Текст книги "Найти себя (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10

Я только что вылез из ванны и стоял в чем мать родила, вытирая волосы большим полотенцем, когда услышал негромкий звук открывающейся двери.

– Уже закончил, Лау, выхожу, – энергично двигая по голове мягкой тканью, крикнул я, интуитивно отворачиваясь от вошедшего. Я не стеснялся слуги, но все равно старался не показываться ему лишний раз обнаженным. – Оденусь в спальне, я не взял сюда одежду... Эй, Лау? Ты чего молчишь? Что-то еще случилось, пока я мылся? Неужели какой-нибудь тупой репортер снова сфотографировал меня для своей газетенки?

Полотенце полностью закрывало мне лицо и я не видел Лау, но почувствовал влажной кожей ветерок движения, – слуга зачем-то быстро двинулся ко мне, и я замер от нехорошего предчувствия. Спеша скрыть наготу, закончил вытираться и спустил с головы полотенце, но обернуть его вокруг бедер не успел – чужие руки обхватили меня сзади за талию, нежно и ласково легли на живот...

– Что за?.. – опешил я, чувствуя себя ничего не понимающим идиотом. Полотенце мягко спланировало на пол, а обнимавшие меня руки вовсе не принадлежали Лау. – Клеменс?! Зачем ты здесь! Пусти меня, немедленно!

Я попытался отстраниться, но мне не позволили этого сделать. Ладонь альфы мягко, но настойчиво нажала, тесно привлекая меня к себе, вторая продолжала бережно поглаживать живот, и мое тело предательски вздрогнуло, поддаваясь нешуточному любовному искушению. Несколько секунд я стоял неподвижно, отчаянно борясь с природой омеги, Клеменс расценил это по-своему и продолжил ласкать меня, по-прежнему не говоря ни слова.

Его губы коснулись моей влажной спины, дразня и возбуждая прочертили обжигающую дорожку поцелуев вдоль позвоночника, рука соскользнула с живота ниже, коснувшись интимного места, и я отчетливо услышал его сбившееся частое дыхание...

– Пойдем в постель, мой милый, – прерывисто шепнул он, поднимая меня на руки, – твой запах сводит меня с ума... И этот маленький тугой животик... Он делает тебя таким сексуальным...

Черт, черт, черт, черт! Ну где же мой «противоальфийский» чудо-крем? Зараза Клеменс, он застал меня врасплох, никак не ожидал, что в нем проснется вдруг желание ко мне, и он припрется так внезапно в мою комнату, тем более когда я был, как говорят, «в ничем». Соблазнительный запах моей пары шибанул в нос, лишая сил, а дьявольские губы продолжали касаться моего тела, теперь уже шеи и плеч, то есть тех мест, до которых он мог дотянуться, таща меня на руках в спальню.

Ну нет же, гад, не на того напал, я не поддамся, ни за что на свете! Я брыкнулся, но безуспешно, вот паразит, как крепко он в меня вцепился! Вот уж никак не думал, что самая отчаянная борьба здесь, в этом мире, мне предстоит с собственным телом! Эй, Юрген, глупый влюбленный дурак, ты не мешай мне, ладно?.. О, чертов альфа, прекрати немедленно меня соблазнять! Дьявольские губы исцеловали мне ключицы и спустились на грудь, захватив в мягкий плен вмиг напрягшийся сосок...

Ммм, как же вкусно! Я застонал, не в силах вынести этой эротической пытки, и выгнулся в его руках, моля о продолжении. Ни в этой жизни, ни в другой мне не было ни разу так чертовки потрясающе приятно. Хотелось все забыть и ни о чем не думать, лежать в его руках и наслаждаться этой сбивающей наповал чувственной нежностью.

Он уложил меня в постель и не отпускал ни на секунду, сминая губы жаром поцелуев, и я впустил его язык в свой рот, почти забыв о том, что собирался не сдаваться. Пытался что-то говорить, но он не позволял, и у меня вылетали только невнятные звуки и протяжные всхлипы. Его рука ласкала сзади шею, вторая ползала по телу, добавляя возбуждения, трогала чувствительные местечки, умело доставляя мне эротическое наслаждение.

