Текст книги "Найти себя (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Глава 19

Юрген фил Ллоуд

Меня начали мучить сомнения в правильности принятого решения уехать домой уже в самолете, хотя выбора никакого не было, и возвращаться к Освалльдам хотелось еще меньше. Брат окружил меня заботой и вниманием, укрыл одеялом, заказал какие-то специальные блюда для беременных, весьма озадачив при этом небесную обслугу, потом потребовал принести подушку, и никакие мои возражения насчет того, что я не хочу спать, его не остановили.

– Нам лететь почти четыре часа, Юргенчик, – кормя меня чуть ли не с ложечки, приговаривал он, – а ты уже очень беременный, тебе нельзя утомляться. Да еще после такого стресса, что ты пережил во время пожара!

– Перри, я не больной, – пытался защититься я от чрезмерной братской любви, – и со мной уже все в порядке.

– Ты правильно сделал, что решил немного отдохнуть дома, – продолжал он, не обращая на мои протесты никакого внимания, – пока твой супруг лечится, ты тоже наберешься сил и вернешься к нему совершенно здоровым. Родители с нетерпением ждут тебя, особенно наш папочка-омега, ведь он не видел тебя с самой свадьбы! Он прикупил новых узоров, мечтает, как ты составишь ему компанию в вышивальной мастерской.

– В вышивальной... мастерской? – похолодел я. – Папа ждет меня, чтобы вместе заняться вышиванием?

– Конечно, малыш! – с воодушевлением подхватил Перри. – С тех пор, как ты вышел замуж, папа занимается вашим любимым рукоделием только со слугами. Мой супруг не слишком часто составляет ему пару, так что в его лице он не нашел себе единомышленника, да у моего любимого и не получается шить по канве так же искусно, как у тебя!

– Но я...

– Не волнуйся, мы слышали о твоей работе, получении диплома и водительских прав, – не дослушал меня брат. – Ты молодец, что показал себя грамотным специалистом и смелым новатором среди омег, но теперь в этом нет необходимости, и ты можешь оставшееся до родов время посвятить тем занятиям, к которым привык с детства! Папа также прикупил специальную скамеечку для ваших молений в семейном храме, справедливо рассудив, что тебе в твоем положении будет сложно стоять всю службу на коленях.

– Брат, я пожалуй, действительно, лучше немного посплю, – услышав про моления в храме, пробормотал я. Незаметно вздохнул, отворачиваясь к стене, полный самых тревожных сомнений. Черт, как же я не подумал о той совершенно незнакомой мне добрачной жизни бедняги Юргена в родной семье, когда он жил под крылом своего заботливого папочки и готовился стать чьим-то послушным супругом?

В семье Освалльдов ни меня самого, ни моих привычек и предпочтений никто не знал, так что там мне было проще взбрыкнуться и потребовать смены обстановки, но здесь, в кругу своих домашних, с кем вырос с самого детства, все будет выглядеть совсем по-другому! Как-то они отнесутся к моему странному поведению и во что выльется мое пребывание в родных стенах?

Сделав вид, что уснул, я мучительно размышлял об этом, уже жалея, что из двух зол выбрал, возможно, худшее.

***

Демметрий фил Харрис, мой папа-омега, знакомый мне только по кадрам семейной хроники, встретил нас на пороге огромного особняка семьи фил Ллоуд. Поджарый и довольно высокий, с внимательным цепким взглядом, он производил впечатление хорошо вышколенного дворецкого, однако эта иллюзия тут же рассеивалась, не оставляя сомнения, что видишь перед собой высокородного господина, привыкшего властвовать.

– Мой милый, как ты измучен! – слова его были нежны и заботливы, однако Демметрий не тронулся с места, подчиняясь великосветскому этикету, запрещавшему открыто выражать свои чувства. Я вспомнил кадры хроники, подошел и церемонно поцеловал папе тонкую кисть, склонившись в поклоне. – Но как ты неподобающе одет?! Перриян, это твои художества?

– Мы были в дороге, папа, – учтиво ответил брат, – поэтому я и одел братика сообразно ситуации. Но он теперь дома, и может носить то, что принято в нашем кругу.

