Текст книги "Лед у подножья (СИ)"

Автор книги: Midnighter54

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Эллисон почувствовала, как в пылу дебатов Мишель отошла в сторону. Скрестив руки на груди, она смотрела из окна на колышущийся вдали лес. Угрюмый и мрачный.

– Ты можешь раздвинуть крону и впустить свет? – спросила Эллисон, кладя руку на плечо подруги.

Мишель вздрогнула, выплывая из транса. Затем тряхнула головой, сбрасывая с себя оцепенение.

– Да, могу, – успокоившись, произнесла Миша. – И мне кажется… я установила связь с лесом. Это не объяснить словами. Я просто… чувствую его, что ли…

Старик Чероки кряхтением в ладошку привлек внимание к себе.

– Надеюсь, сынок, – он потрепал Зейна по плечу, – этих мер хватит, чтобы стать в глазах жителей Ктесифона цивилизованными.

– Для переговоров точно хватит, – уверил он. – А еще я приглашу на выборы губернатора. Ждите меня.

Эллисон пихнула Мишель в бок. Все не так уж печально, как ей казалось. Может, Зейн все-таки переубедит губернатора.

*****

Ночью Эллисон ворочалась на плетеной циновке, мешая спать подруге. Автогонщица металась, будто попавшаяся в сеть рыба. А Мишель настолько сильно устала за день, что готова была спокойно отбыть в сонное царство. Да и что могли сделать дикари ей, номинальной королеве, устроившей выборы?

Но вот подруга так же расслабиться не могла. Потому Мишель встала совсем не выспавшаяся и разобранная. Пока большинство татар не поднялось, она рассчитывала прошмыгнуть в покои бывшего вождя незаметной. Замысел Избранной воплотился в жизнь, вот только она надеялась встретить Алисию в боевом облачении. Но девушку разбудили шаги, раздававшиеся в почти полной тишине, нарушаемой лишь ветром, трепавшим шторы.

Она оказалась совсем еще ребенком, особенно без своего «боевого раскраса». С виду ей можно было дать лет шестнадцать или около того.

– Прости, не хотела тебя будить, – произнесла Мишель, чувствуя себя неуютно в покоях вождя древесного народа.

– Твой приятель пришел? – спросонья терла глаза Алисия.

– Нет. Просто… я чувствую лес. Каждой клеточкой своего тела. Скажи, это вообще нормально?

Алисия сбросила с себя цветастое покрывало. Оказалось, она спала в слегка облегченном облачении. Потянувшись, Алисия направилась к зеркалу.

– Тебе нужно стать одной из нас. У тебя большой потенциал. И великий дух, – произнесла Алисия, открывая баночку с какой-то черной «мазней». Ею оказалась тушь, которой вождь красила брови и веки острой палочкой. – Хотя мне и не хочется этого признавать.

– Странно. Я думала, что нужно родиться татаркой, чтобы снискать ваше признание, – пожала плечами Мишель.

– Это все вздор, – вождь протянула ей баночку с краской. – Накрасишь меня? Но сначала давай я нанесу тебе узор. А то выглядишь… слишком большой чистоплюйкой.

В любое другое время Избранная сочла бы такую фразу за оскорбление. Уж кто-кто, а она явно не боялась испачкаться. Но Алисия скрывала бледность черными мазками, и они же могли превратить детдомовскую воспитанницу в лесную амазонку.

Вождь подвела Избранную к зеркалу и попросила закрыть глаза. Отдав себя во власть умелых рук, Мишель приготовилась к преображению. Раньше она даже не думала о том, что можно слиться с чем-нибудь, стать частью чего-то большего. Камуфляж древесного народца служил продолжением его души.

Открыв глаза, Мишель себя не узнала. Она раньше избегала какой-либо косметики. Изредка подводила губы или наносила почти незаметные тени. Косметика казалась излишеством, в котором Мишель не нуждалась. Татары же использовали ее повсеместно, маскируясь под очертания леса. И женщины, и мужчины. Некоторые культурные традиции только казались странными. Просто чужие образы сложно примеривать, если не чувствуешь того же, что и другой человек.

А Мишель и впрямь преобразилась. Подведенные черным глаза с «кровавыми» потоками, сползавшими тремя «дорожками слез». Брови превратились в заостренные черточки.

