Текст книги "Найти себя (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава 20

Юрген фил Ллоуд

– Вы что, издеваетесь над нами, молодой человек? – были первые слова встретившего меня менеджера по персоналу «Театра любовной драмы». – Вам уместнее обратиться в клинику для беременных, а не сюда! Мы не врачеватели и не умеем принимать роды.

– Что вас смущает? – невозмутимо возразил я. – Вы же сами указали в объявлении, что внешность певца значения не имеет. Я абсолютно здоров и мое положение отнюдь не помеха работе. Прошу вас, пусть меня сначала послушают, а уж потом и примете решение.

– Вам сколько осталось ходить, месяца три, не больше? – бегло окинув взглядом мою фигуру, уточнил альфа. – И что мы будем делать с вами потом, когда вы будете вынуждены растить вашего ребенка? Кстати, у вас ведь и супруг наверняка есть, не так ли?

– Я гарантирую, что не прерву работу и после рождения малыша. У меня есть с кем его оставить, так что пусть вас это не беспокоит.

– Простите, но это беспредметный разговор, я не могу принять вас на работу, – в глазах кадровика мелькнуло что-то вроде сочувствия, – вам, видимо, очень необходимо это место, раз вы решились обратиться к нам, будучи беременным, однако лучше быть реалистом и не строить на песке воздушных замков. Найдете выход сами или пригласить охрану?

Он был уже на полпути к дверям студии, где принимал меня, когда я решился. Терять мне все равно было нечего, так почему не попытаться? Взял несколько высоких нот, прислушиваясь, как отражается мой голос от высоких потолков, после чего исполнил пару строчек одной из популярных песен...

Менеджер застыл, словно споткнулся об воздух, а спустя секунду в студию влетел еще один альфа, пожилой и коренастый, ошеломленно тараща на нас глаза.

– Кто это пел сейчас? Вот этот парень? – восторженно вскричал он, подбегая ко мне ближе. – Фантастика, невероятно, такой широкий диапазон голоса! Ну просто идеально, именно то, что мы искали!

– Но он беременный, руководитель, – неуверенно возразил менеджер, – и срок уже немаленький...

– И что с того, мы же не в грузчики его нанимаем. Раз парень к нам пришел, надо дать ему возможность реализоваться! А ну-ка, спой еще чего-нибудь на свой выбор... О, настоящий профессионал, сольфеджио безукоризненно, я абсолютно впечатлен! Мерг, прекрати гримасы строить, где мы еще найдем такого самородка? Прошу в мой кабинет, там и поговорим спокойно, все обсудим.

Идя за альфами куда-то влево по коридору, я опасался только одного, как бы они меня не узнали, но похоже, что газеты с моими портретами выходили только в столице, а до этих мест моя скандальная известность не докатилась, по крайней мере эти двое явно не ассоциировали мою личность с сыном губернатора.

– Скажи нам честно, парень, для чего тебе работа? Ты замужем, не так ли? Наверно, с мужем поругался, убежал из дома? А что если помиришься и передумаешь работать? Нам стоит на тебя рассчитывать или через неделю ты нас кинешь? – допытывался режиссер.

– Я не уйду, и это точно! Скажу вам больше, мне идеально подходит именно такая роль, потому что я хотел бы остаться чем-то вроде тени, чтобы никто из моих близких не нашел меня, – признался я, не считая нужным скрывать правду. – После рождения ребенка я собираюсь развестись.

– Послушай, я не знаю, что там у тебя за жизненные неудачи, но думаю, что нас с тобой свела сама судьба, – главреж стал задумчив и сосредоточен. – Я очень опасался говорить, чтобы не испугать тебя, но вижу, возражать не станешь. Певец нам нужен в выездную труппу, со следующей недели отправляющуюся в длительное турне по стране и за границу, оно продлится где-то месяца четыре... Ты точно сможешь ездить с нами без вреда здоровью?

– Проблем не будет! – радостно заверил я. – Я полон сил и готов работать. И у меня есть... старший брат, он мне во всем поможет, и с малышом будет сидеть, пока я занят. Единственный вопрос: эту неделю до отъезда нам с братом негде жить. Вы не могли бы с этим мне помочь, я много не прошу, всего лишь комнату, где можно спать.

