Текст книги "Найти себя (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Глава 5
Клеменс фил Освалльд
– Иди один, Эрхард, мне надо поговорить с врачевателем, – я мягко отстранил от себя любимого и повернулся к Висту. – Пойдем в мой кабинет, и ты подробно все расскажешь!
– Но, дорогой, сегодня же последний день, ты завтра утром уезжаешь, – капризно надул пухлые губки Эрхи, – мы так давно не были у моих родителей, они нас ждут...
– Скажи, что я не смог и извинись, – я оглянулся на Виста и быстро чмокнул своего омежку в розовую щечку. – Ты видишь, что творится, я же не могу уехать, не узнав, в порядке ли мой сын, которого таскает в себе этот ненормальный? Через неделю я вернусь, тогда и навестим твоих, я обещаю! Купи себе чего-нибудь вкусного в своем любимом торговом доме!
Догнал Виста и мы пошли рядом, не сговариваясь, молча, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания прислуги. В кабинете я налил нам по порции безалкогольного напитка, учитывая, что врачеватель за рулем, и приступил к расспросам.
– Так ты считаешь, что Юрген абсолютно здоров?
– Вот результаты тестов, господин Освалльд, я знал, что вы будете спрашивать и попросил сделать для вас копии. Обратите внимание на снимок вашего сына, он развивается нормально и уже двигается, скоро ваш муж это почувствует.
– Здоров... – задумчиво перебирая документы, протянул я. – Но почему же он ведет себя так странно?
– Беременность – таинственное время для омеги, никто еще не разобрался толком в этом феномене, и вряд ли до конца разберется, – чуть улыбнувшись, ответил Вист. – Я постоянно общаюсь с беременными в силу своей профессии, но идентичных примеров изменений в поведении будущих отцов привести не могу, ибо каждый омега, взращивая в своем теле новую жизнь, реагирует на это по-своему. Однако есть кое-что и общее: в это время в омеге очень возрастает потребность во внимании и любви со стороны своего альфы, и если беременный супруг обделен заботой любимого человека, это может вызвать в нем протест, желание досадить ему или доказать свою значимость. Не смею вам советовать, однако думаю, что стоит подумать об этом и принять во внимание, если вы действительно не желаете осложнений и надеетесь увидеть будущего сына здоровым.
– Ты что же, упрекаешь меня в недостатке внимания к супругу?
– Нет, что вы, как же я могу вас упрекать? Всего лишь озвучил прописные истины. Если у вас нет ко мне больше вопросов, то я пойду. И маленький совет, вернее, просьба: не стоит навещать сегодня господина Юргена и пытаться его о чем-то расспрашивать, он действительно очень устал, и я, как врачеватель, настоятельно рекомендую полноценный отдых.
– Да. Хорошо. – Я проводил Виста и налил себе в бокал напиток покрепче, раздумывая, что же произошло с моим младшим мужем, который был всегда покорным и так откровенно в меня влюбленным, что порой меня раздражали его восторженные щенячьи взгляды и полная ожиданий робкая улыбка.
Вист прав, я уделял младшему мужу мало внимания... нет, надо быть честным, – я совсем о нем забыл! Меня все раздражало в этом омеге: яркая блестящая одежда с бантами и рюшами, слащавый аромат восточных отдушек, гладко зачесанные в длинный хвост светлые волосы, но больше всего постоянное ожидание в синих глазах и выражение преданности, которое всегда казалось мне до отвращения жалким.
Я не хотел жениться на младшем сыне фил Ллоуда и сделал это в силу обстоятельств. Отлично помню разговор с родителями, их настоятельные просьбы спасти предприятия от финансового краха. Причин внезапного кризиса было несколько, но больше всего настораживала таинственная утечка секретной информации, которой очень умело воспользовались наши конкуренты, которые скорее всего сами же и организовали этот промышленный шпионаж.
Злоумышленника так и не нашли, а свадьба вскоре состоялась. Я чувствовал себя отвратительно, ловя из зала грустные взгляды Эрхарда, который, несмотря на все мои уверения, что он для меня единственный, тяжело переживал мою новую женитьбу. Едва сдерживая в себе волну раздражения, я с трудом выдержал довольно длинную церемонию, рассеянно оглядывая нарядный зал, горы белых цветов и несколько сотен знатных гостей, съехавшихся на свадьбу века с разных концов большой страны. Жених сиял как солнышко, с надеждой заглядывая мне в глаза, и это бесило меня до отвращения. А впереди был еще недельный круиз вдвоем, и я чувствовал себя племенным самцом, отлично зная, что моя семья ждет от моего второго брака скорых новостей о наследнике...
