Текст книги "Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Но первый день выхода на службу был для него как первый бой для солдата.

Как-то сейчас на него будут смотреть? К счастью, никаких больше бомб в его отсутствие не выпускали: подлый “Г. Светоч” выступил однократно. Однако теперь слухи о Василии разошлись, как круги по воде, любопытство подогревалось еще и его исчезновением. Василий с отвращением думал, что даже в болезнь его многие не поверят.

Когда он вошел в редакцию, отдел был погружен в работу: шуршали бумаги, сотрудники переговаривались. Но с появлением Василия “наступила мертвая тишина”, как всегда писали о таких моментах в книгах.

На него так смотрели, что молодой человек почти осязал эти взгляды.

Никто ничего не забыл, нелепо было даже надеяться.

– Доброе утро, Василий Исаевич. С выздоровлением вас, – как-то даже подобострастно проговорил второй редактор.

Василий холодно улыбнулся.

– Благодарю.

Наступила пауза.

И наконец Василий почувствовал, что что-то не так.

– В чем дело, господа? – произнес он.

– Вы не читали еще сегодняшних газет? – спросил второй редактор.

“О дьявол”, – подумал Василий.

Коллега с осторожностью и даже страхом протянул ему свежий номер “Русского слова”.

***

“Спириты падают духом!

Долгое время мы ничего не слышали о нашем новом медиуме. Г-н Морозов исчез столь же внезапно и эффектно, сколь несколько недель назад явил себя публике. Обожаемый Василий Исаевич, вы еще более разожгли любопытство ваших преданных почитателей!

Но ваш покорный слуга времени даром не терял, господа – в попытках разгадать ребус по имени “Василий Морозов”, ради удовлетворения духовной жажды моих читателей я провел небольшое расследование, дабы установить природу сего загадочного господина. И рад сообщить вам, что достиг несомненных успехов!

Мадемуазель Аврора, которую я имел честь представить вам в своей прошлой заметке, является старинным другом господина Морозова. Более того: она его прежняя возлюбленная, отвергнутая господином медиумом из каких-то видов. Что же за причины побудили влюбленных расторгнуть помолвку? Уж не была ли Евгения Прозорова скомпрометирована способностями своего жениха? Да, да, вы угадали, господа! Медиумизм г-на Морозова проявился весьма оригинально: в записках пикантного содержания, которые были регулярно подбрасываемы девице Прозоровой под дверь. Какой силой обладает воспламененный дух – не так ли, господа спириты? Он оказался способен преодолеть расстояние в полгорода, препятствие в виде нескольких замков, отделяющих его от девичьей спальни, а также собственную бестелесность – послания господина Морозова были написаны твердою рукою на плотной бумаге! И почерк фантома, и слог были неотличимы от почерка живого медиума!

Не правда ли, это было бы так похоже на скабрезные шутки – если бы дух господина Морозова не имел способности действовать отдельно от тела. Вот что значит любовь!

Вы спросите: откуда же я узнал столь интимные подробности? Ими со мною любезно поделилась девица Прозорова, принесшая свою естественную стыдливость в жертву науке, за что я вместе со всеми читателями выражаю ей глубочайшую признательность.

Будьте же со мною до окончания этой истории, а я остаюсь с вами.

Жаждущий истины, скромный

Г. Светоч”.

Василий дочитал заметку до конца, шевеля губами – он сам не осознавал этого: каждое слово резало его как ножом. Впрочем, едва ли он мог бы поразить собрание содержанием этой статьи. Несомненно, газету уже пустили по кругу; может быть, не один раз.

Молодой человек медленно скомкал “Русское слово” и надорвал. Глаза его остекленели. Он сейчас напоминал собственную восковую статую.

– Ах ты, животное, – пробормотал Василий. – Падаль подбираешь! Тварь!..

– Василий Исаевич, – отважился заговорить второй редактор.

Несмотря на, вне всякого сомнения, оскорбительное содержание статьи, никто и не думал насмехаться или возмущаться. Все были только крайне заинтригованы.

– Василий Исаевич, это правда? – спросил второй редактор.

Василий посмотрел на него так, точно не верил собственным ушам.