– О, это не проблема! У нас имеются служебные квартиры, рядом с театром. А на гастролях мы снимаем номера в отеле, жилье бесплатное, за счет театра. Когда ты сможешь начать репетиции? Завтра? Отлично! Мы подготовим для тебя комнату. Контракт и все необходимые документы подпишем тоже завтра. Какое имя мне вписать в бумаги?

– Какое имя? – я недолго думал. – Назарий Селиван!

– Наззарий Селливан? – повторил режиссер, переглянувшись с менеджером. – Отличное сценическое имя, запоминающееся и яркое, такое же, как и ты сам, омега. Я восхищаюсь твоим мужеством, не каждый осмелится пойти наперекор судьбе! Люблю бунтарей, сам из таких. Ну, хорошо, как только все решишь в своей семье, мы ждем тебя, вот мой контактный телефон, звони в любое время.

– Но, господин руководитель, мы ничего о нем не знаем! – робко попытался возразить кадровик. – Вдруг наживем себе неприятностей?

– Чем мы рискуем? – тут же парировал режиссер. – Какие неприятности? В худшем случае муженек заберет у нас это удивительное дарование и посадит под домашний арест. На этом все. Да успокойся, Мерг! Кто знает, может, мы сейчас сидим рядом с будущей знаменитостью? Такие голоса большая редкость.

– Однако, господин руководитель...

– Какой же ты перестраховщик! Я беру всю ответственность на себя, нам позарез необходим солист, сам знаешь. Не больно кто к нам разбежался петь за сценой, все норовят быть на виду! А тут такая неожиданная удача!

***

Я объявился перед очами своей свиты в тот самый критический момент, когда она начинала терять надежду отыскать меня и тихо впадала в панику.

– О, господин Юрген! – обрадованно бросился ко мне старший в группе сопровождения. – Скажите, с вами все в порядке? Простите, что мы снова потеряли вас, в этом торговом доме так многолюдно!

– Ничего страшного, ребята, – успокаивающе похлопал я его по плечу, незаметно переглядываясь с Лау, – немножечко отвлекся и обнаружил, что остался один, действительно, здесь очень много покупателей! Ну, что, теперь идем домой?

– Но вы же ничего не купили, – растерянно пробормотал охранник, всеми силами сдерживая радость от того, что я нашелся, и ему не придется держать ответ перед суровым Демметрием.

– Действительно, – согласился я, прикидывая, что мне понадобится в первое время на новом месте. – Мне нужно пару темных костюмов, нижнее белье, удобную обувь, гигиенические принадлежности ну и вот эту дорожную сумку, пожалуй.

– Вы собираетесь в поездку, господин? – удивился охранник.

– Ну, да, – не моргнув глазом, соврал я, – мне пора возвращаться в столицу, и я хочу взять с собой кое-что из вещей местного производства, они пошиты более качественно, нежели на севере. Так что сложите все по списку и выпишите общий счет.

***

– Я завтра уезжаю, папа, – безапелляционно заявил я Демметрию, едва мы переступили порог особняка фил Ллоудов. – Пожалуйста, пошлите заказать нам с Лау билеты на утренний поезд.

– Но почему на поезд, малыш? – вытаращил на меня глаза папа. – До столицы почти двое суток пути, тогда как на самолете всего-то четыре часа.

– Меня укачивает в воздухе, папа, – капризно сказал я, – а кроме того, мне хочется посмотреть страну, с высоты полета совсем ничего не видно, одни лишь горы облаков и солнце.

– Ну, хорошо, как пожелаешь, – нехотя согласился Демметрий. – Я закажу для вас билеты. Послать с тобой еще сопровождающих?

– Ну, вам виднее, – как мог равнодушнее отозвался я, внутренне холодея от такой перспективы, – однако мне прекрасно служит Лау, и я не малое дите, чтобы за мной смотрела целая толпа горничных. Как будем подъезжать к столице, я сообщу домой и меня встретят, так что не извольте беспокоиться, мы прекрасно доедем.

