Текст книги "Измени себе со мной (СИ)"

Автор книги: MAD Gentle Essence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

– Что ты несешь, Билли? – хриплый шепот Тома, и еще одна неудачная попытка развернуться.

– Уймись, Том, я же просил! – прикушенная зубами мочка, шипение. – Остынь.

И снова горячее движение между ягодиц. Задушенный стон...

– Я убью тебя, Картрайт!

– Перестань, Том. Перестань... Хочешь, я тебе открою секрет? – поцелуй чуть ниже уха, в скулу. – Этот мальчик, которого ты видел... Ты наивно веришь, что он мог быть сверху?

Том сглотнул, мало что понимая, но почему-то бросило в жар.

«Снова он об этом парне. Зачем?... Блядь, да что же это такое! Что он имеет в виду?»

– О чем ты? Что за хрень ты несешь?

– Что я несу? – Билли засмеялся. – О, это не хрень, милый! Но сейчас не об этом – ты так мне и не ответил на вопрос.

– Не понимаю я твоих вопросов, – выдохнул Том.

Билли увидел, как на красивой, такой близкой, немного шершавой скуле, напрягся желвак. Том начинал не просто нервничать, он уже злился. И Уильяму это безумно нравилось. Нравилось играть с огнем.

– Не понимаешь? – прошипел он в ухо, касаясь его губами и горячим дыханием, – так я объясню... Тот парень, Томми... Я трахал его... Я! Следишь за мыслью? И ему это очень нравилось! Можешь мне поверить.

Том замер, чувствуя болезненно сжавшееся нутро. Он пытался переварить эту информацию. Пересохло в горле, стало трудно дышать, когда он вдруг понял, что Билл не врет, понял, что секс, в который он не поверил до конца – все-таки был!

«Билл? Трахал кого-то?»

И, как наяву, перед глазами встала сегодняшняя встреча в баре, когда тот смазливый парень так преданно улыбается и тянется губами к щеке ЕГО Билли.

«Блядь! А ведь не врет, сука... НЕ ВРЕТ!!!»

Стиснутые до боли веки, и ногти, даже коротко остриженные, впиваются со всей силы в ладони, оставляя красные отметины.

Билли, почуявший всем своим существом – только что до Тома все-таки дошло, о ЧЕМ тут речь – вдруг понял, что ходит по лезвию ножа. Липкий страх, коснувшийся холодной ладонью спины, заставил внутренне сжаться. Но, не смотря на это, Билли очень ясно сознавал – он все равно будет играть до конца.

– А тебе... – процедил Том сквозь зубы. – Тоже... как и ему? В кайф?

– Ну да... Еще бы... Мне – ОСОБЕННО. Так, я к чему это все, милый… Может, не будешь сопротивляться? – еще одно движение бедрами, твердый член, упирающийся немцу между ног. И так не безграничное терпение Трюмпера с громким треском лопнуло.

– Дрянь!

То ли рычание, то ли хрип, и выдирающееся из-под Билла сильное тело, грубый захват, быстрая, но ожесточенная борьба, уже не на шутку. Короткий вскрик, когда за спину заломлена тонкая рука...

– Блядь! Больно же!!! Том, скотина!

– Правда? Больно? Так не рыпайся, – не отпуская руки дергающегося под ним Билла, Том окончательно освободился от только мешающих ему джинсов и белья, и точно так же, как минуту назад на нем лежал Билл – теперь сам устроился сверху.

– Ну? Так, что ты там говорил? – Том свободной рукой убрал волосы с лица Уильяма.

– Что слышал! – новая попытка скинуть Тома, и шипение от боли в чуть сильнее заломленной руке. – Бля!!! Больно, говорю!

– А я тебе предлагаю – лежи спокойно! И повтори мне, что сказал до этого? Что-то... типа... кого ты там трахал, Уильям? Самому не смешно? – Том пытался быть сильным и говорить уверенно, хотя бы для самого себя.

– Не смешно ни разу! – резкий рывок, рука, наконец, свободна, но теперь плечи были намертво придавлены к постели ладонями Тома. – Упрямый придурок! Не делай вид, что ты мне не поверил!

– Хм, знаешь, Билли... По-моему, единственное, что ты мог трахать этому мальчику, так это мозг. Это ты умеешь! – теперь Том касался губами уха Уильяма, чувствуя своим телом, как напряжено его – гибкое, жилистое и такое желанное.

