Текст книги "Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Но и совесть, и душа Жени не могли быть спокойны. Чем лучше были ее встречи с образом Василия, тем большую вину она испытывала перед ним и его будущей женой. А кроме того, ею все больше завладевало желание получить права на этого исключительного человека, чтобы постоянно иметь его рядом, постоянно иметь наглядное подтверждение сверхчувственного в человеческой природе. Это была та живая вода, в которой нуждались все и без которой иссыхали все – людям, особенно образованным, давно уже было мало религиозной веры.

Женя знала, что времени для решительных действий у нее остается все меньше – но ничего не могла придумать, кроме попыток потолкаться там, где обычно собирались ее прежние приятели-студенты. Сейчас, без Саши, делать это было очень неловко – именно Саша с ее чарами и умением обращаться с мужчинами была тем клеем, который держал их вместе.

Но через несколько дней ей повезло. Недалеко от кафе “Parisien”, куда они раньше хаживали с Сашей, Женя натолкнулась на того из прежних знакомых, который ей больше всех симпатизировал – Мишу Кацмана. Он был один, и искренне обрадовался Жене.

Женя знала, что в этой симпатии немало роднившего их чувства ущербности. Длинноносый сутулый Миша был тоже не красавец, тоже в очках, тоже неловок с противоположным полом – ну и, наконец, он был Кацман…

– Евгения Романовна, какими судьбами? – спросил он ее. Женя улыбнулась, отвечая на пожатие руки. Ее всегда коробила совершенно русская речь этого молодого человека, без всяких “характерных” отличий – может быть, даже преувеличенно русская…

– Я гуляю, Миша, – ответила Женя. – Да и разыскиваю кое-кого.

С ним она чувствовала себя свободнее, чем с другими мужчинами.

– Быть может, меня? – серьезно спросил Миша.

Потом от души улыбнулся, так что веснушчатый нос его показался еще длиннее; Женя рассмеялась.

– Должно быть, вас.

Она взглянула в сторону кафе, вывеска которого была видна уже отсюда, и Миша сразу же ее понял.

– Пойдемте в кафе, а то озябнем.

Он коснулся ее плеча, направляя ее вперед. Женя слегка вздрогнула. Она вдруг подумала, что Миша Кацман может испытывать к ней неподдельные романтические чувства. Но как тогда вывести его на тот предмет, в котором больше всего заинтересована она?

Молодые люди прошли в кафе. Когда они сели, Миша тотчас же заказал для них горячий кофе. При этом он озабоченно и серьезно смотрел на Женино лицо, порозовевшее от холода.

Жене вдруг стало очень неуютно от его внимания.

– Кого вы разыскивали, Евгения? – спросил Миша.

Он поправил очки жестом, удивительно напомнившим девушке ее саму.

– Я… Я хотела бы разузнать что-нибудь о Василии Морозове и его невесте, – сказала Женя. Она прокашлялась, потому что вдруг осипла, как будто на холоде.

Миша несколько мгновений молчал, так же серьезно глядя на нее.

А потом вдруг наклонился к своей собеседнице через стол и резко сказал совершенно неожиданную вещь:

– Женя, вы заинтересованы в нем как в медиуме?

Женя поперхнулась, прикрыв рот рукой в перчатке.

– Что?..

– Женя, оставьте это, – настойчиво сказал Миша. Он потянулся к ней, словно чтобы коснуться ее руки для пущей убедительности, но остановился. Однако продолжал проницать ее взглядом.

– Женя, не питайте иллюзий, которые обречены на крах, – произнес бывший председатель “спиритических сеансов”.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, Миша, – пробормотала Женя.

Она прекрасно все понимала. И Миша Кацман знал, что она все понимает. Он горько и как-то горделиво улыбнулся.

– Не питайте иллюзий существования души, Женя, – сказал Миша. – Вы ищете доказательств, которые в конечном счете обернутся ничем… поймите, человечество все время своего существования занималось этим же самым и дурачило себя. Лучше обратите свои помыслы к настоящему. Вот единственная реальность. Я всегда уважал вас достаточно, чтобы считать женщиной, которая может смотреть правде в глаза и не обманываться религиозной верой…

Женя усмехнулась. Как там у вас обстоят дела с религиозной верой, господин Кацман? Устроим религиозный диспут?..

