Текст книги "Влюбиться во врага (СИ)"

Автор книги: Moretsuna yokubo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

От волнения красные пятна проступили на щеках Рюноскэ. Он не знал как начать разговор с этим красавчиком с чёрной прядкой в очень светлых волосах. Совсем как на крыльях аистов, живущих далеко на Западе, в чужих краях. Акутагава видел таких в какой-то передаче про животных.

Ацуши был, как живой аистёнок, залетевший по ошибке в эти места и превратившийся здесь в полосатого Тигра. Он его ожившая сказка, его тайный страх, его мечта, похоже начавшая сбываться. Ну, по крайней мере, с ним согласны пообщаться, если только он не сваляет дурака и опять нечаянно не выпустит Расёмона наружу.

– С тобой всё в порядке? – Ацуши слегка приблизил к нему лицо и Акутагава наконец решился. Он взял в свою ладонь руку лежавшую на плече, и не выпуская её, спросил, слегка запнувшись:

– А… А ты, ты как? С тобой всё хорошо? Может тебе… – он сунул другую руку в карман и порывшись там, вынул тёмно-лиловый предмет, величиной с детский кулачок, почти круглый, скорее похожий на пузатую каплю. – Витамины нужны? – закончил он и протянул это Ацуши.

Тот недоверчиво уставился на странную, никогда не виденную им вещь. Что это? Какое-то секретное оружие? При чём тут витамины? Или это такая баночка для них, но тогда где же крышка? Что это вообще?!

– Что это? – спросил Ацуши и перевёл взгляд на лицо Рюноскэ, по опыту зная, что это лицо точно солгать не сумеет. Акутагаву всегда отличало редкостное прямодушие, для мафиози большой недостаток, и сейчас на этом лице не было ничего, кроме искренней благожелательности и надежды хоть в чем-то стать полезным своему визави. Не лицо, а открытая книга!

– Это инжир, возьми, он вкусный, – Акутагава сунул в руку ему лиловое с сизоватым налётом нечто. Из последних слов мафиозо можно было заключить, что это съедобно, но выросший в приюте Накаджима никогда не видел ничего подобного и не слышал о нём. Он повертел в руке непонятную штуковину и поинтересовался:

– А как это едят?

Мафиозо мысленно обругал себя за недогадливость. Как же он не догадался, что предмет его воздыханий, приютский воспитанник, никогда не видел такую вещь, как обычный инжир, а эти идиоты из агентства даже не показали ему этого! Но тут он вспомнил, что, во-первых, членам агентства скорее всего было и некогда даже подумать о каких-то там показах, и в этом Портовая мафия тоже отчасти виновата. А во-вторых, среди тех идиотов в первую очередь это был должен сделать Дазай, а его идиотом считать не хотелось. Как-никак, всё же бывший учитель. И Акутагава вынул из кармана второй плод и стал чистить, показывая как это делается.

Накаджима, слишком хорошо знал врага, чтобы подумать, что инжир отравлен. К тому же, у него была, вышеупомянутая, причина доверять мафиозо, который ранее так упорно старался его разорвать на куски, а теперь то краснея, то бледнея угощал невиданным плодом.

Акутагава надкусил странную мякоть, состоявшую из зеленовато-розовых сочных зёрнышек в обрамлении тёмно-лиловой, довольно толстой кожицы, похожей на банановую. Ацуши сделал то же самое со своим плодом и глаза его удивлённо расширились.

– Ммм! И правда вкусно! А сочный какой! – Ацуши стряхнул с руки в сторону капли, чтобы не запачкать новое пальто, и Акутагава протянул ему свой платок, чтобы тот вытер руки. Это было, конечно, не очень вежливо, но когда до мафиозо дошло, какой промах он допустил, было уже поздно отдёргивать руку. Он не подумал, что приютский воспитанник таким тонкостям не обучался и лишь это спасло незадачливого ухажёра от презрения на веки вечные за такой вульгарный жест.

– М-можешь его потом выбросить, – пролепетал Рюноскэ, когда его платок был благодарно принят в качестве импровизированной салфетки для рук и засунут потом в карман. Мысленно Акутагава возликовал, что платок не выброшен, и восприняв это как хороший знак, воспрял духом.