– И вы полагаете, милостивый государь, что человек чести ответит на подобный вопрос? –процедил он, бледный как смерть. – Никогда больше не смейте подступаться ко мне с такими подозрениями! Долой!..

Он швырнул газету на пол, потом подошел к своей конторке и сел. Бессмысленно уставился на груду бумаг, собравшуюся в его отсутствие на столе. Красивая длиннопалая рука его скользила по волосам, то захватывая темные пряди в горсть, то отпуская, а склоненное лицо было сокрыто от товарищей.

– Какой позор. Какое бесчестье, – прошептал Василий.

Любопытство и страх его сотрудников, в какой-то степени, сменились сочувствием.

Второй редактор подошел к Василию и осторожно коснулся его плеча; Василий вздрогнул и посмотрел на него со злобой.

– Что вам нужно?

– Василий Исаевич, прошу вас, не портите себе кровь. Это обыкновенная выдумка, мы все понимаем, – умоляюще проговорил тот.

Василий сухо рассмеялся.

– Обыкновенная выдумка! Прошу не беспокоиться!

Он опять схватил себя за волосы.

– Я бы подал в суд на эту газетенку, но что толку? – прошептал молодой человек. – Все равно все уже читали ее. А этот журналист, несомненно, просто мелкая шваль без всякого звания! Боже! Чем я провинился?

– Василий Исаевич, забудьте это, – ласково, почти заискивающе проговорил второй редактор; он растерянно улыбался. – Все же понимают, что такого не может быть, в этой глупой заметке даже не может быть состава оскорбления…

Василий взглянул на коллегу, и тот сразу же умолк.

Конечно, такого не могло быть – как не могло быть и медиумизма. Это невозможное три недели назад наблюдала вся редакция.

А теперь, глядя на страдания Василия, его сотрудники уже исподволь укреплялись в том, что “Г. Светоч” и в этот раз сказал о нем правду…

Василий мрачно погрузился в работу, и тогда остальные тоже занялись своим делом. Спустя некоторое время они даже смогли продолжить нормально переговариваться, словно ничего не случилось. Но все понимали, что ничего уже не будет как прежде. И лучше кого бы то ни было это понимал сам Василий Морозов.

Даже если он никоим образом больше не поразит окружающих, того, что уже произошло, не смыть с него ничем.

Даже кровью.

***

Игорь Морозов и Женя сидели рядом в гостиной в доме Прозоровых. На лице Жени было страдание. Игорь обнимал ее за плечи, поглаживая ее тонкие ослабевшие руки, сжимая их. Женя давно уже охотно принимала его ласки, но сейчас была безучастна.

– Игорь, это ужасно, это просто ужасно, – прошептала она. – Я не понимаю, как ты еще можешь видеться со мной. Я теперь в грязи с головы до ног.

Девушка всхлипнула.

– Я… никогда не откажусь от тебя, что бы ни случилось, – прошептал Игорь. – И мы тоже осквернены. Но мы должны стать выше этого, как ты сама говорила, о нас сплетничают низкие люди без всякого благородства, будь то по крови или по воспитанию…

Женя засмеялась, уткнувшись головой жениху в плечо.

– Милый Игорь, ты говоришь так, словно в этой статье нет ни слова правды… Ха-ха-ха… Боже, какая я была дура! Помнишь, Раскольников оправдывал себя тем, что старуха-процентщица, которую он шваркнул топором, не человек, а вошь? Вот этот Светоч и есть вошь, которую не грех раздавить! А ведь я его привечала, здесь, в этом самом доме!..

– Подожди…

Игорь схватил ее за руки и сжал их, но Женя продолжала истерически смеяться.

– Женя!

Она затихла, глядя ему в глаза.

– Ты говоришь, что знаешь его?

Женя моргнула, точно не понимая, о чем ее спрашивают. А потом улыбнулась и с опозданием кивнула.

– Ну да, знаю. Знаю. Это Миша Кацман, мой приятель, – весело пояснила она, точно речь шла о забавнейшем предмете. – Я вместе с ним устраивала спиритические сеансы в нашем доме, представляешь? А теперь вот… пожалуйста…

Женя махнула рукой в сторону газеты и опять закатилась смехом.

