Текст книги "Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Женя и Фрося в отсутствие Игоря весь день занимались домом – Фрося несколько раз пыталась услать “хворую” барыню прочь, но Женя всякий раз решительно отказывалась, несмотря на то, что действительно чувствовала недомогание. Она не собиралась быть белоручкой. Никогда не была.

Может, Игорь осудил бы ее, видя, как его “госпожа Морозова, дворянка” сама вытирает пыль и следит за супом? Что ж, пусть осуждает. Должно быть, она человек не того воспитания. Или это только мужчины могут так – со спокойной душой перекладывать хозяйственные хлопоты на плечи подчиненных женщин, сами устраняясь от этого?

“Женщины почти всегда подчиненные, какого бы звания ни были…”

– Вы идите, барыня, – уже почти товарищеским тоном сказала ей Фрося, когда пробило пять. – Вам еще помыться-причепуриться, а то не успеете.

Женя утерла пот со лба и засмеялась.

– Твоя правда, причепуриться пора. Два часа всего осталось.

Она с удовлетворением окинула взглядом уже почти освоенную кухонную территорию. Серафима Афанасьевна была бы ею довольна. Хотя она, наверное, опять не придет – может, теперь просто постыдится прийти, после того, как отказалась появиться на похоронах.

“А может, мама действительно… больна? – вдруг осенило Женю. – Как это у женщин называется переходный возраст, когда они теряют способность к деторождению? Они тогда вообще, говорят, на людей кидаться начинают”.

Женя погладила себя по животу и ощутила какое-то сочувствие к матери. Однако, какую деликатность проявил Роман Платонович. А бедные простые бабы работают как лошади, независимо от самочувствия – ни они сами, ни, тем более, их мужья ничего в их женском устройстве не понимают. И, уж тем более, не уважают женского устройства, как это делают благородные люди, подобные Морозовым.

“Все-таки аристократия необходима обществу – только они задают образцы, указывают умственный путь, обозревают горизонты, – подумала Женя. – Без них так и было бы: свят, свят, лоб разбивали бы или спивались”.

Она успела вымыть голову и высушить волосы горячими щипцами. Потом сама выгладила себе платье – уже не черное, а коричневое, правда, с черными бантами. Пристроила получше очки и посмотрела в зеркало – сейчас Женя напоминала себе совсем молодую Серафиму Афанасьевну.

Она улыбнулась.

“Бедный-бедный Игорь”.

И тут послышался стук в дверь. Жене почудилось, будто за дверью перемолвились, мужчина и женщина. Неужели?..

Она бросилась открывать.

– Папа! Мама!..

– Чем тебе помочь? – без приветствий спросила Серафима Афанасьевна, ступая в квартиру и суровым взглядом virgo magna* окидывая это чужое хозяйство.

– Не знаю… Мы, кажется, уже все сделали…

Женя до сих пор не могла оправиться от изумления.

Серафима Афанасьевна молча протиснулась мимо нее, направляясь в ванную комнату, расположение которой только что определила. Женя вздохнула, сложив руки на груди. Она уж и не знала, радоваться ли неожиданному вниманию матери.

Роман Платонович тронул Женю за руку. Он смотрел на дочь с добротой и сочувствием.

– Женечка, может быть, мы пока пойдем в комнату и поговорим? Ты, наверное, за день уже устала.

Женя покосилась в сторону кухни, откуда уже доносились громкие голоса госпожи Прозоровой и их прислуги, и представила себе, во что это может вылиться без присмотра. Потом махнула рукой. Если еще и она встрянет, точно будет скандал, Серафима Афанасьевна это умеет.

– Конечно, папа, пойдем.

Они прошли в пустую гостиную и сели рядом на диван.

Роман Платонович сочувственно и с некоторым смущением смотрел на дочь. Он хотел заговорить первым, спросить Женю о жизни – но как к этому приступишь, если он понятия о дочерней жизни не имеет? А сейчас имеет еще меньше понятия, чем в Женином детстве?

“Мужчина есть мужчина – если он не муж и не… любовник, с ним почти ни о чем нельзя говорить”.

– Как ты живешь? – наконец спросил отец.

Женя вежливо, натянуто улыбнулась. Ну и что он ожидает услышать?

– Ничего, папа.