– Малыш, ты стал взрослым, и скоро родишь! – это снова ко мне. – Я рад, что ты к нам вернулся, хотя и ненадолго. Твои комнаты в том же самом виде, как и прежде, ты можешь подняться к себе и принять ванну, а после переодеться в более подходящую тебе одежду. Эй, Лау! – папа впервые обратил внимание на скромно стоявшего в стороне слугу. – Я очень тобой недоволен! Как мог ты не уследить за мальчиком, допустив подобную трагедию? Снимаю тебя в наказание с должности его личного слуги и отсылаю служить в прачечную!

– Нет!!! – моментально взвился я, услышав, что меня хотят лишить единственной поддержки и опоры. – Я не хочу другого слугу! Лау не виноват в пожаре, он спас меня!

– Тебя спас твой супруг, об этом написали все газеты, – упрямо возразил омега. – А Лау должен быть наказан!

– Я не приму другого слугу, ни за что на свете! – упрямо возразил я, наталкиваясь взглядом на безмерно изумленные глаза Демметрия. Видимо, прежний Юрген никогда не возражал отцу, покорно подчиняясь любому его слову. Но нынешний, то бишь я, уступать не собирался.– Лау всегда был со мной, мы замечательно ладим, я не хочу никого другого!

– Но Юрген, что ты себе позволяешь! Кто научил тебя поднимать голос на старших?

– Простите, папа, что вмешиваюсь, – негромко перебил Перри, – но братик беременный и очень ранимый, поэтому я вас прошу, оставьте ему Лау, он привык к нему и чувствует себя с ним комфортно. Накажете слугу позже, а сейчас пусть он поможет нашему любимому малышу заново освоиться в своих покоях.

– Ну, хорошо, – поджав губы, кивнул папа-омега, – отправляйтесь наверх. Ждем тебя за ужином, Юрген, ровно через час, не опаздывай!

***

Комната, дверь которой открыл для меня Лау несколько минут спустя, настолько потрясла меня своим убранством, что я замер столбом на пороге, не зная, стоит ли вообще туда входить. В сто раз хуже, чем в домике семьи Освалльдов, какой она предстала моему взору в тот памятный первый день, когда я очнулся и обнаружил себя в новом теле. Такие же кошмарные занавесочки с рюшечками, пышные бантики на подушках, плюшевые игрушки и прочая белиберда.

С опаской заглянув в гардеробную, я едва не застонал от отчаянья, – здесь все до последней шмотки подлежало немедленному выбрасыванию, ибо напялить на себя эдакое кружевное-воздушное нечто было равносильно полной потере личности. Да-с, дорогой мой Назарий, придется начинать все заново, вот только позволят ли тебе подобные фокусы здесь так же легко, как и у Освалльдов? Взгляд у этого Демметрия прямо-таки волчий, в дрожь от него бросает...

В сердцах я сгреб все плюшевое зверье в одну кучу, замотал в розовые рюшечки и сунул в какой-то шкаф, где по счастью, нашлось для этого хлама достаточно места, однако на большие преобразования пока не решился, да мне и не хватило бы времени – в комнату, деликатно постучав, вошли пятеро омег в форме горничных.

– Ребята, что вам надо? – недовольно воззрился я на нежданных визитеров.

– Нас прислал господин Демметрий, – поклонился один, – на помощь Лау. Мы поможем вам принять ванну и переодеться к ужину.

– Я справлюсь сам! – отрезал я, начиная злиться. – Мне не нужна ваша помощь!

– Но господин Юрген, мы не можем ослушаться вашего родителя, – в голосе слуги послышалась паника, – пожалуйста, позвольте нам делать нашу работу.

– Тогда посидите вон там, – махнул я на гардеробную. – Я бы велел вам выбросить все здешнее барахло на помойку, но вы ведь не сможете этого сделать?

Слуги глядели на меня во все глаза так испуганно, что я решил воздержаться от дальнейших реплик, чтобы не шокировать их еще больше.

– Я пошутил, – миролюбиво бросил я, отправляясь в туалетную комнату, – сидите тихо и не высовывайтесь, если не желаете подпасть под гнев вашего господина. Лау, ты здесь?