– Он обо мне все и… распространил, – выдавила она. – Больше никто просто не мог этого знать.

– Женя, но на него нужно подать в суд! – воскликнул побледневший Игорь.

– Да брось, – ответила Женя, утирая выступившие от смеха слезы. Она была уже опять мрачна. – Ничего ты не докажешь. Миша большой умник. И, как бы то ни было, не он написал эту статью, Миша никогда не имел отношения к журналистике…

– Успокойся, милая, успокойся.

Игорь прижал ее к себе, покачивая, точно ребенка. Он поцеловал ее волосы.

– Женечка, мы с тобой уже давно вместе… Но все еще не обсудили окончательного шага. К чему мы идем?

– Ты о чем? – спросила Женя.

Она затихла на его плече. Она могла бы быть в его объятиях вечно – так спокойно, так надежно.

– Ты прекрасно знаешь, о чем, – с легкой досадой отозвался Игорь. – Ты подаешь мне надежды, которые все более укрепляются, но избегаешь серьезного разговора. Ты знаешь мои намерения относительно тебя. Хочешь ли ты стать моей женой?

Женя молчала.

Хочет ли она стать его женой?

Если не он, то кто же? Если не сейчас, то когда?..

Но не будет ли это нечестно по отношению к Игорю?

– Игорь, ты мне очень нравишься, – прошептала Женя. Он крепче прижал ее к себе в ответ на эти слова, и она почувствовала вину. – Но я не знаю, так ли я люблю тебя, чтобы сделать тебя счастливым, – шепотом прибавила девушка. – Не знаю, что будет через месяц, два. Если мы обвенчаемся, ты ведь не согласишься расстаться…

– Конечно, нет! – возмущенно прервал ее жених. – Женя, ты слишком много сомневаешься, мучаешься мелочами. У тебя такая натура. Но мои намерения тверды! Ты согласна стать моей женой?

– Да, – тихо сказала Женя.

Игорь схватил ее руку и стал осыпать эту руку поцелуями, от пальцев до плеча.

– Женечка… Милая…

Она чуть не поддалась порыву отнять руку.

– Игорь, я согласна, но не знаю точно, когда, – быстро проговорила Женя. – Не торопи меня! Я должна решить!

– Конечно, Женя!

Жених прижал ее к себе и припал к ее губам, целуя ее почти до боли.

Потом так же крепко прижал свою избранницу к груди.

– Когда тебе будет угодно.

Она молчала. А в голове почему-то билась мысль: никогда.

Женя уже давно не могла ничего писать.

***

Василий работал уже почти неделю, и эта неделя прошла спокойно. Ничто не тревожило его: ни сплетники, ни собственные способности. Может быть, эти способности пропали после болезни?

Если так, то прекрасно.

Молодой человек даже подумывал, что мерзкая статья могла сослужить ему хорошую службу: самый тон ее подразумевал скорее житейскую непристойную историю, чем настоящий медиумизм. Да, теперь Василий думал, что целью журналиста, расставившего ему сети, было ниспровергнуть спиритические явления. Он мог бы помешать ему в этом, явившись в редакцию “Русского слова” и потребовав судебного разбирательства; мог бы дать пощечину этому Светочу… Но теперь Василию не хотелось вмешиваться в события. Он только поднимет шум вокруг своего имени. Большинство читателей и так этой заметке не поверит.

Если к прошлой статье еще прилагалась фотография, вещественное доказательство, то эта была голословной. И журналист порол слишком явную чушь. Нет, лучше не трогать его. Не лезть… в нужник.

Василий заметил даже, что в эту неделю никто больше не ломился к ним в дом. Разочаровались? Превосходно! Может быть, ему даже повезет и его забудут!

Он спокойно закончил работу в пятницу, сложив портфель. Василий собирался домой позже всех, и не спеша оделся, пользуясь своим одиночеством. На лице его даже появилась задумчивая улыбка.

Боже, как же это хорошо – быть нормальным человеком.

Он вышел на улицу не торопясь. Был уже март, и теперь Василий шел с непокрытой головой, не опасаясь простудиться. Да и ту болезнь, скорее всего, он схватил из-за… медиумизма. Хоть бы этот медиумизм провалился в тартарары. Навсегда.