– Спасибо, – кивнул Ацуши, – я никогда такого не ел, очень вкусно. А ты всегда его в карманах таскаешь?

– Да, – Рюноскэ опять зарделся, – я его с детства люблю. И…

Он хотел наконец перейти к тому самому вопросу, ради которого здесь торчал на виду у всего города, как на витрине, рискуя попасть под пули снайпера, но его перебили.

– А это правда, что ты следил за мной? – от взгляда двухцветных глаз закружилась голова и Акутагава пошатнулся. Ацуши пришлось поймать тощее тело Акутагавы в объятия, иначе тот мог упасть прямо на него.

Глаза были теперь совсем близко. Рюноскэ едва нашёл в себе силы, чтобы кивнуть. Дурацкое прямодушие! Ну почему он не может дипломатично отвести глаза в сторону и дать ответ красивый и обтекаемый, как умеет это делать Мори-сан?! Бедняга не знал, что в этот момент Мори сам отбросил всякую дипломатию как ненужную вещь, и если бы узнал, то очень удивился.

– Фёдор-сенсей сказал мне, что ты в меня влюбился и поэтому следишь за мной, – обронил Ацуши и отвёл глаза от лица мафиозо, таким несчастным сразу стало это лицо после этих слов, что на него было просто жалко смотреть.

Ни один, ни второй не знали, что только что упомянутый Накаджимой Фёдор, внимательно наблюдает за этой сценкой, притаившись за углом.

Акутагава был бледен, как смерть. Он стоял с опущенной головой, словно преступник, ожидающий приговора.

Акутагава был выше Ацуши и тот снова посмотрел на него снизу вверх своими чудными двухцветными глазами, по-прежнему продолжая поддерживать мафиозо, как будто тот в этом нуждался. И Рюноскэ выпалил прямо в эти глаза, как в воду прыгнул:

– Правда, сущая правда, можешь делать со мной что хочешь, но не ошибся твой сенсей!

Ацуши только изумлённо покачал головой, затем вздохнул и опять спрятал лицо в этом белом жабо, запах которого ему ещё в первый раз понравился. Слова здесь были лишними.

Акутагава понял всё и едва не задохнулся, веря и не веря своему неожиданному счастью и сам поспешил обнять Ацуши, поцеловав его в белокурую макушку.

В этом положении их и застал Огай, потерянно выскочивший из здания, где на самом верхнем этаже, под крышей арендовало помещения Вооруженное Детективное Агентство.

– О, я вижу, примирение состоялось! – усмехаясь заявил Мори, неслышно приблизившись к влюблённой парочке, ничего вокруг не замечавшей. От звуков этого голоса оба вздрогнули и отпрянули друг от друга.

Мори стоял как всегда – руки в карманах, на лице улыбка, впрочем, на этот раз, очень старавшаяся походить на доброжелательную. Это уже было хорошим признаком. Чтобы Мори, надменный Мори унижал себя до того, чтоб улыбаться перед кем-то?!

А Мори, кажется и правда был рад, что эти двое дали волю чувствам. Он хлопнул Акутагаву по плечу и, глядя в глаза Ацуши, заявил:

– Нехорошо вот так стоять на глазах у толпы. Предлагаю продолжить разговор вон в том кафе, заодно и отметим ваше примирение. И учтите, молодой человек, что отказы не принимаются!

Он снял руку, и пошёл в сторону кафе, уверенный, что те двое следуют за ним, и не ошибся.

Фиолетовые глаза за углом вспыхнули ненавистью и торжеством, когда провожали взглядом эту троицу, скрывшуюся за дверью кафе. Всё шло по плану, даже лучше, чем он ожидал. Завибрировал телефон. Фёдор достал его из кармана – Дазай. Он волновался, как всё прошло, Фёдор заверил его, что всё в порядке. На это заявление трубка помолчала, а потом произнесла:

– Не стоило тебе так подставляться, пожалуй. Федь, это опасно! Мало ли что…

– Осаму, ты не понимаешь, – перебил Достоевский, собственной персоной наблюдавший за сценой, произошедшей перед агентством, – ты даже не представляешь, как рады были твои ученики объясниться друг с другом.

Трубка помолчала, затем из неё донеслось:

– Ну ладно, если всё уже закончилось, то ты там не задерживайся, неспокойно мне что-то. Я конечно, не твоя нянька, но и не чужой человек, и за тебя, между прочим, волнуюсь!

