Текст книги "Влюбиться во врага (СИ)"

Автор книги: Moretsuna yokubo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

И насколько знал Фукудзава, эта привязанность была абсолютно дружеской, скорее даже братской, но не… Тем более, что Дазай не давал поводов усомниться в своей ориентации. Это был прожжённый бабник, отпетый донжуан, гроза и мечта всех женщин. Долетел до него, правда, один грязный слушок, но… Фукудзава не мог в это поверить. Кто, кто, но Осаму не гей, он был в этом убеждён.

Скорее всего, у него была в гостях некая подруга, и он, убеждённый холостяк, просто не стал менять бельё на своей постели и уложил туда раненого врага, вынув из него пулю. Да, да, так оно и было!

А когда рана воспалилась, то из-за отсутствия необходимых лекарств он переместил Достоевского туда, где они были. Вопрос был только в том – зачем он вынул пулю и оставил Фёдора в живых?

– Зачем ему это было нужно? – произнёс Фукудзава вслух.

– Затем, что он хотел совершить двойное самоубийство! Это же логично! – прозвучало в комнате, – он всегда этого хотел, или вы не помните, Фукудзава-сан?

Директор агентства поднял глаза на говорившего. Куникида смотрел на него сквозь стёкла очков. Фукудзава даже не заметил, как заместитель вошёл и услышал его последние слова.

– Двойное самоубийство? С Достоевским? Ты думаешь, о чём говоришь?

– Ну, а разве не этого хотел Дазай всё это время? Двойное самоубийство в паре со своим заклятым врагом, что могло бы быть идеальнее, шеф?

– Куникида, Куникида! —покачал головой директор, – он хотел совершить двойной суицид в паре с прекрасной девушкой, если ты не забыл. Здесь что-то другое, что-то непривычное, что-то такое, о чём я боюсь даже мысль допустить, ты понимаешь,о чём я говорю?

Куникида засопел, как рассерженный носорог.

– Вы меня совсем тупым считаете, шеф? Раз он не потащил его в больницу, а он не мог его туда потащить, у Достоевского такие документы! Тогда остаётся какой-нибудь частный доктор. Ну куда он мог его уволочь, этот несчастный паяц?! Ему лишь бы повеселиться, лишь бы поржать, пусть даже и над самим собой, мерзкая обезьяна!

– Или над нами! – задумчиво произнёс шеф, опять пряча руки в рукава своей неизменной зелёной юкаты. – Хотя я допускаю третий вариант.

– Да? – Куникида с сомнением посмотрел на всегда мудрого и спокойного, а теперь странно растерянного шефа. Тот явно что-то недоговаривал.

– Шеф? Вы что-то знаете, чего я не знаю?

Они оба забыли об Ацуши, который теперь бродил по комнате, в надежде отыскать незамеченную улику, которая смогла бы пролить свет на всю эту тёмную историю.

Но теперь он остановился, внимая разговору, поскольку боялся пропустить что-то важное.

– Шеф, – Доппо подошёл к Фукудзаве, пристально смотря тому в глаза, – шеф, что вы имели в виду, шеф?

– Некое время назад, – начал президент, – где-то месяц с небольшим, – поспешил он уточнить, – наш Дазай посещал концерт классической музыки в префектуре Канагава. Тогда я не придал этому значения, когда мне сказали об этом. Ну захотел человек послушать живую музыку, так это же прекрасно! Может, меньше будет думать о всяких там суицидах, но потом, потом я вспомнил одну вещь, на которую не обратил внимания тогда…

Тут Фукудзава умолк, как бы собираясь с мыслями. Куникида, терпение которого истощилось, не выдержал:

– Ну же, прошу вас, шеф, простите мне мою настойчивость, но я…

– Мне доложили, что он брал на этот концерт два билета.

Слова, слова… Как много вы в себе несёте и как мало значите. Как вы трудно, порой, даётесь, какими тяжёлыми бываете. Иногда ваша тяжесть сравнима с тяжестью камня, вас трудно выдавить, но трудно и удержать при себе…

– Это был концерт, где было много пьес для виолончели, – наконец произнёс Фукудзава, – и рядом с ним сидел человек в такой вот шапке…

– Ну то, что он занимал место рядом, это ещё ничего не значит, – взгляд детектива блеснул через очки.

