Текст книги "Найти себя (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Мой Юрген пережил сильную душевную травму, поэтому немного не в себе, быстрее помогите мальчику одеться! – мне показалось, или в голосе омеги действительно мелькнули истеричные нотки?

Ко мне приблизились два давешних медбрата, я встал с постели и позволил себя переодеть, за время этого действа успев оценить собственные силы. Ноги держали хорошо и голова не кружилась. Никаких странных желаний и тяги в теле я не ощущал. То ли таблетки еще действовали, то ли пик цикла миновал – неважно, главное я был в порядке.

Демметрий протянул ко мне обе руки, тогда я просто сделал финт ушами. Я отшатнулся от него и бросился бежать. Подальше от родительской любви, от жениха, из этого дурдома...

***

Я выскочил за дверь и сразу же был ослеплен десятками вспышек – весь коридор заполнили репортеры. Медперсонал тщетно пытался навести порядок и вытурить непрошенных гостей, но папарацци попросту смели их, оттеснив по сторонам.

– Сенсация! Это действительно Наззаррий Селливан!

– Наззарий, наконец-то! После аварии никто не видел и не слышал вас.

– Два слова! Вы лечились за границей?

– Вы собираетесь продолжить сольную карьеру? Как вы здесь оказались, в маленьком приморском городке? Вы здесь на отдыхе? А ваш супруг, он с вами?

Вопросы сыпались со всех сторон, вспышки сверкали каждую секунду.

– Кто эти люди? Кто их всех сюда пустил? – стараясь выглядеть невозмутимым, возмущенно прошипел Демметрий. – Что происходит, что за представление? Где главный врачеватель? Я тотчас же закрою эту жалкую клинику!

– Хотите, чтоб я сделал заявление для прессы, ПАПА? – улыбаясь журналистам, тихо спросил я. – Здесь представители столичных газет и телевидение, мое интервью будет в эфире уже в дневном выпуске.

– Испорченный мальчишка, я жалею, что родил тебя, – изображая на лице улыбку, выплюнул слова мой папочка. – Позор семьи, как мне теперь смотреть в глаза моим друзьям? Мой сын стал лицедеем, за которым бегают как за сенсацией. Я даже отказаться от тебя не могу, ибо это тоже немедленно попадет в прессу. Как я все это объясню Асторрию, своей семье, Его Величеству, в конце концов?

– Ваши проблемы. Эту кашу заварили вы, вот и оправдывайтесь, как хотите. И кто ж Асторрия так круто замотал в бинты, здорового верзилу?..

***

Два часа спустя мы с Клеменсом уже ехали в арендованном электромобиле, направляясь в Сейхан. Машина шла по приборам, так что Клеменс смотрел больше на меня, чем на дорогу, и я остро чувствовал, что мы наедине. Салон пропах сводящим с ума запахом моей пары, но я упрямо этому сопротивлялся, не желая признавать, что его близость действует на меня, как красная тряпка на быка. Зараза, хоть бы брызнул на себя из пузырька, вон же валяется нейтрализатор на заднем сидении!

– Юрген, что будем делать дальше?

– Хотел о том же у тебя спросить. Теперь, когда ты знаешь про меня, не лучше ли и в самом деле разойтись? – слова как будто застревали в горле, но все равно я их сказал, поскольку чувствовал, что должен быть с ним честен. – Я не смогу стать тебе настоящим мужем.

– Ты ничего не чувствуешь ко мне... Наззарий?

– Я благодарен тебе за спасение от тирании Демметрия, но я ни разу даже в мыслях не был геем. Поэтому и не могу себе представить отношения двоих мужчин.

– Геи – это альфы, проявляющие друг к другу сексуальный интерес? Я правильно нашел значение этого слова? Но ты теперь стал Юргеном, и ты не гей, а мой супруг. Омега. Мы с тобой биологическая пара. А ты не хочешь даже попытаться дать нам шанс... Позволь проверить кое-что... – он вдруг близко наклонился ко мне и взял за руку.