– Речь идет не о вере, – тихо заметила она. – Речь идет о фактах, Миша, которые вы отрицать не можете…

Миша, улыбаясь, развел руками, потом хлопнул себя по острым коленям.

– Могу, – сказал он. – В трансцендентальном смысле. Представьте мне ваши факты, и я всем им дам естественное объяснение.

Женя покачала головой.

– При большом желании, Миша, можно доказать, что дважды два равно пяти, – сказала она. – Но я пришла сюда не затевать с вами спор. Я прошу вас сообщить мне, знаете ли вы что-нибудь о Василии и Лидии. Где они бывают, когда их свадьба… Мне нужно это знать.

И тут выражение лица Миши стало угрожающим.

– А, кажется, я догадался, – тихо произнес он. – Вы хотите разбить этот брак. Вы неравнодушны к Василию, и таким образом хотите избавиться от соперницы… Это недостойно, Женя.

“Он уже в который раз назвал меня Женей”, – изумленно подумала девушка.

Кажется, выявились некоторые скрытые мотивы Миши Кацмана – помимо стремления всех, за кем он это замечал, отвратить от веры в сверхъестественное и даже видения сверхъестественных фактов…

– Извините, что отняла у вас время, Миша, – устало сказала Женя, поднимаясь из-за стола и вытягивая кошелек из сумочки. – Я сейчас только расплачусь…

– Женя, сядьте! Не надо!

Она изумилась такой перемене и села. Миша Кацман снял свои очки, потер покрасневшую переносицу. На лице его была обида и досада.

– Я не знаю, когда Василий Морозов женится. И это чистая правда, – сказал Миша, взглянув на нее поверх очков, которые снова надел. – Но я как-то видел его с невестой здесь, в кафе “Parisien”. Если этот… чудотворец… – лицо Кацмана дернулось, – так вам нужен, можете попытаться подстеречь его тут.

Женя глотнула остывшего кофе.

– Спасибо, – с чувством сказала она.

Миша кивнул, тонко и горько улыбнувшись.

– Жаль, жаль, – сказал он. – Я думал, вы необыкновенная женщина. Но вас в конце концов тоже одолела общая для вашего пола слабость – стремление к иллюзиям. Люди когда-нибудь начнут жить разумом, но произойдет это не сейчас… и начнется не с прекрасной половины человечества.

Женя предпочла промолчать.

Кажется, Миша не пытался оскорбить ее намеренно – но разговор дальше не клеился. И поэтому вскоре они распрощались. После ухода еврея Женя вдруг поняла, что Миша действительно надеялся на большее.

Но теперь ей следует о нем забыть. Сейчас еще яснее стало, что они могут быть только противниками. Женщины, сходясь с мужчинами, часто забывают о расхождении во взглядах в угоду взглядам мужчин – но Женя была не из таких. Хотя бы потому, что мало женщин имеет определенные взгляды.

Она последовала совету Миши и, когда у нее высвобождалось время, захаживала в кафе. Женя выбирала вечерние часы в будние дни – до воскресенья оставалось еще два дня; а в воскресенье Женя пришла в кафе днем.

В эти часы, как она рассудила, была наибольшая вероятность встретить здесь Василия и Лидию – хотя Женя не представляла, как будет говорить с ними обоими, несмотря на то, что долго составляла в голове сценарий их разговора. Но Жене в конце концов повезло гораздо больше.

В воскресенье днем она встретила Лидию без Василия.

***

Женя каким-то чутьем поняла, что эта девушка – та, кто ей нужен. Вернее говоря, инстинкт заставил ее поднять голову, когда в кафе вошли две смеющиеся барышни в ротондах* и шляпках.

Женя, сидевшая за крайним столиком для конспирации, отодвинулась в угол. Слух ее обострился; и, казалось, обострилось даже зрение. Она поправила очки.

– Мариночка, непременно приходи к нам в будущее воскресенье, – донесся до Жени звонкий, легкий голос первой барышни. Она была хорошенькая, голубоглазая, с пышными русыми волосами.

– И Василий придет? – лукаво спросила ее темноволосая приятельница.

Женя прикусила губу и сжала руки, сложенные на коленях.

