Текст книги "Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Неужели буря миновала?

– Послушайте, – прошипела тут Анна Николаевна так, что Женя испугалась ее едва ли не больше, чем ее мужа; она быстро взглянула на хозяйку.

Графиня была бледна и дрожала.

– Если вы еще раз так себя выдадите, клянусь, я вас убью, – проговорила она. – Я едва спасла положение!

– Убьете? – спросила Женя, услышавшая только первую фразу. – Как Василия? Да, Анна Николаевна?..

Остановившиеся безумные глаза уставились в ее глаза.

Для хозяев этого дома чужая жизнь – пустяк, а своя жизнь – игра? Что за невообразимые люди!

– Да, как Василия, – наконец едва слышно проговорила графиня. – Вы знаете, на что я способна.

Женя усмехнулась и кивнула.

Теперь не имело смысла притворяться друзьями. Или имело? Может быть, большой свет именно так себя и ведет?

– Сядьте, – приказала Анна Николаевна.

Женя подчинилась.

Графиня позвонила и распорядилась, чтобы подали еще кофе.

– А теперь – рассказывайте, – произнесла она.

– Это приказ? – спросила Женя.

Анна Николаевна медленно наклонила голову.

Женя могла бы промолчать; могла бы встать и уйти. Но она принялась рассказывать – во всех подробностях, как графиня и желала. Все происходило не только по желанию Анны Николаевны – по обоюдному желанию, как понимали обе женщины.

Женя рассказывала долго – с увлечением, с жаром; на глазах ее выступили слезы, как будто она исповедовалась близкой подруге. Графиня слушала ее так внимательно, точно была такой нежной подругой. Она не перебила ни разу.

– Это чудесно, – наконец сказала Анна Николаевна, когда воцарилась тишина.

В ее глазах тоже стояли слезы. Belladonna, пришло в голову Жене. И прекрасная женщина, и смертельный яд…

– Вы должны привезти мне также и его письма, – сказала графиня. – Я должна своими глазами убедиться в том, что вам был знак свыше.

– Но как… – гневно встрепенулась Женя.

Анна Николаевна приложила палец к губам.

– Мы поверенные одной тайны, милый друг, – с грустной и ласковой улыбкой произнесла она. – Нас с вами свел рок. И поверьте: я устрою вашу судьбу сама, не ставя в известность мужа.

– Как – устроите мою судьбу? – спросила Женя.

Это было так похоже на благотворительность, на милость нищенке, что она едва усидела на месте. Краска прилила к ее щекам.

– У меня есть немалое состояние, – проговорила Анна Николаевна. – Мое имение приносит мне большой собственный доход, независимый от доходов Пьера. И помимо того, что я графиня Шувалова, я урожденная баронесса фон Барангоф.

“Наполовину… или на четверть немка?” – подумала Женя, не очень, вообще-то, удивившись.

– Мое родовое имя и имя моего мужа откроет вам многие двери: поверьте, я знаю, как это делается, – с улыбкой закончила Анна Николаевна.

Женя ничуть в этом не сомневалась. Интересно, вдруг подумала она, у графини были любовники – настоящие, а не мнимые?

Почти наверняка да! И даже не один!

А ведь для этого нужна большая житейская смелость – помимо опасности попасться мужу, для женщины… любовь вообще гораздо опасней. Тут Анна Николаевна улыбнулась Жене с таким лукавым видом, точно прочитала ее мысли.

– Вы просто прелесть что такое, – сказала она своей новой приятельнице; вполне возможно, что думала она сейчас о себе и просто перенесла восхищение собою на Женю. – Хотите, я сейчас покажу вам дом? – предложила Анна Николаевна. – Вы любите старину? У нас есть такой редкий антиквариат…

– Если вам угодно, – сказала Женя.

Она уже запуталась в себе и в том, как ей должно воспринимать графиню. Пусть все идет своим чередом.

Анна Николаевна поднялась с кресла и поправила завитые, как всегда, волосы.

– Что ж, тогда следуйте за мной, – проговорила она с улыбкой. И пошла впереди с видом госпожи средневекового замка: Жене даже чудился недостающий шлейф. Интересно, где сейчас граф? Видит ли он, чем занята его жена, и по вкусу ли это ему?