Василий так задумался, что не услышал, как его окликнули.

– Василий Исаевич! – повторил тот же женский голос. Он остановился с изумлением.

– Что вам угодно, сударыня?

Перед ним стояла красивая, роскошно одетая молодая женщина – блондинка с сияющими синими глазами. Он видел ее лицо, потому что она откинула длинную вуаль; а волосы видел, потому что она через мгновение сняла шляпу совсем.

– Кто вы? – с недоумением спросил Василий.

– Ваша вечная поклонница, – прошептала дама. – Боже! Как он прекрасен! Вы намного лучше, чем на этой гадкой фотографии!

Ничуть не стесняясь, она подняла руку и провела нежным пальчиком по щеке Василия. Он вздрогнул.

– Что вы делаете?

– Я знаю, вы не откажете мне, – прошептала дама. Она задыхалась, словно от волнения или страсти.

И вдруг закинула обе руки Василию на шею, так крепко обхватив его, что он от растерянности не смог вырваться.

– Суд…

– Вы мое божество, – прошептала графиня Шувалова и припала к его губам долгим поцелуем.

========== Глава 21 ==========

Губы у нее были сладкие, влажные и нежные, и графиня с торопливой жадностью пыталась раздвинуть ртом губы Василия, точно боясь, что сейчас вожделенный миг прервется. И в самом деле. Через несколько мгновений Василий оттолкнул даму, без жалости ударив ее в пышную грудь.

– Что вы себе позволяете?..

На лице его было изумление, смешанное с отвращением. На лице графини – тоже изумление и какое-то жалобное выражение.

– Господин медиум, – прошептала она, – я боготворю вас – поверьте мне… Вы даруете мне благоухание райских садов…

Василий усмехнулся.

– Охотно верю. И что же из этого?

Он поднял руку к губам, и только сделав над собою усилие, удержался от того, чтобы вытереть их. Графиня следила за ним неотрывно, и теперь на ее смазливом лице появилась какая-то детская обида. Несомненно, она не привыкла, чтобы к ее чарам проявляли такое равнодушие.

– Возможно, вы не догадываетесь о том, кто я, – прошептала она. – Но я очень богата и знатна. Я принадлежу к древнейшей дворянской фамилии, а муж мой еще знатнее меня.

– А, так вы замужем? – прервал ее Василий. – Кто вы? Баронесса? Графиня?

Отвращение на лице его при этих словах еще увеличилось – никакой титул не мог в его глазах перевесить измену супружескому долгу.

Прежде всего, со стороны женщины.

– Я графиня Шувалова, Анна Николаевна, – с видом оскорбленного достоинства сказала дама. – И я готова принести свое доброе имя в жертву вам. Только будьте благосклонны! Вы не знаете, чего мне это стоило, увидеть вас, – лицо графини вдруг исказилось, и она судорожно схватила за руку Василия, который от неожиданности не смог ей противостоять.

– Василий Исаевич, мой муж – истинный Отелло! – зарыдала Анна Николаевна. – Узнав о новом чудотворце русской земли, я не могла с тех пор думать ни о чем другом, только о вас, денно и нощно! Я рвалась к вам, как птица из золотой клетки! Но мой муж не понимает запросов моей души!..

Графиня прижала руку Василия к губам, потом прижала его ладонь к своей щеке, с видом мучения и одновременно блаженства.

– Боже, я могла бы сейчас умереть, – прошептала она. На щеках ее блестели слезы. – Спасите меня…

– Ваше сиятельство, – сказал Василий, слегка испуганный этой экзальтацией. – Прошу вас, успокойтесь! Нас могут заметить!

– Да, да, вы правы, – быстро согласилась графиня. – Нам нужно где-нибудь уединиться. Только не откажите мне! Умоляю!..

Василий испугался, что эта сумасшедшая вот-вот забьется в конвульсиях прямо на улице. До сих пор такие женщины ему не встречались, за что молодой человек только сейчас горячо возблагодарил бога.

– Хорошо, Анна Николаевна, я согласен, – проговорил Василий. – Только нам нельзя идти по улице вместе. Назначьте место, куда я мог бы прийти для беседы с вами. Мы поговорим и расстанемся.

