Текст книги "Лунный охотник (СИ)"

Автор книги: LittleShooter

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 43 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

====== Augen auf! ======

Скрипнула за спиной и мягко закрылась дверь. Хэлен вдохнула холодный и пряный воздух поздней осени. Весь день её не отпускало странное напряжение. Как будто чья-то холодная рука сжала сердце тревогой, заставляла оглядываться на отражения в витринах и зеркалах. Этот необъяснимый, внезапно возникший страх не позволял сосредоточиться. Мартин покрикивал на неё всё время репетиции. Девушка краснела, старалась вникнуть в музыку, в движения, но получалось только хуже. В конце концов, тот просто остановил аккомпаниатора и отвел её в сторонку от шепчущихся девушек.

– Хэлли, деточка… В чём дело? Ты сегодня сама не своя. Не заболела часом? – мягкая ухоженная ладонь участливо и прохладно легла на плечо.

Мартин всегда был добр к ней. И сейчас был чуть ли не единственным человеком, забота которого её не раздражала.

– Я не знаю… Сердце как с ума сошло…

– Думаю, знаю, в чём дело. Просто пойди домой, выпей чашку какао и заберись под одеяло с книжкой. А ещё лучше, с парнем. У всех женщин так бывает, не правда ли? – он улыбался ласково и понимающе.

Хэлен слегка оторопела от такой чуткости. Да, Мартин был добрым малым, но в балете никто особо не волнуется о чужом здоровье: не можешь делать – уходи. У станка всегда ждут те, кто в состоянии.

Она неуверенно бросила взгляд на Мэла. Её партнер удивленно посматривал в их сторону.

– Спасибо, Мартин. Завтра уже буду как новенькая, – она виновато улыбнулась и махнула рукой Мэлу, мол, я домой. Тот кивнул и вернулся к прерванному занятию.

К парковке она спустилась, как в тумане. Слабость накатывала волнами дурноты. Да что с ней такое сегодня?..

Надо было отстегнуть велик от парковочной рамы, но ключи никак не хотели находиться в пустом кармане.

Хэлен и внимания не обратила на тень, что закрыла её от света люминесцентных ламп. Что-то схватило её за воротник куртки и потащило в сторону, в угол, отгороженный каким-то фургоном.

Ужас нахлынул волной: “Не может быть! Не может быть со мной!”

Ее прижало к бетонному, пахнущему бензином и гарью, полу. Никак не получалось хотя бы закричать – придавило настолько сильно, что даже вздохнуть не было возможности.

Оглушительный треск разрываемой материи и острая боль в ногах. Как будто бритвой вели от щиколотки вверх. Девушка завизжала, отчетливо понимая, что смерть настигла её. Беспомощная, она пыталась вывернуться, отползти, хоть немного оттянуть последний момент.

Кто-то удовлетворенно зарычал над ней, засмеялся сладострастно.

Заломленной за спину рукой она почувствовала, как что-то впивается ей в запястье, разрывает кожу и мышцы. Боль становилась настолько невыносимой, что сердце грозилось вот-вот лопнуть просто для того, чтобы больше не чувствовать.

Её не убивали пока. Её просто терзали – планомерно и со вкусом.

От крови стало скользко и, уже потеряв надежду на спасение, она смогла перевернуться на спину.

И вот теперь, когда можно было заглянуть своей смерти в глаза, всё прекратилось. Тьма хлынула чёрной ватой, укрыв от ужаса и боли.

Её долго качало на своих волнах дурнотное забытье наркоза, а потом сон отошел от сознания, как прилипший ком грязи, развалился на куски, оставив противный кисловатый привкус во рту и ватные веки, которые никак не хотели открываться. Туго оплетённая чем-то, она никак не могла пошевелиться и уже начала было задыхаться от страха, как кто-то положил на лоб ей теплую ладонь:

– Спи. Рано ещё. Успеешь… – бархатисто рассыпался голос, и сразу стало легко и нестрашно.

Прошли, кажется, века, прежде чем резкий свет лампы прорвался сквозь её странное оцепенение. Она проснулась сразу, одним рывком сев на больничной кровати и открыв глаза, которые уже почти забыли, как это – видеть.

Тишину ночи нарушало только потрескивание мигающей лампы. Хэлен прижала ладонь к глазам – ярко, слишком ярко. Рука подрагивала от слабости. Невыносимо хотелось пить и в туалет. Она спустила на пол ноги. Ступни покалывало – кровь неохотно набирала темп беснующегося сердца.