Как я заставил себя взять Юргена в первый раз, и сам не понял... Хотелось напиться вдрызг и оглушить мозг алкоголем, но отец, опасаясь за проблемы при зачатии, строго проследил, чтобы меня оставили в круизе без капли спиртного. Я выключил все светильники и задернул шторы, чтобы не видеть сияющих счастьем синих глаз влюбленного в меня парня и не чувствовать себя так сильно виноватым перед его несбыточными надеждами, и приступил к делу, пытаясь представить на месте молодожена своего Эрхарда.
В темноте я почувствовал себя легче, а тело у мальчишки было нежное и изящное, более того, он явно подготовился к брачной ночи, отчаянно пытаясь показать мне свои умения, однако именно эти его робкие попытки все и испортили, заставив меня нервничать в самый ответственный момент. От зыбкой иллюзии не осталось и следа, и я не выдержал, слишком поспешно ворвавшись в него. Он жалобно вскрикнул, видимо почувствовав сильную боль, а я, вместо того, чтобы остановиться и дать ему время привыкнуть, начал сильно и резко вбиваться в него глубже, уже не заботясь о том, что он чувствует. Наша первая близость слишком сильно напоминала насилие, но мне уже было все равно, и я мучил и терзал его, с какой-то первобытной дикой яростью выливая на лежавшего подо мной парня всю скопившуюся во мне злость и досаду.
Он тихо плакал, а я все больше свирепел и раздражался, пока не достиг разрядки, после чего слез с него и поспешно ушел, чувствуя себя монстром, не потрудившись даже спросить, не нужна ли ему какая-нибудь помощь, так и оставив юного супруга одного на широченной брачной постели...
Потом были еще три ночи с перерывами в четыре недели, – именно такой цикл благоприятных дней для зачатия оказался у Юргена. Они прошли чуть лучше, и я уже не пытался ничего воображать, смирившись с тем, что должен просто поиметь его и осеменить, чтобы получить от него сына. Мой младший муж всякий раз встречал меня с любовью и надеждой, но я старался не смотреть в его глаза, чтоб снова не сорваться в штопор. Последний раз, когда мы были вместе, я позабылся и на пике страсти назвал его Эрхардом. Он вздрогнул и как-то безнадежно сжался, но смолчал, а я снова почувствовал себя полным кретином.
Через две недели Вист констатировал беременность, и я вздохнул с облегчением, что больше не надо мучить ни себя, ни младшего супруга. Зашел в дом к Юргену и вяло поздравил, радуясь, что теперь не придется терпеть его общество и посещать эти комнаты, где все мне было поперек горла: и глупая библиотека, и швейная мастерская, и убранная розовыми рюшечками омежья спальня.
Я даже смог выдавить на лицо улыбку, зная, что долго не увижу этот павлиний хвост длинных волос, блестящую одежду, банты и жабо, не буду морщить нос от приторного запаха его любимой отдушки, которую он щедро выливал на себя и свою одежду. Мне больше не придется выдерживать его влюбленный взгляд и робкую улыбку... Все позади, все кончено, с меня довольно! Я сделал свое дело и теперь свободен! Словно из плена вырвался, из душной темноты на свежий воздух!
С тех пор прошло три месяца. Меня держали в курсе распорядка дня и здоровья младшего мужа, однако видеть его я не желал. У меня был мой любимый Эрхард, нам было хорошо вдвоем, и я даже не думал о Юргене. Этот наивный южанин обеспечен всем необходимым и должен быть счастлив предстоящим отцовством. Родит и будет нянчиться с ребенком, чего еще омеге надо?
Жизнь младшего мужа не отличалась разнообразием, и я считал это нормальным, твердо уверенный, что так будет всегда и мне не о чем беспокоиться, пока вчера мне не доложили, что с Юргеном что-то случилось. Встал очень рано, за завтраком почти не ел, в храм не пошел и к рукоделию не притронулся, посадив за пяльцы слугу. Вел себя более чем странно: ходил по дому в полотенце, потом вырядился в костюм для садоводческих работ и до обеда занимался тем, что в пух и прах громил свой гардероб и любимую библиотеку, велев снести почти все книги и костюмы на помойку!