– Ты хорошо держишься. Браво, Томми! Поздравляю! – тяжело пропыхтел Билл. – Я же знаю, как тебя выворачивает от ревности!

«Ты даже и не представляешь, малыш, КАК меня выворачивает! И от ревности, и от... любви».

– Даже не надейся... понял? – процедил Том. – И знаешь... Как бы там ни было – меня тебе уж точно не трахнуть.

– Ты уверен? Пусти! Пусти, я сказал!!! – Билли вырывался всерьез, но игры закончились и для Тома.

Да, он ревновал, он безумно ревновал, так, что от этого кружилась голова. Он представлял, как этого горячего тела, которое он сейчас удерживал под собой, касались чужие губы и руки. И от этого готов был орать матом и скулить от безысходности.

– Твою мать, Билл!!! – Том знал, что их противостояние оставит на Картрайте многочисленные синяки, но сейчас уже было не до нежностей. – Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу сейчас?

Хриплый шепот, выдох, больше похожий на стон.

– Ты лучше расслабься, слышишь? Успокойся... А еще лучше – чтобы не на сухую – оближи, а?

Картрайт практически взвыл от этого, с одной стороны похабного для него предложения, но удивительно сексуально прозвучавшего в устах Тома...

«Оближи».

Вот только оно совершенно некстати напомнило ТОТ разговор на кухне между Томом и Михаэлем: «Он так классно сосет!»

– Не оближешь, значит? Ну, ладно... Как хочешь, – Том, все так же удерживая Билли под собой, уперся рукой в его спину, раздвинул своими коленями его бедра и направил член между его ягодиц.

– Черт! Сам себе оближи, – Билл врезал Тому локтем в бок. Тот театрально охнул.

– Ай! Бля!

– Ты хоть смажь, сволочь! Ненавижу тебя! – простонал Билл, еще раз попробовав высвободиться, но, не добившись желаемого, бессильно расслабил мышцы, потершись влажным лбом о постель, давя в себе желание зарычать.

– Вот умница! Правильно, не напрягайся так. Ты же меня хо-о-очешь, Уильям, – протянул Том, погладил его по нежной попке, чуть приподнявшись, улыбаясь, поцеловал в открывшуюся шею, прикоснувшись губами к вытатуированному черному вензелю на ней.

Потом, поплевал нарочито громко себе в ладонь, размазал слюну по члену.

– Все, малыш... Я серьезно... Хочу тебя, слышишь? – и нежный поцелуй в плечо, покрытое испариной.

«И так люблю».

Билл шумно выдохнул, дернув плечом, кусая губы, но ничего не сказал. В душе было нестерпимое раздвоение – хотелось скинуть с себя этого ублюдка и, в то же время, не хотелось, чтобы он отступал хоть на секунду. Уильям ненавидел себя за эту слабость и неопределенность, может быть, даже сильнее, чем самого Тома.

«Черт, кто бы отключил мне мою ненормальную голову? Похоже, что я мазохист… моральный».

Он и сам себе до конца не мог признаться, что хочется отдаться Трюмперу со всеми потрохами. И пусть тот делает с ним, что захочет.

«Пусть. Что угодно... Лишь бы ЕЩЕ!»

Люблю – ненавижу. Хочу – не хочу. Как же эти метания разрывали душу Билла!

А желание распирало их обоих. Этого было не скрыть ни от себя, ни, что еще хуже, от НЕГО. Поэтому Билл не стал больше противиться невыносимому немцу. Ведь чтобы проверить истинное положение дел, Тому достаточно было только просунуть под него руку – а ТАМ все просто взывало к нему, истекая смазкой.

– Ты только не дергайся. Я не хочу тебе делать больно, понял? Все будет хорошо, – пальцы скользнули вниз и осторожно, но уверенно вошли в Билла. Тот шикнул, немного напрягшись, и тут же расслабился вновь. – Все... видишь? Нормально...

Том подвигал пальцами, чувствуя, что сперма, после первого раза, все еще работает как смазка.

Билл стиснул пальцами простынь, и, если бы это была его постель, то он бы и зубами в нее вцепился, но врожденная брезгливость не позволила. Эти прикосновения пальцев Тома сводили его с ума, хотелось раскрыться навстречу, хотелось стонать откровенно, не сдерживаясь. Хотелось молить, чтобы уже вошел в него на полную, чтобы не измывался, оттягивая. Так много хотелось с НИМ!