Я дернулся и занервничал, сделал попытку вынуть пальцы из его руки, но он не дал. Погладил мне запястье и ладонь, снова запястье и потом отдельно каждый палец – все это медленно и нежно, не сводя глаз с моего лица, которое словно покрылось коркой льда, так я отчаянно пытался сдерживать свои взбесившиеся омежьи гормоны. Дышал я через раз, не понимая, что со мной, и что я буду делать, если он не остановится на этом невинном прикосновении и пойдет дальше.

– Пусти меня! Иначе я пойду пешком! – не зная, как еще спастись от наваждения, выдохнул я, борясь с двумя противоположными бешеными желаниями – немедленно выпрыгнуть из машины на свежий воздух, где не будет так одуряюще пахнуть моим альфой, или, забив на убеждения Назария, закрыть глаза и броситься в желанные объятия, позволив Клемену любить себя.

– Цикл у тебя еще не кончился, хотя и заглушен лекарством, – не обращая внимания на мой глупый возглас, сказал он и откинулся на свое сидение. – Разум упрямого пришельца, тело Юрги... Я подожду, когда ваши желания объединятся.

– А если не дождешься? – буркнул я.

– Дождусь. Ты чувствуешь меня, тебя волнует то, что я так близко. Пока мне этого достаточно, мой милый.

– Но мне неловко от того, что по моей вине ты лишен нормальных семейных отношений, – не глядя на него, смущенно выдавил я. – Второго мужа я навряд ли потерплю, у нас полигамии нет, но если сильно хочешь... секса, то заведи любовника, только чтоб я не знал...

– Ревнуешь, милый? – восхитился он.

– Нет, просто знаю потребности мужского организма.

– Знаешь? Тогда не заставляй меня искать на стороне, – усмехнулся Клеменс. – Подумай, Юрген, что для нас обоих будет лучше...

– Не лезь ко мне с увещеваниями, проповедник! Я не готов еще к постельным извращениям! – заорал я, удачно вспомнив, что нападение лучший способ защиты. – Лучше за дорогой смотри. Хоть и включил приборы, но водителя никто не отменял.

– Юрги, а если б этот тип... как там его... Асторрий? изнасиловал тебя?

– Я бы его убил! Железным молотком! Лучше в тюрьму, чем каждый день терпеть такого гада!

– Безумно рад, что я нашел тебя, и что не опоздал... Ну вот, почти приехали, уже Сейхан. Я так хочу увидеть нашего ребенка!

***

Лау уже нас ждал на аэровокзале. Харрит подрос, и я, увидев малыша, почувствовал прилив неудержимой нежности. Отцовские инстинкты оказались в этом странном мире куда мощней биологической тяги омеги к альфе, впрочем, я успел отметить это только мельком. Пальчики Харри вцепились мне в волосы, сминая прическу, и он залопотал что-то восторженно и весело на непонятном детском языке...

Я счастливо вдыхал его родной чудесный запах, зарываясь носом в шелковистую макушку, пока он с интересом тянул меня за отросшую шевелюру, подпрыгивал в моих руках и громко гукал.

– Харри, малыш, давай-ка разожмем ладошку. Папочке больно, – негромко, чтобы не напугать ребенка глупыми визгами, сказал я, и вдруг забыл про боль и вообще про все на свете, поймав широко распахнутый взгляд Клеменса, который смотрел на сына, словно на восьмое чудо света.

– Дай мне его, пожалуйста, дай, Юрги, – восторженным шепотом благоговейно выдохнул он, отцепляя крохотные пальчики от моих волос. – Мой маленький сынок, какой же ты красивый! Иди ко мне, я так хочу тебя обнять!

Рядом раздался чей-то тихий всхлип. Лау. Расчувствовался, бедолага. Но если честно, у меня у самого как-то подозрительно защипало глаза. Кто ж мог предположить, что Клеменс вдруг окажется таким сентиментальным любящим отцом?

Глава 33.

Юрген фил Ллоуд (год спустя)

– И долго вы так будете терзать супруга, господин Юрген? – ворчал Лау, наливая мне утренний псевдокофе. – Он не заслуживает этаких мучений, второй раз не женился, не завел любовника, и как отец великолепен. С Харритом возится все вечера, невзирая на усталость, и с вами терпелив и ласков. Вы доиграетесь, мой господин, он рано или поздно вам изменит, тогда покаетесь и искусаете себе все локти!