Графиня Шувалова кивнула. Сквозь слезы ее блеснула улыбка. Сейчас она была чудо как хороша – если бы не была малахольной.

– Вы возвращаете мне жизнь, – прошептала Анна Николаевна. – Господин медиум, приходите через пятнадцать минут в сквер. Это недалеко отсюда, вон…

Она показала рукой.

– Да, я знаю, – прервал ее Василий, досадуя все больше и больше. Он сознавал, что в обращении с этой нервной дамой следовало бы проявлять большую мягкость, но все сильнее нервничал сам, понимая, что отвязаться от нее будет очень непросто. – Я приду, ждите меня, ваше сиятельство.

Он поклонился и не мешкая направился прочь.

“Тысяча чертей, это заноза, от которой век не избавиться! Еще и муж у нее ревнивец! Господи, что делать?”

Графиня Шувалова смотрела Василию вслед, стоя там, где он ее оставил, точно совершенно лишилась своей воли. Губы ее шевелились, словно женщина шептала молитву. Казалось, что она молится медиуму.

Василий явился в сквер раньше графини – там было пусто. Снег почти стаял, обнажив землю, голые ветки сирени торчали вокруг. Они ничего не скрывали.

Молодой человек сел на скамью.

“Быть может, она не придет?”

Но долго питать надежду ему не пришлось – на дорожке показался силуэт светловолосой женщины в черном каракулевом пальто. На плечах ее покоилась черно-бурая лиса. Графиня была, несомненно, очень красивой и модной дамой.

Она несколько мгновений стояла в нерешительности – потом медленно направилась к медиуму, застенчиво склонив голову, точно девушка, идущая на первое свидание. Анна Николаевна приблизилась к Василию вплотную, так что чуть не коснулась его колен; на мгновение он ужаснулся, что эта дама вздумает стать перед ним на колени. Только не хватало получить свидетелей такой сцены!..

Но Анна Николаевна кротко села рядом.

Несколько мгновений между ними царило неловкое молчание – вернее, это Василий чувствовал неловкость и стыд, а дама, казалось, упивалась этими минутами. Взгляд ее скользил по его фигуре. Она словно все больше и больше светилась изнутри от присутствия своего идола.

Наконец Василий не выдержал.

– Чего вы хотите, ваше сиятельство?

Графиня вдруг подалась к нему, сложив руки; лицо ее просияло.

– Василий Исаевич, сделайте для меня чудо!

Он чуть было не расхохотался во весь голос; но удержался, вспомнив, с кем имеет дело. Василий прикусил язык чуть ли не до крови.

– Мадам, это невозможно, – сухо сказал он. – Позвольте откланяться.

Он чуть было не встал, но Анна Николаевна порывисто положила руку ему на колено.

– Вы обиделись на мой первоначальный порыв, – прошептала она. – Я больше не буду! Клянусь! Вы для меня святыня, которой я никогда не коснусь без вашего разрешения!

Рука ее при этом скользила по его колену, вверх и вниз. К своей величайшей досаде, Василий почувствовал, что его тело начинает предательски откликаться на эту ласку. Он быстро отстранился.

– Анна Николаевна, мои… способности не зависят от моей воли, – быстро и сухо сказал он, не глядя на бесстыдную даму – может быть, бесстыдную бессознательно. – Эти явления возникают самопроизвольно. Вы понимаете?

Василий взглянул на графиню. На лице ее застыли недоверие и обида.

– Вы меня не обманываете?

Он покачал головой.

Графиня судорожно вздохнула, почти всхлипнула. Сжала руки в перчатках.

Василий приготовился к истерике; он выругался про себя всеми известными словами. Но дама удержалась.

Она грустно склонила белокурую головку. Тут Василий обратил внимание, что шляпа ее с вуалью осталась где-то позади – должно быть, графиня ее потеряла и даже не вспомнила об этом.

“Вот навязалась на мою голову!..”

– Я понимаю, господин медиум, – печально и почти спокойно, как нормальные женщины, проговорила Анна Николаевна. – Ваш дар зависит от господа бога, и теперь ему было угодно его отнять.

Она вздохнула и благочестиво перекрестилась. Василию опять стало не по себе.

Графиня взглянула на него своими прекрасными синими глазами.

