Текст книги "Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Дорогой мой, я рядом, – прошептала Женя, попытавшись обнять мужа – этому мешали руки, которыми он загородился; но вдруг Игорь раскрыл объятия и прижал ее к себе, крепко целуя.

– Женечка…

Она ощутила, как он потянул за пояс ее халата, а потом спустил его с одного ее плеча, прижимаясь к жене все теснее. Женя поняла, что сейчас нужно Игорю, и ее на мгновение охватил страх. Это было все еще непривычно.

А потом Женя сама освободилась от одежды и легла навзничь, неловко прижимая мужа к себе. Но ей не пришлось придумывать, что делать. Игорь сам начал жадно целовать ее, стаскивая с жены белье; она ощутила, к своему смятению, интимные прикосновения не только рук его, но и губ. Сопротивляться Женя не смела, но такое показалось ей… кощунством!

“Ведь Василий еще даже не похоронен!..”

И служанка могла услышать!

Но неожиданно от мысли об этом ее охватил экстаз. Женя изогнулась со стоном, отдаваясь мужу телом и душой. Она уже не понимала, кто и как ласкает ее, ощущая только безбрежное блаженство…

Потом реальность обрела форму и плотность. И звук. Игорь лег ей на грудь тяжелым разгоряченным телом, бурно дыша.

– Женечка… ты прекрасна, – прошептал он. Женя поняла, что в этот миг для него не существует даже мертвого брата, и ей опять стало страшно.

– Зачем…

Она прикусила губу, понимая, что упреки в такой момент разъярят его. Женя все сильнее ощущала, как женщинам постоянно приходится подлаживаться под мужчин, с которыми они живут.

Она погладила Игоря по влажным волосам, и он благодарно, крепко поцеловал ее обнаженный живот.

– Что бы я без тебя делал…

“Без меня у тебя был бы брат…”

Игорь встал, нашаривая свой халат.

– Иди умойся первая, – предложил он, запахиваясь. – Я подожду. Ведь нам нельзя откладывать визит к твоим родителям.

Женя молча встала и, не глядя на мужа, ушла в ванную комнату. Она закрылась там и заплакала. У нее очень болело и тело, словно разом вспомнившее все, что ему довелось претерпеть за прошедшие сутки, и сердце.

Когда она вышла, Игорь бросился к ней и попытался обнять, утешить, но Женя поморщилась, не глядя на мужа и оставаясь безучастной.

– Игорь, у меня все болит, не трогай меня.

– Ах я, болван, – спохватился Игорь и тотчас же отступил. – Прости меня, как я мог забыть!

“А он, кажется, и вправду любит меня”, – мрачно подумала Женя. Почему-то после случившегося эта мысль ее совсем не радовала.

Серафима Афанасьевна встретила их с изумлением и огорчением. Сперва ее огорчило только появление дочери, Женя не обманывалась на этот счет.

– Женя, что у вас случилось? – спросила мать.

– Мой брат погиб, Серафима Афанасьевна, – ответил за жену Игорь, выступая вперед и вставая между враждебными, по самой своей природе, женщинами. – Мы приехали известить вас об этом и пригласить на отпевание и похороны, если вы пожелаете присутствовать.

– Погиб? – переспросила госпожа Прозорова. – Как погиб?..

– На дуэли, – сказал Игорь.

Серафима Афанасьевна недоверчиво усмехнулась. Для нее дуэли были древней историей, полулегендой, вроде поединка Пушкина и Дантеса. Потом госпожа Прозорова сообразила, что к чему, и схватилась за грудь.

– Простите, я так неловка! Примите мои соболезнования!

“Ей ни капельки не жаль, только расстроилась, что нарушила приличия”, – подумала Женя.

– Так вы придете? – спросил Игорь.

Серафима Афанасьевна несколько мгновений словно бы сосредоточенно размышляла, держась за лоб, потом мотнула головой.

– Нет, Игорь Исаевич, не могу. Простите.

– Конечно, – сказал Игорь.

Жене показалось, что в этот миг он по-настоящему понял, что за человек ее мать.

– Может быть, папа? – спросила она Серафиму Афанасьевну.

– При чем здесь он! – воскликнула госпожа Прозорова. И тут же спохватилась, поняв, как это прозвучало со стороны. – Конечно, спросите, – сказала она и даже смогла улыбнуться гостям.