– Здесь, господин Юрген!

– Выбери мне что-нибудь человеческое из одежды. Если не найдешь ничего нормального, по крайней мере оторви от штанов идиотские банты, а от рубашек кружева. И никаких слащавых отдушек, меня от них тошнит!

***

– Мой мальчик, что это такое? – в голосе господина Демметрия изумленное недоумение. – Что ты наделал со своей одеждой?

– Папа, такие вещи давно не в моде, – поклонился я, стараясь выглядеть естественным, как и на тех кадрах из семейной хроники, – я отвык одеваться подобным образом, поэтому прошу вашего разрешения как можно скорее обновить мой гардероб.

– Что? Обновить? Ты хочешь мне сказать, что одеваешься теперь иначе?

– Я одеваюсь дома просто и удобно, в свободные штаны и светлые рубашки.

– Я так и знал, что не нужно отдавать тебя замуж на этот дикий варварский север! – омега властно рубанул руками воздух. – Они испортили твою нежную утонченную натуру, превратив в такого же, как сами, плебея. Учитывая твою беременность, я постараюсь пока закрыть глаза на эти странности. Надеюсь, через несколько дней спокойной домашней жизни ты вспомнишь свои прежние привычки, и все войдет в норму. Садись, малыш, Перриян с супругом сейчас спустятся.

– Но где же мой отец?

– Он в деловой поездке. Будет через пару дней. Зато у нас сегодня гость. Узнав о том, что ты приезжаешь домой, он очень захотел тебя увидеть. А вот и он! Прошу вас, господин Асторрий! – омега пошел навстречу высокому темноволосому альфе, и я, пользуясь паузой, успел спросить у Лау, кто это такой явился?

– Асторрий фил Люффлокс, сын друга вашего отца, – шепнул слуга. – Его вам прочили в мужья, пока не появился Клеменс. Он в вас влюблен, по крайней мере, был, а уже как чувствует сейчас, не знаю.

О, Господи, еще не легче, бывший поклонник! Конечно, я сейчас замужний да еще и с брюхом, однако кто ж его там разберет? Раз пожелал меня немедленно увидеть, то значит, интерес ко мне у этого господина еще не остыл.

– О, Юрген! Ты ведь разрешишь мне называть тебя по-дружески, как прежде? – поприветствовав отца, гость с восторгом на лице устремился ко мне. – Ты стал еще прекрасней! Хотя безумно жаль твоей былой прически, но вынужден признать, что с этой модной стрижкой ты неотразим! И как тебе идет беременность, делая трогательным и уязвимым, нуждающемся в нежной заботе и внимании! Как же я безмерно счастлив, что могу тебя увидеть! Ты хорошо живешь на севере? Я прочитал в газетах о пожаре! Твой супруг настоящий герой, и видимо, тебя безумно любит!

Я стоял возле стола, не успев сесть, и сейчас даже чуть попятился под напором восклицаний этого альфы, а он еще и наклонился ко мне, взял мою руку и церемонно поцеловал. Его губы оставили на коже скользкий холодный след, словно змея проползла, и мне захотелось тут же вытереть запястье об одежду, чего никогда не приходило в голову, когда меня касался Клеменс. Хм, странно, что это я вдруг о нем? И запах от Асторрия мне показался неприятным, слишком слащавый-резкий, он шибанул мне в нос, заставляя напрячься, чтобы не сморщиться, нарушив этикет.

– Я рад, что вы пришли, спасибо, – отнимая у Асторрия руку, не слишком любезно пробормотал я. – Надеюсь, у вас все тоже хорошо... – в глазах бугая мелькнуло уже знакомое мне выражение крайнего изумления, видимо раньше я и с ним вел себя как-то иначе...

Весь ужин я просидел как на иголках. Боясь выдать себя каким-нибудь несвойственным мне замечанием или поступком, я больше молчал, отделываясь односложными фразами, и был несказанно рад, когда эта пытка подошла, наконец, к концу.

– Малыш, ты ничего почти не съел, – с огорчением заметил папа Демметрий, – а должен был бы кушать за двоих.