На несколько мгновений они замолчали. Роман Платонович подыскивал слова, а Женя подыскивала предлог, чтобы оставить его. Но вскоре предлог нашелся сам. В дверь раздался новый громкий стук, и теперь Женя не сомневалась, кто пришел.

“Ну наконец-то, слава богу!”

Она выбежала в прихожую, придерживая юбки, и, оттеснив от мужа Фросю, которая открыла ему, бросилась Игорю на шею. Вот единственный близкий человек, хоть сколько-то близкий!

Игорь расцеловал ее, изумляясь такому бурному приветствию.

– Что ты, дорогая?

– Я просто счастлива…

Тут их прервали. Женя почувствовала присутствие матери раньше, чем Игорь, стоявший к госпоже Прозоровой лицом; она отстранилась от мужа и повернулась к Серафиме Афанасьевне.

– Игорь, мама приехала по моему приглашению. С папой, – поправилась взволнованная Женя, не зная, как ее мать и Игорь подействуют друг на друга.

Однако встреча прошла мирно и галантно. Игорь поклонился, теща милостиво улыбнулась. Впрочем, Женя заметила в ее глазах тревогу.

– Игорь Исаевич, вы ожидаете на поминки еще много знакомых? – спросила она.

Конечно, по имени мать его никогда не осмелится звать, несмотря на свой гонор.

– Да, мадам, – учтиво ответил Игорь. – К семи часам.

Тут он увидел вышедшего из гостиной Романа Платоновича и сдержанно поприветствовал и его.

“Повод не располагает к сердечности, – подумала Женя. – Да и Морозовы есть Морозовы”.

– Женя, пора накрывать стол! – тут обратилась к ней мать. – Игорь Исаевич, нужно поспешить, иначе мы не успеем!

– Разумеется. Вы очень любезны, – сказал Игорь, и с некоторой холодностью во взгляде проследил, как две женщины удаляются на его кухню.

Роман Платонович кашлянул, не решаясь более открыто привлечь к себе внимание. Игорь посмотрел на него.

– Пройдемте пока в комнату, Роман Платонович. Вечер скоро начнется.

– Да, конечно, – сказал тесть, сконфуженный словом “вечер”. Они прошли в гостиную, и Игорь, пригласив господина Прозорова сесть, предложил ему вина, от которого у Жени всегда болела голова. Через некоторое время мужчины, несмотря на ощущаемую обоими разницу между ними, уже довольно живо беседовали.

***

Прибыли все приглашенные – никто не отказался и не опоздал. Лидия приехала предпоследней, перед кругленьким спиритом из “Пегаса”, и у нее хватило воспитания… или ненависти к хозяевам, чтобы почти не обращать на себя внимания. Мужчины не знали, как ей сочувствовать, потому что были едва с нею знакомы; Серафима Афанасьевна тоже почти не знала вдову Василия. И была не такого склада женщина, чтобы бросаться с утешениями к чужому человеку.

Женя была почти счастлива, что ее не затрагивают.

“Может быть, все еще обойдется”, – подумала она.

Наконец сели за стол. Женя и Фрося расстарались, чтобы не посрамить хозяина, но к соблазнительной еде сразу приступать не полагалось – следовало сказать слово о покойном. Что и как говорить – никто почему-то не знал.

Все, словно бы внезапно, вспомнили, кем был Василий Морозов. Поминать такое казалось как-то слишком неприлично. Недопустимо. Здесь сидела вдова, верующая в конечность, окончательность смерти своего мужа; здесь собрались образованные люди. О том, что, по крайней мере, двое из собравшихся – сотрудник “Пегаса” и Женя – убежденные спириты, тем более невозможно было заикнуться. Это сразу превратило бы высочайшую для человека трагедию в фарс…

– Господа, – наконец нарушил молчание Игорь. – Мы собрались здесь, чтобы почтить память моего дорогого брата Василия. Смею надеяться, все присутствующие помнят, каким прекрасным человеком он был и какую смерть принял, смерть истинного рыцаря. Мы вечно будем помнить о нем… наше горе неизбывно…

– Ах, да что ты говоришь! – не вытерпев, воскликнула тут Женя. Она нервно стукнула о стол своим нетронутым бокалом вина.