– Я тебе хотя бы сказал, куда и зачем еду, а ты тогда сбежал тайком, – парировал Достоевский, – хорошо, что я вовремя подоспел, а то бы быть беде, и ничего бы ты не сделал.

– Ладно, прости меня ещё раз. Я тебе конечно благодарен за тот раз, но возвращайся поскорее, я правда волнуюсь. Очень!

Нотки в голосе любимого звучали обеспокоенно-просительные и Фёдор улыбнулся, довольный собой. Это тоже входило в его план, план божественный и потому безупречный. Теперь бы только дождаться, пока они все выйдут, и можно будет приступать к следующей части.

***

Странная троица вошла в кафе на первом этаже здания, где агентство занимало последний этаж, и заняла свободный столик, даже не заметив, как вытянулись лица официантов и выскочившего из подсобки хозяина. Йокогама большой город, но Мори многие предприниматели знали в лицо, так как не раз уже сталкивались с ним. В большом портовом городе иначе и нельзя. Там всё, практически, завязано на трафиках, проходящих через порт, поэтому такие люди как Мори должны получать приоритетное обслуживание.

Теперь хозяин со страхом и почтением смотрел на этот столик, где сидел их постоянный клиент вместе с двумя, никогда здесь не бывавшими, но очень известными людьми.

Мгновенно туда был отправлен официант, принёсший с максимальной быстротой заказанный Мори кофе. Акутагава и Ацуши за столом уселись рядышком и ничего не заказали.

Мори отпил из чашки, мысленно отметив, что кофе недурён для такой забегаловки и уставился на Ацуши, приняв свою коронную позу – подбородок на скрещённые пальцы, локти на столе, руки образовывают арку с острыми углами.

Бедный, бедный перепуганный мальчик! Он сидел напротив мафиозного босса, не просто зажатый, а буквально завязанный в узел!

Сам Мори, великий и ужасный, сидит и смотрит на него изучающим взглядом, словно впервые видит, а он, Ацуши, должен здесь сидеть как дурак, и… Два цветка умоляюще взглянули на Акутагаву, тот нащупал под столом его зажатые между коленей ладони и положил на них свою руку успокаивающим жестом.

Ацуши покосился на него с благодарностью, и руки не выдернул, но продолжал сидеть в прежней позе. Ему было очень неловко, что он вынужден сидеть здесь, у всех на глазах, да ещё в такой компании. И этому Мори явно что-то надо, ведь не просто же так он его сюда позвал.

А Мори сидел как на иголках, с большим усилием сдерживая эмоции, бурлившие внутри. Он не заметил, что причёска у него слегка растрепалась оттого, что ему пришлось уворачиваться от наскоков Фукудзавы. Прядь волос упала на лоб, совсем как у Фёдора, и теперь из-под чёрных волос на Ацуши смотрели аметистовые глаза, до боли похожие на другие такие же. Вот только эти были старше, в лёгкой паутинке гусиных лапок, но боль, которую пытался замаскировать их хозяин, точно так же плескалась на их дне, как и в тех, молодых глазах.

Ацуши так удивило собственное открытие, что он даже бояться перестал. Быть не может! Неужели грозный Мори снизошёл до такой мелкой сошки, как он, Ацуши, для того, чтобы расспросить о своей молодой копии? Его обострённая интуиция подсказывала ему, что эта схожесть существует неспроста, вот только вряд ли эти двое общаются между собой. Молодой детектив не хотел выглядеть дураком, и не стал лезть к мафиозному боссу со своими догадками, которые, к тому же, могли оказаться и ложными, но его настойчивый взгляд привёл Огая в замешательство.

Он беспокойно поёрзал на мягком стуле, поймав на себе настороженный взгляд Акутагавы. Этот взгляд его разозлил и заставил собраться. В самом деле, Фукудзава Фукудзавой, но нельзя так распускаться перед этим мальчишкой, а то он так ничего про Фёдора не узнает, лишь напугает этого юнца окончательно.

– Что ты так смотришь на меня, Ацуши? – Мори подпустил в свой голос как можно больше доброжелательности. – Ты можешь меня не бояться, я не причиню тебе вред. Да мне и твой Акутагава не даст, – прибавил он не без ехидства.