– Может быть, может быть, – задумчиво пробормотал директор, – но вот почему здесь валяется ещё и это?

Фукудзава нагнулся и поднял с пола складной нож со значком на ручке. Он поднёс его поближе к лицу Куникиды и тот увидел, что на ручке ножа была выгравирована весьма специфическая эмблема Крыс, чем-то напоминающая диснеевского Микки-Мауса, гротескно оскаленная мышиная морда с большими ушами и глазами. Вот только без знаменитого миккимаусовского носа.

– Боже мой! – раздалось у них над ухом, – Я уже видел этот знак! – Ацуши дрожащим пальцем указывал на изображение на рукоятке ножа, – Он появился на экране пульта управления того дирижабля, ну… когда он падал! Я узнал его, это тот самый!

И тут же съёжился под тяжёлым взглядом из-за стёкол очков.

Не вынимая рук из карманов, Куникида бросился на улицу.

– Опять пойдёт бак пинать, позор-то какой! – прошептал поморщившись Фукудзава и удручённо покачал головой.

– Это что у вас здесь за концерт такой посреди ночи? – послышалось у них за спиной.

Фукудзава и Ацуши оторвали свои взгляды от зрелища разъярённого Куникиды, так услужливо освещённого полной луной и повернулись на источник звука. Там стоял с пачкой чипсов в руке Эдогава Рампо собственной персоной. Фукудзава подумал, что такими темпами, пожалуй, здесь скоро всё агентство соберётся, поскольку все сотрудники занимали жильё в одном здании. А взволнованный Эдогава продолжал распространяться своим высоким визгливым голосом, быстро тарахтя и глотая окончания:

– Нет, ну я конечно всё понимаю, но надо же и меру знать! Уже всё-таки ночь, мы не на работе, все порядочные люди в это время десятый сон видят! Я вот только-только новую штору повесил, специально купил, такую всю плотную, лунонепроницаемую, ну, думаю, ещё чипсиков на сон грядущий перехвачу, чтоб крепче спалось с новой шторой и вдруг! Трах-тарарах!!! Да что же это такое?! Мне может объяснить кто-нибудь, наконец, почему он так бесится? Он не думал, что если кто-то вдруг вызовет полицию, то ему будет очень-очень неприятно, впрочем, как и всему агентству, что вы думаете об этом, шеф?

Ацуши посмотрел на Рампо с робким обожанием – это же надо, сколько может выдать информации человек, да ещё без передышки.

А новоприбывший прошёл в комнату, окидывая взглядом занятный натюрморт, бросил в рот горсть чипсов, прожевал и заявил:

– А что тут вообще случилось? Где Дазай и что вы тут делаете? И что за шмотки тут валяются? И вообще, что здесь за дикий перформанс? В доме срач, Куникида мусорный бак убивает, Дазая дома нет, что здесь происходит, господа? – и машинально опять забросил порцию чипсов в рот.

Фукудзава слегка откашлялся и сказал:

– Ацуши, мальчик, попробуй донести до Куникиды-сана такую простую вещь, что своим поведением он причиняет большие неудобства жителям этого района. – Он помолчал, внушительно поглядев на паренька и добавил:

– Тем более, что полиция нам здесь действительно ни к чему.

Накаджима послушно закивал и выбежал на улицу. А Фукудзава повернулся к Рампо и посмотрел ему в лицо:

– Меня тоже очень интересует, что здесь случилось, и вот ты мне сейчас это и расскажешь. И поскорее, будь любезен, пока этот пацан не вернулся.

– Аааа! А что пацан? А почему пацан? Почему я вообще должен что-то говорить? Мне вот делать нечего, чтобы что-то говорить, да и вообще, отстаньте от меня, у меня новая штора не опробована и я чипсы не доел, и я спать хочу!

Но тем не менее он по-прежнему стоял, явно не собираясь уходить, поскольку Эдогава вообще обожал, чтобы его упрашивали.

– Рампо, если ты расскажешь мне, что здесь случилось, я тебя не просто похвалю, я тебя очень, очень сильно похвалю. Хочешь?

– Правда?! – обычно сощуренные глаза Рампо широко раскрылись, рот расплылся в улыбке довольного ребёнка. В его руке появились очки, которые он тут же водрузил на свой нос для активации своей «способности», которой на самом деле не обладал, но благодаря подаренным ему очкам, мог видеть абсолютно всё произошедшее на месте преступления до этого момента. Очки эти отнюдь не были волшебным артефактом, просто всё дело было в необычайной наблюдательности Эдогавы, а надевал он их скорее для антуража.