– Это лишь малая часть, – Алисия махнула рукой, приглашая следовать за собой.

Она вытащила на свет чемодан, полный всякой одежды, начиная от чулок земляного цвета и заканчивая наплечниками из резины.

– Покрышки разрезали? – задумчиво пробормотала Мишель.

– Ты зря нас недооцениваешь, – обиженно произнесла вождь татар. – Мы просто украли резину, а потом приспособили под свои нужды. Заметь, украли. Многие из нас работали на заводах, но предыдущие губернаторы уволили всех. Избавились и вздохнули с облегчением.

– И вы не растеряли навыки? Я думала, вы тут совсем одичали…

– Не дождутся. Мы с материалом управляемся куда лучше, нежели городские выскочки.

Алисия попросила Избранную покрутиться. Подобрав подходящую одежду, вождь татар покинула комнату, сочтя миссию по преображению завершенной.

Мишель переоделась в вещички дикарей. Они нисколько не сковывали движений, облегали, словно вторая кожа. Доспехи не делали девушку неуклюжей, не мешались при поворотах, прыжках и разворотах. При этом они закрывали самые уязвимые части тела: локти, колени, голени, живот и грудь. Равномерное распределение доспехов позволяло избавиться от чрезмерной тяжести. Рыцарские латы, широко применявшиеся в прошлом, изматывали своего обладателя. Еще и не позволяли проявлять скорость, прыткость и чудеса уклонения. Они не подходили под стиль боя Мишель.

Доспехи были преимущественно темно-коричневого и бордового цветов. «Вторая кожа», состоявшая из комплекта футболка-рубаха и штаны, имела темно-зеленый окрас. Шнуровка – темно-бежевая. Довольно необычный наряд.

Мишель не узнавала себя. Не попади она к татарам, ни за что в жизни такое бы не нацепила. Впрочем, Алисия все равно смотрелась куда органичнее. Может, дело не в костюме или его подборке, а в том, что она выросла в этих местах, став их неотъемлемой частью?

Мишель вышла показаться вождю татар, застав ее за надеванием брони.

– Теперь ты сдержишь обещание и накрасишь меня? – напомнила Алисия. А Избранной все больше казалось, что этот ребенок, слишком рано лишившийся детства, видел в ней старшую сестренку. – Кстати, выглядишь неплохо. Я бы даже сказала, что сапожки и наручи сидят как влитые.

Дальнейший обмен любезностями оказался прерван запыхавшимся гонцом, сообщившим радостные вести. В деревню прибыл губернатор. Осмелел с последней встречи, перестал прятаться в домике. Мишель даже было интересно услышать аргументы, которыми его убеждал Зейн. Неужели друг рассказал о победе в схватке?

– Мы скоро будем, – произнесла Алисия. – Как только закончим с подготовкой.

Гонец поклонился и вышел. Мишель проводила его недоумевающим взглядом. Власть раньше казалась ей чем-то эфемерным. Она не сталкивалась с ее проявлениями. В приюте шло противостояние не на шутку, а учителей студенты слушались благодаря авторитету. В то время как вождь татар распоряжалась их жизнями.

Мишель никогда бы не смогла давать указания. Она надеялась, что даже статус Избранной не изменит ее, не наделит властью. Для этого созданы другие. Люди, способные договориться с совестью и закрывать глаза на вопиющую несправедливость. Такие, как тот же губернатор.

Избранная боялась только того, что и президент мог оказаться похожим на властителей регионов или племен. Мишель видела в Майкле Фассбендере героя, но она могла ошибаться на его счет. Лишь теперь туман рассеялся, и бывшая студентка увидела мир подлинным.

Правда, пелена спала слишком поздно, ибо она не могла отказаться от данного обещания поучаствовать в выборах. Миша не верила в победу, но Зейн настаивал на усиленной агитации и вступлении в дебаты. Друг считал, что шансов на примирение будет больше, ежели во главе татар окажется она, а не воинственно настроенные круги дикарей.

Пребывая в столь мрачных рассуждениях, Мишель закончила красить Алисию. Вождь осталась довольной получившимся результатом.