Акутагава нахмурился, но руки не убрал, лишь ободряюще сжал пальцы Ацуши под столом.

Мори лишь ухмыльнулся, Ацуши опустил взгляд.

– Так что же там происходило с тобой, Ацуши? Что там делал с тобой этот Фёдор, ну или ты у него? – продолжил попытки разговорить юного сыщика мафиозный босс. Ацуши молча уставился на уныло-серую покрытую пластиком столешницу, и Мори начал терять терпение.

– Да что ты молчишь, мальчик, я же не кусаюсь! Если тебя даже Акутагава, – ухмылка и кивок в сторону Рюноскэ, – не съел, то…

Ацуши вдруг решительно поднял подбородок и спросил Мори в лоб:

– Прошу прощения, Мори-сан, но вы хотите знать, не обидел ли меня ваш родственник, не так ли? Смею заверить, что никто меня есть не собирался, наоборот, меня там лечили, одевали и хорошо кормили, очень вкусно, – анютины глазки невинно смотрели в ставшие растерянными глаза, казалось до того, состоявшие из одного фиолетового льда.

Но теперь льдинки в глазах Мори стремительно таяли, растопленные подступившей растерянностью. Вот только вода из них не прольётся. Мори всё же не Фёдор, он старше и плакать перед ним не станет.

– О чём это ты, ради всех богов толкуешь, какие родственники? – вырвалось у него.

– А разве вы никогда не видели Фёдора-сенсея, Мори-сан? – Ацуши смутился, – Прошу простить мой неуместный вопрос! – он отвесил лёгкий поклон, слегка приподнявшись из-за стола и снова усаживаясь, – но между вами такое сходство, что я принял вас с ним за родственников. Примите мои глубочайшие извинения, если это не так, Мори-сан! Я сболтнул лишнее, и меня может оправдать только моё неведение и приютское детство. Меня не очень учили манерам, но я был бы горд иметь такого родственника, как он…

Мори метнул на Акутагаву уничтожающий взгляд, смысла которого Рюноскэ не понял, и от этого ещё больше насупился. Он никогда особо не приглядывался ни к Фёдору, ни к своему боссу, и только теперь, после слов Ацуши, понял, что ему казалось странным всё это время. В самом деле, они же как двойники! Только один постарше, другой помоложе, и одежда разная. А босс ведь и правда, его никогда не видел, осенило Акутагаву. Но тогда выходит такой карамболь, почище бильярда! Нет, понятно, в молодости босс отшельником не был, грехи молодости это такая вещь… Но боже всемогущий, что же тогда получается?!

Акутагава поднял глаза. Его последние размышления заставили по-новому посмотреть на своего босса, он даже кашлянул от волнения, изумлённым взглядом глядя на Мори, который теперь сидел с пришибленным и злым видом.

Мори, как ни сердит был на своего помощника за отсутствие портрета Достоевского, всё же понял, что если не знает до сих пор, как тот выглядит, то винить в этом должен только себя и постарался взять себя в руки.

– Нет, Ацуши, мы не родственники, но ты на редкость проницательный юноша, Акутагава сделал отличный выбор, да и Юки в тебе не ошибся. – Мори наконец-то почувствовал себя в своей тарелке. – Я собственно, хотел уточнить ещё вот что… – он сделал паузу, затем продолжил, – хотел поинтересоваться, как там поживает мой бывший ученик и ваш учитель, мои дорогие ребятки?

– Если вы про Дазай-сана, – тут же обрадовался возможности сменить тему Ацуши, – то Фёдор-сенсей к нему очень хорошо относится, у них всё хорошо, а вас, Мори-сан, я очень хотел бы попросить, усмирите пожалуйста своего подчинённого, чтобы он не обижал Дазай-сана, не причинял вреда здоровью моего, – тут Ацуши покосился на Рюноскэ и закончил, – моего семпая.

Акутагава запрещал раньше Накаджиме называть Дазая так, ревниво считая того только своим наставником, хоть и в прошлом. Он хотел было снова нахмуриться, но передумал. Ладно, пусть его! Это же Ацуши! На него нельзя сердиться, тем более, что и для него Дазай теперь тоже бывший наставник.