– Что ж, тогда у меня к вам будет еще одна смиренная просьба, – проговорила она. – Позвольте мне видеться с вами до тех пор, пока ваши способности не вернутся к вам, чтобы я могла наблюдать их. Вы согласны?

“Ни за что!” – чуть не выкрикнул Василий.

Но он удержался. Анна Николаевна была все равно, что мина.

– Мадам, я женатый человек, – сказал Василий. – А вы замужем. Вам не кажется, что мы оба ведем себя предосудительно?

– Свет мог бы осудить нас, Василий Исаевич, – горячо прервала его графиня. – Но я делаю это из благороднейших порывов! Я жду от вас знамения, как в библейские времена их ждали от пророков!..

Она замолчала, тяжело дыша.

Василий вежливо ждал, про себя иронически улыбаясь. Он намного лучше этой дамы понимал ее благочестие. Оно было сродни страстям, которые одолевали монахинь в кельях – экстаз этих женщин больше всего напоминал любовный.

Но говорить такое Анне Николаевне было ни в коем случае нельзя.

– Василий Исаевич, не откажите мне, – прошептала она. – Хотите…

Графиня чуть было не встала, и теперь уже он удержал ее. Она хотела упасть перед ним на колени. Василий снова про себя проклял все на свете.

– Согласен, – угрюмо сказал он. – Как вы устроите это, чтобы обо всем не узнал ваш супруг?

Анна Николаевна серьезно задумалась, прикусив пунцовую губку.

– Я буду посылать вам записки, – проговорила она наконец. – Тогда, когда Пьер будет в отъезде. Не бойтесь, он ничего не узнает…

Василий закатил глаза.

– Только короткие свидания, только немного надежды, – умоляюще прошептала дама, положив руку ему на локоть. – Вы ведь не откажете страждущей душе? Это не по-христиански!..

– Хорошо, хорошо, – прервал ее Василий. – Согласен!

Анна Николаевна счастливо рассмеялась, потом вдруг подалась к нему и стиснула в объятиях. Мягкая грудь ее прижалась к его груди, а полураскрытые губы снова оказались у его губ.

– Мой пророк! Спаситель! – прошептала она и быстро и жадно поцеловала Василия.

А потом поднялась и скользнула прочь, черная и гибкая.

Василий остался на месте, низко склонив голову. Он вцепился себе в волосы и застыл так надолго.

***

Саша была дома, когда мать сообщила ей о приходе Жени.

Отяжелевшая, лишившаяся всякой грации, отличавшей ее в девическую пору, Саша отложила вязание и направилась встречать Женю. Она лениво попыталась угадать, с какими новостями Женя может прийти. Почему-то ей стало заранее жалко подругу.

“Ну что, что она может до дела сделать?”

Увидев Женю, Саша в первый миг ее не узнала.

Женя словно повзрослела на несколько лет – строже стало лицо, изящнее походка… даже черты ее стали привлекательнее. Да, Женя стала взрослее и женственнее. И одета была заботливо как никогда – на ней было платье из лиловой тафты, с воротничком из дорогих кружев, ажурные чулки, даже на голове было навито какое-то замысловатое сооружение.

– Привет, Женька, что с тобой такое? – удивленно проговорила Саша.

А Женя смотрела на Сашу и в свой черед жалела ее.

– Ты сначала о себе расскажи, – произнесла она.

Женя сделалась какой-то загадочной – раньше лицо ее можно было читать как открытую книгу, а теперь она откуда-то научилась женскому актерству. “Уж не жених ли?” – кольнула Сашу мысль. Она тут же отбросила эту идею. Не может быть.

– Да что же я могу рассказать? – с тяжелым вздохом сказала госпожа Зыкова. Почему-то она почувствовала зависть к Жене – учуяв ветерок новизны, который та принесла с собой. – У меня все по-прежнему, – произнесла Саша, кладя руки на тугой живот.

– Муж не обижает? – спросила Женя.

По лицу Саши пробежала тень.

– Нет, – сказала она после небольшой паузы.