– Ну хватит, Лау, сколько можно мозги канифолить! Сегодня буду поздно, надо закончить годовой отчет, и вообще завал. Ужин не нужен, Клеменс приезжает из столицы только завтра, а я перекушу где-нибудь в городе, так что готовь для Харри. И себе.

– Никак я не привыкну к вашим выражениям, – капризно протянул слуга, – что значит мозги каниф-фолить, господин Юрген?

– Вот то и значит, что ты делаешь сейчас! Всю душу измочалил мне своим ворчанием, скоро коростой обрасту!

– Но вы должны перемениться к вашему супругу, так же нельзя, в конце концов, уж целый год прошел, а вы все спите в разных спальнях. Клеменс не выдержал, от вас в столицу убежал, – продолжил свою песню коротышка, – вы не боитесь, что он там найдет себе красивого послушного омегу? И сын почти не видит вас, вы весь в работе, да еще и выпускаете второй альбом. Разве ведут себя так добропорядочные замужние омеги? Вам должно заниматься домом и семьей, супруга ублажать в постели, а вы карьерой увлеклись...

– Отстань, зануда, пользуешься тем, что я тебя люблю, вот и зудишь над ухом каждый раз, как мы одни? – торопливо допивая горьковатый напиток, пробормотал я. – Но ты уже выходишь за все рамки, Лау, и моему снисхождению к твоим выходкам тоже когда-то будет предел.

– И что тогда? Уволите меня?

– Нет, вызову портного и велю зашить твой безразмерный рот, – рассмеялся я, – тогда не сможешь капать на больное место. Ну все, пошел, не ждите меня вечером, ложитесь спать.

– Еще два слова, господин Юрген, – остановил слуга. – Я думаю, вам будет интересно. Вчера в вечерних новостях сказали про Асторрия Люффлокса. Я так переживал, когда узнал, что вас хотели все же выдать за него, как хорошо, что это не случилось...

– Так что там про Асторрия? Ты как всегда уходишь в сторону от темы.

– Да нет, не ухожу, как раз по теме я и говорю. Этот бесчестный человек замешан в крупном политическом скандале. Его семья пыталась все замять, но правда все равно всплыла и потянула за собой немало ниточек к довольно знатным уважаемым кланам. Но вот чему я рад по-настоящему, что все-таки отец Асторрия не до конца скатился в подлецы и промолчал про сговор с господином Харрис-сом... – он вдруг замялся, сделав виноватое лицо, но слово было сказано, и я насторожился.

– Сговор с моим отцом омегой? Ну-ка выкладывай, все, что тебе известно!

– Простите, господин Юрген, я не хотел вас волновать, все мой язык... Ну хорошо, раз так уж вышло, расскажу. Вы знаете, что семья вашего отца Демметрия одна из самых влиятельных в стране, в нем даже есть немного королевской крови. Но в молодости ваш отец влюбился, так беззрассудно, что сбежал из дома. Его родители официально объявили в свете, что сын уехал за границу обучаться языкам, а сами тайно наняли толкового сыщика для поисков беглеца. Это и был отец Асторрия, последний потомок некогда богатого рода фил Люффлоксов. В то время он служил шефом полиции Сейхана, и кроме всего прочего, занимался частным сыском по заказам знатных клиентов. Он разыскал Демметрия, потратив на поиски несколько месяцев, и где б вы думали? В низкосортном публичном доме, куда красивого омегу безжалостно продал его любовник, которого тот так боготворил! К тому моменту, как его нашли, парень (простите) был нисколько не похож на аристократа, он опустился, огрубел, стал настоящей швалью. Семья, конечно, это скрыла, а мой отец прислуживал тогда Демметрию и был единственным из слуг, кто знал о том, что же случилось с парнем. Когда он полностью вернулся к прежней жизни, его отдали замуж, но вас, когда вы родились, держал в ежовых рукавицах, видно боялся повторения своей судьбы.

– Ну надо же, как все, оказывается, несложно. А я никак не мог понять, какого хрена папочка уперся, как баран на новые ворота, с маниакальной настойчивостью толкая меня в этот брак!