– О ком ты говоришь? – прозвучал вопрос Огая.

– Я о Накахаре, Мори-сан. Накахара Чуя недавно сильно расстроил Дазай-сана и теперь он плачет и кричит во сне, – юноша смотрел так просительно и наивно.

Мори выгнул бровь, Акутагава засопел и сжал ладони юноши так сильно, что тот вскрикнул, а Акутагава закашлялся.

– Каким образом Чуя расстроил Дазая до слёз и как давно это было? – моментально отреагировал Мори.

– Неделю назад, я только-только попал в жилище Фёдора-сенсея, – ответил Ацуши.

– Чистая правда, босс, он туда попал неделю назад, – влез Акутагава и поймав убийственный взгляд Мори, стушевался, – Простите, босс.

Мори снова повернулся к Ацуши:

– Я слушаю тебя очень внимательно, Ацуши, что сделал ему Чуя и откуда ты знаешь, что он плачет по ночам?

– Фёдор-сенсей сказал, они подрались, а что Дазай-сан плачет, я сам слышал, их спальня у меня за стеной была, а в стене вентиляция, – пояснил Ацуши, – Фёдор-сенсей попросил меня об этом с Дазай-саном не говорить, он сам сказал, что это Накахара обидел Дазай-сана, а теперь ему снятся кошмары.

Мори даже в лице переменился.

– И каков же был на этот раз предмет этой драки, если Осаму не может нормально спать? – Мори вперил в Ацуши острый внимательный взгляд, – они и раньше только то и делали, что собачились, но сон Осаму…

Мори внезапно замолчал. Сон Дазая, пока он состоял в мафии, вообще был под большим вопросом, поскольку тот постоянно пытался убить себя, ещё тогда страдая бессонницей и кошмарами.

– А как насчёт попыток суицида, – спросил Мори, – он их делал после драки с Чуей?

Ацуши покачал головой.

– Ни одной. Так Фёдор-сенсей сказал, а на Дазай-сане даже бинтов не было, пока он к Накахаре не попал, потом опять появились.

Он одним духом выпалил это и умолк, опустив глаза на столешницу. Может ему и не надо было рассказывать об этом, но Дазай-сана очень было жалко. Да и Фёдор-сенсей видно, что переживает, а сделать ничего не может. Ацуши поднял голову.

– Поймите, Мори-сан, я не хотел бы об этом говорить, но мне их обоих просто жаль, они такие хорошие люди и им хорошо вместе, это было видно.

Он опять замолчал. Мори смотрел сквозь него, в лице его не было ни кровинки. Достоевский похож на него? Что за… И Акутагава ничего не сказал… Родственники! Был у него когда-то давно роман с одной русской. Красива была чертовка, не передать! И умна. Но характер… Совсем не похожа на покладисто-хитрых японских женщин. Она была как горячая струя, как глоток ветра, как цунами! Налетела, всё разрушила и исчезла. А он потом долго восстанавливался после тех разрушений, да так и не смог восстановиться, как ни пытался. Все женщины с той поры были для него пресными, как бессолевая диета, но и позволить женщине управлять собой он не мог. Он вообще больше не мог ничего и ни с кем. Даже думал, что стал импотентом, с головой ушёл в работу, не жалея этой самой головы.

А потом появился Юки. Его прекрасный среброволосый Юки-сан, показавший ему всю прелесть мужской любви. Появился и пропал, тоже как цунами, из ниоткуда. И ему пришлось материализовывать Элис, сделав её возможно более похожей на… Слабая замена… Мори не замечал, что сидит, уставившись невидящим взглядом в одну точку и шевелит губами. Ацуши и Акутагава переглянулись и Рюноскэ окликнул его:

– Босс! Босс, что с вами?

– А? – Мори очнулся от своих воспоминаний, и посмотрел на сидящих рядом. – Сколько ему лет, вы не знаете, вы оба?

– У вас в досье всё есть, босс, – сказал Акутагава, – там же и фотография была.

Тут он опять закашлялся. На него всегда нападал кашель, когда он начинал волноваться.