Роман Платонович, также с изумлением и огорчением выслушав сообщение Игоря, первым делом спросил зятя, согласна ли пойти на церемонию его жена.

– Нет, мама отказалась, – ответила отцу Женя.

– Сима… нездорова. Пожалуйста, не обижайтесь на нее, – после небольшой заминки сказал Роман Платонович. В его отношении к жене до сих пор было что-то рыцарское. Игорь гораздо реже видел тестя, чем тещу, но чувствовал к нему значительно большую симпатию.

– Мы не обиделись, – сказал Игорь. – Я все понимаю. Вас также не ждать, Роман Платонович?

– Нет, я приду, – ответил господин Прозоров.

Игорь, охваченный симпатией, с улыбкой подал ему руку, и Роман Платонович пожал ее. Как старший, и как тесть, он должен был протягивать руку первым. Однако не только Игорь, но и господин Прозоров помнил, какая честь оказана их семейству тем, что Морозовы породнились с ними.

“Он не верит газетам. А ведь папа наверняка и маминому свидетельству не поверил, – подумала Женя. – Хотя она, пожалуй, и сама себе давно уже не верит. Что за проклятый век!..”

Роман Платонович хотел, видимо, пригласить дочь и зятя задержаться, но промолчал. Он не знал, что делать с этим аристократическим горем в своем доме. Господин Прозоров осторожно обнял и поцеловал дочь на прощанье – так, точно сомневался в своем праве на это.

– Я приду, Женя. Мне очень…

Ему действительно было жаль, и Морозовы тепло улыбнулись Роману Платоновичу.

– До свидания, папа.

Женя еще раз сама поцеловала отца, потом, внезапно ощутив неловкость, взяла под руку мужа, чтобы незаметным движением поторопить его. Однако Игорь сам все понял. Он поклонился тестю, и они с женой направились к выходу.

У дверей Жене вдруг попалось под ноги что-то мохнатое. Она вскрикнула от страха. Боже мой, она совсем забыла, что у нее была кошка, тут столько всего произошло, что с ума сойдешь!

– Бусечка, солнышко мое!

Женя подхватила тяжелую кошку на руки, тиская ее и прижимая к сердцу, как ребенка. Незабудка обнюхивала лицо хозяйки и урчала, как задыхающийся моторчик.

– Игорь! Солнышко! – от избытка чувств называя мужа тем же именем, что и кошку, воскликнула Женя. Ее вдруг охватило огромное желание забрать с собой любимицу. – Давай возьмем Бусю с собой, ну пожалуйста!

“А вдруг он не любит кошек?”

Игорь всегда был вежливо-равнодушен к Незабудке.

– Женя, я бы рад, – сказал он в некотором замешательстве. – Но как на это посмотрят твои родители? Ведь это не только твоя кошка?

– Я ее люблю больше всех!

Серафима Афанасьевна удивилась, поломалась немного, но потом уступила. Госпожа Прозорова не имела к кошке особенно сильной привязанности. Женя сомневалась, есть ли у матери вообще к кому-нибудь такая привязанность.

С помощью Дуни Женя собрала Незабудкины пожитки, чувствуя некоторую вину перед горничной. Дуня любила кошку больше, чем Серафима Афанасьевна, и ей было жалко расставаться с ней.

– Она ведь затоскует у вас, – сказала Дуня Жене. – Кошки больше дом любят, чем хозяев!

Женя остановилась и посмотрела на девушку.

– Дунечка, это больше мне надо! Мне там так плохо, без своих!

– Где это тебе плохо? – прозвучал за ее спиной голос Игоря.

Женя ужаснулась.

– Игорь, не обращай внимания! Это я так! Мне просто…

Она бросила собирать кошку и кинулась к мужу, прижавшись к его груди.

– Не сердись, пожалуйста, не сердись.

– Я не сержусь, – ответил он. Но в голосе его прозвучали боль и обида. А Женя думала, что затем, чтобы сохранить брак, женщинам часто приходится жертвовать всем остальным…

Хотя далеко не у всех оно есть, это остальное.

***

– Завезем твою кошку, и нам придется похлопотать о траурном наряде для тебя, – сказал Игорь жене, когда они ехали домой. – У тебя ведь нет ничего подходящего!