Если не вспоминать о том, как его унизил, если забыть о том, как хотелось сделать больно в ответ, как хотелось морально растоптать. Если не думать о своей гордости, которую с таким успехом засовывает себе так глубоко, что там солнце не светит, стоит рядом появиться Томасу Паулю Трюмперу. И от этого Биллу хотелось убить самого себя.

«Блядь! В кого я превратился?»

Он еще раз попытался высвободиться из рук Тома, но, вместо этого, только рвано и так откровенно выстонал, что у Тома сердце пропустило удар. А Билл невольно, своим же движением, заставил пальцы любовника задеть ту точку внутри себя, от прикосновения к которой можно кончить на счет раз. Поэтому не смог сдержать стон удовольствия, разошедшегося по всему его телу и пожирающего в своем пламени остатки самоконтроля.

После этого Том не стал больше издеваться ни над собой, ни над Биллом, чувствуя, что он, хоть и не до конца расслаблен – все равно даст себя взять. Практически без усилий вошел в него и не смог сдержать скулеж, когда снова почувствовал плавящий жар внутри его тела, так плотно и нежно охватывающий его плоть. Несколько секунд передышки необходимой партнеру дались Тому очень непросто. Только усилием воли он заставил себя замереть, касаясь губами, зубами, языком нежной кожи плеча Уильяма, лаская при этом его вздрагивающее тело, бедра, поясницу, прогнутую под ним. Слушая их тяжелое дыхание и биение сердец, которое они прекрасно чувствовали своими телами. В тоже время, Том понимал, что упрямый Билл при первом же удобном случае все-таки попытается его с себя скинуть. Но еще знал и то, что возможность такая будет ровно до того момента, как его парня накроет настоящим наслаждением. Потом он об этом желании забудет, вернее, это желание сменится другим – до смерти захочется кончить. Вот только тогда и исчезнет опасность оказаться Томасу на полу. Ну, а пока, ему придется крепко держать ситуацию в руках, в прямом смысле этого слова, и как можно быстрее подвести Уильяма к черте, переступив которую возврата уже не будет.

И он двигался в нем, придерживая одной рукой под грудь, а другой ласкал его живот, напряженный влажный член, гладил мошонку, заставляя при этом чуть приподнимать себе навстречу бедра и открываться. С каждой минутой чувствовал, что Билл расслаблялся все больше, начинает позволять себе постанывать, сминать простынь, зарываясь при этом в нее лицом, по его телу пробегает дрожь, и самое главное – он стал отвечать бедрами на движения Тома.

Том улыбался этому.

«Я же знаю... Ты хочешь меня... не можешь не хотеть...»

И был прав. Но не представлял, КАК себя за эту слабость ненавидел сам Уильям. Ненавидел тело, которое так хотело отдаваться – и не кому попало, а именно этому подонку, ненавистному и такому любимому немцу. Который не был его, Уильяма, достоин, не ценил его так, как он того заслуживал…

Вот только Том, поглощенный наслаждением от процесса, не догадывался об этих метаниях Билла.

Уильям кончил первым. Том, ощутив, как по его ладони стекают теплые капли, блаженно застонал, чувствуя, как тело любовника содрогается под ним от оргазма. Через минуту и его накрыла та же волна дикого удовольствия рвущего мозг в клочья. Однако ему хватило ума не кончать в Билла.

А сердце долбилось как ненормальное.

Том, почувствовав отдачу обожаемого тела, которое с таким упоением брал, сходил от этого с ума, водоворотом закружились мысли, теперь кажущиеся такими правильными, такими своевременными, накрывшими его сознание от и до. Он уже знал, предчувствовал, что СМОЖЕТ!!! Понимал, что появляются для этого силы и слова буквально готовы сорваться с губ…

Вот сейчас.

Еще немного, еще минуту...

Он решался.

Он хотел – и боялся...

И спазмами скручивало мышцы пресса. Стиснув зубы, глубоко дышал, слушая свои сбивающиеся и дрожащие выдохи. А под его влажной ладонью было плечо парня, ради которого он сейчас пытался взять себя в руки. Из-за кого уже давно сходило с ума сердце, по кому так тосковал все эти дни, не зная, что будет дальше. Без кого уже не видел цели жить...

Сознание, периодически затуманивающееся, находящееся на границе с обмороком...

Пересохшие, вздрагивающие губы.

Тело кидает то в жар, то в холод.