Мори сжал губы. Может и была, да вот только вчера пересматривал, а её как тайфуном смело. Нету! Когда ему принесли это досье, он собирался его просмотреть, но его как раз отвлекли, и он спрятал досье в сейф. И было ли там фото Достоевского, он так и не увидел. Но раз Акутагава говорит, значит было, он его и приносил. И понадобиться оно могло только одному человеку в этом городе, только он мог пробраться в офис мафии и в сейф залезть, и ничего ему за это не будет. Кроме наказания любовью. Вот только, похоже, сынок унаследовал полностью характер своей маменьки, и Осаму ждёт то же что и его самого, его тоже бросят…

Мори поймал себя на том, что думает о Достоевском, как о сыне той своей давней пассии. И о своём тоже, хотя это ничем не подтверждалось. Пока не подтверждалось. Он ещё даже его не видел, даже фотографии нет в досье, ну да ладно, неважно.

Мори не знал, что на самом деле он напрасно грешит на Дазая. Пропажа портрета Достоевского была делом рук Накахары, причём совсем недавно, буквально на днях. А ещё он не знал, что весь этот разговор подслушивается от первого до последнего слова, да и вообще он сам уже давно и прочно стоит на прослушке.

Мори решительно поднялся.

– Благодарю за важную информацию. Акутагава, прощайся и мы уходим! – и двинулся к выходу, привычно выслушав донёсшееся вслед «Да, босс!».

Акутагава наклонился и порывисто обнял Ацуши, неловко запечатлев на нежной щёчке юноши торопливый поцелуй и пробормотал на ушко:

– Я прийду сегодня ночью, где-то в десять, может в одиннадцать, раньше не получится.

– Куда ты прийдешь? – вскинул светлые бровки Накаджима, – А Кёка?

– Забыл сказать, – торопливо проговорил Акутагава, – ты теперь живёшь в бывшей комнате Дазая, Куникида распорядился, а я тайком вещей натаскал, так что в шкафу ты больше не ночуешь. Ну всё, – подвёл он итог разговора, – возвращайся к себе, Тигр, и жди, я точно буду!

Он быстро коснулся губами на сей раз виска Ацуши и поспешил догнать босса, который уже вышел из кафе и направлялся к машине.

Фёдор, слышавший всё, что было сказано в кафе, бегом кинулся к своей «Хонде», чтобы его не застукали здесь. Уже стемнело, и он включил фары. План идёт без сбоев, и даже то, что из-за замечания Ацуши мысли Мори приняли несколько другое направление, только помогало ему осуществиться. Теперь интерес Мори к нему предельно обострён, главное попасться на глаза в нужный момент, и дело будет в шляпе! Главное, чтобы Дазай не узнал, а то ещё помешает.

Мори какое-то время ехал молча, пытаясь переосмыслить всё услышанное. Акутагава так же молча вёл машину, время от времени косясь на босса, но нарушить молчание не смел. Наконец, Мори не выдержал.

– Что ты думаешь о том, что Достоевский притащил к себе Ацуши и держал его у себя целую неделю?

– Его об этом Дазай-сан попросил, наверное, – мурлыкнул Рюноскэ, весь во власти своих мечтаний по поводу будущей ночи.

– Да ладно, Дазай прямо свет в окошке! – ядовито ухмыльнулся Мори, – Акутагава, очнись! Ты совсем память потерял, забыл, что Достоевский никому и никогда не позволяет управлять собой?

– Так любовь же, босс! – широкая улыбка расцвела на лице Рюноскэ.

Мори только головой покачал:

– Ты совсем уже рехнулся, мальчик мой? Думаешь, в любви все одинаковы? Да и что для Достоевского любовь? Не более, чем средство для достижения целей, понятных только ему. Очнись, прошу тебя ещё раз! Для него люди – мусор, бездумные марионетки, он же мнит себя богом, ни более, ни менее, какая любовь?!

Мори развернулся к нему корпусом. Акутагава, продолжая смотреть на дорогу, осведомился:

– А по-вашему, зачем ещё ему нужен был Тигр? Он же любит Дазая, вы сами слышали, а Дазай за Ацуши переживает, вот он и…

– Не всё так просто, мой мальчик, – перебил его Мори, покачав головой, – то что ты слышал от Ацуши, это только слова самого Ацуши. Он слишком чистое и наивное создание, ты должен это учитывать!

– Я знаю, босс, – благодушная ухмылка, столь непривычная для вечно хмурого Акутагавы, никак не хотела сходить с его лица, ему даже кашлять не хотелось.