Соседние кровати стояли пустыми. Наверно, было очень поздно, раз из-за двери не доносилось никаких звуков, кроме попискивания какого-то аппарата. Неуверенно, пошатываясь, девушка вышла в коридор. Недалеко на посту спала медсестра, уронив голову на скрещенные руки. Хэлен подошла к ней и попыталась позвать, но из горла вырывалось только тихое сипение и ничего больше. Она попробовала откашляться – бесполезно. Голоса не было. Паника охватила её горячими тисками.

Медсестра, почувствовав присутствие кого-то рядом, открыла сонные глаза.

– Милочка, что вы тут делаете? Почему не в кровати? Идёмте обратно. Я вам помогу, – затараторила она, и довольно проворно подхватила Хэлен под локоть.

Несколько шагов до палаты дались ей с ещё большим трудом.

– Как вы себя чувствуете? Хотите что-нибудь? – как сквозь туман слышала Хэлен.

Она беспомощно прижала ладонь к горлу.

– Что? Голоса нет? Да вы его сорвали, наверно. Вернётся, не волнуйтесь!

От сердца немного отлегло – Хэлен облегченно выдохнула. Только рано. Рано…

В туалете было зеркало, и оно рассказало со всей жестокостью постороннего о новой правде жизни: перебинтованные руки, ноги, спина, шея и даже живот уже несли на себе следы будущей катастрофы.

Хэлен не верила, не хотела верить. Шрамы? Сейчас ещё заживающие раны не могли не оставить после себя отметин. Не заметив, она осушила протянутый стакан воды.

Сфера молчания замкнулась, замуровав её в одиночестве и горе.

Врачи менялись днем один за другим. Все рассказывали, какой подвиг совершили хирурги, сохранив ей жизнь; рассказывали о чуде, которое произошло с ней, когда она не умерла на парковке от потери крови; о странном, почти летаргическом сне, в который она впала, пролежав почти неделю, не приходя в себя.

Хэлен слушала, кивала и давила слёзы. Она ещё не видела того, что скрывали бинты. Перевязка открыла карты. С балетом покончено раз и навсегда. Никто не выпустит на сцену изуродованную балерину. Изуродованную, молчащую балерину.

На второй день пришел Мэл. И именно в этот момент Хэлен поняла, что жизнь её рухнула. Слишком откровенно он избегал смотреть в глаза, слишком громко смеялся, пытаясь развеселить её. Он робко обнимал за плечи, перебирал ее пальцы и ни разу не поцеловал. Цветы остались лежать на столе, вянуть.

Камень в груди становился всё тяжелее.

“Страховка ваша не покроет пластические операции. Как и занятия с психологом. Впрочем, вы можете ходить на занятия групповой терапии для людей, подвергшихся насилию. Это единственное, что мы можем вам предложить”.

Юная и напуганная девушка, которая была лечащим врачом Хэлен, не могла объяснить, отчего же та до сих пор не может говорить: “Со связками всё в порядке. У Вас посттравматический шок. Хороший психиатр мог бы помочь разрешить эту проблему”. Вот только на хорошего психиатра тоже нужны деньги. Бывшая подающая надежды балерина не имела возможности лечиться у такого.

Один раз её навестили девчонки из студии. Это было ещё хуже, чем неловкие и молниеносные визиты Мэла. Хэлен сбежала из палаты и долго металась по клинике, пока совершенно не заблудилась. И там, в полутемном и заваленном коробками подвале, она остановилась. Не было людей, не было любопытных глаз. Только желтая краска на облупившихся стенах, да поломанная швабра на полу. Бинты, которые были уже практически не нужны, потому что раны заживали с невероятной скоростью, впитывали слезы…

Она вернулась в палату спустя несколько часов, выглянув из-за угла – ушли? Никого не было в палате. Она была одна.

Полицейский приходил трижды. Задавал одни и те же вопросы. Она писала одни и те же ответы.