***

Я ехал на работу, снова не включив приборы управления, а взяв вождение на себя – так было проще отвлекаться и не думать о том, о чем я думать не хотел, однако мысли все равно упрямо лезли в голову, и было все труднее отделаться от них.

Клеменс, я сам в тандеме с Юргеном, теперь еще Демметрий... И в этом мире всякое случается, и в знатных семьях тоже. Мне было даже где-то жаль Демметрия, наверное, он много пережил. Влюбился в негодяя, угодил в бордель, такие приключения откладывают отпечаток навсегда. Но все равно, так поступать со мной, даже из опасения, что тайны прошлого всплывут на свет? А папа Свон наверняка об этом ничего не знает...

За этот год я мало виделся с семьей, хоть мы и жили не особо далеко – в Вольгасте, где Клеменс унаследовал семейный бизнес. Он прикупил нам двухэтажный особняк, где мы и поселились вчетвером, не считая эконома и двух горничных, живших в пристройке рядом. Лау спал с Харри в детской, мы с Клеменсом каждый в отдельной спальне. Ко мне мой муж, как он и обещал, совсем не приставал, довольствуясь тем, что я согласился съехаться с ним и больше не говорил о разводе, по вечерам возился с сыном, и это доставляло ему удовольствие.

Наша парочка напоминала двух близких друзей или братьев, воспитывающих ребенка. Мы вместе ужинали и смотрели телевизор, смеялись, спорили, обменивались новостями, поругивались иногда, а потом расходились по своим комнатам. Короче, все как у земных мужчин, которые не связаны между собой предрассудками и глупостями, типа интимных отношений.

Все было вроде хорошо, но в глубине души я постоянно ощущал витающее между нами напряжение. Лил на себя нейтрализатор, мазал под носом «противоальфийским чудо-кремом», но помогал он мне все меньше, и я с каким-то странным щекотанием в груди почти материально осязал, как с каждым днем проигрывал своему омежьему телу. Меня тащило на запах альфы, как кота на валерьянку, и я порой почти мечтал, чтоб он нарушил обещание не лезть ко мне и просто заявился поздним вечером в мою постель.

Черт, это дело времени, и рано или поздно я ему отдамся. И что тогда? В кого я превращусь? В самку, омегу, слабака, поддавшегося чуждой мне природе? Подставлю задницу другому мужику и снова буду десять месяцев таскаться с пузом? Беременность я принимал почти за оскорбление своей земной сути, упрямо не желая признавать, что мое бренное тело давно уже превратилось в ничто, а нынешнее жаждало совсем другого.

Привычно сваливая все на Юргена и на его омежью тягу к альфе, я если честно, сам уже порой не понимал, чьи мысли и желания переполняют сердце. Заваливал себя работой, уставая до предела, особенно во время циклов, а их я пережил уже четыре. В критические дни почти не выходил из комнаты, даже не занимался с сыном, и лазил по интернету в поисках средств облегчения от мук идиотской физиологии, но там везде было написано одно и то же. На всех страницах, словно борона по пеньям – вам нужен альфа, альфа, альфа... любой, но если любящий, то это хорошо вдвойне, он вам поможет, снимет напряжение, избавит от страданий... Спасет, доставит наслаждение, поддержит, выручит... короче, панацея, и причем, единственная, не считая адских снадобий, но их увещевали ни за что не принимать, и даже в чрезвычайных ситуациях, дабы не навредить здоровью.

Мой любящий супруг был от меня недалеко. Мне стоило лишь перейти в соседнюю спальню и броситься в его всегда раскрытые для меня объятия, и что греха таить, не раз за этот год я порывался сдаться и бежать к нему, однако гордый и упрямый русский нрав одерживал над страстью Юрги верх и останавливал меня у роковой черты, то бишь у двери в комнату Клеменса. Я тихо отступал и плелся в одинокую холодную постель, чтобы продолжить изнуряющее противостояние между омежьим телом, жаждущим любви, и разумом земного парня.

Так мы и жили – неестественной семейной жизнью, и с каждым днем я все острее ощущал, насколько Лау прав. Так долго продолжаться не могло, я должен был расставить, наконец, все точки над своей судьбой, сделав единственный и очень важный выбор – или поддаться телу Юрги, став Клеменсу настоящей парой, или расстаться с ним, но тогда вставал вопрос с ребенком, а разлучать этих двоих я не хотел, ибо малыш тянулся к папе альфе больше и сильнее, чем ко мне.