– Ого! – присвистнул он, – Ничего себе, горячая ночка, прямо гей-порно какое-то! Особенно участники этого всего! Блин, да это же… Шеф, я прямо не знаю как сказать.

Он снял очки, глаза его опять близоруко сощурились.

– О чём это ты, Рампо? – спросил Фукудзава, втайне уже боясь ответа, – Говори, не тяни.

Рука Рампо опять потянулась к пачке с чипсами и он заявил:

– А похвалить?

– Сначала детали, потом похвала. И поверь мне, тебе мало не покажется.

– Ну я даже не знаю, – Эдогава меланхолично жевал чипсы, – хотя знаете, шеф, такое зрелище действительно не для слабонервных. Вообще-то я думал, что Осаму бабник, а он оказывается…

Фукудзава сильно опасался, что если его подозрения оправданны, то действительно лучше уберечь нежные юные ушки Ацуши, а заодно и остатки нервов Куникиды от такой информации. Поэтому он сказал:

– Рампо, ты величайший сыщик, ты молодец! Продолжай, пока тебя слышу только я.

Такой обильный набор похвал для Фукудзавы был необычно щедрым и тщеславный лакомка просиял от этих слов. Он опять улыбнулся и продолжил:

– Вы знаете, директор, а наш Дазай, оказывается, влюбился! Только он теперь уже не наш, потому что он ушёл вместе со своей любовью, вот только не знаю куда. Но знаю зачем, то есть его любимого надо было вылечить, и скорее всего он это сделал, потому что никто сюда не вернулся даже за именными шмотками. Что же теперь будет, шеф? – лицо его внезапно посерьёзнело.

– Они должны будут вернуться, – проронил Фукудзава, – хотя бы вот за этим ножом. Я не думаю, что его владелец оставит его здесь, когда вспомнит где мог потерять.

– Не факт, – покачал головой Рампо. – То есть, Достоевскому, конечно, может быть и дорог этот нож, но мне кажется, он готов им пожертвовать ради того, кто сейчас рядом с ним. Вспомните, что нам докладывали о них: этот поход в консерваторию один многого стоит, а уж то что он вытащил пулю из этой крысы, да ещё с его лечением возился… Боюсь я, что мы его больше не увидим, – заключил он.

– Кого? Дазая? – уточнил директор, изменившись в лице.

– И его тоже, – кивнул Эдогава, – интересно было бы знать, где они теперь, и что замышляют. В качестве противника Дазай для нас, я бы сказал, нежелателен. Да ещё эта любовь примешалась… Нам бы пообщаться с ним как-нибудь, планы бы выяснить.

– Никому и никогда он не говорил о своих планах, – с каменным лицом произнёс Фукудзава, застыв посреди комнаты наподобие обелиска. – Его планы всегда оставались закрытыми до самого последнего момента.

– Но, шеф! Я надеюсь, вы понимаете, что такой момент уже наступил? – вкрадчиво произнёс Эдогава, вновь запуская руку в пачку и, не нащупав там больше ничего, заглянул в неё и огорчённо смял в руке.

Фукудзава рассержено покосился на Рампо, но промолчал. Он опять смотрел в окно. Там Куникида орал на Ацуши, а тот молча стоял перед ним, втянув голову в плечи. Он всегда перед ним так стоял, да и похоже, будет стоять и впредь, ведь его семпай покинул его, но похоже появился новый.

Комментарий к Цена доверия.

Да, да, с десятой части я начал хоть в какую-то сторону двигать сюжет. Хотя что-то мне подсказывает, что двигаю я его куда-то не туда, но я обещал пиздец, так что…

========== Обратной дороги нет. ==========

Комментарий к Обратной дороги нет.

Ацуши обращается к Достоевскому «сенсей» потому, что в Японии принято называть так тех, чьего имени не знают, но кто старше и образованнее обращающегося.