– Да, конечно, – расстроенно ответила Женя.

Вернувшись домой, она сдала Незабудку с рук на руки Фросе, и ее немного утешила Фросина воркотня над кошкой. Но оставшуюся часть дня заняли в высшей степени печальные дела. Мало того, что они занимались подготовкой к похоронам; Женя все еще ощущала на себе последствия первой в своей жизни конной прогулки. К концу дня тело разболелось адски.

Женя мало думала о Василии, как ни удивительно – хотя он постоянно присутствовал за кулисами ее сознания. Впрочем, так было и тогда, когда Василий был жив. Все, чем бы она ни занималась, в той или иной степени посвящалось Василию Морозову…

“А вдруг он сейчас может видеть меня? А вдруг… он видел меня и Игоря?”

Дикость, конечно. Но в отношении Василия никакое предположение не могло быть слишком фантастическим.

К ночи Женя так устала, что отказалась даже от ужина. Только чаю выпила. Когда она, совершенно без сил, сидела в кресле, к ней на колени взобралась Незабудка, причинив боль горящим мышцам.

– Бусенька, милая…

Игоря все еще не было – приглашал на похороны каких-то знакомых и договаривался об оркестре. Вдруг Женя поняла, что чувствует облегчение оттого, что мужа сейчас нет. Для нее все еще было трудно постоянно выносить мужское присутствие, помнить о своей несвободе.

Женя несколько минут рассеянно гладила кошку, оглядывая комнату. Потом взгляд ее остановился на большом ясеневом столе, стоявшем в гостиной у окна. Настоящий письменный стол был только в кабинете Игоря.

Женя встала и подошла к секретеру, прихрамывая и морщась от боли в ногах. Она выдвинула ящик, где лежали ее тетради с сочинениями, к которым она уже сто лет не прикасалась.

Однако сейчас Женя достала чистую тетрадь. Потом чернильницу, письменный прибор. Аккуратно составила это на стол, прикидывая, что скажет о таком самоуправстве Игорь; наконец решила – что бы он ни сказал, теперь это неважно…

Женя быстро села на высокий стул с плюшевым сиденьем и, раскрыв чистую тетрадь, обмакнула перо в чернильницу. В пальцах у нее покалывало, как у Василия Морозова перед дуэлью. Ее одолевало вдохновение, чего с нею не бывало уже давно.

***

Женя вскрикнула и дернулась, когда на плечо ей легла чужая рука. Сдвинув брови, взметнула глаза на интервента.

Игорь смотрел на нее удивленно и мрачно.

– Женя, как это понимать? – произнес он. – Ты сейчас должна быть в постели. Чем ты тут занимаешься?

“Ты что, моя мама?”

Да нет, больше, чем мама – хозяин ее жизни. До сих пор Женя не понимала вполне, что такое замужество.

– Игорь, я просто решила… Я почувствовала…

– Ну?

Муж ждал. Женя быстро прикрыла тетрадь рукой, и Игорю это явно не понравилось.

– Игорь, я хотела отвлечься, – сказала Женя. Она вдруг увидела перед собой прекрасную прощальную улыбку своего медиума, его прощальный воздушный поцелуй, и заплакала от горя. Этого было достаточно, чтобы Игорь смягчился и прекратил допрос. Он наклонился и поднял жену на руки, так что она привалилась к его груди и стиснула зубы, все еще плача – от боли. Последний час Женя провела словно в забытьи, в горней обители, где не существовало тела. Тело, в которое ее только что заставили вернуться, казалось сплошной надорванной мышцей.

– Бедная моя девочка, – Игорь прижал ее голову к своей груди и осторожно снял с жены очки; она сразу же почувствовала себя беспомощной. – И это наш медовый месяц! Никогда себе не прощу, что так ошибся со временем…

Он отнес Женю в спальню. Она так устала, что не могла даже поднять головы от плеча мужа. Но душа ее еще могла бунтовать, и бунтовала!

“Скажи, что казнишься! Скажи, что виноват в смерти Василия, пожалей его получше! Да как ты так можешь!..”

Игорь уложил Женю в постель.

– Спи, моя милая. Набирайся сил.

“Неужели все люди, когда счастливы в любви, делаются такими эгоистами?”

