Текст книги "Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Больно билось.

“Нет, Виссарион Борисович, ничего не будет…”

Женя медленно пошла домой.

Ей открыл муж.

– Заходи, – сказал он.

Почти таким же тоном, каким пригласил ее для серьезного разговора в свой кабинет несколькими днями раньше.

– Где ты была? – спросил Игорь.

Женя открыла рот для оправданий, но взгляд мужа как будто отрезал путь воздуху в ее грудь.

– В твое отсутствие я сверился со своей записной книжкой. Когда-то я выписывал себе даты рождения всех членов твоего семейства, – сказал Игорь, и эта книжная по тщательности выражений фраза заставила Женю почувствовать себя чуть ли не ничтожеством.

– У твоей матери день рождения восьмого ноября, – закончил Игорь и сложил руки на груди. – Что это значит?

Женя молча покачала головой.

Оправдываться, лгать вдруг показалось очень унизительным. Женя просто села на корточки, распустив по полу подол своей багряницы*, и закрыла глаза.

Не услышала, а почувствовала, как Игорь присел напротив.

– Ты… понимаешь, что я очень за тебя волнуюсь? – проговорил он. Его голос, оттенки которого были слышны гораздо лучше теперь, когда Женя не видела, а только слышала мужа, сказал ей все.

– Этого больше не будет, – проговорила она, не открывая глаз. – Обещаю тебе. Клянусь.

Несколько мгновений она ожидала чего-то ужасного; но ничего не произошло. Игорь просто привлек ее к себе и крепко прижал. Она снова почувствовала, что ее муж – благороднейший человек на свете.

– Я очень рад…

Игорь осторожно поднял ее на ноги.

– Я очень устала и голодна, – проговорила Женя.

Это была чистая правда. Она не ела полдня, только пригубила шампанского, которое тогда было еще не отравлено. Вдруг воспоминания этого дня нахлынули на Женю, как шторм, и она покачнулась.

– Бедная моя Женя, – проговорил Игорь, при виде состояния жены забывший обо всех ее обманах. Он обнял ее за плечи и повел умываться.

– Фрося! Принеси барыне ужин в гостиную! – крикнул Игорь в сторону кухни.

– Слушаю, барин, – отозвалась Фрося. Если не беззаботно, то почти беззаботно. “И слава богу, в мою историю лучше вовлекать как можно меньше людей, – подумала Женя. – Моя история, этот mystere de mon ame, подобна воронке, утягивающей ее героев в пучину… я сама как водоворот”.

Она тщательно вымыла руки, умылась холодной водой, а потом Игорь отвел ее в гостиную и сам снял с нее ее кровавое платье, даже не спрашивая о его происхождении. “Впрочем, не исключено, что он просто не помнит, какая у меня одежда”.

Фрося принесла ей на ужин что-то вкусное, тушеное мясо с грибами. Женя съела только полтарелки, а потом вдруг почувствовала такую усталость, что не хватило сил как следует устроиться на кровати – она вытянулась прямо на диване в гостиной и заснула.

Игорь еще некоторое время сидел рядом, перебирая ее волосы. Он смотрел на жену с жалостью и любовью; с мучительным вопросом, на который ему не суждено было узнать ответ.

Потом он встал и вышел из комнаты, потушив настольную лампу и прикрыв дверь. Лицо его опять стало усталым, старше своего возраста. Заметив на полу в прихожей черный ридикюль жены, Игорь поднял его. Он улыбнулся, услышав мяуканье и увидев рыжую Женину любимицу, скользнувшую ему навстречу.

– Ну, ты… киса, – проговорил он.

Игорь никогда до этого не любил кошек.

– Смотри, я унесу это, а то еще сделаешь что-нибудь, – сказал он Незабудке, стряхивая рыжие кошачьи волоски с черной сумочки ее хозяйки.

– Мр-мя? – отозвалась кошка, уставившись на него большими желтыми глазами.

Игорь тихо засмеялся.

– Ну, будет шуметь, а не то Евгения Романовна проснется.

Тут его внимание привлек блеск; что-то отблескивало золотом, лежа на полу. Должно быть, выпало из Жениного ридикюля.

Игорь наклонился и с удивлением поднял – визитную карточку!