Мори посмотрел на подчинённого с жалостью. Ну что возьмёшь с влюблённого дурачка? Он вздохнул и сказал:

– Ты же сам слышал, Дазай стал плохо спать по ночам, он и этому русскому спать мешает, криками своими надоел, а тут новая игрушка, юная, свеженькая и по ночам не вопит.

Мори замолчал, давая возможность Акутагаве переварить услышанное. Акутагава наконец понял, на что намекает босс и даже затормозил от этой мысли.

– Вы думаете, он на Ацуши нацелился? – спросил он с внезапно помрачневшим лицом.

– Боги мои! Какой же ты сам ещё ребёнок, Рюноскэ! – произнёс Мори, впервые называя его по имени, – у тебя парня уводят, а ты всё в розовом свете видишь! Да и Дазай может пострадать, или это тебе безразлично? Ты свидание своему Ацуши назначил?

Акутагава кивнул и сглотнул комок. Мори продолжил развивать свою мысль.

– Ну тогда ты рискуешь, прийти на свидание и никого там не застать! Фёдор-сенсей ведь такой хороший человек, просто слов нет! Только на остальных хороших людей ему плевать, у него сердца нет, и никогда не было, – Мори поджал губы, всем своим видом показывая, насколько он осуждает поведение Достоевского и его образ мыслей.

Акутагава смотрел прямо перед собой, руки он снял с руля и они лежали у него на коленях. Тихо, еле слышно вибрировал невыключенный двигатель. Белые плоёные манжеты высовывались из-под рукавов чёрного плаща Акутагавы, почти сливаясь цветом с кожей рук, нижняя губа его мелко дрожала. Затем на него снова напал приступ кашля. Прокашлявшись, он отдышался, всё так же глядя в темноту за стеклом.

– Босс, – произнёс он бесцветным голосом, – я знаю где его логово, я проследил.

Мори удовлетворённо улыбнулся. Наконец-то!

– Я знал, мой мальчик, что ты мне не всё сказал, – заметил он с притворной кротостью, – я слишком хорошо тебя знаю, и не ошибся в этом.

Акутагава положил руки на руль.

– Я повезу вас туда! Немедленно, – процедил он и стронул машину с места, подсвечивая фарами дорогу.

Снаружи разыгрался ноябрьский ветер и было видно, как последние жалкие листья носятся в воздухе под его безжалостным холодным дыханием.

На ветровое стекло прилепился жёлтый лист и Акутагава с каким-то остервенением надавил на кнопку включения дворников, чтобы убрать его. Машина петляла как разъярённая змея, несясь по переулкам вечерней Йокогамы навстречу главе Крыс.

Акутагава заметил «Хонду» первым.

– Это он, босс! – вырвалось у него.

– Он нужен мне живым! – приказал Мори, и Акутагава кивнул:

– Понял, босс! – выдохнул он, и рывком вывернул руль, бросая машину поперёк дороги.

«Хонда» затормозила перед препятствием, но, против ожиданий, не стала сдавать задом, чтобы отъехать и скрыться. Наоборот, её водитель заглушил мотор. Мори, даже не успев подумать, почему от него не бегут, выскочил из машины, как мальчишка, Акутагава последовал его примеру.

Вдвоём они подошли к машине Достоевского, окружив её с двух сторон. Мори опасался только одного, вдруг в темноте Акутагава обознался, и внутри не Достоевский.

Мори поднял руку, чтобы постучать в боковое стекло, но оно съехало вниз, опередив его. Мори жадно впился глазами в того, кто открылся его взгляду в освещенном салоне «Хонды», и разглядев, непроизвольно отшатнулся.

Словно сойдя со старой фотографии, молодой Огай, зачем-то напяливший тёплую меховую шапку с длинными ушами, обжёг босса мафии ледяным взглядом из-за руля этой машины, как в какой-нибудь пьесе абсурда.

– Кого я вижу! Сам босс Портовой мафии передо мной. Чем обязан?