Пальцы, касающиеся ЕГО волос, ласкающие кожу под ними. Тому так хотелось, чтобы Билли повернулся, чтобы в глаза посмотрел.

Нервно сжатое теплое плечо, все усиливающийся внутренний трепет.

И все-таки срывающийся шепот... Хриплый, глухой – Том сам его не узнал:

– Билл... Билли... Я люблю тебя, малыш... Люблю, слышишь?

И замирает сам, ни жив, ни мертв, обреченно, как приговора, ожидая реакции... Глядя в черноволосый затылок любимого, застывшего так же, в полнейшем потрясении, не до конца веря, что услышанное – не плод его давно и неизлечимо больного невозможным, невыносимым немцем, воображения...

Резкий разворот головы, взметнувшиеся волосы – и Том, почти теряет сознание от непроглядной черноты пронзительного взгляда, в которую срывается и начинает медленно падать...

***

Том сделал вдох уже тогда, когда почувствовал – задыхается.

Он сглотнул, глядя в широко распахнутые, влажно блестевшие даже при таком дурацком освещении глаза, в которых было столько всего – от детского восторга до панического испуга.

«Только не молчи! Пожалуйста...»

– Повтори?

Шепот? Хрип? Стон?

Сведенные брови, пересохшие, подергивающиеся губы, которых так хочется коснуться пальцами, и Том попытался сделать это. Билли перехватил руку Тома, нервно вцепившись в его кисть.

– Том... Я просил повторить.

Дрожащий выдох, свернувшаяся в маленькую точку душа.

– Ты думаешь – тебе послышалось? – Том вглядывался в черноту в глазах Уильяма, которая засасывала в себя, как зыбучий песок. Спасения от этого не было. – Я повторю, если хочешь. Хоть сто раз: Я люблю тебя, Билли. Я. ЛЮБЛЮ. ТЕБЯ.

Сильно сжатые пальцы Билли, держащие руку Тома, его дернувшийся кадык и резко сузившиеся глаза.

Взгляд, медленно меняющийся с восторженно-растерянного на... насмешливый?

И также издевательски кривятся красивые губы.

– Милый... Ну, явно бредишь. Ты, по-моему, с кем-то меня спутал, парень. Это я – Уильям Эштон Картрайт! Эй! Ты меня помнишь еще?

Покачивание головы, робкая улыбка, тут же растаявшая...

И обнаженное отчаяние в глазах, потому что Том всем своим существом начал понимать – Билли не собирается принимать его признание.

– Что ты... Билл! Что ты говоришь? О чем ты?

– Я – «о чем»? Я? – отпущенная рука, почти отброшенная, быстрое движение гибким телом, и Уильям оказывается сидящим рядом с Томом, ощущающим поднимающуюся панику в груди.

«Почему так? Почему?»

Уильям раздраженно выдернул из-под Тома простынь, прикрывая свои бедра.

– Блядь, он еще спрашивает! – тихое возмущение куда-то в сторону и снова взгляд на Тома.

– Какая может быть ко мне любовь, Томми? Какая? Забыл, что ты со мной только до тех пор, пока не надоем? Пока сосу классно! Помнишь? ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ СЕЙЧАС ПРО ЛЮБОВЬ? Кому ты это говоришь? Эй!!! – Билл пощелкал пальцами перед лицом Тома, делая вид, что пытается привести его в чувство. – Очнись! Я парень, если вдруг забыл на минуту! Любить парня? СМЕШНО!!!

Том слушал этот шипящий шепот, и ему все больше казалось, что все это бред чистой воды.

«Так не должно быть... Зачем он так со мной?»

– Смешно? – он оперся на локоть, чувствуя слабость, оставшуюся после секса, пытаясь не обращать внимания на боль, от долбящего в висках пульса, сел развернувшись к Биллу, так же прикрыв пах простыней, мял ее в руках. – Мне не смешно... Мне уже ДАВНО, блядь, не смешно, Билл!!! Так не смешно, что удавиться хочется!!!

Билл, не отрываясь, смотрел на Тома, чувствуя усиливающийся холод в груди. Казалось, что кровь, с самого начала встречи с Томом концентрировавшаяся внизу живота, вызывая неконтролируемое желание и не давая нормально осознавать происходящее, сейчас вернулась туда, где ей быть положено – наконец, прилила к мозгу. Сознание прояснилось – вернулось ощущение обиды, и появилось ощущение нелепости всего того, что сейчас делал Том.