Нет, она не видела того, кто напал. Нет, ничего странного в этот день не было. На заданный напрямую вопрос он ответил коротко: “Мы думаем, это было дикое животное или бойцовская собака. Никаких следов на месте преступления мы не обнаружили”. Никаких следов на месте преступления. Зато на ней следов осталось куда как достаточно…

Мэл хотел забрать её из госпиталя сам. Устроить мини-вечеринку с друзьями, чтоб как-то приободрить подругу, но Хэлен заартачилась и сказала, что уедет домой самостоятельно, и что совершенно не нужно пропускать из-за неё репетицию. Попросила лишь привезти одежду, потому как то, в чем её привезли, было изодрано в лохмотья изначально, а в Скорой эти лохмотья с неё просто срезали.

Мэл покорился и расстроенно вздохнул. Хотя у Хэлен осталось стойкое ощущение, что он воспринял её отказ с огромным облегчением.

Расписавшись во всех листках с длинными цифрами счетов, Хэлен вернулась в палату.

На кровати сидел мужчина и рассеянно крутил в руке пряжку её джинсов.

– Привет, – он оценивающе окинул её взглядом. Хэлен жгуче покраснела, всем телом чувствуя каждый выглядывающий из-под больничной пижамы шрам.

– Ты Хэлен? – голос низко и скрипуче раскатился по углам палаты.

Девушка помедлила на пороге, кивнула и вошла.

– Я хотел с тобой поговорить, если ты не возражаешь, – тёмно-карие глаза напористо и слегка надменно ловили её взгляд.

Поговорить? Боже… О чём? И как? Она отыскала на столике блокнот с карандашом.

“Вы журналист?”

Хотя на журналиста незнакомец совсем не походил. Одет слишком неформально – чёрные джинсы с цепью, тяжелая кожаная куртка, серая футболка, изукрашенная готическими надписями.

Мужчина раскатисто рассмеялся, обнажив ряд ровных зубов.

– Нет, я не журналист. А здесь их, верно, много уже побывало? Ещё бы – такая история. “Девушку чуть не разорвал на части маньяк”. Хотя, я по этому вопросу и пришел.

“Кто вы?”

– Хороший вопрос, Хэлен. Я тот, кто будет тебя защищать от этого маньяка.

Взгляд его блуждал от одной её руки к другой, бежал по плечу к шее, не останавливаясь перетекал к напряженному лицу.

“Вы из полиции?”

– Вот еще. А похож? – тёмная бровь иронично поползла вверх.

Она лишь отрицательно мотнула головой.

– Господа офицеры свалили всю вину на собачку? Или рысь, случайно забредшую в огромный Город? – он всё ещё улыбался, скривившись.

“Да. Это была собака”.

– А сама ты в это веришь? – пророкотал он вкрадчиво и мягко соскользнул с кровати.

Хэлен опасливо сделала пару шагов к двери. Легкие и медлительные движения незнакомца вызывали у неё желание отойти подальше. Он остановился, заметив замешательство девушки.

– Это была не собака, Хэлен. Уж я точно могу тебе это сказать. Это был человек. Ну, почти, – он запихнул руки в карманы джинсов и от этого стал ещё более высоким.

“ПОЧТИ?”

Карандаш дрогнул в руке.

– Да. Не совсем человек. Знаешь… Есть такие, кто иногда сходят с ума от ясной луны и набрасываются на людей. При этом они теряют человеческий облик, – улыбка соскользнула с его лица, словно там её никогда и не было. В карих глазах плавали зеленоватые отсветы больничных тусклых ламп.

“Оборотень?”

Она и сама не верила тому, что написала. Вот только в памяти очень явно всплыло рычание совсем нечеловеческого голоса… И смех.

– Можно и так сказать, – он внимательно наблюдал за реакцией собеседницы.

“А если я вам поверю, что будет дальше?”

Хрупкий серый листок закончился на этом вопросе.

– Во-первых, ты будешь молчать о том, что знаешь меня, знаешь, кто напал на тебя, и будешь делать то, что я тебе скажу. Все просто.

“А если нет?”

– А если нет, он снова придёт и завершит то, что начал, – он довольно осклабился, заметив, что слова его заставили девушку вздрогнуть.

“Зачем вам это надо?”

Он подошел, беспардонно отобрал у неё карандаш и быстрым, размашистым почерком написал “Это надо ТЕБЕ. А я всего лишь охочусь.”

Сложил листочек вчетверо и вложил в ладонь Хэлен, ни разу не прикоснувшись. Дверь тихонько хлопнула, оставив её в одиночестве.