Холодный голос, прозвучавший из салона, должен был бы отрезвить его, но внутри у Мори всё сжалось от обиды и непонятной вины. Боги! Да тут и анализа не надо! И он столько лет жил, и ничего не знал! Тогда понятно, почему они воюют… Сын… Родной, единственный, который должен был стать самой большой его гордостью и самым большим сокровищем, из-за насмешки богов теперь наибольший враг его организации и проклятие всего мира. Одна Ночь Мёртвого Яблока чего стоит…

Мори почувствовал странное и горькое удовлетворение. Правильно, сынок, воевать так со всем миром, ну как же иначе, его кровь! Обидно только, что эта частичка его крови хотела бы пролить (и пролила) много крови других людей, в том числе и кровь того, кто породил его. И здесь незнание ничего не меняет, хотя была робкая надежда, что невольная вина может иметь другое искупление…

На помощь пришёл Акутагава. Видя, что босс в ступоре, он взял на себя смелость заговорить вместо него:

– Выходи из машины, Достоевский! Босс хочет поговорить с тобой.

Порыв ветра взлохматил волосы Мори, со стороны гавани донёсся протяжный и басовитый гудок какого-то судна, в темноте прозвучавший особенно зловеще.

Острые плечи в тёплом пальто с меховой оторочкой зябко передёрнулись.

– Там такой ветер, так сыро и холодно. Но вы ведь уехать всё равно не дадите, вы, оба. Акутагава уже пробил колесо, не так ли?

Губы русского зазмеились в ядовитой усмешке.

Акутагава насупился. Босс не приказывал ему делать это, но если не сделать, враг убежит, да и босс, похоже, не возражает.

Дверца открылась и враг всея Йокогамы ступил на дорогу. Мори отступил, давая ему выйти, и когда тот вышел, поразился какой он высокий. Почти на голову выше Мори, и гораздо тоньше, худее него. Редкий японец достигнет такого роста, видимо материнские гены, успел подумать Огай, и услышал:

– Раз моя машина испорчена, говорить будем в вашей. Я не намерен простужаться на этом ветру из-за чрезмерно исполнительного придурка.

И он шагнул к джипу Мори, не дожидаясь ответа. Акутагава скрипнул зубами:

– Босс, можно я его придушу?!

Мори усмехнулся.

– Не сейчас, мой мальчик, в машине, всё в машине.

Он уже пришёл в себя от первого потрясения и оценивая эту ситуацию, находил её даже забавной.

Достоевский по-хозяйски уселся на заднее сидение, и когда Мори занял место рядом с ним, спросил:

– Ну, так о чём пойдёт разговор?

***

Когда Ацуши вошёл в офис агентства, на него сразу же набросился Куникида.

– Где ты шатаешься?! Тебя уже директор заждался, обыскались все, я испереживался вконец! Мы уже думали, тебя похитили эти бандиты.

Анютины глазки подарили замдиректора наивно-невинный взгляд.

– Меня никто похищать не собирался, Куникида-сан, но за беспокойство всё равно спасибо. А к Фукудзаве-сама я уже иду, вы правы, нехорошо заставлять руководство ждать себя.

С этими словами Ацуши, потупив глаза, проскользнул мимо Куникиды, хватавшего ртом воздух, но так и не успевшего ничего сказать.

– Присядь, Ацуши, – кивнул директор агентства вошедшему и показал рукой на один из диванов.

Сервиз с танцующими гейшами продолжал быть украшением стола. Фукудзава уселся напротив, налил кофе в чашку и пододвинул её к Ацуши.

– Пей, – это прозвучало как приказ, но Ацуши, посмотрев на него своими чистыми глазами, покачал головой.

– Только если вы тоже будете, Фукудзава-сама.

Выражение лица директора оставалось привычно каменным, но чашку он взял и ароматным напитком её наполнил.

– Пей, – повторил он уже немного мягче, и отпил из своей чашки, держа её, словно пиалу для чая, всеми пальцами под донце.

– Фукудзава-сама, можно я тогда пальто сниму? – осведомился Накаджима, и не дожидаясь ответа, снял его и положил на спинку дивана. Но чашку всё же взял за ручку.

Они молча поглощали кофе, казалось, всецело занятые этим процессом.

– И где ты был? – наконец спросил директор.

– Когда? Только что? В кафе, Фукудзава-сама, – ответ был невинным и чистосердечным.

Фукудзава поднял брови:

– Кофе пил?

– Нет, – помотал головой Ацуши, – мы там разговаривали.