– Отвык от здешних блюд, простите, – ответил я, чувствуя огромное желание немедленно оставить эту компанию и удалиться к себе, чтобы побыть в одиночестве и подумать о своем непростом будущем. – На севере еда другая.

– Тогда скажи, что приготовить тебе на завтрак?

– Жидкую кашу из злаков и фруктовый напиток.

– И все? Но это же еда обычных средних горожан! – ужаснулся папа. – И неужели Освалльды тебя таким кормили?

***

Наутро мой заказ на пищу все-таки исполнили, дополнив кашу целым десятком разных блюд, – на всякий случай. Каша тоже имела не совсем привычный вкус, видимо здешний повар не имел знаний о северной кухне или добавил в нее каких-то своих ингредиентов.

Около меня безостановочно крутились вчерашние горничные, и как я ни пытался их спровадить, они не уходили, таскаясь за мной чуть ли даже не в туалет. Явился врач, да не один, с медбратом, они долго крутили меня, словно куру гриль на вертеле, брали всяческие анализы, приставили к животу портативный УЗИ и показали мне движения плода, обмеряли и взвешивали, и наконец, удалились, но когда я вздохнул с облегчением, наивно понадеявшись, что экзекуции на утро закончены, их сменили слуги, принявшиеся обряжать меня во что-то блестящее.

Я чувствовал себя беспомощной подопытной свинкой, и даже вопреки своей натуре, не очень-то пытался им сопротивляться, решив, что медицинские процедуры и процесс одевания моего величества еще слишком небольшие испытания по сравнению с тем, что меня ждет в дальнейшем, а потому я должен приберечь свои силы и не распылять их по мелочам.

Лау куда-то исчез, и это беспокоило меня сильнее всего. Куда его сплавил папа Демметрий, который, судя по всему, был полным и единовластным повелителем всей здешней прислуги?

К моей великой радости, отсутствовал слуга недолго, и к тому моменту, как меня, одетого, но не надушенного, чему я активно воспротивился, доставили вниз в гостиную, мой Лау появился. Правая щека у него была красная, и мне показалось, что я даже отчетливо вижу на ней отпечаток ладони.

– Он ударил тебя? Отвечай! – бросился я к своему слуге, которого все больше почитал за друга. – Но почему, за что? Ведь ты не виноват ни в чем!

– Господин Демметрий прав, – сник Лау, – я не проследил, уснул, не обеспечив вашей безопасности в тот вечер. Но вы не переживайте, я ничего не говорил ему, – понизив голос, добавил он. – Главное, что он смягчился и разрешил мне оставаться с вами и дальше.

– Папа, прошу вас, не надо бить моего слугу, он передо мной ни в чем не провинился, – встретил я появившегося в гостиной омегу.

– Сынок, ты почему с пустыми руками? – полностью проигнорировав мою попытку защитить Лау, спросил Демметрий. – Где же твои любимые молитвы?

– Мы взяли их, хозяин, – с поклоном доложили мои новые слуги, вручая мне тоненькую голубую тетрадочку, – пожалуйста, возьмите, молодой господин Юрген.

Кошмарный день тянулся бесконечно, словно время вдруг специально замедлилось, чтобы побольше меня помучить. После посещения храма, где я выказал себя полностью бесполезным богомольцем и занятий вышивкой в домашней мастерской, в которой также не преуспел, Демметрий смотрел на меня с ужасом, как на безнадежно больного, сочувственно качая головой и сдержанно вздыхая.

– Как сильно изменила мальчика неподобающая его рангу низкая среда, – недовольно ворчал он, рассматривая косые и кривые стежки, которые оставила моя рука на изящной рубашке моего брата, – всего лишь меньше года ты провел вне дома, а потери так заметны! Но я попробую хотя бы как-то их восполнить, и нынче же займусь с тобой, малыш, отдельно.

– О, нет, прошу вас, папа, не нужно, – я всеми силами пытался не показывать, насколько взбешен всей этой ерундой, – мне тяжело сидеть часами на одном месте во время молитвы или занятия рукоделием. Пожалуйста, врач посоветовал мне двигаться и подольше находиться на свежем воздухе.