– Ты очень изменился, Юрген, – озабоченно глядя на меня, покачал головой папа Демметрий, – но ты теперь замужний, скоро сам станешь родителем, и я не вправе останавливать тебя.

Наутро под неусыпным взглядом папы мы с Лау садились в поезд, направлявшийся в столицу. Он лично убедился, что условия поездки вполне безопасны и комфортабельны, и лишь после этого покинул наше купе и встал перед окном, ожидая отправления.

– Что будем делать, господин? – незаметно трогая меня за рукав, спросил Лау. – Здесь выйти не удастся.

– На это я и не рассчитывал, – любезно улыбаясь родителю, ответил я. – Доедем до первой станции и пересядем на идущий в город пригородный. Я не случайно выбрал путешествие поездом, с него легче сбежать и затеряться, здесь не следят за каждым пассажиром так тщательно, как в самолете.

– Но вы уверены, что поступаете правильно, выбирая для себя такой трудный путь? Ведь господин Клеменс, да и семья будут наверняка искать вас. И кроме того, разве не лучше в вашем положении жить дома в спокойной обстановке?

– В спокойной? – усмехнулся я. – И где ты ее видел, эту спокойную обстановку? В одном месте нас едва не сожгли, в другом донимают вышиванием и курсами для беременных. Нет уж, я сыт по горло! Мне осточертели все эти дурацкие правила, равно как и командующие моей жизнью властные альфы, я не хочу ни от кого из них зависеть! Да, кстати, чуть не позабыл сказать тебе самое важное: отныне ты мой старший брат, так что больше не зови меня господином. Теперь я не Юрген фил Ллоуд, а певец Назарий, вот так ко мне и обращайся, понял?

– Д-да... я понял, г-господин Наззарий, – смешно выговаривая непривычное слово, ошеломленно пролепетал бедный Лау. – И где вы только выискали такое странное имечко!

– Вот и отлично, братик! – приветливо махая папе рукой, немного невпопад ответил я. Поезд, наконец, тронулся, и напряженное лицо Демметрия уплыло из поля моего зрения, о чем я ни капли не погрустил.

Уже к двум часам пополудни мы с Лау подходили к «Театру любовной драмы», навстречу ждущей нас новой жизни. Наскоро устроившись в предоставленной нам служебной квартире, я оставил новоявленного брата обживаться, а сам поспешил на первую в своей жизни репетицию с аккомпаниатором.

Пять дней мы провели в городе, опасаясь лишний раз выходить на улицу, но все было тихо, и мы успокоились. Утром шестого дня выездная труппа погрузилась в удобные микроавтобусы и выехала в свое длительное творческое турне, рассчитанное на несколько месяцев. Новые коллеги относились ко мне с теплотой и заботой, так что я чувствовал себя вполне защищенным. Дело шло к зиме, но здесь на юге климат был субтропическим, приятным и мягким, что также добавляло мне немалую толику оптимизма.

Автобус катился по отличной дороге, удаляясь все дальше от Сейхана – родного города Юргена, и ветер странствий постепенно овладевал моей душой, широко распахнутой навстречу свободе и независимости от всех семейных правил и условностей здешнего мира.

Клеменс фил Освалльд

Одна из двух операций по пересадке кожи оказалась неудачной, началось отторжение трансплантанта, потребовалось дополнительное лечение и новая операция, что значительно увеличило срок моего пребывания в клинике. Я чувствовал себя как на иголках, и не столько от беспокойства за свое собственное состояние, сколько от того, что не мог поехать к Ллоудам за Юргеном. Он отсутствовал всего лишь чуть больше недели, но эти несколько дней показались мне вечностью. Мне не хватало его настолько остро, что я согласился бы на любые условия, лишь бы только он был сейчас рядом со мной. Пусть бы шипел на меня и гневно сверкал глазищами, пусть бы ругал и отталкивал, только бы был.

И неужели он всерьез сказал, что уезжает навсегда?

– Когда меня выпишут из клиники? – каждый день надоедал я вопросами своему врачевателю, лишь только он появлялся в моей палате. – Я не могу здесь больше оставаться!