Все воззрились на нее. Вдова приоткрыла рот, уставившись на Женю взглядом, который и вправду мог бы обратить ее в камень; но Женя уже ни на что не обращала внимания.

– Господа! – звонко воскликнула она; Женя отпила из своего бокала для храбрости и, отсалютовав собравшимся этим бокалом, поставила его обратно на стол. – Господа, разве мы все беспамятны? – продолжала она, обводя взглядом соседей. – Разве мы забыли, кем был Василий? Это был великий медиум, равный Юму, равный девицам Фокс*! Неужели мы презрим все то, что явилось нам через него? Лишим его смерть смысла?..

– И какого же смысла? – выкрикнула Лидия; она сжала свой бокал так, что он чуть не треснул. – Вы смеете сейчас… рассказывать ваши псевдофилософские сказки для глупцов? Сейчас, над гробом моего мужа!..

Женя снова крепко стукнула бокалом о стол. Вино красным кругом плеснулось на скатерть.

– Да, смею, и именно сейчас! – сказала она. – Вы думаете, что только атеисты смелы? Нет, Лидия Сергеевна, я тоже готова идти до конца! Я не собираюсь лгать вам, чтобы потешить вашу слепоту – Василий хотел от меня именно этого!

– Да от Василия сейчас только косточки остались! – воскликнула Лидия, совершенно неожиданно ударившись в слезы. Собравшиеся опешили; потом поднялись с мест и сгрудились вокруг вдовы, нестройно утешая ее. Игорь с негодованием взглянул на Женю. Та ответила прямым и таким же негодующим взглядом.

– Ты дурно воспитанная, бессердечная девчонка, – прошептала ей Серафима Афанасьевна. Женя улыбнулась.

– Были учителя, мама, – ответила она. – А я только свидетельствую истину, какой она представляется мне! Сейчас самое время!

Тут от двери раздалось мяуканье. Женя вздрогнула. Из-за общего волнения никто не заметил, что в комнату пробралась кошка.

– Буся?

Незабудка вела себя как-то странно. Задрав хвост, она опять мяукнула, а потом фыркнула на пустое место, между дверью и столом.

– Буся?..

Женя подобралась, не замечая больше ничего, кроме кошки.

Через несколько мгновений она, почти непроизвольно, выбросила в сторону руку и крикнула, по-прежнему не отрывая взгляда от Незабудки:

– Господа, требую внимания!

* Удлиненная повозка без кузова, передняя и задняя части которой соединены продольными брусьями.

* Верховная жрица Весты (букв. “великая дева”).

* Сестры Фокс – первые американские медиумы, с которых в середине девятнадцатого века началось спиритическое движение, охватившее Америку и Европу.

========== Глава 29 ==========

Это прозвучало так резко, что даже Лидия перестала плакать. Услышав возглас Жени, от Лидии отвернулся офицер-секундант, утешавший вдову с наибольшим пылом; все посмотрели на хозяйку. Кругленький спирит глядел на нее во все глаза. Как будто только и ждал ее команды.

Женя шагнула в сторону, точно представляя публике артиста, и все увидели Незабудку. Кошка вела себя менее эффектно, чем вначале: просто сидела, обернув лапы пышным хвостом, и изредка мяукала на то же пустое место, не сводя с него круглых желтых глаз.

– Ну, и что же? – произнес наконец Олег Морозов.

Остальные молчали, но после реплики Олега неприличие Жениного поступка вырисовалось перед всеми. Ничего сверхъестественного им не показали – только кошачьи странности. Если кто-то что-то и почувствовал, теперь каждый приписал это разыгравшемуся воображению.

Женя растерянно посмотрела на спирита, но и тот молчал, не зная, что может сказать сейчас, не показавшись смешным сам и не выставив смешною хозяйку.

Женя сжала губы и скрестила руки на груди. Кажется, она была самая верная из апостолов* Василия.

– Господа, Василий сейчас находится здесь или был здесь только что, – проговорила она, прямо и без сомнений глядя на скандализированное общество. – Моя кошка вела себя точно так же всякий раз, когда я наблюдала явление его флюидического образа в моем доме. Вот что я хотела вам показать.