Граф Шувалов грозен, он страшен, но Анна Николаевна умеет управляться с ним, подумала Женя. В руках иных женщин – огромная власть.

– Вот здесь начинается картинная галерея, – тем временем заговорила графиня, показывая на длинный ряд портретов вельмож в напудренных париках, с одутловатыми нездоровыми лицами, как и следовало восемнадцатому веку. – Первые полотна значительно старше этого дома и были перевезены сюда из родового имения Шуваловых при императоре Александре Первом…

Лекция графини об искусстве длилась не меньше, чем Женин рассказ о спиритических явлениях. Женя с удивлением поймала себя на том, что узнала немало неизвестных ей исторических фактов. Анна Николаевна была, возможно, несколько однобоко, но прекрасно образована – хотя культура с легкостью может сочетаться с неглубоким умом и бесчувственным сердцем.

Когда экскурсия закончилась, Женя обнаружила, что устала и проголодалась. Вернее, она иногда вспоминала об этом, пока ее водили по огромному дому, но тут же забывала, увлекаясь рассказом хозяйки или заставляя себя ее слушать. А теперь у нее круги поплыли перед глазами, ноги заныли от долгого хождения на каблуках. Сколько же времени она уже у Шуваловых?

– Да вы едва на ногах стоите, милая, – спохватилась графиня, опять тоном помещицы, разговаривающей с отпущенной на волю крепостной. – И проголодались, конечно? Как раз время обедать!

“Но…” – подумала Женя – но промолчала.

– Снимите перчатки, вам нужно вымыть руки, – продолжала Анна Николаевна. – Вас проводят. Стефан!

Степан, подумала Женя, скрывая усмешку при виде подходившего к ней безмолвного торжественного лакея. А может, и Стефан. Черт его знает.

Ее проводили в огромную ванную комнату, совершенно пустую. А как же сама Анна Николаевна? Впрочем, конечно же, в этом доме не одна ванная комната.

“Время обедать? – вдруг с ужасом подумала Женя. – Да это значит, что уже часа три пополудни!”

Потом ее проводили в столовую – размером с бальный зал, которым это помещение, возможно, и служило; высокий сводчатый потолок, который в гостиной скрадывали портьеры и нагромождение тяжелой массивной мебели, здесь производил угнетающее впечатление. Казалось, что сидишь под открытым небом, нет… под небом чуждого и холодного мира.

Графиня восседала во главе огромного стола в полном одиночестве. Женя вздохнула с глубоким облегчением – хотя бы не пришлось снова сталкиваться с “Пьером”; впрочем, неизвестно, кто из этих двоих страшней.

– Садитесь сюда, по правую руку от меня, – милостиво произнесла Анна Николаевна. – Для вас уже поставили прибор.

Женя кивнула, не зная, как отвечать еще. Она подошла к высокому тяжелому стулу и лакей отодвинул его раньше, чем гостья подняла руку, чтобы это сделать; Женя села, и почти сразу на коленях у нее очутилась белая салфетка. Она ощущала себя марионеткой – или даже просто беспомощной куклой, которую вертят чужие руки.

Но чьи это руки? Шуваловых? Или они тоже – чьи-то фигуры?

Графиня деликатно звякнула ножом и вилкой о тарелку, разрезая мясо.

– Я не привыкла обедать одна, – поведала она Жене. – Но сегодня я решила не устраивать приема, чтобы увидеться с вами с глазу на глаз.

Она улыбнулась Жене.

– Но в скором времени я введу вас в общество, Евгения Романовна. Обещаю: я соберу для вас под этой крышей таких единомышленников, о которых вы и не мечтали. Вы знаете, сколько владетельных особ разделяют наши с вами воззрения?

Казалось, что та истеричная кающаяся Магдалина и эта светская львица с прекрасными манерами – два разных существа. И, однако, это была все та же Анна Николаевна. Она или страдала редким душевным расстройством, или была гениальная актриса. Хотя, возможно, являлась и тем, и другим сразу.

И тут Женя начала понимать, что ей говорят.

– Введете в общество? – шепотом с ужасом спросила она. – Помилуйте, графиня, гожусь ли я?