– Конечно, милый, понимаю, поэтому мы и сведем занятия к минимуму, – кивнул тот. – Сейчас же мы поедем на прогулку. Я записал тебя на полезные курсы для беременных в нашем клубе, и мы непременно их посетим.

«Наш» клуб оказался полон богатых бездельников, занятых ничегонеделаньем, а занятия на курсах для беременных полным бредом. С полчаса потренировавшись в дурацких телодвижениях, имитирующих роды, шумно дыша при этом действе по указке энергичного маленького омежки, я почувствовал себя таким уставшим идиотом, словно разгрузил полвагона угля, мысленно дав себе слово, что ноги моей здесь больше не будет и заниматься такой ерундой я наотрез откажусь, как бы сильно папа Демметрий не настаивал на обратном.

Потом была прогулка в парке, где меня оберегали от малейшего дуновения ветерка сразу шестеро слуг, включая Лау, обед и послеобеденный сон, от которого мне улизнуть не удалось, чтение вслух каких-то стоныжных стишков в компании папы, супруга Перри и еще четверых совершенно незнакомых мне омег, лечебный массаж и педикюр, теплая ванна с успокаивающими травами, маски на лицо и шею, час вопросов и ответов о моей замужней жизни, который я вынес с огромным трудом, переодевание к ужину и сам ужин в компании все того же лучшего друга семьи Асторрия фил Люффокса, оказывавшего мне всяческие знаки внимания, словно я в самом деле был его потенциальным женихом, а не чужим беременным супругом.

Даже ко сну меня раздели слуги, и когда я, наконец, остался в одиночестве, уже не так сильно был уверен, что хочу рассказать семье о своем желании развестись с супругом и остаться жить дома. Сначала мне было нужно все как следует обдумать, после чего принять единственное верное решение.

***

Отец вернулся через день, когда я уже весь кипел от раздиравшего меня негодования по поводу круглосуточной заботы обо мне папы-омеги и толпы слуг, которые не оставляли меня без присмотра буквально ни на минуту. Я сумел отговориться только от молений в храме, зато занятия по рукоделию дополнились толстым пожилым омегой, представившимся преподавателем курсов домоводства, который тщетно пытался приобщить меня к этому «самому полезному», как он выразился, занятию.

Не зная, как избежать всего этого дурдома, я подумал было прикинуться больным, но вовремя спохватился, ибо в таком случае меня снова потащили бы в клинику и принялись обстукивать и осматривать со всех сторон. Вместо симуляции нездоровья я выразил желание прогуляться по торговому центру, на что и получил милостивое разрешение любящего папочки, снарядившего со мной водителя и целый штат прислуги, наказав заботиться о моей безопасности с утроенным вниманием.

Я прикупил себе пару нормальных домашних костюмов, чем вызвал у слуг естественное изумление, но главной целью моей вылазки была разведка. Блуждая по торговому центру, я прикидывал, можно ли смыться от всей этой таскающейся за мной братии, чувствуя, что такой подвиг мне может понадобиться в самом ближайшем будущем.

Оказалось, что в одиночку провернуть такой фокус совсем невозможно, однако если иметь сообщника, то дельце может и выгореть. Наскоро объяснив Лау суть эксперимента, мы тут же опробовали его в действии. Я ловко затерялся в толпе покупателей, с усмешкой наблюдая, как верный слуга махнул рукой в противоположном направлении, и вся моя свита дружно устремилась в ту сторону, на целых полчаса оставив меня на свободе, пока я не соизволил сам выйти к ним, мило объяснив, что заблудился.

Вернувшись домой, я узнал о приезде господина Свона, который выразил желание тут же поговорить со мной в своем кабинете. Я наскоро переоделся в одну из своих обнов и явился под любящие очи родителя.

– Я рад, что ты не пострадал, – ласково оглаживая мои плечи, улыбнулся отец. – Твой супруг настоящий герой, не побоялся вытащить тебя из огня. Но разве же тебе не следует сейчас быть около него в клинике? Ты навестил нас, и это очень хорошо, теперь же нужно быстрее вернуться обратно.