“Жизнь такая, Евгения Романовна”, – с горечью подумала Женя о себе словами Игоря. Она еще успела подумать, что так и не убрала свою тетрадь, а потом заснула – в той же позе, в какой муж ее уложил, ощущая свинцовую тяжесть во всем теле.

Утром Женя задумала встать рано, но когда открыла глаза, обнаружила, что уже совсем поздно. Игорь, конечно, не будил ее. Какой заботливый. Женя вдруг ощутила отвращение к своей женской слабости, к своей изначальной подконтрольности мужчине – всему своему слабосильному устройству…

– С добрым утром, Евгения Романовна.

В комнату, приветливо улыбаясь, вошла Фрося с подносом в руках. Или она не улыбалась? Женя видела только голубое платье, белый фартук и наколку, да еще руки, державшие поднос – все эти части расплывались и казались непропорционально толстыми. Женя сморщилась, ужасно злясь на двоих физически полноценных людей, которые поставили ее в полную зависимость от себя. Где опять ее очки?..

– Фрося, найди мои очки, – приказала Женя. – Немедленно!

– Сейчас, барыня.

Фрося быстро поставила поднос на столик и засуетилась. Она приняла беспомощность хозяйки за неудовольствие. А без Фроси Женя сейчас оказалась бы, как слепой без поводыря!

– Вот очки, Евгения Романовна.

Женя, сжав губы, забрала очки, едва заставив себя поблагодарить горничную. Снова почувствовав себя полноценным человеком, она глубоко вздохнула и спросила:

– Где барин?

– По делам уехали, – услужливо откликнулась Фрося. – Сказали, что будут к обеду! Вас не велели будить!

Женя с усилием улыбнулась и выскользнула из постели. У нее все еще ломило все косточки. Фрося рядом с нею казалась особенно здоровой… даже какой-то монументальной. Вроде Саши, только совсем опростившейся.

– Фросенька, ты завтрак приготовила? Спасибо.

– Рада стараться, Евгения Романовна, – улыбаясь, ответила Фрося, довольная собой. Женя, как никогда, почувствовала себя лишней и ненужной в этом доме.

Не утруждая себя умыванием – все равно с этим, в отсутствие Игоря, нечего было спешить – Женя села к столику и взяла чашку кофе.

– Фрося, ты не убирала моих тетрадей со стола в гостиной?

– Тетрадей?

Фрося замерла, поднеся руку ко лбу.

– Не было никаких тетрадей, барыня! – растерянно и испуганно сказала она. – А что? Это нужное?

– Как не было? Иди-ка посмотри! – Женя приподнялась, забыв о боли.

– Чичас!

Фрося убежала.

Через несколько мгновений из гостиной донесся ее зычный голос:

– Нету тут никаких тетрадей!

– Ах, черт!..

Женя вскочила и, спотыкаясь, бросилась в гостиную. Она остановилась на пороге, схватившись за косяк – стол был чист. Дальше можно было не спешить.

“Игорь убрал их, он, наверное, даже читал мои записи, – уныло подумала Женя. – Я живу, как в полицейском участке!”

Она села на корточки, готовая заплакать.

“Я ему устрою скандал, когда он вернется!”

Но тут же поняла, что не отважится. В этом союзе Женя была подчиненной, и странно было бы ожидать другого – даже после всех сладких песен Игоря Морозова о ее богатой душе и своей любви к ней. Игорь еще очень хорош. Он хотя бы ее не унижает, наоборот – восхваляет, поднимая над самой собою. Однако свободы жене предоставить не хочет, потому что он – мужчина…

После завтрака, наскоро совершив туалет, Женя поехала на примерку к модистке, у которой они с мужем вчера заказывали траурное платье. Это было первое самостоятельное действие, совершенное ею после свадьбы. Игорь хотя бы оставил ей денег на расходы.

Приехала Женя незадолго до обеда. У нее осталось время только на то, чтобы переодеться и хотя бы поинтересоваться, что Фрося затеяла на обед – Женя почувствовала, что бразды правления в этом хозяйстве принадлежат Фросе, и теперь вознамерилась побороться с таким положением. К счастью, Фрося покладиста, а спорить с госпожой ей не положено.

“Сам учил меня!”