Анна Николаевна дружески положила руку ей на локоть.

– Ни слова больше.

И тут Женя поймала графиню на противоречии. Совсем недавно Анна Николаевна говорила, что “ни с кем не разделяет своих предпочтений”.

– Вы говорили, что ни с кем не разделяете своих предпочтений, – произнесла Женя.

Анна Николаевна невинно моргнула.

– Неужели? Не может быть.

Женя почувствовала, что начинает терять терпение. Играют с ней, лгут ей, искренни с ней – или Анна Николаевна просто больна?

Она опустила глаза, занявшись своим жарким. Надо как-нибудь перетерпеть этот прием.

Анна Николаевна тоже замолчала, задумавшись о чем-то своем.

После обеда Женя стала подыскивать предлог, чтобы уйти. Но стоило ей заикнуться о том, что ей пора, как Анна Николаевна тут же согласилась отпустить ее, даже с большою охотой. Может быть, Женя утомила ее? Или эта странная и преступная женщина так переменчива?

На прощанье графиня ласково улыбнулась ей.

– До скорой встречи, моя дорогая.

Игорь уже был дома – только-только вернулся.

– Где ты была? – мрачно спросил он.

– У… Саши, – сказала Женя.

Ей стало совестно и страшно.

Игорь вдруг обнял ее.

– Пожалуйста, не обманывай меня. Прошу тебя.

– Я тебя не обманывала, – шепотом ответила Женя, ненавидя себя за эту ложь.

Он погладил ее по спине, поцеловал в плечо.

– Я знаю. Только умоляю тебя на будущее…

Женя беззвучно расплакалась, стискивая зубы.

***

Прошло несколько дней – время подходило к субботе, а Женя ничего не слышала о своей “новой подруге”. Игорь, возможно, что-то и подозревал – может быть, та самая интуиция, которую называют женской, но которая присуща всем чутким людям. Но что бы он про себя ни думал, это не могло иметь ничего общего с действительностью.

Чтобы его жена водила знакомство с женщиной, которую она должна обходить за версту и думать о ней не иначе, как с ненавистью!

“Поистине, – думала Женя в эти дни относительного спокойствия, – прав был тот христианский вероучитель, который сказал, что каждая из нас, женщин, – коварная Ева. Но древние Евы не понимали, что они – сама жизнь, жизнь в основе жизни… Женщина есть утверждение божественной правды за пределами обыкновенных моральных норм”.

В эти дни Женя в свободные часы больше рукодельничала, но, сознавая, какая ответственность возложена на нее, заставляла себя вернуться к своему роману. Она знала, что Анна Николаевна не забудет ее и своего обещания.

Женя надеялась на это.

Прошло и воскресенье – исполнилась неделя со времени их с графиней последнего свидания. И в понедельник Женя, как будто ей кто-то подсказывал, вышла из дому в одиночестве, часу в одиннадцатом утра. Она совсем недалеко отошла от подъезда, когда увидела приближающегося к ней лакея.

Женя не знала его – хотя Василий Морозов непременно узнал бы.

Посыльный с поклоном подал Жене записку.

“Завтра в полдень. Я пришлю за вами карету. Имейте при себе роман.

А.Б.”

“А.Б.”?..

Анна фон Барангоф, сообразила Женя, уже когда лакей удалился. Вот великий конспиратор, подумала она с усмешкой. Записка еще и духами ее пахнет!

Впрочем, графиня – не столько политик, сколько человек минуты, человек прихоти. “Истинная женщина”, как сказали бы мужчины. Она опасна именно тем, что совершенно непредсказуема…

На другой день, к полудню, Женя нарядилась в один из туалетов, подаренных ей Анной Николаевной: как она теперь догадывалась, именно к такому случаю. Хотя Анна Николаевна была особа крайне импульсивная и едва ли отдавала себе полный отчет в мотивах своего поведения – только темная, порочная, всезнающая женская сторона души вела ее по жизни. Анна Николаевна была раба самой себя. Как странно!