– Конечно, отец, – почтительно кивнул я, уже понимая, что заводить разговор о разводе не стоит, однако бес противоречия крепко засел в моей голове, и я все же решился осторожно прощупать почву, на ощупь проверяя все возможные пути отступления. – Но если бы я вдруг решился расстаться с семьей Освалльдов, то как бы вы к этому отнеслись?

– О чем ты, Юрген? – с видом крайнего изумления воззрился на меня господин Свон. – Как тебе в голову пришел подобный бред? Твой муж выполняет все твои прихоти и причуды, позволил работать, получить диплом и даже водительские права, он рисковал своей жизнью ради тебя! Я сделаю вид, что ничего не слышал, списав на твою беременность и перенесенный стресс при несчастном случае. Скажи, почему ты заговорил о разводе? Вы поссорились? Я сразу об этом подумал, иначе бы ты не приехал домой так внезапно.

– Я больше не чувствую себя в безопасности в семье супруга, – пробормотал я, – кто-то хотел мне навредить...

– Юрген, беременные омеги подвержены эмоциональному напряжению, а ты еще и пережил серьезный стресс. Это пройдет, поверь мне. Ты знаешь, что наша семья на виду, и мы должны всячески заботиться о ее репутации. Отдохни, поживи еще немного дома, успокойся и возвращайся в столицу. Я ничего не скажу твоему папе, чтобы не волновать его нежное чувствительное сердце и попрошу его лучше заботиться о тебе.

«И здесь то же самое, – с печальной иронией подумал я, чувствуя как безнадежная обреченность охватывает душу, – престиж семьи на первом месте!»

Вернувшись к себе, я решительно вытурил из спальни всех настырных горничных, кроме Лау, и заперевшись на ключ, погрузился в раздумья. Черт бы побрал всех знатных альф и всех омег этого дрянного мира! Я не хотел зависеть ни от отца, ни от супруга, но что я мог сейчас предпринять, будучи беременным? Никто меня на службу не возьмет, да и пустого бы не взяли, невзирая на диплом. Так что же мне, осталось лишь покорно сдаться и слепо подчиниться обстоятельствам?

Стоп, Юрген, ты же отлично умеешь петь и даже документ о профессиональных навыках у тебя есть в наличии! Не знаю, как здесь, а на Земле певцы неплохо зашибают бабки! Конечно, я не собираюсь лезть в звезды, так, заработать бы на жизнь.

Нет, это ерунда, безумная идея, пришедшая мне в голову от полного отчаяния. Кто же возьмет меня в певцы на восьмом месяце беременности, где отыскать таких идиотов? И как я сам себе такое представляю?

Да и потом, моя семья. Даже если я куда-то и устроюсь, что само по себе совершенно невероятно, мои родители мне не позволят петь на публику и тут же заберут домой, чтоб сохранить престиж.

И все же я хотя бы должен попытаться. Вдруг повезет, чем черт не шутит? Возможно, место в баре или клубе, где привлекают посетителей живой музыкой? Я же играть умею, а не только петь...

– Лау, ты здесь?

– К вашим услугам, господин. Помочь раздеться на ночь?

– Здесь есть газеты с объявлениями о работе? Отлично, прикупи мне завтра все, что сможешь. Только запомни, никому ни слова!

– Конечно, господин! Не спрашиваю, для чего вам, но можете на меня рассчитывать в любом случае, что бы вы ни задумали!

Назавтра, получив желаемое, я принялся за поиск, по правде говоря, «сам не знаю чего». Днем заниматься этим не было возможности, но ночью я мог делать что хотел. Перелистав бессчетное число шуршащих страниц, я уже совсем было отчаялся, когда вдруг натолкнулся на одно более чем обнадеживающее предложение: «Театр любовной драмы» искал певца-омегу для музыкального сопровождения своих спектаклей. Внешность и возраст соискателя неважны, ибо это будет невидимый зрителям «голос за сценой».

О, то что надо! Я воспрянул духом, и решил, что завтра непременно попытаю счастья. Выпросился снова за покупками, выбрав торговый дом поближе к искомому театру, ловко слинял от охраны, заранее сговорившись с Лау, и пока он возглавлял мои активные поиски, выбрался из здания, нанял таксомотор и поехал по указанному в объявлении адресу.