– Терпение, господин Освалльд,– разматывая повязки на плече, отвечал тот. – Ожоги вещь серьезная, нельзя относиться к ним легкомысленно. На завтра назначен консилиум с участием главного специалиста нашего центра, после чего мы примем решение о дальнейшем ходе вашего лечения. Это так же касается и вашего супруга, Эрхарда фил Алльвара, которые пострадал значительно серьезнее, и его лечение протекает с переменным успехом.

– Эрхарда? – растерянно пробормотал я, с некоторым смущением осознавая, что за время пребывания в клинике почти совсем не вспоминал о нем. – Могу я навестить его?

– Конечно, господин Освалльд, – кивнул врачеватель,– с ним постоянно находится его отец, но кроме вашего младшего мужа, посетившего его перед выпиской, к нему не приходил никто, и это очень странно, ведь он герой, закрывший вас своим телом!

– Никто не приходил? – чуть морщась от боли, причиненной перевязкой, повторил я. – А его брат или господин Герраль?

– Нет, только журналисты, но их не допустили. Ну и полиция, они опрашивали всех, кто был в ту ночь в вашем поместье.

– Да, знаю. У меня они тоже были. Узнайте, как себя чувствует Эрхард, и сможет ли принять меня сегодня вечером, – врачеватель вышел из моей палаты, а я в который раз уже задумался над тем, что же в действительности произошло тогда в домике Юргена?

Я спрашивал отца, когда он навещал меня здесь, в клинике, но не узнал от него ничего нового, он повторил мне то, о чем было написано в газетах. Единственная версия, – несчастный случай, но почему-то мне не верилось в это. Мне не давала покоя запертая дверь. И Эрхард. Он слишком уж поспешно прибежал тогда.

Нет, это невозможно! Эрхард ревнив, но он же не убийца! Он же не мог решиться на такое? Или мог? Но если это сделал Эрхард, то почему мой отец прикрывает его? Почему приложил столько усилий, чтобы прекратить расследование? И почему Юрген уехал так поспешно? Не оскорбили ли его поступки моего отца?

Сегодня вечером я сам спрошу у Эрхарда и все узнаю. Но если это он... чудовищно, уму не постижимо. У каждого есть своя темная сторона, но чтобы темная настолько! И этого злодея я любил четыре года?!

***

– Междугородний звонок, господин Клеменс, – в палату вошел медбрат. – Ответите?

– Мой дорогой Клеменс, как ваше самочувствие? – раздался низкий голос тестя. – Простите за звонок сюда, набрал сначала ваш домашний, но слуга переадресовал к вам в клинику. Супруг волнуется, нормально ли добрался Юрген? Мальчик уехал неделю назад, но до сих пор ничего не сообщил. Я понимаю, что вы сейчас лечитесь, но все-таки, как он чувствует себя после длинной дороги?

– Что? Юрген вылетел в столицу неделю назад?

– Нет, он предпочел путешествовать поездом. Но почему вы спрашиваете об этом? Вы разве не встречались, он не навестил вас в клинике? Возможно, чувствует себя неважно после почти двух суток в пути и отдыхает дома. Вот говорил же ему Демметрий, чтобы не утомлял себя напрасно и летел самолетом!

– Я все узнаю, господин Свон и перезвоню вам, – стараясь сдержать рвущуюся наружу непонятную панику, ответил я. – Уверен, что с ним все в порядке. Клиника – слишком невеселое место для беременных, и я даже рад, что он сюда не приходил.

Руки дрожали так сильно, что я с большим трудом набрал приемную отца, но секретарь ответил, что Президент на совещании, и оба мои брата тоже там. Папа Фаддей не отвечал, наверняка в компании Фатьяна ходит по торговым домам, в это время они всегда отключают телефоны. Вот же проклятье, как назло! Связался с домом, еле добившись от дворецкого, что господина Юргена он не видел, ни нынче, ни вчера и ни пять дней назад... Волнение мое достигло пика. Что это значит? Куда девался вздорный мальчишка, где его носит столько времени? А если что-то с ним случилось?