Женя отделалась от Фроси какой-то неумелой отговоркой – ее гораздо больше занимало предстоящее свидание. Впрочем, Фрося и так уже что-то подозревала, и когда правда выплывет наружу, было только делом времени. Женя положила в сумочку свою рукопись и одно из писем Василия – второе она припрятала, на всякий случай – и вышла из дому. Напротив подъезда стояла не карета – а обыкновенная пролетка. Только щеголеватый вид кучера и то, как он кивнул Жене, показали ей, что это от графини.

Ага, теперь она и общественности бережется…

Что ж, очень разумно.

Женя забралась в экипаж и постаралась сесть ровно и выровнять также дыхание и течение мыслей. Сейчас ей предстоит экзамен потруднее тех, что она держала в редакции и дома у Игоря.

Когда пролетка остановилась, кучер – он же лакей – ссадил Женю под локоток. Она подумала, что начинает привыкать к таким услугам. Улыбнулась бесшабашно и направилась по уже знакомой подъездной дорожке к дверям особняка. По дороге Женя с удовольствием оглядела свое желтое с розовым платье, поддернула розовые шелковые перчатки – очень красиво. Она будет наслаждаться дарами, которые посылает ей судьба в лице ее сиятельства – все происходит так, как должно.

Графиня и в этот раз вышла к Жене в дезабилье – впрочем, Женя догадывалась, что это у нее и ей подобных означает дружеское расположение. Анна Николаевна с улыбкой пожала гостье руку и поцеловала ее в щеку.

Женя изумленно покачнулась. Глаза графини сияли.

– Вы, конечно, привезли мне то, чего я так жажду, – проговорила Анна Николаевна. – А я найду, чем сегодня обрадовать вас.

В этот миг она была просто прелестна, сама кротость.

Женя подавила неприязнь и опасения. Она опустила глаза и извлекла из сумочки уже сильно потрепанную рукопись.

– Вот роман, Анна Николаевна.

Графиня проворно выхватила тетрадь у владелицы из рук, глаза ее алчно вспыхнули.

– Наконец-то!

– Будьте осторожны, это единственный экземпляр! – воскликнула Женя. Она вдруг ощутила, каким-то необъяснимым чувством, что уже не получит своей тетради назад. Графиня уловила в ее голосе нотки отчаяния и с удивлением подняла голову.

– Ну конечно, chere amie.

Ничто так не раздражало Женю в аристократах, как привычка “французить”. Слова графини сразу заставили ее ощетиниться, как будто ей раздражили какой-то нервный центр.

– Шляпу, перчатки отдайте дворецкому, – сказала Анна Николаевна. Она уже не смотрела ни на что, кроме романа, просто пожирая взглядом засаленную тетрадь. – А потом идите за мной. Сегодня мы предоставлены самим себе, и я начну чтение прямо при вас.

“А это вежливо?” – с изумлением подумала Женя.

Впрочем, к графине обычные правила – как этикета, так и житейские – были неприменимы. Она существовала по каким-то собственным правилам.

Анна Николаевна быстрым шагом направилась в гостиную, а Женя последовала за нею, стараясь не отстать. Впрочем, она могла бы и отстать, даже свернуть в другую сторону – графиня начала читать прямо на ходу. Она скользнула в двери гостиной, и Женя услышала удаляющийся цокот каблучков. Потом и этот цокот затих.

Графиня погрузилась в ее мир.

Женя на миг замерла за дверью, охваченная высшим блаженством творца, так похожим на высшее блаженство любовника – ощущением власти своей фантазии над чужим умом и чувствами. Сейчас Анна Николаевна всецело принадлежала ей.

Женя осторожно зашла следом за своею патронессой.

Анна Николаевна полулежала на диване, подобрав ноги в прозрачных чулках, подложив под голову локоть – и упоенно читала. Грудь ее тяжело вздымалась, но графиня была неподвижна – только глаза двигались взад-вперед, взад-вперед, пробегая строчки. Женя не удивилась бы, если бы оказалось, что Анна Николаевна позабыла уже, каким путем к ней попала столь захватившая ее рукопись.

Тут Женя ощутила себя очень неуютно, словно находилась в доме с призраками. Ей что, ждать здесь в дверях, пока графиня прочитает весь роман? С Анны Николаевны станется.