Улицы вечерней Йокогамы заливало холодным октябрьским ливнем. По тротуарам и мостовым мчались по направлению к ливневым стокам целые реки мутной холодной воды, несущие на себе сорванные ветром листья и прочий мелкий мусор, вертевшийся в грязной пене. Сквозь хлещущие плотные струи дождя уютно мерцали огни магазинов, кафе и реклам, на перекрестках и переходах перемигивались светофоры. Прохожие, спрятавшись под зонтами и втянув головы в шарфы и воротники, смотрели под ноги, им наплевать было на все эти огни. Они спешили в тепло, подальше и поскорее от этих колючих холодных струй, бросаемых ветром в глаза. Всем и каждому хотелось побыстрее добраться туда, где можно повесить сушиться намокшую одежду, разуть свои насквозь промокшие ноги, растереть их, и одев толстые шерстяные носки, и включив электрокамин, или кондиционер в режим подогрева, забраться под тёплое одеяло с чашкой горячего ароматного чая и потягивать его мелкими глотками, грея о чашку замёрзшие руки…

Толпа с удивлением шарахалась от бредущего под этим проливным дождём и сжимающегося под жестокими порывами сильного ледяного ветра легко одетого юношу, мокрого насквозь. У него не было зонта, ботинки хлюпали по воде, с потемневших от воды светлых волос на шею и плечи стекали ручейки. Он шёл сгорбившись, скрестив руки на груди, спрятав ладони в подмышках, но всё равно у него зуб на зуб не попадал. Он, казалось, не обращал на это внимания, вглядываясь в толпу усталым и затравленным взглядом, изучая кафе и магазины, он явно кого-то искал. И не находил. Внезапно в кармане у него раздался громкий звонок телефона. С трудом расцепив озябшие руки, парнишка дотянулся до кармана брюк, выуживая оттуда мобильник. Он нажал кнопку приёма и из аппарата понеслось:

– Ну ты скажешь, наконец, есть ли какие-нибудь новости?! Я уже ждать устал, сколько можно?! Тебя только за смертью посылать! – разорялся в телефон нервный, как всегда, Куникида. Ему плевать было, в каком виде и в какую погоду находился на улице его агент, вернее он думал, что у того есть с собой хотя бы зонтик от дождя. Главное, чтобы он выдал результат. Доппо даже в голову не приходило, что у Ацуши, а это был он, не имеющего другого жилья, кроме крохотной комнатушки на двоих вместе с Кёкой и работающего буквально за еду, просто не было денег не только на зонт или тёплую одежду, но и на новые ботинки. Причиной этому были его частые перевоплощения в тигра, во время которых все носильные вещи просто рвались из-за несоответствия человеческих размеров с тигриными. Но Куникиде никогда не приходило в голову его об этом спросить.

Об этом мог бы спросить Дазай, его наставник и опекун, если бы был рядом. Как раз его всегда заботили такие мелочи, как наличие и отсутствие у парня еды и необходимой одежды, его самочувствие, и т. д. Но его рядом не было, в данный момент Ацуши занимался его поисками. Безуспешными, к сожалению. Он так и сообщил оравшему в телефоне Куникиде, хотя и знал, что разозлит его этим ещё больше.

– Если будут какие-нибудь новости, я обязательно сообщу вам Куникида-сан, простите меня пожалуйста, что их пока нет, – оправдывался в трубку Ацуши, – я же и сам переживаю, поймите, уже который день мы ищем Дазай-сана и безрезультатно! Я же тоже не хочу, чтобы он считался предателем, так легко перешедшим на сторону Крыс…

– Немедленно закрой свой рот, Кусок! – взорвался Куникида. – Ты что, совсем охренел, по телефону о таком болтаешь?! А если нас прослушивает кто-нибудь?! Ты об этом подумал?!

Вконец продрогший, мокрый, как мышь, Накаджима действительно об этом не подумал. Голова его кружилась от голода и единственное о чём он мог думать теперь, кроме как о Дазае, была большая чашка горячего чая и несколько порций отядзукэ.

– О боже, Куникида-сан, – голос Ацуши испуганно задрожал, – разве наши телефоны не защищены от прослушки?

Куникида сделал несколько дыхательных упражнений для того, чтобы успокоиться, а затем, уже более спокойным тоном произнёс:

– Наши аппараты все имеют такую защиту, но! – Он помолчал, обдумывая как бы подоступнее объяснить этому сопляку всю сложность ситуации. – Но ты не понимаешь, что для этого противника не бывает непробиваемой защиты. И поэтому я очень бы попросил тебя воздержаться в разговорах по телефону от какой-либо конкретной информации, особенно от имён и названий. – И поскольку собеседник его молчал, он спросил:

– Ты понял меня?