И только сейчас Хэлен ощутила, как схлынуло страшное напряжение, которого она не замечала на протяжении всего разговора. Пальцы мелко и противно тряслись, не желая застегивать пуговицы. Блузка, тёмно-зелёная, с серебряной саламандрой на груди, предательски обнажила руки. Хэлен обречённо вздохнула и побыстрей накинула на плечи куртку.

Город влажно вздохнул туманом и обнял за плечи сумерками. Где-то над крышами домов спрятались в облаках звёзды. Шум и лязг улиц приятно напоминал о том, что кругом полно людей, пусть и чужих, равнодушных, но они рядом. Хэлен оглянулась и потопала в сторону дома.

Она уже сама себе удивлялась и тому невероятному разговору, который состоялся только что в больничных стенах. Уж не сошла ли она с ума? Оборотни?... Бред.

И сразу сознание напомнило тот жгучий, довольный смех. Человек? Ноги несли её всё быстрей. Бежать, бежать отсюда. Тьма притаилась в переходах, тупиках и закоулках. Тьма смотрит злобно и ждет лишь того, чтобы снова накинуться.

Влетев домой, Хэлен сразу заперла дверь на замок и цепочку. Сердце разрывалось, пытаясь вырваться из панической атаки живым.

В ту ночь она не спала. Свет горел до тех пор, пока утро не вползло в крохотную её комнатку под самой крышей, притушив жёлтый свет лампы. День выпал из жизни просто потому, что с рассветом она наконец-то уснула.

К вечеру страх вернулся, уже предчувствуя темноту и новые часы ожидания.

Хэлен беспокойно бродила из угла в угол. От безделья она аккуратно сложила чистое белье, разобралась с бумагами и счетами, вытерла пыль, заправила кровать, уже зная, что спать не придётся.

Над городом бесновался ветер, завывая в трубах, вентиляционных шахтах, проводах. Он растаскивал по небу изорванные уже тучи и обнажал потемневшее небо. Она села на крохотный подоконник единственного окна и тяжело вздохнула. Теперь все ночи будут такие?..

В дверь аккуратно постучали. В груди трепыхнулась надежда: “Мэл?”

Она открыла не задумываясь. А на пороге стоял давешний незнакомец и покачивался с пятки на носок, запихнув руки в карманы джинсов.

– Ты удивительно беспечна для человека, пережившего нападение. Почему открываешь дверь и не спрашиваешь, кто там? – и тут же нахмурился, – Кстати, ты всегда была немой?

От жестокости вопроса Хэлен не сразу нашлась, что ответить. Она отступила в комнату и растерянно думала, как бы его теперь выгнать.

– Итак, я Деро. И я буду приходить к тебе ночевать. Тогда, когда есть опасность, – он осмотрелся, поморщился и сел на кровать. – Ты мне не ответила, Хэлен. С голосом у тебя что? – он даже не смотрел на неё. Просто откинулся на подушку, куртка громко скрипнула кожей.

Хэлен злобно выругалась, без стеснения и зазрения совести. Деро вздрогнул и обернулся.

“Голос пропал недавно”. Написала и кинула в него листком, смяв его в комок.

Бумажный ком отскочил от вихрастой тёмно-каштановой головы и упал на пол. Деро сверкнул глазищами и поднял листок.

– Становится всё интересней и интересней, – задумчиво пробормотал себе под нос и вернулся к прерванному занятию – улегся удобно поверх одеяла, поправив подушку. – И что говорят врачи? Вернется?

Спрашивал, словно о погоде, о цене на бензин или сбежавшей кошке – равнодушно. Ситуация начинала её здорово бесить. Выдрав из блокнота новый листок, Хэлен написала, сильно вжимая карандаш в бумагу: “Они не знают, почему он пропал. Сказали, что это посттравматический шок. Психиатр должен помочь. И хватит валяться на моей кровати. Я на ней сплю!”

Она протянула очередной клок бумаги ему в руки.

– Хм… Психиатр – это хорошо… Особенно, если ты ему поведаешь об оборотне. Вот он обрадуется! Сразу назначит три банки таблеток с длинными названиями, от которых у тебя настоящие глюки начнутся, – мужчина хохотнул, читая. – А на счет “сплю”... У тебя получается? Или ты не одна… спишь?

Хэлен оторопела от бестактности очередного вопроса. Догадаться о её страхах несложно. А про одиночество говорить не хотелось категорически. Сказать, значило бы признать, что она теперь одна. Совсем.