Взгляд ее остановился на лице мужа, смотревшего на нее как угодно, только не с любовью и сочувствием. Женя знала, что, может быть, в эту самую минуту подрывает свой брак, основу благополучия всякой женщины. Но она ни за что не взяла бы своих слов назад.

””Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня”, – думала она. – “Кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня””.*

Лидия в ничем не нарушаемой тишине не то рассмеялась, не то всхлипнула.

– Вам доставляет удовольствие насмехаться над всем святым? – сказала она Жене.

– Над чем святым? – выкрикнула Женя, уже не сдерживаясь, хотя понимала, что каждое ее слово жалит Лидию в сердце. – Что у вас есть святого? Любовь? Но что может быть святого в любви, которая, по вашему убеждению, есть только продукт химических процессов мозга?..

По тому, как изменилось лицо Лидии, она поняла, что попала в точку.

– Знавала я подлых людей, но вы… просто аспид, – прошептала вдова. – Или вы действительно сумасшедшая.

И вдруг Лидия схватилась за грудь и побледнела. Стоявший рядом офицер подхватил ее, а Женя испугалась. Она не подумала, что может действительно повредить Лидии своим выступлением!

Лидия, которую усадили на стул, отдышалась. Офицер начал махать ей в лицо платком, а Олег Морозов пододвинул бокал вина. Лидия сделала несколько больших глотков, после чего ее щеки немного порозовели.

– Боже… мой, – проговорила она, тяжело дыша. – Эту женщину надо отдать под суд. Она ходит и убивает людей, и даже не понимает этого.

– Кажется, нам пора уходить, – произнес соболезнующий ей офицер. Он с большой неприязнью посмотрел на Женю, потом опять участливо склонился к своей даме. – Лидия Сергеевна, вас проводить до дома?

Лидия не отреагировала; тогда офицер взял ее под руку и вывел за дверь.

Несколько мгновений в комнате стояла давящая тишина. А вслед за этим засобирались остальные – второй секундант, спирит и Женины родители. Романа Платоновича буквально подталкивала в бок госпожа Прозорова, в которой с новой силой ожила ненависть к “этому убоищу”, позору своей матери.

А Женя стояла в стороне от всех, даже от мужа, как пария. Она обхватила плечи руками и глядела в одну точку – светлое солнечное пятнышко на обоях.

Ей все больше и больше хотелось плакать, раскиснуть, броситься ко всем и начать умолять о прощении – но Женя только крепче стискивала челюсти. Она порою чувствовала, что действует не из человеколюбия, а из одной только ненависти, но эта ненависть была свята.

Святее любви Лидии.

Хлопнула дверь. В первый раз? Или в последний?

Женя по-прежнему не двигалась и ни на кого не смотрела, впав в оцепенение; но наконец она почувствовала, что к ней подошел муж. Уголок рта у нее нервически дернулся, но Женя не подняла глаз.

Игорь молчал – Женя почти осязала его чувства: негодование, боль.

Наконец он спросил:

– Что ты делаешь?

– Свидетельствую истину, – сухо ответила Женя, не глядя на него.

Помолчала и прибавила:

– Если ты хочешь потребовать развода, я готова уйти в любую минуту. Как только ты укажешь мне на дверь.

Игорь, кажется, этого не ожидал. Во всяком случае, враждебность его на какое-то время сменилась растерянностью.

– Я не хочу развода, – медленно сказал он. – Я хочу, чтобы ты объяснила мне, что ты делаешь.

– Что ж, отвечу в третий раз: свидетельствую истину, – с мелькнувшей на губах улыбкой произнесла Женя. – Если тебя не устраивает такая жена, я тебя не держу.

– Меня!..

Тут он схватил ее за плечи и так стиснул их, что Женя вскрикнула от боли. Уставилась мужу в глаза своими огромными зелеными глазами. Он был бледен, губы его вздрагивали.

– Это я тебя держу! – в гневе воскликнул Игорь. – И буду держать, никуда не отпущу! Я тебя люблю!

– Отпусти, мне больно, – сказала Женя.

Он разжал руки. Смотрел на нее так, точно не сам судил Женю, а отдавался ей на суд.

Женя смотрела на него грустно и сочувственно – жалея его отчасти потому, что он обрек себя на жизнь с нею.