«Ну нет же, негодяй, ты не получишь меня так легко! – разум отчаянно сражался с телом. – Эй, Юрген, ты совсем слабак, если так быстро позабыл свою „счастливую“ семейную жизнь с этим эгоистичным самцом! Ты уж прости, я чувствую, как сильно ты его хочешь, но не могу позволить твоему жалкому телу победить сейчас мою волю! Не сдамся я ему, ни за какие ласки, иначе уважать себя перестану!»

Альфа на миг оставил меня, чтобы скинуть с себя одежду, и это дало мне несколько секунд форы. Собравшись с духом, я что есть силы пнул его ногой в живот и он скатился с постели на пол, ошеломленно вскрикнув от неожиданности.

– Что, получил, любовничек, чего хотел? – с трудом переводя дыхание, прошипел я, мгновенно схватив висевший рядом на вешалке банный халат и заматываясь в него, как в кокон. – Теперь катись отсюда восвояси! – Рука наткнулась на свой собственный возбужденный член, и это выбесило меня еще больше. – Давно никого не насиловал, кобель, жести захотелось?

– Юрген, о чем ты говоришь? – почти рычал от разочарования Клеменс, по-прежнему сидя на полу рядом с кроватью. Штаны он успел расстегнуть, явив моему взору свое немалых размеров восставшее достоинство, и я старательно отвел глаза в сторону, ибо тело омеги еще не остыло, отчаянно умоляя о близости. – Разве я не был с тобой нежен, и разве ты сам не желаешь меня? Ты весь пылаешь страстью, так почему отталкиваешь?

– Ну ты и сволочь беспринципная! – с ненавистью глядя в красивое лицо альфы, зло сощурился я. – Хочу насилую, хочу нежничаю, так надо понимать? А я должен быть рад любым знакам твоего благосклонного внимания? А на-ко выкуси, не на того напал, катись отсюда колбасой, меня тошнит от твоей лицемерной похоти, ты понял меня?

– Юрген, ты мой супруг, причем здесь похоть? – привел он последний железный довод, – нет ничего особенного в том, что мы проведем вместе ночь.

– Но что-то раньше ты ко мне не рвался в спальню, так почему теперь вдруг возжелал «осчастливить»? – иронично хмыкнул я, чувствуя предательскую дрожь во всем теле. (О, господи, скорей бы он ушел!) – Я твой супруг? Но это только на бумаге, разве нет? Так что оставь пустые разговоры и уходи отсюда, меня раздражает твой голос. Да, и штаны не забудь застегнуть, а то твой ненаглядный Эрхард бросится в ревность! Оставь ему свой нерастраченный любовный пыл.

– Юрген, прости, я знаю, что был груб с тобой, но все это в прошлом. Позволь загладить перед тобой свою вину, – он вскочил с пола и снова протянул ко мне руки, но я резво отпрыгнул в сторону и схватил с тумбочки вазу с цветами, предупреждающе подняв ее над головой.

– Как у тебя все просто, пес шкодливый! – накручивая себя, я вспомнил весь добротный русский сленг. – Достаточно сказать «прости», и все в порядке? Я ненавижу тебя всей душой, и это еще мягко сказано. Не подходи ко мне, иначе я за себя не ручаюсь!

– Юрген, не надо так. Давай поговорим спокойно...

– Заткнись, и уходи из моей спальни! Меня тошнит от твоего вранья!

Его чарующий запах дразнил и возбуждал, слабая природа продолжала молить о пощаде, эта невыносимая борьба изматывала меня, и я чувствовал, что долго не выдержу. Если он снова прикоснется, если обнимет, поцелует, я пропал!.. Наверно именно злость и досада на омегу внутри и свихнула мне окончательно мозги, ибо я сделал то, чего совсем не собирался, одержимый стремлением как можно быстрее выпроводить вон из своей комнаты этот опасный и соблазнительный объект неукротимого грешного желания, который сводил меня с ума, раздирая и мучая тело так сильно, как наверно бывает при наркотической ломке.

Выхватив из прикроватной тумбы флакон с зельем Эрхарда, я с размаху швырнул его Клеменсу вместе с результатом недавно полученного анализа.