– Непременно, – сказала первая девушка. – Мы сейчас почти неразлучны.

“Ей-то нечего бояться соперничества”, – подумала Женя, разглядывавшая барышню так пристально, точно была художником, готовившимся ее писать. И это была бы прекрасная модель. Не то что сама Женя.

– Лидочка, я так тебе завидую, – вдруг вздохнула Марина. – Твой Василий так нежен к тебе, так предан. Я и не думала, что в России еще остались столь галантные мужчины.

– Вася мой жених, – ответила Лидия с уверенностью королевы бала. – Когда же еще ухаживать за женщиной, как не перед свадьбой? А вдруг я раздумаю и откажу ему?

Лидия и Марина уставились друг на друга с веселым лукавством союзниц, обдумывающих пикантный заговор.

“Дура ты, Лидочка, – подумала Женя. Она ощущала злорадство и азарт, как перед сражением. – В таких делах у женщин не бывает союзниц”.

Подруги заняли столик.

К ним подошел официант, и Лидия с улыбкой сделала заказ. Она выглядела совершенно счастливой. Женя знала, как легко отнять у женщины эту уверенность, какой бы сильной она ни была.

Лидия сняла шляпку, и уложенные локонами русые волосы красиво заблестели в свете ламп. При мысли, что эта особа осмелилась звать ее Василия “Вася”, Женя почувствовала, что готова разорвать ее в клочки. Лидия не имела никакого понятия о том, что из себя представляет ее жених, что он любит в отношении себя. Эта девица относилась к нему как к выгодному приобретению.

Саша, конечно, во многом вела себя так же. Но разве можно сравнивать ее таракана с Василием Морозовым!

Подруги еще некоторое время щебетали о вещах, Жене неизвестных и неинтересных. Сейчас Женя только выгадывала момент для нападения. Подойти к этим девицам сейчас? Или подождать?..

Чего? Лидия и Марина, конечно, и уйдут вместе, как и пришли.

Вдруг Женя увидела в этих подружках себя и Сашу, и глаза ее на миг заволокло слезами.

– Ну, я пойду, Лидочка, – вдруг сказала Марина, и Женя тотчас же позабыла обо всем остальном. Она выпрямилась. Будь Женя кошкой, она сейчас вздыбила бы шерсть и выгнула спину…

Ничего не подозревающая Лидия ласково улыбнулась вставшей из-за стола подруге и пожала ей руку. Девушки поцеловались.

– Передавай привет маменьке и Кате, – сказала Лидия.

– Передам, Лидочка. Скоро увидимся, – отозвалась Марина.

“Сомневаюсь”, – почему-то подумала Женя.

Марина покинула кафе. Лидия поднесла к губам чашку с чаем. Скоро она допьет его, и тогда…

Женя встала; от резкого движения легкий плетеный стул чуть не опрокинулся. Лидия почти сразу заметила ее приближение, и в голубых глазах Жениной жертвы появился испуг.

– Кто вы?

Женя улыбалась. Она тяжело дышала, но заставила себя двигаться спокойнее.

– Мое имя Евгения Прозорова. Евгения Романовна, – закончила она, отодвигая стул и медленно садясь напротив Лидии. – А вас, Лидия, как по отчеству?

– Что вам нужно? – спросила Лидия, отклоняясь назад. В глазах ее были испуг и возмущение. – Зачем вам знать мое отчество?

– Чтобы вести беседу вежливо, – с улыбкой ответила Женя.

Чем больше уверенности вытекало из Лидии, тем большею уверенностью наполнялась она.

– Лидия Сергеевна. Званцева, – сказала Лидия.

– Чаю с лимоном, – велела Женя подскочившему к ним официанту. – А вам, Лидия Сергеевна? Разговор предстоит долгий.

– Тоже чаю, – ошеломленно ответила Лидия.

Гарсон поклонился.

– Сию минуту, сударыни.

Когда он ушел, Лидия несколько мгновений рассматривала некрасивую девушку в очках, напоминавшую курсистку, но с осанкой и сверкающим взглядом амазонки. Потом спросила:

– О чем вы хотели со мной говорить? Мы совсем незнакомы.