– Да, Куникида-сан, прошу простить меня, Куникида-сан, я больше так не буду, – донеслось до него виноватое лепетание парня.

– Ладно, Кусок, хотелось бы мне надеяться, что этот разговор никто кроме нас не слышал. И запомни хорошенько на будущее, что я тебе сказал, – внушительно заявил Куникида и отключился.

Достоевский усмехнулся и укусил себя за палец. Как же, не слышал! Всё слышал, всё знаю, за всеми вашими передвижениями регулярно слежу. Теперь-то уж ему точно известно, что у них происходит и чего ему ждать. Так и знал, что не могли они не зашевелиться. Вот только как отреагирует его любимый на эти новости? Он встал со своего офисного кресла и поднялся на третий этаж подземного штаба Крыс в комнату, где сейчас находился Дазай.

Тот, лёжа на кровати Фёдора, читал «Сердце» Нацумэ Сосэки, когда Достоевский вошёл и присел на кровать. Осаму оторвался от книги, потёр пальцами глаза и улыбнулся:

– Я зачитался, да? Уже поздно и надо ложиться?

– Да нет, – Фёдор посмотрел на обложку книги, – ложиться ещё рано. А твои бывшие коллеги так вообще ложиться не думают.

– При чём здесь они? – Осаму нахмурился, – я уже, кажется, говорил, что они меня не интересуют. Зачем ты мне о них говоришь?

– Они ищут тебя, – сказал Фёдор, – переживают, считают предателем, тебе и это неинтересно?

– Нет, – покачал головой Дазай, – абсолютно! То, что они считают меня таким, вообще неудивительно, я к этому был готов, так что… А ты откуда вообще об этом знаешь? – он приподнялся на локте и теперь внимательно смотрел на Фёдора. – Опять подслушивал? – он прищурился, – смотри, чтобы тебя не поймали!

На лице Достоевского появилась многозначительная улыбка. Поймали? Бога? Как бы не так!

– Кишка у них тонка, меня ловить, – надменно хмыкнул он, – они, вон, тебя который день найти не могут, не то, что ещё ловить меня. Да и кто меня найдёт, тот белобрысый мальчонка, умеющий превращаться в тигра? Он приличной одежды для себя отыскать не может, бегает под дождём полуголый и почти босой. Интересно, что он будет делать, когда выпадет снег?

Фёдор, прижмурив глаза, как сытый кот, куснул себя за палец. Дазая же прямо подбросило на кровати. Он впился глазами в Фёдора:

– Как ты сказал? Мальчишка-тигр бродит под таким дождём полуголым? Куда же они смотрят?! Он же может заболеть! Боже, как я мог забыть о нём! Ведь о нём совершенно некому позаботиться, кроме меня, а я…

И осёкся, поймав изумлённый взгляд Достоевского.

– Что-то я не понял, почему тебя-то он так заботит? Кто он тебе? Всего лишь подопечный, причём бывший. Зачем тебе думать о нём?

– Да затем, – взволнованно произнёс Дазай, – что кроме меня, всем в агентстве, по большому счёту, наплевать на него! Парень всю жизнь провёл в приюте, а потом я подобрал его на улице. Вернее…

– Я знаю, где и как вы познакомились, – прошипел Фёдор, – и я помню, что ты заботился о нём, пока работал в этом, прости Господи, агентстве. Но ведь ты там уже не работаешь, почему же тебе до сих пор небезразличен этот мальчишка? Или ты хочешь пойти его накормить и согреть, потому что ты так привык делать это?

Озорная ухмылка появилась на лице Дазая:

– Когда это я его кормил? Да ещё и за свои деньги, которых у меня у самого вечно не было? Скорее я кормился за его счёт, а ему деньги выделял Куникида. Но суть не в этом, я просто представил, как он бредёт по этому ливню, – рука Дазая указала в сторону залитого дождём окна, где-то под самым потолком этого полуподвального помещения, – полураздетый, мокрый, голодный…

– Чего ты конкретно хочешь? – Фёдора уже начала утомлять эта дискуссия.