– Тесть, Юргена нет дома, он у нас не появлялся! Я, кстати, несколько раз ему звонил, но телефон был недоступен, – тщательно следя за голосом, крикнул я в трубку. – Когда он выехал, в каком вагоне? Узнайте, кто был в тот день стюардом и расспросите обо всем. Наверняка он должен помнить о беременном пассажире! Возможно, Юргену стало нехорошо в пути, он где-то вышел, не доезжая до столицы, и обратился за медицинской помощью? Пожалуйста, держите меня в курсе. Я постараюсь выписаться как можно скорее и присоединюсь к поискам.

– У вас что-то случилось, Клеменс? – глухим от волнения голосом спросил Свон. – Супруг признался, что Юрген странно вел себя. Да мне он тоже показался расстроенным, он что-то намекал о том, что хочет развестись. Я принял это за каприз беременного, но теперь думаю, что все обстоит гораздо серьезнее. Должно быть, мы не знаем правды о пожаре. Ты должен рассказать мне, это очень важно.

– Простите, тесть, но я и сам не в курсе. Меня не было дома, когда это случилось. Я постараюсь разузнать все, что смогу. Сейчас всего важнее отыскать Юргена. Поговорите со стюардом его вагона, тогда мы будем знать, доехал ли он до столицы, а если нет, то где именно вышел из поезда, и круг поисков сразу же сузится.

– Не беспокойся, зять, малыш найдется, – тесть выдержал паузу и теперь его голос звучал увереннее. – Я только что проверил движение средств по его кредитке. Последний раз он снял не слишком большую сумму в одном из банков нашего города накануне отъезда. Надолго ему этих денег не хватит, и он непременно снимет еще, тогда мы точно засечем его местонахождение.

До самого вечера звонков не было, и я весь извелся от сводящей с ума неизвестности. А если с ним что-то случилось? Вдруг Юрген заболел или упал? Вдруг пострадал он сам или ребенок? Он бы не стал так безрассудно поступать, и даже если не хотел больше жить со мной, наверняка остался бы дома со своими родными. Но он пропал, его могли похитить! О, нет, я точно не в себе! Мне надо успокоиться и перестать паниковать, иначе я ничем не помогу Свону и буду похож на нервного придурка!

***

– Да! Вы узнали, где он вышел? – я моментально сдернул трубку с рычага. – Стюард сказал что-то конкретное?

– Он помнит беременного омегу, однако где он вышел и когда, сказать не может. Стюард зашел в его купе только спустя три часа после начала рейса, и нашел его пустым. Через его вагон Юрген не выходил, и это наводит меня на мысль, что мальчик заранее спланировал побег. Мой адвокат получил на вокзале список всех стюардов этого поезда в день отъезда сына, и оказалось, что в соседнем вагоне в тот день работал временный человек, который замещал постоянного. Найти его не удалось, он не оставил никаких координат.

– Как не нашли? – севшим голосом хрипло пробормотал я. – И что теперь нам делать?

– Не стоит слишком волноваться, Клеменс. Юрген всегда был послушным сыном, и вряд ли он решил сбежать, немного поживет один и обязательно вернется. Кроме того, он никогда сам не работал, не считая тех нескольких недель в вашей фирме, да в его положении он и не сможет никуда устроиться, а это значит, что мальчик будет вынужден снять деньги со своей карты. Скоро мы обнаружим его и я немедленно пошлю за ним своих людей.

"Мне бы ваш оптимизм! – подумал я, возвращая трубку на рычаг. В словах тестя смысл был, действительно, Юрген не мог долго прожить без средств и непременно должен был воспользоваться своей банковской картой. Вопрос в другом, зачем он сбежал не только от меня, но и от своей семьи? И самое главное, о чем я молил сейчас небеса, – чтобы с ним и ребенком ничего не случилось!

В сильном волнении я бегал по палате, не замечая, что швы опять сместились, и по спине у меня течет кровь. Ступня поскользнулась на липких каплях, и я чуть не упал, только тогда осознав, что едва держусь на ногах, а голова кружится сильнее обычного. Вошедший с лекарствами медик сдержанно ахнул, увидев, в каком состоянии находится моя рана и помчался за врачевателем, который тут же уложил меня на живот и занялся перевязкой.