Меня не на шутку встревожило такое ненормальное поведение младшего мужа. Вот я дурак, он ведь беременный, надо было хотя бы изредка навещать его и спрашивать о самочувствии, наверно он почувствовал себя совсем брошенным и у него элементарно поехала крыша. Я тут же позвонил Висту и велел свозить омегу в клинику, – как бы он ни был мне неприятен, но мы женаты, и я отвечаю за его здоровье, да и доводить будущего отца своего ребенка до безумия я вовсе не собирался!
И вот теперь... Теперь-то что мне делать? Вист говорит, что он здоров, однако я всем сердцем чувствовал, что с младшим мужем что-то не так! Один его внешний вид говорит о многом, я таким Юргена никогда не видел! Подтянутый, изящный, с модной стрижкой, в отлично сшитом дорогом костюме... Он показался мне совершенно чужим, посторонним человеком, спокойным, гордым, полным достоинства и ...невероятно привлекательным! Но дело даже не в одежде или внешнем виде, – он окатил меня холодным равнодушным взглядом, в котором не было даже намека на былые чувства!
Что с ним случилось? Может быть, действительно, кризис одиночества беременного омеги? Или... от любви до ненависти – один шаг? Он отшвырнул меня от себя несколькими словами, обратившись как к незнакомому: «Господин»! Но почему меня это так сильно задело, когда, по логике, я должен был почувствовать облегчение? Навязанный против воли супруг смирился со своим положением и больше не надоедает мне с любовью, разве не об этом я в душе всегда мечтал?
Так почему же я стою весь вечер у окна, откуда видно домик Юргена, и пялюсь, как дурак, на ярко освещенные окна библиотеки? Что он там делает в такое время? Так хочется пойти и посмотреть! Но для чего? Вдруг он посмотрит снова так же, с холодным ледяным презрением и отвернется? Как странно, почему меня пугает эта мысль? Усилием воли я отогнал ее, глотнул еще спиртного и направился в спальню Эрхарда, иначе мой омега будет огорчен, ведь я уезжаю и оставляю его одного на целую долгую неделю, так что сегодня просто обязан ласкать и любить мое сокровище до самого утра!
Однако даже жаркая ночь с любимым не смогла до конца вытеснить обуревавших меня тревожных мыслей, я был рассеян и неловок, за что и получил от Эрхи вполне заслуженные обвинение в том, что я сегодня «где-то витаю»...
– Прости, любовь моя, поездка будет не из приятных, – целуя ненаглядного в пухлые губки, виновато пробормотал я, – ты знаешь, на работе опять столько проблем, не получается не думать.
– Я буду ждать тебя, мой Клеми, – нежно прижимаясь ко мне обнаженным телом, прошептал любимый, и я забылся на счастливый миг, блаженствуя от возбуждающего прикосновения его горячей гладкой кожи...
***
Через неделю я вернулся и первым делом решил наведаться к Юргену. Может, его странные заскоки уже рассосались сами собой, и я увижу в доме привычную картину – склоненную к вышивке светлую голову с гладкой прической и сияющие радостью при виде меня голубые глаза, совсем позабыв, что в пылу безумия омега постригся, и прежнего павлиньего хвоста у него уже нет и в помине.
Едва ступив на порог, я понял – дом изменился до неузнаваемости! Вместо роскошной «омежьей» обстановки – изящная стильная гостиная, убранная в духе «модерн» (я невольно поймал себя на мысли, что обставил бы здесь все точно так же), приглушенные мягкие тона, ни рюшечек, ни розовых оттенков. И в спальне все иначе – в меру и красиво, в библиотеке совершенно другой подбор литературы, а на рабочем столе – горы бумаг и учебников... и новейший компьютер!
Я все быстрее бегал по комнатам, не зная, как на это реагировать. Зашел и в гардероб, – ни одного блестящего омежьего костюма! С десяток темных деловых троек, ряд светлых серых и в мелкую полоску рубашек, отличной работы туфли, несколько галстуков, зажимы к ним, модные модели часов для альф, в ящиках нижнее белье нейтральных тонов и тонкие батистовые носовые платки...
– Хозяин? Господин Освалльд? – меня нашел мой человек – дворецкий Эмир. – Мне доложили о вашем прибытии, но я вначале не поверил...
– Что это, Эмир? Что за перемены? – я в полной растерянности вертел в пальцах какую-то модную тряпицу. – Кто это все устроил здесь?