– У тебя талант. Получилось лучше, чем у моих слуг. Может, они не столь старательны? – пожала плечами Алисия. – Спасибо.

Она тоже приняла участие в выборах. Это должно было развести их по разные стороны баррикад. Но обе девушки не видели в этом смысла, ибо ратовали за мир.

Хорошо преследовать столь разумные цели. Тогда общий язык находится очень быстро, а шансы на торжество благоразумия возрастают.

Вышли из дома вождя они тоже вдвоем. Народ уже собрался на площади, где совсем недавно девушки пытались разорвать друг друга на части. Как же причудливы повороты реки судьбы!

Зейн сразу же отвел Мишель в сторону.

– Ты выступаешь третьей. А пока надо обмолвиться парой слов с губернатором, – произнес друг. Как и всегда, он улыбался, будто положение их не было шатким. – А еще я подготовил тебе речь. Будем рушить стереотипы и мифы о злобных русских!

Плечистый и рослый, Зейн больше походил на любителя драк, а не на тонкого и умного политика или составителя речей. Одним своим существованием он вносил хаос в казавшиеся незыблемыми порядки мироздания.

Губернатор ждал их возле частокола. Переминаясь с ноги на ногу, он поглядывал на лес, будто планировал убежать в чащу, чтобы не видеть татар. Но от судьбы не убежишь, привязывает довольно крепко.

– Наконец-то, Избранная, – жалобно вздохнул губернатор. – Неужели тебе удалось победить их вождя? Я слышал истории о том, что победа в бою позволяет победившему занять место во главе племени.

– Это так. Только я не стала убивать вождя, – кивнула Мишель. Уперев руки в боки, она пошла в наступление. – А вот вы их убиваете, сбрасывая нечистоты в реку. Неужели нельзя придумать какой-то другой способ, который придется по душе и вам, и им?

Лицо губернатора вытягивалось, а челюсть еще чуть-чуть бы – и отвисла. Он-то думал, что оставшиеся без главы дикари станут легкой добычей, и им удастся навязать свою волю. А уж про то, что раскроется правда о его дурно пахнувшей деятельности, и вовсе не рассчитывал услышать…

– Вы должны пойти на уступки, – донес мысль Мишель до губернатора Зейн, здорово выручивший и притихшего главу Ктесифона. – Мы сможем найти компромисс, если вы дадите татарам работу и возможность жить в городе.

– Понимаете, такие решения принимаю не я, – начал оправдываться губернатор.

В общем, он валил с больной головы на здоровую. Говорил об указании свыше. Но Мишель его словам не верила. Если бы губернатор захотел вернуть татар в Ктесифон, то никто бы ему не помешал.

Их переговоры завершились небольшими уступками. Мишель и Зейну удалось выторговать право поездки без разделения мест, а также право работать на заводе. Губернатор обещал лично устроить двадцать татар. Но на этом все. Жить им предстояло в лесу.

Мишель знала, что они могли продвинуться в обсуждении еще дальше, но появившаяся Эллисон заявила, что пришло время выступать третьему кандидату. А Мишель даже не читала свою речь.

Губернатор остался у ворот. Охрана сидела за частоколом, готовая всегда прийти на выручку. Губернатор лишь создавал видимость того, что не боялся татар. Но дикари все чувствовали.

Они нехотя расступались, пуская Мишель дальше. Живая волна не давала ей прорваться, выплыть из потока на пустынный островок. Люди пихались, толкались, тянули назад, но Избранной помешать они не могли, постепенно отступая.

И вот толпа осталась позади. Мишель вырвалась на поле. Кто-то вынес одну лишь трибуну, а кандидаты сидели даже не на стульях или лавочке, а на земле. Никакой цивилизации.

Трибуна была свита из лиан и корней. Алисия постаралась, не иначе. Вождь смотрела себе под ноги и рисовала пальцем узор на земле. Тай улыбался сквозь зубы, махал своим сторонникам, перетягивая внимание.

В горле пересохло. Облизнув губы, Мишель подошла к трибуне и разложила на ней текст. Буквы устроили буйную пляску, не желая складываться в стройный текст. Девушка начала паниковать.