Фрося, однако, оказалась менее сговорчивой, чем ожидала хозяйка, и разговор перерос в маленькую баталию. Во время жаркого обсуждения меню Жене вдруг пришла в голову мысль, что за все это время она ни разу не вспомнила о Василии. Ну и чем она лучше Игоря?

Муж припозднился – и сразу зашел на кухню, почуяв, где сейчас его “гарем”. Увидев, чем занята Женя с Фросей, он явно был удовлетворен. Подошел к жене и поцеловал.

“Где он был, интересно?”

Выглядел Игорь спокойным и отстраненным.

– Как ты? – спросил он.

Женя улыбнулась.

– Дорогой…

Тут она вспомнила, как он ворошил ее сокровенное, и ей захотелось ударить мужа.

– Игорь, я хочу с тобой побеседовать, если ты не против.

– Хорошо, – ответил Игорь, почти не казавшийся удивленным. – Только после обеда, если ты не возражаешь. Я очень устал.

Тут только Женя заметила, как он осунулся.

– Ладно, – заявила она. Вид мужа не вызвал в ней жалости, только удовлетворение. – Так и быть.

Игорь удивленно улыбнулся ее тону – та самая “морозная” морозовская улыбка – потом вышел и направился в ванную комнату. Женя несколько мгновений смотрела ему вслед так, точно хотела провертеть в спине мужа дыру. Затем шумно вздохнула и заставила себя взять себя в руки.

“Спокойствие! Главное – суметь поставить себя сейчас!”

Жене вдруг показалось, что рядом с нею стоит мать и дает ей эти советы. Уж Серафима-то Афанасьевна умела себя поставить с кем угодно.

Когда они наконец поели и спровадили Фросю на кухню, подальше от господских дискуссий, Женя расположилась напротив мужа в кресле, сурово глядя ему в глаза. Он несколько мгновений испытывал ее взглядом, потом сухо рассмеялся.

– Дорогая, может быть, ты наконец предъявишь мне обвинение?

– Охотно, – сказала Женя, игнорируя его сарказм, которым Игорь попытался сходу ее сразить. – Предъявлю! Игорь, это ты вчера убирал мои тетради со стола?

– Да, – ответил муж.

Женя попыталась сохранять спокойствие.

– Игорь, мне очень неприятно, что ты касаешься моих личных вещей.

– Я не люблю, когда на моем столе беспорядок, – ответил он хладнокровно. – Тебе следовало попросить у меня разрешения воспользоваться этим столом. И ты выбрала совсем неподходящее время для своих…

Тут губы его дрогнули.

– Чем ты занималась?

Женя вдруг почувствовала, что муж близок к взрыву. Она стиснула кулачки, заставляя себя сохранять мужество.

– А что? – спросила она.

Игорь с усмешкой покачал головой.

– Женя, тебе не кажется, что это… по меньшей мере бестактно? – проговорил он. – Ты забыла, что у нас в доме траур? Или ты совсем не можешь обходиться без своего увлечения?

Женя ощутила себя виноватой, какой-то недоразвитой. Но потом это прошло.

– Игорь, мне это очень нужно, особенно в тяжелые минуты, – глухо сказала она. – Я ни на миг не забываю о Василии. Это помогает мне облегчить душу. И я думаю, что, может быть…

– Ты думаешь, что Василий все еще где-то существует, – проговорил Игорь, глядя мимо нее.

Казалось, в этот миг он сожалел, что женился на Жене.

– Женя, ты всерьез веришь спиритизму? – спросил ее муж. – Мне раньше казалось, что у тебя это временно. Ты ведь очень умная женщина.

– А что – умные люди должны перестать верить своим глазам? – ответила Женя. – Как ты объяснишь то, что было со всеми нами?

Игорь несколько мгновений молчал.

– Не знаю, – сказал он наконец. – Не знаю, – повторил Игорь. – Но хуже всего было бы в конце концов обнаружить, что мы обманывались в этой надежде.

– Игорь, ты не будешь мешать моему творчеству? – спросила Женя.

Он вздрогнул.

– Ты хочешь что-то доказать своими сочинениями? Но кого ты этим убедишь?

– Возможно, кого-нибудь и смогу, – задумчиво ответила Женя. – Но я не могу молчать, Игорь, теперь – только не молчать. Мой долг – говорить. Мне порою кажется, будто моею рукой водит что-то… неподвластное мне, что-то, что больше меня.