– Зачем вы встали и так много двигались, господин Освалльд? – сердито выговаривал он, осматривая швы. – Хотите и вторую операцию пустить насмарку?

– Я должен выписаться побыстрее, доктор, – упрямо заявил я, чуть морщась от движения его рук, причиняющих мне боль. – Как себя чувствует Эрхард, вы узнали? Мне нужно непременно повидать его.

– Я рекомендовал бы отложить визит, но если вы настаиваете, то лучше отвезти вас в кресле. Еще ни разу не встречал такого вздорного пациента, как вы. Хотите побыстрее восстановиться, тогда следуйте нашим инструкциям и не нарушайте больничный режим. Ваш супруг сегодня чувствует себя лучше. Сказал, что ждет вас.

***

Даррел фил Калльмен, один из молодых перспективных врачей ожогового центра, выглянул в окно и недовольно поморщился, – у здания клиники по-прежнему толпились журналисты. Он ненавидел эту назойливую братию, жадную до охоты за сенсацией на чужой боли. Прошло уже больше двух недель с той трагичной ночи в резиденции Освалльдов, а эти бессовестные все еще дежурят под окнами центра, надеясь прорваться внутрь и сделать пару снимков, или хотя бы услышать новости о состоянии пациентов.

Прикрыв плотнее створки, чтобы заглушить доносившийся с улицы шум, он повернулся к лежащему на кровати омеге, чувствуя как все внутри сжимается от щемящей жалости к этому красивому парню, на долю которого выпало так много страданий. За время работы здесь Даррел видел немало страшных ожогов, зачастую приводивших его в ужас, он привык зажимать свое сердце в кулак, не допуская излишних эмоций, но это был явно не тот случай.

Эрхард фил Алльвар пострадал не в пример сильнее остальных членов своей семьи, вся его спина и плечи представляли собой одну единую кровоточащую рану, причинявшую парню неимоверные страдания. Первые сутки омега был без сознания, и это помогло ему выжить, иначе болевой шок, даже несмотря на сильнейшие препараты, убил бы парня раньше, чем ему смогли оказать помощь, но наутро следующего он пришел в себя, и с тех пор Даррел не услышал от него ни единого стона. Это было просто поразительно, такое непоколебимое терпение и мужество врач видел впервые.

Однако беспокоило его не только физическое состояние потерпевшего, но и душевное. Парня объявили героем, пожертвовавшим собой ради мужа, однако никто не навещал спасителя и не волновался за его раны, кроме хрупкого омеги средних лет, не отходившего от постели пострадавшего ни днем, ни ночью. Что-то во всем этом было странное, равно как и почти полное молчание пациента, практически ни о чем не говорившего со своим бессменным заботливым нянем.

– Вы слышите меня, господин Эрхард? – склонившись над постелью раненого, мягко спросил Даррел. – Я знаю, вам больно, старайтесь не двигаться. Вчерашняя операция прошла успешно, площадь повреждений значительно уменьшилась, через несколько дней я сделаю вам следующую.

Из глаз больного выкатилась слезинка, и Дар не выдержал. Присел на краешек постели и взял омегу за тонкую кисть.

– Прошу вас, успокойтесь, все будет хорошо. Что? Что вы говорите? Не заставляйте себя, ведь каждое усилие приносит вам лишнюю боль...

– Не надо, врачеватель, я не стою ваших забот, – тихо прошептал пациент, стараясь не глядеть Даррелу в глаза. – Скажите, мой супруг еще не выписался? Вы говорили, что он пострадал гораздо меньше?

– Одна из операций оказалось не совсем удачной, но с ним уже все хорошо, – почти не осознавая, что делает, Даррел бережно гладил матовую кожу запястья и ладонь Эрхарда. – Кстати, сегодня приходил его хирург, ваш муж желает навестить вас.

– Да, хорошо, в любое время, – Эрхард решился бросить на врача боковой взгляд. – Вы пахнете... на удивление приятно... Как-то по-домашнему, это очень успокаивает.