– Вы ошибаетесь, сударыня, – ответила Женя. – Я давно знаю вас со слов моего давнего знакомого. Василия Исаевича Морозова. О нем я и хочу с вами побеседовать.

Лидия побледнела, предчувствуя недоброе. Женя снова улыбнулась.

– Откуда вы знаете Василия? Что с ним? – медленно спросила Лидия.

– Василий мой бывший поклонник, – ответила Женя. – И он до сих пор не забыл меня.

Теперь на щеках Лидии выступил румянец. Она медленно поправила свои красивые волосы.

– Вы ошибаетесь, – сказала она, наконец осознав, что ее “Вася” был прежде поклонником другой женщины. – Василий сейчас мой жених, Евгения Романовна. Мы поженимся через две недели.

Женя про себя изумилась подобной вежливости. Сама она не смогла бы разговаривать в таком тоне со своей соперницей.

Женя сделала глоток чая, который уже несколько минут как принесли. Поморщилась от вкуса лимона.

– Лидия Сергеевна, – сказала она. – Вам известно, что Василий сильный физический медиум?

Лидия моргнула длинными ресницами. Нахмурилась.

– Кто?

Женя покачала головой. Она, впрочем, и не сомневалась…

– Человек, обладающий способностями действовать вне пределов своего тела, – пояснила девушка. – И он уже давно воздействует подобным образом на меня. Василий проводит ночи один, я не сомневаюсь, что он вам верен, – Женя подчеркнула голосом эти слова. – Но на самом деле он проводит ночи со мной.

Лидия покраснела по-настоящему. Она приоткрыла рот.

– Вы сошли с ума, – сказала она.

Женя покачала головой.

– Я могла бы показать вам любовные послания, которые он оставляет мне в своем бестелесном образе, – сказала она, опуская руку в сумочку. Лидия следила за этой рукой, как за движением фокусника, достающего из шляпы кролика. Но Женя никаких писем не вытащила. Она не хотела, чтобы у Лидии было, что бросить Василию в лицо.

Она не хотела, чтобы Василий ее возненавидел.

– Ну и… что же вы не показываете эти письма? – спросила Лидия, видя, что ничего не происходит.

– Я не хочу причинять вам страдания, – сказала Женя. Как будто она этого уже не сделала.

Лидия сжала губы, глаза ее сделались огромными и страшными.

А потом девушка вскочила с места.

– Вы блефуете! Вы подлое существо! – крикнула она, не обращая внимания на то, что все посетители повернули к ним головы. – У Васи никогда ничего не могло быть с вами! Вы у…

Голос ее оборвался.

””Уродина”, – мысленно закончила Женя. – А еще “синий чулок”. Вот только Василий выбрал меня, а не вас, Лидия Сергеевна”.

– Он не Вася, Лидия Сергеевна, – спокойно сказала Женя, глядя снизу вверх со своего места на беснующуюся барышню. – Вы даже этого не знаете. Этот человек вам чужой.

Лидия задохнулась. Потом вдруг схватила свою шляпку, сумочку и выбежала из кафе.

– Мадам!.. – крикнул ей вслед гарсон.

– Не беспокойтесь. Я расплачусь за мою приятельницу, – сказала Женя и улыбнулась ему.

* Русские писатели-романтики девятнадцатого века в своем творчестве действительно отдали дань паранормальным явлениям.

* Верхняя теплая женская одежда без рукавов в виде длинной накидки.

========== Глава 10 ==========

У Жени быстро испортилось настроение после изгнания Лидии.

Ощущение триумфа улетучилось, и осталось только неприятное чувство – и еще более неприятное предчувствие. Женя откуда-то знала, что ни к чему хорошему ее сегодняшний поступок не приведет.

Она допила холодный кислый чай, морщась оттого, что на душе было так же кисло. Потом равнодушно подозвала официанта и расплатилась за себя и Лидию, прибавив щедрые чаевые за обеих. Не слушая благодарностей, Женя медленно поднялась и направилась прочь.

Зачем она сделала то, что сделала?