Женя все же вышла в коридор. По этому огромному дому даже в жаркий день гуляли сквозняки, и Женя почувствовала себя еще более неуютно, потому что даже присесть было некуда. Что за люди могут жить в таких человеконенавистнических дворцах!

Тут к ней приблизился слуга, и Женя ему обрадовалась.

– Чаю? – негромко спросил лакей. Вежливо, но сухо, по-английски. Женя с улыбкой кивнула.

– Да, будьте любезны…

– Пожалуйте в гостиную. Вам подадут туда, – ответил лакей и удалился.

“Значит, Анна Николаевна все-таки позаботилась обо мне заранее”, – подумала Женя, и эта мысль принесла ей некоторое облегчение – больше потому, что Анна Николаевна все же бывала здравомыслящей и гостеприимной.

Женя осторожно вошла – графиня все так же читала, полулежа на диване, только переменила позу. Женя села в давешнее кресло и выпрямилась; через некоторое время сидеть так показалось некомфортно, и Женя откинулась на спинку. Все равно тут сейчас хоть из пушек пали, графиня ничего не заметит.

“А я, однако, даровита!” – подумала Женя, покосившись на ее сиятельство.

Через минуту ей подали чай с тонким ломтиком лимона и шоколадными конфетами. Конечно же, очень дорогими. Женя раскусила одну конфету и услышала шелест страниц.

Графиня перевернула страницу. Как странно, она же только что слышала этот звук; или показалось?

Женя допила свой чай и взяла из вазочки вторую конфету, когда услышала голос Анны Николаевны.

– Нет, все было совсем не так! Что вы переврали!..

Голос графини был наполнен слезами. Женя уронила подтаявшую конфету обратно в вазочку и уставилась на Анну Николаевну, не замечая, что перепачкала пальцы шоколадом – на лице графини было страдание.

– Что было не так, ваше сиятельство? – осторожно спросила Женя.

Анна Николаевна вскочила, и Женя невольно вжалась в спинку кресла.

– Вы же знаете! – воскликнула графиня и даже ногою притопнула. – Ах, как прекрасно, как истинно все начиналось… и такой фальшивый конец!

– Мадам, – рискнула спросить Женя, хотя чувствовала, что спорить с графиней сейчас в высшей степени неблагоразумно. – Мадам, неужели вы уже дошли до конца? Роман ведь довольно длинен!

– Вначале, пока вы писали правду, я читала подряд, – сердито ответила сумасшедшая Анна Николаевна. – А потом я заглянула в конец и увидела эту ложь. Как вы могли! Ведь это не Полина умерла от чахотки, а Антиох умер на дуэли, а потом силою своей любви зазвал Полину к себе!..

И тут Женя догадалась, что графиня подразумевает, и ощутила страх. Пот выступил у нее между лопатками.

– Мадам, вы хотите сказать, что Полина и Антиох – это я и Василий? – шепотом спросила она.

Графиня пожала плечами.

– А разве вы сами не знаете? Да как вы можете не знать! – воскликнула она, сердясь. – Просто вы зачем-то меня запутали.

И вдруг Анна Николаевна заулыбалась, подбежала к Жене и схватила ее за руку. Стиснув эту руку, она проговорила:

– Евгения Романовна, вы гений. Вы гений! Прошу вас: перепишите концовку, изложите все так, как было на самом деле!..

Женя кивнула, опасаясь спорить с припадочной.

Анна Николаевна звонко поцеловала ее, а потом прошептала:

– Я не теряла времени. Помните: я обещала вас обрадовать? Так вот, через неделю я даю большой прием, на котором соберутся наши братья и сестры, то есть значительные люди, разделяющие наши верования… А в эту неделю вы перепишете окончание романа. Не правда ли, как я ловко все устроила?

========== Глава 34 ==========

Женя смотрела на торжествующую графиню снизу вверх, и язык и все тело отказывались ей повиноваться.

Неужели Анна Николаевна задумала убить ее? Она вообразила себя десницей божией? А почему бы и нет?

А почему бы Анне Николаевне и не быть такой десницей, даже если она сама горделиво в этом убеждена?

“Я начинаю сходить с ума вместе с нею, – подумала Женя. – Кто это сказал, что мы собираем вокруг себя людей, подобных нам самим?”