“Светлейший князь Завадский, – прочитал он гордую золотую надпись. – Prince B.Zavadsky…*”

Игорь непроизвольно так сжал плотный картон, что карточка смялась в комок. Дрожащей рукой Игорь расправил ее и еще раз – вслух, шепотом – перечитал княжеское имя.

– Вот так… черт, – пробормотал он, побледнев. – Вот так… черт…

И вдруг он будто избавился от наваждения; провел рукой по лицу и точно смел с него тень. Улыбнулся.

– Да что я за глупец, – пробормотал Игорь. – Быть этого не может. Женечка… я ей верю абсолютно. Конечно, завтра я сам спрошу ее…

Приняв такое решение, Игорь убрал визитную карточку князя в карман своего халата – все равно нельзя было класть ее обратно в сумочку жены такой измятой. Да он и не знал, откуда эта карточка выпала.

Игорь действительно почти преисполнился решимости для завтрашнего откровенного разговора – он знал, что не узнает от Жени ничего постыдного, ничего такого, что мог бы узнать в такой ситуации от другой женщины. И другая женщина озаботилась бы тем, чтобы получше прятать от мужа свои грязные секреты.

У его Жени не могло быть грязных секретов.

Он долгим взглядом посмотрел на дверь гостиной – оттуда не доносилось ни звука – и направился в свой кабинет.

Женя так и проспала до самого утра на диване: Игорь не решился тревожить ее, хотя его снедало беспокойство. И ревность, хотя он убеждал себя в том, что это недостойно ни его, ни Жени.

Утром Игорь все-таки пришел к жене в гостиную. Она спала, казалось, в том же положении, в каком он ее оставил: наполовину отвернувшись к спинке дивана, сложив руки на животе. Цвет лица у этой двадцатидвухлетней женщины был землистый, глаза ввалились.

Игорь испугался.

– Женя!

На какой-то миг ему стало страшно, что она не ответит. Но Женя открыла глаза и растерянно посмотрела на него; потом приподнялась, поморщившись.

– Игорь?

– Я…

Он открыл рот, но ничего не сказал; присев рядом с женой, уткнулся лицом ей в колени. Женя ласково погладила его по волосам.

– Что такое, милый?

– Я тебя люблю, – сказал он, прижимаясь к ней, как к жене, как к матери. – Женечка, ты выглядишь больной, – проговорил Игорь, не поднимая головы от ее колен.

– Что у тебя болит? – спросил он, наконец посмотрев в ее красивые близорукие глаза.

Женя улыбнулась.

– Я просто… неважно себя чувствую. Погода… быть может, я переволновалась – или там…

– Ах, вот как.

Игорь улыбнулся, но тут же выражение его лица изменилось.

– Женя, а ты не беременна?

Женя едва удержалась от того, чтобы усмехнуться. Покачала головой.

– Вряд ли.

– Ну, что ж… Извини, – сам не зная, почему, сказал Игорь и снова обнял ее.

Потом встал.

– Мне пора, а ты еще поспи. Тебе это нужно.

Женя с улыбкой кивнула.

– Хорошо.

Они поцеловались, а потом Игорь вышел, плотно закрыв дверь.

Он вспомнил, что хотел спросить Женю о визитной карточке князя Завадского, но тут же махнул рукой, как будто отгоняя неуместную мысль. Вместо этого Игорь помолился о здоровье жены. Он не был особенно верующим, но привычные с детства слова приносили успокоение.

* Служба скорой медицинской помощи и перевозки больных появилась в России в конце девятнадцатого века (существует с 1898 года).

* Пурпурная мантия, надевавшаяся в торжественных случаях как символ верховной власти; она же порфира.

* То есть “Виссарион” (фр. Bessarion).

========== Глава 37 ==========

Вечером Игорь застал Женю такой же бледной и усталой, как будто она совсем не отдохнула.

– Женя, что у тебя болит? – уже жестко, почти сердито спросил он. – Ради бога, что ты от меня скрываешь?

По губам Жени скользнула улыбка.

– Ради кого, ты сказал?..

Она покачала головой.

– А ведь ты, Игорь, тоже не веруешь. Зачем вы все притворяетесь!

– Да какая разница!

Игорь даже вспотел от беспокойства за жену.