Они с мужем жили теперь почти полностью раздельно – как будто в разводе. Ираклий не трогал жену, ни как обидчик, ни как муж. Впрочем, и Саша Ираклия давно уже не трогала, довольствуясь тем, что могла с него иметь – деньги и супружеский статус. Саша теперь закрывала глаза на мужнины похождения на стороне.

Что же с этим поделаешь?

– Не будем… “о грустном”, – чуть было не закончила хозяйка; она вовремя остановилась. – Не будем об этом, – поправилась Саша. – Ребеночек у меня уже большой, надеюсь, что уродится в нас, Виргинских… Хорошо бы был мальчишка…

– Да, – согласилась Женя.

Она смотрела на Сашин живот и думала, что при своей комплекции ее красивая подруга безвозвратно испортит фигуру материнством. Таким женщинам, как Саша, очень трудно сгонять вес.

А как Саша будет жить дальше?

Женя представила себе череду все более и более тусклых лет – в одиночестве, с ребенком-безотцовщиной на руках, вероятно, в нужде… С возрастом придут болезни, все большее и большее утомление жизнью… А если Ираклий вновь принудит жену к супружеским отношениям – и она еще родит?

“О боже, боже, я никогда бы не хотела себе такой судьбы…”

– А ты что сегодня такая? – спросила Саша.

В ней вдруг проснулись любопытство и подозрения. В жизни Жени действительно произошли какие-то большие перемены – Женя была изящно одета, с вниманием ко всем деталям туалета, от чулок до сумочки. Она была надушена. Осанка ее поддерживалась не одним только корсетом – теперь Женя гордо держала свою худую спину. Даже очки свои она сегодня несла на носу как Серафима Афанасьевна: так, словно гордилась ими.

Саша знала только одну причину, которая могла бы так переменить женщину. Но с Женей это предположение никак не вязалось.

– Женька, у тебя любовь, что ли? – спросила Саша наполовину в шутку, скрывая за этим тоном свою зависть.

Женя кивнула, опустив глаза. У нее не только глаза были красивые, а еще и ресницы длинные, темные.

– Да, – сказала она. – У меня роман с Игорем Морозовым.

Щеки ее оттенил румянец. И только тут завороженная этим сообщением Саша опомнилась и ахнула.

– Да что ты говоришь!

Внезапная зависть впилась в ее сердце, как шип. Саша, ощутив счастье Жени почти как свою боль, схватилась за беременный живот. Но и этот “смысл жизни” под сердцем теперь не помогал, не утешал.

Саша вдруг ощутила себя обделенной, упустившей свое – навсегда.

– Я рада за тебя, – севшим голосом сказала она.

Женя взглянула на нее и вдруг поняла, как была жестока.

Она снова побледнела, губы сжались в полоску.

– Не завидуй, может, у нас еще ничего и не сложится, – сухо сказала девушка. – Ты же знаешь, какая я сумасбродка. Какой мужчина сможет ужиться со мной?

– Да я вовсе ничего не говорю, что ты! – воскликнула Саша, но Женя только рассмеялась. Вот она, женская дружба – до первой крупной удачи одной из подруг…

– А что у Морозовых сейчас происходит, ты знаешь? – спросила Женя. – Ты помнишь, что писали в газетах о Василии? Это может быть вовсе не такая удачная партия.

Саша вежливо улыбнулась, потом опустила глаза и стала перебирать свое платье. Вскоре руки ее замерли, а улыбка сошла с губ.

Обе понимали, что, как бы то ни было, красивый, благородный Игорь Морозов – несравненно более удачная партия, чем пошлый, ограниченный, мелочно-эгоистичный разночинец Ираклий Зыков.

– Ты, наверное, спросишь, что он во мне нашел? – растерянно сказала Женя – ей почему-то хотелось сейчас утешать подругу, все больше принижая свое достижение. – Я сама не знаю, честное слово…

– Возвышенную душу, наверное, – сказала Саша.

Она всю жизнь смеялась над этим выражением, над всяким “сродством душ”, и ей было непривычно и горько признать, что такое бывает и имеет в любви большую силу.

Женя осторожно, с жалостью и нежностью обняла Сашу. Та уткнулась разгоряченным лицом ей в висок.

– Брось-ка ты, что бы я была за подруга, если бы стала тебе сейчас душу травить, – прошептала Саша. – Я правда рада за тебя. Очень рада.