– Ты боготворишь своего Эрхарда, вот и иди к нему, лживый ублюдок! – со злобой в голосе прошипел я. – Только учти, что твой «истинный» обманывает тебя, приворожив вот этим адским зельем. Не веришь – так понюхай, чем от него сейчас воняет, потом решишь, правдива ли эта бумага. И кстати, он совсем и не бесплоден, и если бы не жрал горстями таблетки, давно бы произвел на свет так нужного твоей семье младенца, и не пришлось бы тебе жертвовать собой, женившись на постылом Юргене фил Ллоуде!

– Что ты сейчас сказал? – опешил Клеменс, рассеянно вертя в руках злополучный флакон.

– Что слышал, альфа! Да, и еще: в ближайшую неделю... нет, уже осталось меньше дней, он должен выкрасть у тебя какие-то секретные бумаги, если уже не сделал это. Так что будь осторожен и не доверяй супругу важные тайны своего бизнеса. Мне, собственно, до вашей семьи нет никакого дела, но в предприятия Освалльдов вложены деньги моего отца, и я бы не хотел, чтобы они пропали втуне, поэтому предупредил тебя, а дальше сам как знаешь.

– Не может быть, ты это говоришь из глупой ревности! – его лицо заметно побледнело. – С чего бы Эрхарду вредить моей семье? Не заходи так далеко, ничтожество, иначе пожалеешь!

– Не угрожай, я больше не завишу от тебя, – злорадно усмехнулся я. – Мне жаль вашу семью, хоть вы того и не заслуживаете. Не знаю, чем вы насолили Алльварам, но думаю, они давно уже гнобят вас к ногтю, вы же настолько слепы или ленивы, а может чересчур доверчивы, что не хотите замечать этого. Вот, – я вытащил из тумбочки еще одну бумагу, – это лишь то, что я успел обнаружить за то недолгое время, что работаю у вас аудитором. Таких грубых афер я еще нигде не встречал, и хотя столь маленькими суммами, какие постоянно переводятся на этот счет, компанию не разорить, но счетов может быть много, а это уже серьезные потери. Бери, дарю, это мой последний тебе подарок! Проанализируй на досуге, господин Преемник, может и прозреешь, наконец, как знать?!

Швырнув бумагу до кучи на кровать, я развернулся и ушел назад в ванную, не заботясь о том, что этот глупый бугай сейчас чувствовал. Повернув в дверях защелку, я обессиленно сполз на пол, только сейчас осознав, что едва держусь на ногах.

– Мой господин, – раздался через минуту испуганный голосок Лау, – вы как, в порядке?

– Нет, не в порядке, – открыв слуге дверь, сказал я. – Но где ты был, и почему мой муж сюда вошел, когда я мылся?

– Он выставил меня из спальни и заперся на ключ, – со вздохом объяснил коротышка. – Я испугался, но не мог с ним спорить, он ведь все же ваш супруг. Но что случилось, господин? Ваш альфа выскочил отсюда, как из ада, я никогда его таким не видел. Он ничего не сделал с вами? Вы тоже весь дрожите...

– Я вышел из себя и натворил глупостей, – со вздохом признался я, опираясь на руку слуги, чтобы подняться, – и чем теперь все это обернется, ума не приложу.

Клеменс фил Освалльд

Уже несколько дней я чувствовал себя странно, а даже страстные ласки Эрхарда не приносили, как прежде, желанного удовлетворения. Я стал рассеян и невнимателен к нему, не ощущая в себе ни прежнего пыла, ни желания близости, чему не находил в душе никакого объяснения.

Все началось с того, казалось бы, незначительного инцидента, когда я усаживал младшего мужа за стол, и он запнулся, привалившись ко мне головой. От неожиданности я ткнулся лицом в его волосы... и задохнулся от изумительно приятного аромата свежести. Запах напомнил мне Эрхи в минуты страсти, но был он тоньше и нежнее, чуть отдавая горьковатой ноткой цветущей лиллиулии. Этот любимый цветок моего отца Фаддея мне тоже нравился, и я помнил его плывущий по комнатам прелестный аромат с раннего детства.

Но почему Юрген вдруг так заблагоухал, что меня мгновенно повело к нему откровенным желанием? Он вечно так навязчиво вонял слащавыми южными отдушками, что мне хотелось зажать нос и отвернуться. И вот теперь... такой влекущий запах МОЕГО омеги? Я думал над этой загадкой несколько дней, но ни единой дельной мысли не приходило в голову.