– Что ты все время думаешь о пустяках, – проговорил он. – Под угрозой твое здоровье, может быть, жизнь. Я не знаю, с кем ты проводила время, когда скрывалась от меня…

Он провел рукой по лицу, потом продолжил:

– Знаю одно: такое времяпрепровождение сказалось на тебе очень плохо. Это богоискательство подорвало все твое здоровье.

Женя с каким-то грустным превосходством провела рукой по темным волосам мужа. Они у него были точь-в-точь как у Василия.

– Дорогой мой Игорь, если неважен бог и душа, что же тогда на свете важно?

– Ты, – сказал он, прижимая жену к себе и целуя. – Ты и я. Женечка, что же мне сделать, чтобы вернуть все как было?

Тысячи женщин отдали бы все на свете за то, чтобы когда-нибудь услышать такие слова. Но Женю они, казалось, совсем не тронули. Лицо ее ничего не выразило, а исстрадавшееся сердце еще сильнее закололо сознание, что ее муж слишком хорош для нее – но притом совсем ей чужой.

– А все и так как было, – шепнула она, не в силах обманывать Игоря долее. – Разве я не говорила тебе, что я совсем тебе не подхожу?

От досады он готов был обойтись с ней резко, рука его дернулась – и тут же опустилась. Игорь вспомнил, что Женя нездорова. Наверное, она не могла сейчас отвечать за свои слова.

– Тебе нужна консультация врача, – сказал он. – С тобою что-то серьезное. Я не верю, что ты не чувствуешь никаких симптомов, ты мне опять…

Женя пожала плечами.

– Да перестань, ничего со мной нет.

– Ах ты, господи, – вздохнул Игорь. В последнее время в нем проявилась какая-то барская сентиментальность, мнительность стареющего человека тонкого воспитания. Хотя он был вовсе еще не стар.

“Это я оказываю на него такое влияние…”

Женя виновато поцеловала мужа.

– Прости, что расстроила тебя. Ничего со мной нет. Поверь.

Он грустно покивал.

– Да-да, конечно…

Игорь мог бы отвезти жену к врачу силой, но при одной мысли о подобном насилии ему делалось дурно. Женя была так горда! Душа ее была нежна, как у ребенка: она была очень умна во многом, но в каких-то вещах оставалась ребенком и даже гордилась своею детскостью. Один только этот спиритизм…

– Если тебе не станет лучше, мы покажемся врачу, – сказал Игорь. – Обещай мне.

Он говорил о ней “мы покажемся”, как матери говорят о своих детях “мы простудились” или “мы кушаем”. Женя кивнула, улыбаясь едва заметной оскорбленной улыбкой.

– Обещаю.

***

В последующие дни Женя словно бы оживилась и повеселела: вернулся аппетит, бодрость, посвежело лицо. Игорь обрадовался. Может быть, с Женей действительно не было ничего серьезного.

В воскресенье Женя встала рано. Она казалась веселой, как счастливая невеста. Игорь, не зная, чему приписать такое настроение, встревожился было, но Женя успокоила его, сказав, что просто давно так прекрасно себя не чувствовала.

– Милый, давай покатаемся верхом? – предложила она. – Ты же знаешь, как я это люблю.

– А тебе можно? – тут же посерьезнел Игорь. – Женя, я не медик, но знаю, что при некоторых болезнях тяжелые физические нагрузки противопоказаны.

Женя махнула рукой.

– Перестань уже! Мне двадцать два года, а не пятьдесят! И я давно тренируюсь!

– Ну хорошо, если ты так настаиваешь.

Игорь беспокоился, но промолчал. Женя выглядела такой радостной, какой он не видел ее уже давно – и он решил уступить ее желанию, дав себе слово, что будет следить, чтобы она не увлекалась.

Они быстро собрались – Женя надела тонкую амазонку, которую сшила себе к лету сама, по образцу той, первой, с которой все началось. Но цилиндр она оставила тот же. Этот костюм был ее любимым, потому что совершенно ее преображал…

Они поехали привычным маршрутом, бок о бок, но каждый – задумавшись о своем. Женя улыбалась, а Игорь вполглаза следил за ее лошадью; но в этом не было нужды, они ехали одним аллюром. Женя сидела на своем коне красиво и уверенно. Под конец Игорь стал улыбаться вместе с нею, любуясь своей амазонкой.