“У меня есть парень. Сплю я днем”.

– Да? – он хмуро покосился на девушку, которая, недовольно скрестив руки на груди, стояла у кровати. – И где же он тогда?

Хэлен бросила неприязненный взгляд на гостя, который даже попытки оставить её кровать не сделал.

– Ладно, не парься. Не у всех хватает мужества помогать тем, кого не любишь, – он поморщился и выкинул листок всего с парой строк на пол. – В конце концов, теперь ты знаешь, чего он стоит. Кстати, если всё же захочешь поспать – только скажи, я пододвинусь, – он глянул на неё, усевшуюся на подоконник, и расхохотался.

Хэлен, не ответив, откопала на столе плеер и закрылась от неуютного, холодного взгляда.

Деро лежал какое-то время, просто рассматривая потолок. Когда же это ему надоело, он тихонько скользнул с кровати и встал около Хэлен, которая задумчиво смотрела на перекрёсток за окном. Из-за облака показался обглоданный диск луны.

Мужчина осторожно подцепил указательным пальцем светлую прядь волос Хэлен и отвел в сторону, обнажая шею, не укрытую воротником водолазки. Та вздрогнула и испуганно замерла, вглядываясь в тёмные глаза, которые отрешённо мазнули повыше горловины кофточки.

По тонкой, молочной коже шеи тянулся розовый неровный шрам, от уха и вниз, он напоминал молнию, ударившую в землю.

– Со мной тоже страшно? – поблёскивающая серебром прядь соскользнула с пальца и мягко легла обратно. Хэлен мотнула головой: “нет”.

– Тогда ложись спать. Я посижу на этой жёрдочке. Если пообещаешь больше не кидаться в меня бумагой, – он нагло ухмыльнулся одной стороной рта.

“Спасибо”.

Когда Хэлен проснулась, квартирка была пуста.

Итак, он всё же пришел. С букетом синих колокольчиков, бутылкой вина и нелепым шарфом на шее.

– Привет, я подумал, что тебе одиноко здесь. Почему ты не приходишь в студию? Всё ещё плохо себя чувствуешь?

Хэлен поджала губы. Разве можно написать столько всего, чтобы он понял – никто её больше в студии не ждёт. Кроме жалости и лицемерной радости ничего там больше не будет.

– Знаешь, это было бы тебе на пользу. Ты ведь не разучилась танцевать! А если ты стесняешься чего-то, то можно надеть что-нибудь с длинным рукавом!

Она лишь мотала головой, пряча глаза и досаду в них.

– А давай выпьем! Девчонки хотели идти со мной, но я не позволил. Они всегда всё портят. И не поговоришь нормально с ними...

Тепло разливалось в груди. Он не отвернулся от неё. Просто и ему тоже тяжело!

Они сели на пол рядом с кроватью. Пожалуй, самым дорогим в её комнатенке были два хрустальных бокала. Всё, что осталось от бабушки на память. Тонкие высокие ножки и мелодичный звон.

– Так ты вернёшься в студию?

Пальцы плохо слушаются.

“Нет. Я не могу. Не знаю”.

– Мартин ждал тебя. Но теперь, видно, вместо тебя возьмут кого-то другого. Тебе не обидно?

Чёрт! Мэл! Да как ты не понимаешь?!

“Нет”.

– Ладно...

Плечи соприкасались, и было тепло. Мэл всегда приносил с собой уют. Встрёпанные вихры медово поблескивали в свете заходящего солнца. Глаза мягко светились янтарем, вбирая в себя остатки тепла уходящей осени.

– Знаешь, я скучал по тебе.

И рукой сжал запястье, посмотрел напряженно в глаза: “Можно?”

Тебе можно всё, что захочешь!

Пальцы поползли вверх, оголяя розовые полосы. Но Хэлен смотрела не на руку. Она видела, как дрогнули тонкие ноздри, расширились зрачки, сжались угрюмо губы.

– Это... Это не так страшно. Я в детстве тоже с велосипеда упал. На коленке шрам и сейчас. Да ты знаешь, конечно.

Хэлен молчала. Будь, что будет.

Он поцеловал бьющуюся на запястье жилку и положил её руку обратно на пол.

– Я принес тебе диск. Это Скрябин. Тебе понравится.

Вино горчило и хотелось открыть окно, но замок на нём давно сломался. Хотелось крикнуть только: “Да неужели тебя хватило только на поцелуй в запястье? Неужели храбрости и любви в тебе ни на грош?!”