========== Глава 28 ==========

Утро, на которое было назначено отпевание, оказалось хмурым – серое разбухшее от сырости небо низко нависло над землей. Как будто природа ознаменовала гибель выдающегося своего творения, которое, тем не менее, было таким же тленом.

Погребальная процессия вначале была небольшой – только близкие родственники Морозовых, коллеги и друзья; но по дороге к церкви толпа провожающих увеличилась в несколько раз. Женя недооценивала популярность Василия. Игорь вначале был сконфужен, расстроен такой публичностью, а потом смирился, поняв, что ничего не может поделать с народною любовью и славой, заслуженными или нет. Прошел только слух о том, кого это хоронят, а к процессии на каждой улице примыкали все новые и новые люди.

Многие горько, искренне плакали. Кое-кто, особенно публика попроще, вслух сетовали на бога и недоумевали, как это такой человек мог умереть.

Идя рядом с безмолвным печальным мужем за черным лакированным гробом, который везли погребальные дроги*, Женя чувствовала все меньше уверенности в том, что от “российского Юма” осталось что-то, пережившее смерть…

Лидия вместе с сестрой и матерью шли отдельно от Морозовых. Женя чувствовала облегчение хотя бы от этого. Она ощущала себя принадлежащей к другому… лагерю.

По другую руку от Жени шел торжественно одетый Роман Платонович, но почему-то присутствие отца не прибавляло ей уверенности так, как присутствие мужа.

Женя нечаянно встретилась взглядом с Лидией и отвернулась от этих полных слез голубых глаз, как будто смотрела на Медузу Горгону. Она быстро нашла руку мужа, который пожал ее. Женя низко опустила голову и постаралась больше не смотреть по сторонам.

От звуков чужого плача и причитаний, волнами накатывавших на нее, Женя сама ощутила желание расплакаться, но только крепче сжала губы. Если ей сейчас привлечь к себе внимание, может произойти что-нибудь ужасное. Интересно, сколько человек в этой толпе почитателей знает, кто она такая?..

Боль в мышцах к этому утру почти прошла, но сейчас все больше и больше напоминала о себе. Женя опустила плечи, полагаясь на поддержку корсета. На лицо ее была опущена черная вуаль, как будто она скорбела сильнее всех… но она просто не могла демонстрировать свои чувства окружающим; да и, наконец, выдавать себя.

– Устала? – шепнул ей муж.

Она кивнула.

– Еще и эта погода, – сочувственно сказал Игорь. – Ревматические боли от сырости еще усиливаются.

“Только ревматических болей мне в двадцать лет и не хватало! Я ходячее бедствие! Зачем он женился на мне?”

В церкви опять пришлось стоять. Женя читала, что католические церкви позволяют своим прихожанам сидеть во время службы, и пожалела в этот миг, что она не католичка. Она не делала большого различия между христианскими церквями, которые, как знал всякий хорошо образованный человек, лгали и в малом, и в большом.

“Христос был непорочно зачатый бог, искупивший крестными муками наши грехи? Какая чушь! Христос был, наверное, что-то вроде Василия, – думала Женя, глядя на белое лицо покойника, голова которого была приподнята парчовой подушкой. – Он так же нес людям… новые веяния, и он так же погиб во имя своей истины. Василий был даже моложе”.

А если ошибались оба – и Христос, и Василий Морозов?

Женя закрыла глаза, не в силах больше смотреть на мертвеца, даже на гроб. Торжественный мужской хор, наполнивший церковь, наполнил все ее существо; она ощутила дрожание даже в ногах.

“Когда же это кончится!”

Женя ощутила, как ее приобнял за плечи муж, воспользовавшись теснотой, и привалилась к нему, насколько было можно.

После церемонии, окончание которой Женя угадала по тому, как окружающие тихонько заговорили между собой, Игорь шепотом спросил ее, не хочет ли она подойти к гробу попрощаться.

Женя содрогнулась от такого предложения. Да, она любила Василия, но она любила его, а не этот остов! Неужели это окоченевшее тело, которое закопают в землю и увенчают надгробием с его именем, и есть то, что составляло его существо при жизни!

Она не могла, отказывалась в это верить!