Устав ломать себе мозги, я постарался позабыть об этом, привычно отдаваясь страсти с Эрхи, но и со старшим мужем творилось что-то непонятное! Его желанный запах с каждым днем слабел, сменяясь терпким букетом одной из самых популярных среди омег отдушек нашего косметического салона, от которого меня всегда выворачивало наизнанку. Я вообще не любил резких искусственных парфюмов, но пока терпел, не говоря ему ни слова, в надежде что он просто поддался чьему-то неудачному совету, и скоро прекратит поливать себя вонючей химией, вернув естественный аромат моей истинной пары.

– Что-то не так, любовь моя? – Эрхи заметил во мне перемену. – В последние дни ты какой-то рассеянный...

– Все хорошо, просто работы много, – почему-то солгал я, обнимая его. Запах отдушки усилился, а естественный аромат практически исчез. Я сморщился и отпустил его, не глядя в глаза. – Через час ужин, пойду немного поработаю в кабинете, а ты спускайся вниз и помоги отцу.

– Конечно, милый, – он как обычно, чмокнул меня в щечку и выпорхнул из комнаты, оставив за собой неприятный слащавый шлейф. Нет, в сторону деликатность, после ужина я все ему скажу, пусть выбросит этот парфюм в мусорное ведро, вернув так заводивший меня запах тела.

Мой путь лежал мимо комнат младшего мужа. Обычно я миновал их быстро и равнодушно, но сегодня дверь в спальню оказалась неприкрытой, и я невольно бросил туда взгляд. В комнате возился слуга Юргена Лау, меняя постельное белье. Собрав простыни и наволочки, он быстрым рывком бросил их на пол и до меня долетел ветер движения, заставив замереть на месте...

О, что это такое? Вот он, так внезапно утраченный чарующий запах, тот самый, по которому я уже начал тосковать, несколько ночей подряд морща нос от дурацкой отдушки глупого Эрхарда, который, наверно, хотел сделать мне приятное, пользуясь продукцией нашего лучшего в столице салона. Я неосознанно потянулся к нему, этому влекущему аромату, не замечая, что вторгся в спальню Юргена, где все пропахло им, как в сказке.

– О, господин Клеменс?! – испуганно обернулся ко мне Лау. – Вы, кажется, ошиблись дверью. Это комнаты моего хозяина. А сам он принимает ванну.

– Я знаю, дурень! – сердце билось у меня, как сумасшедшее, особенно при упоминании ванны, и я ничем не мог унять его неровный стук. – Ты поменял белье? Так отнеси вниз в прачку и засунь в машину. Не торопись сюда, понятно, и не стучи, пока я не открою сам.

Он побледнел и посмотрел на меня, как на демона, которым няньки пугают маленьких детей, не с первого раза собрал в охапку валяющееся на полу белье и пулей вылетел из спальни, запнувшись за порог.

Я запер дверь и постоял немного, вдыхая носом удивительный воздух комнаты младшего мужа, где был сегодня в первый раз. Здесь все пропахло тонким запахом лиллиулии, и это било меня ниже пояса, неудержимо возбуждая желание обладать тем, кто источал такой сумасшедший сногсшибательный призывный сигнал к нежности и страсти. О, он же в ванной! Нагое тело бережно ласкает теплая вода, стекая струйками с изящных плеч и шеи...

Дыхание перехватило, словно у юнца, впервые пришедшего в дом развлечений, чтобы попробовать любить омегу, и я рванул в туалетную с несдержанностью и пылким желанием немедленно заключить его в объятия и сделать своим!

Он стоял спиной ко мне и вытирал волосы большим махровым полотенцем. Едва увидев стройные ножки и мягкий изгиб маленьких ягодиц, я окончательно потерял над собой контроль, бросился к нему и трепетно обнял за талию. Рука попала на его живот и я начал медленно гладить его, задыхаясь от нежности. Мой маленький беременный супруг! Он носит моего ребенка! Как же я мог пренебрегать им, идиот?! И что со мной теперь творится?

