазай весело что-то насвистывает.

И вот, очередная толпа туристов, фотографирующих всё подряд, разделила спутников и они оказались в разных концах переулка. Осаму, похоже, совершенно не собирался искать попутчика, спокойно продолжив своё движение. Достоевский сразу же обрадовался такому повороту событий. Ему, конечно, было очень любопытно узнать, что же придумал Дазай, но чувство тревоги не покидавшее его весь вечер заставило двигаться в противоположном от суицидника направлении. Он ощущал опасность всей шкурой, как самая настоящая крыса. Поэтому, поняв что его “потеряли”, поспешил скрыться в толпе и вернуться в штаб. Он и так слишком много за сегодня провёл времени вне стен своего убежища.

– Фе-е-едя, – прошептал сладкий голосок за спиной Достоевского. Тёплая рука легла глаза, а вторая засунула парню в рот что-то сладкое.

От неожиданности тот чуть было не поперхнулся, но быстро опомнился и, сбросив с себя руки Осаму, повернулся к нему лицом. Длинными искусанными пальцами он взял палочку, что торчала у него изо рта и вытащил, сняв при этом с неё зубами сладкие шарики угощения. Он с неким недопониманием смотрел на явно довольного собой детектива.

– Ну, как тебе? – поинтересовался тот, ухмыляясь и заглянув в небольшой, внезапно появившийся в его руках яркий пакетик, с неизвестным содержимым.

– Я не любитель сладостей, – признался Фёдор, прожевав, – как по мне, то это просто японское блюдо, ничего такого. К тому же, я уже пробовал данго ранее.

– Удивлён, что ты узнал его, по вкусу, – улыбнулся Дазай, кивнув в сторону пакета, – у меня с собой много всего интересного, что поможет скрасить дорогу, – он сделал шаг в сторону выхода из переулка, в этот раз стараясь не терять Фёдора из виду.

– Если ты собираешься меня угостить, то не стоит, а если намерен сам отведать лакомства, то приятного аппетита, – произнёс Фёдор, поравнявшись с Осаму. Не особо хотелось ловить на себе его косые взгляды через плечо.

Детектив лишь улыбнулся, продолжая путь по переулкам, сворачивая то к сувенирным лавкам, весело указывая на какие-либо достопримечательности или необычные фигурки. Достоевский лишь с безразличным видом рассматривал всё что Дазай показывал ему. Молча кивал, задумчиво покусывая фалангу указательного пальца. Единственное, что действительно привлекло его внимание, так это музыкальная шкатулка в витрине антикварного магазина. Уже начало темнеть и её цвет трудно было различить, но вот что Фёдор постарался хорошо рассмотреть, так это узор вырезанный на крышке. Раньше ему не доводилось видеть подобного и честно признаться хотелось коснуться её, открыть, послушать мелодию, что скрыта внутри от чужих ушей. Но тем не менее от предложения Осаму зайти внутрь и попросить посмотреть вещицу он отказался, бросив какую-то фразу о том, что его подобное не интересует.

Сколько уже времени прошло?

Нельзя быть уверенным, что кто-либо, особенно Осаму, запоминал во сколько они начали путь, однако уже начало темнеть, а герои до сих пор, кажется, даже на часть не приблизились к цели.

Но Дазая это, похоже, совершенно не волновало. Он всё не переставал то заходить в более глубокие переулки, то выходить каким-то образом в парки, останавливаясь и всматриваясь в растения и чуть-ли не силой пытаясь окунуть в красоту природы Достоевского.

На улице стало уже совсем темно, а путешественники до сих пор гуляли по переулкам, отвлечённо разговаривая на разные темы, хотя говорил в основном Дазай, а Фёдор лишь кивал и иногда отвечал какими-то замысловатыми монологами, которые детектив старался запомнить чуть ли не дословно. Сейчас же Осаму завёл разговор о походе в филармонию, а именно о том, какая музыкальная часть понравилась Фёдору больше, надеясь всё же хоть какой-нибудь его разговорить.

– Как раз было выделенно несколько особо красивых партий для виолончели, как для тебя подбирали, – сказал он, украдкой посмотрев который час. Десять вечера.