***

Когда я разобрался, наконец, с отчетом, на улице была глухая ночь. Офис пустой, в такие одинокие часы мне нравилось здесь быть, когда мог целиком отдаться цифрам, а не решать ежеминутно сложные задачи, не принимать клиентов и партнеров, в свободную минуту встать, подойти к окну и посмотреть на залитый огнями город...

Скучал ли я по Родине и по друзьям, по властному отцу и вечно занятой своей персоной матери? Я жил здесь так, словно летел безостановочно с крутой горы, и как-то не было возможности об этом поразмыслить, но вот сейчас, глядя с двенадцатого этажа на ночной Вольгаст, я ясно и осознанно себе сказал: нет, не скучал. Что ждало бы меня сейчас на старой матушке Земле? Я разрывался бы между холодным домом и постылой работой, торчал бы до полуночи в своем кабинете или напивался в баре с единственным другом Максом, лишь бы подольше не идти к себе и не выслушивать от Верочки стенания о том, как мало уделяю ей внимания. А здесь... ну вот, только подумал о звонке!

– Да, Лау, я уже бегу! Нет, все в порядке, я поел. Да правда, правда, что же мне обманывать тебя... не нужно, отдыхай, я ничего не захочу... Как Харри? Спит уже? Утром он кашлял... Что? Ну хорошо, а то я волновался... Нет, не устал, и голова не болит... Ну что ты, я ж не маленький, в конце концов! Конечно, я не поведу машину ночью сам, ты не переживай!.. – и это еще мужа дома нет, иначе телефон уже давно бы раскалился от звонков, да он и не позволил бы мне до полуночи писать отчет, и серебристая машина уже давно стояла бы перед центральным входом, чтобы забрать меня домой.

При мысли о супруге я почувствовал разлившееся где-то глубоко внутри тепло, но радость вспыхнула и тут же снова сникла, ведь он сейчас был от меня за тридевять земель, а может больше, верст, в далекой северной столице. Я вдруг представил, что Клеменс и впрямь нашел себе какого-то омегу, ведь он здоровый молодой мужик, и накатила бешеная боль и столь же бешеная ревность. Вот чертов Лау, наболтал мне всякого, но руку положа на сердце, разве он не прав?

Эти видения Клеменса и красавчика омеги мне долго не давали спать, потом я вроде бы забылся, но и в зыбком сне опять увидел черте знает что. Проснулся весь в поту, тело ломило, как в критические дни, по рту и горлу будто наждаком прошлись, и жажда мучает, словно я только пересек Сахару. Какого хрена я себя так чувствую? До цикла палкой не докинуть, и я здоров, как африканский слон. Немного посидел в постели и поплелся вниз на кухню, решив, что точно не усну, если не осушу сейчас кувшин воды. Напялил только шорты и пошел – Клеменса дома нет, а моралист зануда Лау спит сном праведника и не увидит такого вопиющего безобразия, коим он считал расхаживание по дому в непотребном виде.

– Со мной и точно что-то не в порядке, – растерянно пробормотал себе под нос, наливая из кувшина полный стакан холодной воды, – что ж так невыносимо сильно пахнет Клеменсом, когда его и дома нет? Рехнуться можно, мамочка родная...

– Тебе не нравится мой запах, Юрги? – насмешливо спросили у меня, и я от неожиданности чуть не выронил стакан. – И чем же я таким противным пахну?

– Клеменс? – я бросился ужом к окну и замотался в длинную, до пола, штору. – Когда же ты приехал? Нельзя так неожиданно подкрадываться к человеку!

– Ты что, меня боишься, Юрген? – он рассмеялся, но мне так было вовсе не до смеха. Я как завороженный наблюдал за ним, чувствуя, как по обнаженной коже бегают мурашки. – А я так торопился к моему супругу! Да что ты спрятался, как маленький ребенок? Иди сюда и пей спокойно свою воду. Я не кусаюсь, правда, ты прекрасно это знаешь...