Дальнейшее все было как в бреду. Я целовал его, ласкал и трогал, не в силах выпустить из рук хоть на секунду. Он что-то бормотал, заметно поддаваясь ласкам, дрожал и страстно постанывал, а я блаженствовал, как никогда раньше, трогая и целуя его нежный беременный животик, радостно чувствуя, как наливается желанием ждущий моих прикосновений интимный орган.

Когда тело омеги охватывает желание интимной близости, феромоны усиливаются, испуская стойкий луч обычно слабого естественного аромата. Сексологи называют этот феномен лучом страсти, но только у истинных пар он достигает совершенства, став абсолютно идеальной гармонией запахов.

С чего мне вдруг пришла в голову эта научная теория, почти не проверенная на практике? Но я ощущал всем существом, что только с Юргеном наши лучи сливаются, как должно, чего ни разу не испытывал ни с кем, даже с любимым Эрхи...

– О, Юрген, ты невероятен! – одежда невыносимо мешала, и я с сожалением отстранился от своего самого желанного на свете человека, спеша и путаясь в застежках и крючках, с тем, чтоб немедленно к нему вернуться. Я был невыносимо возбужден, и каждая секунда без него казалась пыткой...

...Пинок в живот и ненависть в синих глазах ошеломили и вогнали в ступор, смешали в хаос мысли, но даже сквозь пелену жестокого разочарования и боли я поразился силе и твердости духа этого маленького хрупкого омеги. Он смог перебороть свою природу и оттолкнул меня, хотя горел огнем желания. Железная выдержка, не подвластная пониманию! Да я и никогда не знал его, считая глупым и влюбленным дурачком, способным лишь на примитивные спаривания.

Флакон с наркотиком, анализ вещества, обман семьи Алльваров и фальшивый Эрхард... Я не хотел верить во весь этот жуткий кошмар, выворачивавший мой мир наизнанку, однако сердцем понимал, что Юрген говорит мне правду.

Он бросил на кровать еще какой-то лист бумаги, и так стоял, неукротимый и прекрасный, с пылающими гневом глазами, в которых не было ни капли былой любви, и я почувствовал внутри холодную пустоту непоправимой потери. Мне больше было нечего сказать, да он и не ждал от меня никаких слов. Спокойно развернулся и ушел, оставив меня в одиночестве.

Не знаю, сколько я так простоял, глядя безумным взглядом на флакон и белые листы бумаги, потом сгреб их в кулак и вышел из комнаты.

– Позаботься о нем, – кинул сжавшемуся у дверей Лау и быстрым шагом направился к себе.

– Ты поработал, милый? – бросился ко мне Эрхард, но я остановил его, не позволив приблизиться. – Пойдем... на ужин... – сникшим голосом продолжил он. – Устал, любимый?

– Что в этом пузырьке, ты можешь объяснить? – я так отчаянно желал, чтобы все сказанное Юргеном вдруг оказалось ложью. – Каким ты пользуешься зельем, чтоб соблазнять меня? И кто тебе его изготовляет?

Его лицо смертельно побледнело, и в следующую секунду он рухнул передо мной на колени. Губы его тряслись, и он не сразу смог выговорить те несколько слов, которые полностью подтвердили слова Юргена.

– П-прости меня, л-любим-мый... – обливаясь слезами, пролепетал он, обвивая руками мои ноги, – я т-так тебя л-люблю, и сделал э-это, чтобы всегда б-быть вмес-сте... К-как ты узнал об э-этом?

– Как я узнал? Тебя волнует только это? – с горечью отозвался я. – И больше ничего?

-П-рости меня, пр-рости! Я ведь не делал ничего плохого, – рыдал Эрхард, и мое сердце рвалось на части, так больно было осознавать, что меня предал самый любимый и близкий человек, – только х-хотел, чтобы ты был м-моим...

– Что ты еще скрываешь от меня? Нет, я спрошу не так. Ты что-нибудь еще скрываешь?

– Нет, ничего! Поверь мне, милый!

– Ладно, сегодня я устал. Поговорим завтра. Сейчас умойся и пойдем на ужин. Сегодня будем спать отдельно, не приходи ко мне, я лягу поздно.