– Анна Николаевна, почему вы думаете, что я перепишу окончание согласно вашей воле? – спросила Женя.

Графиня терпеливо вздохнула, точно уговаривая ребенка.

– Не моей воле, cherie, а господней воле, – с улыбкой проговорила Анна Николаевна. – Ведь вы знаете, что все было совсем не так. Вот теперь вы и исполните свой долг. А я…

Она задумалась, прихватив пальчик коралловыми губками.

– Да, сегодня мы с вами поедем в магазин, где я сама подберу для вас туалет! – воскликнула графиня, точно отвечая вслух своему внутреннему решению. – Вот видите, Евгения Романовна, как я стараюсь для вас, – кокетливо прибавила она. – А вы не хотите сделать мне даже маленькой уступки!

Анна Николаевна приравнивала коренное изменение творческого решения ее романа к выбору готового платья. У Жени на языке трепетали всевозможные едкие слова, но она промолчала. Анна Николаевна ничего не поймет – как, впрочем, и большинство людей, не являющихся писателями.

– Сейчас я велю заложить экипаж, – бодро произнесла Анна Николаевна. – И к вечеру превращу вас из лягушки в принцессу!

Женя дернулась, кровь бросилась ей в лицо. Но Анна Николаевна даже не заметила, что оскорбила ее. Графиню просто переполняло умиление от собственного великодушия, от грандиозности собственного замысла. Она захлопала в ладоши и выбежала из гостиной, отдавать распоряжения.

Жене ужасно захотелось бежать сломя голову из этого дома умалишенных. Она ведь чувствовала нешуточную угрозу, исходившую от графини: такая и в самом деле способна была умертвить человека в угоду своей idee fixe*. Но Женя почему-то осталась.

Она задумалась надолго – вернее, просто сидела без всяких мыслей, охваченная тем же чувством фатализма, которое испытывала перед дуэлью Василия и графа. Потом Женя посмотрела на вазочку с конфетами и машинально протянула к ней руку.

Женя успела только съесть свою вторую конфету и вытереть руки салфеткой, когда Анна Николаевна вбежала обратно: раздушенная, разодетая, сверкающая драгоценностями.

– Вперед! – воскликнула она. – Не будемте терять ни минуты, ни минуты!..

Графиня схватила Женю за руку и с восторженным смехом вытащила за собою в коридор.

Жене удалось отбиться от Анны Николаевны только в четвертом часу. Она уныло ехала домой на извозчике, придерживая руками свои пакеты, и думала, что скажет Игорь, когда увидит ее. Нет, тогда она, наверное, сразу умрет со стыда, не дожидаясь, пока он ей что-нибудь скажет…

Но ей необыкновенно повезло – Игоря не было. Женя, точно вор, протащила в спальню свои покупки и спрятала их, не прибегая к помощи Фроси. Конечно, Фрося уже осуждала ее, и с каждым разом все больше – но пока горничная молчит, это все равно. Женя начала уже думать, как Анна Николаевна.

Чем все это кончится?

Женя хотела достать из сумочки возвращенный ей роман, но потом вспомнила, что роман до завтра остался у графини. Утром в среду ей привезут его, как обещала Анна Николаевна, и у нее будет достаточно времени, чтобы переделать “Предвечное блаженство” в угоду своей патронессе…

Женя присела на корточки и открыла коробку, которую оставила снаружи – самую большую коробку. В ней лежало платье редкой красоты… многие бы сказали, что на редкость вульгарное. Бордовый шелк и алый тюль, алое же кружево.

“Я хочу, чтобы вы сверкали! – сказала графиня, когда Женя попыталась возражать против такого наряда. – Вы должны сверкать на балу, как кровь вашего сердца, как ваш роман!”

“Хоть бы меня кто-нибудь остановил”, – подумала Женя.

Но она надеялась тщетно.

На другой день, в одиннадцать, ей привезли роман – опять не почтой переслали, а с нарочным. К роману графиня приложила письмо, оставленное между страниц тетради. Его можно было бы назвать рецензией.

Все это так забавно, просто умора, мрачно думала Женя, сознавая иронию ситуации. Просто лопнуть со смеху можно! С кем она, и чем занимается, что ворошит!..