– Ты же понимаешь, что все сказанное Михаэлю – неправда! Не можешь не знать!

– Не говори мне о нем... – угрожающе прошептал Билл, и Тому показалось, что он услышал, как скрипнули его зубы.

– Билли... Да послушай же ты меня! Он тут не причем, совершенно! Понимаешь? Не причем! Это все я... Это мои тараканы, мать их!

Билл усмехнулся, покачав головой, закрываясь челкой. И Томас взвился:

– Я не оправдываю себя! Я просто хочу, чтобы ты понял меня! Понял и простил, наконец! Ты же сам... ты сам меня спрашивал, как мне ТАМ, без тебя, когда ты далеко, когда я один... Помнишь? Ты же понимал, как мне нелегко быть с тобой и скрывать это. От всех скрывать! А Михаэль... Он мой друг, Билл... С первого курса колледжа… У меня до х*ра знакомых, но друг – один! И я не могу не говорить тебе о нем, иначе я просто ничего не смогу объяснить!

Том просительно смотрел на Билла, уставившегося куда-то в сторону, нервно подергивающего коленкой, то ли от злости, то ли от волнения. Несколько секунд молчания, которые дали Томасу понять, что он может продолжать.

– До тебя он знал обо мне все. От и до. Я никогда и ничего даже не думал скрывать, так же, как и о нем, я все знаю... Но это всегда было то, что я не боялся рассказать. Мы постоянно хвастались друг перед другом своими достижениями... я же баб трахал через одну, понимаешь?

Билла внутренне передернуло, он даже не сразу понял, что это был сильный укол ревности.

– Бабник чертов, – вырвалось у него, и Том даже на секунду лишился дара речи.

– Да... до тебя я был бабником... У меня были девушки, и в страшном сне я не мог увидеть, что в двадцать три года встречу парня и ... – Том поперхнулся на слове.

– Станешь педиком? – вызывающе глянул на него Билл.

– И влюблюсь в него, – наконец-то, закончил Том, упрямо не отводя взгляда, и Билл, не выдержав, отвернулся, шумно выдохнув с негодованием и недоверием.

– Я… на самом деле... Так получилось... Знаю, что, скорее всего, ты не веришь мне, после всего что произошло, но... Да, я именно поэтому рядом с тобой и не замечал никого... мне пофиг было, что кто-то может увидеть наши отношения!

У Билла в сознании пронеслись те моменты, когда они с Томом оказывались на людях. И сразу вспомнилось, как после первой проведенной вместе ночи они ехали в метро. И как Том стоял совсем рядом, почти впритык, и рука Тома лежала на его поясе. И не просто лежала, Том держал его, приобнимая. А вокруг были люди… И они не могли не видеть их. Сходящих с ума от близости друг друга. Тогда это было невероятное ощущение. Биллу казалось, что душа его еще чуть-чуть – и взлетит... Он был счастлив. Тогда.

И дальше – кино, клуб, такси... Дома у Билла, когда провожали Дэвида... Везде Билли не чувствовал напряга со стороны Тома. Наоборот. Да чего там! Трюмпер после их первой ночи, проведенной у него в квартире, не вспоминал даже, что вот-вот может прийти Михаэль.

– А потом, в то утро... Когда я понял, ЧТО Михаэль увидел, заглянув в спальню... Черт! Мне просто не нужно было сразу идти и выяснять отношения, – Том скривился и вдруг начал оглядывать их одежду, раскиданную по всему номеру. – Черт!

– Что? – не понял Билл.

– Сигареты... Пиздец курить хочу... Я же свои забыл в баре...

Билл молча сполз с постели, сделал пару шагов к своей валяющейся куртке, пошарил в карманах. А Том ласкал взглядом его обнаженное, стройное тело. Через несколько секунд рядом с изнывающим немцем упала пачка сигарет и зажигалка.

– Я возле раковины вроде бы видел пепельницу, – Билли завернул в ванную.

Нервозно выдранная сигарета, щелчок зажигалки. Жадный вдох сигаретного дыма, закрытые на секунду глаза. Лихорадочное состояние, которое невозможно унять...

Мягкое колыхание постели – он снова рядом.

– Спасибо, – поблагодарил Том, глядя на простенькую пепельницу, поставленную рядом с ним.

– Травись, не жалко, – усмешка в ответ, и Том кивнул, опуская голову.

– Добрый ты...

– Иногда. И не со всеми, – процедил Уильям сквозь зубы.