За ужином мы вели себя, как обычно, но все равно родители заметили покрасневшие глаза Эрхарда, хотя и ничего не спросили. Юргена не было за столом, и я не удивился, когда отец Фаддей сказал, что младшему мужу нездоровится, и он прислал слугу за каким-нибудь легким блюдом.

– Ты должен быть внимательней к нему, Клеменс, – обеспокоенно сказал отец Фаддей, – я по себе знаю, как нелегко омеге выносить ребенка, и как ему необходимы внимание и забота его супруга, а мальчик еще и работает, да и других дел у него немало. Я так надеюсь, что вы поладите, и вторую половину срока он будет счастлив и спокоен!

– Да, разумеется, отец, – согласно кивнул я, чувствуя как вползает в сердце ледяной холод. В один день я потерял сразу обоих мужей, и что делать с этой бедой, не имел понятия.

После ужина я надолго заперся в своем домашнем кабинете. Достал чертежи предыдущего неудачного проекта и положил их в сейф вместо тех, над которыми работал сейчас, установил в углу напротив маленькую скрытую камеру, автоматически включающуюся при любом движении.

– Вот так-то будет лучше, дорогой супруг, – удовлетворенно пробормотал я, отправляясь спать.

Глава 11

– Зачем ты явился сюда, мелкий ублюдок? – "вежливо" встретил младшего брата Уллиян фил Алльвар. – Что, телефон сломался, позвонить не мог? Что у тебя за кислый вид? Достал документы?

– Я не могу сейчас влезать к нему в сейф! – хлюпнул носом Эрхард. – Боюсь, что он знает и про это тоже! Спалились мы, Уль, но как это вышло, не знаю...

– О чем ты, придурок? – альфа грубо подцепил пятерней опущенное книзу лицо омеги. – Что значит спалились?

– Клеменс все знает о флаконе с ИИМЗа, он даже сделал анализ его содержимого. Я отговорился тем, что поступил так из любви к нему, но не уверен, что он мне поверил...

-Ты идиот! – с ненавистью прошипел Уллиян, с размаху отвешивая брату пару мощных ударов в область живота. – Как это могло случиться? Не ты ли уверял, что твой муженек полностью в твоей власти, и ты можешь вить из него веревки! Как ему удалось узнать о фальшивой отдушке, если ты говорил, что в вашей спальне ты единственный хозяин, и это самое безопасное место в доме, где можно говорить обо всем, не рискуя, что кто-нибудь подслушает?

– И это чистая правда! – с отчаянием в голосе вскричал Эрхард. – Туда не заходит никто, кроме меня и Клеми, и даже горничные убирают и моют полы только в моем присутствии!

– Не помню, чтобы ты вынимал ключи и отпирал двери, а это значит, что спальня открыта и туда может войти кто угодно!

– Но кто и зачем? Ты пришел ко мне неожиданно, и никто, кроме дворецкого и графа Фаддея, тебя не видел.

– А младший супруг?

– Зачем ему? Он живет у нас уже почти две недели и ни разу даже мельком туда не заглядывал. Спесивый аристократ, гордости у него через край.

– Ну это вовсе ничего не значит, две недели не заглядывал, а тут вдруг решил посмотреть, все когда-то бывает впервые. Но ты прав, такие совпадения не слишком реальны, ему нет никаких видимых причин там прятаться, так что вряд ли это он. Но тогда кто? Твой муж в чем-то тебя подозревает и следит за тобой? Может, поставил скрытые камеры? Тогда вся вина за срыв нашего плана лежит на тебе, негодяй! Когда и в чем ты успел проколоться, отвечай мне немедленно, мерзкая дрянь!

– Нет... Я не знаю... Все было как обычно. Но вот теперь... – он снова сжался и жалобно заскулил, – теперь, когда я не могу пользоваться нашим средством, мой естественный запах стал очень сильным, и я чувствую, что он совсем не нравится Клеменсу. Я потерял на него все свое влияние, он даже спать со мной вместе не хочет! Брат, что же мне делать?

– Что делать? Меня это мало волнует, но документы должны быть в моих руках! Завтра осенний праздник, дом будет полон гостей, самое удобное время для проведения операции. Я постараюсь отвлечь Клеменса разговором. Следи за мной и действуй решительно и быстро!