И тогда она мельком перечитала слова Зейна в полнейшей тишине. Избранная поняла, что не их хотят услышать люди. Не правду, не лозунги, не красивые и броские фразы. Люди хотят увидеть искренность.

– Я мечтаю, что однажды российская нация поднимется и взглянет на горизонт, увидев надпись: «Мы считаем очевидным, что все люди сотворены равными». Я мечтаю, что однажды на желтых берегах Сары-Тау и на красных пустынях Авалона, от Пруссии до Дальнего Востока сыновья русских и сыновья других народов: татар, кавказцев, чукчей и прочих смогут сидеть вместе за братским столом. Я мечтаю о том, что наступит день и даже город Ктесифон, изнемогающий от жары несправедливости и гнёта, превратится в оазис свободы и справедливости.

Мишель вздохнула, опустив голову. Она понимала, что идеал почти недостижим, но она также знала, что к нему стоило стремиться. Иначе страна будет потеряна, разорвана противоречиями.

– Я мечтаю, что наступит день, когда мои дети будут жить в стране, где они будут судимы не по цвету их кожи и одеждам, а в соответствии с их личностными качествами. Я мечтаю сегодня! И я уверена, что завтра так оно и будет!

С этими словами Мишель отошла от трибуны. В полнейшей тишине раздавались отдельные хлопки. Избранная подумала о том, что ее слова не достигли ушей татар, остались непонятыми. Но в ту самую секунду живое кольцо взорвалось аплодисментами и радостными криками. Она смогла вселить в них надежду.

*****

Ожидание результатов утомляло. Мишель, впрочем, не грызла ногти и не обнимала себя за плечи. А вот Зейн ходил из угла в угол. Произвол Избранной он встретил с улыбкой, хотя, в глубине души, вряд ли одобрил ее поступок. Хотя и похвалил за искреннюю речь. Эллисон уверила в том, что Миша поступила правильно, и никто на нее не сердится.

В выделенную им палатку изредка заходили дикари и благодарили их. Начало положил Рикки, тот самый лысый паренек, который любил Алисию.

– Ты произнесла очень правильные слова. Мудрые. Я являюсь лекарем и слишком часто вижу страдания раненых. Надеюсь, теперь этому будет положен конец, – Рикки склонился, выказывая почтение, но Мишель сказала, что это излишне. Взамен она протянула руку, и дикарь с радостью ее пожал. Вел он себя куда благороднее своих товарищей, но и они не позволяли себе вольностей.

Каждый татарин, благодаривший Избранную, надеялся на счастливый исход, на перемены, которые изменят их жизнь в лучшую сторону.

Вскоре томительное ожидание подошло к концу. В штаб Избранной еще раз зашел Рикки, и на сей раз он пришел не со словами благодарности.

– Объявили результаты. Вы выиграли, Избранная, чуть-чуть обойдя Алисию. Тай с треском проиграл, – сообщил дикарь.

Зейн возликовал и подпрыгнул на месте. Эллисон обняла подругу, оставшуюся не в восторге от решения. Она-то надеялась на победу Алисии… Но сделанного не воротишь.

Поблагодарил Избранную и Рикки.

– А что Алисия? – спросила Мишель. – Она… не в обиде на меня?

– Я с ней еще не говорил. Но вряд ли. Она умеет принимать поражения с достоинством, – ответил Рикки.

– А еще нам перед встречей с народом нужно переговорить с губернатором с глазу на глаз. Пора выполнять обещания, – Зейн потянул подругу за руку.

Круговерть только начиналась…

*****

Старик Чероки, казалось, спал на ходу, но на самом деле, он был доволен итогом больше остальных. Свершилось то, о чем он так давно мечтал: татары и русские примирились.

Губернатор выступил после Мишель. Правитель Ктесифона сообщил о трех послаблениях в отношении татар: им было разрешено работать и учиться наравне с русскими, а также ездить в общественном транспорте. Заводы и офисы, школы и университеты были готовы принять дикарей и научить их жизни в цивилизованном обществе. Разрыв оказался преодолен.

Мишель произнесла краткую речь. Теперь, когда она выглядела как дикарь, ее не воспринимали как нечто чужеродное. Но Избранная и внутри чувствовала себя неразрывно связанной с лесом и с ними. Миша сообщила о своем решении передать бразды правления Алисии. И татарский народ с этим согласился.