– Да, наверное... – снова глубокая затяжка. Взгляд Билла на тонкие пальцы, зажавшие сигарету.

– Знаешь, там, на кухне, когда Михаэль начал кидать мне в лицо, кем я стал, – продолжил Том этот неприятный разговор. – Я ведь понимал, что он прав. Понимал, что, пойдя на эти отношения с тобой, мне придется смириться с тем, КЕМ я теперь буду для всех тех, кто узнает о нас... И мне было не важно, как они к этому отнесутся... И я даже как-то держался, пока...

– Пока что? – не выдержал Билл и забрал сигарету у Тома, затянулся сам, надеясь, что ему хватит одной затяжки, чтобы приглушить желание курить.

– ...пока ты не появился на кухне, – выдавил Том, следя за тонкими пальцами, так бесцеремонно отобравшими у него сигарету, и за искусанными губами Уильяма, обхватившими фильтр, отлично понимая – то, что он говорил, похоже на дебильное оправдание, перекладывание вины на чужие плечи, но Том не мог этого не сказать.

Билл впился в него колючим взглядом.

– Блядь! Я так и знал! Конечно, во всем я виноват! – злая усмешка, возвращенная сигарета.

– Твою мать, Билл! Ты можешь просто выслушать? – Том вцепился свободной рукой в локоть Билла, сжимающего собственную лодыжку. И тот, вывернувшись, освобождаясь от захвата, выдохнул, но промолчал.

– Может, ты вспомнишь, в каком виде ты появился там, а? Практически голяком, в расстегнутых джинсах! А они и так у тебя едва член прикрывают!

– А... ну да! Конечно! И после этого ты МНЕ говоришь, что не ищешь оправданий? – теперь Билл сам схватился за сигареты, понимая, что единственная затяжка только сильнее раздраконила «на покурить».

– Блядь! – выругался он, безуспешно щелкая зажигалкой, держа губами сигарету. – Ну же, сука!!!

Том забрал зажигалку и с первого раза выбил огонек.

– Псих, – тихо, прикуривающему Биллу, но почти себе под нос.

– Сам псих! – выдох вверх. – Джинсы ему мои помешали, видите ли! Голяком, да? А он там как, не грохнулся в обморок, увидев парня в одних джинсах, когда я ушел? Нашел, чем оправдываться!

– Твою мать, Билли! Да пойми же ты! Я просто пытаюсь объяснить тебе, почему все так произошло! – Том смотрел, как Уильям лихорадочно затягивается, издевательски поддакивая при этом. – Ты же... и одетый – сексуальный, дальше некуда... А вот так, с постели? Черт! Билли, да пойми же ты меня! Там, когда мы были в моей комнате – это одно. И Михей, блин, хоть и с благородной целью полез ко мне, но все-таки... блин... ему надо было дождаться, пока я сам открою дверь. Блядь, ну и нарвался... Вроде как, он сам виноват. А то, что ты потом вот так на кухню выперся... Это выглядело демонстративно, понимаешь? И его это спровоцировало... Не все же это воспринимают так, как я! Кого-то от этого может и воротить!

– А! Вон что! Том, я тебя понимаю, – Билл, криво улыбаясь, нагло выдохнул в лицо Тому.

– Билл... Ты дрянь, Билл, – Том, щурясь от табачного дыма, смотрел на черноволосого нахала. – Я же не упрекаю тебя! Я хочу, чтобы ты понял... Он же, Миха, потом, так со мной пренебрежительно, после твоего прихода… Как с мразью...

Том не выдержал и застонал, вспомнив, как ему тогда резануло по нервам, то с какой брезгливостью его друг бросил ему пачку сигарет.

– И все – меня переклинило, нах... Я потерял всякий контроль над собой. Вот тогда меня и понесло, тогда я не был готов… Это было для меня слишком... И я не мог остановиться...

Картрайт усмехнулся.

– Сука... Чистеньким хотел выглядеть? «Я какой был, таким и остался! И дни с ним проводил потому, что рисовал для курсовой! Нет в этом проблем, и не было!» – процитировал Билли речь Томаса, которая намертво врезалась ему в память. – Да, Том? Нет проблем? И ты хочешь сказать, что ЭТО ты говорил, не имея над собой контроля? Бред полный!

Билл смотрел на Тома исподлобья, сдерживая себя, чтобы не схватиться за долбившее в ребра сердце.