– П-прости... Я н-не одет... – еще больше смутился я, старательно следя за тем, чтоб голос мой звучал внятно. – Не думал, что меня кто-то увидит здесь, поэтому и не оделся... Давно приехал, Клеменс?

– Только вошел, вот принял душ и тоже захотел попить. Да выходи оттуда, обещаю, что не буду даже на тебя смотреть...

Но он смотрел, и это так меня смущало, что я отчаянно хотел сорваться с места и сбежать – за безопасность двери своей спальни, где этот восхищенный неотступный взгляд меня не потревожит. Но он был прав, стоять за шторой как-то глупо, надо вести себя спокойно, тогда все будет хорошо. Клеменс сейчас откроет холодильник, нальет в стакан фруктовый сок, потом сядет за стол и Лау подаст ему ужин... Ой, да о чем я тут, ночь на дворе и Лау спит. Значит, придется мне? Но как же я смогу в таком вот виде? Толкаться рядом с ним, быть может, задевая локтем, вдыхать его запах, от которого мутится голова, и делать вид, что все в порядке?

А может, он не будет на ночь есть? Попьет сочку да и уйдет к себе?

– Ты будешь ужинать? – поеживая голыми плечами, с надеждой на отказ спросил я.

– Ну если ты подашь, не откажусь, – он сел и откинулся на спинку кухонного стула. На нем были свободные домашние штаны и светлая рубашка, по обыкновению не застегнутая на пару верхних пуговиц. Открылась шея, длинные ключицы, и это завело меня так сильно, что я дышать не мог, не то чтоб что-то подавать, а надо к холодильнику пройти, потом к подобию земной микроволновки...

– Юрген, я пошутил, не надо ужина. Иди сюда, и посиди со мной, – он растрепал пятерней свои густые черные волосы, и этот вроде бы обычный жест заставил бешено забиться сердце. Как он красиво это сделал, черт возьми! Как сексуально!.. Нет, мне отсюда надо убегать, я точно не в порядке, если мне на ум пришло такое слово! – Что ты молчишь сегодня? А Лау? Спят уже с Харритом? Сейчас зайду и погляжу на них, тихонечко, соскучился по малышу ужасно.

– Я... я пришел сегодня поздно. Отчет, и все такое, было много дел... – деревянным голосом выговорил я, почти материально ощущая, что он по-прежнему смотрит на мой голый торс. – Если не хочешь ужинать, я спать... пойду...

– Юрген, не уходи, побудь со мной немного, – он налил из бутылки сок и залпом выпил половину стакана. Я молча наблюдал за ним, словно впервые видел. Как двигалась его рука, как на губах осталась маленькая капля сока, и он слизнул ее языком... – Мы так давно не виделись с тобой. Ты почему так смотришь на меня? Что-то случилось? Может, приболел? Нельзя работать допоздна.

– Со мной все хорошо. Просто устал.

– Но ты весь бледный и дрожишь, – он поставил стакан на стол и подошел ко мне совсем близко. Расстегнутые пуговки его рубашки притягивали взгляд словно магнитом, и я не мог с этим бороться. Хотелось прикоснуться к гладкой коже, потом уткнуть туда лицо... – Ты что, замерз? Покрылся весь мурашками. Но здесь скорее жарковато. Постой... если замерз, это легко исправить, хотя и не хотелось бы скрывать такое изумительное тело...

Я не успел сообразить, что Клеменс имел в виду, а он уже стащил с себя рубашку и накинул ее на мои плечи. Меня коснулись его большие теплые руки и задержались, чуть разглаживая тонкую ткань, и я занервничал сильней, а он еще и наклонился надо мной, прижался носом к моему затылку, дыша в мои растрепанные волосы. Тогда я просто напросто закрыл глаза. Сейчас я говорить не мог, мой голос сразу выдал бы меня, так что я просто ждал, когда закончится эта мучительная пытка и борьба с собой, и можно будет сделать вдох, но он не отпускал, и руки продолжали гладить, так ненавязчиво и так щемяще нежно.

– Ты так сегодня пахнешь, Юрген, что я сбиваюсь с мысли. Наверное, устал, три дня без отдыха и длинный утомительный перелет, поэтому все чувствую сейчас острее. Я так спешил домой, очень хотел тебя увидеть. Прости, я обещал не приставать к тебе. Пойду к себе. Ин-наче не сдержусь...