«Ты тоже, парень», – мысленно отметил Даррел, ловя себя на том, что любуется этим мальчишкой, несмотря на ситуацию. Естественный запах омеги упрямо пробивался сквозь специфический букет больницы и медикаментов, дразнил и очаровывал, и врач отчаянно боролся с этим неукротимым влечением, отлично понимая, что испытывать к чужому мужу какие-то особенные чувства более чем глупо.

– Вам надо отдохнуть. Попозже я зайду, проверю состояние швов. Все будет хорошо, не беспокойтесь.

– Спасибо, что заботитесь о моем сыне, – за Даррелом поспешно выбежал в коридор старший омега. – Он не показывает вида, но ждет вас с нетерпеньем. Когда вы рядом, ему становится лучше...

– Обычная иллюзия больного, – улыбнулся Даррел. – Сегодня вечером его супруг придет навестить Эрхарда. Я очень рад этому, меня беспокоило то, что до сих пор у пациента не было посетителей, в это нелегкое время ему очень нужна поддержка близких... О, извините, если я бестактен.

– Нет, ничего, не беспокойтесь. Скажите, мой сын действительно будет в порядке?

– Площадь ожогов довольно значительна, но наша медицина далеко продвинулась в лечении таких случаев, так что господин Эрхард скоро почувствует себя лучше. Боли уменьшатся и ему не нужно будет колоть так много сильных обезболивающих.

– А рубцы? Его кожный покров восстановится полностью, или мальчик так и останется обезображен? Он ведь так молод, и если спина и плечо будут иметь непривлекательный вид, это очень повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

– Я понимаю ваше беспокойство. Мы постараемся все делать очень аккуратно, однако результат зависит слишком от многого. Главное, чтобы не произошло отторжение. Его собственную кожу мы не используем, а чужеродный материал может повести себя непредсказуемо. Как его врачеватель, я буду постоянно следить за состоянием пересаженных лоскутов, при малейшем тревожном признаке принимая меры.

– Спасибо за заботу, господин.

***

Наскоро закончив все текущие дневные дела, Даррел снова поспешил в палату Эрхарда. Его влекло туда с неудержимой силой, противиться которой он не мог и не хотел. Неслышно войдя в комнату, хирург услышал доносившиеся из-за ширмы голоса, – видимо, супруг уже пришел навестить своего омегу. Умом Дар понимал, что подслушивать нехорошо, но желание узнать тайну понравившегося ему парня пересилила, и он замер, надеясь различить, о чем же говорили эти двое.

– Скажи мне правду, Эрхард, это ведь не ты? – в голосе альфы звучала странная смесь боли и отчаянной надежды. – Ты же не мог, ты не злодей! Молчишь? Но... как ты мог решиться на такое?

– Я все хотел сказать полиции, но господин Лаггман мне запретил, – глухо отозвался омега. – Я не прошу простить. Такое не прощают...

– Ты мерзкий негодяй. Мне стыдно за себя. Как я позволил Алльварам так просто себя одурачить? Наверное, ты здорово смеялся, слушая мой глупый лепет о большой любви?

– Ты можешь думать все, что хочешь, – Эрхард ответил не сразу, – я не собираюсь оправдываться. Скажу только одно: я никогда не смеялся над тобой и твоими чувствами ко мне...

– И что же дальше? Как думаешь жить с таким пятном на совести?

– Его не смыть, и это мое наказание. После клиники я уеду с отцом в наш семейный санаторий, пробуду там два месяца. За это время шумиха вокруг нас должна утихнуть, и мы сможем спокойно подписать бумаги о разводе. Надеюсь, что ты будешь счастлив... с Юргеном. Он любит тебя, хотя и старается доказать обратное, наверно я и в этом виноват. С моим уходом он изменится, увидишь...

Даррел неслышно вышел, не понимая, почему даже сейчас он ничуть не осуждает этого парня. Вернувшись через полчаса, он нашел больного неподвижно лежащим с закрытыми глазами, но Дар точно знал, что Эрхард не спит.

– Даже если ты сделал что-то нехорошее, – тихо сказал он, присаживаясь рядом с ним на краешек постели, – даже в таком случае я уверен, что смогу понять. Ведь это же касается тебя...