– Ты точно не пойдешь с нами? – с сожалением спросила Эллисон.

Она сдружилась с лысым пареньком, и Миша чувствовала укол ревности в момент прощания.

– Нет. Я нужен своим людям, а вы справитесь и без меня. Надеюсь, до кровопролития дело не дойдет. Удачи вам, – произнес Рикки на прощание.

Они с Алисией стояли в обнимку и махали свободными руками, провожая русских, возвращавшихся в Ктесифон.

Зейн дремал, уставший после выборов и пленения, Эллисон задумчиво посматривала на кроны, когда губернатор подсел к Избранной.

– Я решила вашу проблему. И все оказалось не так уж сложно, – произнесла она.

– Я многим рискую, идя у тебя на поводу, – разоткровенничался губернатор. – Но я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. По крайней мере, из рабства вернулись мои люди, а это главное. Но я надеюсь, что ты нас защитишь и от более страшной угрозы.

Мишель ничего не ответила ему. Она лишь закрыла глаза и попросила лес раздвинуть кроны, запуская внутрь солнечный свет. И даже трава, поникшая и потемневшая, вытянулась, поглощая яркий и приятный свет…

Комментарий к 9. Кто-нибудь спасся в домике на дереве?

Саундтреком к главе послужила песня:

I See Stars – Everyone’s Safe in the Treehouse

Конец арки про противостояние с татарами. Новая синусоида будет после небольшой паузы.

========== 10. Дай мне нежность ==========

Комментарий к 10. Дай мне нежность

Для особо впечатлительных: будет очень-очень много фемслэша, переживаний и чувств. Считайте, предупредил.

В тексте встречаются строчки из песни “Дай мне нежность” группы Machete (Tokio).

Зейн просматривал утреннюю газету и попивал чай. Губернатор с самого утра умчался на ярмарку. Восстановление рынка шло полным ходом, и пока люди лишь изредка ходили по магазинам. Ярмарку они ждали с большим воодушевлением, хотя и с опаской относились к тому, что на ней появится и татарская палатка.

Эллисон была настроена скептически. Она считала, что общий язык сразу найти не удастся. Вот Зейн считал, что благоразумие на сей раз победило, а потому не стоит равнять всех под одну гребенку. Да, люди не ангелы во плоти, но и не такие уж злобные монстры, чтобы друг другу палки в колеса ставить.

Обе стороны выполняли свои договоренности, а потому хрупкий мир вот уже два дня не нарушался. Татары спокойно гуляли по улицам города. Бывшие пленные не стали рассказывать жуткие истории о своем рабстве. Татары же скромно умолчали об отходах химической промышленности, отравивших реки.

Но кое-что волновало Зейна. Отношения в их дружной группе стали слегка натянутыми. Мишель целые дни проводила на лужайке, «слушая деревья», как она выражалась. Эллисон явно скучала и тяжко вздыхала. Усадьба губернатора угнетала ее.

– Слушай, почему бы вам не поговорить? – даже терпеливому Зейну надоело это дурацкое молчание.

Эллисон гоняла по тарелке сырные шарики. Она не ела уже давно, но с места не вставала. С тех пор, как они вернулись, автогонщица не знала, куда себя деть.

– Миша ждет ответ на письмо. Ей сейчас не до меня, – вздохнула Эллисон.

– Да уж, весьма интересное занятие. А мне кажется, она просто напугана произошедшими переменами. Она вела себя как лидер, и эта роль ей в диковинку. И сейчас ей нужна поддержка.

– Возможно, ты прав.

Эллисон встала из-за стола. Бросив взгляд на медитировавшую Избранную, автогонщица все же решилась ее потревожить. В конце концов, молчание съедало, заставляло кусать губы до крови, мучаясь недомолвками.

Зейн смотрел вслед удалявшейся автогонщице и чувствовал облегчение. Даже находясь в плену, он знал, что Мишель спасет его. Но сейчас… невидимая тяжесть свалилась на плечи Избранной, и только одна девушка во всем мире могла ей помочь.