Но голоса не было. Был бокал в руке на тонкой ножке и вино в нём.

“Ты опоздаешь на репетицию”.

– Ты точно не пойдёшь? Все будут рады тебе, – он виновато улыбнулся.

“Передавай им привет. Может быть позднее”.

– Но ты... Хэлен, послушай... Нельзя себя хоронить здесь. Позвони брату. Расскажи ему всё. Тебе станет легче. Вот увидишь!

Девушка усмехнулась. Отличный совет...

– Ладно, мне пора уже. Ты звони.

Боже, как нелепо. Она не встала, чтобы проводить Мэла до двери. Только слабо махнула рукой.

– То есть... Пиши!

Мимолетный поцелуй в щёку и почти бегом за дверь.

Бокал горел в закатном солнце кровавым мазком, слишком ярким для этой комнатёнки. Хэлен села на пол и допила вино из своего бокала. Бутылка стояла почти целая. Душевно поговорили... Интересно, он вернётся когда-нибудь или будет себе каждый раз говорить: “На следующей неделе”?

Диск лежал рядом с его бокалом. Скрябин. Всегда он таскал ей музыку. Всегда знал, что она обязательно прослушает, ведь это ему нравится. Она подняла диск, покрутила в руках, но не открыла и бросила от себя подальше. К чёрту! Вино ещё было, и ночь обещала быть бессонной.

Кровавый закат переродился в такую же луну. Она лила свой багряный свет на проплывающие мимо тучи, подкрашивала влажные камни мостовой, блестела в каплях на ветвях деревьев.

День сбежал и вместе с собой прихватил остатки спокойствия Хэлен. Она беспокойно посматривала на улицу, но знакомой фигуры в чёрном так и не могла найти среди прохожих.

А вдруг он не придет сегодня? Ведь не у всех хватает мужества помогать тем, кого не любишь.

Хэлен оделась бы и ушла хоть куда-нибудь, где были люди, и шумела не засыпающая жизнь, но при одной мысли, что придётся идти этими утонувшими во тьме улицами, страх наваливался ещё сильней. Он выглядывал из-под кровати, уже предвкушая бесконечные часы до рассвета. Она уже припомнила всё, что знала об оборотнях, но лишь больше запуталась. Напали на неё, когда луна была не полной. Уж не обманывает ли её этот защитничек? Тогда что ему нужно?.. Скрипнула, распахиваясь, дверь и прервала её мрачные размышления.

– Ты сегодня даже дверь не закрыла. Меня ждала?

“Нет”.

– Пф. Хоть бы притворилась благодарной– кинул на стул куртку.

“Я ни о чём не просила!”

– Да ладно. Мне-то всё равно. На твоём месте мог оказаться старый-толстый-лысый мужик. На него не так приятно было бы смотреть. Так что я не против тебя.

Она с вызовом подтянула рукава толстовки повыше. Ну? Так ещё приятней смотреть? Деро полностью проигнорировал её жест.

– О... У тебя были гости? – и привычным движением растянулся на кровати.

“Да”.

– Ты, как всегда, такая словоохотливая.

Листок кончился. Пошла выдирать из блокнота новый.

– А зачем ты их вырываешь? Представь, пройдет пару лет, и ты сможешь, прочитав его, точно знать, о чём и с кем говорила.

“Ты думаешь, что мне этого хочется?”

– Хм... Но если так будет продолжаться, то тебе и трёх листов хватит на пару лет. Ну, вот, что ты там писала, когда я пришел? Дай листок.

Потянулся, не вставая с кровати, за листком, что валялся на полу, уронил бокал Мэла и чертыхнулся. Хэлен хотела отобрать, но прикасаться к гостю не хотелось, и она отвернулась к окну.

– Ты знаешь, ты очень мало говоришь. Понятно, что людям с тобой неуютно. Для нормального разговора один из собеседников должен хоть иногда говорить что-то человеческое, а не твои междометия.

“Это не твоё дело”.

– Хм. Налей мне вина. Не люблю малиновое, но сойдет.

Она с мстительным наслаждением плеснула в немытый бокал Мэла. Деро недоверчиво взял, посмотрел на свет через тонкую стенку и осторожно отпил. Жуткая гримаса исказило лицо.