– Кто? Ваш супруг, Юрген фил Ллоуд.
– Мне надо с ним поговорить! Где он сейчас, в семейном храме?
– Нет, господин туда давно не ходит. Он уезжает рано утром и возвращается к обеду. Потом занимается в библиотеке, немного отдыхает и снова уезжает...
– Он уезжает? – не выдержав, прервал я, – но куда? Кто позволил ему выезжать в город?
– Он разговаривал с вашим отцом. Вот, распорядок дня. Сначала курсы экономики и менеджмента. Он также записался в столичный университет на сдачу экзаменов экстерном по курсу «финансовое дело», который состоится в следующем месяце. Потом у него занятия на компьютере, школа вождения, а после обеда плавательный бассейн и тренажерный зал для беременных. Еще он ходит на массаж и лечебные процедуры, а в выходные выезжал на природу за город... Что с вами, господин? Вы побледнели...
– Он что, с ума сошел? А ты чем думал, доложил отцу? Не догадались аннулировать его имя из всех наших кредитов?
– Но он не тратил ваших денег, господин. Все разузнал и выписал в банке свою собственную кредитную карту. Для вас не новость, что господину Юргену ежемесячно перечисляется два процента от прибыли предприятий его отца, а это довольно значительная сумма, которой он распоряжается очень разумно.
– О, нет? Я ничего не понимаю! – схватившись за голову, я плюхнулся в кресло, ошеломленно озираясь по сторонам на преображенную библиотеку. – Щипни меня, иначе я подумаю, что сплю! Он никогда не интересовался ни финансами, ни менеджментом, ни банковскими картами, ни прибылью своего отца? Откуда это в нем взялось и что он вообще задумал делать? Он ведь беременный и срок уже немаленький!
– Не знаю, господин Освалльд, думаю, вам лучше будет спросить о планах на будущее у самого господина Юргена, – в глазах дворецкого сквозило сочувствие, и это выражение выбесило меня еще больше.
– Когда он явится домой? Я должен с ним поговорить! Немедленно!..
-Простите, господин, но вам лучше прийти вечером. В обед он не сможет уделить вам время, у него все расписано по минутам.
– Что? Ты в своем уме? Что ты такое говоришь?
– Прошу вас, не сердитесь. Я всего лишь вас предупредил, – вежливо поклонился Эмир.
***
Кипя от гнева и недоумения, которое копил в себе весь длинный день, я снова пришел вечером в дом Юргена. Велел обойтись без доклада и поднялся наверх в библиотеку, где и нашел своего свихнувшегося от одиночества беременного супруга.
Впрочем, на сумасшедшего он походил сейчас меньше всего, скорей напоминал студента или упорно занимающегося по вечерам соискателя вакантной должности. Одетый в удобную домашнюю одежду, без малейшего намека на былые рюшечки и пышные жабо, омега сидел в вольной позе за столом, старательно стуча тонкими пальчиками по клавиатуре компьютера. Сосредоточенное вдумчивое лицо, чуть прищуренные глаза, – он предстал передо мной совершенно другим человеком, и я почему-то вдруг страшно испугался этого ощущения, словно терял в своей жизни что-то невероятно важное.
Увлеченный своим занятием, Юрген не сразу заметил меня, и я некоторое время стоял и наблюдал за ним, удивляясь разительным переменам в знакомом облике. Стрижка удивительно шла ему, делая лицо выразительным, тонкие черты и изумительно очерченные губы гармонично дополняли приятное впечатление, – как же я не замечал этого раньше, полностью поглощенный своим неприятием навязанного мне мужа? Он был красив и тонок в кости, но руки и полуобнаженные плечи (он был в рубашке без рукавов) не казались вялыми, как прежде, и это почему-то поразило меня сильнее всего. Как мог он за неделю так преобразиться и даже накачать мускулатуру?
– Юрген, что все это значит? – наконец нарушил я тишину библиотеки. – Ты чем так увлеченно занят, и почему так резко изменил свой образ жизни?
– Присядьте, господин Освалльд, прошу вас, – светским жестом указав на стул напротив, спокойно сказал омега. Изящно потянувшись, он поднялся, прошел к незамеченному мной ранее небольшому бару, вынул из него две бутылки и разной величины и предназначения бокалы. – Позвольте предложить вам выпить. Я тоже бы не отказался, но вашими стараньями лишен до некоторых пор такого удовольствия, и потому налью себе сока. Итак, что вас сегодня привело в мой скромный дом?