Она взяла листок, исписанный тонким красивым почерком – ровные мелкие строчки время от времени выбрасывали крупные завитушки то вверх, то вниз, точно отражая взрывы темперамента писавшей.

“Chere et excellente amie,

c’est votre histoire, c’est le fond de votre coeur.* Это лучше всего, что я читала в своей жизни”.

Женя скептически хмыкнула. Ей опять стало стыдно.

“Ваш язык бесподобен, я как будто сама побывала в усадьбе Адашевых семьдесят лет назад. Вы точно Полина, вы знаете это?”

Женя покачала головой, приложив руку ко лбу. Великая ошибка неискушенных читателей – видеть в герое автора, особенно когда читателям этого хочется. Ведь читатель досочиняет за автора многое, сообразуясь со своим жизненным опытом и фантазией.

“Я была несколько удивлена тем, как глубоко вы погрузились в сокровенную жизнь женщины. Но вы правы, правы: женщина не может более молчать о себе, мы должны явить миру мужчин свою природу. Вы тонкий психолог, Eugenie! Сколь многого слепцы-мужчины, тиранически захватившие власть в литературе, не знают о нас! И как хорошо у вас вышло подражание старым писателям: о новом вы пишете старинным языком, quelle idee delicieuse*!

Только не пренебрегите моим дружеским советом: перепишите концовку. Я буду так вам благодарна! Знаете ли, что у меня на балу будет господин Букин, владелец “Пегаса”? Я его пригласила нарочно для вас. Там мы сможем столковаться.

Ваша А.Б.

PS Как верно вы назвали себя Авророй!”

Женя опустила письмо уже совсем с другим чувством – чувством солидарности. Она улыбалась, не замечая этого.

Кем бы ни была графиня, как бы ни была низка и развращена, она была ее сестра, ее союзница.

Женя убрала письмо графини в тот же ящик секретов, где держала памятки, оставшиеся от Василия. Потом взяла свою тетрадь и пошла с нею к столу. Анна Николаевна была права: она все знала, она высказала вслух то, что боялась признать сама Женя. Жене следовало завершить земные пути своих героев так, как они должны были завершиться.

***

Через два дня ей пришла записка, состоявшая из двух слов:

“Как дела?”

“Дело движется к концу”, – ответила Женя, и подписалась:

“Аврора”.

Эта игра уже затягивала ее. А графиню, вполне возможно, только забавляла.

“Приходите в Александровский сад* в воскресенье в одиннадцать утра, и приносите роман. Я ожидаю, что он будет окончен. Не подведите меня!”

В саду Женя опять застала графиню одну – хотя неподалеку ее могли ждать слуги или помощники. С этими высокими господами никогда нельзя было быть ни в чем уверенным.

– Давайте, – потребовала Анна Николаевна вместо приветствия, протягивая ладошку. – Я уже извелась от нетерпения!

Женя подала ей рукопись, и графиня тотчас же села на скамейку и погрузилась в чтение. Она быстро пролистала роман почти до конца, потом, тихо сказав: “ага”, затихла, прикованная к окончанию истории любви, которого добилась от своей протеже почти что силой.

Графиня в этот раз читала долго – так, что Женя едва могла совладать с разыгравшимися нервами. Но наконец ее терпение было вознаграждено. Анна Николаевна закрыла тетрадь и взглянула на писательницу со слезами на глазах.

– Именно так, как и должно было быть!

Она негромко зааплодировала, потом встала и торжественно заключила свою компаньонку в объятия.

– Погодите же, я увенчаю вас лаврами! – прошептала Анна Николаевна, улыбаясь сквозь слезы.

“Не сомневаюсь”, – мрачно подумала Женя.

Но она заставила себя улыбнуться и поблагодарить графиню. Та кивнула.

– Нет, это я должна вас благодарить! Вы подарили мне столько мгновений счастья! А сейчас пойдемте, отпразднуем это событие в каком-нибудь ресторане! Я хочу угостить вас шампанским, – проговорила Анна Николаевна.

“У меня от шампанского голова болит”, – подумала Женя. От нелепости таких мыслей она улыбнулась. Графиня рассмеялась в ответ.