– К тебе мужчина приходил? Хотя, нет. Если бы приходил МУЖЧИНА, он бы не ушел, верно?

Хэлен сжала зубы.

– Ну, раз ушел, то туда ему и дорога – не слишком большая потеря, так? Или ты думаешь, он стоит слёз? Ты плакала?

Скатился с кровати и одним шагом подошёл. Она оказалась зажата на подоконнике, как в клетке. Попыталась отвернуться, но он развернул лицо за подбородок указательным пальцем. Вблизи он не казался уже таким молодым, как при первой встрече. Сколько же ему лет? 35? 40?

– Так плакала?

Она только покачала головой. Столько ночей было проведено в слезах, что сейчас, кажется, их совсем не осталось.

– Это правильно, – он привалился плечом к стене, выглянул на улицу, где в небе плавал кровавый диск луны,– Видишь, какая она сегодня красная? В такие ночи люди выбрасываются из окон от тоски и отчаяния. Она зовёт безумцев к себе. Ты никогда не хотела вот так, уйти?

“Нет”.

– Твоё самое любимое слово, – он отошел и долил в её бокал. – Ты тоскуешь по тому, что потеряла?

Написать это единственное “да” не было сил. Она просто посмотрела на него и поняла, что всё-таки не стерпит, заплачет.

– Пей, – лицо в красноватом свете луны стало жестоким и холодным. – Послушай, твои руки и всё остальное болит? Ты чувствуешь что-нибудь необычное?

“Бессонница”.

– Потому, что боишься? Или что-то другое?

“Я привыкла спать одна”.

– А как же тот, что приходил к тебе?

“Он не спал со мной”.

– В каком смысле?

И в чёрных глазах плавают красноватые блики от вина.

“Он никогда здесь не ночевал. Всегда уходил”.

– Так он СПАЛ с тобой и никогда не спал с тобой? – глаза округлились, и верхняя губа кривовато поползла вверх. – Ты серьезно?

Она лишь кивнула.

– Ну, тогда и вообще горевать не из-за чего. Это жестоко, конечно, по отношению к такой... Хм... Тонкой натуре, которая Скрябина слушает, но ты пойми – он тебя как правую использовал!

Хэлен непонимающе нахмурилась.

– Чёрт! Ты не поняла?

“Нет”.

– Ну, это гораздо приятней, чем просто в душе по***ть. Если бы было что-то серьёзное, он не уходил бы.

Она залпом допила вино. Вот, значит, как.

– А он пытался в этот раз?

Что за бесстыдные вопросы такие?! Ответить?

“Я не знаю”.

– Как это?

“Он поцеловал и ушел”.

– А куда?

“В студию”.

– Куда поцеловал, говорю?!– Деро нетерпеливо дернул плечом.

Она указала пальцем.

– И всё?

“Да”.

Он схватил её за руку, развернул ладонью вверх.

– Поцеловал в запястье и остановился? Дурак... Вот видишь, здесь всё начинается. Чувствуешь, как бьется? Есть еще два места, где это особенно остро чувствуешь. Вот здесь, – и легонько прикоснулся средним пальцем к бьющейся жилке на шее, – И на бедре, внутри.

Хэлен старалась понять, к чему он это говорит, но Деро отпустил руку и отошёл обратно к кровати.

Что начинается? При чём тут пульс? Она недоумённо смотрела на него.

– Не бери в голову. Я это так... Вспомнил кое-что. А тебе не душно здесь сидеть всё время? – он закинул руки за голову и разглядывал потолок.

“Я выхожу иногда”.

Но он не смотрел на неё с листком в руках. Пришлось подойти поближе. Протянула листок с ответом. Он прочитал, хрустнув бумагой. Скомкал и выбросил.

– И куда же ты выходишь? В магазин за едой, закутавшись во всю одежду, что есть в доме?

Согласный кивок.

– Смотри.

Он задрал футболку. На животе от ремня джинсов поднимался шрам и заканчивался там, где начинаются ребра. У Хэлен рубцы были розовые, свежие, а эти местами побелели и растворились, кое-где бугрились и были яркого коричневого цвета.

– Всё это – фигня. Не стоит об этом думать. Иначе это станет всей жизнью.

Хэлен зачарованно потянулась рукой, хотела прикоснуться к яркой полосе на животе, но он резко натянул футболку на место со странным выражением на лице.