– Ты специально изучил програмку прежде чем купить билет не так ли? – ответил Достоевский, незаметно наблюдающий за всеми действиями Осаму.

– Значит списать на приятное совпадение не получится, да? – усмехнулся тот, убрав руки в карманы.

– Ты прекрасно знаешь, что у нас одинаковый склад ума. Мы практически как близнецы в этом плане, – ответил Фёдор, глядя куда-то вперёд.

– Ну, я хотя бы попытался наделить этот вечер чем-то особенным. Но я всё же буду надеяться, что всё пойдёт именно так, как я и планировал, – ответил он, оглядываясь вокруг.

– Я знал что именно будет в филармонии как только прочёл твоё приглашение. Но, вынужден признать, оно было особенным. Вот только зачем тебе всё это? – он покосился на оглядывающегося по сторонам Осаму.

– Да вот, надеялся, что ты чем-то, да отравишься, – Дазай слегка ускорил шаг, – такой ответ тебя устроит? Мы, кстати, уже близко.

– Близко к чему? – поинтересовался Фёдор, проигнорировав предыдущие слова своего спутника и так же как и он ускоряя шаг.

Дазай резко остановился, устремив взгляд вперёд.

– Пришли, – тихо ответил он, останавливаясь на мосту Йокогама Бэй.

Перед собеседниками открылся вид на ночной город. Довольно яркие его огни, что так эффектно смотрелись на фоне тёмного неба, без единого облака. Огромная красноватого оттенка луна висела над крышами домов, словно наблюдая за жителями Йокогамы, изучая каждого и навсегда сохраняя его секреты в своей памяти. Её окружали маленькие огоньки звёзд, которые Дазай мысленно назвал её камерами наблюдения. Не может ведь она одна увидеть всех и вся? Хотя нет, может. Осаму был уверен, что может. Наверняка она видела все его деяния и ранее и сейчас, всё что происходило в порту, даже мафия не могла укрыться от неё. Она видела всё, только молчала. Прятала ехидную ухмылку за крышами высоток и продолжала наблюдать, навсегда скрывая увиденное.

– Только не говори что вытащил меня в этот вечер на улицу, только ради этого, – устало произнёс Фёдор, прерывая его раздумия.

– Прекрати возмущаться и иди бегом сюда, наслаждаться красотой вечера! – улыбаясь прокричал Осаму, который уже успел довольно далеко от него отойти, махнув рукой.

Вздохнув, Достоевский медленно приблизился к Дазаю и встал рядом с ним:

– Ну, – он посмотрел на детектива, – и что ты хотел мне показать? Я уже не раз наслаждался подобным видом.

– Ты наслаждался им один, уж точно не в моей компании, – Дазай оболокотился на перила, – а ещё хотел узнать, какие вещи вообще могут тебя заинтересовать.

– Меня интересует только одна вещь: исполнение моей мечты, – ответил Фёдор, глядя вдаль. Ветер развевал его волосы, выбирающиеся из-под шапки. – Мы ведь оба с тобой знаем что такие вечера непозволительны для нас, – произнёс он.

– Если бы этот вечер был для тебя до невозможности непозволительным или же не интересовал тебя – ты бы не пришёл, – ответил Осаму, взявшись одной рукой за перила, проверяя их на прочность.

– Даже не думай сейчас о суициде, – буркнул Достоевский, – и, как я уже говорил, я пришёл исключительно из интереса. Но всё же и ты, и я знаем, что мы не имеем права вот так просто стоять на мосту, и любоваться ночным городом в компании друг друга.

– Но мы делаем это, – тонко подметил Осаму, убрав руку, – и я удивлён, что ты заметил это именно сейчас, а не тогда в штабе.

– Я заметил это давно, ещё тогда в переулке. Но я решил поддаться змею обвившемуся вокруг моей шеи и позволить себе совершить этот маленький грех. Но ведь Богу позволено быть немного слабым, – он улыбнулся.

Осаму тихонько хихикнул в сторону.

– Знаешь, есть интересная традиция, которую ты не нарушаешь каждую нашу встречу…

– Какая же? – Фёдор недоумённо выгнул бровь.