– А что потом? Что будет с предприятиями Освалльдов?

– Тебя это уже не касается, ублюдок. Но я скажу тебе, так уж и быть. Нищими, к сожалению, они не останутся, но спеси и былого величия в них поубавится, и даже с деньгами второго тестя им уже не подняться на ноги. До конца жизни будут пить и есть из наших рук, довольствуясь крохами с роскошного стола семьи Алльваров!

– Но почему такая ненависть, Уллиян? Ведь вы официально числитесь партнерами, а наши отцы друзьями детства!

– Ты правда хочешь это знать? Тогда спроси у своего распутного папашки, он тоже принимал тогда активное участие в темных делишках отца твоего нынешнего свекра, помогая в наглую обманывать нашего деда, исподтишка захватывая чужую компанию в свои жадные руки! Красивая сволочь, он сумел ловко втереться к отцу в доверие, да еще и забеременел тобой, мелкий ублюдок!

– Ты врешь, отец не мог так поступить! – на глазах Эрхарда выступили слезы обиды. – Он всю свою жизнь провел в одиночестве, ни разу не изменив единственной любви, и даже когда меня увезли от него к вам в дом, остался верен своему альфе. Никогда не жаловался и ничего не просил, довольствуясь малым.

– Малым? – презрительно хмыкнул Уллиян. – Я мог бы рассказать тебе о размерах этого «малого»! Отец мой слишком добр к нему, если даже получив неоспоримые свидетельства предательства, не оставил без помощи и содержал его, да и тебя тоже, не обращая внимания на страдания своего супруга, которого больно ранили его чувства к любовнику, родившему внебрачного ребенка, то есть тебя!

– Скажи мне номер телефона, я так давно не говорил с отцом!

– Скоро наболтаешься вволю! Как только документы будут у меня, я смогу выйти из тени и перестать изображать доброго друга твоего дурака мужа. Они с Лаггманом всецело доверяют нам, не подозревая, как далеко протянулись в недра их предприятий наши длинные щупальца! О, жду не дождусь того счастливого часа, когда брошу в лицо Клеменсу сладкие слова победы!

– Но можно ведь не говорить ему про меня... – жалобно прошептал Эрхард. – Тогда, возможно, я смогу остаться с ним и сохранить наш брак. Признаюсь, что обманывал его насчет бесплодия и рожу сына, или даже двух. Я не хочу терять его!

– Достанешь чертежи, могу и не говорить, мне до тебя, собственно, дела мало. Омега и дурак – одно и то же. Вот только что ты будешь делать с младшим мужем?

– Он мне не страшен, потому что Клеменс его не любит.

– От ненависти до любви, сам знаешь, как недолго. А если будет еще и общий ребенок!

– Как же много в тебе желчи, Уллиян! – горестно выкрикнул Эрхард уже с порога. – Лучше б помог, чем издеваться!

– Мне помогать тебе? – иронично хохотнул альфа. – С какой стати? Хоть мы и считаемся сводными братьями, но ты мне совершенно чужой, и я не намерен чем-то поступаться ради тебя. Так что младший муж – это твоя проблема, и как ты ее решишь, меня не касается. Иди и помни: завтра решающий день, не подведи нашу семью, внебрачный заморыш!

– А если он уже принял меры и поменял код?! – взвизгнул Эрхард.

– Вот завтра и узнаем, идиот! Если не поменял, то и беспокоиться не о чем, наша наивная птичка тебе по-прежнему доверяет, и планы наши ему неизвестны.

Юрген фил Ллоуд

– Что это, Лау? – удивленно присвистнул я, увидев своего слугу с небольшим струнным инструментом в руках, немного смахивающем на земную гитару. – Ты умеешь играть на этом?

– Не я, а вы, мой господин! Это же ваш любимый чаранго, разве не узнаете? – торжественно водружая «гитару» мне на кровать, провозгласил он. – Я раньше не решался принести его, но теперь, когда вы стали кое-что вспоминать, счел возможным вынуть инструмент из чехла. Вдруг он поможет вам ускорить процесс восстановления памяти? Да и отец ваш очень любит, когда вы играете и поете, у вас такой красивый голос. Он завтра приедет, и я уверен, что господин Свон был бы чрезвычайно рад снова услышать ваше пение.