Но разве можно было поступить иначе? Конечно, можно – даже должно. Нужно было закрыть глаза на “безнравственность” происходящего, потому что безнравственность здесь далеко не самое главное. Общество не готово принимать такие явления, как медиумизм. И уж и подавно Лидия, обыкновенная девушка, не готова принимать своего жениха таким, каков он есть…

“Интересно, Лидия верующая или атеистка? – вдруг задумалась Женя. – Наверняка ни то, ни се, как и большинство образованных людей сегодня. Мало кто сознательно решает для себя эти вопросы. И особенно мало над ними задумываются женщины. Хотя у женщин есть “религиозный инстинкт”, о чем писал еще Мопассан…”

Женя шла, подставив лицо осеннему ветру, как будто хотела простудиться, но была бесчувственна к холоду.

“А ведь я едва ли рассорила их, – неожиданно подумала она. – Лидия сочла меня ревнивой лгуньей, аферисткой, только и всего. Но семена сомнения я в ее душе уже посеяла, и теперь будут мучиться оба”.

Но едва ли они отменят свадьбу. Из-за таких обиженных судьбою, как Женя, красавицы вроде Лидии подолгу не волнуются. Наверняка Лидия вскоре успокоится… Если еще и жених постарается…

А потом они обвенчаются, и Василий будет продолжать мысленно убегать от венчаной жены к невенчаной.

Для Жени церковные каноны много не значили; но при такой мысли ей стало жутко. Хотя – может быть, после свадьбы Василий “успокоится”? Может быть, все дело в том, что он, молодой мужчина, до сих пор жил один, а с женой он смирит свою плоть?

Женя почувствовала себя глубоко униженной такою мыслью. Ее… лишили чистоты души, лишили того, что главнее физической девственности – а теперь бросят?

А если Лидия заставит жениха возненавидеть Женю?

Женя представила себе, чем может обернуться ненависть человека вроде Василия, и ей стало страшно.

Она не пошла сразу домой – почему-то было боязно это сделать. Конечно, дома всегда были мать, Дуня; но рядом с ними Женя чувствовала себя одинокой. Она села на извозчика и поехала к Саше, назвав адрес Виргинских – Ираклий после свадьбы перебрался жить к жене.

А Женя еще не видела свою подругу после свадьбы. Она боялась это сделать, опасаясь, что уже не найдет прежнюю Сашу…

Саша удивилась ее приходу и обрадовалась. Но Женя сразу заметила перемену, которая немало огорчила ее. Саша словно посерела – как будто ничего уже от жизни не ждала или ждала только скуки и забот. Она выполнила главное свое назначение – вышла замуж. Теперь следовало только ждать тягот материнства и выполнять обязанности супружества.

– Где Ираклий? Сегодня же воскресенье, – сказала Женя, когда они с Сашей обнялись.

– Дома нет, как видишь, – ответила Саша. – Он ушел без предупреждения. Он так часто делает.

На лице ее появилось раздражение, и Женя вдруг увидела, какой Саша станет спустя годы – растолстеет, недовольство заляжет на лице морщинками… Она утратит любовь к нарядам, кокетство…

Саша превратится в бабу.

Вообразить это было ужасно.

– А как твоя авантюра? – спросила Саша. На лице появился отблеск былого интереса. – Еще не одумалась?

Саша опасалась за нее и одновременно завидовала – теперь завидовала. У Саши таких приключений уже не будет никогда.

– Я видела сегодня эту Лидию, и все ей рассказала, – призналась Женя после заминки.

Саша ахнула, схватив ее за руку. Впервые за весь разговор она по-настоящему разволновалась.

– Да ты что! Ты выставила себя сумасшедшей, и бог знает, к чему все это приведет!

– Вот и я так думаю, – мрачно ответила Женя.

***

– Лида, что с тобой? – спросил Василий.

Они сидели рядом на диване. Этот вечер, как и все свободные вечера, Василий Морозов проводил у своей невесты. Они и вправду были почти неразлучны в ожидании окончательного соединения; но теперь Василий чувствовал, что Лидия не с ним. Она замкнулась в себе, почти не обрадовалась его приходу… во всяком случае, так себя вела.

И сейчас словно бы не услышала его вопроса.

– Лидочка, ты слышишь меня? – повторил встревоженный влюбленный.

Лидия будто очнулась.

– Вася…

Она улыбнулась, погладив его по голове, пропуская между пальцев густые темные волосы. Женя ошибалась: Василий был вовсе не прочь называться Васей.