– Ты постоянно задаёшь сам себе один вопрос: «Что этот перебинтованный себе позволяет и зачем ему всё это?» Прости, но это логично, что ты хочешь знать это, но не спрашиваешь меня ни о чем. Я из-за этого себя поймал на одной забавной мысли, – Дазай перевёл взгляд на попутчика, – значит ли это, что ты будешь приходить снова и снова, если я вновь промолчу? – Осаму лукаво улыбнулся, отведя взгляд в сторону. – Не обязательно отвечать, – и вновь принялся, отвернувшись, рассматривать звёздное небо.

– Когда-нибудь я не приду, – ответил Достоевский, устремив взгляд вдаль, – это мой спектакль, Дазай, не пытайся стать кукловодом.

– Значит у меня ещё есть время вдоволь насладиться происходящим до тех пор, пока не наступит это “когда-нибудь”, – детектив повернулся к Достоевскому.

– Всё дело в том, что ты не знаешь когда этот момент наступит, – губы Фёдора растянулись в торжествующей ухмылке.

– Ох, Дос-кун… – рука Осаму потянулась к запястью Достоевского, крепко взявшись за него. Сам Дазай расплылся в счастливой улыбке, приблизившись к собеседнику, – ты просто не представляешь, на что ты только что дал мне разрешение! – Осаму усмехнулся, в тот же момент абсолютно сократив расстояние между их губами.

Фёдор не был особо удивлён. Он подозревал что этот момент наступит и даже немного ждал его. Не то чтобы ему хотелось целоваться, скорее он просто в очередной раз хотел убедиться в том, что его план идёт гладко. Именно потому он ответил на поцелуй Дазая, стараясь применить всё своё мастерство в этом деле. Рука Дазая сама потянулась к волосам Фёдора, запуская в них пальцы. Её обладатель лёгким толчком прижал Достоевского спиной к перилам, углубив при этом поцелуй.

Фёдор одной рукой приобнял Дазая за талию, второй упираясь в перила. Он не думал сейчас ни о чём, кроме губ его спутника и его пальцев на своём затылке. Почему-то ему не хотелось оканчивать этот поцелуй. Совершенно не хотелось. Жаль, но он не мог найти причину… А вот Дазай её похоже знал. Приподняв Фёдора, он посадил того на перила, придержав после этого его за талию. Дазай ненадолго оторвался от губ русского, чтобы шёпотом произнести:

– Я… Тебя…

– Убьёшь? – губы Достоевского изогнулись в кривоватой ухмылке, а пальцы сжались на кофейного цвета плаще. Он с интересом смотрел в карие глаза напротив. Впервые за всё время их знакомства он отметил насколько эти глаза прелестны. Он ещё никогда не видел столько греха, в столь юном взгляде. Тёплый карий оттенок, столь схожий цветом с любимым напитком Фёдора, никак не сочетался

с жестокостью, что плещется в глубине зрачков сыщика. На задворках сознания промелькнула мысль, что им даже стоило бы посвятить мелодию для виолончели.

– Уроню, если ты не будешь нормально держаться, – усмехнувшись, Осаму слегка наклонился вперёд, ослабляя хватку.

Русский сильнее вцепился в его плащ:

– Ты не посмеешь.

Сейчас ему почему-то казалось, что Дазай вполне способен на это. В его глазах всего на долю секунды появилось то самое выражение, которое глава Крыс запомнил ещё с их самой первой встречи. Нечто тёмное, жаждущее такой же тьмы, разрушений, смерти. Фёдору прекрасно был знаком такой взгляд. Он часто видел его в зеркале, но лишь ухмылялся. В глазах Дазая такое выражение пугало. Пугало всех, кроме Достоевского. Он ухмыльнулся так же как и тому тощему, похожему на смерть парню в зеркале, с обманчиво красивым оттенком аметистовых глаз.

Осаму не ответил. Он молча ослаблял хватку, практически переводя ведущую позицию на своего спутника. Однако он всё продумал, оставаясь в таком положении, при котором всё было под его контролем. Фёдора такой расклад не устроил. Он обвил шею детектива руками, перекрестив их за его спиной и вцепился пальцами в воротник белоснежной рубашки.