– Не бред, Билли! Да, как ты взять в толк не можешь?

– Не могу! – Билли, подскочив, уселся себе на пятки. – Ты меня предал, Том!!! ПРЕДАЛ!!! И хочешь, чтобы я повелся на всю эту фигню? Да?

Томас тоже дернулся, ругаясь от переполняющего его возмущения, как сапожник.

– Господи! Сколько же мне надо объяснять, что я ЗНАЮ, КАК Я ВИНОВАТ перед тобой, Билл!!! Знаю! Ну, что мне сделать, чтобы ты меня прос...

– А знаешь, о чем я думаю? – перебил его Билл. – Думаю, ну вот если бы я не услышал всей той мерзости... И что, Том? Как бы ты себя вел со мной дальше? Так бы продолжал мило улыбался мне, да? Так бы продолжал делать вид, что ничего не произошло, и трахал бы меня дальше, потешаясь над моей наивностью? – Билл лихорадочно рассматривал застывшее лицо Тома.

– Чего ты молчишь сейчас? Блядь… и ответить нечего, да? – Билл ударил ладонью по постели. Том даже вздрогнул. Он на самом деле не знал, что ответить на это.

– Ну? Что и требовалось доказать! Дрянь... и что-то еще объяснить пытаешься! Даже больше! Про любовь заговорить посмел! Надо же, какое счастье! Думал, я тут охуею от невъебенной радости и растаю перед тобой, да? – выдохнул Билл, отворачиваясь. – Ненавижу... ненавижу тебя...

Том выдохнул дым. Его ломало, корежило, это были жгучая обида и страх, рвущие нервы.

– Посмел... Посмел, Билли... Потому, что я действительно люблю тебя, – он глянул на хмыкнувшего Билла, чувствуя, как его отчаяние взметается до небес. – Я сказал тебе все, как есть! Сказал, ЧТО к тебе чувствую! Да, я люблю тебя!!! Давно люблю! И мне похуй, что ты думаешь об этом!

«Ой, ли?»

Том видел, как Билл смотрел на свою дымящуюся сигарету, до белых желваков стискивая челюсти.

– Даже если ты считаешь, что это ложь, и я несу все это, чтобы тебя вернуть – мне все равно! Главное для меня, что я смог! СМОГ это сказать! Признаться тебе в этом – смог! Но ты, видимо, и представить не можешь, что самому себе в этом было признаться намного тяжелее, чем решиться на это сейчас? Не понимаешь? Ты же не знаешь, что ради тебя мне пришлось почти сломать самого себя...

Билл медленно повернул к Тому лицо, и внутри у того все оборвалось – Билли усмехался. На его губах лежала глумливая, издевательская улыбка.

– Смешно? – прошептал Том, пытаясь наполнить легкие исчезающим воздухом. – Тебе все еще смешно? Да?

Биллу не было смешно. Он внутренне леденел все больше. Сейчас с ним происходила, поразительно странная в данной ситуации вещь – ему становилось все хуже и хуже. Было чувство, что его загоняют в угол, а он упирается руками и ногами. Да, он понимал, что произошло то, чего он так ХОТЕЛ, чего так ждал. Без особой надежды ждал… Но не в такой ситуации – не в мотеле, не с синяками на спине, оставшимися от борьбы, не тогда, когда выслушиваешь оправдания тому, чему оправдания просто нет.

Перед ним был Том, который распинался, доказывая свои чувства, свою любовь. Но все это вызывало в Картрайте только боль. Скручивающую, режущую... Может, именно потому, что, прислушиваясь к словам Тома, душа его обливалась кровавыми слезами, а он пытался гордо держать голову высоко поднятой. Хотя всего несколько минут назад эта самая гордость была вытащена из самого темного места человеческого тела.

Билл поражался сам себе. Поражался тому, что может еще держать себя в руках рядом с тем, кто его почти сломал. Во всех отношениях. Почти. Сломал. И видимо именно это «почти» давало силы Уильяму быть циничным и непреклонным. Внешне...

– Сломать себя пришлось, говоришь? – Билл затянулся, выдохнул дым в сторону. – Ну, так вот, считай, что мы в расчете, милый! Ты смог тогда «почти сломать» меня. А сейчас, всем этим, – Билл неопределенно повел рукой, – сделал это окончательно...

– О чем ты? – тихо и хрипло.