Он отстранился от меня, и я почувствовал себе покинутым и одиноким.

– Не уходи... – слова сорвались с языка намного раньше, чем я осознал, что говорю, – не уходи... – Порывисто вскочил, словно в попытке удержать его, рубашка съехала с меня, мягко спланировав к ногам, и мы теперь с ним оба были не особенно одеты. Мои глаза как раз пришлись на уровень его груди, и наступила моя очередь глазеть на изумительно красивое и сильное мужское тело.

– Юрги!..

О, нет, ну что ж я делаю, махровый идиот?! То прогоняю, то «не уходи», сверкаю голым телом перед ним, вроде дразню, какой мужик бы вытерпел такое от жены... Дерьмо, я что ж, причислил собственную тушку к женской? А кто же я, жена и есть... Детей рожаю, да и роль в постели мне отведена такая... Может, решиться, наконец, как-то ужасно глупо отступать сейчас, после дурацких импульсивных слов, но я боюсь, я не умею, не могу...

– Клеменс, я сам не понимаю, почему... – мне стало так невыносимо стыдно, что я готов был броситься бежать, но вместо этого, краснея и дрожа, протянул руку и сделал то, чего отчаянно хотел, с тех пор, как увидал его на кухне – коснулся пальцами груди и неуверенно погладил, чувствуя, как очумело бьется сердце, но тут же испугался собственной безумной смелости и отступил назад. – Прости. Мне почему-то захотелось... дотронуться...

– За что ты извиняешься, любовь моя? – он прошептал это так чувственно, что я еще сильнее задрожал. – Мне хорошо, когда ты трогаешь меня вот так. Юрген, боюсь поверить, поэтому должен спросить. Ты наконец-то мне позволишь стать твоим супругом? – он взял меня за плечи и заставил посмотреть ему в глаза. – Скажи скорей, любимый, что позволишь!

– Нет. Отпусти. Забудь, что я сказал. Я виноват перед тобой, поэтому, наверно... Не знаю, правда, я не знаю сам... – я говорил одно, а чувствовал сейчас совсем другое. Хотелось обнимать его и прикасаться, уткнуться носом в шею и вдыхать так сильно возбуждающий и вместе тонкий аромат его чуть влажной после душа кожи.

– Наззарий, перестань бороться с телом Юрги, – просто сказал он, поднимая меня на руки. – Я знаю, что тебе сейчас непросто, поэтому доверься мне, расслабься и закрой глаза... И не шуми, иначе мы разбудим Лау с малышом.

***

Я бешено желал его, но почему, ведь у меня сейчас не цикл?! Как мог я захотеть подобного, не понимаю? Во мне сошлись в последней схватке разум парня с матушки Земли и тело здешнего омеги Юрги, и я совсем не знал, хочу ли победить.

Спиной я чувствовал шелк простыней, а животом и грудью обнаженного мужчину, вот только мысли об иррациональности того, что происходит, куда-то испарились, и я уже не находил в себе причин отталкивать его. Да я и не хотел, не мог сейчас сопротивляться. Напротив, я желал, чтоб эти теплые ладони скользили по моей спине, бросая тело в дрожь. Желал, чтобы он целовал меня, так жадно, глубоко, интимно, сплетая наши языки и чувственно вылизывая нёбо. Чтобы сжимал движеньем собственника ягодицы, чтобы раздвинул их и мягко, но настойчиво коснулся там, внизу...

– Юрги, прости, если немножко будет больно, – сводящим с ума голосом прошептал он, надавливая пальцем на края отверстия и мучительно медленно проникая внутрь, – просто не напрягайся и прими меня.

Однако вместо этого я весь непроизвольно сжался. Застыл, замерз, только отчаянным пунцовым цветом горели щеки от сильнейшего смущения и стыда. Все черти преисподней, что ж я делаю сейчас? Что позволяю вытворять со мной другому мужику?

– Малыш, прости, наверно, я спешу и не даю тебе возможности привыкнуть, – Клеменс вздохнул и отпустил меня, старательно скрывая огорчение, – но я так долго ждал тебя и так хотел, что попросту не мог сдержаться. Давай мы это прекратим, до следущего раза, когда ты перестанешь так меня бояться, и с твоего лица исчезнет выражение покорности судьбе...