– Еще не легче! – пробормотал я, неуверенно взяв инструмент в руки. – Ты точно уверен, что я на таком играл? Еще и пел в придачу?

– Попробуйте, может получится! – с надеждой глядя на меня во все глаза, ободрил слуга. – Так ведь бывает, что руки все помнят куда лучше, чем голова. А вдруг сработает?

– Не знаю... – с сомнением протянул я, пристраивая чаранга на колени. В той прежней, земной жизни я немного играл на гитаре, на уровне среднего любителя, но никогда не считал себя гитаристом. А уж чаранго?.. Хотя, чем черт не шутит, надо попробовать, вдруг и вправду навыки Юргена живы в моих пальцах? – Наверное, не смогу... Скажи, я хорошо играл на этом инструменте?

– Вы брали уроки в течение двух лет, закончив полный курс музыкальной школы по классу чаранга, а также мастерства сольного пения, – улыбнулся Лау. – Так что смелее, хозяин, просто не думайте ни о чем, и все получится.

Я сел поудобнее и постарался расслабиться. Ну же, давай, омежка, выйди из своей тени и покажи, на что способен! Рука привычно (!) обхватила гриф, и я с удивлением осознал, что действительно знаю, как на этом играть!

– Отлично, господин Юрген, – радостно суетился возле меня Лау, – вот ваша тетрадь, в ней ноты и все самые любимые песни. Надеюсь, что игра на чаранге отвлечет вас, вы ходите уже два дня мрачнее тучи. Что вы такого сказали вашему мужу в тот вечер, что до сих пор думаете об этом?

– После праздника мы съедем отсюда и вернемся в наш домик, – медленно перебирая струны, сказал я, – я не хочу здесь больше жить. Мне неприятно видеть Клеменса и старшего супруга, да и всех остальных членов семьи тоже. Они мне совершенно чужие, и будет лучше, если мы будем встречаться с ними как можно реже.

– Но почему, мой господин? Я так надеялся, что ваши отношения наладятся. Зачем-то же он пришел к вам в тот вечер, и его глаза так необычно блестели! Мне кажется, нет, я почти уверен, что у него к вам появились чувства!

– Забудь об этом, – нахмурился я, откладывая инструмент в сторону. – Давай лучше поговорим о другом. Если я правильно понял суть моих отношений с родной семьей, я рос с отцом-омегой. А что же остальные? Отец и братья?

– Они не вмешивались в ваше воспитание, да это и не принято. Омег воспитывают в знатных семьях иначе, чем альф, с малых лет обучая быть хозяином дома будущего супруга. Демметрий строг, но очень любит вас. Он тоже... был против вашего замужества, но господин Свон имел в этом браке свой интерес, поэтому он дал согласие на предложение Освалльдов.

– Ты говорил про старшего брата.

– Да, господин Перриян всегда заботился о вас и баловал, несмотря на частые выговоры от господина Демметрия. Я вам уже говорил, что ваш брат был самым главным противником вашей свадьбы, уверяя отца, что вы достойны лучшей судьбы, чем становиться младшим мужем.

– Комплекс старшего брата, – пробормотал я, листая тетрадь с песнями Юргена. Слова неплохие, хотя и несколько стоныжные. Ну, что еще ждать от безответно влюбленного юного омеги? – Скажи, с тех пор как я вышел замуж, они не навещали меня?

– Ни разу, господин.

– Хм, странно. Вроде бы любили, но сбагрили в дом мужа и забыли?

– Замужних омег родственники навещают редко, в основном по праздникам, – удивленно глядя на меня, сказал Лау. – Кроме того... простите, если я скажу вам кое-что непозволительное для слуги. Господин Демметрий не считает Освалльдов равными себе, несмотря на их богатство и высокий ранг. Я думаю, он оказал влияние на своего супруга и сыновей, пресекая их визиты в дом вашего мужа.

– Но в этом мире вроде бы главенствуют альфы? Так как же может мой отец влиять на своего супруга?

– В каждой семье свои маленькие отклонения от общих правил, господин. Ваши родители отлично ладят, но что касается семьи и дома, все это отдано во власть Демметрия.

– Как думаешь, кто завтра приедет на осенний праздник?