Игорь вложил ей в руку две белые гвоздики.

– Иди же, ты должна это сделать, – сурово проговорил он, слегка подтолкнув жену в спину.

Женя собралась с мужеством и направилась вперед. Муж шел за ней. Женя по дороге опустила вуаль, благословляя свой траурный наряд, который избавил ее от страшного зрелища.

Она подошла к гробу, чувствуя на себе внимание множества людей, и положила цветы рядом. Рука ее притронулась к холодному лакированному дереву.

А потом Женя медленно взялась за свою вуаль и подняла ее, открыв лицо. Посмотрела на того, кто лежал в гробу в черном парадном костюме. Нет – посмотрела на “это”.

“Это” походило на Василия, но являлось только его оболочкой, его подобием, уже подвергшимся разложению. Женя настолько уже пропиталась спиритическими идеями, что отказывалась называть труп именем Василия Морозова. Он был где-то в другой сфере, или же – нигде. Но не здесь. Не в этом деревянном ящике.

– Это не ты, – прошептала она.

Тут послышался шум, спотыкающийся стук каблучков, и из толпы вырвалась Лидия.

– Сейчас же отойдите от него! – крикнула она.

Женя отпрянула.

Лидии, казалось, было наплевать, что они находятся в храме.

– Как у вас вообще хватило наглости явиться!

Люди ахнули, зароптали.

– Ах, бесстыдница, – заговорили в толпе. Непонятно было, относилось это к Лидии или к Жене.

– Лида, не оскверняйте храма криком, – ответила Женя со сверкающими глазами. – И я не прикасалась к вашему супругу – его сейчас здесь нет, как учит святая церковь, – громко прибавила она. – “И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить”, разве не так говорит Писание, батюшка?

Священник, к которому она обратила последние слова, от возмущения не мог ничего сказать, только поднял руку.

– Да как вы смеете! – воскликнула Лидия.

Игорь подошел к жене и схватил ее за руку. Женина вуаль упала, и толпа прихожан слилась в темное, враждебное одно. Жене казалось в этот миг, что ее готовы побить камнями, как делалось в Христовы времена.

– Женя, хватит! – шепотом воскликнул Игорь. – Умоляю тебя!

Она, не слушая, свободной рукой снова отдернула вуаль.

– Это вы, Лидия Сергеевна, не смеете здесь присутствовать! – воскликнула Женя, опять отыскивая глазами своего врага. – Вы атеистка! Для вас этот акт веры – пустая обрядность!..

В ближайшем ряду Женя увидела ошеломленное лицо Романа Платоновича, в отличие от матери, почти не представлявшего себе, на что способна его дочь. Игорь схватил ее за локоть и оттащил в сторону. Иначе Жене могла действительно грозить участь первых христиан.

Среди тех, кто пришел проститься с Василием, было немало необразованного, но истово верующего люда, не услышавшего в ее проповеди ничего, кроме богохульства.

– Срамота! Безбожница, бесстыжая! – говорили вокруг нее, пока Игорь быстро вел жену к выходу. Один раз Женю сильно толкнули, и Игорь, не церемонясь, ударил обидчика так, что тот упал на своего соседа.

– Пшли прочь!.. – крикнул он так, что люди невольно шарахнулись.

Он вытащил Женю на улицу. Она хватала ртом воздух, задыхаясь под своим покрывалом; Игорь стащил с нее шляпу вместе с вуалью и встряхнул жену за плечи.

– Ты совсем ни о чем не думаешь? Что ты там устроила?

– Я сказала правду! – ответила Женя.

– Ты… понимаешь, что могло бы быть? Ты видела, какая там толпа? – спросил Игорь, тяжело дыша. – Нужно же думать, когда и что можно говорить!

Женя засмеялась.

– Меня забили бы, как Лизу Тушину, пришедшую в дом Лебядкиных…

– Да оставь ты своего Достоевского!

Игорь прижал Женю к себе, комкая одной рукой ее шляпу с вуалью.

– Нет, ты точно сумасбродка…

Тут следом за ними выбрался Женин отец, со сбившимся набок галстуком и в измятом фраке. Роман Платонович остановился при виде интимной семейной сцены. Игорь же с Женей не обратили на него никакого внимания.

Игорь помедлил, глядя жене в глаза.