– Если ты и вправду любишь меня, ты видишь, какова я, – тихо сказала она. – Я упредила тебя о своей натуре еще до свадьбы, но тогда ты, кажется, мне не поверил…

Игорь быстро отвернулся; поправил волосы, скрывая этим жестом лицо.

– Я рад, что понял тебя, – проговорил он.

Женя хмыкнула.

– Может быть, я не умею любить так, как другие женщины, – сказала она. – Может быть, всякая женщина любит свое и по-своему. Ты видел, где моя любовь. Если твоя со мной, я… я тебя предупреждала, – быстро закончила она, глядя в сторону.

– Да, – сказал Игорь.

– Надеюсь, что ты меня услышал, – сказала Женя. – Может быть, ты думаешь меня изменить…

– Нет, я теперь вполне понимаю твой характер, – ответил муж.

Он подошел к Жене и обнял ее. Хотел назвать каким-то словом – уменьшительным, может быть, привычным женским ласкательным прозвищем; но удержался, понимая, что Женя непохожа на других и оскорбится. Да, теперь он понял эту женщину.

– Я была жестока с Лидией, – сказала Женя, глядя сухими глазами через его плечо. – Ты понимаешь, почему?

“Потому что ты жестока”, – подумал Игорь. Но промолчал.

– Может быть, потому, что вы давно враждуете, – проговорил он.

Женя улыбнулась.

– А вот ты – ты поверил мне? – неожиданно спросила она. Высвободилась из объятий мужа и поглядела ему в глаза. – Или ты тоже вместе со всеми посчитал, что мне… пора в желтый дом, да молчишь? Даже Васин спирит отрекся от меня, когда я сказала про кошку, ты видел?

Игорь молчал, нахмурившись и понурившись.

Женя была безжалостна.

– Ты же говорил, что любишь меня, – проговорила она. – Стало быть, ты солгал?

– Женя, ты…

“Ты иногда и вправду кажешься мне сумасшедшей”, – подумал Игорь, но понял, что после этих слов жена разобьет цепи Гименея о его голову и немедленно уйдет, собрав свои вещи. Да, Женя была из тех, кто на это способен. Он видел фанатический блеск в ее глазах.

– Ну, ну? Что “я”? – звонко поторопила она мужа, видя, что тот все не находится с ответом.

– Ты писательница, – глубоко вздохнув, сказал Игорь. Похоже, придется смириться и с этим – это часть ее, которой не оторвать.

И едва услышав эти слова, Женя вдруг улыбнулась и бросилась мужу на шею. Поцеловала его, потом прижалась головой к его груди и спросила, все еще улыбаясь:

– Значит, я – Жорж Занд? Джейн Остен?

– Да, – ответил Игорь после секундного колебания.

До позднего вечера Женя помогала Фросе убираться после гостей, но к десяти часам освободилась. Женю поламывало после сегодняшних трудов и потрясений, но она чувствовала тот знакомый зуд, который появляется у писателей, когда у них набирается, что сказать.

Когда у них есть много что сказать.

Игорь, кажется, не рассчитывал на любовь этой ночью – видел, в каком состоянии жена, и видел, что она все еще не вполне примирилась с ним. Но он все же рассчитывал, что она ляжет с ним спать. Ему казалось, что он понял ее натуру, но ее намерение засесть за свое сочинение явилось неприятным сюрпризом.

– Игорь… я должна, – сказала Женя.

Сказала мягко, но это был бархат поверх стали. Игорь знал, что она предложит, если он ей запретит.

– Хорошо. Только, пожалуйста, будь внимательна к своему здоровью, – сказал он.

Женя улыбнулась.

– Не бойся, я лягу не позже половины первого, – сказала она. – Мне не вставать рано, в отличие от тебя…

Она в упор посмотрела на Игоря. Конечно, это ему тоже не понравилось – он предпочел бы жену, которая вставала бы с ним, а то и раньше, чтобы как следует проводить супруга на службу. Но он промолчал и кивнул.

Женя ощутила некоторую вину перед мужем – но потом подумала, что это небольшое прегрешение. В конце концов, она нормальная хозяйка. И не она настаивала на том, чтобы остаться с ним.

– Иди спать, – сказала она Игорю.

Тот посмотрел на нее, хотел опять возразить – но кивнул. Поцеловал Женю.