– Нет! Нет, не оставляй меня! Я знаю, что тебе со мной непросто, но если не сейчас, то ЭТО не случится никогда! – я вдруг перепугался так, словно весь мир через минуту должен был сгореть. – Клем, я ... хочу, но вместе с тем мне страшно... пожалуйста, пойми и не сердись...

– Вот глупый, да за что же на тебя сердиться? Иди ко мне, давай попробуем еще. Не бойся, я не сделаю тебе больно. Не бойся ничего, расслабься и лежи... Один момент, я идиот, совсем забыл о самом главном. Сейчас не цикл, и у тебя почти совсем нет смазки.

Прохладный гель коснулся кожи, и я послушался, расслабил мышцы и принял теплый скользкий палец, прислушиваясь к ощущениям внутри. Было совсем не больно, удивительно приятно, видно, физиология омег все же была иной, чем у земных мужчин. Клеменс неторопливо гладил меня там и проникал все глубже, растягивая снова ставший девственно-узким мой задний проход – так бережно и нежно, что я подрагивал и ерзал, и стонал, не замечая, что начинаю двигаться ему навстречу.

Попав сюда, в этот безумный мир омег и альф, я много думал об искаженных отношениях здешних полов, полностью отождествляя их с земными геями, и был уверен, что секс с альфой ненормален и позорен, что он болезнен, в конце концов. Но то, что я испытывал сейчас, то запредельное блаженство, которое переполняло тело до краев, заставив про все это забыть, прислушиваясь только к нарастающему в глубине блаженству.

– Мой милый, я люблю тебя... Ты наконец-то мой... Я не могу поверить в это. Я ждал тебя так долго, Юрги...

Он медленно входил в меня, а я зажмурился и не смотрел, пылая от смущения, которого я все же побороть не смог. Но я горел уже не только от смущения. Невыносимо сильное желание пульсировало у меня в крови, бросая тело в шквал сильнейшей чувственной нирваны. Мне так хотелось чувствовать его, хотелось, чтоб он двигался внутри, даря мне ощущение блаженства, чтобы шептал безумные слова, прикусывал соски, сжимал руками бедра, целовал...

– Клеменс, пожалуйста, – я сам не понимал, чего просил. Но он немедленно ускорил темп, и это было то, что мне сейчас хотелось. Когда же его пальцы отыскали мой довольно напряженный член и начали ритмично двигаться вверх-вниз, это добавило такого жгучего блаженства, которое я долго вынести уже не смог.

Сильнейшая разрядка сотрясла меня, и я беспомощно застыл, безумным взором глядя в искаженное страстью лицо своего альфы. Я тихо вскрикнул, в тот момент, когда он вышел из меня, и тут же мои губы смяла мощная лавина благодарных поцелуев, и я в порыве незнакомых прежде чувств охотно отвечал, порой так забываясь, что перехватывал инициативу сам...

***

... Утром Лау привычно постучался в комнату омеги, однако же не получил ответа.

– Мой господин, пора вставать! – позвал он, стукнув во второй и третий раз. – Вы что же, не пойдете на работу? Во сколько вы вчера легли? Вот же заспался, снова встанет злой, как демон Шлиц. Мой господин, я захожу... – он распахнул дверь в спальню и застыл, увидев, что постель пуста. – О, небеса, и где же он? Уже ушел? Даже не выпив своего ужасного напитка?

Будить ребенка было еще рано. Лау пошел на кухню и налил себе стакан воды, сварил для Харри утреннюю кашку, потом надумал посмотреть, все ли в порядке в комнате Клеменса, ведь господин должен в обед вернуться. Вдруг он захочет отдохнуть, а если там не прибрано, то будет недоволен.

Прекрасно зная, что хозяина нет дома, слуга зашел туда смело и решительно. Сделал три шага и вдруг словно споткнулся о невидимую стену, в полнейшем шоке от того, что он увидел. Юрген спокойно спал, крепко прижавшись к своему супругу, и его светлая головка так уютно по-домашнему устроилась у альфы на груди, словно вот так лежать ему давно было привычно.