– Женечка, я говорил тебе, что ты красавица? – сказал он.

Женя обернулась к нему с прелестной улыбкой.

– Регулярно повторяешь, – звонко сказала она. – А я регулярно прошу тебя не врать так бессовестно.

Она кокетничала с ним, как с женихом. Игорь рассмеялся.

– Плутовка! Я тебя никогда не обманывал!

Это уже походило на упрек, но Женя не перестала улыбаться.

– Смотри, – вдруг сказала она, показывая вперед. – Здесь, кажется, мы встретились с Шуваловыми. Помнишь?

– Была охота вспоминать!

Игорь рассердился и хлопнул своего коня по шее, так что тот заходил под седлом.

– Женя, не нужно бередить старые раны!

И вдруг Игорь понял, что пока он ругался на жену, произошло что-то страшное. Он быстро обернулся к ней, но увидел, что опоздал.

Женя держалась за сердце, побледнев как мел и отпустив поводья; Игорь подскакал к ней как раз вовремя, чтобы подхватить ее на руки.

– Женечка! Женя!..

Она открыла глаза, бессмысленно посмотрела на него, а потом глаза ее опять закрылись и Женя обвисла на руках у мужа. Игорь, совершенно потерявшись, мгновение держал ее, прижав к себе; потом с усилием перетащил к себе на седло, при этом акробатическом трюке чуть не упав с лошади сам. Женя была такой тяжелой, гораздо тяжелее, чем тогда, когда он носил ее на руках…

– Помогите! – крикнул Игорь, дико озираясь кругом. – Эй, люди! Православные!

Он попытался нащупать, бьется ли у Жени сердце, и ничего не услышал.

– Помогите! – крикнул Игорь снова.

Был еще не вечер, а улица как будто вымерла – впрочем, они ехали как раз узкой малонаселенной улицей. Но вот Игорь увидел, как к нему бежит кто-то – пожилой бородатый дворник, так и не выпустивший своей метлы.

– Братец, ради бога, скорее, – проговорил Игорь, прижимая к себе жену, точно мог спасти ее этим объятием. – Достань мне извозчика! Жене моей плохо, нужен врач, я заплачу сколько угодно!..

– Я мигом, барин! Ишь ты, дела какие!

Игорь вернул дворника, уже побежавшего было выполнять поручение.

– Помоги мне ее с коня снять.

Они вместе спустили Женю с лошади. Она не подавала никаких признаков жизни. Игорь, опустившись на мостовую и уложив жену себе на колени, опять попытался нащупать биение пульса. Он не слышал ничего. Игорь прижался ухом к ее груди, поднес ладонь к губам – ничего, ничего.

Задолго до того, как появилась возможность получить заключение врача, Игорь уже понял, что держит в объятиях труп.

– Что за дьяволы завлекли ее этими выдумками!.. Я бы своими руками задушил того, кто подсунул ей спиритические книжки…

Слова эти уже не имели никакого значения, только сотрясали воздух. Игорь припал лицом к молчащей груди жены и заплакал.

***

Извозчик, который должен был отвезти жену Игоря к врачу, вез домой ее тело.

Игорь сидел рядом с Женей, приобняв еще теплые плечи, как будто Женя была еще жива и нуждалась в его поддержке. Ее мягкие волосы, которые она тщательно завила в локоны, точно к празднику, щекотали его руку.

“Она покончила с собой, а я, как последний глупец, не мог этого предвидеть. Боже, кто мог знать, что она так серьезно верит в свои спиритические сказки?!”

Сейчас Игорю хотелось умереть вместе с женой, хотя он едва ли предвидел для себя возможность пакибытия, в отличие от Жени. Ему хотелось забыться, оглохнуть, онеметь сердцем и всеми чувствами…

– Внесть ее, барин?

– Что?..

Они уже остановились перед домом. Извозчик обернулся к Игорю и смотрел на него с сочувствием.

– Говорю, внесть ее пособить? В дом-то.

– Нет, – ответил Игорь, будто очнувшись. – В морг. Поедем сразу в морг. Сейчас так жарко…

Он уткнулся лицом в ладони.

– Господи! Господи!

Потом застонал и схватил себя за волосы. Он говорил такие невозможные слова о своей любимой жене, которая менее часа назад ехала рядом с ним, улыбалась ему и говорила с ним!