– Доброй ночи. Не засиживайся.

Наконец Женя оказалась одна.

Игорь еще некоторое время оставался в комнате, но Женя его уже не слышала – она уже была одна, в своем мире, который умела воссоздавать вокруг себя, как стену, почти мгновенно.

Вскоре муж ушел. Женя некоторое время сидела и хмурилась над своей рукописью в полном одиночестве, а потом почувствовала, как мимо нее скользнула кошка, задев пушистым боком обнажившуюся ногу.

– Ну иди ко мне, малышка…

Женя подхватила Незабудку на колени, и та сразу же громко заурчала. Женя стала рассеянно почесывать кошку за ухом, не глядя на нее. Вдохновение не шло. Она чувствовала, что должна работать не над теперешним рассказом, а над совсем другой вещью.

“Я должна переписать историю Полины и Антиоха, – подумала Женя. – Переписать окончание начисто. Теперь я знаю его. Но нужно вспомнить все начало, а его нет – единственный экземпляр остался в издательстве…”

Через некоторое время Женя устала от бесплодных усилий. Она опять готова была заплакать, чувствуя, что зря обидела мужа и лишила себя сна. Как редко что-нибудь удачно складывается!

Женя бросила перо на груду черновиков, уже скопившуюся рядом. Потом легла головой на стол, уткнувшись лицом в локоть.

“Я только немножко полежу тут…”

Женя уже смутно, отчаливая от берегов реальности, почувствовала, как кошка освободила ее колени от своей тяжести. Но она уже не услышала, как Незабудка громко замяукала, задрав хвост и напружившись.

По комнате пронесся ветер, коснувшись холодом Жениной щеки.

***

Женя проснулась. Голова кружилась со сна, и она не понимала, что ее разбудило. А потом поняла – повернулась и вскрикнула, вжавшись в край стола.

Напротив нее стоял Василий Морозов, скрестив руки на груди, и печально улыбался ей. Он был так же молод и красив, каким Женя его запомнила – так же лежали темные волосы, так же смотрели прекрасные карие глаза. Одет Василий был в черный костюм, в котором его похоронили.

Женя быстро перекрестилась. Василий покачал головой.

– Ты знаешь, что я не причиню тебе зла.

И голос у него был точно такой же, как при жизни, звучный и чувственный. Женя хотела встать, приблизиться к нему, дотронуться… но не посмела; она осталась сидеть, вцепившись в спинку стула, которая отгораживала ее от этого видения.

“Вот уж воистину, “вложи персты в раны””, – думала она, во все глаза глядя на ночного гостя. Женю бросало то в жар, то в холод.

“Я, конечно, сплю”.

– Почему ты печален? – спросила она Василия. – Разве ты не… рад, что жив?..

Василий тихо рассмеялся. Жене казалось совершенно естественным, что теперь они говорят друг другу “ты”, как муж и жена. Как будто она совершенно естественно заместила Лидию – а может, всегда занимала ее место в сердце и желаниях этого человека.

– Верно, у меня много поводов для радости, – сказал Василий. – Я не буду рассказывать тебе, что я видел и пережил, иначе ты прежде времени захочешь ко мне. Земное существование – только тень истинного.

Женя нахмурилась. Ей не верилось в это.

– Но почему же тогда ты огорчаешься? – спросила она.

Женя догадывалась.

Василий поник головой.

– Из-за моей жены, – сказал он. – Из-за многих, кто не верит в меня. Ты знаешь, как чутки духи в сравнении с вами? Мне очень больно видеть, как Лидия отрицает меня и мое существование. Ее слезы жгут меня, как огнем.

Женя, охваченная жалостью к этому фантому, точно к живому существу, поднялась со стула и приблизилась к Василию. Она протянула руку, но не решилась коснуться его.

Василий улыбнулся и взял ее за руку.

Женя ошеломленно смотрела призраку в глаза. Рука его оказалась горячей, сильной и упругой, как рука живого мужчины, и она чувствовала биение пульса под кожей.

Василий погладил ее ладонь, потом поцеловал эту ладонь. Женя почувствовала прикосновение его губ и дыхания.

– Это невероятно, – сказала она жалобно. – Вася, я сошла с ума. Теперь я точно это знаю.

Он укоризненно покачал головой.