Взмах ресниц, и чайные глаза, как коричневые бабочки, взлетевшие и снова сложившие крылья, нерешительно посмотрели на Фёдора:

– Ну ты же сам зачем-то сказал мне об этом, я бы и не знал ничего, – сказал Осаму, словно извиняясь, но в то же время ставя Фёдору это в упрёк. – И потом, этот парнишка – единственное существо из всего агентства, судьба которого мне не безразлична, так же, как и ему одному небезразлична была моя. У нас ничего такого не было, даже не думай, – торопливо добавил он, предваряя неизбежные вопросы.

Фёдор молча продолжал грызть свой палец. Он уже искусал его до крови, и теперь высасывал её из ранок, причинённых своими зубами. Осаму выжидательно смотрел на него. Тот всё ещё молчал, уставившись куда-то в пространство, мимо Дазая.

«Чего он от меня хочет? Чтобы я притащил сюда этого мальчишку? Может, пускай всё агентство заявится сюда в гости? Этого ещё не хватало!»

Фёдор не боялся, что они могут обнаружить его тайное убежище. Его просто интересовало, как отреагирует Дазай, если ему сообщить об этих поисках, и всё. Он не мог теперь понять, чего ждёт от него Осаму, как ему теперь поступить?

– Если ты думаешь, что его следует привести сюда на свидание с тобой, то я уверен более чем, что ни тебе, ни ему это абсолютно не нужно. – Проронил наконец глава Крыс.

– А ты не знаешь где он теперь? – жалобно спросил Дазай, – Может быть…

– Ты всё-таки хочешь его увидеть? – вскинулся Достоевский, – Ты понимаешь, насколько это опасно?

– Для него или для меня? – усмехнулся Дазай.

– И для меня тоже. – произнёс тихо Фёдор. Лицо его было серьёзным.

– А может, я позвоню? – с надеждой спросил бывший детектив, – Ты пойми, я вовсе не хочу встречаться с ними со всеми, наоборот! Мне просто не хочется, чтобы они напрасно гоняли по холодным дождливым улицам полураздетого мальчишку. Ведь у него даже нет возможности приобрести себе одежду поприличней, он же не знает, в какой момент зверю придётся вырваться из него. Он же даже не успевает раздеться! Вот и ходит в том, на что денег хватит…

Достоевский жестом остановил этот поток красноречия.

– Ладно, всё, я понял. Он спас тебе жизнь, ты ему должен, между вами ничего не было, тебе просто его жалко. Тогда… – он вынул из кармана телефон, – можешь позвонить ему вот с этого аппарата. Так хотя бы будет минимальная опасность обнаружения.

Осаму с просветлевшим лицом схватил телефон и, забыв поблагодарить, бросился набирать номер Ацуши.

Тот как раз перед этим присел на мокрую лавку, чтобы хоть немного отдохнули натруженные ноги в пудовых от воды ботинках. Мир кружился перед глазами, желудок сжался от голода до размеров напёрстка, а по щекам текли то ли капли дождя, то ли злые слёзы бессильного отчаяния. Где же ты, семпай?! Жив ли ты? Хотя нет, конечно же жив! Ацуши и мысли не хотел допускать, что его семпая может не быть в живых.

И тут вдруг опять раздался телефонный звонок. Ацуши застонал от злости и обиды. Ну что ему опять нужно, этому Куникиде?!

Не глядя он нажал на «ответ» и, поднеся телефон к уху, вдруг услышал:

– Доброго вечерочка, Ацуши-кун! Ты сейчас где и что поделываешь?

От неожиданности Ацуши вскочил со скамьи, судорожно хватая ртом воздух.

– Что молчишь? – раздалось из трубки, – или не узнал?

– Э-это вы, Дазай-сан? – всхлипнул юноша.

– Не-е-ет, это мой ду-у-у-ух! Я наконец совершил счастливое самоуби-и-ийство! – на Дазая внезапно нахлынуло дурашливое настроение от радости, что может поговорить со своим подопечным. А тот плакал уже не скрываясь, и в перерывах между рыданиями истерически повторял:

– Так это вы, это вы! Вы живы! Я так рад! Так рад!..

А потом мир завертелся вокруг него с такой скоростью, что его уже ничто не могло остановить, ноги подкосились, глаза закатились под веки и Ацуши упал без сознания прямо в лужу на городской аллее. Из трубки доносилось встревоженное:

– Алло, алло! Ацуши, куда ты пропал?