Извозчик со страхом смотрел, как красивый разодетый барин вцепился обеими руками себе в волосы, точно решил вырвать их. А ну как он сейчас с горя над собой что сделает, а отвечать кто будет?

– Эй, господин, это что ж такое?

Но Игорь уже овладел собой.

– Вези, не разговаривай, – угрюмо сказал он.

***

Игорь возвращался домой уже поздним вечером – с тем же извозчиком. Чтобы удержать его около себя, пришлось приплатить втрое. Тот боялся оставаться рядом с человеком, который выглядел так, точно вот-вот помешается от горя.

Однако Игорь не собирался сходить с ума – напротив, ум его был холоден и трезв.

Он в одиночестве поднялся в свою квартиру, как будто был холостяком, как раньше.

Как будто не было в его жизни Жени, которая так много ему дала и так много отняла.

Фрося открыла ему с удивлением на лице, и при виде этого невинного выражения, выражения ничего еще не ведающего человека, Игорь чуть не рехнулся от бешенства и муки.

– А где Евгения Романовна? – спросила Фрося.

Игорь открыл рот, чтобы осыпать ее всеми проклятиями, что скопились у него на сердце, но вместо этого покачнулся, оперевшись на косяк и не издав ни звука. С Фросиного лица сбежала улыбка.

– Случилось что, Игорь Исаич?..

– Евгения Романовна… умерла, – хрипло сказал Игорь. – Поняла? Умерла.

– Как? – ахнула Фрося.

Игорь молча отстранил ее и, шатаясь, прошел в гостиную. Там еще лежала одежда жены, небрежно брошенная вчера на стул – Женя не разрешала Фросе трогать свои платья, а сама убрать не успела…

Игорь сел на этот стул и, схватив Женину блузку, зарылся в нее лицом. От блузки пахло ее духами и ее телом. Игорь сидел, дыша Жениным запахом, ничего больше не сознавая. Плакать он уже не мог.

На другой день утром Игорь поехал к Жениным родителям.

Думать о разговоре с ними, особенно с Серафимой Афанасьевной, было тяжко. Теперь Игорь полноценно ненавидел эту женщину. Она смела жить и ничего не знать о делах дочери, о ее дорогих тайнах, она смела жить, когда ее дочь была мертва!

Игорю открыла сама хозяйка.

– Что случилось, Игорь Исаевич?

“Ты хотя бы раз поинтересовалась тем, как живет твоя единственная дочь после свадьбы?”

Ах да, однажды поинтересовалась. Когда умер первый жених ее дочери. Игорь про себя усмехнулся.

– Ваша дочь вчера умерла, Серафима Афанасьевна, – сказал он, глядя теще прямо в лицо. – Вероятно, инфарктом.

Серафима Афанасьевна несколько мгновений молча моргала, глядя на него, так что Игорь едва не осатанел – что за кукла с бонбошкой* вместо сердца!

А потом мадам Прозорова сама взялась за сердце и осела на пол. Глаза ее закатились, и Серафима Афанасьевна свалилась в обморок.

Игорь с проклятием шагнул к теще. Неужели сейчас ее придется откачивать? Но тут выбежала горничная Прозоровых, и Игорь был избавлен от такой неприятной необходимости – Дуня засуетилась вокруг хозяйки, заахала, потом побежала за нашатырным спиртом; но к тому моменту, когда служанка вернулась, госпожа уже пришла в себя.

– Дайте мне руку, – слабым голосом сказала Серафима Афанасьевна Игорю, не сомневаясь, что помощь будет оказана. Игорь выругался про себя по матери, но поднял тещу на ноги.

– Что-нибудь еще, Серафима Афанасьевна?

Услышала ли она едкость его тона – неизвестно. Серафима Афанасьевна обтирала себе лоб и виски ваткой, смоченной в воде с уксусом. Дуня уже позаботилась и о примочках для хозяйки.

К тому времени, когда госпожа Прозорова уронила использованный тампон на тарелку, которую держала горничная, она уже вполне владела собой.

– Как вы допустили, чтобы это случилось? Я вверила вам мою дочь в полном здоровье, – холодно сказала теща, глядя мимо Игоря. Лицо ее было таким же холодным. Что она сейчас чувствовала?