– Теперь и ты ранишь меня.

Помедлил.

– Что тебя смущает? Ты думала, что я должен быть чем-то вроде амфоры, наполненной светом? Но ведь то, что ты видишь – мое тело. У меня есть внутренние и наружные органы, подобные вашим… вернее, это ваши физические органы создаются по образцу наших.

– Быть не может, – изумленно сказала Женя.

Она невольно опустила глаза.

Василий понял, что пришло ей на ум, еще раньше нее самой, и гармонически рассмеялся, вогнав Женю в краску.

– Да, я мужчина, – сказал он.

“Конечно, а как иначе объяснить то, что он мог делать со мной в своем флюидическом образе?” – подумала Женя. Поняла, что Василий прочел и эту мысль. Кажется, теперь он мог угадывать, что она думает.

– Пойдем сядем рядом, я объясню тебе, – сказал он.

Женя послушно направилась к дивану. Она ничего не могла поделать с мыслью, трепетавшей на пороге ее сознания – что ей пора в желтый дом или что она уже туда упрятана. Под ноги ей попалась Незабудка, описывавшая круги у ног призрака; Василий нахмурился.

– Брысь!

Кошка вздыбила шерсть, зашипела – а потом вдруг метнулась вон из комнаты, точно ее облили.

Женя села на диван, сложив руки на коленях. Ее знобило.

“Зачем он Бусю обидел?”

Василий сел рядом – совсем как живой, только диванные пружины под ним не прогнулись, как будто призрак не имел веса.

– Вы здесь, в вашей скорбной юдоли, не имеете понятия о могуществе духа, – начал он, устремив проникновенный взгляд на Женю. – Но даже здесь силою этого духа создаете вещи, достойные восхищения.

Василий улыбнулся. Женя поняла, что он говорит о ее романе, и была польщена.

– Мы же силою духа создаем как наши одеяния, так и наши тела, – продолжал Василий.

– Вася… но как же это возможно, такое сообщение между нами? – прервала его Женя, пораженная новой мыслью. – Вы же на небесах? Как вы можете спускаться к нам?

Молодой человек засмеялся.

– Где они, по-твоему, эти небеса? – спросил он. – Ты давно знаешь, что господня обитель лежит не над нами, как и то, что небес нет – есть космос, а расположение звезд, как оно вам представляется, лишь оптическая иллюзия.

– Ну и где же она, господня обитель? – произнесла Женя. – А? И где ваши небеса?

У нее возникло обидное чувство, что Василий смеется над нею, как слишком молодой самоуверенный учитель над туповатым учеником. Что ж, разве следовало ожидать, что его характер переменится?

Тогда это был бы уже не он, а кто-то другой…

– Господня обитель здесь, – улыбаясь, сказал Василий, приложив руку к сердцу. – И здесь.

Он придвинулся к Жене и приложил руку к ее сердцу.

– И здесь, – продолжал он, обводя рукою комнату. – Везде. Куда бы ты ни кинула взор.

– А… небеса? – спросила Женя.

Ей почему-то было жалко расставаться с этим детским представлением.

– Небес нет, – серьезно ответил Василий. – Есть только одна вселенная, и мы все едины для Творца. Просто вы не видите, кем эта вселенная наполнена.

Женя опустила глаза, внутренне соглашаясь со своим собеседником. Только сейчас она чувствовала себя здравой умом – тогда как, будучи с другими людьми, по большей части чувствовала себя сумасшедшей или, по крайней мере, странной.

– Тебе следует показаться Лидии, – сказала она.

Василий некоторое время не отвечал; ей показалось, что он думает о чем-то неприятном.

– Еще не время, Женя.

– Вася, это… стыдно, – неожиданно сказала Женя, думая о Лидии. – Видишь ли, я чувствую, что неприлично близка к тебе, мы и раньше были близки. А ведь я замужем. Но что мне делать с моими мыслями?

– Женечка, мы все близки друг другу, – сказал Василий. Он понимающе улыбался. – Ты права – мы с тобой всегда были в особенных отношениях. Раньше я не сознавал, что творю – теперь же успокойся, я не приближусь к тебе так, как ты думаешь, потому что впервые стал над собою властен.

– А мне-то что делать? – спросила Женя. – Разводиться?