*****

Ветер ласково трепал макушки деревьев. Кроны покачивались, словно задние ряды хора. Неслышно раскрывались бутоны цветков с первыми лучами солнца. А роса стекала по желобам листков.

Мишель видела мир иначе. Новая способность открыла ей глаза, заполнила пустоту ворохом ощущений, и разобраться в их хитросплетении было очень сложно.

Порой Мишель хотелось бросить ставший удушливым Ктесифон и уехать в татарскую деревушку, пожить в домике на дереве и поговорить с Алисией. Но у Избранной была совсем другая задача, а ее желания никого не волновали. Ей предстояло написать письмо, и она со дня на день ожидала получить ответ.

Сидя в позе лотоса, Мишель пыталась настроиться на волну деревьев, понять, почему они так тянутся к солнцу. Но ощущения ее пугали. Миша была готова сдаться и все-таки уехать из города. И тогда в голову приходила более важная причина.

Поднявшись и разминая затекшие мышцы, Мишель оглянулась. Она почувствовала возлюбленную, словно у нее находились глаза на затылке. Эллисон выглядела удрученной. Вряд ли это от того, что с ней плохо обращались в татарской деревушке.

– Как успехи? – спросила автогонщица, скрестив руки на груди.

– Неплохи, – ответила Мишель. – Только вот я не могу постичь природу новой силы. А ты чего такая грустная? Это из-за Рикки?

– Нет, что ты, – махнула рукой Эллисон.

– А я все думала, что ты к нему привязалась. Хотя я видела, как он держал нож возле твоей шеи. Он хотел тебя ранить?

– Нет, – мотнула головой возлюбленная. – Иначе он бы меня не провел в деревню.

– Да, только я не ожидала тебя там увидеть. Знаешь, как я перепугалась? Мысли о том, что тебе могут навредить, здорово мешали мне. Я с большим трудом концентрировалась на бое.

Мишель вовремя остановилась. Она знала, что ей не стоило в чем-либо обвинять подругу. Эллисон вряд ли хотела подвергать свою жизнь опасности. Да она и не могла знать, что встретит там ее…

– Но я не пойму, зачем ты туда вообще пошла. Ты же не знала о Зейне, – покачала головой Миша.

Эллисон вздохнула. Она присела на лужайку и обняла колени, притянув их к груди.

– Я спасла маленькую девочку, когда встретила Рикки. И Рикки меня пощадил, когда я проиграла схватку. Девочка спаслась, но я захотела спасти остальных. Разве я поступила плохо?

– Вовсе нет, – Мишель опустилась на колени. – Я… виновата. Прости, что высказала претензии. Мне и правда было страшно. Я до последнего не верила, что все обойдется. Это нервы…

– Прощаю, – Эллисон обняла подругу.

Им требовалась разрядка. Слишком напряженная атмосфера разрушала их и без того незатейливые отношения.

– Может, пройдемся по магазинам? – предложила Эллисон. – Примерим новые образы. Покрасуемся перед зеркалами.

– Ты права, нам стоит отдохнуть, – Мишель протянула руку. – Пойдем, прогуляемся. Я всецело доверяю тебе с выбором магазинов.

Эллисон даже немного приободрилась. Кивнув, она потащила Мишу к ограде.

– Перекинь лианы на ту сторону, – попросила Эллисон.

– Ну уж нет. Перейдем через преграду, – смеясь, Мишель присела на корточки. – Залезай на спину. Станешь моим панцирем, а я – твоей черепахой.

Впервые за долгое время ей хотелось смеяться. И хотелось видеть улыбку на лице рыжеволосой бестии, сильной и смелой, в одиночку решившей остановить татар. Пожалуй, стоило поучиться у нее храбрости.

Руки обвились вокруг горла, и Мишель, улыбнувшись, сделала первый шаг и прилепилась к ограде. Поставив вторую ногу, она почувствовала, как весь мир перевернулся.

*****

Сбегать тем же путем стало традицией. Эллисон подначивала подругу, предлагая ей забраться на небоскреб, просто шагая по стене.

– Посмотришь на магазины через окно, а не через витрину, сравнишь ощущения, – автогонщица стукнула кулачком подружку в плечо.

– Эй, я не собираюсь идти одна, – усмехнулась Мишель. – А ты будешь визжать, если я поднимусь на высоту третьего этажа.