Но она уже пыталась свалить свой материнский недосмотр на зятя…

Игорь поклонился.

– Увы, мадам, все в воле божией.

Он хотел, чтобы это прозвучало как можно язвительней, но голос его сорвался, лишив слова всякого эффекта. На губах госпожи Прозоровой появилась ледяная усмешка. Она нервически сорвала с себя свое вечное пенсне, обтерла его юбкой, потом опять надела на нос.

– Когда вы планируете похороны? Отпевание заказали? Нужна моя помощь?

“Да я тебя в гробу видел!..”

– Нет, мадам, я справлюсь без вас. Но если вам угодно… – сказал Игорь, подчеркнув последнюю фразу. Он всю эту встречу пытался язвить, и всякий раз это выходило жалко.

– Разумеется, – резко сказала Серафима Афанасьевна. – Я должна увидеть мою дочь и проститься с нею! Она сейчас у вас?

– Да что вы понимаете!.. – Игоря наконец прорвало, как плотину, так что теща от него шарахнулась. – Вы, бесчувственное создание, что вы понимаете!.. Вы видите, какая жара? Как можно…

Он всхлипнул и замолчал, умирая от стыда. Что можно внушить каменному болвану?

– Вам в ваших институтах так сердце выхолащивают? – горько проговорил Игорь, уже успокаиваясь.

Серафима Афанасьевна молчала, глядя на него с изумлением. Может быть, немного виновато. Но изумления было больше.

– Ваша дочь в морге, мадам, – закончил Игорь. – Она пролежит там до отпевания, которое состоится завтра. Подумайте о том, чтобы собрать родственников.

– Нужно Сашу позвать, – проговорила Серафима Афанасьевна. – Конечно, у нее маленький ребенок… но…

Госпожа Прозорова выдавила улыбку.

– Да-да, Игорь Исаевич, мы будем. И ее подруга тоже. В какое время и в какую церковь приезжать?

От тещи Игорь шел пешком, чтобы прохладить горящую огнем голову. Время от времени он ругался сквозь зубы, когда становилось совсем невмоготу – хотя самые верные слова, которые он мог прибрать к Серафиме Афанасьевне, кипели у него внутри, потому что были слишком уж сильны для человека его воспитания.

Он бегом поднялся к себе в квартиру и сразу отправился в ванную, где долго мылся холодной водой, пока зубы не застучали. Затем Игорь пошел в гостиную, где бросил свой халат. Он уже был почти спокоен.

Поразительна упругость человеческого сердца, отрешенно подумал Игорь. Только вчера умерла женщина, которую он любил, и вот он уже может думать, что-то планировать…

Он облачился в халат и, расправляя его по себе, вдруг почувствовал в кармане какой-то посторонний предмет. После мгновенного удивления пришло воспоминание.

Игорь с отвращением вытащил из кармана визитную карточку “светлейшего князя Завадского”.

“Уж не ты ли, друг, моей жене мозги вывихнул?..”

Игорь хотел было разорвать карточку и выбросить, но эта мысль – что князь Завадский мог иметь отношение к болезни и смерти его жены – удержала его руку. Его охватило какое-то нездоровое сладостное чувство, какое-то мстительное предвкушение.

Игорь крупным шагом пошел в свой кабинет и забросил карточку князя в ящик стола.

* Конфетой (от фр. bonbon).

========== Глава 38 ==========

Женю, лежавшую в открытом черном гробу, одели в белое венчальное платье, в сложенные на груди окоченевшие руки вложили букет белых роз. Игорь – обдумывать такие детали было как резать по живому – раздумывал, оставить ли на ней очки, но решил, что не будет.

Женя всю жизнь мучилась из-за своей близорукости и думала, что очки ее уродуют.

Сейчас, без очков, она была красивой – красивой и просветленной, красивой и пугающей. Женя выглядела настоящей невестой “российского Юма”, к которому и ушла, как думал Игорь.

Он стоял около гроба жены в той же церкви, в которой отпевали Василия, и испытывал чувство безвозратной потери.

Как могли такие умные люди, как Женя и Василий, обманываться призраками, которые смешны и обыкновенным людям?