Молодой человек перехватил нежную руку и поцеловал в ладонь.

– Ты не заболела? Может быть, я тебя обидел?

– Вася, я очень встревожена одним сегодняшним происшествием, – со слезами проговорила Лидия, обвив руками шею жениха и заглядывая ему в глаза. – Успокой меня, прошу тебя.

– Если только это в моих силах… успокою. Что тебя тревожит? – сказал Василий.

Лидия положила голову ему на плечо.

– Васенька, я сегодня встретилась с одной сумасшедшей, – прошептала она. – Она утверждает, что ты был влюблен в нее и по-прежнему поддерживаешь с ней связь. Она сделала вид, что хочет показать мне письма, которые ты ей писал…

Лидия уже всхлипывала. Не будь она так расстроена, заметила бы, как окаменел в ее нежных объятиях ее возлюбленный.

– Вот как? – спросил Василий.

Лидия вдруг испугалась его тона и подняла голову.

Посмотрела в глаза, еще больше потемневшие от сдерживаемых чувств.

– Она назвала тебя… физическим медиумом, – тихо проговорила Лидия, запнувшись на непонятных словах. – Что это значит?

– Вот как? – повторил Василий, точно не слыша ее последнего вопроса. На губах появилась усмешка, отчего на одной щеке образовалась ямочка. Но это не сделало его выражения мягче. На лице Василия сейчас было что-то, похожее на ненависть.

– Она сказала, что ты писал ей письма… в бестелесном образе, – совсем тихо проговорила девушка. – Но ведь это невозможно, Вася? Это ведь бредни?

– Да, – неожиданно жестко сказал Василий. Глаза его сейчас были совсем черными, губы подрагивали. – Это бредни, а эта девица – сумасшедшая. Не обращай на нее больше внимания.

Лидия отодвинулась от него.

– Так ты знал ее? – спросила девушка.

Василий взглянул на невесту с досадой оттого, что выдал себя.

– Да, – сказал он. – Мы были знакомы, но уже давно не встречались. У меня нет с нею ничего общего, можешь быть спокойна на этот счет.

Лидия по-прежнему смотрела на него с немым вопросом, с сомнением. Теперь это сомнение уже никогда вполне не исчезнет.

– И ты ей не писал?

– Нет, – бросил Василий.

На лице его вдруг выразилось страдание, он прикрылся ладонью. – И будет об этом, прошу тебя, – пробормотал молодой человек. Лидия улыбнулась почти облегченно, придвинулась к жениху и погладила его по плечам.

– Пожалуйста, милый, успокойся. Я тебе верю.

Василий открыл лицо и неохотно улыбнулся. Но когда Лидия потянулась его поцеловать, с желанием ответил на ласку.

Свадьба не была расстроена, и если между влюбленными и появилась трещинка, взаимное влечение ее уничтожило. Василий Морозов и Лидия Званцева поженились, когда и намеревались.

Медиумизм, который наблюдала Женя, больше не возобновлялся.

***

“Полина и Антиох прогуливались в галерее, покинув остальных гостей. Антиох, душа которого утопала в блаженстве, обвил рукою стан своей черноволосой подруги.

– Можем ли мы быть так счастливы? – спросил нежный любовник*, взглянув в синие глаза своей невесты.

Полина повернулась к Антиоху. Он вдруг увидел, как девица грустна.

– Друг мой, на что это счастье, когда один только миг – и нас больше нет?

– Но этот миг стоит жизни! – воскликнул Антиох. Он пылко поцеловал ей руку. Полина была холодна.

– Нет, – сказала она, покачав головою. – Я хочу узнать от тебя, именно от тебя, что душа бессмертна…”

Женя склонила голову, закусив свое перо, как, должно быть, Сафо в минуту задумчивости подносила к губам стило*.

Полину и Антиоха она поместила в тридцатые годы девятнадцатого столетия, а манеру изложения позаимствовала… у многих писателей, творивших в похожем стиле. Конечно, ее могли упрекнуть за “напыщенность”, за “чувствительность”, но иначе Женя писать о своих героях не могла. Иначе вышла бы профанация, опошление. Именно такими эти молодые люди и были…

“Полина заболеет чахоткой, от которой тогда не существовало средств, – подумала Женя. – Впрочем, и сегодня медицине особенно нечего гордиться успехами в лечении таких болезней. Однако я отвлеклась”.