– Ты плохо меня знаешь.

Люди частенько на них косились. Миша надевала дикарские одежды и щеголяла в их боевой раскраске. Люди боялись чужеродного, потому и относились столь настороженно. Такова природа ксенофобии.

Но хотя бы никто не выказывал враждебности. Даже когда Мишель выбирала себе одежду. Многие продавцы-консультанты относились к ним с сочувствием и предлагали самую неброскую одежку, позволявшую не выделяться из толпы.

– В этом ты похожа на милого плюшевого мишку, – шутила Эллисон.

Мишель крутилась в платьице и недовольно надувала губки. Она постепенно наверстывала упущенное детство. И Эллисон чувствовала то же самое.

Когда автогонщица впервые увидела короткостриженную брюнетку, раскрасневшуюся от стыда, то поняла, что встреча эта неслучайна. С каждой минутой, что они проводили вместе, Эллисон разглядывала в возлюбленной те или иные черты эталона. Идеального человека, которого автогонщице хотелось любить, с которым она хотела быть вместе. Возможно ли это?

Смех звучал переливчато, словно трель колокольчика. Мишель смеялась искренне и открыто, повиснув на шее подружки.

– Мне надоело ходить по магазинам, – жалобно произнесла она. – Ничего стоящего не нахожу. Может, посидим где-нибудь?

– Давай свернем в кафе, – предложила Эллисон.

Девушки вышли из душного магазина, Мишель тянула автогонщицу за собой, а та не могла проронить ни слова. Эллисон застыла, как вкопанная, не желая разрушать волшебный момент.

– Не подумай ничего плохого, но мы ещё не расстались, а я уже хочу увидеть тебя снова, – вымолвила автогонщица, накручивая на палец рыжий локон.

– Какая ты романтичная, – Мишель положила руки ей на плечи. Она наконец-то выглядела счастливой. Улыбка не покидала ее уст, а в глазах блестели искорки. Наконец-то мрачные думы покинули Избранную, и ее лоб больше не хмурился от воспоминаний.

Они забежали в ближайшее кафе и заказали по мороженому. В конце зала появился чумазый ребенок, и Мишель напряглась. Мальчишка-татарин купил трубочку, ощущая на себе неприязненный взгляд продавца. Он долго не хотел отдавать купленное лакомство, пока за мальчика не вступилась тетя в годах.

Чуть погодя за окном прошествовала демонстрация в пользу татар. Русские размахивали флагами, которыми пользовались в автономии, и Мишель окончательно расслабилась.

– Как видишь, все не так уж плохо, – пожала плечами Эллисон, доедая последний шарик. – Не все сразу поменяется, а от тебя уже мало что зависит.

– Да, но… – не успела сказать Мишель, как ее тут же перебили.

– И никаких «но», – отрезала Эллисон. – Ты и так много сделала. А одна такую ношу точно не утащишь. Когда тебе кажется, что в твоих руках находится целый мир, точно ждать беды.

Мишель, отвернувшись от окна, принялась за мороженое.

– Пожалуй, ты права. Именно поэтому я должна написать президенту. А мое место – здесь. Я хотела бы пожить в татарской деревушке и сделать жизнь этих людей лучше, – задумчиво произнесла Мишель.

Эллисон смотрела на нее и не могла налюбоваться. Ищущая справедливости, небезразличная к тому, что происходит вокруг, ей нужно было поверить в себя, но также – и в людей, окружавших ее.

Эллисон одобряла выбор возлюбленной. И пошла бы даже к татарам жить. Вот только Мишель больше хотела убежать от всего мира, и это чувствовалось в ее уставшем взгляде.

– А пойдем к фонтану, а? – подмигнула Эллисон, пытаясь приободрить возлюбленную.

Мишель тряхнула головой, прогоняя невеселые мысли и улыбнулась.

Их любимое местечко практически пустовало и при свете дня. С ним было связано много воспоминаний, хороших воспоминаний. Там они стали парой. Свежий воздух очищал разум. Солнце отражалось загорелым блином на волновавшейся глади реки.

Ворковавшие парочки заняли скамейки довольно далеко от них. И все-таки Мишель чувствовала скованность.