Чуть далее стояла Саша, то есть Александра Алексеевна Зыкова, вся в черном – только шаль на голове была коричневая, потому что черной в гардеробе этой простой мещанки не нашлось. Лицо Жениной подруги покраснело и опухло от слез. Она и сейчас тихонько сглатывала слезы и шмыгала носом под звуки слаженного хора певчих.

Серафима Афанасьевна стояла рядом с мужем, представляя собой статую скорби, в черном с головы до ног. Это была такая же мещанка, как и Александра Зыкова, но мещанка, которой очень нравилось изображать из себя благородную даму. Хотя подлинного благородства в Серафиме Афанасьевне не было ни на грош.

Эта женщина была насквозь фальшива – все в ней было какое-то… подменное: и манера, и стиль, и материнская любовь.

Роман Платонович, никогда ничего более того, чем он являлся, из себя не изображавший, сейчас просто плакал, как и Саша. Игорю очень нравился этот человек.

“Первым позову его на поминки, – подумал он. – И эту Сашу тоже приглашу. Вот искренние люди”.

Конечно, придется пригласить и Серафиму Афанасьевну – иначе, увы, никак нельзя. Дьявол.

Женю должны были хоронить на другой день – церемония в точности повторяла ту, что была совершена над Василием. Невеста уходила к своему вечному жениху. Вернее, это ей представлялось так…

“Она любила Василия – давно. Кажется, что всегда, – думал Игорь. – Она страдала по нем всю нашу с нею жизнь. Наверное, это было неизбежно – то, что она умерла от тоски. Пожалуй, даже хорошо, что у нее до конца сохранилось представление о будущей жизни…”

Но ничего не могло быть мучительней, чем сознание, что Женя в конце концов сумела обмануть и Василия, и себя этою надеждою. Она была мастерица завлекательного обмана, мастерица пера. А таким никогда верить нельзя. Почему же люди продолжают верить хорошим писателям – когда те в желанной форме говорят им желанную ложь?

Отпевание окончилось, и теперь следовало подойти к Роману Платоновичу и Саше, чтобы договориться с ними о том, о чем он хотел. Но Игорь вдруг ощутил себя смертельно усталым, а свои действия – совершенно бессмысленными. И люди делают и делают их, обманывая один другого: как их предки-обезьяны, перенимают друг у друга ритуалы, которые, как им кажется, приближают их к вечному – крохотные люди!

Игорь увидел, что Саша, к которой он незаметно для себя подошел, выжидательно смотрит на него, и зачем-то заставил себя заговорить.

– Александра Алексеевна, я хотел бы пригласить вас на похороны и поминки по моей жене. Я знаю, что вы любили ее.

Саша кивнула, размазав ладонью слезы.

– Да, Игорь Исаевич. Любила. Я…

Сашин голос пресекся.

– Я знала, что Женя не заживется на свете, – сдавленно сказала она. – Она всегда была какая-то…

– Не от мира сего, – с печальной улыбкой подсказал вдовец.

Как будто есть еще какой-то мир, кроме сего!

– Да, именно, – кивнула Саша. – И когда мы с Женькой встречались в последний раз, я над ней точно нимб какой-то видела… просто, знаете, страшно сделалось…

Игорь поморщился. Женщины не могут без фантазий, а уж задним числом не досочинить никак нельзя.

– Так вас ждать? – спросил он.

– Непременно приду, – сказала Саша. – Мне очень вас…

Она хотела посочувствовать Игорю, но не решилась – ее оттолкнуло его “аристократическое сияние”.

Потом Игорь подошел к Роману Платоновичу. Посмотрел в полные слез глаза отца – и вдруг, совершенно неожиданно для себя, с ним обнялся.

– Господи, Женя, – пробормотал господин Прозоров; Игорь чувствовал, как трясутся его плечи. – Как же так вышло!

– Все…

“Все в воле божией”, хотел сказать Игорь; но сказать это плачущему отцу всерьез, без иронии, он не смог. Только торжественно и печально поклонился тестю.

– Жду вас на поминки, Роман Платонович.

У Игоря при этих словах мелькнула безумная мысль – пригласить на поминки светлейшего князя Завадского. Но для встречи с этим сиятельным господином время еще не пришло.

Потом, когда Игорь достаточно остынет для такого разговора. Как гласит отличная испанская поговорка: месть – блюдо, которое лучше есть холодным? Да. Именно так.