Но парень уже не слышал этого, валяясь в обмороке, омываемый дождём.

Дазай озадаченно посмотрел на телефон, потом встревоженно на Фёдора:

– С ним явно что-то случилось, он не отвечает и этот странный звук… Что бы это могло быть?

– Плеск упавшего в воду тела, – ответил Фёдор, – причём воды немного, скорее всего просто лужа, поскользнулся, скорее всего.

– Тогда почему он не отвечает? Фёдор, может ему плохо, я хочу это знать, это важно! Можно узнать, где он сейчас находится? Я хочу пойти туда и помочь, – взгляд Дазая был упрямо-умоляющим.

Фёдор покачал головой.

– Нет? – Дазай не поверил своим глазам, – Почему нет? А если ему правда плохо и он нуждается в помощи? Наверняка ведь никто даже не поинтересовался, ел он или нет.

– А ты не думал, что это может быть ловушка? – возразил Фёдор, – для такой жалостливой наседки, как ты? Как раз пойдёшь, и попадёшься.

– Да с чего ты взял, что они меня ловят? Я же не преступник! – изумился Дазай.

– А тот маньяк, убитый тобой в подворотне? – Фёдор усмехнулся и продолжил, – И потом, они ведь считают тебя предателем, Осаму, я это сам слышал. Когда ты увозил меня сюда, ты оставил там слишком много улик, чтобы они могли подумать иначе.

Дазай рухнул перед ним на колени и, обнимая ноги Фёдора, сбивчиво заговорил:

– Ну можно же хоть как-то узнать, а? А вдруг это не ловушка и невинный пацан просто… Ну просто сдохнет посреди этого дождя? Я за него отвечаю, хрен с ним, с маньяком из подворотни, он заслужил, но хоть его спаси, он же никому там не нужен! Он никому не сделал зла! И вообще, если бы не он… То мы бы с тобой не были вместе, и ты знаешь, что это правда.

Фёдор внимательно смотрел на него сверху вниз. Он ещё не встречал проявлений заботы такой силы среди эсперов. И он не мог понять, с чего бы это Осаму вообразил, что с этим блондинчиком приключилось какое-то несчастье. А Дазай продолжал смотреть на него и коричневые бабочки трепыхали крылышками так умоляюще, так…

– Ну пожалуйста, Фёдор, я чувствую, я всегда чувствую, когда с ним что-то случается! Отпусти, только скажи где это, я хоть посмотрю, что с ним! Может на него опять напали люди из Портовой мафии, тогда ему точно кроме меня некому помочь!

Фёдор повернул лицо к окну, прислушиваясь к шуму дождя за ним.

– Я не пущу тебя туда одного, – заявил он. Осаму с радостью и надеждой воззрился на него. – Ты так и будешь протирать коленями пол? – Осведомился Достоевский, – или может быть встанешь? Нет, ну можешь, конечно, дойти до автомобиля и на коленях, но это долго и неудобно, ногами быстрее.

В мгновение ока Дазай, вскочив на ноги, обнял его и нетерпеливо спросил:

– Ну, так где там твоя машина? Поехали скорее, я так понял, ты знаешь куда?

В ответ тот кивнул:

– Да, надо поторопиться, пока телефон включён и не намок окончательно, или его не стащили у бесчувственного человека.

Осаму улыбнулся:

– Не волнуйся, не стащат! А вот скорую могут вызвать и найти его станет труднее.

– Или он придёт в сознание, – говорил Фёдор, шагая к гаражу, – и вздумает позвонить и рассказать о твоём звонке. Ты же не успел предупредить его. Но это только в том случае, если всё-таки это не ловушка.

***

Чёрная «Хонда», взметая тучи брызг из-под колёс, затормозила около бровки тротуара. Окно машины открылось, Достоевский увидел в пяти метрах от неё лежащего неподвижно в луже среди бликов фонарей парня в белой рубашке и тёмных брюках. Ливень, наконец, закончился и можно было выходить из машины, не боясь намокнуть.

Дазай уже сделал это и сидел на корточках возле Ацуши, пытаясь привести парня в чувство. Достоевский только покачал головой от такой неосмотрительности. Мало ли кто там мог быть рядом. Он открыл дверцу автомобиля и вышел наружу.

– Видимо этот мальчишка действительно дорог тебе, – бесстрастно произнёс он, подойдя поближе. – Ну, что там с ним?