Эллисон нагнулась к ее шее, вдохнула запах ее волос, захотела в них зарыться, но Миша резко повернулась к ней лицом.

– Эй, ты щекочешь мне шею, – засмеявшись, произнесла она.

– Ты можешь остаться? – Эллисон хотела услышать честный ответ.

Это место связывало их. Этот город… как бы они к нему не относились, но он привнес в их жизнь очень хорошее. Он их объединил, сделал единым целым, и лишь воздух дремучего леса опьянил, заставив цепь натянуться. Но обе девушки не искали свободы.

– Я бы хотела провести с тобой всю жизнь, – Мишель ласково провела тыльной стороной ладони по щеке Эллисон.

Автогонщице хотелось заплакать. Она так долго прятала от всех чувства, но теперь не боялась раскрыться. В глубине души она хотела открыть душу этой веселой девчонке, прятавшей шипы от детских ран, превращавшейся из угловатой девочки-пацанки в красивую девушку, отпускавшую волосы и начавшую краситься.

В жизни Эллисон происходило много всего, но с Мишель все было иначе. Она меняла привычный мир, даря незнакомые чувства и ощущения, переполнявшие автогонщицу. Но одно она чувствовала наверняка – радость…

– Мне не кажется… Я чувствую, что ты для меня значишь многое, – прошептала Эллисон. – Мишель…

На губах застыло любимое имя. Возлюбленная опустила взгляд, и тогда их губы соприкоснулись.

Первый поцелуй… Он был полон нежности. Эллисон робко покрывала губы возлюбленной своими, пока не почувствовала промелькнувшую меж ними искру. Губы Мишель были теплыми, страстными, зовущими. Они сплелись в единое целое, срывали имена с уст друг друга, но часто останавливались, словно боялись лавины чувств.

Наконец, Мишель отстранилась. Глаза ее сияли счастьем. Зрачки не казались черными, скорее, цвета теплого кофе, такие же бодрящие и красивые.

И Эллисон казалось, что и подруга видела в ней то же самое.

*****

Ночь вступила в свои права нежданно-негаданно. Эллисон зябко ежилась в постели, ибо после горячего страстного поцелуя ничто не могло ее согреть.

Она вспомнила поговорку, которую любил упоминать Хироши: счастье не за горами, а за лесами. Так шутили японцы, которых со всех сторон окружали горы. Вот только Хироши вкладывал в поговорку иной смысл. Он считал, что счастье невозможно найти, оно само должно найти тебя.

И Эллисон этому верила. Она ведь не искала встречи с Избранной. Зато теперь была счастлива.

Мишель тоже возилась в постели. Обычно она спала, как убитая. Теперь же шуршала, словно ежик, зарывшийся в осенних листьях.

– Не спится? – еле слышно прошептала Эллисон.

Шуршание прекратилось. Автогонщица вздохнула. Похоже, возлюбленная все-таки заснула. А вот у нее еще долго по спине будут бегать мурашки.

– Ага, – засопела Мишель.

Эллисон приподнялась на кровати и повернулась в сторону Избранной. Та тоже зябко куталась в одеяло. Наверное, ветер пригнал в их комнату холодный воздух с индиговой реки.

Помутнение, наваждение – как ни назови, а результат останется тем же. После незабываемого утра Эллисон осмелела. Она поднялась с кровати и дошлепала до постели Мишель, в которую нырнула. Кожа подруги оказалась довольно холодной.

– Не бойся, я тебя отогрею, – прошептала ей на ухо Эллис.

Она обняла черновласую красавицу за талию и притянула к себе. Сильно-сильно.

– Задушишь, – прохрипела Мишель, заставляя слегка ослабить хватку.

Зато и она пошла навстречу. Тоненькие пальцы Избранной переплелись с перстами автогонщицы. В комнате стало чуточку теплее и уютнее.

Если бы в том бою с Алисией Мишель не одержала победу… Эллисон не простила бы себе невмешательства. Она так боялась потерять эту черноволосую девушку, такую нежную и трогательную, тщательно оберегавшую от всех свои чувства. А Миша и впрямь была красива. Точеная талия, нежная кожа, бездонные глаза, в которых так хотелось утонуть…