– Я сейчас вернусь в церковь, нужно закончить. Ты отправляйся домой. Тебе нельзя больше оставаться здесь.

На руку ему упала большая капля, заставив вздрогнуть. Игорь быстро взглянул в небо.

– Ну вот, еще и дождь сейчас зарядит. Давай-ка, поезжай домой. Я должен вернуться к брату.

– Игорь, но ведь это для тебя опасно! – воскликнула Женя.

– Я мужчина, – ответил Игорь, и Женя почувствовала в его словах второй смысл, которого ее муж, может быть, не сознавал. Мужчины не только сильнее – им позволено намного больше, чем женщинам; и уж женщинам почти никогда не прощается оскорбление святынь. Женщина и святость почти никогда не совместимы – разве что в самых высоких умах…

Игорь поцеловал ее.

– Будь умницей, поезжай домой. И не тревожься за меня.

Женя кивнула.

– Я отвезу Женю, – Роман Платонович впервые напомнил о себе, и Игорь, впервые взглянув на него, кивнул.

– Буду весьма признателен, – сказал он, как постороннему лицу, почти как подчиненному.

Игорь вернулся к вечеру, наскоро пообедал, потом, передохнув, отправился на вокзал встречать старшего брата, приезжавшего семичасовым поездом.

Тридцатипятилетний Олег Исаевич Морозов был такой же высокий и темноволосый, такого же благородного облика, как Игорь и Василий, хотя и уступал младшим братьям красотой. Однако он, несомненно, принадлежал к той же породе и походил на них складом характера.

Женя понравилась ему, она сразу поняла это, несмотря на хмурость и скорбный вид брата Василия, приличествующие ситуации.

“Я, наверное, какой-то морозовский тип”, – иронически подумала она о себе.

Олегу Исаевичу предоставили диван в гостиной, и уставший с дороги брат Игоря почти сразу затих на нем, не беспокоя больше хозяев. А Женя и Игорь, тоже рано отправившиеся в постель, долго еще не спали, споря о том, идти ли Жене завтра на похороны. Игорь настаивал, чтобы Женя “после всего этого” осталась дома.

– Это для тебя безопаснее. И тебя могут осудить, – сказал он.

Женя фыркнула напоказ.

– За что это меня судить? Я что – бывшая любовница Василия?

Она осеклась, глядя на побледневшего мужа, потом шепотом извинилась.

– Да ничего, – сказал Игорь, не глядя на нее.

Женя погладила его по руке, и наконец почувствовала, как его напряжение немного опало.

– Я завтра пойду с вами, – шепотом сказала она.

Игорь промолчал.

***

Похороны прошли намного спокойнее, чем отпевание. Никто не осудил Женю, даже не выделил ее из толпы провожающих – люди были забывчивы и поверхностны. Женя знала, что и Василия Морозова очень скоро забудут, даже те, кто при жизни готов был на него молиться. Те, ради кого он умер.

Меньше будет страданий, тоски о запредельном, запретных вопрошений.

О проклятая и благословенная человеческая короткость.

***

Игорь вернулся на службу на другой день после похорон брата, в среду. Вечером этого дня они устраивали поминки – раньше Фрося с Женей не успевали: Женя хотела предложить мужу нанять поваров со стороны, но, не зная, каково финансовое положение их семьи, промолчала. Игорь же, казалось, об этом не вспомнил.

Он был намного сильнее выбит из колеи смертью Василия, чем представлялось.

Женю обрадовало, что Олег Морозов оказался тактичен и переехал в гостиницу сразу же после того, как состоялись похороны. Он обещал прийти на поминки, поцеловал Жене руку и откланялся.

Женя послала приглашение родителям, не зная, проснется ли совесть у Серафимы Афанасьевны. Отец должен был прийти наверняка. Еще ожидали нескольких общих знакомых Игоря и Василия, в частности, обоих секундантов и спирита – почитателя медиумизма Василия из издательства. Ну и наконец, конечно, не могли обойти вниманием вдову.

Женя от всей души надеялась, что Лидия не придет. Лидия была не только убита горем, она была еще и сама по себе жестокая женщина, как многие женщины-нигилистки. Женя и себя далеко не могла назвать ангелом, но значительно легче было оставаться доброй той, которая верила в доброе и вечное вовне человека.