Женя накрутила на палец темные волосы, которые в домашней обстановке просто собирала в две кисти* или небрежно заплетала в косу.

“Полина, конечно, умрет, – подумала Женя, снова берясь за перо. – Полина уже больна, только не знает этого. Антиох, занимаясь делами отца, будет далеко от невесты… и характер его вдали от нее переменится. Он увлечется другой девушкой”.

Женя усмехнулась, потом кашлянула. Иногда ей казалось, что она сама чахоточная. И уж брошенной “любовником” она, без сомнений, была…

“Полина умрет на руках у родных, которые ей все чужие, – подумала Женя. – Она будет звать в бреду Антиоха, а тот не успеет к ней”.

Женя помедлила. Потом продолжила писать.

“Когда она будет на смертном одре, Антиох как раз вернется домой, в деревню, где проводил лето рядом с Полиной. Он, может быть, захочет объясниться с ней, признавшись, что полюбил другую, но опоздает… Он будет горько каяться… поймет, кого потерял, и будет до конца дней своих избегать сгубившего его общества и женщин…”

Тут Женя, вдохновенно наносившая на бумагу наброски развития сюжета, прервала работу.

Она решительно перечеркнула последнюю идею.

Это слишком… слащаво и ненатурально. Монашествовать… Кто же из мужчин на такое способен, даже после смерти возлюбленной?

“Антиох был бы способен, да только никто из современных читателей в такое не поверит, – с тоской подумала начинающая писательница. – Сама история требует высоких идеалов, и стиль ее, и литературные образцы. Но мне придется все-таки женить Антиоха на его второй невесте, если только я хочу, чтобы это издали…”

Женя нахмурилась и придвинула к себе рукопись.

Через несколько мгновений она уже перенеслась в село Адашево, где в галерее богатого помещичьего дома беседовали Полина и Антиох. Они убежали от пустых светских разговоров, чтобы посвятить себя друг другу и тем предметам, которые свету неинтересны…

“– Нет, – сказала Полина, покачав головою. – Я хочу узнать от тебя, именно от тебя, что душа бессмертна.

– Но чем ты поверишь мои слова? – спросил Антиох.

– Нашею любовью, – отвечала Полина, обвив руками его шею. – Это истинный наш учитель, мой Антиох, которому должно следовать. Все прочие могут солгать, но этот – никогда…

Уста их слились в поцелуе”.

Женя почувствовала, что краснеет. Конечно, это было даже не непристойно – у них в доме были книги, говорившие о любви гораздо смелее. Даже у Пушкина встречались такие стихи, что…

Но Пушкин не был девицей, хотя и жил за семьдесят лет до Жени Прозоровой.

Тут скрипнула дверь. Женя вздрогнула, со злостью на себя вспомнив, что сама же забыла запереться.

Она повернулась, не вставая со стула.

– Что?

Мать стояла в дверях спальни. Ее модная прическа с валиком волос надо лбом, в сочетании с пенсне, даже в домашнем платье делала госпожу Прозорову похожей на классную даму.

– Чем ты тут занимаешься? Опять чепухой?

Женя прикрыла ладонью рукопись.

– Я так отдыхаю, мама, – с вызовом сказала она. – Ты же отдыхаешь так, как любишь? Почему я не могу?

– Вот так, – Серафима Афанасьевна ткнула пальцем в сторону стола, – я не отдыхаю! Сама не знаю, как ты такая получилась, невесть в кого!

Женя хмыкнула.

– Извини, – сказала она. – Но, кажется, я не сама себя сделала.

Мать покраснела. Женя наблюдала за ее замешательством почти злорадно.

– Только попробуй мне это куда-нибудь понести и опозорить нашу семью! – сказала Серафима Афанасьевна, когда к ней вернулся дар речи, опять ткнув пальцем в сторону рукописи. – Только попробуй мне!..

Дверь захлопнулась.

Женя мягко хмыкнула, потом снова повернулась к столу. Такие сцены уже почти перестали производить на нее впечатление.