***

Поминки по Жене прошли… обыкновенно.

Да, как ни кощунственно было так думать об обряде прощания, и похороны, и поминки прошли обыкновенно. Тысячи людей совершали такие же ритуалы каждый день – по тем, кого так же любили или не любили, кто так же мыслил или жил животною жизнью, так же уповал на вечность или не уповал. Всех в конце концов покрывала земля.

Саша опять плакала, Роман Платонович сидел со слезами на глазах, и Серафима Афанасьевна тоже прикладывала к глазам платок. При виде последнего Игорь чуть не взбесился. Неужели у этой женщины хватит… совести сказать, что она любила свою дочь?

Если не совести, то притворства хватило бы. А может, госпожа Прозорова успела себя уверить в том, как она страдает. Таких полулицемерок на свете полно.

Но ритуал прошел гладко и прилично: поплакали, как должно, сказали подобающие слова, какие говорят обо всех покойниках – такие же одинаковые, как могилы и кресты. Игорь сказал это пошлое прощальное слово: он, лучше всех знавший уникальные достоинства Жени, не нашел ничего лучше казенных слов, наподобие тех, какими проводил своего уникального брата…

Когда все разошлись, Игорь остался сидеть за столом – он видел призраки поминок по Василии, снова слышал страстную речь Жени, доказывавшей, что его брат победил смерть. Теперь на такой дуэли со смертью сразилась она сама. И, вероятнее всего, проиграла.

– Не буду же и я трусом, – пробормотал Игорь.

О его ногу потерлась Женина кошка, и он взял Незабудку на руки. Игорь стал гладить животное с улыбкой человека, которому больше нечего терять.

Через несколько мгновений он ссадил кошку и резко поднялся. Направился в свой кабинет и, подойдя к столу, рывком выдвинул верхний ящик. Он схватил визитную карточку князя Завадского и прочитал про себя адрес и номер телефона.

– Нет, лучше письмом, – прошептал Игорь.

Он сел к столу и, схватив чистый лист бумаги, стал быстро писать.

На другой же день Игорю пришел ответ – на атласной бумаге, красивейшим почерком. В самых изысканных выражениях его светлость соглашался встретиться с вдовцом Евгении Морозовой, о “безвременной кончине” которой “глубоко скорбел”, для обсуждения личного дела, о коем не годилось упоминать в письме…

– Ну-ну, – пробормотал Игорь, прочитав ответ.

***

Встречу они назначили в Александровском саду, в половине девятого вечера следующего дня. Игорь пошел на свидание пешком. В августе темнело уже довольно рано, но Игорь был равнодушен к опасностям – в том числе, и к возможной угрозе со стороны его светлости.

Что ж такого важного случится, если у него отнимут жизнь?

Князь Завадский оказался не пунктуален: он уже дожидался Игоря, сидя в одиночестве на скамейке. Ничего эпатажного в его фигуре не было: обыкновенный черный костюм и высокая черная шляпа. Руками в полосатых перчатках его светлость опирался на трость с костяным набалдашником.

Игорь ощутил что-то вроде неловкости, смешанной с гневом, при виде того, как князь встает ему навстречу и с поклоном приподнимает цилиндр. Что он проделывал с его Женей, этот светский притворщик, какие мысли вкладывал в ее чистую головку?

– Приветствую вас, господин Морозов, – с приличествующей случаю скорбной миной проговорил князь, уже совсем немолодой, но все еще красивый и эффектный мужчина. – Позвольте выразить вам мои соболезнования по поводу смерти вашей супруги. Это была редкая женщина.

– Да?

Игорь при этих словах ощутил желание закурить. Но он не курил и не носил с собой папирос.

– А позвольте спросить вас, когда это вы успели так хорошо узнать мою жену? – прищурившись, проговорил Игорь. – Вы так часто виделись с нею? По каким поводам?

Князь, казалось, на мгновение растерялся от этой вспышки ревности.

– Господин Морозов, мы виделись с Евгенией Романовной только однажды, – сказал он, глядя на Игоря с сочувствием… и удивлением. Как будто Игорь не знал чего-то общеизвестного. – На балу у графини Шуваловой, устроенном в ее честь. Разве ваша жена вам не говорила?