– Нет. Нет. Это слишком... Слишком... – он замялся, словно не мог подобрать правильные слова. – А ты позволишь мне прикоснуться?

Она вопросительно склонила голову.

– На спине есть? А на животе?

На спине есть... Правда, она видела только частями, но и частями было довольно жутко. А на животе не так страшно. Не так много.

Хэлен кивнула. В конце концов, перед ним стесняться нечего.

Деро хищно улыбнулся и потянулся рукой к её толстовке.

– Точно?

Ещё один кивок. Сердце подпрыгивало где-то в горле. Она опустила глаза, чтобы не смущаться, чтобы не бояться. Перед глазами было лицо Мэла, увидевшего лишь малую часть. Тёплая ладонь скользнула под плотную ткань, устроилась на животе, медленно потекла вбок, к тому месту, где было двенадцать швов.

– Нашёл.

И рукой вверх, поднимая край кофты. Кожа сразу покрылась мурашками.

– Тебя нужно откормить. Танцы до хорошего не доводят, если из этого делать культ. Слышишь?

Она кивнула, с трудом соображая, о чём же он говорит. Ладонь всё ещё лежала на её боку, близко от сердца. Пальцы слегка подрагивали, словно изучали карту. Двенадцать швов. Не так много, если вдуматься.

Она отпрянула. Дрожащими пальцами нацарапала в блокноте: “Теперь твоя очередь”.

– Лады.

И легко, словно занавес, откинул футболку.

Она, едва дотрагиваясь, кончиками пальцев пробежалась вниз, к ремню. Живот под рукой напрягся. Щекотно, наверно. Когда подняла глаза, то увидела, что он улыбается, но странно-зло, напряженно, скорее скалится.

– Не так страшно, правда? Тебе ведь не противно?

Мотнула головой в ответ. Но ты же – мужчина! Для тебя это не так страшно!

“Это другое”.

– А в чём же разница? – вернул одежду на место и опять разлегся на кровати, поправив для удобства подушку.

Она нахмурилась, стараясь сформулировать это точней.

“Тебе наплевать. Мы чужие”.

– Если бы ему было не наплевать, он бы это доказал, оставшись с тобой. И доказывал бы это до самого утра. Уж поверь.

“Ты бы тоже не захотел”.

– Хм. Откуда такая уверенность? – и по лицу скользнула тень. – Я же тебе говорил, что всё начинается не там... Что руки, спина, шея – всё это важно, но не настолько.

Хэлен не понимала.

– Как с тобой тяжело. Смотри сама.

Он в очередной раз слетел с кровати, подошел к её подоконнику, вытянул её руку из рукава и губами прижался к месту, где бился пульс. Горячий язык пробежал по коже, оставляя за собой влажную дорожку. Хэлен хотела отдернуть руку, отобрать, но Деро всё ещё удерживал её. Глаза его были закрыты.

– Всё ещё думаешь, что желание зависит только от того, ровная ли у тебя кожа? – голос вкрадчиво шелестел совсем близко.

Она спрятала руку в карман.

“Зачем ты так?”

Её трясло, и буквы прыгали в строчках, как пьяные.

– Сама виновата.

Лёг на кровать и отвернулся. Спать собрался, что ли?

– Ты со временем просто забудешь, как это – разговаривать. Язык и губы... Всё это очерствеет. Говори, хотя бы беззвучно. Тебе будет легче, – произнёс глухо, как самому себе, и развернулся к ней лицом.

“Кто тебя так?”

Она хотела сменить тему, не говорить больше о себе. Он влезал в её сознание слишком бесцеремонно, грубо, выволакивая её страхи наружу.

– Я же сказал, не пиши. Пробуй просто проговорить, хоть и беззвучно.

*Кто тебя поранил?

Язык был непослушный от выпитого.

– Оборотень. Но это было очень давно...

Хэлен ошарашенно смотрела на него.

*Ты умеешь читать по губам?

– Умею. Правда, у меня и слух хороший.

*Как ты этому научился?

– Я не учился. Ты говоришь, просто слишком тихо для их ушей.

*А если я отвернусь и скажу, ты услышишь?

– Попробуй, – и усмехнулся, взъерошив волосы на затылке.

Она отвернулась к окну и произнесла:

*Тебе бывает страшно?

– Уже нет, – пробормотал насмешливо.

Хэлен вскочила от неожиданности. Он рассмеялся, довольный, и бросил в неё подушкой.