Ей показалось, что в призраке на несколько мгновений проступило что-то враждебное.

– Зачем? – сказал Василий. – Мой брат живой человек. Вы подходите друг другу. А я тебя ничуть не осуждаю – пока мы живем на земле, мы в мыслях все прелюбодействуем, такова наша природа.

Он вдруг просветлел опять.

– Кстати говоря, ma vraie Aurore du monde*, ты никогда не замечала, что слово “прелюбодеяние” также имеет в основе своей “любовь”?

Женя, не слушая, в ужасе прижала руки к щекам.

– Так значит, ты знаешь мои мысли… желания?

– Я их слышу тогда, когда они направлены на меня и обладают большой силой и длительностью. Такой силой и длительностью обладает твоя половая любовь, – объяснил Василий, тоном врача, просвещающего пациентку. Он глядел все так же ясно, ровно.

Женя запустила пальцы в волосы; между бровей обозначилась давно наметившаяся складка.

– Стыд какой… Я и не думала…

Он улыбнулся.

– Ничего. Мы всегда желали друг друга взаимно.

– Как я буду мужу в глаза смотреть, – не слушая его, говорила Женя. – Как я смогу с ним остаться!

“Когда я отдавалась Игорю, я отдавалась Василию. Он оттягивал мое влечение на себя, как более сильный магнит. И это по-прежнему так! Вот что такое “брак, заключенный на небесах”, это никакая не метафора!”

– Сейчас ты пойдешь спать, – неожиданно сказал Василий. – Завтра ты будешь покойна. Ты не вспомнишь окончания нашего разговора. Большую часть того, что знает наша душа, мы забываем.

– А остальное? – спросила Женя, внезапно встревожившись. – Вспомню?

Василий улыбнулся, потом взял ее за руку и поднял с дивана.

– Иди, – он подтолкнул свою “небесную любовь” в плечо. – Иди к своему мужу. Он это заслужил.

Женя оглянулась.

– Но я забуду…

– Тсс!

Василий, сверкнув улыбкой, прижал палец к губам.

– Мне кажется, я знаю, как окончится твой роман, – сказал он.

Женя округлила глаза.

– Что?..

Василий покачал головой и отступил в тень. Он словно бы слился с этою тенью. Женя отвернулась от него и шагнула к двери; потом не утерпела и оглянулась.

Но Василия она уже не увидела.

Женя пошла в спальню и легла рядом с мужем. Он крепко спал и даже не шевельнулся, когда кровать под ней прогнулась. Очень хорошо.

Женя зажмурилась и уткнулась лицом в подушку, стараясь ни о чем не думать.

***

Утром ее разбудил Игорь.

Женя села в постели, ощущая себя преступником, разбуженным тюремщиком. Она еще не понимала своей вины, но уже чувствовала ее.

– Погляди-ка, что я нашел у тебя на столе, – сказал муж, протягивая ей исписанный листок.

Женя хотела было возмутиться: он опять трогал ее сочинения!

А потом она увидела, что почерк на листке – почерк Василия.

– Боже, – шепотом сказала она.

Игорь выглядел растерянным, каким-то испуганным. И уж точно не довольным.

– Ты сама это написала? – спросил он.

Женя помотала головой.

Она взяла листок. Там был, слово в слово, записан ее разговор с “тенью” Василия, якобы являвшейся ей ночью. Женя не помнила этого сна, но он оживал в ее памяти, пока она читала. Диалог обрывался на словах Василия:

“Небес нет. Есть только одна вселенная, и мы все едины для Творца. Просто вы не видите, кем эта вселенная наполнена”.

– А… дальше? – спросила Женя вслух, подняв глаза на мужа. – Почему мне кажется, что это не все? Мне страшно!

– А мне страшно за твой рассудок, – сурово ответил Игорь.

* “Апостол” в переводе с греческого буквально означает “ученик, последователь”.

* Евангелие.

* Истинная Аврора (заря) мира (фр.)

========== Глава 30 ==========

– Игорь, мне нужно взять мое сочинение из издательства, – сказала Женя мужу день спустя. Дольше она не вытерпела. Эти сутки они провели в большом напряжении – едва разговаривая друг с другом, когда сходились; Женя еще и стыдилась смотреть на Игоря.