– О чем? – Билли усмехнулся. – Не понимаешь? Нет? Вчера звонил бухой, муру какую-то нес! В баре выставил нас на посмешище обоих... Чуть не трахнул в грязной кладовке... Спасибо за это! Потом в мотеле тебе остановиться захотелось, да? Куда шлюх привозил своих? Отымел – и давай про любовь заливать? Вот так, в этом месте? Причем, знаешь прекрасно – я не простил тебя! Я не могу тебя простить! На хуя ты так со мной, Том? Неужели ты думал, что меня все это заставит простить?

Тому казалось, что он начинает распадаться на части. Все, что говорил сейчас Уильям, было таким неправильным и, в то же время, убийственно точным...

Он действительно не имел права сейчас, здесь, в этом месте, после всего, что между ними произошло, говорить о любви. И не понимал, как вообще он мог решиться сказать о своих чувствах тому, кто сейчас над этим открыто насмехался? Он еле расцепил сжатые челюсти, ощущая, как его колотит, затянулся, выдохнул с дрожью, испытывая на себе уничтожающий взгляд любимого человека, в котором чувствовалось столько яда и цинизма.

– Мне кажется, Билл, – начал он, чувствуя, насколько тяжело давались ему слова, – что не причем все, что ты говоришь – не причем это место и то, что я тебя «отымел», как ты выразился... Хочешь сказать – ты сам меня не хотел? Правда, не хотел? Я тебя силой сюда затащил?

– Да я же, блядь... Ты не понимаешь…

Билл дернулся, но Том вцепился в его руку.

– Да, понимаю я! Понимаю! Понимаю, что, по твоему мнению, делаю ошибку за ошибкой! Ну, не специально я! Не специально, Билли!!! И скажи мне... скажи... Ты не можешь или НЕ ХОЧЕШЬ прощать меня? Я больше не нужен тебе? Может, поэтому появился этот педик рядом с тобой? Или... – Том даже сам запнулся о собственную мысль. – Или он... был раньше, а Билли?

Уильям зашипел от боли и вырвал свою руку из сильных пальцев Тома.

– Думай, что хочешь! И про меня, и про него! Может, и не хочу тебя прощать! – бросил он Тому в лицо. – А может, и он именно поэтому! А возможно, потому, что ты сам меня на это толкнул? Понял?

Билл нервно затушил сигарету, чувствуя, как Тома, сидящего рядом, изнутри разрывает напряжение и боль – он от бессилия рычал, вцепившись в простыню.

– Да что ж ты делаешь сейчас! Что? – заорал Томас, снова останавливая Билла, пытающего слезть с постели. – Ты хочешь окончательно все разрушить?

– Я ничего не хочу! Я ухожу! Ухожу, понял? – отбивался Билл. – Отпусти, дрянь! Не смей меня удерживать! Это ты, Том, разрушил все, что можно было! Ты!!! И не перекладывай вину на меня!

Он вырвался и вцепился в свои джинсы, вскочив с постели.

– МНЕ не сметь тебя удерживать, да? Мне? А кому можно? ЕМУ? Да, Билл? – Том тоже подорвался и, оказавшись рядом, развернул к себе Билла, еле успевшего натянуть джинсы, пытающегося их застегнуть, и тот выдохнул ему в лицо:

– Да! Можно! А почему нет?

– А только ли ему одному, Билли? Ты уверен, что я был единственным у тебя? Уверен? Я уже нет! Может, поэтому ты так легко трахнулся с другим? Или с другими, а? И со мной ли одним ты встречался все это время, пока мы были вместе?

– Что? Тварь! – Билл со всей силы толкнул Тома в грудь, и тот, не удержавшись, упал назад, сильно ударившись спиной о твердый край кровати. Взвыл от боли, внезапно накатила жуткая злость, от нее потемнело в глазах. Том вскочил и ударил Билла по лицу, наотмашь, тыльной стороной ладони, так, что того отбросило на журнальный столик.

– Не нравится слышать такое о себе, да?! Не нравится??! – орал Том, видя на лице Уильяма быстро краснеющий отпечаток, склоняясь над ним, медленно поднимающимся, пытающимся прийти в себя от удара, от звездочек в глазах и от звона в ушах. Для Билла это оказалось невероятно оглушающее – последний раз его били еще в школе. Ну, еще в студенческие годы один раз попал под раздачу в пьяной драке, и то удар предназначался не ему, все получилось случайно. А вот так, по-взрослому, намеренно – для Картрайта случилось впервые.