К тому времени, как за окном совсем стемнело, Антиох Волоцкий уже уехал из села, оставив Полину Адашеву чахнуть и мучиться теми же вопросами, которыми мучилась сама Женя.

Женя писала быстро, но нечасто урывала для этого время. Не потому, что была действительно так занята – потому, что приходилось прятаться от матери. Однако твердое намерение “куда-то это понести” она имела с самого начала, и только укрепилась в своем желании после материнских упреков.

Пожалуй, ее повесть могут даже принять. Конечно, если повезет с редактором.

Женя посмотрела на свою голубую ученическую тетрадь, листы которой скрутились с одного конца, потому что были плотно исписаны. Их романтически освещала свеча, а кругом было темно. Точно хозяйка этой комнаты собиралась заняться гаданием или колдовством по старинному манускрипту.

Женя прикрыла глаза и увидела красивое смуглое лицо с прядью темных волос, наискось падающей на высокий лоб. Молодой человек все время отбрасывал ее назад, пока читал, чтобы ничто не мешало его прекрасным темным глазам поглощать текст. Картина была такой живой, что Женя улыбнулась.

Василий Морозов работает теперь редактором в издательстве “Пегас”. Туда можно посылать рассказы почтой. Пожалуй, так Женя и сделает.

***

К концу рабочего дня Василию Морозову попалась на глаза странная рукопись.

Он уже очень устал, чужая претенциозная бездарность так намозолила глаза, что одно название, “Предвечное блаженство”, и псевдоним “Аврора” чуть не заставили его отвергнуть это произведение без правки и даже без внимания. Дамскую прозу молодой редактор не уважал.

В этом он признавался себе совершенно открыто.

Однако, дав глазам отдых и подавив первоначальный порыв, Василий пододвинул к себе тетрадь. Он сам не знал, почему его заинтересовала эта вещь. Может быть, привлекло именно вычурное название.

Василий сам не заметил, как увлекся и даже позабыл, что читает не для удовольствия. Девица или дама, по слогу было не понять, весьма удачно подражала писателям-романтикам середины девятнадцатого века. Вот только зачем. Тема избитая… любовь, разлука, богоискательство…

Вдруг Василий оторвался от чтения и еще раз бросил взгляд на подпись авторессы. Потом на текст. Потом еще раз на подпись.

– Черт побери, – пробормотал он расстроенно. Молодой человек откинул прядь темных волос со лба и посмотрел на адрес, стоявший на бандероли.

Василий Морозов покраснел, как девица. Потом гневно поджал губы.

После чего продолжил чтение, теперь уже не внимательно, а бегло просматривая текст. Несколько раз он жирно подчеркнул карандашом выспренние обороты, которые показались ему уместными вначале – как стилизация под старых писателей-романтиков. Размашисто, привычно написал на полях несколько замечаний.

Покончив с рукописью “Авроры”, Василий перелистнул последнюю страницу и на ней карандашом, учтиво и коротко, как он надеялся, написал отказ.

Закрыл тетрадь, потом опустил голову на руки, “смежив усталые вежды”, как один раз выразилась в своем любовном романе Евгения Прозорова. Василий от души надеялся, что она не придет сюда возмущаться собственной персоной.

Как ей, девушке, не стыдно преследовать его? Василий не сомневался, что история Полины и Антиоха была написана в пику ему. Бывают же бессовестные.

Молодой человек вспомнил, что Евгения Прозорова наговорила перед самой свадьбой его Лидии, в какой скандал чуть не впутала его, и руки сами собой сжались в кулаки. Нет, он надеялся, что эта “северная Аврора” достаточно умна, чтобы не встречаться с ним лицом к лицу…

“Аврора” явилась в издательство самолично на другой день после того, как ей была возвращена рукопись.

* Здесь “любовник” в устаревшем значении “влюбленный”, “друг”.

* Античное орудие письма, заостренная палочка или тростинка.

* Т.е. в “хвосты”.

========== Глава 11 ==========

Евгения Прозорова была одета в ротонду, закрывавшую ее фигуру до горла. На шее было вязаное кашне, а на голове вязаная шапочка, приподнятая прической – замысловато уложенными локонами. Когда она вошла, Василий, сам не зная почему, вдруг пожалел, что не может видеть ее без этого тяжелого верхнего платья.