– Похоже на голодный обморок, как я и предполагал. – Дазай приподнял Накаджиму за плечи. – Давай побыстрее затащим его в машину, пока и правда никто не появился.

– А где телефон, с которого он звонил? – спросил Фёдор.

Осаму похлопал себя по карману:

– Здесь. Ну, что, понесли, что ли?

– Осаму, ты что забыл, у меня же плечо… – деликатно напомнил Фёдор.

Дазай хлопнул себя по лбу:

– Точно, совсем из ума выживаю! Совсем я что-то старый стал! Федь, а Федь, ну зачем тебе такой старик? Ну никакой тебе пользы от меня!

Затем легко поднял Накаджиму на руки и понёс к автомобилю, на заднем сидении которого уже был предусмотрительно простелен полиэтилен. Это чтоб не испачкать. В машине, как только он уложил Ацуши, Дазай тут же попросил:

– Дай мне, пожалуйста, нашатырь из аптечки.

Фёдор покосился в зеркало заднего вида и отрезал:

– По приезде. Он не должен видеть дорогу. И ещё одно: моё имя при нём лучше не произносить. Если ты, конечно, хочешь, чтобы он вышел от меня живым. Надеюсь, поселять его у меня ты не собираешься.

– Ладно, – легко согласился Дазай, – только езжай побыстрее, прошу тебя!

Достоевский промолчал, но газу всё же прибавил, и вскоре они были на месте.

Ацуши определили в комнату рядом с той, где располагались Фёдор и Осаму. Когда вытертый и переодетый в сухое бельё Ацуши был положен на постель и пришёл в себя, первый, кого он увидел, был его обожаемый семпай. Лицо парня озарилось радостной улыбкой.

– Дазай-сан! Я нашёл вас! – и он сделал порывистое движения, чтобы обнять Дазая, но тот мягко толкнул его обратно на постель.

– Лучше полежи-ка, не спеши вставать! Да при том, это ещё и вопрос кто кого нашёл, – он хмыкнул и оглянулся на Фёдора. Тот стоял у противоположной стены с непроницаемым лицом, наблюдая за ними.

– Пускай вспомнит, сколько времени он не ел, – скомандовал он.

Осаму повернул к Ацуши своё вопрошающее лицо, Накаджима слегка нахмурился, потом виновато улыбнулся:

– Не могу вспомнить… Но как только узнал, что вас дома нет… Аппетит совсем пропал, извините.

На лице Достоевского появилось сардоничное выражение.

– Ну понятно. Пойду, распоряжусь насчёт ужина. – И сказав это, вышел.

Из груди Ацуши вырвался вздох облегчения. Таинственного незнакомца он рассмотрел плохо, но голос ему показался приятным. А вот манера речи – странной, отталкивающей. Этот человек явно был чем-то недоволен. Только вот кто он? Кто этот человек. Этот вопрос не давал Накаджиме покоя. Он закрыл и открыл глаза, и понизив голос до шёпота, спросил Дазая:

– Дазай-сан, а кто этот человек и где мы теперь?

Тот даже не знал, то ли ухмыляться, то ли умиляться ему от такой наивности. Именно поэтому он решил выбрать третий вариант. Серьёзным тоном, тщательно подбирая слова, он произнёс:

– Этот человек здесь живёт, мы с тобой в гостях у него. Вернее, – поправился он, – ты у него в гостях…

В двухцветных диковинных сиреневато-жёлтых глазах Ацуши отразилось непонимание:

– А… А вы, Дазай-сан? Вы здесь не в гостях?

На лице Осаму возникло минутное замешательство, с которым он, впрочем, быстро справился, но в наивные и честные юношеские глаза он почему-то смотреть не мог.

– Нет, – с некоторым усилием выдавил из себя он, – я здесь не совсем гость… Я…

– Он здесь живёт, – прозвучало от двери. – Достоевский вкатил в комнату столик со всем, что нужно было для чаепития и большая чашка куриного бульона плюс несколько йогуртов. На недоумённый взгляд Дазая он лишь отмахнулся:

– Потом.

А Дазая вдруг осенило, почему глава Крыс решил сам выполнять роль прислуги. Он не хотел, чтобы Ацуши видел кого-либо из членов организации, и его чтобы здесь тоже не видели.