Это была правда. Но еще больше Саша сейчас жалела себя.

– Когда у вас… счастливое событие? – скрывая свои чувства за усмешкой, спросила она. – Уже назначили?

– Да, – сказала Женя.

Если бы Саша могла сейчас обращать на это внимание, она бы заметила, что это “да” далось Жене с усилием – как будто она только сейчас что-то в себе переломила или выбрала путь, стоя на развилке дорог. Да так и было.

Женино беспокойство о чувствах Игоря вдруг затмилось небывало сильным желанием устроить собственную жизнь. Теперь, когда она ярко оживила в памяти пример неудачной женской судьбы…

– Мы поженимся через две недели. Помнишь? Как у вас было, – жестко проговорила Женя, сознавая, что, наверное, ранит этим Сашу.

“Надоело! И он сам сказал мне – когда мне будет угодно. И так будет! Хотя бы что-то в жизни будет, как угодно именно мне!..”

– Поздравляю, Евгения, это просто прекрасно, – сказала Саша. На когда-то красивом, а теперь отечном лице ее появилась улыбка. – Пригласишь меня?

– Конечно, если тебе можно, – сказала Женя.

Саша рассмеялась.

– Хоть что-то мне должно быть еще можно!

Смех перешел во всхлип; Саша вдруг замерла, взявшись за лоб.

– Прости, я ничего…

– Саша, может, водички? Тебе помочь сесть? Тебе плохо?.. – наконец всполошилась Женя.

Саша мотнула головой.

– Все хорошо, просто голова закружилась…

Она посмотрела на Женю и натянуто улыбнулась.

– Пойдем, я достану шампанское, маму позову. Надо же это как-то отметить.

– Тебе нельзя пить, – предостерегла ее Женя.

Саша нервно пригладила волосы; потом вдруг, наморщив лоб, приставила ладонь к горлу.

– У меня эти “нельзя” уже вот где сидят. Сегодня особый случай. А уж тебе грех не выпить.

– А я не могу, у меня от спиртного голова болит, – сказала Женя. Посмотрела на Сашу, и вдруг ей стало стыдно.

Почти все в жизни делалось потому, что так было надо, но иначе ведь и нельзя. Женя улыбнулась Саше. Да, она счастлива, она должна быть очень счастливой.

Когда новость сообщили Нелли Георгиевне, та обрадовалась, казалось, гораздо больше Саши. Глядя на благополучную госпожу Виргинскую, Женя неожиданно подумала, что счастье дочерей и матерей – разное и достижимо раздельно. Как странно! Она всегда думала, что матери должны быть единым целым с детьми! А госпожа Виргинская даже не знала, какую супружескую жизнь на самом деле ведет ее Саша, хотя жила с нею под одной крышей!

– Женечка, а как твои сочинения? – вдруг спросила Нелли Георгиевна, когда они откупорили шампанское.

– Сочинения?

Удивительно – Женя совершенно об этом забыла, хотя писательство уже давно было центром ее жизни!

– Я не знаю, – проговорила она упавшим голосом.

Теперь при мысли о “сочинениях” Женя думала прежде всего о Василии Морозове.

Вдруг Жене захотелось как можно скорее оказаться замужем за Игорем Морозовым. Как будто в самом скором времени должно было произойти что-то, что сделает эту свадьбу невозможной.

========== Глава 22 ==========

Карусель закружила Женю, вскружила ей голову, лишив последней возможности для отступления. Она всегда была неуверенной в житейских делах. А теперь – как будто передала себя в руки Игоря Морозова, почти силой отобравшего у нее волю к самостоятельным действиям на неизведанном поприще.

Она сказала Игорю о своем решении на другой же день после того, как вернулась от Виргинских. Женя испытывала странное и, наверное, оскорбительное для своего жениха чувство. Она наблюдала за ним как естествоиспытатель – естествоиспытатель, препарирующий человеческие характеры вместо тел…

Женя обрадовалась, смутилась, когда счастливый Игорь подхватил ее на руки и закружил, а потом прижал к себе, осыпая поцелуями. Но ее “я”, в самой глубине души, наблюдало за возлюбленным с холодным интересом.