– Ну вот и развеселились, а то мне даже показалось, что вы не рады!

Она дружески пожала Жене локоть, потом взяла ее под руку.

– Сегодня только репетиция настоящего торжества, а в этот вторник вас будут чествовать как следует, – сказала графиня, сияя предвкушением праздника, как бриллиантами.

***

Графине удалось влить в нее только полбокала шампанского – когда Анна Николаевна не видела, Женя только пригубляла свое вино. Однако пышный кусок ананасового торта, заказанный графиней в качестве закуски, она съела весь. Ей не только становилось плохо от спиртного, она еще и очень боялась захмелеть рядом с этим существом – от графини Шуваловой можно было ожидать чего угодно и когда угодно.

После этого небольшого сабантуя графиня стала с увлечением планировать день приема для Жени – так, как будто та жила одна и независимо. Впрочем, ее обстоятельства Анну Николаевну не интересовали.

– Прием начнется в семь, – возбужденно говорила она. – Значит, у моего парикмахера вам нужно быть не позднее пяти, а не позднее четырех – у моей маникюрши…

“Это, пожалуй, я смогу, – подумала Женя. – А вот дальше как?”

– Лучше всего приезжайте-ка ко мне к трем часам дня, – сказала графиня, быстро все обмозговав. Она улыбнулась, оглядывая Женю с видом Пигмалиона, хотя та вовсе не собиралась быть графининой Галатеей.

Евгения Прозорова была выше того, чтобы ее переделывали по образцам, сидящим в голове у этой дамы!

И, однако же, ей приходилось соглашаться – хотя Женя не видела, какие большие изменения в ней можно произвести, даже с помощью графининых мастеров. Она все равно никогда не будет такой красавицей и светской дамой. И слава богу. Женя больше всего на свете хотела быть собой.

Сколько ей еще удастся пробыть собой?

Она вернулась домой, по дороге купив себе две пары чулок, под предлогом приобретения которых и отлучилась к графине. Женя попыталась подсчитать, сколько прошло времени и не слишком ли это большой срок для посещения магазина… срок получался великоватый, час с лишним.

“Скажу, что не могла найти белья подходящего размера”.

Женя вошла в дом, опустив голову. Игорь сейчас был у себя в кабинете. Женя попыталась незаметно проскользнуть мимо него, но тут дверь кабинета плавно приоткрылась.

– Заходи, – произнес ее муж.

Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Игорь пропустил ее в комнату и захлопнул дверь.

– Садись, – сказал он. – Нам нужно поговорить.

Женя медленно опустилась на стул.

– В чем дело, дорогой? – спросила она, улыбаясь.

Он сел на стул напротив нее.

– Женя, меня не покидает ощущение, что ты мне постоянно лжешь, – проговорил Игорь. Он сейчас выглядел старше своих лет… и Женина ложь как будто отпечаталась на его лице, тенями и ранними морщинками. Ничто на свете не исчезает бесследно.

Ее муж был слишком благороден, чтобы, по примеру плебеев и самых больших тузов*, устроить жене скандал, криком и насилием доказывая свою власть. И сейчас Игорь просто смотрел на нее, ожидая, что она скажет, что объяснит ему.

– Игорь, я…

Ну вот, все и кончилось! Можно больше никуда не ходить!

– Я тебе не лгу, – с тяжелым вздохом сказала Женя. – Я не понимаю, с чего ты так решил.

Он покачал головою.

– Я тебе не верю.

Женя быстро моргнула.

– Ты решил, что я… что у меня?…

В глазах ее отразился такой ужас, что Игорь изменился в лице.

– Нет, Женечка, я знаю, что ты мне верна, – быстро проговорил он, теперь боясь за душевное равновесие жены. – Но у меня такое ощущение, что ты постоянно скрываешь от меня что-то, что очень важно для тебя и представляет для тебя угрозу. Я боюсь за тебя.

Женя встала и, подойдя к мужу, села к нему на колени, обвив руками его шею и уткнувшись лицом ему в плечо.

– Давай сегодня пойдем куда-нибудь вместе, – прошептала она. – Мы стали совсем чужими друг другу.

Он погладил ее по спине.