– Я у тебя уже спросил! – скрывая охватившую меня растерянность, я отпил из бокала глоток своего любимого вина и требовательно воззрился на его невозмутимое лицо. – Я не узнал ни дом и ни тебя, чем вызваны такие перемены?
– Могу задать вам тот же вопрос, господин Освалльд, – ничуть не смутившись, все так же бесстрастно ответил он. – Целых три месяца вы не переступали порога этого дома и не интересовались моей жизнью, так почему сейчас пришли сюда?
– Я твой супруг и требую ответа! Тебе нельзя так напрягать себя, ты носишь нашего ребенка!
– Вы мой супруг? Ну что ж, вы правы, мы пока женаты. Вот медицинские отчеты, господин. С вашим чудесным сыном все в порядке.
– С моим? Я правильно услышал? Ты сказал – с моим?
– Вы сомневаетесь в том, что ребенок ваш? – в глазах омеги сверкнуло ледяное презрение. – Так сделайте анализ на отцовство!
– Ты окончательно сошел с ума! Я завтра же тебя отправлю на лечение!
– Я в полном здравии, мой господин, – пододвигая мне бумаги медицинского центра, повторил омега. – Скажите, что я делаю плохого? Я изменяю вам, или позорю имя вашей семьи? Когда я занимался бесполезными вещами и тратил время на моления в храме, вас это ничуть не беспокоило, так почему теперь, когда я действительно делаю что-то нужное, вы приходите ко мне и так невежливо себя ведете?! Никто не может запретить мне учиться! Я хочу получить диплом и водительское удостоверение, занять должность в вашей фирме. Кстати, вчера я успешно прошел собеседование, и с будущей недели приступаю к работе в отдел аудиторских проверок младшим сотрудником.
– Я против! Это настоящее безумие! Что ты умеешь делать, если никогда и ничему не обучался? И опыта работы не имеешь!
– Но ваш отец уже дал свое согласие. Мои знания, вы правы, небольшие, но опыт и умение приходят с практикой!
– Отец дал согласие?! Он принял на службу беременного омегу, не имеющего документа об образовании?! О, мир, безумный мир, не узнаю тебя, – в отчаянии застонал я, чувствуя, как поднимается изнутри меня что-то жуткое. Моего покорного Юргена не было рядом, а напротив сидел абсолютно чужой посторонний человек. – У тебя, что, раздвоение личности?
– Нас поженили против вашего желания, – не отвечая на вопрос, грустно усмехнулся мне этот незнакомец, – вы сделали это в угоду обстоятельств. Я же был глуп, надеясь, что смогу со временем занять хоть небольшое место в вашем сердце. Этого не случилось, и мы не стали ближе, несмотря на мою беременность. Не беспокойтесь, я выполню свои обязательства перед вами и дам жизнь этому ребенку. Я также обязуюсь больше не навязывать вам свое общество и не раздражать присутствием, но в ответ вы также должны пообещать не вмешиваться в мою жизнь. А документ я скоро получу, не сомневайтесь!
– Что ты такое говоришь? – я отшатнулся от него, как от безнадежно больного. – Что ты вообще такое говоришь?
– Пока мы официально женаты, на людях будем безупречно играть свою роль счастливых супругов, – пропустив мой вопль мимо ушей, продолжил Юрген. – После рождения сына можем развестись, и будем жить каждый своей жизнью.
– Ты идиот! Заткнись немедленно, иначе я за себя не ручаюсь! – я вдруг рванул к нему и сделал то, о чем тотчас же пожалел, почувствовав себя тем дураком, каким пытался выставить его: схватил обеими ладонями прелестное лицо и впился поцелуем в губы, отдающие сладким вкусом фруктового сока...
Сколько длилось это сводящее с ума безумие, я не имел понятия, но отрезвила мой внезапный пыл оглушающая пощечина, которой «наградил» меня этот еще совсем недавно страстно и горячо влюбленный омега, в те навсегда ушедшие былые времена посчитавший бы мое внимание и поцелуй за величайшее счастье всей своей жизни. Теперь же мне в лицо гневно смотрел совершенно другой человек, обиженный и оскорбленный до глубины души, и эта ненависть в знакомых голубых глазах ошеломила меня, бросив в жаркую дрожь непоправимой потери.